Текст книги "Крылья"
Автор книги: Майкл Крайтон
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)
– Так и быть, Кейси, – сказал он. – Я не буду об этом писать. Но, может быть, у тебя найдется что-нибудь стоящее? Я должен сдать материал уже сегодня.
– Почему бы тебе не заняться «Чипскейт Эрлайнз»? – предложила Кейси. Этим презрительным прозвищем в авиаиндустрии именовали компании, осуществлявшие перевозки по удивительно низким тарифам[2]2
Cheapskate – крохобор (англ.)
[Закрыть] – Они по-прежнему остаются в тени.
– Побойся бога, Кейси, – заспорил Роджерс. – О них так много написано, что всего не перечтешь.
– Но никому и в голову не пришло докопаться до сути дела, – заметила Кейси. – Дешевые авиаперевозки – настоящее биржевое мошенничество.
– Биржевое мошенничество?
– Разумеется, – ответила Кейси. – Ты покупаешь старый и такой дряхлый самолет, что ни одна уважающая себя компания не взяла бы его даже на запчасти. Потом ты заключаешь субконтракт на обслуживание, чтобы ограничить свою ответственность. Ты продаешь дешевые билеты и пускаешь выручку на приобретение новых маршрутов. Это типичная пирамида, но на бумаге все выглядит великолепно. Обороты растут, прибыли растут, и перед тобой распахиваются все двери Уолл-стрит. Ты столько экономишь на техническом обслуживании, что твои прибыли взлетают до небес. Твои акции удваиваются в цене, потом учетверяются. К тому времени, когда твои корыта начинают разваливаться на лету – а это непременно когда-нибудь начинается, – ты уже сорвал на бирже такой куш, что можешь нанимать лучших адвокатов. В этом смысл и суть дерегуляции,[3]3
Дерегуляция – ослабление вмешательства государства в ту или иную сферу экономики (Прим. перев.)
[Закрыть] Джек. Когда приносят счет, по нему никто не платит.
– Только пассажиры.
– Именно. Безопасность полетов всегда была делом чести. ФАВП – орган наблюдательный, но не принудительный. И если в результате дерегуляции меняются правила игры, мы должны предупредить общество. Либо утроить финансирование ФАВП. Либо так, либо эдак.
Роджерс кивнул.
– Берри Джордан из лос-анджелесской «Таймс» сказал, что он намерен заняться освещением вопросов безопасности транспорта. Но это требует немалых ресурсов – время для поиска материалов, консультации с юристами. Моей газете это не по карману. Мне нужно что-нибудь, что я мог бы тиснуть сегодня вечером.
– Опять-таки неофициально, – сказала Кейси. – У меня есть хороший сюжет. Только обещай не раскрывать источник.
– Разумеется, – ответил Роджерс.
– Взорвавшийся двигатель был из числа тех шести, которые «Санстар» приобрел у «Аэросивикас», – заговорила Кейси. – Кенни Бэрн был их консультантом. Он осмотрел механизмы и обнаружил множество дефектов.
– Какого рода дефекты?
– Трещины в лопатках турбин.
– Усталостные разрушения лопаток турбин? – изумленно переспросил Роджерс.
– Да. Кенни посоветовал воздержаться от покупки, но «Санстар» отремонтировал их и поставил на самолеты. Когда турбина взорвалась, Кенни был вне себя от ярости. Можешь упомянуть, что узнал о «Санстаре» от Кенни. Но не вздумай сообщить, что мы на них жаловались. Нам еще работать с ними.
– Понимаю, – сказал Роджерс. – Спасибо. Но мой редактор захочет сегодня же узнать, что случилось в цеху. Поэтому я задам тебе следующий вопрос: ты уверена в том, что слухи о передаче крыла китайцам беспочвенны?
– Кажется, мы пошли по второму кругу, – заметила Кейси.
– Да.
– Об этом нужно спрашивать не меня, а Эдгартона, – ответила Кейси.
– Я звонил ему в контору, и мне сказали, что его нет в городе. Где он? В Пекине?
– Комментариев не будет.
– А Мардер?
– Что – Мардер?
Роджерс вздохнул.
– Все знают, что Эдгартон и Мардер на ножах. Мардер нацелился на должность президента, но совет директоров его прокатил. Однако с Эдгартоном заключен лишь годовой контракт. У него всего двенадцать месяцев, чтобы добиться успеха. Я слышал, Мардер подсиживает его всеми доступными способами.
– Я ничего об этом не знаю. – Разумеется, до Кейси доходили подобные слухи. Ни для кого не было секретом, что назначение Эдгартона явилось тяжелым ударом для Мардера. Однако мог ли Мардер что-нибудь противопоставить ему – дело совсем иное. Его жена владела одиннадцатью процентами акций «Нортона». Воспользовавшись своими связями, Мардер мог наскрести еще пять. Однако шестнадцати процентов было недостаточно, чтобы переломить ситуацию – особенно если учесть, что Эдгартон пользовался твердой поддержкой совета директоров.
Поэтому большинство служащих предприятия полагали, что у Мардера нет иного выхода, кроме сотрудничества с Эдгартоном, – по крайней мере, в данный момент. Компания переживала серьезные финансовые затруднения. Она уже начала строить самолеты, на которые не было покупателя. Чтобы удержаться на рынке и создавать новые модели, требовались миллиарды долларов.
Ситуация была очевидная. Эта сделка необходима компании. И каждый это понимал. Мардер тоже.
– Тебе не доводилось слышать, что Мардер подсиживает Эдгартона? – спросил Роджерс.
– Комментариев не будет, – ответила Кейси. – Но, опять-таки неофициально, скажу: поступать так было бы глупо. Все на заводе мечтают об этой сделке. И Мардер не исключение. В эти дни он всеми силами подталкивает расследование происшествия с Пятьсот сорок пятым, чтобы контракт не оказался сорванным.
– Способно ли соперничество двух ведущих руководителей повредить репутации компании?
– Вряд ли.
– Ладно. – Роджерс закрыл блокнот. – Позвони мне, если что-нибудь выяснится с Пятьсот сорок пятым.
– Непременно, Джек.
– Спасибо, Кейси.
* * *
Расставшись с Роджерсом, Кейси почувствовала, как много сил отняла у нее беседа. В нынешние дни разговор с журналистом все больше напоминал решающий шахматный матч: ты должен просчитывать свои действия на несколько ходов вперед, предвидеть, каким образом репортер может исказить твои слова. Интервью зачастую проходило в атмосфере откровенной неприязни.
Так было не всегда. Когда-то журналистов интересовала информация, их вопросы были нацелены на выяснение сути обсуждаемого события. Репортеры стремились получить точную ясную картину, и для этого им приходилось смотреть на вещи твоими глазами, проникаться образом твоего мышления. В конечном итоге они могли не соглашаться с тобой, однако делом чести было скрупулезно изложить твою точку зрения, прежде чем ее опровергать. Процесс взятия интервью был официальный, безличный, поскольку внимание было приковано в основном к предмету, который предполагалось освещать.
Но теперь журналисты приступали к делу, имея в голове готовый сюжет. Они видели свою обязанность в том, чтобы подтверждать то, что уже известно. Им требовались не столько сведения, сколько улики. Они относились к точке зрения собеседника с неприкрытым скептицизмом, заранее считая, что он старается скрыть правду. Они исходили из презумпции всеобщей виновности, вели разговор в духе едва сдерживаемой враждебности и подозрительности. Эта новая манера подразумевала весьма личный подход: человека пытались загнать в угол, подловить на мелких промахах, вырвать у него неловкое заявление или хотя бы фразу, которую можно извлечь из контекста и подать как глупость или бессмыслицу.
Поскольку беседа принимала столь личный характер, репортер непрерывно интересовался собственным мнением интервьюируемого: как вы считаете, будет ли иметь событие отрицательные последствия? Как вы думаете, пострадает ли компания? Подобные спекуляции были неприемлемы для старого поколения журналистов, которых интересовала истинная подоплека дела. Современный журналист склонен к откровенной субъективности восприятия – он предпочитает термин право на собственную интерпретацию, – и так называемые «личные мнения» составляют основу его продукции. Кейси находила такой подход весьма утомительным.
«Джек Роджерс еще из лучших, – подумала она. – Работать с репортерами печатных изданий всегда было легче и приятнее. Но за тележурналистами нужен глаз да глаз. От них можно ожидать любой пакости».
У ангара номер 5 10:15 утра
Шагая по заводской территории, Кейси вынула из сумочки сотовый телефон и позвонила Мардеру. Эйлин, его секретарь, сообщила, что у шефа деловая встреча.
– Я только что говорила с Джеком Роджерсом, – сказала Кейси. – По-моему, он собирается написать статью о передаче производства крыла Китаю и серьезных трениях в нашем руководстве.
– Ого, – отозвалась Эйлин. – Это очень плохо.
– Пусть Эдгартон встретится с ним и покончит со слухами.
– Эдгартон не общается с прессой, – сказала Эйлин. – Джон освободится в шесть. Хочешь встретиться с ним, когда он вернется в контору?
– Да, пожалуй.
– Я запишу тебя на прием, – пообещала Эйлин.
Лаборатория прочностных испытаний 10:19 утра
– Амос! – крикнула Кейси, подходя к Питерсу, роющемуся в груде железок, сваленных рядом со зданием лаборатории прочностных испытаний.
Он оглянулся и посмотрел на нее:
– Проваливай!
Амос был легендой «Нортона». Несдержанный и грубый, в возрасте около семидесяти лет, он далеко перешагнул все положенные сроки ухода на пенсию, но продолжал работать, потому что на заводе его некем было заменить. Его специальностью была полная загадок наука о сопротивляемости нагрузкам, или усталостные испытания. В нынешнее время они были куда важнее, чем десяток лет назад.
С тех пор, как началась дерегуляция, компании-перевозчики эксплуатировали самолеты намного дольше, чем следовало. На внутренних линиях летали три тысячи машин, переваливших за двадцатилетний рубеж, а через пять лет их число должно было удвоиться. Никто не знал, что будет с этими самолетами по мере их старения.
Никто, кроме Амоса.
Именно его НКТБ пригласила консультантом для расследования нашумевшего происшествия с «Боингом-737» компании «Алоха» в 1988 году. «Алоха» осуществляла внутренние перевозки между Гавайскими островами. Один из самолетов «Алохи» находился на высоте семь тысяч метров, когда внезапно отвалился трехметровый участок обшивки от входного люка до крыла. Салон разгерметизировался, одну из стюардесс засосало в образовавшийся пролом. Невзирая на взрывную декомпрессию, экипажу удалось благополучно посадить машину на острове Мауи, и ее тут же сдали на слом.
Весь парк «Алохи» был исследован на предмет коррозии и усталостных повреждений. Были списаны еще два престарелых «Боинга», а один несколько месяцев простоял в ремонте. Корпуса всех трех машин имели значительные растрескивания корпуса и иные следы коррозии. ФАВП издало Директиву о годности к полетам, потребовав осмотреть все находящиеся в эксплуатации «Боинги-737». Еще сорок девять машин восемнадцати различных авиакомпаний имели трещины в корпусе.
Контролирующие органы авиаиндустрии переполошились. Считалось, что «Боинг», «Алоха» и ФАВП внимательно следят за состоянием «семьсот тридцать седьмых»: на этих машинах раннего выпуска нередко отмечались коррозионные повреждения. «Боинг» предупреждал «Алоху», что влажный соленый воздух Гавайев «весьма способствует» коррозии.
Последовавшее за этим расследование показало, что происшествие было вызвано рядом причин. Выяснилось, что машины «Алохи», совершая короткие рейсы, накапливают циклы взлета – посадки намного быстрее, чем предусматривается установленными сроками регламентных работ. Избыточное напряжение вкупе с корродирующим воздействием океанского воздуха способствовало образованию мелких трещин в обшивке корпуса. Это обстоятельство ускользнуло от внимания «Алохи», располагавшей низкоквалифицированным техническим персоналом. ФАВП упустило их из виду по причине большой загруженности и нехватки кадров. Технический инспектор ФАВП в Гонолулу надзирал за девятью авиакомпаниями и множеством ремонтных станций, разбросанных по всему Тихоокеанскому региону от Китая до Сингапура и Филиппин. Со временем трещины в корпусах самолетов расширялись, и конструкция теряла прочность.
«Алоха», «Боинг» и ФАВП интерпретировали результат расследования каждый по-своему. Незамеченные повреждения самолетов «Алохи» объяснялись плохим обслуживанием, неправильной эксплуатацией, недостатком внимания со стороны ФАВП и конструкторскими просчетами. Несколько лет участники событий обменивались взаимными обвинениями.
Однако происшествие с самолетом «Алохи» привлекло внимание производителей к проблеме старения флота, и Амос приобрел широкую известность на «Нортоне». Он уговорил руководство приобретать все больше старых машин, с тем чтобы использовать их крылья и фюзеляжи в качестве объектов исследований. День за днем испытательные машины подвергали дряхлые самолеты циклическим нагрузкам, имитируя взлет, посадку, воздействие воздушных потоков и турбулентности. Амос получил возможность определять, в каких местах они ломаются и почему.
– Амос, – сказала Кейси, приближаясь к старику. – Это я, Кейси Синглтон.
Амос близоруко моргнул.
– А, Кейси. Не узнал тебя. – Он смотрел на нее, прищурившись. – Доктор выписал мне новый рецепт… Э-ээ… Как поживаешь? – Он двинулся к маленькому зданию в нескольких шагах от испытательного стенда, жестом велел Кейси идти следом.
Для всех было загадкой, каким образом Кейси удается ладить с Питерсом. Все объяснялось просто – они были соседями; Амос жил один со своим мопсом, и Кейси раз в месяц приходила к нему что-нибудь состряпать. В ответ Амос угощал ее рассказами об авиакатастрофах, которые ему доводилось расследовать с той поры, когда в пятидесятых годах произошли первые крушения «Кометы». Во всем, что касалось самолетов, Амос был ходячей энциклопедией. Кейси многому научилась у него, он стал для нее кем-то вроде наставника.
– Кажется, я видел тебя вчера утром, – сказал Амос.
– Да. Я была с дочерью.
– Я так и подумал. Хочешь кофе? – Он открыл дверь, и в нос Кейси ударил острый запах подгоревшей гущи. У Амоса всегда был отвратительный кофе.
– Не откажусь, – сказала она.
Старик налил ей чашку:
– Надеюсь, черный сойдет. Забыл купить сливки.
– С удовольствием выпью черный. – Амос забывал о сливках уже много лет кряду.
Амос налил себе кофе в грязную кружку и жестом предложил Кейси сесть в потертое кресло, стоявшее напротив его стола. На столе возвышалась высокая стопка толстых сборников «Международного симпозиума ФАВП/НАСА по структурной целостности, надежности воздушных кораблей, методикам термографического анализа, устойчивости к коррозии и сопротивлению материалов».
Водрузив ноги на стол, Амос раздвинул журналы, чтобы видеть гостью.
– Какая скучища – возиться с этим старьем, – заговорил он. – Как бы я хотел вернуть времена, когда в моей лаборатории в последний раз проводили «Т2»!
– «Т2»?
– Еще бы, откуда тебе знать, – заметил Амос. – Ты работаешь здесь пять лет, за это время мы не выпустили ни одной новой модели. Всякий раз, когда появляется новая машина, первый экземпляр подвергают тестам по программе «T1» – статические испытания. Самолет укрепляют на вибростенде и трясут, пока он не развалится на куски. Таким способом мы обнаруживаем слабые места. Второй экземпляр испытывают по программе «Т2» – тесты на усталостные разрушения. Это задача посложнее. Со временем материал теряет упругость, становится хрупким. Мы закрепляем самолет в испытательной машине и день за днем, год за годом в ускоренном темпе имитируем взлеты и посадки. По стандартам «Нортона» самолет должен выдержать испытания усталостной прочности в течение более чем двух сроков службы. Иными словами, если конструкторы рассчитывают машину так, чтобы она служила двадцать лет – скажем, пятьдесят тысяч часов налета и двадцать тысяч циклов, – мы терзаем его более чем вдвое дольше, прежде чем передать в серийное производство. Мы твердо уверены в надежности машины. Как кофе?
Кейси пригубила напиток, сумев не поморщиться. Зарядив кофеварку порошком, Амос с утра до вечера гнал сквозь него кипяток. Именно поэтому кофе приобретал столь специфический аромат.
– Очень вкусно, Амос, – ответила Кейси.
– Захочешь добавки – только попроси. Там, где я его взял, найдется еще. Так вот, испытания в течение удвоенного срока службы проводят почти все производители самолетов. Мы дотягиваем до четырехкратного срока. Именно поэтому у нас на заводе говорят, что все остальные делают конфетку, а «Нортон» – роскошный деликатес.
– И именно потому, – подхватила Кейси, – Мардер говорит, будто бы все остальные делают деньги, а мы сидим без гроша.
– Мардер. – Амос фыркнул. – У него одни деньги на уме. В былые времена начальство говорило нам: «Делайте самый лучший самолет, какой только сможете». Теперь говорят: «Делайте самый лучший… в пределах отпущенных средств». Улавливаешь разницу? – Он с шумом прихлебнул кофе. – Итак, Кейси, что привело тебя ко мне? Пятьсот сорок пятый?
Кейси кивнула.
– Ничем не могу тебе помочь, – сказал Амос.
– Почему?
– Самолет новый. Об усталости не может быть и речи.
– У нас возникли трудности с одной деталью. – Кейси протянула ему фиксатор в пластиковом пакете.
– Хм-мм… – Старик покрутил фиксатор в пальцах, поднес его к свету. – Это скорее всего… нет-нет, не подсказывай… это, по всей вероятности, фиксатор предкрылка, второго по счету от основания крыла.
– Совершенно верно.
– Еще бы. – Амос нахмурился. – Но деталь с дефектом.
– Знаю.
– Так в чем же вопрос?
– Доэрти полагает, что эта деталь могла стать причиной происшествия. Он прав?
– Ну… – Амос поднял глаза к потолку, размышляя. – Нет. Ставлю сотню долларов – эта деталь здесь ни при чем.
Кейси вздохнула. Она вернулась на исходные позиции. Единственная версия оказалась ложной.
– Разочарована? – спросил Амос.
– Честно говоря, да.
– Значит, ты плохо меня слушала, – продолжал старик. – Это очень ценная улика.
– Но ты сам сказал, что фиксатор не мог…
– Кейси, Кейси! – Амос покачал головой. – Пошевели мозгами.
Сидя в кабинете, пропахшем горелым кофе, Кейси пыталась заставить себя думать. Она пыталась понять, к чему клонит Амос, однако ничто не шло ей на ум. Она посмотрела на старика:
– Так и быть. Сдаюсь. Что я упустила?
– Были ли заменены остальные фиксаторы?
– Нет.
– Только этот?
– Да.
– Почему только этот, Кейси? – спросил Амос.
– Не знаю.
– Узнай.
– Зачем? Какой от этого прок?
Амос потряс в воздухе кулаками:
– Кейси! Вдумайся хорошенько. На Пятьсот сорок пятом что-то случилось с предкрылком. Иными словами, неисправно крыло.
– Верно.
– Ты обнаружила, что одну из деталей крыла заменили.
– Верно.
– Зачем?
– Понятия не имею…
– Что, если крыло было повреждено? Что с ним могло случиться, если пришлось заменить одну из его деталей? Были ли заменены другие? В каком состоянии крыло сейчас – исправно или требует ремонта?
– Мы осмотрели его и не заметили никаких неполадок.
Амос раздраженно затряс головой:
– Забудь о том, что можно увидеть глазом, Кейси. Изучи техническую документацию самолета и ремонтные ведомости. Выясни, откуда взялась эта деталь, и проследи историю всего крыла в целом. Иначе ты окажешься в тупике.
* * *
– Думаю, ты найдешь и другие поддельные детали. – Амос вздохнул и поднялся на ноги. – В последнее время на самолетах все чаще попадаются фальшивки. Этого и следовало ожидать. В наши дни люди все больше верят в магию и волшебство.
– О чем ты?
– Они верят, будто бы можно делать нечто из ничего. Сама знаешь: правительство вводит дерегуляцию авиаперевозок, цены на билеты снижаются, и все в восторге. Однако перевозчик вынужден сокращать издержки. В самолетах все хуже кормят – неприятно, но не беда. Все меньше становится прямых рейсов, все больше с пересадками. Неприятно, но не беда. Салоны ветшают, потому что нет денег на косметический ремонт, – неприятно, но не беда. Но перевозчику приходится еще сокращать расходы. Самолеты эксплуатируются все дольше, новые приобретаются все реже. Парк машин стареет. Но и это не беда – по крайней мере, пока. В будущем это нам аукнется. Но расходы нужно еще уменьшать. На чем еще можно сэкономить? На техническом обслуживании? На запчастях? Это не может продолжаться до бесконечности. Разумеется, конгресс помогает авиакомпаниям, урезая ассигнования ФАВП, ослабляя тем самым технический надзор. Компании-перевозчики сокращают расходы на обслуживание, потому что за ними никто не следит. А публике все равно – последние тридцать лет наши авиалинии считаются самыми безопасными в мире. Но дело в том, что прежде мы платили за это. Мы платили за новые надежные машины, оплачивали контроль за тем, что их поддерживают в хорошем состоянии. Но те времена прошли. Нынче все верят, будто бы можно получить нечто из ничего.
– Чем же все это кончится?
– Готов спорить на сто долларов, через десять лет государство вновь начнет контролировать гражданскую авиацию. Произойдет серия катастроф, и дерегуляцию придется отменить. Сторонники экономической свободы взвоют. Однако свободный рынок не способен обеспечить безопасность полетов. Это можно сделать только путем государственного регулирования. Хочешь иметь качественные продукты – приставь к фермерам инспекторов. Хочешь иметь чистую воду – учреди экологические комитеты. Хочешь, чтобы людей не обманывали на бирже, – организуй контроль за деятельностью акционерных обществ. Хочешь избежать воздушных катастроф – присматривай за авиаперевозчиками. И уж поверь мне, так оно и будет.
– Насчет Пятьсот сорок пятого…
Амос пожал плечами.
– За рубежом требования к безопасности перевозок еще менее строги. Там царит сущий кавардак. Загляни в ремонтные ведомости и будь предельно внимательна, изучи документы на каждую подозрительную деталь.
Кейси шагнула к двери.
– И, Кейси…
Она повернулась:
– Да?
– Надеюсь, ты понимаешь, какая сейчас обстановка. Чтобы проверить этот фиксатор, тебе придется поднять заводскую документацию на Пятьсот сорок пятый.
– Знаю.
– Документация находится в ангаре номер 64. На твоем месте я бы сейчас туда не совался. По крайней мере, в одиночку.
– Не преувеличивай, Амос, – сказала Кейси. – Я привыкла работать в цеху. Все будет хорошо.
Амос покачал головой:
– Происшествие с Пятьсот сорок пятым – случай особый. Ты знаешь, что о нем думают рабочие. Если у них появится возможность помешать расследованию, они используют каждый шанс. Будь осторожна.
– Постараюсь.
– Будь предельно осторожна.
Здание номер 64 11:45 утра
Вдоль осевой линии здания номер 64 протянулись огороженные сеткой площадки – склады деталей для конвейера и автоматизированные рабочие места кладовщиков. Они занимали маленькие отсеки и были оборудованы проекторами для чтения микропленок, складскими терминалами и мониторами общезаводской компьютерной сети.
Кейси склонилась над проектором, прокручивая фотокопии заводской документации на фюзеляж 271 – этот номер был присвоен при выпуске самолету, выполнявшему рейс «Транс-Пасифик» 545.
Джерри Дженкинс, старший кладовщик цеха, стоял рядом, нервно постукивая по столу ручкой.
– Уже нашла? – то и дело спрашивал он. – Нашла?
– Джерри, – сказала Кейси. – Успокойся.
– Я спокоен, – отозвался Джерри, оглядывая цех. – Я просто подумал, тебе было бы лучше заняться этим между сменами.
Во время пересменки они привлекали бы меньше внимания.
– Джерри, – сказала Кейси. – У меня срочное дело.
Джерри вновь забарабанил ручкой.
– Китайская сделка у всех на слуху, – заметил он. – Что я скажу ребятам?
– Скажи ребятам, – ответила Кейси, – что, если эта сделка не состоится, конвейер остановят и все окажутся на улице.
Джерри сглотнул.
– Это правда? Но я слышал…
– Джерри, не мешай работать.
Документация самолета насчитывала огромное количество позиций – миллионы листов бумаги, по одному на каждую деталь, использованную при сборке машины. Эти листы вкупе с еще более подробной документацией, которая требовалась для получения сертификата ФАВП, содержала сведения, составлявшие коммерческую тайну «Нортона». Потому ФАВП не держала их у себя, поскольку в противоположном случае конкуренты компании могли бы получить документацию, ссылаясь на Акт о свободе распространения информации. «Нортон» хранил тысячи тонн бумаги, занимавшие по двадцать пять метров полок на каждую модель, в громадном здании в Комптоне. Все они были сняты на микропленку, чтобы ими можно было пользоваться в цеху. Однако найти документацию на отдельную деталь – дело долгое, подумала Кейси, и…
– Нашла? Уже нашла?
– Да, – ответила Кейси. – Нашла.
Она рассматривала фотокопию документа на бланке фирмы «Хоффман Метал Уоркс», что в городе Монтклер, штат Калифорния. Фиксатор предкрылков был помечен шифром, который совпадал с конструкторской маркировкой: A/908/B-2117L(2) предкрыл. фикс. SS/HT. Дата изготовления, напечатанная типографским шрифтом, штамп с датой поставки и дата установки на самолет. Далее следовали две печати – одна с подписью сборщика, поставившего деталь, другая – личное клеймо инспектора ГК, подтвердившего, что работа выполнена качественно.
– «Хоффман» – это ОП? – спросила Кейси.
– Да, ОП. – Фирма «Хоффман Метал Уоркс» была официальным производителем. Ее продукция поставлялась напрямую, без посредников.
Джерри смотрел сквозь сетку, разглядывая раскинувшийся по ту ее сторону цех. Казалось, никто не обращает на них внимания, но Кейси знала, что за ними наблюдают.
– Уже уходишь? – спросил Джерри.
– Да, Джерри. Уже ухожу.
Кейси двинулась к выходу, шагая по коридору между складскими отсеками – подальше от потолочных кранов. Время от времени она поглядывала на подвесные галереи, желая убедиться, что там никого нет. До сих пор галереи пустовали. Стало быть, ее на время оставили в покое.
Было ясно одно: деталь, которую поставили на Пятьсот сорок пятый во время заводской сборки, поступила от заслуживающего доверия производителя. Эта деталь была качественная. Та, которую обнаружил Доэрти, – дефектная.
Иными словами, Амос оказался прав.
Что-то случилось с крылом, и его пришлось ремонтировать.
Но что именно?
Кейси предстояло проделать огромную работу.
В самые сжатые сроки.
Отдел гарантии качества 12:30 утра
Если деталь некачественная, откуда она взялась? Кейси требовались ремонтные ведомости, но они еще не прибыли. Куда запропастился Ричман? Вернувшись в кабинет, Кейси пролистала пачку телексов. Сервисные представители всего мира запрашивали информацию о N-22. Самым типичным был телекс от мадридского СП:
«МОЙ ИНФОРМАТОР В „ИБЕРИИ“ Б. АЛОНЗО ПОДТВЕРЖДАЕТ ЧТО ВВИДУ АВАРИИ В МАЙАМИ ОАВП НАМЕРЕНА ОТЛОЖИТЬ ВОЗОБНОВЛЕНИЕ СЕРТИФИКАТА N-22 ССЫЛАЯСЬ НА ДИРЕКТИВУ О ГОДНОСТИ ПОЛЕТАМ
ЖДУ УКАЗАНИЙ».
Кейси воздохнула. Сообщение СП нетрудно было предвидеть. ОАВП, Объединенная администрация воздушных перевозок, была европейским аналогом ФАВП. В последнее время она доставляла американским производителям все больше неприятностей. ОАВП постепенно набирала силу, и в ее рядах было немало крючкотворов, не способных провести четкую грань между годностью к полетам и защитой интересов того или иного производителя. Уже долгое время ОАВП прилагала немало сил, вынуждая американских самолетостроителей ставить на свои машины европейские двигатели. Американцы сопротивлялись, и не было ничего странного в том, что ОАВП воспользовалась взрывом турбины в Майами, чтобы усилить нажим на «Нортон», отсрочив возобновление сертификата.
Решив, что это вопрос политики и, стало быть, не ее дело, Кейси взяла следующий телекс:
ОТ: С. НИЕТО, СПВАНКУВ
ДЛЯ: К. СИНГЛТОН, ГК/ГРП
СЕГОДНЯ В 4:00 ВТОРОМУ ПИЛОТУ ЛЬЮ ЗАН ПИНГУ БЫЛА СДЕЛАНА СРОЧ. ОПЕРАЦИЯ. ДИАГНОЗ ВНУТРИЧЕРЕП. КРОВОИЗЛИЯНИЕ. ОПРОС В/П ОТЛОЖЕН ПО МЕНЬШ. МЕРЕ НА 48 ЧАСОВ.
Кейси надеялась получить ответы пострадавшего пилота раньше чем через двое суток. Она хотела выяснить, почему тот был на корме, а не в кабине. Но, по-видимому, опрос придется отложить до конца недели.
Она взяла следующий телекс и изумленно вытаращила глаза:
ОТ: РИК РАКОСКИ, СПГНКНГ
ДЛЯ: К. СИНГЛТОН, ГК/ГРП
ВАШ ЗАПРОС РЕМОНТНЫЕ ВЕДОМОСТИ ТРАНС-ПАСИФИК 545 ФЮЗЕЛЯЖ 271 РЕГИСТР 098/443/НВ09 ПЕРЕДАН ПЕРЕВОЗЧИКУ
В ОТВЕТ НА ЗАПРОС ФАВП «ТРАНС-ПАСИФИК» ПРЕДОСТАВИЛ ВСЕ ДОКУМЕНТЫ РЕМОНТНЫХ СТАНЦИЙ КАЙТАК, ГНКНГ, А ТАКЖЕ СИНГАПУРА И МЕЛЬБУРНА. ДОКУМЕНТЫ ОТПРАВЛЕНЫ ЭЛЕКТРОННОЙ ПОЧТОЙ В АДРЕС НОРТОН ЭЙРКРАФТ. ПРОДОЛЖАЮ ИЗЫСКИВАТЬ ВОЗМОЖНОСТЬ ОПРОСИТЬ ЭКИПАЖ. СИТУАЦИЯ ОСЛОЖНЯЕТСЯ.
Ловкий ход со стороны «Транс-Пасифик», подумала Кейси. Не желая, чтобы их людей подвергали расспросам, руководство компании предоставило все иные сведения, демонстрируя готовность к сотрудничеству.
В кабинет вошла Норма.
– Ведомости из Лос-Анджелеса поступят с минуты на минуту, – сказала она. – Документы из Гонконга уже прибыли.
– Вижу. Ты знаешь, в какую директорию их записали?
– Вот. – Норма подала Кейси листок бумаги, и Кейси защелкала клавишами терминала, стоявшего у ее стола. Пришлось подождать, пока центральный процессор обслужит запрос, потом на экране вспыхнуло:
РЕМ. ВЕДОМОСТИ N-22 ФЮЗ. 271 РЕГ. 098/443/НВ09
РЕМ. СТ. КАЙТАК РЕМ. ВЕДОМОСТЬ КАТЕГОРИИ А-С
РЕМ. СТ. СНГПР РЕМ. ВЕДОМОСТЬ КАТЕГОРИЯ В
РЕМ. СТ. МЛБРН РЕМ. ВЕДОМОСТЬ КАТЕГОРИИ А, В
– Ага, – сказала Кейси и принялась за работу.
* * *
Прошло около часа, прежде чем Кейси получила ответы на свои вопросы. Однако в конце концов у нее сложилась ясная картина того, что стряслось с фиксатором предкрылков Пятьсот сорок пятого.
10 ноября прошлого года во время перелета из Бомбея в Мельбурн на борту возникли неполадки с радиосвязью. Пилот совершил незапланированную посадку в Индонезии на острове Ява. Радиостанцию отремонтировали без особого труда – заменили треснувшую плату, – и яванская наземная бригада заправила машину для полета в Мельбурн.
После посадки в Мельбурне механик австралийской бригады заметил, что правое крыло было повреждено.
Спасибо тебе, Амос.
Крыло действительно пострадало.
Мельбурнский механик заметил, что заправочный патрубок правого крыла был погнут, в результате чего был незначительно поврежден находящийся рядом фиксатор предкрылка. Решили, что это произошло ввиду небрежности наземной бригады во время дозаправки на Яве.
Топливные патрубки N-22 расположены на внутренней поверхности крыла, чуть позади передней кромки. Неопытный заправщик воспользовался подъемником неподходящего для N-22 типа, и ограждение платформы задело наконечник шланга, подключенного к топливному патрубку самолета. Наконечник вдавился в патрубок, согнув его и повредив расположенный рядом фиксатор предкрылка.
Фиксаторы предкрылков меняют нечасто, и на складах мельбурнской ремонтной станции этой детали не оказалось. Было решено не задерживать рейс и разрешить экипажу продолжать полет до Сингапура, с тем чтобы ремонт был произведен в порту назначения. Бдительный сингапурский механик заметил, что ведомость о замене фиксатора выглядит подозрительно. Создавалось впечатление, будто бы рабочие не знали толком, какую деталь поставили – настоящую или поддельную.
Однако деталь была уже на месте и функционировала безупречно, поэтому было решено не заменять ее, а отправить самолет в Гонконг, порт приписки «Транс-Пасифик», где была гарантирована замена фиксатора на настоящий. Служащие ремонтной станции Гонконга, отлично понимая, что находятся в мировом центре промышленных подделок, принимали особые меры предосторожности, с тем чтобы запасные части были настоящими. Они заказали деталь непосредственно у официального производителя в США. 13 ноября прошлого года на самолет установили новый фиксатор.