Текст книги "Черный ящик"
Автор книги: Майкл Коннелли
Жанры:
Триллеры
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава вторая
Время близилось к полудню, когда дверь открылась и два тюремных надзирателя ввели Коулмана в комнату для допросов. С руками, скованными за спиной, его усадили на стул напротив Босха. Охранники предупредили своего подопечного, что будут следить за каждым его движением, и вышли, предоставив Босху и Коулману разглядывать друг друга.
– Ты ведь коп, верно? – спросил Коулман. – А ты знаешь, чем мне может аукнуться разговор с копом наедине, если эти двое за дверью пустят слушок?
Босх не ответил, всматриваясь в сидевшего перед ним человека. Ему показали фотографии из личного дела, но на них было только лицо. Он догадывался, что Коулман крепкий верзила – не зря он считался одним из главных костоломов «Роллинг-Сикстиз», – но не до такой же степени! Его визави состоял из мускулов почти скульптурной лепки, причем шея в буквальном смысле выглядела толще головы даже вместе с ушами. Благодаря шестнадцатилетним отжиманиям, подтягиваниям, приседаниям и прочим физическим упражнениям, которыми можно было заниматься в камере, его грудь далеко выступала за линию подбородка, а согнув руку в локте, он, казалось, мог бы бицепсом превратить в порошок скорлупу грецкого ореха. На фото в досье у него были искусственно обесцвеченные волосы, но теперь голова оказалось начисто выбритой, и кожу на ней он превратил в религиозное послание. По обе стороны тюремный татуировщик синими чернилами изобразил два одинаковых креста, увитых колючей проволокой. «Уж не попытка ли это воздействовать на комиссию по условно-досрочному освобождению? – подумал Босх. – Дескать, глядите, я обрел веру. Я спасен. Это же ясно обозначено на моем черепе!»
– Да, я – коп, – сказал Босх после паузы. – Из Лос-Анджелеса.
– Шериф или из управления?
– Из управления. Моя фамилия Босх. И хочу сразу предупредить тебя, Руфус, что этот день может стать как счастливейшим, так и самым неудачным в твоей жизни. А главное, выбор будет целиком и полностью предоставлен тебе самому. Ты просто счастливчик. Ведь большинство из нас судьбу не выбирают – нам просто везет или нет. А ты сможешь выбрать, Руфус. Но только сделать это придется прямо сейчас.
– Ага! Так я тебе и поверил! Ты что, добрый волшебник с мешком счастья?
Босх кивнул:
– Да, но только сегодня.
Еще до того, как привели Коулмана, Босх положил на стол перед собой папку. Теперь он открыл ее и достал два письма. Конверт с уже наклеенной маркой и написанным адресом он специально расположил так, чтобы Коулман ничего не мог прочитать.
– Как мне сказали, в следующем месяце будут рассматривать твою повторную просьбу о досрочном освобождении, – заметил Босх.
– Так и есть, – подтвердил Коулман с едва заметными нотками заинтересованности и одновременно беспокойства.
– Что ж, если ты не знаком с процедурой, то скажу тебе: на слушании обязательно будут присутствовать по крайней мере двое из членов совета, отклонившие твою первую просьбу два года назад. Так что, считай, ты уже имеешь двоих, настроенных против тебя, Руфус. Понимаешь, к чему я клоню? К тому, что тебе может понадобиться помощь.
– Сам Господь Бог на моей стороне.
Он склонил голову и помотал ею перед Босхом, чтобы тот мог получше разглядеть кресты на коже. Они напомнили Гарри эмблемы команд на шлемах футболистов[5]5
Имеется в виду американский футбол.
[Закрыть].
– Если хочешь знать мое мнение, то пары татуировок будет маловато.
– Да плевать я хотел на твое мнение, шестерка поганая. Твоя помощь мне уж точно без надобности. У меня все бумаги справлены как надо, за меня капеллан блока «Д» и безупречное поведение. А еще я получил письмо с прощением от семьи Реджиса.
Уолтером Реджисом звали человека, которого Коулман хладнокровно расстрелял в упор.
– Неужели? И почем обошлось письмишко?
– Я за него ни цента не выложил. Только молился, и Бог ниспослал мне его. Семья теперь знает, что я уже не тот, каким был прежде, и они готовы простить мне мой грех, как велит прощать Господь.
Босх кивнул и долго смотрел на лежавшие перед ним письма, прежде чем продолжить.
– Что ж, я вижу, у тебя все на мази. Ты запасся письмом и Божьей помощью. Вполне возможно, ты действительно не нуждаешься в моей поддержке, Руфус, но вот что уж точно тебе не нужно, так это мое противодействие. В этом вся штука. А я могу разрушить любые твои надежды. Ты этого хочешь?
– Ага, вот оно, значит, как! Давай, выкладывай. Что за игру ты со мной затеял?
Босх снова кивнул. Пора было переходить к сути. Он поднял со стола конверт.
– Видишь вот это? Здесь написан адрес Совета по условно-досрочному освобождению в Сакраменто, в углу проставлен твой здешний личный номер, марка наклеена. Можно отправлять хоть сейчас.
Он положил конверт и приподнял за углы оба письма, держа их так, чтобы Коулман мог не просто их видеть, но и прочитать текст.
– Одно из этих писем я вложу в конверт и брошу в первый же почтовый ящик на выходе отсюда. А ты просто должен решить, какое именно.
Коулман подался вперед, и Босх услышал, как цепь на его руках звякнула о металлическую спинку стула. Он действительно был столь огромен, что казалось, будто носит футбольные наплечники под серым тюремным комбинезоном.
– Говори яснее, свинья. Я что-то ни слова разобрать не могу в твоих бумажонках.
Босх откинулся на спинку стула и развернул письма текстом к себе.
– Как я и сказал, это письма в Совет по условно-досрочному. В одном отзыв о тебе положительный. Там говорится, что ты глубоко раскаялся в совершенных преступных деяниях и оказал мне неоценимое содействие при раскрытии одного давнего убийства. Заканчивается оно…
– Ни хрена не окажу я тебе никакого содействия, шестерка поганая! Тебе из меня стукача не слепить. И попробуй только распустить свой грязный язык!
– …заканчивается оно моей настоятельной рекомендацией удовлетворить твое прошение о досрочном освобождении.
Босх положил письмо на стол, оставив в руке второе.
– А другое может сослужить тебе дурную службу. Здесь нет ни слова о твоем раскаянии, зато говорится, что ты отказался помочь следствию в раскрытии убийства, об обстоятельствах которого располагал важной информацией. Здесь же содержится ссылка на отдел борьбы с уличным бандитизмом полицейского управления Лос-Анджелеса, чья разведка установила, что «Роллинг-Сикстиз» с нетерпением ждут твоего выхода на свободу, чтобы снова использовать как своего основного боевика и…
– А вот это уже полная лабуда! Неслыханный поклеп! Ты не можешь так просто отправить все это дерьмо обо мне!
Босх положил письмо на стол и сложил его, чтобы отправить в конверт. При этом он смотрел на Коулмана с совершенно невозмутимым лицом.
– Сидя здесь, ты, кажется, собираешься диктовать мне, что я могу делать, а чего не могу. Не-е-т, Руфус, так дело не пойдет. Ты дашь мне то, что мне нужно, а я дам нужное тебе. Вот как работает эта система.
Босх последний раз провел пальцем по сгибам письма и начал вкладывать в конверт.
– О каком убийстве ты талдычишь?
Босх пристально посмотрел на Коулмана. Первый добрый признак. Затем сунул руку во внутренний карман пиджака, достал фото Йесперсен, которое распечатали для него с ее пропуска, и показал Коулману.
– Белая девчонка? Я ни хрена не знаю ни о какой белой цыпочке, которую замочили.
– А я и не утверждал, что ты ее знаешь.
– Тогда какого дьявола ты ко мне пристал? Когда ее прикончили?
– Первого мая тысяча девятьсот девяносто второго года.
Цифры защелкали в мозгу Коулмана. Потом он помотал головой и улыбнулся так, словно понял, что имеет дело с очередным тупым копом.
– Ты приперся не по адресу. В девяносто втором я мотал пятерик в Коркоране[6]6
Одно из исправительных учреждений штата Калифорния.
[Закрыть]. Так что закатай губы, великий сыщик!
– Мне прекрасно известно, где ты был в девяносто втором году. Ты думаешь, я бы пришел сюда, не узнав предварительно всю твою подноготную?
– Я понятия не имею об убийстве белой девчонки. Вот тебе и весь сказ.
Босх закивал, всем своим видом показывая, что не собирается с этим спорить.
– Позволь все тебе объяснить, Руфус. И не перебивай, потому что у меня здесь есть еще одно дело, а потом нужно успеть на самолет. Готов выслушать меня?
– Готов. Вываливай свое дерьмо.
Босх снова показал ему фотографию.
– Как ты уже понял, мы говорим о деле двадцатилетней давности. О ночи с тридцатого апреля на первое мая тысяча девятьсот девяносто второго года. Второй ночи беспорядков в Лос-Анджелесе. А вот это – Аннеке Йесперсен из Копенгагена. И она оказалась на Креншо со своими фотоаппаратами. Ей нужно было сделать снимки для датской газеты, на которую она работала.
– Какая нелегкая ее туда занесла? Ей там было совсем не место.
– Возможно, ты прав, Руфус, но вот только она там оказалась. И кто-то поставил ее к стенке в одном из закоулков и выстрелил прямо в глаз.
– Это был не я. Даже не слыхал об этом.
– Мне известно, что это был не ты. У тебя самое надежное в мире алиби. Ты в то время обретался за решеткой. Могу я продолжить?
– Валяй. Рассказывай свою байку.
– Убивший Аннеке Йесперсен пустил в ход «беретту». Мы нашли гильзу прямо на месте. Патрон явно от «беретты» девяносто второй модели.
Босх не сводил глаз с лица Коулмана, чтобы понять, доходит ли до того смысл сказанного.
– Ты слышал меня, Руфус?
– Слышать-то слышал, но только никак не пойму, при чем здесь я?
– Пистолета, из которого застрелили Аннеке Йесперсен, так и не нашли, а дело осталось нераскрытым. Но через четыре года тебя выпускают из Коркорана, а вскоре снова берут под арест и обвиняют в убийстве члена конкурирующей банды Уолтера Реджиса, девятнадцати лет от роду. Ты выстрелил ему в лицо, когда он сидел в ночном клубе на Флоренс. Мотивом послужил тот факт, что он продавал кокс на территории «Сикстиз». Тебя сочли виновным в преступлении на основании показаний многочисленных свидетелей и твоего собственного признания, сделанного в полицейском участке. Но вот одного вещдока они так и не нашли. Я говорю о пистолете, которым ты воспользовался, – о «Беретте-девяносто два». Он пропал бесследно. Теперь начал соображать, к чему я клоню?
– Пока что нет.
Он попытался разыграть дурачка. Но Босх был к этому готов. Он твердо знал: Коулман отчаянно хочет выйти из тюрьмы. Рано или поздно до него дойдет, что Босх действительно может как помочь, так и свести его шансы освободиться к нулю.
– Хорошо. Тогда я расскажу, что было дальше, а ты следи за ходом моей мысли, лады? Я постараюсь говорить так, чтобы даже ты все понял.
Он сделал паузу. На этот раз Коулман не стал ему перечить.
– Итак, мы переносимся в девяносто шестой, когда тебе впаяли от пятнадцати до пожизненного и ты послушно отправился в тюрягу, как и положено преданному солдату «Роллинг-Сикстиз». Проходит еще семь лет. На дворе две тысячи третий год, и происходит новое убийство. Уличного торговца «Крипс» с Грейп-стрит Эдди Воэна мочат и грабят, когда он сидит за рулем своей машины, имея при себе сорок фунтов товара и немного косячков. Кто-то подошел со стороны пассажирского сиденья и всадил две пули ему в голову и еще две в грудь. Но только кто же так делает, а? Всем известно, что в таком случае гильзы разлетаются по всей машине. Собирать их некогда. Стрелок успевает подобрать только две и спешит унести ноги.
– И снова не возьму в толк, каким боком это относится ко мне? Я ведь уже парился здесь.
Босх энергично закивал в ответ:
– Совершенно верно, Руфус, ты парился здесь. Но только, видишь ли, к две тысячи третьему году у полиции уже появилась единая компьютерная база данных баллистической экспертизы, созданная в министерстве юстиции. Туда заносятся сведения о каждой пуле или гильзе, найденных на месте преступления или извлеченных из тел убитых.
– Просто научная фантастика!
– В наши дни баллистика, Руфус, стала такой же полезной для борьбы с преступностью, как отпечатки пальцев. Вот они и сравнили гильзы, оставленные на месте убийства Эдди Воэна, с теми, что ты посеял, когда расстреливал Уолтера Реджиса. Оказалось, что оба убийцы воспользовались одним и тем же пистолетом.
– Прямо чудеса науки, чтоб я сдох!
– В самом деле чудеса, но только ведь это все для тебя не новость, Руфус. Я знаю, что к тебе приезжали сюда, чтобы допросить по делу Воэна. Те следователи хотели выяснить, кому ты отдал пистолет после расправы с Реджисом. Еще они пытались узнать имя того, кто в «Роллинг-Сикстиз» отдавал приказы убивать. Кто послал тебя разделаться с Реджисом. Поскольку подозревали, что он же навел потом убийцу на Воэна.
– А! Кажись, теперь припоминаю, хотя давненько это было. Я им тогда не сболтнул ни словечка. И тебе тоже ничего не скажу.
– Точно. Я читал их рапорт. Ты посоветовал им примерно следующее: трахните себя в жопу и убирайтесь откуда пришли. Но понимаешь, девять лет назад ты еще оставался солдатом – храбрым и сильным. Тебе нечего было терять. Ты еще даже не начал думать, что пройдут годы и появится перспектива досрочно выйти на свободу. Это было тогда недостижимой мечтой. Но сейчас-то все изменилось. И еще – теперь речь идет уже о трех убийствах, совершенных из одного пистолета. Я отправил гильзу, найденную на месте гибели Йесперсен, на баллистическую экспертизу. И она в точности совпала с гильзами, фигурирующими в делах Реджиса и Воэна. Три трупа теперь висят на одном стволе – «Беретте-девяносто два».
Закончив тираду, Босх откинулся на спинку стула в ожидании реакции. Коулман не стал больше притворяться, будто не понимает, при чем здесь он.
– Ничем не могу помочь, – сказал он. – Можешь звать этих оглоедов, чтобы увели меня назад в камеру.
– Ты уверен? Ведь я действительно могу тебе помочь.
Он приподнял конверт.
– Или сильно навредить.
Босх снова сделал паузу, выжидая. Потом продолжил:
– В моей власти сделать так, чтобы твое следующее прошение о помиловании приняли к рассмотрению еще лет эдак через десять, не раньше. Тебе этого хочется?
Коулман помотал головой.
– А ты думаешь, я долго здесь протяну, если стану с тобой сотрудничать?
– И недели бы не протянул, это точно. Но ведь о нашем уговоре никто не узнает, Руфус. Я же не прошу тебя дать показания в суде или подписаться под письменным заявлением.
«По крайней мере не сразу», – подумал Босх.
– Мне нужно лишь имя. Строго между нами и только в этих стенах. Мне нужен человек, который заказал Реджиса и дал тебе пистолет. Тот тип, кому ты вернул оружие, сделав свое дело.
Коулман уперся взглядом в стол, раздумывая. Босх догадывался, что он сейчас взвешивает в уме годы своей жизни. Каким бы выносливым ни был солдат, у каждого есть свой предел.
– Тут все сложнее, чем тебе кажется, – наконец вымолвил он. – Заказчик никогда не выходит на стрелка прямо. На это есть другие люди, усек?
Перед поездкой Босх не зря долго беседовал с коллегами из отдела борьбы с уличным бандитизмом. Ему объяснили, что наиболее мощные группировки Южного Централа строились по принципу полувоенных организаций. Это были пирамиды, и находившийся у ее основания боевик вроде Коулмана не мог знать реального заказчика расправы над Реджисом. А потому вопрос стал своего рода проверкой. Назови ему Коулман имя заказчика, Босх мог бы не сомневаться, что ему лгут.
– Хорошо, – сказал он. – Это я понимаю. Тогда давай все упростим. Поговорим только о пистолете. Кто выдал тебе его перед убийством Реджиса, и кому ты его потом вернул?
Коулман кивнул и снова потупил взгляд. Он долго молчал, а Босх ждал. Игра близилась в развязке. За этим он и прилетел сюда.
– Сил моих больше нет, – прошептал Коулман.
Босх не реагировал, стараясь унять волнение. Коулман готов был сломаться.
– У меня есть дочка, – сказал он. – Она уже почти взрослая женщина, а я до сих пор виделся с ней только здесь. На свиданках в тюрьме, и это все.
Босх кивнул:
– Это очень плохо. У меня тоже есть дочь, и мне пришлось много лет жить с ней в разлуке.
Босх видел, как увлажнились глаза Коулмана. Стойкость самого сильного бойца из банды явно истощили годы заключения с постоянным ощущением вины и страха. Шестнадцать лет ему приходилось жить с оглядкой. Вся эта гора мускулов служила лишь прикрытием для морально надломленного человека.
– Назови мне имя, Руфус, – решил немного надавить Босх. – Назови имя, и я отправлю нужное письмо. Уговор есть уговор. Ты же знаешь, что если не поможешь мне, то уже никогда не выйдешь отсюда живым. А с дочкой будешь и дальше общаться только через толстое стекло.
Со скованными за спиной руками Коулман не смог смахнуть непрошеную слезу, скатившуюся по левой щеке, и низко склонил голову.
– …Стори, – расслышал Босх одними губами произнесенное слово.
– История? При чем здесь история? Назови мне имя.
– А это и есть имя. Трумонт Стори. Он дал мне пистолет для задания и забрал его потом.
Босх кивнул. Он выяснил то, зачем сюда приехал.
– Но только ты должен знать… – добавил Коулман.
– Что именно?
– Тру Стори уже мертв. По крайней мере такой сюда проник слух.
К этому Босх постарался подготовиться заранее. Количество убитых бандитов из группировок Южного Лос-Анджелеса за два десятилетия исчислялось тысячами. И потому он не исключал, что ведет поиск человека, которого тоже уже нет в живых. Но знал он и то, что след вовсе не обязательно полностью обрывается на Трумонте Стори.
– Так ты все-таки пошлешь обещанное письмо? – спросил Коулман.
Босх поднялся. Здесь он закончил. Перед ним сидел жестокий и хладнокровный убийца, находившийся именно в том месте, где ему и полагалось быть. Но Босх дал ему слово.
– Ты, должно быть, прокрутил это в голове уже миллион раз, – сказал он. – Но мне интересно, что ты станешь делать, когда выйдешь отсюда и обнимешь дочку?
Коулман ответил мгновенно:
– Я найду какой-нибудь угол…
Он осекся, поняв, что Босх мог неверно истолковать его намерения.
– Я найду угол и начну там проповедовать. Я расскажу людям о той истине, которая мне открылась. Пусть ее узнают все. У общества больше не будет со мной проблем. Я останусь солдатом, но только солдатом Господа.
Босх понимал его. Он знавал многих бывших заключенных, собиравшихся на свободе целиком посвятить себя служению Богу. Это удавалось лишь единицам. Система была построена так, что снова засасывала людей в трясину. В глубине души Босх предвидел, что с Коулманом скорее всего произойдет именно это. И все же сказал:
– В таком случае я непременно отправлю письмо.
Глава третья
На следующее утро Босх поехал в расположенное на Бродвее Южное бюро, чтобы встретиться с детективом Джорди Гантом из отдела борьбы с уличным бандитизмом. Гант сидел за рабочим столом и говорил по телефону, но звонок, по всей видимости, был не слишком важным – он почти сразу положил трубку.
– Ну, как прошло свидание с Руфусом?
Он понимающе улыбнулся, явно ожидая услышать от Босха, что посещение Сан-Квентина оказалось пустой тратой времени.
– Да как сказать. Коулман назвал мне нужное имя, но сообщил, что этого человека уже нет в живых. Так что он, должно быть, играл со мной, хотя я думал, будто сам с ним играю.
– Что за имя?
– Трумонт Стори. Слышал о таком?
Гант кивнул и взял небольшую кипу папок, лежавшую на краю стола. Рядом стояла черная коробка с надписью «“Роллинг-Сикстиз”: 1991–1994 годы». Босху такие коробки были хорошо знакомы. В прежние годы в них хранились карточки с данными уличных допросов. Было это, разумеется, до того, как всю собранную информацию стали вводить в память компьютеров.
– Можешь себе представить? – сказал Гант. – Досье на Тру Стори совершенно случайно оказалось прямо под рукой.
– С трудом, – буркнул Босх, взяв у него одну из папок и открыв ее как раз на той странице, куда была вклеена фотография форматом восемь на десять, запечатлевшая труп мужчины, распластанный на тротуаре. В левом виске отчетливо виднелось входное отверстие от пули, причем стреляли в упор. На выходе пуля вышибла ему правый глаз. К моменту, когда был сделан снимок, на плитках тротуара образовалась лишь небольшая лужица запекшейся крови.
– Мило, – заметил Босх. – Похоже, он подпустил кого-то к себе слишком близко. Убийство, конечно, не раскрыто и все еще расследуется?
– Так и есть.
Гарри пролистал досье и нашел оригинал первичного протокола с датой совершения преступления. Трумонта Стори убили почти три года назад. Он закрыл папку и посмотрел на Ганта, удобно расположившегося в своем кресле.
– Тру Стори убили еще в две тысячи девятом, а у тебя на столе совершенно случайно по-прежнему лежит его дело?
– Нет, конечно. Я специально достал его для тебя вместе с двумя другими. Кроме того, я подумал, что тебе будет полезно взглянуть на карточки уличных допросов за тысяча девятьсот девяносто второй год. Никогда ведь не знаешь, где нападешь на след. Вдруг там тебе попадется имя, которое покажется знакомым?
– Всякое бывает. Но почему ты вытащил на свет божий именно эти дела?
– После разговора с тобой о расследовании старого убийства и совпадении по баллистике с двумя другими случаями… Получилось, что мы имеем три убийства, один пистолет, трех разных стрелков. И я решил…
– Вообще-то, хотя это маловероятно, но стрелков могло быть всего два. Человек, прикончивший мою жертву в девяносто втором году, мог в две тысячи третьем убрать и Воэна.
Гант покачал головой.
– Действительно почти невероятная версия, – сказал он. – Слишком большая натяжка. А потому я все-таки держался первоначальной теории: три жертвы, три стрелка, один пистолет. И решил прошерстить все случаи с членами «Роллинг-Сикстиз». То есть, разумеется, только те, когда они оказывались фигурантами дел об убийствах: либо киллерами, либо их жертвами. Мне хотелось проверить, нет ли там чего-то, что тоже можно связать именно с этим пистолетом. Но нашел я лишь три досье на убитых с помощью огнестрельного оружия, где никакого материала для баллистической экспертизы на месте обнаружено не было. Две жертвы из банды «Семь троек», и, как ты уже догадался, Трумонт Стори.
Босх, все это время стоявший, придвинул стул и уселся.
– Могу я просмотреть две другие папки?
Гант передал ему материалы, и Босх начал бегло изучать содержимое. Это не были полноценные дела об убийствах. В папках хранились общие сведения о бандах, где об этих преступлениях упоминалось лишь вкратце. Сами дела находились у детективов, возглавлявших расследования. И если Босху понадобятся подробности, придется либо делать письменный запрос, либо просто ненадолго заглянуть к сыщикам и попросить разрешения ознакомиться с документами.
– Типичные случаи, – заметил Гант, пока Босх читал. – Начинаешь приторговывать не на том перекрестке или разводишь амуры с девицей не из того квартала, и тебя приговаривают к смерти. А Трумонта Стори я добавил сюда, поскольку его убили где-то в другом месте, а труп потом просто подбросили.
Босх оторвал взгляд от бумаг и посмотрел на Ганта.
– Почему это показалось тебе важным?
– Его могли прикончить свои. Члены его же банды. Разделавшись с чужаком, бандиты всегда оставляют тело на месте убийства. Зачем лишняя возня, если на то нет особой причины? А в данном случае напрашивается самое простое объяснение. Они хотели скрыть, что Стори стал жертвой разборок внутри своей стаи. Его труп подкинули во владения «Семи троек», и складывалось впечатление, что убили его, по всей вероятности, на своей территории, а потом перевезли на вражескую, словно он сам перешел границу.
Босх стал делать заметки, но Гант лишь пожал плечами.
– Учти, это всего лишь рабочая версия. Расследование продолжается.
– Такие рабочие версии на пустом месте не рождаются, – возразил Босх. – Что тебя натолкнуло на эту гипотезу? Ты специально занимался этим случаем?
– Ты же знаешь, я не из убойного подразделения. Моя задача – вести разведку. Но меня приглашали для консультаций. Правда, было это еще тогда – три года назад. И на самом деле я знаю только, что дело пока не раскрыто.
Отдел борьбы с уличным бандитизмом с годами разросся в огромную и почти самостоятельную организацию, формально являвшуюся частью полицейского управления Лос-Анджелеса. У них было свое подразделение для расследования убийств, свои оперативники, своя разведка и специальная группа для работы с населением.
– Ладно, допустим, ты только консультировал, – сказал Босх. – И все-таки, что ты выяснил три года назад?
– Начнем с того, что Стори стоял достаточно высоко в иерархической пирамиде, о которой я тебе рассказывал прежде. А на таком уровне нередко начинаются свои конфликты. К вершине рвется каждый, но когда ты до нее добрался, нужно постоянно быть начеку и посматривать, не метит ли кто на твое место.
Гант жестом указал на папки в руках Босха.
– Ты отлично сам все понял, только взглянув на фото. Он подпустил к себе кого-то слишком близко. Здесь ты попал в яблочко. Знаешь, как часто при бандитских убийствах стреляют в упор? Почти никогда. Только если стрельба начинается в тесном помещении вроде ночного клуба или ресторана. Но это большая редкость. Как правило, эти ребята не приближаются к жертве и не вступают с ней в личный контакт. Но вот в случае с Тру Стори произошло именно так. А потому сразу возникла версия, что это дело рук самих «Сикстиз». Некто стоящий в пирамиде еще выше посчитал, что от Стори надо избавиться, и приказ исполнили. Но главное здесь другое. Его вполне могли убить из того пистолета, который ты отслеживаешь. Верно, ни свинца, ни гильзы так и не нашли, но характер нанесенных повреждений соответствует девятому калибру, а теперь, когда с помощью Руфуса Коулмана ты определил, что та «Беретта-девяносто два» имела к Трумонту Стори непосредственное отношение, наша прежняя теория становится еще более правдоподобной.
Босх кивнул. Многое в этих рассуждениях представлялось ему вполне логичным.
– И все же ваш отдел так и не смог установить причину происшедшего?
Гант покачал головой:
– Нет, наши люди и близко не подошли к разгадке. Тебе нужно понять одну важную вещь, Гарри. Правоохранительным органам многое известно только о самой нижней части пирамиды. На уличном уровне, поскольку только он нам и виден.
В устах Ганта это прозвучало как признание, что отдел борьбы с уличным бандитизмом (или сокращенно УБ) в основном имел дело с мелкими торговцами наркотиками и преступлениями в их среде. Если убийство не раскрывали в первые сорок восемь часов, то уже вскоре приходилось переключаться на новое дело. Это была война на износ с обеих сторон.
– Что ж… – вздохнул Босх, – тогда давай вернемся к убийству Уолтера Реджиса в тысяча девятьсот девяносто втором году, смертный приговор которому привел в исполнение Руфус Коулман, после чего угодил за решетку на всю катушку. Коулман сказал, что получил и пистолет, и инструкции у Тру Стори, выполнил задание и вернул пистолет ему же. Но, по его словам, не сам Стори распорядился разделаться с Реджисом. Тому тоже кто-то давал инструкции. У вас есть хоть какое-то представление, кто именно? Кто приказывал убивать членам «Роллинг-Сикстиз» в девяносто шестом?
Гант лишь снова покачал головой. Ему постоянно приходилось это делать в разговорах с Босхом.
– В то время меня еще не было в отделе, Гарри. Я служил простым патрульным на юго-востоке. И, сказать по правде, мы все очень долго были наивны в своем подходе к проблеме. Мы даже провели тогда спецоперацию против банд. Помнишь ее?
Босх помнил. Стремительный рост численности уличных банд и связанный с этим резкий скачок преступности напоминал тогда «кокаиновую эпидемию», охватившую город в 1980-х. Полиция Южного Централа не справлялась с огромным объемом работы и решила нанести массированный удар в виде специальной операции под кодовым наименованием ЖУТЬ – «Жители Лос-Анджелеса против уличных торговцев». Уже никто не помнил автора этого «гениального» сокращения, но над ним поиздевались всласть, утверждая, что полицейские потратили куда больше времени и сил, трудясь над названием, чем на осуществление самой операции. И в самом деле, ЖУТЬ навела страху только на самые низы преступной пирамиды, срывая розничную торговлю зельем, но почти не затронув командной верхушки. И неудивительно. Рядовые члены банд, занимавшиеся сбытом наркотиков и выполнявшие самую грязную работу по запугиванию и расправе с конкурентами, редко знали больше, чем им было положено, да и этой скудной информацией не спешили делиться с правоохранительными органами.
Это были по большей части молодые парни из Южного Лос-Анджелеса, совсем еще юнцы, но уже решительно настроенные против защитников порядка. Вскормленные на расизме, наркотиках, полном равнодушии общества, разложении семейных традиций, лишенные возможности получить хоть какое-то образование, они вскоре оказывались на улице, где обнаруживали, что могут за день заработать больше, чем их матери приносили домой после месяцев честного труда. К тому же им помогал утвердиться в своей правоте новомодный рэп, несшийся из магнитол проезжавших мимо машин, – живи по своим законам, и плевать тебе на полицию, как и на всех остальных так называемых добропорядочных граждан! Аресты и тюрьмы воспринимались ими как неизбежная часть жизни в банде, необходимая школа, чтобы пройти процесс созревания, возможность повысить свой статус среди себе подобных. Помощь полиции не могла принести никакой пользы, наоборот – делала тебя изгоем в бандитской семье, а это почти всегда означало смертный приговор.
– Короче, ты хочешь сказать, – подвел итог Босх, – что нам неизвестно, на кого непосредственно работал Трумонт Стори в то время и где он взял пистолет, который передал Коулману для расстрела Реджиса?
– Да, в общих чертах. За исключением пистолета. Как я предполагаю, он всегда принадлежал самому Стори, который по мере необходимости выдавал его своим подчиненным. Понимаешь, сейчас мы знаем гораздо больше, чем нам было известно тогда. И если применить новые знания к ситуации тех дней, то вырисовывается примерно такая картина. Есть некий человек на самом верху или очень близко к верхушке пирамидальной структуры под названием уличная банда «Роллинг-Сикстиз». Его ранг я бы приравнял к капитану. И он хочет, чтобы парня по имени Уолтер Реджис наказали смертью за то, что он начал торговать там, где ему не положено. Наш капитан вызывает верного сержанта по имени Трумонт Стори и отдает ему приказ убрать Реджиса. С этого момента за все отвечает Стори, который должен выполнить задание максимально эффективно, чтобы сохранить завоеванное прежде положение в организации. Он останавливает свой выбор на уже проверенном в деле солдате Руфусе Коулмане, вручает ему «пушку» и рассказывает, в каком клубе любит тусоваться Реджис. Когда же Коулман отправляется на работу, Стори обеспечивает себе алиби, поскольку пистолет все-таки принадлежит ему. Делается это на всякий случай, ибо маловероятно, что пистолет попадет в руки полицейских и они сумеют связать его с истинным владельцем. Так это происходит сейчас и, я уверен, так же происходило и в прошлом, но только схема еще не была нами изучена.