Текст книги "Юлий Цезарь. Жрец Юпитера"

Автор книги: Майкл Грант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Поздравлений Цезарю произносилось более чем достаточно, это правда, но многие из них содержали колючие намёки на то, что свободы в Риме больше нет:

 
Видишь, каким смиренно-услужливым становится
старик,
Как раболепно хвалебные он речи произносит,
Всё для того, чтоб благосклонный взгляд правителя
поймать.
 

Огромные толпы, наблюдавшие за этими грандиозными действами, укрывались от солнца под тентами из роскошной ткани, заменяющей шёлк и изготовляемой теперь в Косе. Для народа Рима был устроен настоящий пир, для которого было изготовлено 22 тысячи кушеток. Фалернское вино лилось рекой, столы были уставлены блюдами с 6 тысячами морских угрей, которых доставил Цезарю богатый родственник Помпея, Луцилий, чьё поместье славилось рыбными прудами. Гостей угощали также и мясом. Высокопоставленные военные разбогатели, хотя многие из них и раньше были достаточно богатыми людьми. Каждый центурион получил по 2 тысячи фунтов, а легионер – по крайней мере по тысяче, что было в три раза больше тех сумм, которые выплатил Помпей. Но тем не менее некоторые солдаты жаловались, что они могли бы получить больше, если бы триумфы не стоили так дорого. Одного из этих недовольных Цезарь собственноручно схватил за шиворот и отправил на казнь. Затем, охваченный зловещим приступом жестокости, он приказал совершить чудовищный обряд человеческого жертвоприношения. Жертвами, принесёнными на алтарь Марса, стали двое других ветеранов. В финале этого страшного спектакля головы несчастных были вывешены на фронтоне здания, который занимал Цезарь в качестве великого понтифика.

Добыча, которая дала возможность оплатить эту оргию трат, составляла 2822 золотые кроны. Эти суммы поступили из различных общин страны; их вес равнялся в целом 20 414 фунтам. Соответственно, многие из пожертвований, которые теперь распределял диктатор, выплачивались золотом. Основной монетой в Римской империи в течение долгого времени был серебряный денарий, но тем не менее золотые монеты эпохи Цезаря дошли до нашего времени в большом количестве. Один из изобретательных государственных деятелей на севере Италии начал чеканить монеты не из традиционной бронзы, дискредитированной выпуском неполновесных монет, а из ярко-жёлтой латуни. Они выглядели очень привлекательно и были внове, поэтому их можно было выпускать в больших количествах, что было весьма выгодно как для того, кто чеканил монеты, так и для его хозяина. Когда Цезарь возвратился в Рим, кто-то спросил его, на что он собирается тратить свои гигантские накопления денег и ценностей. Его ответ, очевидно, должен был успокоить собеседника: «Я делаю всё, что могу, чтобы богатеть вместе с вами, – вместо того чтобы отнимать у кого-то его имущество».

Подобно многим диктаторам, Цезарь желал, по крайней мере, часть своего величия воплотить в монументальной формы огромные сооружения, которые украсили бы его город. В течение прошедших восьми лет продолжилась работа на форуме Юлия, которой занимался Цицерон, причём с немалой пользой для себя. Это роскошное продолжение Римского форума, предназначенное для того, чтобы уменьшить скопление народа в центре Рима, не было ещё завершено, но формальной церемонии его открытия предстояло стать частью празднования победы. В соответствии с течениями моды, уже охватившими другие итальянские города, огромная огороженная территория, прилегающая к форуму, предназначалась для священного храма. Первоначально предполагалось, что этот храм будет посвящён Венере Победоносной (Victrix), – с её именем шли в бой солдаты Цезаря при Фарсале. Но Помпей уже построил храм в честь этой богини подле своего театра, и теперь Цезарь хотел посвятить своё здание Венере Родительнице (Genetrix), основательнице рода Юлиев, которому богиня-покровительница даровала победу. Статуя, над которой работал греческий скульптор Арцесилай, была ещё не готова, и её временно заменили моделью из глины; но, когда наконец сам шедевр был установлен в храме, грудь Венеры украшал британский жемчуг (который был большой редкостью), а алтарь был богато украшен шестью коллекциями камей и гемм. Перед храмом установили конную статую диктатора, которую изваял греческий скульптор Лисипп, причём он использовал разрушенный памятник Александру Великому.

Сооружались и другие большие здания. По диагонали от старого форума к форуму Юлия строилась, хотя и не была закончена Юлиева базилика. Базилика представляла собой огромное прямоугольное помещение, окружённое портиками, в ней должны были проходить слушания четырёх судов, но на каменном полу остались также следы детских игр, эхо которых когда-то отзывалось в этом зале. В другом месте проектировались обширные библиотеки. Собрать книги для них поручили Варрону, поскольку он был наиболее известным энциклопедистом того времени, а кроме того, во время гражданской войны не воевал против Цезаря. Планировалось разместить в этих зданиях полные собрания греческой и латинской литературы. Цезарь также собирался построить новое здание для выборов, чтобы защитить избирателей от солнца и отвлечь их внимание от того факта, что выборы стали мошенничеством. Это сооружение, опоясанное высоким портиком, который в окружности составлял целую милю, было построено уже после его смерти. Он также намеревался возвести самый большой в мире храм, самый гигантский театр – около Тарпиевой скалы на Капитолийском холме. Это стремление к гигантизму было скорее в традициях Востока, нежели Греции или раннего Рима. Но в предыдущем столетии в Республике уже возводилось много зданий, архитектура которых отличалась новым великолепием и свободой, и то, что их всё чаще изображали на монетах, доказывает, какое большое значение придавалось такому строительству с пропагандистской точки зрения. При восстановлении храма Юпитера на Капитолии Цезарь отомстил одному из тех двоих, кого действительно ненавидел, – Катуллу. Он приказал убрать его имя с фронтона и на том же месте написать своё.

Наряду с этими мелочными делами Цезарь также осуществил мероприятие, которое имело долговременные результаты. Это была его реформа календаря. В течение нескольких лет, предшествующих реформе, календарь всё больше и больше расходился с реальным солнечным годом. В старом лунном календаре год состоял из 355 дней. Теперь он увеличивался благодаря введению дополнительного (вставленного) месяца, состоящего из 22 или 23 дней в каждом следующем году. В результате среднее число дней в году составило 366,25. Это было слишком много, но этот недостаток можно было устранить, если вводить дополнительный месяц через каждые двадцать лет. Ответственность за то, чтобы необходимые изменения в календаре вносились вовремя, лежала на коллегии понтификов. Но в течение бурных 50-х годов (до н. э.), когда великий понтифик Цезарь был вдалеке от Рима, жрецы перестали выполнять эту обязанность, надлежащие добавления не производились, что вызвало гнев среди молодых честолюбивых политических деятелей. Их вполне устраивал дополнительный месяц, в течение которого они могли бы занимать свой пост и предложить большее количество законов. Отказ консерваторов от изменений в календаре был фактически одной из причин, по которой Курион оставил эту партию. С другой стороны, жрецы опасались, что их обвинят (как это бывало ранее) в том, что они меняют календарь произвольно, для своих собственных политических нужд и махинаций. Календарный год, таким образом, почти на два месяца опережал реальные времена года.

По совету астронома Сосигена из Александрии Цезарь теперь заменил существовавший в то время календарь на солнечный, согласно которому год состоял из 365,25 дней. То есть год должен был обычно составлять 365 дней, а каждые четыре года прибавлялся один день (теперь каждый четвёртый год называется високосным). Чтобы ввести новый календарь в действие, между ноябрём и декабрём 46 года до н. э. были «вставлены» два месяца по 29 и 28 дней соответственно. Таким образом, этот год, куда уже ранее был добавлен один месяц, достиг peкордной продолжительности – 445 дней. Юлианский календарь получил широкое распространение, хотя и потребовал незначительных модификаций, которые были сделаны Августом, а затем римским папой Григорием XIII в 1582 году. Этот же календарь действует и в наши дни, и поэтому его можно считать наиболее значительным из всего того, что привнёс Цезарь в наш мир.

Цицерон и другие республиканцы часто убеждали Цезаря использовать свои огромные полномочия для того, чтобы вернуть в Рим чистоту старого республиканского образа жизни, надеясь, что рано или поздно он отпустит бразды правления. Цезарь мог бы сказать, что выполнил это требование, поскольку он взял на себя обязательство в течение трёх лет наблюдать за общественной моралью. В те времена расточительность достигла фантастических размеров, тем не менее даже наиболее прозорливые римляне считали возможным обуздать её соответствующим законодательством, что, несомненно, было заблуждением. Сулла издал множество неэффективных законов с целью сокращения частных расходов, и Цезарь, несмотря на фантастические траты на Организацию собственных триумфов, теперь попытался уменьшить издержки граждан на продовольствие, надгробные памятники, проезд на носилках, драгоценности. За выполнением новых ценовых правил следили специальные инспекторы, которые проверяли рынки. Говорили (хотя, возможно, это и было преувеличением), что они вторгались даже в частные гостиные, иногда в сопровождении солдат, и даже сбрасывали запрещённые дорогостоящие яства со столов под горестными взглядами гостей.

Разумеется, римляне старались обойти запреты, призванные регулировать расходы, об этом мы знаем от одного из корреспондентов Цицерона. Цезарь также очень скоро понял это, но маловероятно, что его сильно беспокоил результат. Роль надзирателя за общественной моралью, с её довольно неопределённым, старомодным статусом, была, очевидно, удобна для Цезаря, поскольку предоставляла ему возможность проталкивать нужные законы и расправляться с теми, кто не спешил им подчиняться. По форме забота об общественной морали была гораздо более приемлема, нежели диктатура. Роль блюстителя нравов также позволила ему получить права, которые традиционно принадлежали цензорам, обычно назначаемым каждые пять лет, и особенно это было полезно для контроля за доступом в сенат.

Цезарю пришлось надолго отложить свои реформы, когда стало ясно, что гражданская война ещё не закончена. Вновь возродилось движение помпеянцев, на сей раз в Испании, всего через четыре года после завершения там победной военной кампании Цезаря. В значительной степени это было вызвано жестокостью и некомпетентностью Квинта Кассия Лонгина, должностного лица, которого диктатор оставил в качестве своего представителя в Дальней Испании. Квинт Кассий Лонгин показал себя хорошим трибуном, но администратором оказался никуда не годным. Когда он пытался присоединиться к Цезарю во время африканской кампании, испанцы попытались убить его, потерпели неудачу и были жестоко наказаны. Тем не менее два легиона ветеранов, которые Квинт Кассий принял под своё управление после мятежа Помпея, и столица Испании Кордуба (Кордова) отказались подчиниться Риму. Эти известия обеспокоили Цезаря, и он приказал отозвать Кассия. Но по пути в Италию неудачливый правитель потерпел кораблекрушение в устье реки Эрбо и утонул, при этом на дно ушли несметные сокровища, которые ему удалось собрать. На место Кассия был назначен новый правитель, Требоний, но к тому времени авторитету Цезаря был уже нанесён значительный урон, и Требонию не удалось склонить настроения в его пользу. Мятежные легионы вышли из повиновения, когда услышали перед сражением при Тапсе, что старший сын Помпея, Гней, пересёк Африку с севера и занял Балеарские острова. Гней быстро передвигался по Испании, где после Тапса он соединился со своим младшим братом, Секстом, а также с Лабиеном. Хотя Гней отнюдь не был выдающейся личностью, постоянно ошибался и подменял храбрость жестокостью, имя его прославленного отца привлекло на его сторону почти всю Южную Испанию. Он собрал большую армию из 13 легионов, главным образом состоящих из местных жителей, хотя в неё вошли также два легиона ветеранов и множество отставных легионеров Помпея. У него также была 6-тысячная конница.

Вполне вероятно, что Цезарь устраивал свои триумфы в твёрдой уверенности, что война закончена, но теперь стало очевидным, что он ошибался. Двое военачальников были направлены против армии Гнея ещё в конце африканской кампании, один из них, племянник Цезаря, показал полную несостоятельность и не смог добиться никакого прогресса. Становилось очевидным, что никто, кроме самого Цезаря, не способен справиться с полководцем такого уровня, как Лабиен. И вот в начале ноября 46 года до н. э. Цезарь в четвёртый раз отправляется в Испанию.

На семнадцатый день пути он достиг Сагунта, к северу от Валенсии, и десятью днями позже прибыл со своими отрядами в Обико (Поркуна) в окрестностях враждебной Кордубы. Для человека в возрасте 54 лет путешествие в повозке без рессор, когда ежедневный переход составлял 50 или 60 миль, должно быть, казалось настоящей пыткой. Однако у Цезаря в пути хватило сил даже на то, чтобы писать, но на сей раз это был не трактат по грамматике, подобно тому, который он однажды составил при пересечении Альп. По дороге в Испанию он сочинил поэму, описывающую его путевые впечатления.

По прибытии в Южную Испанию Цезарь понял, что его первостепенная задача состояла в том, чтобы заставить помпеянцев вступить с ним в открытый бой. В таком бою четыре легиона его ветеранов и четыре других легиона, не говоря уже о 8 тысячах всадников, давали ему существенное превосходство. Этого было более чем достаточно для победы над менее опытным врагом, не имевшим общего лидера. Хотя сторонники Помпея должны были держать в Кордубе два легиона, поскольку существовала опасность, что неприятель возьмёт город, им удалось избегать столкновений с войсками Цезаря в течение двух месяцев. Эта тактика поставила Цезаря перед необходимостью постоянного пополнения запасов продовольствия, кроме того, ему понадобилось строить зимние укрытия. Но 19 февраля 45 года до н. э. ему удалось захватить богатый город Атегу, находившийся в одном дне пути от самой Кордубы. Это угнетающе подействовало на настроения во вражеской армии, а также на моральный дух жителей ближайших городов, где разумная тактика отсрочки, применяемая Гнеем Помпеем, рассматривалась как ненужное продление войны.

Итак, Гней, отступивший на юг под напором Цезаря, в конце концов вынужден был принять бой, чтобы не потерять доверия своего войска и населения. 17 марта в Мунде, в 40 милях к востоку от Гиспалиса (Севилья), он нашёл удобную позицию и повернул к заливу. Затем последовала яростная рукопашная битва, которая была неумело описана её свидетелем, автором «Испанской войны». Цезарь никогда прежде не водил своих солдат в бой против римлян. Помпеянцы сражались отчаянно, потому что в этой войне, которая и ранее изобиловала проявлениями дикой жестокости, их перспективы в случае поражения были весьма мрачными. Цезарь на этот раз чувствовал необычную депрессию перед сражением, позже он писал, что впервые ему пришлось бороться за свою жизнь. Был момент, когда ему пришлось схватить щит одного из своих солдат и выбежать на передовую линию с криком: «Не стыдно ли вам сдавать меня этим мальчишкам?»

Однако окончательно исход битвы решился после того, как Цезарь послал своего мавританского союзника Богудеса с эскадроном конницы наперерез противнику, на его левое крыло для атаки с фланга и с тыла. Лабений предвидел этот удар, так как хорошо знал тактику Цезаря, и начал быстро перемещать свои отряды от противоположного крыла, чтобы защитить левый фланг. Но этот ход был истолкован его сторонниками как начало отступления, что, в свою очередь, привело к катастрофе.

Недоразумения, которые так часто случались между Лабением и другими сторонниками Помпея, достигли кульминации, их линия обороны ослабла и сломалась. Армия обратилась в бегство, сам Лабений и 30 тысяч его солдат погибли во время панического отступления, – это в тридцать раз больше, чем потери Цезаря, несмотря на то что бой был рукопашным.

Короткая кампания закончилась. Но зверства, которые характеризовали её на более ранних стадиях, отнюдь не прекратились. При подавлении длительного сопротивления Кордубы Цезарь уничтожил от 20 до 30 тысяч человек. На мятежные города были наложены огромные контрибуции, и даже в Гадесе, на родине ближайшего соратника Цезаря Бальба, были конфискованы сокровища из храма. Цезарь не мог простить этим городам их неблагодарность, это касалось в особенности тех мест, покровителем которых он себя считал после того, как правил Испанией.

Младшему сыну Помпея Сексту вновь удалось скрыться, и он ещё долго служил пугалом для преемников Цезаря. Его старший брат, тяжко страдая от раны и вывиха лодыжки, не сумел уйти морским путём, был предан, загнан в угол и убит. Его голову показали толпе в Гиспалисе и доставили Цезарю.

Теперь он видел обезглавленными обоих – и отца, и сына.

Вслед за этим Цезарь занялся решением обычных проблем реорганизации управления, оставшись для этого в Испании на несколько месяцев. В середине сентября он вернулся в Италию.

Глава 10
ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ – ГОДЫ ДЕСПОТИИ

Прошло ещё более четырёх лет, прежде чем наконец закончилась гражданская война. Это время было страшным периодом непрерывных волнений, охвативших многие провинции. И вот теперь, чтобы не допустить беспорядков среди ветеранов, следовало немедленно раздать им пенсии и к тому же как можно лучше обеспечить остающихся в строю солдат. В распоряжении Цезаря имелось по крайней мере 35 действующих легионов. Какие бы рискованные предприятия за пределами Италии он ни планировал, такая армия вряд ли могла понадобиться в будущем. Это означало, что необходимо было изыскать средства на выплату пособий для огромного числа людей. Однако они хотели получить земельные наделы, а не деньги, которые не имели такой ценности, как гарантии собственности на землю. Следовательно, требовалось новое распределение земель, которое уже сыграло весьма важную роль в законодательной деятельности Цезаря четырнадцатью годами ранее, когда он впервые занял пост консула, но теперь в значительно большем масштабе.

Но землю в Италии уже неоднократно использовали во время таких же мероприятий, и она была фактически истощена, а тяготы, которые несло местное население, и без того были непомерны. Вот почему Цезарь начал широко проводить в жизнь план, который с большой осторожностью уже осуществлялся Римом начиная с конца предыдущего столетия. План заключался в создании новых поселений римских граждан, причём не только в Италии, то есть на территории, на которую распространялись римские привилегии, но и в провинциях Римской империи. Как и в 59 году до н. э., процесс переселения приобретал двойственный характер: поселенцами становились не только бывшие легионеры, но и многочисленные представители безработных, паразитирующих пролетариев Рима. По-видимому, около 80 тысяч горожан было переселено в провинции. Точно не известно, сколько ветеранов Цезаря успело обосноваться на новых землях за тот небольшой срок, который осталось ему прожить. По-видимому, их было не меньше 20 тысяч, а возможно, и вдвое больше. Число новых городов в провинциях увеличилось во много раз, теперь их было уже около сорока. Сюда входили как совершенно новые города, так и города, поглотившие уже существовавшие на данной территории поселения или основанные рядом с ними. Эти центры должны были служить не только интересам торговли, они создавались также с оборонными целями, поскольку ветераны представляли собой сильный военный резерв. Некоторые из этих поселений стали предшественниками современных больших городов.

Это лучше всего видно на примере Иберийского полуострова, где новые города были основаны переселенцами из Рима. Это Севилья (прежде Гиспалис), Новый Карфаген (Картахена) и Таррако (Таррагон). В Галлии Арелат (Ариес) получил часть территории Массилии, а другое поселение стало военно-морским портом, получившим название форум Юлиев (Фреджус). Цезарю удалось сломить предубеждение против возрождения зловещего Карфагена на севере Африки, и сто лет спустя после разрушения города туда были отправлены колонисты. На месте Коринфа, разрушенного римлянами в том же 146 году до н. э., также было создано поселение, чему особенно способствовали планы сооружения канала, которые так и остались невыполненными вплоть до 1893 года. Коринф стал результатом совершенно нового направления колонизации, которое предусматривало учреждение нескольких гражданских поселений не только на Западе, где латынь была хорошо известна, но и в ключевых точках греческого Востока. Ещё одним таким поселением стал Синоп на южном побережье Чёрного моря, а следующим должно было стать новое поселение в Батротуме, около греко-албанской границы, напротив Корфу. Но друг Цицерона Аттик, правитель этой провинции, пожаловался Цезарю на конфискации, которых требовала организация нового поселения. Цезарь согласился отказаться от реализации своего плана на условиях, весьма для него показательных. За отказ богач Аттик должен был выплатить Цезарю компенсацию наличными деньгами. Однако, несмотря на эту сделку, будущие поселенцы отправились в путь, ничего не зная о том, что ехать им, по сути, некуда. Цицерон был чрезвычайно удивлён этим фактом. Цезарь, как говорили, в ответ на его упрёки по этому поводу объяснил, что не хотел расстраивать переселенцев, пока они оставались в Риме, – ведь, как мы знаем, он стремился к популярности. Цезарь, по его словам, собирался проследить за тем, чтобы им сообщили обо всём уже в пути, посреди Адриатики, и направили на какую-нибудь другую территорию.

Если на Востоке греческая цивилизация не оставила никакого пространства для латинян, и вопрос о романизации просто не стоял, то на Западе расселение римлян по огромной территории явилось решающим шагом в этом направлении. Этому также способствовало продуманное отношение к организации и составу новых поселений, а также к системе управления, которая была учреждена ещё при Цезаре, а результаты этого процесса проявились намного позже.

Романизация также ускорялась, хотя и менее заметно, благодаря предоставлению латинских прав городам, где жили коренные жители. Это подразумевало получение римского гражданства главными должностными лицами и городскими советами. Такая привилегия была сделана всеобщей на Сицилии и в Южной Франции (Нарбонская Галлия). Таким образом, эти провинции теперь получили частичные права, такие же, какими обладали итальянские города к северу от реки По до их полного объединения с полуостровом четырьмя годами ранее. Городам Южной Испании, которая также была сильно романизирована, были предоставлены обширные права римского гражданства. Такой статус был не чем иным, как обещанием полноправного гражданства в будущем для всего населения. Это обещание редко выполнялось, поскольку было чревато ненужными конфликтами, которые могли возникнуть при уравнивании в правах верхушки коренного населения и римских колонистов. Сам Цезарь довольно щедро раздавал права гражданства провинциальным богачам, учёным и врачам, многие из которых были выходцами с Востока. Тем не менее он положил конец бурной деятельности своего секретаря Фабения, который настолько успешно торговал правами гражданства, что смог купить себе дворец на Авентинском холме.

Следует отметить, что именно Цезарь, с его широчайшим кругозором и опытом, имел более полное представление о Римской империи в целом, чем любой римлянин до него. Он пробил первую брешь в барьере, существовавшем между итальянцами и жителями провинций, в барьере, который его последователи начали всерьёз разрушать только спустя два столетия. Благодаря политике Цезаря в колониях теперь жили не только ветераны, но и безработные пролетарии из столицы. Можно смело утверждать, что он был единственным государственным деятелем Рима, который с успехом решил проблему переизбытка столичного пролетариата. Многие бедняки уехали за границу, к тому же численность населения уменьшилась в результате гражданской войны. Всё это, вместе взятое, позволило Цезарю уменьшить количество получателей бесплатного зерна от 320 до 150 тысяч человек. Цезарь очень внимательно относился к своим обязанностям законодателя, он даже планировал разработать кодекс римского гражданского права, то есть поставил задачу, которая ещё не была полностью решена и через 600 лет после него. По-видимому, Цезарь вновь вернулся к проблеме долговых обязательств, и благодаря его санкциям должники получили возможность признавать свою некредитоспособность перед уполномоченным должностным лицом и вместо наличных денег уступать в счёт долга землю или товары, оставляя себе достаточно имущества для собственного пропитания. Вполне вероятно, что эта мера была принята именно в течение последних месяцев правления Цезаря, а это означает, что именно он сделал попытку гуманизации очень жестокой системы отношений должника и заимодавца. Согласно римским законам последний обладал неограниченной властью над несостоятельным должником. По-видимому, именно Цезарь разработал систему прав должника, на которой основано современное законодательство о банкротстве. Эти меры оказались благотворными как для всей Италии, так и для Рима, а в сельских районах полуострова Цезарь попытался осуществить ещё несколько реформ. Он сделал ряд шагов по борьбе с бандитизмом и попытался уменьшить безработицу, установив следующее правило: по крайней мере третья часть всех работников в латифундиях должны быть свободными людьми, а не рабами. Цезарю принадлежат широкие проекты увеличения пахотных земель, осушение озера Фуцино, расположенного в горах к востоку от Рима, и Понтинских болот, лежащих к юго-востоку от города. Об этих проектах впервые заговорили более чем за сто лет до Цезаря, затем они были реанимированы римскими императорами, но и по сей день они не осуществлены в полной мере. Множество проектов Цезаря, не осуществлённых им при жизни, принесли свои плоды в течение одного или двух столетий после его смерти. Например, он собирался углубить гавань в Остии, чтобы Рим имел свой собственный порт, подобный Пирею в Греции, и больше не зависел от удалённого Путеоли (Поззуоли) как от основного порта.

В течение своего краткого пребывания в Риме диктатор был занят весьма важной административной и законодательной работой, но ни одно из его мероприятий не выходило за рамки традиционной рутины. Он не делал серьёзных попыток решать какие-либо перспективные проблемы, сосредоточившись на текущих задачах. Его способность эффективно и быстро находить их решение вызывает восхищение. Действительно, многим казались чрезмерными его зоркость, когда дело касалось выявления злоупотреблений, и быстрота реакции при принятии решений об их устранении. Законы и декреты сената вырабатывались с необыкновенной скоростью; Цицерон даже жаловался на то, что иностранные правители не раз выражали ему свою благодарность за почётные награждения от Римского государства, о которых он, Цицерон, слышал впервые. Когда кто-то заметил в ходе беседы, что одно из созвездий должно взойти следующей ночью, Цицерон не преминул злобно пошутить. «Без сомнения, – заявил оратор, – оно получило на это специальное распоряжение свыше!»

Сенат, которому было поручено выполнение программы Цезаря, значительно изменился в своём составе. Число сенаторов возросло от 500 или 600 до 900 человек, и почти половина из вновь прибывших приехали из провинции. Большинство новых членов сената были итальянскими банкирами, промышленниками и землевладельцами. Многие приехали из тех районов полуострова, которые до настоящего времени были оторваны от Рима гражданской войной и политическими преградами. Не составляло труда высмеять этих «твёрдолобых» политиков, которые наконец-то вошли в национальный орган управления, к тому же это вводило в заблуждение консерваторов. Ещё легче было иронизировать над экзотическим видом нескольких сенаторов-галлов, которые на самом деле являлись влиятельнейшими, почтенными гражданами романизированных провинций Цизальпинской и Нарбонской Галлии. Ведь Цезарь ввёл в сенат тех, кто мог предложить большие суммы, а также был его сторонником.

«Если для защиты моего положения мне придётся призвать на помощь бандитов и головорезов, я буду считать себя обязанным наградить их», – повторял он неоднократно.

В период диктатуры Цезаря консулы отнюдь не были революционно настроены. Из их числа пятеро были представителями знати, включая троих патрициев, и четверо «новыми римлянами», доказавшими свою преданность в Галлии. Новшество заключалось в том, что своим избранием они были целиком обязаны Цезарю, и только ему одному. Его единственная уступка электорату заключалась в отмене политических гильдий, благодаря которым, при попустительстве самого Цезаря, в 50-х годах выборы превратились в кровавые разборки. Но он высмеял и само народное собрание, все достижения которого, по его мнению, являли собой всего лишь жалкую, неудавшуюся попытку выразить желания народа Рима. Впредь задачи собрания должны были состоять исключительно в том, чтобы исполнять волю диктатора.

Не было ничего нового в том, чтобы назначать своих ставленников на высшие должности, но Цезарь делал это совершенно открыто, и действительно, в конце концов законодательно ему было дано право «рекомендовать» большую часть от общего количества кандидатов на высшие должности, причём это право предоставлялось на много лет вперёд. Вызывали нарекания также отсрочки выборов, которые иногда приводили к тому, что консулы осуществляли свои полномочия только в течение нескольких месяцев; итак, когда один из консулов умер в последний день 45 года до н. э., Цезарь заменял его в течение нескольких часов, оставшихся до конца года. Цицерон с горечью заметил, что это был особый срок службы, когда ни у кого и крошки во рту не было, а сам консул не сомкнул глаз. Намерение диктатора, однако, состояло в том, чтобы использовать все возможности консульского статуса, проводя на эти должности лояльных ему лиц. С той же самой целью, а также в интересах более эффективной работы он увеличил число преторов от восьми до шестнадцати, число эдилов – от четырёх до шести и число квесторов – от двадцати до сорока. Что касается народных трибунов, один из которых попытался не допустить Цезаря в казначейство в 49 году до н. э., то он по-прежнему испытывал сильное раздражение от их булавочных уколов. Когда трибуны не встали с мест во время его испанского триумфа, он пришёл в бешенство и не мог успокоиться в течение нескольких дней. А двое трибунов, демонстративно прекративших приветствия в честь Цезаря, были на время отстранены от выполнения своих обязанностей. А ведь в своё время Цезарь начал войну под лозунгом защиты неприкосновенности народных трибунов и демократических прав. Однако он допустил и более серьёзный просчёт. Он не учёл интересов высших должностных лиц, бывших высших должностных лиц и потенциальных должностных лиц. Он не сумел найти компромисса между республиканскими формами и аристократической гордостью, с одной стороны, и своим собственным режимом правления – с другой, да он и не пробовал этого сделать. Цезарь никогда не заботился об интересах знати и всерьёз не относился к конституции, стоявшей на защите этих интересов. «Для меня нет ничего важнее, чем быть правдивым с самим собой, – заявил он однажды, – а другие пусть будут честны перед собой».