Текст книги "Завтрак на руинах"

Автор книги: Майкл Джон Муркок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Переходя Киддерпур-бридж, Карл помедлил на нем немного, а затем решительно зашагал дальше. Теперь он шел через Майдан. По мнению Карла, Лондон должен выглядеть очень похожим на Киддерпур-бридж и Майдан. Карлу доводилось слышать, что Майдан напоминает увеличенную копию Гайд-парка. Деревья, высаженные там, были главным образом тех пород, которые культивировались в Англии, и живо напоминали Карлу английские картинки, изображающие сельские пейзажи. Карл приблизился к Собору с его готическим шпилем, возносящимся вверх над деревьями, и с широким искусственным потоком перед фасадом. Один из клиентов, которому он устраивал в прошлом году экскурсию по городу, говорил, что этот вид в точности напоминает вид на Бэйсуотер с моста через Серпентайн. Когда-нибудь Карл посетит Лондон и все увидит собственными глазами.

Карл нарочно не спешил, идя через Майдан. Он всегда чувствовал, как на него снисходят мир и покой в этом – самом престижном – районе города. Возле Правительственной Резиденции Карл властным движением руки остановил рикшу и велел парнишке везти его на перекресток Армянской улицы и Бубаб-роуд. На самом деле идти туда было совсем недалеко, но у Карла было настроение пошиковать. Он откинулся на спинку сиденья, с наслаждением вдыхая пряный воздух города. Карл сказал Марсдену, что сможет доставить ему гашиша хоть на сотню фунтов. Марсден сказал, что принесет сегодня днем на площадь Далузи сто фунтов. Если все выгорит, это будет самая крупная из сделок Карла. Сейчас он от всей души надеялся, что приятель на Армянской улице сможет достать нужное количество гашиша.

Приятель Карла работал курьером в большой пароходной компании на Армянской улице и постоянно был в разъездах. Из каждой поездки привозил гашиш, который затем складывал в безопасном месте – дожидаться прихода Карла.

Рикша остановился на углу Бубаб-роуд, и Карл сошел на мостовую, величественным жестом сунув в руку мальчишки – рикши (тому было лет пятнадцать) мелкую монетку.

Народ в этой части города разительно отличался от обитателей порта. Люди здесь были увереннее, молчаливее. Никто не толкался, не орал, не сыпал проклятьями, не вопил во всю глотку. Кроме того, здесь жили немногие богачи, ворочающие большими деньгами. Карл уже сейчас присматривался к Армянской улице как к месту, где когда-нибудь откроет свое дело. Скорее всего, это будет какая-нибудь лавочка «импорт-экспорт». Карл зашагал, напевая от удовольствия при мысли о своем будущем. Яркое солнце, бездонное голубое небо служили отличным фоном для солидных величественных викторианских зданий, делая их еще более почтенными и важными. Карл шел в их тени и на ходу читал исполненные величия вывески – черная вязь, золотой академический шрифт или серебряная готика. В здешних вывесках не было ни малейшего признака вульгарности.

Карл вошел в контору широко известной корабельной компании и попросил позвать своего приятеля.

Уладив свои дела на Армянской улице, Карл извлек из кармана стальные часы и обнаружил, что до встречи еще осталась куча времени, так что можно перекусить. Да и до площади Далузи отсюда было рукой подать. На самом деле Карл назначил встречу в церкви св. Андрея, в одном из излюбленных мест, где обычно встречался с такого рода клиентами. Красная Церковь, так называли ее индусы, в это время обычно пустовала. Карл выбрал это место еще и потому, что отсюда было недалеко до Армянской улицы – глупо отправляться на другой конец города с целым ящиком гашиша. Всегда есть риск нарваться на старательного полисмена, которому захочется узнать, что у тебя в ящике. С другой стороны, прямо за церковью св. Андрея находилось главное полицейское управление. Карл надеялся, что полиция в самую последнюю очередь заподозрит, будто нелегальные сделки происходят прямо у нее под носом.

Карл поел в небольшом отеле на Коттон-стрит, называющемся «Имперский Индийский Отель». В кафе заправлял один из его приятелей – бенгалиец, готовящий самое лучшее карри в Калькутте. Сколько раз Карл приводил сюда клиентов и его восторженные рекомендации каждый раз подтверждались. Клиенты как правило были очень довольны. За эти небольшие услуги Карл мог есть в «Имперском Индийском Отеле» бесплатно и в любое время.

Покончив с едой, Карл еще успел поболтать со своим дружком, прежде чем отправиться на встречу. Было почти три часа. Карл договорился встретиться с Марсденом семь минут четвертого. Он всегда выбирал странное время, каждый раз добавляя к часу несколько минут. Это была одна из его причуд.

Карри приятно улеглось в желудке. Сытый и довольный, Карл неспешно шел по родному городу. Одежда его была безукоризненно чистой и отглаженной. На Карле была белая рубаха и темно-красные брюки. Черный шелковый тюрбан поблескивал на голове, будто толстый гладкий кот, свернувшийся клубком. Двигаясь беззаботным прогулочным шагом, Карл внутренне буквально изнывал от нетерпения. В самом ближайшем времени в кармане у него появится сто фунтов. Пятьдесят фунтов, конечно, тут же отойдут его приятелю с Армянской улицы, затем придется поделиться еще с несколькими полезными людьми, скажем, с дружком из ресторана, но тем не менее в конце дня у Карла все равно останется целых сорок фунтов, которые он положит в банк в Барракпуре. Солидная сумма. Собственный бизнес на Армянской улице уже маячил на горизонте.

Площадь Далузи была, наверное, самым любимым местом Карла в городе. Он частенько приходил сюда, просто чтобы отдохнуть. Приводил он сюда и клиентов, смешивая работу с развлечением. Площадь Далузи была одним из старейших районов Калькутты, так что здесь Карл мог продемонстрировать клиентам практически все, что они хотели увидеть. Первоначально здесь находился форт Уильям. Сейчас часть форта была перестроена и отдана таможне. Особенно нравилось Карлу показывать европейским дамам, где в форте располагалось помещение для стражников, в 1756 году ставшее той самой страшной Черной Дырой. Что-что, а описывать страдания заключенных потрясенным клиентам Карл умел. Не раз и не два он получал огромное удовольствие, видя, как впечатлительные английские леди бледнеют и падают в обморок во время его рассказа.

Шотландская пресвитерианская церковь святого Андрея стояла, окруженная рощицей с двумя большими искусственными водоемами (как и большинство англо-индийцев, Карл называл их «водохранилищами»). Большим недостатком этого места было то, что из-за этих «водохранилищ» в любое время года здесь было полным-полно москитов. Вот и сейчас, когда Карл шел по вымощенной тропинке между деревьями, он увидел огромное облако москитов, которое клубилось в лучах света, пробивающегося между греческих колонн портика. Часы на башне «Лал Гирджа» показывали три часа и шесть минут.

Карл открыл железную калитку в изгороди и начал подниматься по ступенькам, отмахиваясь от москитов. Он всегда так делал. Шлепал себя по лбу и другим частям тела, весело, даже дружелюбно, убивая насекомых.

Войдя, Карл оказался в относительной прохладе. В церкви было почти безлюдно. Службы сегодня не было. Кроме Карла единственным человеком был молодой моряк, что растерянно стоял в проходе между двумя рядами деревянных полированных сидений. Лицо Марсдена было красным и потным. На нем были светло-кофейные шорты и грязноватая, на взгляд Карла, белая рубаха. Ноги и руки Марсдена были голыми к вящему удовольствию москитов. Марсден явно не хотел шуметь в церкви из боязни привлечь чье-нибудь внимание, так что не шлепал москитов, а просто неуклюже стоял, пока насекомые покрывали его лицо, руки и ноги. Единственное, на что осмеливался моряк, это пытаться стереть их с себя, впрочем, безуспешно. Проклятые насекомые взлетали и тут же немедленно садились, продолжая пировать.

– Добрый день, мистер Марсден, сэр, – сказал Карл, показывая деревянный ящичек с гашишем. – На сто фунтов, как обещано. Деньги у вас с собой?

– Рад вас видеть, – сказал Марсден. – Меня здесь почти съели заживо. Ну и место вы выбрали! Здесь что, всегда так?

– Увы, почти всегда. – Карл постарался, чтобы английский его звучал совершенно безукоризненно, но, к своему разочарованию, обнаружил в голосе легкий акцент.

Моряк протянул руку за ящичком. Карл увидел, что красные волдыри покрывают почти всю кожу.

– Давай-ка его сюда, сынок, – сказал Марсден. – Посмотрим, точно ли здесь тот товар, что мне нужен.

Карл оскорбленно улыбнулся.

– Товар стопроцентный, мистер Марсден. – Карл поставил ящик к ногам и развел руки. – А можно ли то же самое сказать о вашей платежеспособности, сэр?

– Естественно. Конечно. Не хочешь ли ты сказать, что не доверяешь мне, ты, бабуин! А то я рассержусь.

– Тогда покажите деньги, сэр, – ровным голосом сказал Карл. – Я, конечно, уверен, что вы честный человек, но…

– Да, мать твою, я именно такой! И выродила меня не черная побля… – Марсден осекся и нервно огляделся, сообразив, что возвысил голос и голос этот сейчас отражается в церкви. Он прошипел:

– Я не люблю, когда черномазые ублюдки намекают, что я мошенник. Деньги на корабле. Или ты считаешь меня ослом, который попрется сюда с сотней фунтов, а?

Карл вздохнул.

– Стало быть, мистер Марсден, денег с вами нет.

– Да, их нет.

– Тогда товар останется у меня, пока вы не принесете деньги, – сказал ему Карл. – Поверьте, я сожалею. Бизнес есть бизнес. Вы согласны с моим предложением?

– Согласен, черт возьми, куда мне деться! – запальчиво проговорил Марсден. – Но я должен быть уверен, так что покажи мне товар.

Карл пожал плечами и открыл ящик. Явственно запахло гашишем. Этот запах ни с чем не спутаешь.

Марсден наклонился и принюхался. Кивнул.

– Сколько у вас с собой денег? – спросил Карл. Он начал подозревать, что Марсден, мягко говоря, преувеличил, заявив, что может взять столько товара, сколько сумеет достать ему Карл.

Марсден пожал плечами. Он сунул руки в карманы.

– Не знаю. Тут в основном в рупиях. Где-то четыре фунта с хвостиком.

Карл хмыкнул.

– Четыре фунта – это не сто фунтов.

– Деньги есть. Там, на корабле.

– Ваш корабль почти в пятидесяти милях отсюда, мистер Марсден.

– Я принесу их тебе завтра.

Когда Марсден прыгнул вперед и схватил ящик, Карл не пошевелился. Когда Марсден оттолкнул его в сторону и побежал с ящиком вдоль прохода, Карл сел на одну из скамеек. Если у моряка в самом деле в карманах четыре фунта с хвостиком, тогда Карл, по крайней мере, не потерял ничего кроме времени. Он отнесет ящик назад к своему дружку на Армянскую улицу, и они будут ждать, пока не подвернется подходящий покупатель.

Вскоре в церковь вошел молодой сикх из Дели с ящиком в руках. В свое время этот сикх останавливался в «Имперском Индийском Отеле» и не смог оплатить ночлег. Управляющий рестораном сказал об этом Карлу. Тот пошел и объяснил сикху, как можно отработать деньги, чтобы оплатить номер. Было видно, что должнику совершенно не улыбается работать на Карла, но выбора у него не было. Сикх подал Карлу ящик.

– Достаточно у него было денег? – спросил Карл.

Сикх кивнул.

– Это все?

– Великолепно, – сказал ему Карл. – А где сейчас Марсден?

– В водохранилище. Похоже, он был изрядно наклюкавшись и свалился туда. В Калькутте, я слышал, с моряками такое случается. – Сикх сделал паузу. – Не знаю, что с ним. Может быть, утонул, может, нет.

– Благодарю тебя, – сказал Карл.

Он подождал, пока сикх уйдет, и в течение нескольких минут оставался в церкви, наблюдая, как москиты танцуют в лучах света, льющегося из окон. Карл был немного разочарован. Ну, ничего. Рано или поздно подвернется какая-нибудь другая сделка. Конечно, придется поработать. Карл не сомневался, что сумеет сколотить состояние и что мечты его сбудутся.

Из-за алтаря появился священник. Он заметил Карла и улыбнулся ему.

– Эй, парнишка, если ты из хора, то ты пришел слишком рано, должен тебя огорчить.

* * *

– Учишься, – сладострастно проговорил чернокожий, – ей-ей, учишься. Я же тебе говорил, что так и будет, что ты научишься.

Карл улыбнулся ему и потянулся.

– Да, ты говорил. Знаешь, это забавно…

– Ты тут говорил об этой твоей подружке. – Чернокожий меняет тему. – Как ее угораздило залететь?

– Как все залетают. Это было еще до закона об абортах. Мне это встало в двести фунтов. – Карл улыбается. – Представляешь, сколько мундиров мне пришлось нарисовать.

– А те, другие, что, обошлись тебе дешевле? Ну, те, две, которые были до нее?

– Они сами разобрались со своими проблемами. Знаешь, мне всегда не везет. Ну не могу я, не могу пользоваться этой резиновой дрянью, вот в чем беда. Стоит мне надеть резинку, тут же теряю интерес.

– Стало быть, никто не осчастливил тебя ребенком?

– Ну, если смотреть на все с твоей точки зрения, то никто.

– Ладно, ты следующему дай родиться. Пускай живет. – Чернокожий кладет руку на хлипкие бицепсы партнера.

Карл удивлен столь явным проявлением человечности.

– Ты что, выходит, против абортов?

Чернокожий перекатывается на спину и тянется за пачкой сигарет, что лежит возле кровати на столике. Черный курит странные коричневые сигареты с темным табаком. Карлу прежде не доводилось видеть таких. Когда он впервые увидел пачку, даже покрутил ее заинтересованно в руках. Карл берет предложенную ему тонкую коричневую сигаретку и прикуривает от сигареты чернокожего. Ему нравится вкус этих сигарет.

– Так ты что, выходит, против абортов? – повторяет Карл.

– Я против уничтожения возможностей. Всему должна быть предоставлена возможность проявиться и расцвести. Весь интерес в том, чтобы наблюдать, что или кто выиграет.

– А, – говорит Карл, – ясно. Ты хочешь выставить на доску сразу все фигуры, какие только у тебя есть.

– Ну а почему бы и нет.

КАК БЫ ВЫ ПОСТУПИЛИ? (7)

Вы политический эмигрант, спасающийся от правительства, которое угрожает убить Вас и Вашу семью. Вам удается добраться до вокзала и с величайшим трудом среди толпы и давки посадить жену и детей в поезд, крикнув, чтобы нашли свободное место, пока Вы будете грузить общие пожитки.

Через какое-то время вещи уже в поезде, Вам удалось закинуть их в вагон в последний момент, когда состав уже отходил от станции. Вы кладете вещи в коридоре и отправляетесь искать Вашу семью.

Вы проходите поезд из конца в конец и не обнаруживаете их. Кто-то говорит, что осталась только половина состава, другая же половина отцеплена и движется сейчас в ином направлении.

Не оказалась ли по ошибке Ваша семья в той, другой, половине состава?

Как бы Вы поступили?

Дернули бы за стоп-кран и, пока до станции еще недалеко, соскочили с поезда, оставив свой багаж в вагоне?

Дождались бы первой остановки, бросили багаж и попытались пересесть на встречный поезд?

Или же Вы надеетесь, что с Вашей семьей все в порядке, что они в следующем поезде и что Вы воссоединитесь с родными в пункте, куда изначально направлялись все вместе?

Глава 8. Спокойные деньки в Танне. 1918: «Мясное ассорти»

Возможно, никогда еще за всю историю человечества, даже в последние годы наполеоновского правления, в наиболее цивилизованных странах Европы не было такого всплеска воинственности, как в начале августа 1914 года. Эти дни показали, сколь слабы коммерческие и политические силы, на которые опирался современный космополитизм, уповая на полное уничтожение национальных барьеров. Изощреннейшая финансовая система Европы, которая, по мнению некоторых, делала отныне войну невозможной, оказалась столь же бессильной предотвратить катастрофу, как и утопические мечтания международного социализма или, скажем, культурная общность наиболее образованных классов континента. Финансовый мир вынужден был приложить титанические усилия, чтобы адаптироваться к условиям, которые, казалось, угрожали крахом экономической системы. Голоса адвокатов, призывающих к всемирному братству и равенству, утонули в реве военных речей. Вскрылись непреодолимые противоречия, разделяющие славянский, латинский, тевтонский и англо-саксонский миры. Те, кто управлял судьбами цивилизованных стран, казалось, обезумели, упиваясь воинственными кличами.

«История этой войны», ч.1, опубликована в «Таймс» в 1915 году.

* * *

– Теперь твоя очередь, – говорит чернокожий, – если хочешь…

– Я устал, – говорит Карл.

– Ой, скажите на милость! Устал! Ты просто вообразил себя уставшим, вот и все. – Чернокожий кладет руку ему на зад и надавливает. Ободряюще улыбается Карлу, вынуждая его к встречному движению.

– Нет, – шепчет Карл, – пожалуйста, нет…

– Ну ладно, было бы предложено.

* * *

Карлу тринадцать лет. Его матери двадцать девять. Отец погиб. Убит под Верденом в 1916 году. Мать переехала жить к сестре в деревушку недалеко от Танна в Эльзасе…

* * *

– Оставь меня, – говорит Карл.

– Конечно, конечно. Не думай, что я собираюсь тебя принуждать.

* * *

Когда Карлу было тринадцать, он встретил человека, который назвался его отцом. Это было в общественном туалете где-то в западной части Лондона. «Я твой папаня, – сказал ему тот человек с расстегнутой ширинкой. Из ширинки торчал пенис. – Ты все еще ходишь в школу, сынок?» Карл пробормотал что-то невразумительное и мгновенно выскочил из туалета. Впоследствии он сожалел об этом своем бегстве, потому что тот человек и в самом деле мог, в конце концов, оказаться его отцом.

* * *

– Оставь меня в покое.

– Ну, ну, Карл, не будь таким сердитым, – смеется чернокожий.

Одним движением он ловко оседлывает Карла, так что у того трещит спина. Чернокожий начинает подпрыгивать. Карл взвывает, скатывается с кровати и злобно начинает одеваться.

– Ладно, побаловались и будет, – бросает он.

– Ну что ты, в самом деле, – говорит чернокожий. – Ну не сердись. Ну, пожалуйста, прости меня.

* * *

Карлу тринадцать лет. Он единственный мужчина в семье. На его попечении мать и тетя. Очевидно, что война идет к концу. Карл дал себе клятву выжить…

* * *

– Ты пойми, я просто тебя не так понял, – говорит чернокожий. – Ну пожалуйста, не уходи, останься еще ненадолго, а?

– Чего ради?

Но по телу Карла снова начинает разливаться предательская слабость.

* * *

Карлу тринадцать лет. Его матери двадцать девять. Отец Карла погиб. Его убили на Войне. Сестре матери двадцать шесть. Она тоже овдовела. Там, где они теперь живут, осталось много следов Войны. Некоторое время здесь шли бои. Повсюду видны разрушенные изгороди, расщепленные деревья, воронки, заполненные водой, старые окопы и развалины домов. Крестьяне не любят пахать здешние поля, потому что каждый раз находят по крайней мере один труп. А вот Карл нашел винтовку. Отличную французскую винтовку. За поясом у одного из солдат нашлись патроны к ней, много патронов. Карл попытался снять с солдата и башмаки, но ноги мертвеца слишком распухли, поэтому Карл бросил это дело. Тем более что найдя винтовку, Карл был на седьмом небе от счастья. Имея винтовку, можно надеяться выжить. Мало кто в деревеньках вокруг Танна мог похвастаться таким оружием.

В толстой вельветовой куртке, твидовых бриджах, схваченных под коленом резинками, позаимствованными у английского солдата, с вместительным немецким вещмешком через плечо и французской винтовкой в руках Карл уютно устроился на полуразвалившейся кирпичной стене. Ждал и курил сигарету.

Уже начало светать. Сюда, на разрушенную ферму, Карл пришел час назад. Рассвет занимался желтой полосой на горизонте. Карл вытащил из футляра немецкий бинокль и начал всматриваться в окружающую местность. Грязь, пни, канавы, окопы, воронки, развалины смутно виднелись в темноте, застывшие и неподвижные… Карл же высматривал что-нибудь движущееся.

Наконец он увидел собаку. Собака была очень большая, но тощая. Она трусила вдоль канавы, помахивая грязным мокрым хвостом. Карл положил бинокль и взялся за винтовку. Он передвинул скользящую планку прицела, твердо упер приклад в плечо, попрочнее расставил ноги, прицелился и нажал на спусковой крючок. Приклад ударил в плечо, винтовка дернулась в руках. Карл опустил винтовку и снова посмотрел в бинокль. Собака была еще жива. Карл встал, перекинул через плечо мешок. Когда он дойдет до собаки, та уже издохнет.

Освежевав животное, Карл стал искать другую цель. В эти дни живности вокруг почти не было. Но ничего, Карл найдет. Карл отрезал собаке голову штык-ножом, который специально носил для этой цели. Мясник в Танне обычно не задает лишних вопросов, покупая у Карла «мясное ассорти». Но все же не стоило лишний раз напоминать, чье мясо он покупает.

Немного позднее Карлу удалось застрелить двух крыс и кота, который за ними охотился. Этот подвиг подбодрил мальчика.

Карл изнывал от желания рассказать кому-нибудь о том, чем он занимается. Но мать и тетя для этого мало подходили. Они предпочитали думать, что Карл охотится на голубей. Поэтому время от времени Карлу приходилось подстреливать голубя. Он относил птицу домой и отдавал матери, чтобы она ее приготовила. «Были и другие», – говаривал он при этом. До сих пор, худо ли бедно, мать и тетка верили своим фантазиям. Никогда не надо лишать людей веры.

Карл славно потрудился. К полудню вещмешок был столь тяжел, что его с трудом можно было нести. Карл лежал в окопе, заросшем пряно пахнущей травой. Была ранняя осень. Погода стояла теплая. Несколько часов тому назад Карл наткнулся на двух зайцев. Одного зайца удалось убить. Другой удрал. Карл надеялся, что заяц снова появится. Когда он уложит второго зайца, можно будет идти домой. Карл с вечера не ел, и сейчас чувствовал себя донельзя усталым и голодным.

Глаза уже начинали слезиться от бинокля, когда на юге Карл заметил какое-то движение. Он лихорадочно подправил резкость. Приглядевшись, ощутил разочарование. Увы, это был не заяц, а всего лишь человек.

Человек бежал. Порой он падал, но тотчас же снова вставал и продолжал бежать. Человек был сутул, и, когда он бежал, руки болтались перед ним. Теперь Карл заметил, что на человеке был мундир. Мундир был, вроде, серый. Точно сказать было трудно – человек был весь в грязи. Фуражки на нем не было, оружия в руках тоже. Карлу больше года не доводилось видеть в этих краях солдат. Он, конечно, слышал пальбу, как и все, но каким-то образом эта деревушка до сих пор оказывалась в стороне от боев.

Немецкий солдат был уже близко. Небритый, глаза красные и воспаленные. Дышит тяжело, будто от кого-то убегает. Не означает ли это, что союзникам удалось прорвать немецкий фронт? Карлу уже было начало казаться, что этого никогда не случится, и две армии так и будут стоять друг против друга до скончания веков. Так нет же, оказывается. Эта мысль взволновала Карла. Было бы спокойнее, если бы все оставалось по-прежнему. Тогда бы в будущем не предвиделось никаких изменений.

Однако, возможно, это просто дезертир. Глупо с его стороны было бежать в этом направлении. Хотя… Карл зевнул.

Прошла еще четверть часа. Пора было уходить. Он повесил бинокль на шею и подобрал винтовку. От нечего делать навел ее на немецкого солдата. Карл представлял себе, что сидит в окопе и что этот бегущий солдат – атакующий противник. Карл поводил дулом из стороны в сторону. Потом снова навел его на солдата. Представил: вот они бегут к окопу… их тысячи… Карл нажал на курок.

Признаться, Карл удивился, когда немец вскинул руки и закричал. Карл слышал этот крик, но ни о чем не пожалел. Он поднес бинокль к глазам: пуля угодила солдату в живот. Дерьмовый выстрел. Да он особенно и не целился. Карл видел, как шевелится высокая трава там, где упал солдат. Он нахмурился. Трава успокоилась. Карл размышлял: идти ли домой или пересечь поле и посмотреть на солдата. Внутренний голос говорил, что надо пойти и посмотреть. В конце концов, это первый человек, убитый им, Карлом. К тому же, на солдате может оказаться что-нибудь полезное.

Карл пожал плечами и сбросил с плеча вещмешок с «мясным ассорти». Пускай полежит. Закинув винтовку за плечо, пошел к тому месту, где упал солдат.

* * *

– Что, уже утро? – осведомился Карл, зевая.

– Нет, до утра еще долго.

– Мне кажется, что эта ночь будет длиться вечно.

– А ты что, этому не рад?

Карл ощутил сильную руку в своей промежности. Чернокожий сжал его плоть, нежно, но сильно. Губы Карла раздвинулись в полуулыбке.

– Да, – произнес Карл, – я рад.

КАК БЫ ВЫ ПОСТУПИЛИ? (8)

Вы белый человек и находитесь в городе, населенном преимущественно черными.

Из-за беспрестанных оскорблений, притеснений и дискриминации черные подняли мятеж и захватили власть в городе. Встретив сопротивление, мятежники линчевали двух белых чиновников, с которыми у них были особые счеты.

Черные превратились в неуправляемую толпу и жаждут крови своих угнетателей. К району, в котором Вы живете, приближается такая толпа, убивая, сжигая и избивая белых. Кое-кто уже забит до смерти.

Вы не можете связаться с вашими черными друзьями и попросить их о помощи, потому что не знаете точно, где они сейчас находятся.

Предпочтете ли Вы укрываться в доме в надежде, что толпа Вас не тронет? Или выйдете на улицу, где можно встретить одного из черных друзей, который сможет Вам помочь?

Или же Вы обратитесь за помощью к другим белым, которые решили драться до последнего? Если так, то будете ли Вы призывать их попытаться решить дело миром или просто присоединитесь к остальным белым, организовавшим сопротивление толпе черных?

А может, Вы присоединитесь к черным, которые атакуют белых, в надежде, что за это Вам сохранят жизнь?

Глава 9. Где-то недалеко от Киева. 1920: Проезжая мимо

Вчера поступило официальное сообщение о расправе красной гвардии над царской семьей в городе Екатеринбурге. Оно было передано от имени нового большевистского правительства по беспроволочному телефону:

«В последнее время Екатеринбург – столица красного Урала – подвергался серьезной угрозе со стороны приближающихся чехословацких банд. Одновременно с этим был вскрыт контрреволюционный заговор, имеющий целью вырвать свергнутого царя и его семью из рук советской власти путем применения силы. Ввиду этого советским правительством было принято решение о расстреле царской семьи. Решение было принято 16 июля сего года. Жена и сын Николая Романова были под стражей перевезены в Екатеринбург. Документы о раскрытом заговоре были отправлены в Москву специальным курьером. До последнего времени сохранялось в силе первоначальное решение о том, чтобы бывший царь Николай Второй предстал перед судом трибунала и держал ответ за свои преступления против собственного народа. Только в силу последних событий это решение пришлось изменить. Всероссийский Исполнительный Совет одобрил решение сельского областного совета. Центральный Исполнительный Комитет имеет в настоящее время в своем распоряжении материалы и документы исключительной важности, которые могут быть использованы в деле против Николая Романова, а именно: его собственный дневник, который бывший царь вел почти до последнего дня, а также дневники его жены и детей; их переписку, среди которой – письма Григория Распутина к Николаю Романову и членам его семьи. Все эти материалы будут изучены и опубликованы в ближайшем будущем».

«Ньюс оф зе уорлд» 21 июля 1918 года, суббота.

* * *

Вертясь перед трюмо, Карл рассматривал свое собственное тело. Ему никак не удавалось увидеть то, что его более всего интересовало. Кроме того, чертовски мешал неоновый свет, бьющий в окна. Карл недовольно морщился и изо всех сил скашивал глаза, пытаясь увидеть недоступное.

– Знаешь, я все-таки думаю, никакой ты не нигериец. Твой акцент непрерывно меняется.

– Мы все меняем свой акцент в соответствии с обстоятельствами.

В глубине зеркала их глаза встретились. Карл почувствовал холодок.

«Да, ТОВАРИЩ. Ты прав. Такие мы все – жертвы».

* * *

Карлу четырнадцать лет. Его мать и отец убиты взрывом бомбы в кафе на Бобринском бульваре.

* * *

Приятель Карла дружески кладет руки ему на плечи.

– Ну, а теперь чем бы ты хотел заняться?

* * *

Карлу четырнадцать лет. Он сидит на крыше вагона, свесив ноги. Паровоз ревет. Поезд идет по бескрайним равнинам. Поля по обе стороны мертвы. Черные выгоревшие пятна отмечают места, где еще недавно колосилась пшеница. Видно, что поля поджигали нарочно.

Над несущимся составом – небо. Небо огромное и пустое.

Карл ежится.

* * *

– Ну что, есть у тебя какие-нибудь идеи?

* * *

На горизонте гряда серых туч. Поезд мчится навстречу гряде. Она похожа на надвигающийся конец света. Поезд несет смерть. Поезд летит навстречу смерти. Груз состава – смерть, цель состава – смерть.

Там и тут вдоль состава – на ревущем паровозе, на вагонах, на открытых платформах – полощутся по ветру черные флаги, будто гигантские вороны пытаются удержаться, взмахивая крыльями.

Украина.

И снова Карл вздрагивает.

* * *

Карлу четырнадцать лет. Его матери и отцу было по тридцать пять, когда взрыв бомбы оборвал их жизнь. В Киев они приехали, потому что там, где они жили раньше, начались погромы. Родители считали, что в Киеве, у родственников, что жили на Бобринском бульваре, безопаснее. Кто-то бросил бомбу в кафе, и их не стало. Карл покинул Киев и через некоторое время оказался в Александровке, где столкнулся с воинством анархиста батьки Махно. Карл вступил в махновскую армию. Он уже успел побывать в нескольких битвах, и у него был собственный пулемет, предмет его гордости. Карл любил свой пулемет. Сейчас Карл занимался тем, что укреплял пулемет на плоской крыше вагона. Пулемет был английский, «льюис». Пальто на Карле тоже было английское – кожаное, спереди специальный карман в форме кобуры. Во время последнего боя под Голтой Карлу удалось раздобыть револьвер. В том бою их разбили, они вынуждены были бежать. Сейчас они пробивались к Киеву, потому что железнодорожная ветка на Александровку была взорвана, чтобы отрезать им путь к отступлению. Черные боевые знамена Махно развевались на вагонах. На некоторых знаменах был махновский лозунг «АНАРХИЯ – МАТЬ ПОРЯДКА», на других не было ничего, просто черные полотнища. После Голты батька пребывал в отвратительном расположении духа.

Сквозь перестук колес и рев и гудки паровоза слышались смех, пение, пиликанье гармошки. Махновцы облепили поезд, как мухи, расположившись везде, где только можно. Воинство это по большей части состояло из молодежи. Одежда их была красноречивым свидетельством сотен удачных набегов. Один носил высокий шелковый цилиндр, украшенный развевающимися красными и черными лентами; одет он был в меховую шубу с оторванными рукавами и обрезанными полами, чтобы ногам было свободно, и зеленые казацкие галифе, заправленные в красные кожаные сапоги. Грудь его крест-накрест пересекали пулеметные ленты. В руках у молодца была винтовка, из которой он время от времени палил в воздух. И безостановочно хохотал. На боку у парня болталась кривая казацкая шашка, а за пояс заткнуты маузер и «смит-вессон» 45-го калибра. Из рук в руки ходили бутылки с горилкой и вином. Молодец в черном цилиндре и шубе закинул голову и, придерживая цилиндр, лил вино себе прямо в глотку. Вино текло по бороде. Время от времени он отставлял бутылку и присоединялся к голосам, подхватывавшим припев песни, которую распевали те, кто сидел на крыше вагона: «В степи под Херсоном высокие травы…». Когда песня дошла до последних, сильных и печальных, строф, Карл не выдержал и тоже подхватил: «Лежит под курганом, заросшим бурьяном, махновский герой-атаман». Песня закончилась. Подхватив последние слова, загудел паровоз. Сидящие на вагоне откликнулись восторженным воем и, сорвав с голов шапки, замахали ими в воздухе – овчинные треухи, папахи, жокейские шапочки, красноармейские шлемы, фуражки доброй дюжины частей царской армии. Карл был страшно горд, что является частью этой бесшабашной компании, которой плевать на смерть и которая ни во что не ставит собственную жизнь. Ну и что, если их движение обречено – плевать! Человечеству все равно скоро крышка. А так, по крайней мере, есть возможность умереть красиво.