Текст книги "Карточный домик"

Автор книги: Майкл Доббс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Вторник, 22 июня

Роджер О'Нейл с удовольствием устроился в одном из больших кожаных кресел, окружавших бильярдные столы в дальней комнате клуба Уайта. Когда эти столы не используются по назначению, расставленные повсюду кресла неизменно привлекают внимание тех членов клуба, которым требуется тихое и укромное место для конфиденциальной беседы со своими гостями. Его обрадовало и удивило приглашение Главного Кнута поужинать в этом престижном клубе. О’Нейл не мог сказать, чтобы Урхарт относился к нему с большой теплотой – скорее наоборот, он больше привык ловить на себе его холодный, высокомерный взгляд. Словно огромная сытая птица глядела на него пронзительными глазами над своим орлиным носом. И вдруг совершенно неожиданно он получает приглашение от этой птицы «отпраздновать результаты той замечательной работы, которую вы проделали для всех нас в последней предвыборной кампании!»

Чувствуя, что напряжен до предела, О'Нейл решил успокоить расходившиеся нервы хорошей парой водки с тоником, но быстро убедился, что в этом не было никакой необходимости. Добродушие и простота манер Урхарта, две бутылки «Шато Тальбо-78» и два больших бокала коньяка, которые он затем заказал, сказали О'Нейлу, что ему удалось наконец пробиться сквозь барьеры, воздвигнутые рядом традиционалистов в руководстве партии, от таких, как О'Нейл и его «рыночные деляги Джоны с их вульгарными автомобилями». Хотя О'Нейл и высмеивал их узколобое чванство, в душе он страстно мечтал о другом и теперь досадовал, что так ошибался в Урхарте. Лицо расплылось в широкой улыбке, когда он увидел Главного Кнута, возвращавшегося от бара с двумя хрустальными бокалами на серебряном подносе. О'Нейл загасил сигарету в предвкушении бокала «Гаваны».

– Скажи, Роджер, – обратился к нему Урхарт, – что ты намерен делать теперь, когда выборы позади? Будешь работать на партию? Мы не можем лишиться таких отличных парней, как ты.

На лице О'Нейла вспыхнула очередная радужная улыбка: он готов остаться с партией, пока это будет нужно премьер-министру.

– Но сможешь ли? Можно быть с тобой абсолютно откровенным? Я знаю, как мало платит партия своим работникам, особенно после выборов, когда не бывает много денег. Несколько лет с этим вообще будет трудно. Возможно даже, придется заморозить твою зарплату и срезать ваш бюджет. И тебя не соблазняют более заманчивые предложения, которые ты, наверное, получаешь со стороны?

– Да, выбор есть, как ты сам понимаешь. Но дело здесь главным образом не в зарплате. Я занимаюсь политикой, потому что она меня увлекает и мне нравится играть в ней какую-то роль. Однако если наши расходы урежут, это, конечно, будет трагично.

Задумавшись над такой перспективой, О'Нейл помрачнел, с лица его сошла улыбка и он нервно завертел в руке стакан.

– Нам надо готовиться к следующим выборам сейчас, а не через три года, когда будет уже поздно, – сназал он. – В связи со слухами о расколе в партии и гаданиями, кто виноват в потере мест, особенно важно организовать мощную позитивную пропагандистскую работу, на что потребуются соответствующие ассигнования.

– А председатель склонен согласиться, что тебе нужны дополнительные средства? – Урхарт вопросительно поднял бровь.

– А когда это было, чтобы председатель поддерживал такое?

– Я подумаю, Роджер, что смогу сделать. Мне очень бы хотелось тебе помочь. Если хочешь, могу поговорить с председателем и постараюсь убедить его. Но сначала я хочу кое о чем попросить тебя и считаю, что не должен ходить вокруг да около, а буду говорить прямо и откровенно.

Тронутые временем глаза глянули прямо в лицо О'Нейлу, и он привычно моргнул. Урхарт ждал, пока О'Нейл громко сморкался. Об этой его привычке ему тоже было известно. Он внимательно вглядывался в О'Нейла. Похоже было на то, что внутренне О'Нейл жил другой жизнью, отдельной от остального мира и проявлявшейся через такие манеры и подергивающиеся глаза.

– Недавно приходил бывший коллега, которого я знавал, еще когда директорствовал в Сити, – продолжал Урхарт. – Это один из тех людей, от которых зависит финансирование деятельности рекламно-пропа-гандистсного агентства партии. Он был очень обеспокоен, хотя старался этого не показывать. Он сказал, что не раз брал у него в долг наличные для каких-то своих расходов.

На секунду подергивание прекратилось, и Урхарт отметил, как необычно для него видеть О'Нейла неподвижным.

– Роджер, я вовсе не пытаюсь заманить тебя в ловушку или что-то выведать тебе в ущерб. Все это останется между нами. Но если ты хочешь моей помощи, я должен быть уверен в фантах.

У О'Нейла снова задергалось лицо и глаза, и он выдал нервный, деланный смешок.

– Могу тебя заверить, Френсис, что за этим нет ничего плохого. Я даже рад, что ты заговорил со мной об этом. Все очень просто. Дело в том, что есть такие расходы, которые агентству легче и удобнее принять на свой счет, нежели проводить их через финансовую машину партии. Приходится, например, иногда поставить рюмку-другую какому-нибудь журналисту или пригласить какого-то спонсора на обед.

Чувствовалось, что О'Нейл не раз говорил на эту тему..

– Видишь ли, если я стану оплачивать эти расходы из собственных средств, то потом мне нужно будет обращаться к партии с просьбой об их компенсации. У нашей бухгалтерии много работы, потребуется до двух месяцев, если не больше, чтобы оплатить счета. Честно говоря, при такой заработной плате мне это не по карману. так вот, если я получаю компенсацию расходов через агентство, то я получаю ее незамедлительно, потом агентство проводит эти расходы через свою бухгалтерию и отправляет соответствующий счет в штаб-квартиру партии. На это уходит примерно еще месяц или около того, что, в общем-то, выгодно и самой партии, так как платит она не сразу, а по прошествии длительного времени. Моя работа тоже от этого выигрывает, и я избавлен от ненужных задержек. И тому же суммы, о которых идет речь, довольно незначительны. О'Нейл потянулся за своим бокалом.

– Это потраченные за последние десять месяцев 22 300 фунтов стерлингов ты считаешь незначительной суммой?

О'Нейл чуть было не поперхнулся и быстро поставил бокал обратно. Лицо его исказилось, так как одновременно он пытался и глубоно вздохнуть, и выпалить опровержение.

– Эта сумма не имеет ничего общего с тем, что действительно потрачено! – Его отвисшая челюсть говорила о том, что такого слышать ему еще не приходилось, готовых ответов и объяснений у него нет, и он мучительно раздумывал теперь, что сказать.

Отвернувшись, Урхарт попросил бармена принести еще два коньяка. Холодные, невозмутимые глаза над орлиным носом снова вернулись к О'Нейлу, дергающееся лицо которого невольно наводило на мысль о мухе, попавшей в паутину. Урхарт добавил к ней еще несколько шелковистых нитей.

– Роджер, с сентября прошлого года ты регулярно получал в агентстве различные суммы без должного оформления отчетности, и за это время набралось точно 22 300 фунтов. Началось все с относительно небольших сумм, но потом ты стал брать больше и дошел до 4000 фунтов в месяц. Даже во время предвыборной кампании невозможно столько пропить и проесть.

– Уверяю тебя, Френсис, что все расходы, на которые я получал эти деньги, были вполне законными! – Признаки удушья на его лице начали исчезать – он понемногу приходил в себя. Ногда официант поставил на стол две порции коньяка, Урхарт добавил к паучьей сети одну нить, окончательно связавшую О'Нейла по рукам и ногам.

Можешь поверить, Роджер, – сказал он ему – мне совершенно точно известно, на что именно ты тратил эти деньги.

Откинувшись, он отхлебнул ноньяк. Его жертва была недвижима, как будто ее пригвоздили к креслу.

– Мне, как Главному Кнуту, пришлось познакомиться со всеми человеческими проблемами, которые ты мог бы назвать. Так, в последние два года я имел дело со случаями избиений жен, изменами, мошенничествами, помешательствами. Был даже случай кровосмешения. Мы конечно, не позволили ему снова баллотироваться на выборах, но и шуметь не стали. Зачем? Кому и какая от этого польза? Поэтому ты и не слышишь об этих случаях. Несомненно, я вывожу кровосмешение за пределы дозволенных рамок, но, вообще говоря, мы не занимаемся морализированием. Каждому позволительно иметь какую-нибудь слабость или невоздержанность, но лишь до тех пор, пока об этом не становится известно обществу.

Он немного помолчал, потом продолжал:

– Между прочим, один из моих младших Кнутов – врач, специально назначенный для того, чтобы он помогал мне обнаруживать в людях признаки стресса. Мы очень прилично напрактиковались в этом деле. В конце концов, в парламенте больше 300 человек, все они живут и работают на пределе. Ты будешь поражен, если я скажу, как много у нас в Вестминстере используют наркотики. Специалисты утверждают, что 10 процентов всего населения страны, включая и членов парламента, физиологически или психологически не могут устоять перед соблазном воспользоваться тем или иным наркотическим веществом. В этом нет их вины, это как бы заложено с рождения, им просто гораздо труднее, чем остальным, сопротивляться соблазну выпить, принять таблетку или что-то другое в этом роде. Рядом с Дувром есть совершенно очаровательная оздоровительная ферма, куда мы посылаем таких людей на пару-тройку недель. Большинство полностью там выздоравливают и возвращаются к нормальной политической жизни.

Он снова замолчал. Покрутив в руке бокал, отпил немного виски, не сводя глаз с О'Нейла. Тот не шевелился, будто окаменел.

– Хорошо, если мы узнаем о таких людях своевременно, – продолжал Урхарт. – Вот почему мы так болезненно реагируем на признаки злоупотребления наркотиками. Такими, например, как кокаин. В последнее время он сделался настоящей проблемой. Говорят, что он стал модным – что бы это ни означало – и легко доступным. А знаешь ли, если не спохватиться, он способен начисто сгноить носовые перегородки! Любопытный наркотик. Оказывает мгновенное одурманивающее действие на человека, которому начинает казаться, что за пять минут он способен сделать то, на что обычно требуется пять часов. В общем, превращает обычного человека в гения. Жаль, что он столь привлекателен…

Последовала еще одна пауза, после чего Урхарт добавил:

– И столь дорог.

Все это время он ни на секунду не спускал глаз с О'Нейла и прекрасно видел все этапы его внутренней психологической агонии. Если вначале и были какие-то сомнения в диагнозе, то их не осталось, когда сидевший напротив него человек открыл наконец рот. Голос у него был вымученным и просящим.

– О чем ты говоришь? – проскулил О'Нейл. – Я не наркоман. Я не принимаю наркотики!

– Ну, конечно же, Роджер, – сказал Урхарт самым отеческим тоном. – Но ты же понимаешь, что есть люди, которые могут Бог знает что о тебе подумать. Как тебе известно, премьер-министр не из тех, кто прощает. И дело не в том, можно или нельзя без суда осудить человека, а в том выборе, который следует сделать в пользу тихой, спокойной жизни без ненужного риска.

– Премьер-министр этому не поверит! – выдохнул О'Нейл с таким выражением на лице, как если бы на него летел разъяренный бык.

– Председатель не очень-то высоко отозвался о тебе в разговоре с премьер-министром, когда они встретились на днях. Во всяком случае, хотя он ничего и не знает, но одним из твоих самых горячих поклонников его вряд ли назовешь. Но не беспокойся. Я заверил премьер-министра, что с тобой все в порядке, так что тебе нечего бояться… пока я тебя поддерживаю.

Урхарту было прекрасно известно о паранойе страха, свойственной наркоманам, употребляющим кокаин, поэтому он не сомневался, что эта высосанная из пальца история оставит глубокий след в его сознании. Знал он и другое – такие наркоманы одержимы жаждой известности. О'Нейл мог добиться ее только благодаря своим политическим связям и покровительству премьер-министра. Одна лишь мысль о том, что он может этого лишиться, повергала его в дрожь. Пока я тебя поддерживаю, звучали в его ушах слова Урхарта. Их настоящий смысл был ему совершенно ясен: один неверный шаг – и тебе смерть, В этой паучьей сетке прорех не существовало.

Наступил момент, когда можно было протянуть О'Нейлу руку помощи и подсказать, как выйти из этого тупика. И Урхарт сделал следующий шаг.

– Видишь ли, Роджер, я достаточно навидался людей, которых погубили слухи. Порой они основывались лишь на косвенных свидетельствах, а то и просто на ревности или зависти, и все же, как ты знаешь, коридоры Вестминстера стали полями политической смерти для менее удачливых, чем ты или я. Обидно, если тебя пригвоздят к позорному столбу, потому что лорд Уильямс питает к тебе неприязнь или потому что будет неправильно понят твой метод получения представительских средств, или твоя… сенная лихорадка.

– Что мне делать? – жалобно простонал О'Нейл.

– Ты оказался в очень деликатном положении, и особенно сейчас, когда политическая ситуация в самом правительстве столь нестабильна. Думаю, следует довериться мне. Тебе необходима крепкая поддержка в руководящих кругах партии, учитывая, что премьер-министр, которому приходится теперь плыть по очень бурным политическим волнам, будет озабочен тем, как самому спастись, а не тем, как спасать других.

Он замолчал и некоторое время подержал паузу, наблюдая, как заелозил в кресле О'Нейл.

Я бы предложил следующее, – снова заговорил Урхарт. – Скажу агентству, что проверил твои расходы и убедился в их законности. Попрошу их по-прежнему выдавать тебе необходимые средства на том основании, что таким образом мы избежим ненужной ревности со стороны некоторых твоих коллег в штаб-квартире партии, выступающих против больших расходов на рекламно-пропагандистскую работу. Они и так готовы обрушиться на всю нашу систему связи с общественностью. Агентство может рассматривать ее как разумный вариант собственной подстраховки. Я прослежу за тем, чтобы ввести премьер-министра в курс той важной работы, которую ты стараешься делать в интересах партии. Ну и конечно же, чтобы не дать председателю искромсать твой бюджет в клочки, постараюсь убедить премьер-министра в необходимости продолжать пропагандистскую кампанию высокого уровня, чтобы пережить предстоящие трудные времена.

– Не нахожу слов, чтобы выразить, как я буду благодарен… – пробормотал О’Нейл.

– В обмен на это ты будешь информировать меня обо всем, что происходит в партийной штаб-квартире, и особенно о намерениях председателя. Это очень амбициозный и опасный человек, который повсюду кричит о своей верности премьер-министру, а сам в это время ведет собственную игру. Между нами говоря, Роджер, я уверен, что мы с тобой сможем проследить за тем, чтобы никто не нанес ущерб интересам премьер-министра… а заодно и нашим интересам. Ты, Роджер, должен стать моими глазами и ушами в том, что касается планов председателя. От этого зависит все твое будущее. – Он произносил слова медленно, с расстановкой. – Мы будем работать вместе, и ты должен мне помочь. Я знаю, как ты любишь политику, как дорога тебе партия, думаю, нам с тобой удастся помочь ей пережить трудности, которые неизбежны в будущем.

Среда, 30 июня

Бар для посторонних в здании палаты общин – это небольшое, темноватое помещение с видом на Темзу, где члены парламента могут принимать своих «посторонних гостей». Обычно в переполненном зале стоит шум и гам; кажется, сам воздух в нем наполнен слухами и сплетнями. Этот вечер не был исключением, но привалившийся к стойке бара О'Нейл не обращал на гвалт никакого внимания. Он был занят беседой.

– Еще по одной, Стив?

Стефен Кендрик, безупречный член парламента, несколько непривычно выглядел здесь в своем светлосером кашемировом костюме с белыми перламутровыми пуговицами. В руках он держал большой стакан горького бочкового пива, которым славятся бары Вестминстерского дворца.

– Ну вот, теперь ты лучше меня знаешь, что посторонним здесь пиво не продают. Пока я здесь лишь две недели и вовсе не хочу, чтобы кто-нибудь увидел, как любимый ирландский волкодав премьер-министра спаивает только что избранного, но быстро выдвигающегося заднескамеечника оппозиции. Кое-кто из моих коллег-догматиков назвал бы это предательством!

Он хмыкнул и подмигнул барменше. Перед ним незамедлительно появились еще одна пинта пива и еще одна двойная порция водки с тоником.

– Знаешь, Родж, я все еще временами пощипываю себя. До сих пор не понимаю, сон это или дьявольское наваждение. Семь лет назад, когда мы с тобой работали в небольшой мастерской при палате общин, мог ли кто предположить, что ты станешь главны ворчуном партии премьер-министра, а я – скромным, хотя и исключительно талантливым членом парламента от оппозиции?

– Во всяком случае, не та блондинка-телефонистна, с которой мы с тобой по очереди развлекались, – пошутил О'Нейл. Оба мечтательно улыбнулись, вспоминая свои молодые годы и те веселые времена.

– Милая малышка Анни, – задумчиво проговорил Кендрик.

– Постой, ее же вроде звали Дженни, – запротестовал О'Нейл.

– Вот уж не помню, Родж, чтобы в те годы тебя так интересовало, как именно их звали!

Добродушное подтрунивание и каждая новая порция выпивки окончательно растопили лед в их отношениях. Когда О'Нейл позвонил новому парламентарию и предложил выпить за добрые старые времена, оба сомневались, что удастся возродить былую легкость и непосредственность их общения. Они тщательно, может быть, даже слишком тщательно, старались обходить политическую тему, которая сегодня занимала главное место в их жизни, и от этого их разговор явно не клеился. О'Нейл решился наконец сделать решительный шаг,

– Стив, что насается меня, то я не стану возражать, даже если ты будешь поить меня всю ночь. Даже святые могут запить, глядя на то, как ведут дела мои хозяева.

Кендрик не стал уклоняться от темы.

– Да, похоже, тебе все время приходится придерживать их за подолы мантий. Здесь поговаривают, что Самюэль страшно зол на Уильямса за то, что тот положил свою голову вместе с головой премьер-министра на плаху, что Уильямс не может простить Коллинриджу хилую предвыборную кампанию, а сам Коллинридж, говорят, злится чуть ли не на всех подряд.

– Может быть, – заметил О'Нейл, – все они просто устали от выборов и ждут не дождутся, когда можно будет пойти в отпуск. Знаешь, как это бывает в большой семье, где каждый раз, перед тем как отправиться в путешествие, все переругаются, споря, как лучше загрузить вещи в машину.

– Не обижайся, старина, но, по моему мнению, твоему лидеру придется заняться этими перебранками и быстренько положить им конец, если он не хочет отправиться на летние парламентские каникулы с семейкой, больше похожей на ораву котов с Вестминстерских аллей. Никакой премьер-министр не может равнодушно взирать на то, как ходят такого рода слухи, иначе они начинают жить сами по себе и превращаются в реальность. В этот момент и появляешься ты со своим огромным бюджетом рекламно-пропагандистской работы, как вылетающий на полном скаку из-за холма Седьмой кавалерийский эскадрон.

– Я бы сказал, что наше положение больше походит на последний кровавый бой Мастера, – с некоторой горечью сказал О'Нейл.

– В чем дело, Родж? Не хочешь ли ты сказать, что дядя Тедди убежал со всеми твоими игрушечными солдатиками, или что-то в этом роде? – с искренним любопытством спросил Кендрик.

О'Нейл одним глотком опорожнил свою рюмну, и Кендрик заказал очередные порции пива и водки.

– Пусть только это останется между нами, старыми друзьями, Стив, только могу тебе сказать, что он действительно убежал, прихватив почти всех их с собой. Проклятье, больше, чем когда-либо, нужны сейчас новые друзья, а наш председатель вместо того, чтобы идти в наступление, намерен отсиживаться за баррикадами.

– Ого! По-моему, я слышу рыдания обиженного директора отдела рекламы и пропаганды, которому сказали, чтобы на накое-то время он прикрыл свою лавочку?

О'Нейл раздраженно ударил рукой по стойке бара.

– Мне следовало бы помолчать, но надеюсь, что этого не случится, значит, и беды никакой не будет. Во время выборов мы выступили с предложением о расширении больничной сети, заявив, что правительство вложит в осуществление проекта столько же средств, сколько будет собрано в виде добровольных пожертвований на местах. Мы разработали прекрасную пропагандистскую программу в поддержку проекта, и все было готово к тому, чтобы осуществить ее в течение лета, пока вы, негодяи, будете отсиживаться в Коста-дель-Куба или где вы обычно отдыхаете.

Кендрик смолчал, не реагируя на подковырку.

– К тому времени, когда бы в октябре вы все вернулись, мы бы уже завоевали сердца избирателей в тех округах, в которых не имеем твердого большинства.

Все было бы готово – реклама, выступление лидера партии с политической речью по радио, десять миллионов листовок, списки адресов избирателей. «Больницам Возвращается Здоровье!» Как эффектно можно было бы это использовать при подготовке к партийной конференции! Возьмем, например, подраздел доклада «Партия обещает, партия выполняет». Но… он просто выдернул вилку из розетки.

– А почему? – спросил Кендрин. – Проблемы со средствами после выборов?

– Нет, Стив. Средства предусмотрены в бюджете, так что с этим все в порядке. Но он даже не разрешил разослать отпечатанные и оплаченные листовки. Вернулся сегодня из Даунинг-стрит, 10, и сказал, что выполнение нашей программы отменяется. У него еще хватило наглости спросить, не устареют ли листовни к следующему году. Какой непрофессиональный, любительский подход!

Опрокидывая в горло очередную порцию спиртного, он старался выглядеть подавленным. О'Нейл надеялся, что в точности выполняет указание Урхарта – не быть слишком нелояльным или излишне откровенным, а держаться так, чтобы не вызывать подозрений. Он совершенно не понимал, зачем Урхарту понадобилась эта надуманная история с несуществующей пропагандистской кампанией и зачем нужно пускать ее по рукам в баре для посторонних.

Заглядывая в пустой стакан, он заметил, как Кендрик остановил на нем долгий, внимательный взгляд. Изобразив на лице чисто дружеское участие, член парламента спросил:

– Но почему, Родж? Почему?

– Если бы я сам знал, старина! Для меня это просто какая-то дьявольская мистерия.