Текст книги "Правда о Bravo Two Zero (ЛП)"

Автор книги: Майк Эшер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

ДОРОГА НА КРАБИЛУ БЫЛА ВСЕГО в шестнадцати километрах к северу от карна Винса, и когда я вышел с плато и начал спускаться в лежащую за ним пересеченную местность, то увидел идущую параллельно асфальтированной дороге линию опор, упоминавшуюся Райаном. Это подкрепило мою уверенность, что исчезновение Винса не могло произойти в двадцати километрах к северу от «капонира», как это утверждает Райан, потому что, по его воспоминаниям, когда они со Стэном спускались с «дикого, высокого плато», он молился Господу, чтобы Винс делал то же самое.

Я, как и они, проследовал до опор, а потом через дорогу к двухметровому забору из металлической сетки, ограждающему железнодорожные пути. Издалека забор выглядел непроницаемым, однако Райан писал, что, не будь они в столь ослабленном состоянии, то перелезли бы через него за минуту. Но в их случае пришлось прокладывать дорогу сквозь нее с помощью "Лезермана"[24]24
  «Лезерман» (Leatherman) – многофункциональный складной инструмент, обычно включающий в себя нож, напильник и пилку, различные отвертки и раскладные пассатижи с устройством для перекусывания проволоки (прим. перев.)


[Закрыть]. У меня был с собой такой же, так что я предполагал поступить так же, но с другой стороны ждали мои «надзиратели», и я решил, что будет неразумно вот так взять и начать резать правительственную собственность. Но стоило подойти поближе, как я увидел, что в этом нет необходимости – забор был чисто номинальным, весь в разрывах и дырах, и я миновал его, даже не замедлив шага.

Я был четко уверен, что нахожусь на маршруте перехода, совершенного Райаном и Стэном ночью 25–26 января. Передо мной, по ту сторону железной дороги, был холм с круглой вершиной. Возможно, тот самый, на котором Райан видел позиции зенитных орудий. Несколькими километрами далее пустыня превращалась в лунный ландшафт, пересеченный гребнями бронзово-зеленого цвета и пронизанный подобными венам темно-зелеными вади, заполненными низкорослым кустарником. Именно в одном из этих вади они вдвоем укрылись примерно в 05.30 утром 26 января, обнявшись в попытке согреться.

* * *

КОГДА В СЕРЕДИНЕ УТРА СОЛНЦЕ ПРОБИЛОСЬ из-за облаков, Райан понял, что день собирается быть прекрасным, и вознес тихую благодарственную молитву. Солнечный свет спас их жизни. Он подумал, что еще один день в условиях, подобных тем, что они перенесли в «капонире», им, конечно, не пережить. Относительная теплота дня восстановила их, и для поднятия духа они взялись чистить свое оружие и разложили снаряжение для просушки. Примерно в полдень они услышали приближающихся коз и увидели к своему ужасу, что животных сопровождал молодой пастух, который присел, наблюдая за своим стадом. Райан уже приготовился «сделать» араба, если он двинется в их направлении, но Стэн возражал – он думал, что пастух мог бы помочь получить машину и пищу. Дискуссия оборвалась, когда человек внезапно приблизился к ним и, согласно Райану, Стэн подскочил и схватил его. Он казался совершенно безвредным – Райан предполагал, что от недостатка интеллекта – но Стэн начал показывать знаками и повторять «дом» и «автомобиль», на что араб закивал и что-то забормотал. Импульсивно Стэн решил пойти вместе с ним, надеясь завладеть машиной. Райан счел его предложение смешным и даже глупым, но Стэн был одержим своей идеей, и даже решил было оставить свое оружие, чтобы производить менее агрессивное впечатление. В конечном счете, Райан разрешил ему идти, дав понять, что будет ждать его здесь, в вади до заката – примерно до 18.30 – и, если Стэн не сможет вернуться, то двинется дальше в одиночку. Стэн уже пошел вместе с арабом, когда Райан отозвал его и настоял, чтобы он взял свое оружие. Он еще раз попытался убедить своего товарища застрелить иракца, но Стэн ответил, что доверяет ему. Взяв свою М16, но оставив снаряжение, он отправился со своим новым компаньоном на восток. Райан проводил обоих взглядом, пока они не исчезли, растворившись вдали. Он больше не видел Стэна до самого конца войны.

* * *

КНИГИ РАЙАНА И МАКНАБА содержат краткое описание последних часов, проведенных Стэном на свободе, основанное на личном общении и послевоенном официальном отчете. Собственный рассказ Стэна вошел в документальный телевизионный фильм, впервые показанный в феврале 2002 года. Райан писал, что Стэн прошел вместе с пастухом около четырех часов, пока в отдалении, они не увидели группу зданий и стоящих снаружи машин. Человек указал на них и повернул обратно, предоставив Стэну идти к ним самостоятельно. Когда он приблизился к зданиям, появился араб в белой дишдаше, которого Стэн попытался вовлечь в беседу. Человек нырнул в свою машину – Тойтоу Лэндкрузер – и, думая, что он полез за оружием, Стэн выстрелил в него. На звук выстрела из здания выскочило восемь ополченцев, вооруженных AK, и Стэн начал стрелять в них, сняв двоих, когда у него кончились боеприпасы. Он сделал попытку залезть в Лэндкрузер, но пока возился с ключами, лобовое стекло разлетелось, и в его лицо уперся ствол автомата. Бешено паля в воздух, иракцы скрутили его, кинули в другой автомобиль и отвезли в ближайший город, где его допросили и напоили чаем. Позже, однако, его лишили пищи, завязали глаза, и избили столь жестоко, что у него произошел линейный перелом черепа. В конечном счете, он встретился с Макнабом и Динджером в пересыльном центре в Багдаде.

Рассказ Стэна о его захвате иракцами, показанный в телевизионной реконструкции, в общих чертах совпадает. И хотя версия событий, по словам Макнаба, рассказанная ему Стэном при встрече, в основном та же самая, но отличается некоторыми деталями. Макнаб, например, сообщает, что пастух – старик по его версии – добровольно предложил отвести их к дому и машинам, и рисовал картинки на песке. В то время как из отчета Макнаба следует, что Стэн намеревался угнать машину, вернуться на ней и той же ночью сделать финальный бросок через сирийскую границу, рассказ Райана не столь однозначен. Несмотря на слова Стэна о возможности заполучить машину, Райан повторяет, что был убежден, что иракцы не будут помогать им. Он уподобил свое положение двум немецким парашютистам, окажись они заброшенными в Великобританию во время Второй Мировой войны – любой англичанин, предлагая им помощь, будет делать это только как уловку, "чтобы застать нас врасплох", как писал Райан. По ходу дела Райан четко сказал своему товарищу: "Для нас это будет означать разделение", – почти подсознательно понимая, что его друг не вернется. В тексте Макнаба место, куда пастух привел Стэна – хижина, а не группа зданий, а человек, которого он застрелил, не араб в белой дишдаше, а солдат. Затем выскакивает группа из еще шести или семи солдат, Стэн делает три выстрела, поразив двоих, после чего у него происходит задержка. Он бросается бежать к автомобилю, где его останавливают ударом приклада в ребра.

* * *

Я СПРОСИЛ АББАСА, НЕ ЗНАЕТ ЛИ ОН в пустыне поблизости какой-нибудь отдельно стоящий дом, хижину или группу зданий, и он снова превзошел все ожидания. Когда тем вечером я разбивал лагерь на склоне широкого вади, он появился и сказал, что знает тут только один такой дом – примерно в десяти километрах отсюда и в двенадцати от дороги, ведущей к Ани, ближайшему маленькому городку. Сейчас в доме никто не живет, но он принадлежал человеку из его собственного племени по имени аль-Хадж Абдалла, образованному человеку, живущему в Ани, но владеющему большим стадом овец. Абдалла, сказал он мне, знал о произошедшем здесь в 1991 году захвате британского солдата. Мало того, что этот Абдалла был дальним родственником Аббаса, но он еще и столкнулся с ним в Багдаде. Его вместе с ним, его отцом и Аднаном Бадави представили Саддаму Хусейну как еще одного гражданина, помогшего расстроить планы заброшенной на иракскую землю десантно-диверсионной группы.

Той ночью Аббас и я несколько часов просидели за разговорами у костра. Он рассказывал о годах своей службы в Силах Спецназначения во время Ирано-Иракской войны. Как боялся смерти, пока не увидел во сне деда, который сказал ему не бояться. Он описал бои, в которых был ранен, страшные подробности рукопашных схваток, и рассказал мне, как на нейтральной полосе столкнулся лицом к лицу с иранцем. "Он был здоровенным парнем", сказал он. "А у меня не было патронов, и у него тоже. Он полез за гранатой, а я прыгнул на него и изо всех сил ударил прикладом. Когда он упал, я схватил камень и, все продолжил колотить и колотить его, пока он не испустил долгий хрип. Да смилуется надо мной Всевышний, выбор был либо он, либо я. В другой раз я с другом полз по холму, а иранцы начали стрелять по нам из пулемета. Пуля попала мне в шлем и я потерял сознание, а мой друг дотащил меня до наших окопов. Он получил благодарность за это.

"Бог свидетель, я много раз бывал на волосок от смерти, и теперь больше не боюсь ее. Ее боишься, только если очень привязан к каким-то вещам в жизни. Я люблю своих детей, но знаю, что они не моя собственность, а всего лишь даны мне Богом на какое-то время. То же самое с деньгами или домашним скотом – мы всего лишь распорядители нашего богатства. Оно принадлежит не нам, но Богу, и мы ничего не сможем взять с собой, когда умрем. Моя единственная проблема – это лодыжка. Я больше не могу бегать или много ходить. Здешние доктора не боятся Бога. Они оперировали меня в Багдаде, но стало только хуже. Как думаете, в Англии смогли бы сделать операцию лучше?"

У Аббаса были качества, которые больше всего восхищали меня в бедуинах: храбрость, выносливость, гостеприимство, лояльность и великодушие. Он был простым человеком с несложными видами на будущее, втянутым в адскую войну, видевшим худшее, что мог продемонстрировать современный мир, но никогда не терявшим простоты и скромности. И я понял, что Аббас был ключом ко всей этой истории – не только моего собственного исследования, но и самой истории Браво Два Ноль. Судьба – странная хозяйка, думал я. Патруль Энди Макнаба был выброшен на порог к человеку с двенадцатилетним опытом службы в Силах Спецназначения, который обнаружил их и организовал преследование и нападение. Все произошедшее с ними явилось следствием его внимательности. Он же был основным действующим лицом моей истории: представил меня человеку, который нашел Винса, увязал историю Аднана и показал мне место захвата машины. Аббас, возможно, был "посажен" правительством, думал я, но когда вы проведете с кем-нибудь несколько недель в пустыне, то поймете его истинный характер, и я был склонен рассматривать Аббаса бин Фадиля как одного из самых честных людей, когда-либо встреченных в моей жизни.

"Лгать – это грех", часто говорил он мне. "Вы, может быть, и избежите неприятностей от людей, но не сможете скрыться от Бога. Ложь – это ужасный позор".

* * *

ДОМ, О КОТОРОМ ГОВОРИЛ АББАС, находился километрах в десяти, и представлял собой не группу зданий, и уж точно не хижину, а каменный коттедж с четырьмя комнатами, стоящий у древнего колодца на склоне вади. Крыша обрушилась, и в комнатах было полно щебня. Аббас сказал, что колодец уже много лет как высох. Я, конечно, не мог сказать, были ли поблизости какие-нибудь еще дома наподобие этого, но Аббас говорил, что их нет, и я их тоже не видел. Опять же, на карте ничего не было отмечено. С ведущим на Ани асфальтированным шоссе дом связывала грунтовка, и пока я ждал там, устроившись в тени, Аббас отправился за аль-Хадж Абдаллой.

Ждать пришлось долго. Когда они вернулись, уже миновал полдень. Аббас представил меня неприветливому человеку в очках, выглядевшему кем угодно, но только не бедуином. На нем был красный шемаг с черными шнурами и коричневый плащ с расшитым золотом обрезом. Абдалла вырос в Ани, где был чиновником местной партийной организации, но унаследовал большое стадо овец, которых держал здесь, на краю пустыни. Коттедж теперь был заброшен, но раньше он использовал его, отдавая в распоряжение пастуху, заботившемуся о его стаде. Десять лет назад, сказал он, его использовал молодой пастух, которого он описал как умственно отсталого, что прозвучало очень знакомо. Райан описывал человека, с которым ушел Стэн, как эдакого деревенского дурачка. Я жадно заинтересовался этим пастухом, но Абдалла сказал, что он больше у него не работает.

Мы присели в тени, и я попросил Абдаллу рассказать, что он видел здесь в 1991 году. "Это было 26 января", начал он. "Я ехал из Ани на своем пикапе, чтобы навестить моего пастуха, жившего тогда в этом доме, и посмотреть, не нужна ли ему пища или вода. Когда я прибыл, его здесь не было. Оглядевшись, я увидел человека в вади, примерно в двухстах метрах отсюда. Я поехал к нему, и понял, что это иностранный солдат. У него была винтовка. Я подъехал и заговорил с ним – я немного знаю английский – и спросил его, что он там делает. Я сказал ему, что поеду в Ани и привезу еду. Он, кажется, вполне согласился с этим, и не пытался остановить меня. Разумеется, в Ани я пошел прямо в полицию, и сказал им, что около моего дома был вражеский солдат. Они взяли человек пятнадцать и отправились сюда на Лэндкрузерах.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

РАЙАН ПИШЕТ, ЧТО ПРОЖДАЛ Стэна в вади примерно до 18.30, после чего решил, что его товарищ не вернется, и двинулся в прежнем направлении. Он прошел всего лишь минут пятнадцать, когда увидел приближающийся к только что оставленному им месту свет фар. Его первой мыслью было, что Стэну и в самом деле удалось завладеть машиной, но, увидев, что фар было два комплекта, он понял, что это противник, и что Стэна захватили. Две подъехавшие машины направились в его сторону, ясно видимые в лунном свете. Райан писал, что нашел укрытие за небольшим кустом, где и приготовился держать свой последний бой. Он говорил, что не знал, видели его или нет, но не хотел рисковать. Он уже приготовил свой 66-мм одноразовый РПГ, который нес с собой, начиная с первого контакта 24 января, и когда оба внедорожника приблизились метров на двадцать, выпустил гранату в первую машину.

Раздался свист и звучный удар, когда ракета поразила цель, и машина остановилось. Райан бросил использованную трубу гранатомета, схватил свою М16 и влепил 40-мм гранату в капот второго автомобиля. Потом он бросился к машинам, поливая пулями сидевших в кузове мужчин в дишдашах, а затем, поняв, что кончились патроны, бросился бежать. Он схватил оставшиеся магазины и понесся в пустыню, петляя как заяц, пока оказался больше не в состоянии бежать. Тогда он перешел на шаг, и продолжал двигаться так без перерыва в течение еще двух часов.

Хотя это, вероятно, было самое драматическое событие, в котором Райану когда-либо в жизни довелось принять участие, он посвящает нападению на машины и последовавшему ближнему бою всего лишь одиннадцать строчек текста. Он не упоминает никаких деталей про водителей или пассажиров, лишь мимоходом заметив, что в кузове были "мужчины в дишдашах". Нет образов, звуков, запахов, не пробуждается вообще никаких чувств. Нет никаких упоминаний о какой-либо реакции со стороны противника – даже такой малости, как крик. Арабы – которые, как говорит Райан, по всей видимости, искали его – кажется, так и сидели совершенно пассивно, как статуи, даже не пытаясь выскочить, убежать или сопротивляться, в то время как человек, которого они искали, косил их в одиночку. Конечно, не все обладают писательским талантом, но не похоже, чтобы Райану недоставало его в других частях книги. Уничтожить две машины и перебить десяток-другой врагов – даже в SAS такое случается не каждый день.

Кобурн в своих показаниях на процессе в Окленде отметил этот эпизод как явно фиктивный. Кобурн, конечно, не был там в то время, но он, вне всякого сомнения, присутствовал на официальном разборе операции, на котором, как указывает бывший полковой сержант-майор Питер Рэтклиф, Райан не упоминал, что имел стычки с какими-либо иракскими военнослужащими во время своего марша к свободе.

Райан продолжил путь в одиночку, выйдя той же ночью к Евфрату, где наполнил свои фляги, после чего повернул к западу, в сторону Сирии. Двигаясь по ночам и прячась днем, мужественно преодолев все препятствия, он смог идти, обходясь без пищи в течение еще пяти дней, пока, наконец, не перелез на рассвете 30 января через пограничное ограждение рядом с аль-Каймом. Однако, ранее той ночью, он, по его словам, прошел последнее испытание своего желания выжить, когда был вынужден убить двух иракцев – одного ножом, а второго голыми руками. Райан говорит, что ночью он по неосторожности забрел в середину иракского армейского автопарка, окруженного домами и полного солдат. Когда он присел в тени, пытаясь решить, как вернуться к дороге, в его направлении направились двое, и, когда они проходили мимо, им, по словам Райана, овладел инстинкт выживания. Выхватив нож, он ударил первого человека в шею и "перерезал ему глотку". Второй человек бросился бежать, но Райан, бросившись за ним, свалил его и, обхватив рукой шею, приемом дзюдо свернул ему голову. Человек умер мгновенно.

И, хотя это явно был первый раз в жизни, когда Райану пришлось голыми руками убить человека, он снова посвящает всему этому событию лишь один параграф. Сам Макнаб объяснял в своей книге, какое это трудное дело – убить человека ножом: "Вам нужно держать его за голову", говорит он, "запрокинуть ее назад, как если бы это была овца, и просто резать, пока не рассечете трахею, и голова практически останется у вас в руках". Так что же побудило Райана соскочить со своего места и напасть на этих людей? "Те действия, … которые, по заявлению Райана, были предприняты им на его пути уклонения и ухода от противника", писал ветеран SAS Кен Коннор, " прямо противоречили стандартному порядку действий, который каждый из членов SAS изучает, проходя курс выживания в боевых условиях… Крис Райан знал, что его основная задача – защитить остальную часть его патруля, избежав пленения. И все же он утверждает, что спровоцировал контакт с противником, предприняв нападение на иракских часовых. Или его плохо учили, или он преднамеренно нарушил установленный порядок, либо нам стоит поискать другую причину для его версии описания событий".

Бывший полковой сержант-майор Питер Рэтклиф в своей книге "Глаз Шторма" пишет: "В ходе официального разбора операции … зарегистрированного на видео, "Райан" не делал упоминаний о столкновениях с какими-либо вражескими войсками во время своего эпического похода к свободе. Однако в его книге есть несколько описаний стычек, и даже случай, когда он был вынужден убить иракского часового ножом. Если эти инциденты имели место, то мне трудно поверить, что они могли выскользнуть у него из памяти во время разбора".

* * *

ТОЙ НОЧЬЮ Я СПАЛ В КОТТЕДЖЕ, где был захвачен Стэн, а утром продолжил путь к Евфрату, пересекая холмистую равнину, усеянную основательно выглядящими бедуинскими лагерями. Я прошел под опорами, под которыми сидел Райан и пересек дорогу, где он пережидал день, укрывшись в водопропускной трубе. Было раннее утро, когда я достиг упоминаемой Райаном большой системы сухих вади, и когда я прокладывал свой путь через покрытые грязью поля вниз к Евфрату, первые лучи рассвета уже сверкали на воде. Дойдя до берега, я встал на колени, наполнил фляги, так же, как десятью годами ранее где-то поблизости делал это Райан, и присел, чтобы полюбоваться восходом солнца. Я изучил обстоятельства смерти или пленения семи членов патруля Браво Два Ноль, и все они отличались от их описания в книгах.

Судьба Райана была известна. Он был "единственным, вышедшим", совершившим личный вклад в историю SAS, выполнив самый длинный марш к спасению, когда-либо совершенный членом Полка. Это был мало с чем сравнимый подвиг человеческой выносливости и решительности – захватывающая история сама по себе. Так оно и было, подумал я. В большей степени история о пустыне, а не об иракцах: возможно, Крис Райан и не убивал всех тех иракских солдат, о которых он говорит, но, несмотря ни на что, он выжил, борясь против большего врага. Я намеревался закончить марш Райана к сирийской границе – достаточно легкий при дневном свете, имея на своей стороне преимущество во времени и снабжении – но внезапно ощутил, что не осмелюсь сделать это. Мне показалось, что я мог бы потревожить призрак Винса Филипса. Я сделал долгий глоток прохладной древней воды Евфрата, и в тот же миг над отдаленными холмами в королевском пламенном ореоле вынырнуло солнце.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

ЗА ДЕНЬ ДО ТОГО, КАК ПОКИНУТЬ БАГДАД, я смог увидеть некоторые из реликвий группы Браво Два Ноль, выставленные для частного обозрения в доме, расположенном в одном из пригородов. Там не было М16, но все четыре Миними патруля, покрашенные маскировочной краской, были там – один из них с разбитой крышкой ствольной коробки. По моему представлению, это был Миними Стэна – тот, который, пока они не разделились, нес Макнаб, а потом разобрал. Там была масса снаряжения, практически неопознаваемого – хотя в одном из подсумков были остатки вощеной оберточной бумаги, в которой, возможно, была пластиковая взрывчатка, бывшая в момент захвата у Макнаба. Мне также показали три из восьми Бергенов, которые патруль бросил, когда их обстреляли Аббас и Хаиль. Другие пять рюкзаков отсутствовали. Абу Омар сказал, что они, скорее всего, оставшись у бедуинов или кого-то из солдат. Три оставшиеся рюкзака были хорошо знакомого мне типа – того самого, что использовался в SAS. На одном из них было написано «Боб» – очевидно, Боб Консилио – а на другом «Лейн». Это, должно быть, «Берген» связиста патруля, иронично подумал я. Тот самый, что, как писал Макнаб, был, по словам «Быстроногого», «продырявлен, словно решето», хотя этот был совершенно неповрежденным. На третьем рюкзаке было небрежно нацарапано чье-то имя, которое я не смог разобрать. Возможно, это был Берген, взятый наугад со склада перед отправкой в Залив. Я был разочарован, не увидев «Бергена» Райана – это могло бы подтвердить, что в него попал снаряд из С60, как писал Макнаб.

Это было венчающим штрихом всей поездки, ставшей много большим, чем просто попытка узнать правду о Винсе Филипсе: путешествия, превратившегося в захватывающую историческо-детективную историю. Если мои открытия были правдой, то Винс Филипс не раскрывал позиций Браво Два Ноль. Более того, патруль был обнаружен вовсе не мальчиком-пастухом, как они предполагали, а человеком на бульдозере, который совершенно безнаказанно доехал до их базового лагеря. Он видел двух человек, а не одного, и даже если одним из них был Винс, Аббас был так близко, что укрыться от его взгляда было бы невозможно. Их атаковали не превосходящие силы иракской пехоты и бронетехники, а трое гражданских. Их не засекали зенитчики, и по ним не открывали огонь зенитные орудия. Они прошли по пустыне с грузом по 95 килограммов на человека не двадцать километров, а только два. Противник не преследовал их. В первую ночь, выполняя свой план уклонения, они не преодолели тех расстояний, о которых позже утверждали. Они угнали вовсе не Нью-Йоркское Желтое Такси, и не устраивали перестрелки на дорожном контрольно-пропускном пункте, а оставили автомобиль, не доехав до него, и с ними в машине был иракец. Макнаб и Кобурн не расстреливали армейскую колонну. Люди, взявшие их в плен, не обращались с ними плохо, по крайней мере, первоначально, а наоборот, были вполне доброжелательны. Винс Филипс не был ответственен за разделение группы, и явно, не демонстрировал трусливого поведения, приписываемого ему Райаном. Винс, вероятно, умер 25 января, а не на следующий день. Райан не уничтожал двух машин и не расстреливал их пассажиров. Равно как не убивал часовых голыми руками. Наконец, похоже, что Браво, Два Ноль не нанесла ничего похожего на те крупные потери, что описывают в своих книгах Макнаб и Райан.

* * *

ВЕРНУВШИСЬ В СУИНДОН, Я ВРУЧИЛ бинокль Винса семье Филипса и показал им отрывок из фильма, где иракские бедуины помогали мне строить мемориальную пирамиду из камней. Они обрадовались биноклю и были тронуты тем, что я закопал там баночку Гиннеса. Деятельное участие бедуинов они восприняли с некоторым удивлением. И я понимал, почему. Иракцы были врагами – зачем им тогда участвовать в почитании памяти человека, прибывшего туда убивать их? Я был знаком с арабами, говорил на их языке, но для большинства британцев, понял я, было трудно преодолеть предубеждения, сложившиеся за годы того, что, по существу, являлось пропагандистской кампанией. В конце концов, для людей у меня дома мои свидетели были «тюрбанами», и почему кто-то должен им верить? Это напомнило мне о рассказанной Сент Экзюпери в «Маленьком принце» истории о турецком астрономе, обнаружившем новую планету: другие астрономы не принимали его открытие, потому что он был одет по-турецки. Конечно, иракцы могли написать «Боб» и «Лейн» на Бергенах, которые я видел в Багдаде. На самом деле, вся операция – все, у кого я брал интервью и все, кого я посещал – могла была частью невероятной аферы. Сценарий мог выглядеть следующим образом: в то время как я оставался в Багдаде под предлогом ожидания разрешения от военных, офицеры иракской разведки прочитали книги Макнаба и Райана, обдумали и систематизировали историю вплоть до самых незначительных деталей, помчались в Анбар и проинструктировали Аббаса, его брата и всю его семью относительно того, что и как они должны говорить. От Адиля, мальчика-пастуха, потребовали сказать, что он не видел патруля в вади. Макнаб говорит, что патруль был атакован крупными силами противника при поддержке бронетехники; Аббас должен был сказать, что там было только три человека. Макнаб говорит, что на протяжении многих километров их преследовали на машинах; Аббас должен был сказать мне, что никаких преследователей не было. Макнаб писал, что они прошли пешком двадцать километров с грузом 95 килограммов – пятнадцать стоунов – на человека; Аббас должен был сказать, что слышал, как вертолет приземлился на расстоянии двух километров. Райан утверждает, что на отходе он шел в голове патруля, но Аббас должен был сказать, что человек, который махал им, был предпоследним. Аббас также должен был представить меня Мохаммеду, который также был проинструктирован сказать, что нашел тело Винса в определенном месте на плато, на несколько километров ближе, чем на самом деле. Также он получил детальные сведения о содержимом карманов Винса – включая фотографию его жены и двух дочерей, о которых иракская разведка узнала тем или иным путем, даже при том, что об этом не упоминалось ни в одной из книг. Мохаммеду также приказали хитрым двойным блефом убедить меня, что у него остался пистолет Винса, и дали когда-то принадлежавший Винсу бинокль, чтобы подчеркнуть его правдивость. Мохаммед должен был показать мне яму, случайно, совпавшую с пунктом, отмеченным на карте Райана, которая, по его утверждению, была «танковым капониром Райана». Его, Аббаса и остальных бедуинов вынудили притвориться, что они считали членов патруля «героями», чтобы доказать, что они не держат камня за пазухой. Агентам иракской разведки также нужно было бы сфабриковать газетное интервью с Аднаном Бадави. Затем поручить Аббасу – которого ловко подсунули мне в качестве проводника в первый же день, когда я отделился от каравана съемочной группы – рассказать небылицу о том, что Аднан был в автомобиле с Макнабом, и что никакой перестрелки на КПП не было. Они также, так или иначе, узнали реальное имя Макнаба, которое тщательно скрывалось даже от британской публики. Ахмаду, полицейскому главному сержанту, приказали подтвердить историю Аднана. Его и всех свидетелей в Крабиле заранее проинструктировали, как подать красивую версию ареста или гибели членов патруля. От жителей Руммани потребовали, если я буду спрашивать, ответить, что никто из иракцев не был убит или ранен.

Чем дольше я думал, тем больше убеждался, что это не убедительно. Так, многие из представленных мне фактов, были просто не нужны иракской пропаганде – например, видел Адиль патруль, или нет, который по счету человек махал рукой, или точное местонахождение трупа Винса. Многие изложенные в книгах аспекты были весьма сомнительны и оспаривались вне всякой зависимости от сказанного моими иракскими свидетелями: например, сообщение Райана о том, что место посадки вертолета находилось всего в двух километрах от будущего НП. Или то, что вместе с Макнабом в такси был иракец. Или показания Кобурна о том, что многие из заявлений Макнаба и Райана были ложными. Попытка детально переварить все материалы, и придумать альтернативный сценарий была бы просто слишком сложной задачей для разведки страны, истощенной войной, и принесла бы не так уж много пользы. В конце концов, своим фильмом мы не собирались добиться отмены экономических санкций. Если в том, что мне рассказали, и были погрешности, то намного более вероятно, что это были ошибки отдельных лиц, а не часть заговора – просто забывчивость здесь, маленькое предубеждение там, личная интерпретация или попытка показать себя в более выгодном свете. Но что самое главное, я не верю, что это был заговор, потому что за недели, проведенные в Ираке, я начал доверять Аббасу, тому самому "идиоту на бульдозере", оказавшемуся одним из самых мудрых и честных людей из всех, кого я встречал.

Однако я знал, что многие подвергнут утверждения моих свидетелей сомнению, вот почему моя заключительная цель состояла в том, чтобы переговорить с человеком, который во время войны в Заливе был в самом сердце SAS: бывшим полковым сержант-майором Питером Рэтклифом. Как известно всем, имеющим отношение к армии, звание главного полкового сержанта имеет почти мистическое значение. Сержант-майор – это уникальная фигура: сержант самого высокого ранга в полку или батальоне, имеющий гораздо больше опыта, чем кто-либо еще в подразделении, включая большинство офицеров. Поскольку единовременно может быть только один полковой сержант-майор, он является символом и воплощением всего Полка.

Я встретился с Питером Рэтклифом в нейтральном, но знакомом нам обоим месте: в Брекон Биконз, где более двадцати лет назад мы проходили подготовку в парашютном полку, и где мы оба прошли отбор в наши разные подразделения SAS. Рэтклиф был человеком слегка за пятьдесят: очень крепким, с внимательным взглядом, в безупречно выглядящих джинсах и начищенных ботинках. Во время войны в Заливе Рэтклиф был награжден медалью "За выдающиеся заслуги" за свою роль в командовании подразделением SAS, действовавшим в тылу противника в Ираке, где он стал единственным в британской военной истории военнослужащим сержантского состава, отстранившим от исполнения обязанностей офицера. Ему также хватило дерзости провести официальное сержантское собрание в полевых условиях, ставшее сюжетом картины художника-баталиста Дэвида Роулендса "Собрание в Вади Тубал". после войны Рэтклиф прослужил в армии еще несколько лет, и был, в конечном счете, произведен в офицеры, получив звание майора. Он описал свой переход из сержант-майора в "офицерское достоинство", как "превращение за вечер из бойцового петуха в метелку для пыли". Перед уходом в отставку он служил в 21 и 23 полках SAS и в бронетанковом полку.