Текст книги "Сингапурский Гамбит (СИ)"

Автор книги: Матвей Крокодилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

Что до рыжего, настырного Фокса Кернунна, то он заплатил мне совершенно невероятную сумму за три рисунка с его младшей сестрой.

Но всё равно главные тайны прятались от меня. И сколько я не бороздил внешние воды разума, величайшие сокровища оставались где-то ещё. А сны моих соседей по особняку я не понимал – они были на других языках.

Как-то ранним туманным утром я сидел на открытой веранде и рисовал по мотивам недавнего кошмара. И как только закончил кота, что повис на молитвенном колоколе, возле калитки задребезжал звонок.

Я продолжал рисовать, но звонок настаивал. Пришлось спуститься и отпереть.

Туман был густой и серый – точь-в-точь как тот, через который мы подходили к чёрной громадине замка. И в нём стоял низенький силуэт в фуражке и с газетами.

– Свежий Singapore Herald, – произнёс почтальон.

– А просто положить нельзя?

– Газеты сейчас часто воруют, – из-под форменной фуражки сверкнули чёрные глаза,– Международное положение, сам понимаешь.

И тут я заметил, что почтальон говорит по-японски. А приглядевшись получше, я вообще перестал что-то понимать.

– Хиро-семпай, что ты тут делаешь? Ты же в военное училище поступал!

– У меня каникулы. Подрабатываю.

– Но почему в Сингапуре?

– А ты всё рисуешь? – Хиро как ни в чём ни бывало отпихнул меня, и зашагал к веранде,– Покажешь новые?

Тут я удивился ещё больше. Хиро был прирождённый патриот и из живописи признавал только боевые корабли из полувоенных изданий.

Он посмотрел "Хищников" (новых) и "Лисицу с флейтой" и заявил, что мой теперешний стиль – это катастрофа. И если я хочу достичь подлинно японского мастерства, мне стоит заглянуть на курсы при консульстве. Иначе весь талант пойдёт ко дну, как русский флот под Цусимой.

Камни замка дышали холодом. Рядом горело окошко привратника, но Фокс даже не сбавил шаг. Он считал себя крутым, как и все англичане, настоящим романтиком, достойным потомков валлийских воителей, английских бардов и шотландских обозревателей. В воротах открыта небольшая дверца – и этого достаточно.

Правильный шестиугольный двор вымощен выпуклыми камнями. Из углов тянулись струи дыма, похожие на усы гороха, а прямо над головой нависала, закрывая солнце, высоченная башня-донжон, словно огромная чёрная полоса на багровом полотнище неба.

Страх был ощутим – как слышен сквозь ночь низкий протяжный гудок.

– Итак, начинаем искать.

– Искать не надо. Нужно просто следовать сну. Он сам приведёт, куда надо.

– А ты потом нарисуешь, что увидел?

– Только то, что пристойно повесить на стену, – с заговорщицкой улыбкой произнёс я.

Неделю назад была выставка и мою "Девушку на Букит-Тимах" купил японский консул. Девушку я рисовал с бирманки, а холм – по памяти. В короткой речи консул заявил, что таланты вроде Киёаки Ёсиды есть верный предвестник всемирного расцвета японской живописи и дополнительно вручил старомодный каллиграфический набор в тяжёлой шкатулке.

– Стой, джап, не беги. Первым иду я. Художники – в обозе. Понятно?

И пошёл через двор к арке. За аркой начиналась длинная галерея, а слева вздымалась наружная стена, отрезавшая полнеба.

Я бросил быстрый взгляд на его ноги – и в ту же секунду прыгнул в одну из комнат угловой башни.

Конечно, такой трюк непрост даже для опытного сновидца. Ведь я впервые оказался в Замке Ночной Кобылы. Несколько месяцев я изучал архитектуру английских замков, чтобы сходу разгадать все комнаты, переходы и ловушки.

Первая комната оказалась шестиугольной. Я немедленно прыгнул на этаж выше, даже не запоминая обстановки.

Здесь углов уже пять – значит, ловушки нет.

Справа и слева – по книжному шкафу, посередине – бойница во двор, там трепещет луна. Под окном – окованный железом сундук с замком в форме льва.

Быстро, на одном вдохе, хватаю с полки первую попавшуюся папку и распахиваю на середине. Что приятно в сновидческих архивах – здесь сразу найдёшь то, что искал.

Передо мной – план обороны Сингапура, все доты, казармы и минные поля. Я моментально запечатлеваю схему, мысленно расчертив её на квадраты координат.

Именно тут, за резными воротами сна, скрывались (даже от Фокса!) величайшие тайны Британской Империи. Сталин, Рузвельт, Муссолини и Гитлер делали всё возможное, чтобы завладеть ими в последние месяцы перед великой войной, но добыть удавалось лишь негодные прожекты и общеизвестную статистику. Критическая информация хранилась здесь, в замке, которой мог только присниться. А чтобы хранилище не рассыпалось, доверенные офицеры секретной службы, рассеянные по всему миру, поддерживали его целостность, передавая друг другу вахту.

Как наша военная разведка ухитрилась раскрыть сингапурскую базу, не полагалось знать даже мне. На курсах лишь сообщили, что архитектором проекта был главный маг британского Адмиралтейства – сэр Алистер Кроули.

И только когда папка опять ложится на полку, я отмечаю истошный, отчаянный вопль, взлетевший из двора, как ракета и покатившийся, пульсируя, по галереям. Это внизу, где колодец шестиугольного двора, рвут на части Фокса стражи замка, кошмарные псы Тиндала.

Я выждал последний, предсмертный всхлип – и ущипнул щёку. Укус боли – и выныриваю наружу, укрытый от псов алой мантией чужого предсмертного ужаса.

Очнулся в той же курильне. В руке так и не зажжённая трубка с опиумом. По соседству лежит, запрокинув голову и со сжатым в спазме лицом, Фокс. Дым от его трубки ползёт прочь, словно тень от души.

Приложил ухо к груди – тихо. Не каждый, кто умер во сне, умирает счастливым.

Осторожно выбрался в солёное и влажное сингапурское утро. Солнце оторвалось от горизонта, море сделалось нежно-розовым, а город ещё просыпался. Я люблю этот час. Кажется, что ты совсем один и весь мир у тебя на ладони.

Я шёл домой, в европейский квартал. Чтобы лучше проснуться, воображал себя со стороны. Вот он какой, молодой художник Киёаки – довольно опрятное чёрное пальто, и остриженная, как у монаха, голова с правильным носом и жадными глазами. Руки ещё покалывает, а череп будто чугунный. Это от быстрого пробуждения, а ещё от опиумного дыма (им в притоне пропитано всё).

Особняк спал. Я открыл калитку, перешагнул пса и поднялся на открытую веранду. Взял апельсин, выдавил в чайную чашку. Раскрыл альбом. Макнул кисть в апельсиновый сок и принялся набрасывать, квадрат за квадратом, акваторию Сингапура со смертоносным ожерельем минных заграждений.

Спустя полминуты сок уходил в бумагу. Но если лист потом нагреть на свече, тайный рисунок снова проступит – как проступил он под картиной, проданной японскому консулу.

Шаги послышались, когда засыхал последний мазок. Тут же хватаю карандаш и начинаю набрасывать на ещё влажной бумаге первое, что пришло на ум: низкие пузатые колонны ограды, кроны деревьев в саду, и самого себя, склонённого над альбомом.

Это полковник. Он всегда так шаркал, когда засиживался с гостями допоздна.

Я ему по-своему нравился, несмотря на Луну в луче. В первый учебный день он сам вынес мне сумку с книгами... И вот его небритое, отдающее табаком лицо склоняется над плечом.

– Уже рисуешь?

– Ага, – для верности я выпил остаток сока. – С утра светотени хорошие.

И только тут заметил, что с рисунком непорядок. Посередине он держался, а вот линии по краям то скручивались, то раскручивались водоворотами и спиралями.

Похоже, сэр Алистер Кроули не стал полагаться на одних псов Тиндала. Его демоническое искусство всё-таки затащило меня в ловушку. Я по-прежнему во сне – и не один. Так что все мои тайны видны, как на тарелке.

– Я ещё апельсин возьму, – максимально непринуждённо отложил карандаш, поднялся и подошёл к корзине. Очень хотелось хорошего японского чая. Я не помнил, оставил ли дарёную шкатулку на шахматном столике, но во сне это не имело значения. Когда я подошёл, она там уже была.

Мой неудавшийся отец обернулся, несколько озадаченный. Я поднял крышку, сделал ложный жест – а потом одним движением выхватил из шкатулки взведённый револьвер и всадил две пули в упор.

Полковник захрипел, схватился за грудь и повалился, медленно, как это бывает во сне и поворачиваясь вокруг оси, словно дерево. Брызги крови везде – на столе, рисунке, и даже на колоннах теперь красные точечки.

Особняк проснулся и загомонил. Топали ноги, хлопали двери, а в чулане, где бирманка, что-то звонко обрушилось. Оккультная компания высыпала в гостиную, а два заночевавших гостя в офицерской форме бежали через сад.

Можно уйти сразу. Но слишком уж удачная панорама.

– Да что вы мне сделаете? – заорал я. – Вы все – просто снитесь!

И ущипнул себя за щёку, уже готовый к бегству наяву...

...Но ничего не случилось.

И дом, и люди, и револьвер в моей руке остались на месте. Из-под тела полковника растекалась чёрная лужа.

Я бросился к нише, – через неё я проникал на курсы юмэдзюцу при консульстве. Но мои пальцы легли на холодные камни.

Пришлось обернуться. Офицеры рядом, через сад уже не уйти...

Всё – наяву.

И некуда больше проснуться.

– Глава XIV. У японского консула

– Отличный перевод, Гарри! Можно послать в какой-нибудь лондонский журнал. И на кусок гонорара этот Киёаки Ёсида купит ешё карандашей и новую зубную щётку.

– Благодарю. С вас пятнадцать фунтов.

– Что!?.

– Пятнадцать фунтов – это стандартная расценка за перевод такого объёма. Прежде, чем начинать перевод, я уточнил в канцелярии колониального управления.

Кроу повернулся к школьнику. Тот спокойно смотрел ему в лицо.

– Лобсан, у тебя есть пятнадцать фунтов?

– У монахов не может быть имущества.

– В Калькутте оно у тебя было!

– Здесь, в Сингапуре, много тхеравадинов. Они считают, что монаху не нужно даже прикасаться к деньгам. Мне приходится следовать их обычаям.

– А как же свободомыслие подлинного дзогчена?

– У нас в гелуге не дзогчен, а махамудра.

– Ну ладно, пускай,– сэр Саймон Алистер достал портмоне.– Знал бы тибетские – я бы тебе ответил... Нет, нам всё-таки решительно необходимо добиться от Адмиралтейства дополнительных ассигнований! Ловить шпионов – дело затратное.

Китайский школьник спрятал гонорар во внутренний карман.

– У вас в школе учат японский?– спросил Кроу.

– Нет. Я изучаю японский язык самостоятельно.

– Зачем?

– Влияние Японии в Азии возрастает. Знание японского языка может оказаться полезным для карьеры.

– Уже оказалось,– буркнул Кроу. Он смотрел на монаха. И думал – вот бы Лобсан переубедил Гарри, а потом дал ему какое-нибудь посвящение, чтобы Гарри согласился работать без гонораров.

– Я могу идти?– китаец поднялся.

– Да, конечно.

Кроу пододвинул бумагу, взял перо и написал первое предложение.

– А всё-таки, до чего неудобная у нас орфография!– произнёс он.– Всё приходится писать собственноручно. Была бы у нас орфография хотя бы немецкая – нанял бы секретаршу-китаянку. Или малайку – они тоже ничего, когда зрелые. Диктовать женщине – это пробуждает творческие силы. Работа идёт с сумасшедшей скоростью. Особенно когда я диктую женщине. Я как-то за две недели надиктовал скандальный роман... представляете?

Помучившись с полчаса, Кроу отложил перо.

– Зря мы не предупредили Ли,– произнёс он,– Сейчас разболтает Блэру, что перевод у нас. И он будет требовать отчёт к вечеру. Этот проклятый отчёт!

– Давайт просто отдадим ему перевод.

– Нет, мы будем хранить его в тайне.Не забывай, мы – оккультисты. Мы храним тайное знание. Не останется тайн – не станет и нас. В конце концов, я же ему заплатил!

– Но Гарри Ли может сделать для лейтенанта ещё один перевод.

– Ну и пусть делает! Заработает ещё пятнадцать фунтов... Без наших знаний он всё равно бесполезен.

Спустя ещё час отчёт дорос до двух с половиной страниц. Кроу сидел красный от напряжения. Отшвырнул металлическое перо и приказал принести шахматы.

Огромная дубовая доска пахла корицей.

Кроу рассматривал чёрного слона. Слон был похожа на несколько разнокалиберных шариков, которые нанизали на тонкую ножку.

– Надо же, барликорны,– Кроу поставил слона.– Фигуры, как в детстве. Я ещё помню те времена, когда в каждой стране был свой шахматный набор. Когда я впервые приехал в Париж и зашёл в легендарное кафе де ля Режанс – то сперва узнал только коня. Регентский стиль похож на барликорны, не спорю, но когда ты видишь вместо шариков зонтики... Стаутоновский набор погубит шахматы, вот увидите. Стандартный, фабричный, дешёвый, он совершенно неаристократичен... Кстати, у вас, в Тибете, наборы свои или китайские?

– Я чаще всего играл монгольским набором,– Лобсан сделал первый ход,– У нас шахматы выглядят совсем по-другому. Они каменные и похожи на кубики.

Фигуры мягко переступали по доске.

– Скажите, почтеннейший, почему вы всегда играете гамбиты?

– У нас до сих пор играют по-старому,– ответил Лобсан,– Я играл и привык. Если будет время, я попытаюсь перевести на тибетский книгу Нимцовича.

– Мня не удивляет, что вы играете по старому. Но вот что интересно – вы иногда выигрываете.

– Я думаю, это происходит потому, что гамбит – это сильное начало,– ответил Лобсан,– С этим соглашается и Нимцович. Мы отдаём пешку, чтобы вернуться с победой.

– Мы уже отдали пешку,– заметил Кроу,– Но шпион пока не сделал свой ход.

– Сделает. Обязательно сделает.

Когда они закончили партию, позолоченные часы сэра Саймона Алистера показали девять.

– У вас есть идея, какой следущий ход нам сделать?– спросил маг.

Монах задумался. Кроу смотрел на него и вдруг догадался – Лобсан сейчас не рассчитывал и не строил план, а просто пытался понять фразу. Английский язык для него не родной, и даже через полгода после знакомства монах с трудом понимал намёки.

– Я думаю, что сейчас надо идти в Бингли,– наконец, сказал Лобсан.

– Собираетесь атаковать врага в его логове?

– Нет, нет. Вы очень хорошо сказали. Наше дело похоже на шахматы. Но есть неточность. Сейчас не наш, а его ход. Понимаете?

– Понимаю. И мы должны быть рядом, когда он его сделает. Я угадал!

Монах сделал паузу, словно подбирал нужное слово.

– Именно так! Пойдёмте.

Они пошли вниз по улице. Навстречу шагал американец. При виде Лобсана он улыбнулся и приложил к шляпе два пальца. Монах кивнул и приподнял коническую шляпу.

Когда Сирил Джексон остался позади, Кроу не смог сдержаться.

– Как думаете,– спросил он,– в Америке есть общества буддистов?

– Я читал, что это рекламируют.

– Раз рекламируют, значит что-то за этим стоит,– заметил сэр Саймон Алистер,– Другое дело, что за теми, кто за этим стоит, может стоять кто-то ещё... И вот с ними я бы поработал!

На веранде Бингли сидел грустный Блэр с пустым бокалом из-под Сингапурского Слинга. Видимо, он так нервничал, что осушил бокал коктейля одним залпом.

При виде самодеятельных сыщиков он нахмурился вдвойне – бровями и усами.

– Тибетские монах Лобсан,– произнёс он,– будьте вы прокляты!

– Если вы считаете это полезным – буду.

– Рад за вас...– полковник заглянул в бокал, отставил его, достал сигару и закурил,– Скажите, пожалуйста – вы тоже ясновидящий? Как девочка Агата?

– Нет. Я не делаю того, что делает Агата.

– Ладно, ладно. Я, хоть в Гималаях не бывал, знаю ваши штуки. Вам же запрещено признаваться, что тантрой занимаетесь, правильно?

Кроу стоял с руками в карманах. Он надеялся, что контрразведчик не станет спрашивать про отчёт.

– Я что-то угадал?– спросил Лобсан.

– Вы угадали всё!– Блэр втянул дым и выпустил кольцо.– Но так и не назвали шпиона. Возможно, он тоже чем-то владеет. Не знаю.

– Так что же я угадал?– настаивал Лобсан.

– Вы уже не помните своих предсказаний?

– Я ничего не предсказывал. Я сказал вам несколько моих предположений.

– Когда предположение сбывается – это не предположение, а пророчество.

– Может быть,– согласился монах,– Я пока не очень хорошо знаю христианскую философию.

– ...Итак, как вы и сказали,– Блэр смотрел в пространство,– в гимназии Стемфорд было несколько мест, где могли оставаться рисунки Киёаки Ёсиды. Ящичек у него под партой. Архив учителя рисования. Также какие-то рисунки могли найтись в особняке полковника Терли. Я послал туда нашего агента, а сам пошёл сюда. И что же мы обнаружили?

– Что рисунки пропали?– осведомился Кроу.

– Именно так! Все до одного! Кстати, вы знаете, что на них могло быть нарисовано?

– Знаю,– Кроу неторопливо кивнул,– теперь знаю.

– И что же на них?

– Скажите, не приходило ли странных вестей о человеке по имени Фокс Керуннин?– как ни в чём ни бывало осведомился маг.

– Кто это такой?

– Одноклассник художника Киёаки. Кстати, его предки тоже из Уэльса.

– С валлийцами надо быть осторожно,– серьёзно сказал Блэр и поднялся. Солнечный свет лёг ему на лицо,– Я сейчас запрошу архив.

Он ушёл в гостиницу. Кроу взял бокал, потряс льдом, нахмурился и поставил обратно.

– Нужен алкоголь,– констатировал он,– Без Диониса такие дела не делаются.

Блэр вернулся. Теперь он вглядел совсем подавленным.

– Фокс Керуннен умер. Родные сказали, что скоротечный тиф. Коронёр подозревает отравление настойкой морфия на почве несчастной любви... В один день с убийством полковник Терли, чёрт бы его побрал!

– Вот как!

– Признайтесь, сэр Саймон Алистер, это ваш монах посоветовал спросить про Керуннена! И он связан с валлийской партией, верно? Которая уже приставила к Агате этого старого социал-чартиста Мирддина!

– У меня есть серьёзные основания полагать,– Кроу демонстративно посмотрел на часы,– что Керуннен никак не связаны с Мирддином. Не тот возраст, не те желания!

– И что вы предлагаете делать?

– Я предлагаю выпить по бокалу сингапурского слинга,– Кроу с наслаждением вытянул ноги в сверкающих туфлях,– а потом отправиться к японскому консулу. И спросить, не состоит ли при консульстве мальчик того же возраста, что и Киёаки. Мальчика, предположительно, зовут Хиро. И я думаю, что его самое время арестовать.

Контрразведчик снова исчез в отеле. Он вернулся ещё более хмурый и с двумя бокалами апельсиново-красного Сингапурского слинга.

– Я запросил наружнее наблюдение,– произнёс он,– Тот отдел, куда стремится наш общий знакомый Гарри. Отвечают, что какой-то мальчишка работал курьером. Видимо, это и есть Хиро.

– Ну так арестуйте его!

– Мы не можем сделать это без доказательств. Он подданый другой страны, и живёт на её территории...

– Чушь! Он живёт в Сингапуре!

– Территория, на которой стоит посольство или консульство, считается за территорию тог государства, к которому приписана. Точно так же, как палуба корабля – это та страна, чей флаг на мачте.

– Вы ещё натерпитесь с международным этим правом!

– Уже терпим...– Блэр пригубил коктейль.

Кроу смотрел на него и пытался придумать, как заставить офицера заплатить за двоих. На ум не приходило ничего. Поэтому он просто взял свой бокал.

И хорошенько из него отхлебнул.

Полномочный консул Японской империи в Сингапуре Ямадзаки Ёроку стоял у окна и скучал.

В ранней юности взрослая жизнь представлялась ему опасным приключением. Он не сомневался, что достигнет высоких постов и его верность императору и стране будет безупречна. Но внушали опасения женщины. Не раз и не два юный Ямадзаки представлял, как он сходит с ума по загадочной гейше и бросает к её ногам богатство, репутацию и своё будущее.

С другой стороны, разве не женщины так часто вдохновляли мужчин на великие свершения? И разве смог бы мужчина быть по-настоящему мужчиной, если бы рядом с ним не было женщины? В природе есть мужское, и есть женское. Но если убрать женское – то и мужское перестанет выделяться. Будет просто серая подкладка.

И вот он на большом и важном посту. И, что самое обидное, женщин даже не хочется. Не хочется даже собственной жены. Женщины утомляют, особенно их разговоры. Вообще, вся жизнь утомляет. Жить – значит, уставать. А когда устанешь окончательно, тебя сожгут, а прах похоронят. Ямадзаки Ёроку устал пока не окончательно, но на радости его уже не хватало. Потому что радости – они утомительны. Поэтому лучшее развлечение, это театр. Сидишь себе в ложе, дремлешь в окружении блестящего общества. А пьеса идёт своим чередом.

Зашёл секретарь. Некий английский лейтенант Блэр из колониального управления просил о встрече. Ямадзаки распорядился принять.

Его внимание привлёк полный джентльмен, по виду англичанин, в по-своему модном костюме и с клочковатой бородкой. Загадочный англичанин стоял в переулке у консульств, так, что тень лежала прямо у его ног. Он снял котелок, вытер пот с лысины и принялся делать руками пассы и выпады. Пошёл вперёд, потом влево, вправо...

Интересно, что означает этот ритуал?

Вошёл лейтенант Блэр в светлом мундире. Глаза горят, усы разглажены. Сразу видно, энергичный. Оень хочется, чтобы он поскорее ушёл.

После условного дипломатического вступления, они перешли к сути дела.

– У нас есть основания полагать,– говорил Блэр,– что один из сотрудников посольства – не тот, за кого себя выдаёт.

– Что вы имеете в виду? Что он – переодетая женщина?

– Нет. Не совсем. Речь идёт об одном юноше. Его зовут Хиро.

– Допустим. Носить это имя запрещено английскими законами?

– Нет, не запрещено. Дело в том, что у нас есть подозрения, что он оказался замешан в некотором преступении. И сразу после того, как преступление произошло – исчёз! Его не видели ни возле посольства, ни в крепости. Не правда ли, подозрительно?

– Я вас не понимаю.

– С вашей стороны было бы очень любезно предоставить нам информацию об этом загадочном мальчике Хиро. Следствие в таких делах будет радо любой помощи.

– Что это за дело?

– Я не могу сказать.

Консул смотрел на пустой кусок стены возле двери. Пару недель назад там висела "Девушка на Букит-Тимах", один из сомнамбулических шедевров теперь уже потерянного художника Киаёаки Ёсиды. Сейчас там пустое место. Картина давно в Японии, где нашла своё место.

– В каком преступлении его обвиняют?

– Этого я тоже сказать не могу. Скажу лишь, что оно связано со сновиденими.

– К сожалению, ничем не могу вам помочь,– ответил консул,– В Японии молодым людям разрешается устраиваться на работу с четырндцати лет. Возможно, один из них и получил место в консульстве. Почему бы и нет? Даже если у нас и был юный сотрудник – это не запрещено. И вам не кажется странным, что я должен отчитываться перед вами о моих сотрудниках? На каком основании, простите? На основании того, что кому-то что-то когда-то приснилось ?

– Ему очень хотелось забарабанить пальцами по стеклу. Но он сдержался. В сабом отражении он разглядел, как Блэр сначала очень долго сидел в кресле, потом поднялся, взял шляпу и вышел.

Консул стал отсчитывать секунды.

Спустя сто пятнадцать секунд лейтенант Блэр вышел из дверей консульства. Но отправился не в колониальное управление. И даже не к велорикшам. Он пошёл в сторону переулка, где кружился загадочный англичанин.

Тот уже закончил пассы и теперь стот в тени, и раскуривает самодельную сигару.

Блэр подошёл к загадочному англичанину. Произнёс:

– Ничего!

И они вместе пошли прочь, в сторону отеля Бингли.

– Скажите, а что удалось выяснить про других постояльцев отеля?– спросил сэр Саймон Алистер.

– Неужели вам не видно?

– В отеле Бингли живёт много людей.– заметил Кроу.– и у каждого своё собственное, не похожее на прочих имя, семья, большая и малая родина, гороскоп, карта флюидов и энеограмма. За всеми не уследишь. К тому же, любая способность человеческго организма имеет свойство утомляться.

– У нас та же проблема. За всеми не уследишь. Я, конечно, проверил картотеку и запросил Лондон. Ничего полезного. В отеле Бингли не украваются от закона и уплаты алиметнов ни провинциальные маньяки, ни беглые каторжники, ни кто-то ещё.

– А какое впечатление сами постояльцы? Удалось поговорить?

– Приятныые люди. Были бы деньги – тоже там жил. И сделался бы приятным человеком. Я успел поговорить с госпожой Ферраз – она спешила на утреннюю мессу. И с господином Сирилом Джексоном. Вы с ним, насколько я знаю, уже общались.

– Общались, как же... Он кстати, так и не сказал мне, зачем сюда приехал и что ищет каждый день в городе. Видимо, заподозрил во мне конкурента.

– Мне он это сказал.

– Надо же! И что он здесь ищет?

Лейтенант Блэр слабо улыбнуся, выдержал паузу и произнёс:

– Мистер Сэрил Джексон сообщил мне, что приехал в Сингапур с целью покупки слона. ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ