Текст книги "Невидимый"

Автор книги: Матс Валь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Вторник, утро

Форс прибыл на Бекстиген где-то в половине седьмого. Там уже собралось несколько машин – патрульная Нильсона, машина Седерстрема с местом для собаки, полицейский автомобиль и серый автобус технической службы. Когда Форс вылезал из «гольфа», на парковку въехал «вольво» комиссара Хаммарлунда. Хаммарлунд вышел из машины, в светлых брюках с безупречными стрелками, белой рубашке, галстуке в голубую и желтую полоску и темно-синем пиджаке. Он бросил сердитый взгляд на небо. Моросил мелкий дождик. Хаммарлунд открыл заднюю дверь и вытащил светлый плащ. Надев его, он подошел к Форсу, который, как и накануне, был в замшевой куртке. Форс застегнул молнию и поднял воротник.

– Мне, наверное, понадобятся сапоги? – спросил Хаммарлунд.

– Хорошо бы.

Хаммарлунд посмотрел на свои ботинки. Они были совершенно новые. Из-под брючин виднелись темно-синие носки.

– У вас есть какие-нибудь сапоги? – спросил он.

– Наверное, есть у Нильсона.

– Где он?

Хаммарлунд огляделся вокруг. Форс достал мобильник и набрал номер Нильсона.

– Хаммарлунд интересуется, нет ли у тебя пары запасных сапог?

– У меня лишняя пара в машине. Какой у него размер обуви?

Форс повернулся к Хаммарлунду:

– Какой у вас размер?

– Сорок третий.

– У него сорок третий, – сказал Форс в трубку.

– Как раз, – сказал Нильсон. – Сейчас иду.

Форс отключил телефон.

– У него есть запасные. Сейчас идет.

Форс посмотрел на него, по его щекам бежал дождь.

– По крайней мере, ветер стих, – заметил он.

– Сядем в машину, – сказал Хаммарлунд, пошел к своей машине и сел за руль. Хаммарлунд и сегодня благоухал туалетной водой.

– Каковы ваши дальнейшие действия? – спросил он.

Форс рассказал о своих планах.

Хаммарлунд выслушал, задал несколько вопросов. Он делал особый акцент на том, что преступники слишком молоды, и обещал поговорить с обвинителем.

– С кем? – спросил Форс.

– Хальман сейчас на Крите, Брунберг болен. Остается Бертильсон, – Хаммарлунд протянул руку за серо-коричневой папкой на заднем сиденье и подал се Форсу. – Я получил это от Викмана сегодня утром.

Он посмотрел на часы, потом в окно. Дождь усилился. На тропинке появился Нильсон. Он был в белом плаще, на плече светоотражающими буквами было написано « Полиция». Он подошел к своей машине и достал из багажника пару сапог. Хаммарлунд открыл дверцу машины и сидел, готовый переодеваться.

– Носков у меня нет, – сказал Нильсон и протянул сапоги Хаммарлунду. Тот нагнулся, натянул сапоги и засунул в них штанины. Форс листал серо-коричневую палку.

– Идем, – сказал Хаммарлунд.

Они втроем пошли по тропинке.

Форс, Хаммарлунд и Нильсон свернули к коричневому домику с бетонными грибами во дворе. Скамейка неподалеку от дома Берга была накрыта полиэтиленом, вся территория была огорожена синей лентой с надписью « Полиция». Под огромной сосной стояла женщина в форме и белом плаще. Ее волосы были собраны в хвост. Внутри ограждения лежала большая куча листьев и травы. Казалось, она недавно была перевернута. Нильсон показал на нее пальцем.

– Он лежал тут, зарытый. Мы никогда не нашли бы его без собаки. Я думал, он мертвый, но он был жив. «Скорая помощь» приехала почти сразу же. Мы укутали парня всеми одеялами, которые у нас нашлись. Я позвонил родителям.

Нильсон медленно покачал головой. По его лицу стекали капли дождя. Казалось, старый полицейский плакал.

Хаммарлунд огляделся.

– Вы нашли что-нибудь еще?

– Следы около скамейки. Видимо, те, кто его бил, были уверены, что он умер. Они попытались куда-то нести его, но он оказался слишком тяжелым. Они подтащили его за ноги, бросили в компост, завалили и ушли домой.

Хаммарлунд стер влагу с лица.

– Пресса уже тут?

– Еще нет, – ответил Нильсон.

– Это лишь вопрос времени, – сказал Хаммарлунд. – Когда явятся, пошлите их ко мне.

– Слушаюсь, – ответил Нильсон.

Хильмер полз по мокрой траве. Он замерз и весь дрожал. И он шептал о том, как он тоскует по Эллен. Где ему найти Эллен? Пожалуйста, отведите его к Эллен!

Но никто не слышал его и не видел, потому что Хильмер был невидимый.

Как и его тоска.

Как и его жизнь.

Гнилые осенние листья во рту.

Форс перегнулся через ленту, натянутую вокруг компостной кучи, взял коричневый лист и понюхал его. Дождь усилился. Женщина в белом плаще подошла к Хаммарлунду, указала рукой в сторону леса и подняла воротник.

– Может, лось? – сказал Хаммарлунд.

Форс сгреб пригоршню листьев и положил ее в карман брюк.

– Стенберг и Юхансон тут уже все осмотрели?

– Конечно, – ответил Нильсон, – они даже взяли кусок скамейки на экспертизу.

И Нильсон показал на прикрытую полиэтиленом скамейку.

– Они оба здесь были?

– Оба. Седерстрем с собакой в лесу. У парня не было ботинка, когда мы нашли его. Седерстрем отправился его искать.

Форс подумал, что уже увидел тут все что надо.

– Мы поедем в участок.

Он повернулся к женщине в белом плаще. Ее звали Гунилла Стремхольм, и она только что окончила школу полиции.

– Когда появятся журналисты, посылайте их прямо к Хаммарлунду. И ни слова. Если они захотят пробраться за ограждение, пугайте их злыми собаками. Понятно?

Стремхольм кивнула.

– К обеду Нильсон пришлет кого-нибудь вам на смену.

Стремхольм снова кивнула. Форс заметил, что она дрожит от холода.

– Мы ушли, – сказал он.

И Хаммарлунд, Нильсон и Форс отправились обратно к машинам. Дождь вновь усилился.

Закутанные в плащи Стенберг и Юхансон сидели в автобусе. Они передавали друг другу термос. Из-за сильного дождя с улицы их было практически не видно.

Хаммарлунд отдал Нильсону сапоги и сел за руль. Вереница машин двинулась к шоссе. По дороге они встретили светло-голубой «опель» с надписью « Пресса». За рулем сидела Анника Боге в ярко-желтой зюйдвестке.

В участке все собрались в кабинете Нильсона. Стульев на всех не хватило. Хаммарлунд устроился у стены. Никто не снял головных уборов. Из города прибыл еще один полицейский. Мартинсон, почти два метра ростом. С ним приехал его коллега Сван.

Все сели полукругом. Мартинсон вытянул длиннющие ноги и скрестил их. Все воззрились на Форса. Он откашлялся.

– Стенберг и Юхансон идут к Бультерману, Мартинсон и Сван – к Мальмстену, Нильсон и я берем Тульгрен. Всем подозреваемым недавно исполнилось шестнадцать. По закону они еще дети. Мы делаем домашний обыск и забираем всю одежду, в которой они могли выходить на улицу, особенно брюки и обувь. Следите, чтобы подростки не видели друг друга и тем более не разговаривали между собой. На все вопросы ответ один – их взяли на допрос по поводу исчезновения человека, после обеда они будут отпущены. Что неясно?

– Где они живут? – пробормотал Мартинсон. Он был родом из Мальме, но женился и попал «на север страны», как он говорил. «Север страны» он выговаривал с некоторым презрением.

– Нильсон покажет на карте, – ответил Форс. И Нильсон показал нужный район на настенной карте.

– Тогда в путь, – сказал Мартинсон и поднялся.

Хаммарлунд подошел к Форсу:

– Я сейчас еду в город. Если вы не найдете никаких прямых улик, то отпускаете всех до часу дня. Если увидите, что придраться уж точно не к чему, отпускаете их еще раньше.

– Я найду, к чему придраться, – ответил Форс.

Хаммарлунд поднял кустистые брови, как будто сомневаясь в словах Форса. Затем он повернулся и вышел. Нильсон и Форс остались одни.

– Ты насквозь мокрый, – сказал Нильсон. – Одолжить тебе свитер?

Не дожидаясь ответа, он открыл гардероб, достал светло-голубой шерстяной свитер и протянул его Форсу.

– Он теплый, возьми. Там на локте дырка – у меня этот свитер уже целую вечность. Хочешь еще сухие носки?

– Спасибо, – сказал Форс, чувствуя, что в ботинках хлюпает вода.

Он стянул с себя совершенно мокрую замшевую куртку, надел шерстяной свитер поверх фланелевой рубашки и поменял носки.

– Ну вот, – сказал Нильсон. – Подумать только, как чертовски холодно, а ведь уже середина мая.

– Расскажи мне еще раз про семью Тульгрен. – попросил Форс.

Нильсон остановился посередине комнаты и задумчиво потер подбородок.

– Берит сейчас тридцать пять. Она родила ребенка от парня из Гранинга. Он слинял, как только родилась Аннели. Через несколько лет Берит сошлась с Лудде. Он примерно на десять лет ее старше, раньше у него была фирма по перевозке грузов. Еще он держал рысаков. Зарабатывал на лошадях много денег. Затем все пошло прахом. Пару раз он был арестован за управление машиной в нетрезвом состоянии, кроме того, подозревался в сбыте краденого, а еще эта история с киоском в прошлом году. Он сидел в засаде и ждал, когда появятся воры, и в результате сломал одному из них ключицу. Лудде посадили на несколько месяцев, вор отделался денежным штрафом. Людям такое решение суда не понравилось, и Лудде сразу стал народным героем. У девочки проблемы начались еще в начальной школе. Она была толстая, одноклассники ее дразнили. Как-то раз набросились на нее и чуть не задушили платком. Аннели было тогда лет десять. Девчонка неглупая, это точно, но… Нильсон замолчал.

– Но что?

– У нее во взгляде что-то пугающее.

– Вот как?

– Наверное, так нельзя говорить, но я не позволил бы своим детям играть на улице, если бы Аннели гуляла неподалеку.

– Она такая страшная?

– Есть родители, которые пригрозили не пускать своих детей в школу, если не будут приняты меры в отношении Аннели. Она дерется, и очень жестоко. Мне поступало довольно много жалоб. – Нильсон развел руками. – Но это не мое дело, я все передавал в социальную службу

– Поехали, – сказал Форс.

Они вышли на улицу. Нильсон сел в патрульную машину. Форс забрался в свой «гольф».

Через несколько минут они подъехали к кирпичному дому на Бьеркстиген. Нильсон остановился. Форс припарковался к нему вплотную. Дом был окружен высоким забором, полуоткрытая калитка была сделана из лакированного дуба. Около дверей висел маленький шведский флаг. Он был насквозь мокрый после долгих дождей.

Нильсон позвонил. Внутри зазвучала мелодия. Нильсон позвонил снова. Форс узнал «Ах. Вермланд. ты прекрасен». Дверь открылась, и на пороге появилась светловолосая, небрежно причесанная полнолицая женщина в джинсах и застиранной фланелевой рубашке навыпуск, с сигаретой в руках. Она стояла босиком, ногти на ногах были покрашены в розовый цвет.

– Здравствуйте, Берит, – сказал Нильсон. – Мы можем войти?

Берит бросила па Форса быстрый, недружелюбный взгляд.

– Это мой коллега из города, – объяснил Нильсон, кивнув на Форса. – Нам нужно поговорить с вами.

– О чем?

– Мы можем войти? – повторил Нильсон.

Берит Тульгрен неохотно посторонилась. Нильсон и Форс вошли. Из глубины дома послышался громкий мужской голос:

– Кто там?

– Нильсон! – прокричала Берит в ответ.

– Легавый? – послышалось из дома.

– Да, – ответила женщина.

Форс закрыл за собой входную дверь. В холле появился мужчина с голым торсом и в красных спортивных штанах, невысокий, но широкоплечий, с заросшей волосами грудью. Он уставился на Нильсона. В холле слабо пахло кофе и сигаретами.

– Ну, что расследуем?

И он засмеялся.

Нильсон даже не улыбнулся.

– Привет, Лудде, это Харальд Форс. Он из отдела криминалистики, из города.

– Это что, какая-то гребаная телепередача или что? – буркнул Лудде. – Здравствуй, криминалист. Да, это я насрал на автобусной станции на прошлой неделе. Но у меня смягчающие обстоятельства. Был четверг, и я наелся горохового супа.

Лудвиг Тульгрен заржал и перевел недобрый взгляд сначала на Нильсона, как будто ожидая оценки своего юмора, потом на Берит и, наконец, на Форса. И его взгляд был далеко не дружелюбным.

– Заползайте, раз уж без этого не обойтись.

Нильсон снял плащ и перекинул его через плечо.

– Аннели дома? – спросил он.

Лудвиг Тульгрен помрачнел.

– Аннели дома? – повторил Нильсон.

– Что она натворила?

– Аннели подозревается в соучастии в преступлении, которое привело к исчезновению человека, – сказал Форс. – Мы хотим поговорить с ней. Кроме того, мы хотим взять ее уличную одежду.

Нильсон положил свой плащ на табуретку.

– Что за херню ты несешь, легавый гребаный! – взревел Лудвиг Тульгрен и угрожающе сделал два шага к Форсу.

– Успокойся, – сказал Нильсон. – Нам нужно поговорить с девочкой, и мы возьмем с собой ее одежду.

Нильсон достал из кармана сложенный в несколько раз черный полиэтиленовый мешок для мусора и встал между Форсом и Тульгреном.

– Я не понял, что тебе надо? – снова взревел

Лудвиг Тульгрен.

– Нам нужно поговорить с девочкой, – сказал Форс. – Я правильно понимаю, вы ее отчим?

– Отчим? Что ты имеешь в виду?

– Успокойся, Лудде, – сказала Берит и положила руку на плечо мужа.

Позади них открылась дверь и появилась сонная Аннели. На ней были застиранная футболка и голубые хлопчатобумажные трусы.

– Что вы тут орете! – закричала она, но тут же резко остановилась, увидев Нильсона и Форса. Она посмотрела на них, потом перевела взгляд на Берит и Лудвига.

– Ты арестована! – нехорошо засмеялся Лудвиг Тульгрен.

– Здравствуй, Аннели, – сказал Форс. – Мы расследуем исчезновение Хильмера. Мне кажется, ты знаешь больше, чем рассказывала мне раньше. Мы хотим забрать тебя в город для допроса. И еще мы заберем твою уличную одежду.

– Уличную одежду? – повторила Аннели.

– Брюки, обувь и куртку.

 Аннели не смогла сдержать улыбки:

– Вы думаете найти на ней какие-то следы?

– Прямо как в кино, – сказал Лудвиг. – Легавые думают, наверное, что их показывают по телевизору. Комиссар при исполнении служебных обязанностей!

– Кончай, Лудде, – сказал Нильсон. Он протиснулся в дверной проем мимо Аннели и вошел в ее комнату.

– Да что, твою мать, ты делаешь? – заорал Лудвиг Тульгрен. – Ты что, думаешь, что можешь творить все что угодно, раз напялил форму? Тут тебе не гребаная коммунистическая Россия! Я позвоню моему адвокату!

– Аннели подозревается в причастности к преступлению, которое повлекло за собой исчезновение человека. Если окажется, что подозрение неоправданно, то мы немедленно отвезем ее обратно домой, – сказал Нильсон.

Берит затянулась окурком сигареты.

– Так вы заберете ее в город?

– Да, мы заберем ее в город.

– Что значит «подозревается в причастности к преступлению, которое повлекло за собой исчезновение человека»? Что за гребаный канцелярский язык? – орал Лудвиг Тульгрен.

– Успокойся, Лудде, – ответил Нильсон.

– Я звоню своему адвокату, – сказал Лудде и пошел туда, где, видимо, была их с Берит спальня. Дверь за ним захлопнулась.

В комнате Аннели Нильсон открыл дверцу гардероба и начал собирать брюки, свитера и куртки в полиэтиленовый пакет. Форс, который все еще стоял в холле около вешалки, нагнулся и поднял пару черных ботинок на шнурках.

– Это твои?

Он поднял ботинки и посмотрел на Аннели. Она не ответила.

– Это ее, – сказала Берит.

– Я предлагаю тебе одеться, – сказал Форс Аннели. Он прошел мимо нее и положил ботинки в пакет к Нильсону.

В комнате стояла кровать с белой простыней в красных сердечках. На небрежно наброшенном на нее покрывале лежал мальчик лет восьми. Он тер глаза и звал маму. Берит Тульгрен вошла в комнату.

– Что им надо? – захныкал мальчик.

– Меня зовут Харальд, – сказал Форс, – я полицейский. Мы немного поговорим с Аннели.

– Вы не найдете здесь ничего интересного, – сказала Аннели Нильсону, – одежда постирана.

– Она стирала в субботу, – сказала Берит Тульгрен и потушила окурок в стоявшем на подоконнике блюдце.

– Что вы говорите, – бросил Форс. – Аннели, ты, оказывается, имеешь привычку стирать

по субботам?

Аннели не ответила.

Нильсон продолжил собирать одежду. Мешок был почти полон. В комнату вошел Лудвиг. Он повернулся к Берит

– Асп еще не пришел, но как только он явится, я с ним поговорю. Не думайте, что мы это так оставим. Я еще посмотрю, как начальство вас отымеет. Сталинисты чертовы. Твою мать, в каком сраном обществе мы живем. Доносчик за каждым кустом!

– Одевайся, Аннели, – сказал Форс.

– Во что?! – заорала Аннели. – Вся моя одежда вот в том мешке!

– Коммунисты сраные! – орал Лудвиг.

– Ну, наверное, есть что-нибудь, во что ты можешь одеться, – сказал Форс Аннели. – Мы сейчас едем. Надень что-нибудь.

– Да все в мешках! – ныла Аннели.

– С детьми так обращаться нельзя, – заметила Берит

– Свиньи коммунистические! – подтвердил Лудвиг и скрылся в кухне.

– Одевайся, – повторил Форс. – Могу одолжить свою куртку, если у тебя больше ничего нет.

– Ты соображаешь? – заорала Аннели. – Она насквозь мокрая!

– Лучше что-то, чем ничего. Может, возьмешь что-нибудь у матери?

Аннели сделал вид, что ее сейчас вытошнит.

– Вы совсем больны на голову, – возмутилась Берит. – Я сейчас позвоню в газету и расскажу, что вы тут творите. Ульф к тому же болен, у него температура!

– Надевай свитер и брюки, – сказал Форс Аннели. – Мы уезжаем.

Аннели открыла ящик и достала оранжевый хлопчатобумажный свитер, черную юбку и черные колготки. Мальчик по имени Ульф сел на кровати. Над ним висел плакат с изображением солдата СС. Наверху большими готическим буквами было написано « Валькирия».

– А что мне надеть на ноги? – поинтересовалась Аннели.

– Можешь взять мои сабо, – сказала Берит заботливо.

В дверях появился Лудвиг с банкой пива в руке. Он открыл се и отхлебнул.

– А вы знаете, что при аресте девочки с вами должен быть кто-нибудь из женского персонала? – спросил он и вытер губы тыльной стороной ладони.

– Персонала не хватает, – сказал Форс. – Увы.

– Я готов, – Нильсон затянул шнурок вокруг мешка. Он поднял его, протиснулся мимо Лудвига Тульгрена и вышел в холл.

– Идем, – поторопил Форс Аннели.

Девочка посмотрела сначала на свою мать, потом на Форса, потом на Лудвига Тульгрена и, наконец, вышла из комнаты, которая пахла детским сном и сигаретным дымом. Аннели надела черные сабо, которые стояли под вешалкой. Форс посмотрел на свои ботинки. В комнате Аннели лежал пыльный светло-серый ковер. Герань на окне совсем завяла.

– Ну, доиграетесь вы, – пробормотал Лудвиг Тульгрен, – так и знайте. Я вам обоим устрою ад.

– Аннели вернется домой после обеда, – пообещал Нильсон, – мы привезем ее.

– Еще бы, – прошипела Берит.

– Увидимся, Лудде, – сказал Нильсон, открывая входную дверь. По дороге он потрогал пальцем вялый шведский флаг, забросил за спину полиэтиленовый мешок – при этом он стал похож на Санта-Клауса, – и пошел к машине. Открыв багажник, он положил туда мешок.

Форс подождал, пока Аннели пройдет мимо него.

– Не позволяй им щупать тебя, старушка, – заорал Лудвиг Тульгрен и поднес банку пива ко рту.

Аннели не услышала или просто не обратила внимания, ее мысли были заняты чем-то другим

– Пока, – сказал Форс и пошел за Аннели.

– Ты едешь со мной, – сказал Нильсон Аннели из машины. – Хочешь сидеть спереди или сзади?

Аннели села на переднее сиденье.

– Свиньи-коммунисты! – заорал Лудвиг Тульгрен, когда Форс тронулся и поехал за «вольво» по Бьеркстиген. В саду желтого дома неподалеку Форс увидел Петера Блина. Тот направлялся к забору, к которому был прислонен велосипед.

Когда они выехали на шоссе. Форс включил радио. Передавали новости. Форс переключил канал и стал слушать скрипичную музыку.

Когда они подъехали к городу, дождь закончился.

Вторник, полдень

Здание из стекла и бетона, в котором располагался полицейский участок, было построено в начале семидесятых в характерном для того времени стиле и напоминало крепостную стену с бойницами.

Форс и Нильсон въехали в гараж и по обе стороны от Аннели Тульгрен пошли к лифтам. Нильсон с трудом тащил черный полиэтиленовый мешок. Форс нес палку, которую получил от Хаммарлунда.

Они поднялись на четвертый этаж, где в маленьких комнатках вдоль коридора располагался отдел криминалистики.

– Устрой ее где-нибудь здесь, – сказал Форс – и проследи, чтобы Стенберг и Юхансон забрали ее одежду.

Аннели вопросительно вскинула брови, но ничего не сказала.

– Пойдем со мной, – сказал Нильсон, поставил мешок на пол и положил руку на плечо Аннели Тульгрен.

Форс пошел в свой кабинет, который он делил с Карин Линдблум. У нее было трос детей, и, по общему мнению, она стала комиссаром потому, что, как это называлось, «имела кое-что между ног».

Ее младший сын, Мортен, был аллергик, поэтому по понедельникам Карин не работала, а занималась больным ребенком.

– Ты насквозь мокрый, – было первое, что она сказала.

– Я знаю. Пойдем в кафетерии?

– Конечно, но сначала ты должен надеть что-то сухое.

– Не понимаю, почему все мечтают переодеть меня в теплую одежду, – пробормотал Форс.

– Это потому, что мы боимся за тебя, Харальд. Ты единственный здесь из столицы, и если ты подцепишь воспаление легких, мы будем несказанно огорчены.

Карин Линдблум родилась в местечке Сошеле и была не особо высокого мнения о тех, кто вырос в городе, впрочем, как и о тех, кто родился в деревне. Ее отец работал регулировщиком, пока его не сбил пьяный водитель, который хотел проехать мимо дорожного контроля. Теперь он сидел в инвалидном кресле и разговаривал при помощи компьютера.

У Форса был свитер и несколько чистых рубашек в шкафу. Он переоделся.

– У тебя нет носков? – спросил он.

– Могу дать колготки, если хочешь, – ответила Карин.

Форс улыбнулся.

– Как Мортен?

И Карин начала рассказывать, какие сказки она читала сыну по понедельникам. Мортен был результатом случайной связи между Карин и Хаммарлундом. Связь длилась со дня святой Люсии до конца Великого Поста. Все управление знало, что Карин Линдблум считает Хаммарлунда изрядной скотиной.

– Сейчас мне надо выпить кофе, – сказал Форс.

– Может, и бутерброд? – предложила Карин Линдблум.

– Может, и бутерброд.

Кафетерий находился на последнем этаже. Оттуда открывался великолепный вид на озера. Хотя сегодня облака висели так низко, что казалось, будто они лежат между деревьями в парке перед управлением. Карин и Форс сели за столик. Форс заказал большую чашку кофе с молоком и ржаную булочку с вареным порезанным яйцом, анчоусом и салатным листом.

И никто не замечал Хильмера. Он стонал от холода и бродил по комнате, пытаясь найти ту, по которой он так тосковал.

Эллен.

Эллен.

Форс выпил кофе и съел бутерброд. Карин смотрела, как он ест.

– Ты похудел.

 Форс просиял:

– Заметно?

– Конечно. Ты на диете?

– Да.

– Сейчас тебе лучше поесть.

Форс разжевал и проглотил бутерброд.

– Ну что ж, мы нашли преступников, – сказал он с набитым ртом, – но нам нужно признание и доказательства.

Затем он рассказал о том, как предполагает вести допросы. Карин слушала и время от времени задавала вопросы.

– Это трудно, – сказала она, когда Форс замолчал.

– Хаммарлунд говорит то же самое, но я уверен, что все получится. Начнем с Мальмстена. Он расскажет.

– Ты в этом уверен?

– Ты будешь сам их всех допрашивать?

– Если бы ты больше была в курсе дела, то я попросил бы тебя взять на себя Тульгрен. С ней будет сложнее всего. А так придется допрашивать всех самому. Но я буду рад, если ты будешь присутствовать.

– Как тебе угодно.

Они вышли из кафетерия и спустились на лифте обратно на четвертый этаж. Полицейские собрались в одной из больших комнат для встреч. В комнате были дюжина стульев, стоявших полукругом перед столом, карта на стене, доска для письма и стол. Форс уселся около стола. Сван и Мартинсон сидели, нагнувшись над спортивным приложением к «Ежедневным новостям».

Форс подумал о том, что скоро всем поступающим в школу полиции станут задавать один вопрос: «Являетесь ли вы членом какого-нибудь спортивного общества?», а вопросом номер два станет: «Записаны ли вы в библиотеку?». Кандидатов, ответивших «да» на первый вопрос и «нет» на второй, в школу полиции принимать не будут.

Карин села около Мартинсона. Она была пловчиха, это знал и Мартинсон, и все остальные. Тот, кто был хорошим спортсменом, автоматически становился хорошим коллегой, даже если это была женщина. Тот, кто читал книги или слушал классическую музыку, считался сродни гомосексуалистам или даже кем-то еще хуже.

В комнату вошли Стенберг и Юхансон. Они заняли места друг напротив друга перед столом.

– Ну как? – спросил Форс и повернулся к Стенбергу.

– Могло бы быть хуже, – ответил Юхансон. – А где Нильсон?

– Ему кто-то позвонил, – объяснил Стенберг.

– Черт! – фыркнул Мартинсон.

– Так тут будем только мы? – поинтересовался Стенберг и огляделся.

Прежде чем Форс успел ответить, в дверях появился Нильсон. Он прошел в комнату и сел около Свана.

– Они нашли велосипед, – сообщил он.

– Когда? – поинтересовался Форс.

– Водолаз пришел вскоре после того, как мы ушли. Велосипед лежал во Флаксоне.

– Проследи, чтобы его доставили сюда, – сказал Форс.

– Уже распорядился, – ответил Нильсон. – Водолазы возьмут его с собой и оставят в гараже.

– Отлично, – кивнул Форс. – Ну, докладывайте. Мартинсон и Сван, начнете?

– Конечно, – согласился Сван. – Итак, мы были дома у Мальмстена. Там уже встали, приглашали нас выпить кофе. Родители были откровенно встревожены. Мальчишка выглядел так, как будто собирался заплакать, у матери глаза тоже были на мокром месте. Мы сказали, что Хенрик подозревается в преступлении, которое повлекло за собой исчезновение человека. Чье исчезновение, не сказали. Они спросили, касается ли это Хильмера. Мы сказали, что на этот вопрос ответить не можем. Парень оделся быстро, мы взяли с собой три пары ботинок и все его брюки и куртки. На веревке в ванной висела пара камуфляжных брюк. Мать сказала, что это "любимые брюки Хенрика, единственные, которые он носит». Мы спросили, стираные ли они, и мать ответила, что Хенрик сам выстирал их в субботу, а отец добавил, что он в первый раз в жизни видел парня за стиркой. Во время поездки в автомобиле Мальмстен не сказал ни слова. Казалось, ему уже на все наплевать.

– Спасибо, – сказал Форс. – А как все прошло у Бультермана?

Хокан Юхансон откашлялся. Это был рыжеволосый, веснушчатый, худой как спичка тридцатипятилетний мужчина, отец двоих детей.

– Мы позвонили, никто не открыл. Мы подошли к дому со двора и бросили в окно камень.

Через мгновение показался старик Бультерман. Он открыл окно и начал кричать, что сейчас позвонит в полицию. Мы показали ему удостоверения, и он умолк. Мы спросили, можем ли войти. Он закрыл окно и исчез. Мы вернулись к дверям и позвонили снова. Он открыл и был при этом в одних трусах. Совсем стыд потерял. – Юхансон огляделся. Он выглядел возмущенным. – Ведь с нами могла быть коллега-женщина.

– Я, например, – встряла Карин Линдблум, – и я, конечно, упала бы в обморок, если бы увидела мужика в одних трусах.

Она сказала это абсолютно серьезно. Юхансон задумался. Шуток он не понимал.

– Совсем стыд потерял, – повторил он и перевел взгляд с Линдблум на Мартинсона.

Тот сложил «Ежедневные новости» веером и начал изящно обмахивать лицо.

Юхансон, казалось, устал, и Стенберг продолжил рассказ:

– Он снова попросил показать удостоверения, – Юхансон прервался. Он немного заикался, когда бывал взволнован. – Тот, кто просит показать удостоверение, скорее всего преступник. У таких людей обычно нечистая совесть.

– Ты на самом деле так думаешь? – сказала Карин Линдблум и недовольно нахмурилась.

Стенберг продолжил:

– Мы попросили разрешения войти.

– Но сначала он изучил наши документы, не фальшивые ли они. Он даже рассмотрел их с обратной стороны, – вмешался Юхансон.

– Затем нас пустили, – продолжил Стенберг.

– Он все время чесал яйца, – сказал Юхансон.

– Хотела бы я на это посмотреть, – вставила Карин Линдблум.

Юхансон замолчал.

– Продолжай, – велел Форс и бросил взгляд на Стенберга в надежде на то, что Юхансон будет молчать. Стенберг откашлялся.

– Мы сказали, что парень подозревается в преступлении, которое повлекло за собой исчезновение человека, и что мы хотим взять его с собой в город на допрос, а кроме того, вынуждены произвести домашний обыск. Его жена просто глазела.

– Она выглядела совершенно опустошенной, вся белая, – пояснил Юхансон.

Стенберг продолжил.

– «Где парень?» – спросили мы.

– Старик просто чесал яйца, – повторил Юхансон.

– Хотела бы я на это посмотреть, – снова встряла Карин Линдблум.

И Стенберг, и Юхансон в недоумении уставились на нее.

– Ты серьезно? – спросил Юхансон.

– Догадайся, – ответила Линдблум.

Мартинсон быстрее замахал газетой. Форс раздраженно повернулся:

– Тебе что, жарко?

– Немного, – пожаловался Мартинсон на своем сконском наречии.

– Ты не мог бы перестать?

Мартинсон вздохнул, принял кислый вид и отложил газету.

– Продолжай, – сказал Форс Стенбергу.

Тот снова откашлялся.

– Мы прошли к парню в комнату. Над кроватью у него висело духовое ружье, а на ночном столике лежал немецкий железный крест и два ножа, один «гитлерюгенд», со свастикой, другой как штык. Около кровати мы нашли зачитанную инструкцию для солдат-пехотинцев. Парень спал, несмотря на то, что мы открывали ящики и складывали его одежду в мешки. Отец попытался разбудить его, но парень не просыпался до тех пор, пока Хокан не щелкнул его по большому пальцу ноги. Тут он подскочил как от укуса.

Юхансон вздохнул и покачал головой. Стенберг продолжил:

– Мы объяснили ситуацию. Он оделся и попросил разрешения позвонить. Мы отказали и повели его в машину. По дороге в город он жаждал общения. Хотел знать, взяли ли мы его товарищей, спрашивал все время, подозревают ли кого-то еще или только его. Но мы не отвечали.

Стенберг замолчал.

– Это все? – поинтересовался Форс.

– Не совсем, – сказал Стенберг. – Мы вышли в сад и сняли с веревки пару брюк. Они были влажные. Я спросил, надевал ли он эти брюки в последнее время, и мать сказала, что он носил их постоянно. Я спросил, когда их стирали в последний раз, и она сказала, что парень сам выстирал их в субботу.

– Что-нибудь еще? – спросил Форс.

– Я думаю, это все.

– У него есть кролик, – вставил Юхансон. – Никогда не видел такого огромного кролика. Он все время жрет, в комнате все обгрызено: и углы, и дверцы.

Юхансон огляделся, как будто ждал аплодисментов. Мартинсон глубоко вздохнул.

– А что обнаружено при экспертизе? – спросил Форс.

– Мы нашли пятна на скамье. Это может быть кровь. Мы взяли пробы. Во второй половине дня мы узнаем, что это такое. Кроме того, я хотел бы исследовать пятна на шнурках.

– На каких шнурках? – сказал Форс.

– На ботинках девчонки, – пояснил Юхансон.

– Если это кровь, то необходимо выяснить, чья она, – сказал Форс. – Позаботьтесь, чтобы мы получили пробу крови Хильмера Эриксона. Велосипед сейчас доставят, я хочу, чтобы вы взглянули на него.

– Что мы будем искать? – поинтересовался Юхансон.

– Не знаю, – сказал Форс, – посмотрим.

Мартинсон поерзал на стуле, положил одну ногу на другую, уронил газету и поднял ее. Затем Форс рассказал о том, как они брали Тульгрен.

– Чертова стирка по субботам, – пробормотал Юхансон. – Никогда не понимал, почему нацисты такие чистюли.

– Каковы наши дальнейшие действия? – спросил Нильсон.

Форс откинулся на стуле, сцепил ладони на затылке и потянулся:

– Мы с Карин допрашиваем мальчишек. Начнем с Мальмстена, затем на очереди Бультерман, и закончим с Тульгрен. Не забудьте про Стремхольм, ее нужно сменить.