Текст книги "Демографическая история Европы"

Автор книги: Массимо Ливи Баччи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Медленные изменения типа воспроизводства

Традиционный тип воспроизводства, то есть тот, который господствовал до начала промышленной революции, характеризуется медленным приростом населения в течение длительного периода и заметной стабильностью порождающих этот порядок механизмов. Эти аспекты будут рассмотрены далее (см. гл. 5). Сейчас же следует добавить, что определение «медленный» по отношению к развитию работает лишь в сравнении с темпами прироста, наблюдавшимися в последние пятьдесят лет, которые в слаборазвитых странах достигали от 2 до 4 % в год, что по меньшей мере на порядок выше скорости развития европейского населения в Средние века и в Новое время. На самом деле прирост от 2 до 3 ‰[3]

[Закрыть] способный обеспечить удвоение численности населения за два или три века, нельзя рассматривать вне связи с характерными для того времени темпами экономического развития – не такими уж и незначительными для систем с малым количеством денежных средств и относительной неизменностью технологий.

В подтверждение этого стоит привести некоторые цифры. Экономика при традиционном типе воспроизводства опиралась в основном на сельское хозяйство, от прогресса в котором и зависел в значительной мере медленный прогресс общества. Мы будем недалеки от истины, если скажем, что около трех четвертей или четырех пятых рабочей силы были заняты в сельском хозяйстве. Переписи населения и кадастровые записи второй половины XIX в., относящиеся к странам, где индустриализация запоздала, обнаруживают немногим меньшую долю сельского труда: от двух третей до четырех пятых в Швеции и Финляндии, России, Австрии и Венгрии, Испании, Португалии и Ирландии. Подсчеты, относящиеся к более ранним временам, дают еще больший процент: 80 % для Франции в начале и Швеции в середине XVIII в.; 75 % в Австрии в 1790 г.; 78 % в Богемии в 1756 г.; 72 % в Соединенных Штатах Америки в 1820 г. Эти цифры, как мы увидим далее (см. гл. 2), соответствуют низкому уровню урбанизации: во всей Европе доля населения городов с численностью более 10 тыс. жителей не достигала 6 % в 1550 г. и едва превышала 9 % в 1700 г., а население маленьких городков или деревень в подавляющем большинстве состояло из крестьян, средних и мелких собственников. Поддержание численности этого привязанного к земле населения, его прирост и ожидаемая продолжительность жизни зависели от развития сельского хозяйства. Поэтому сдерживающим фактором было не столько отсутствие рабочей силы, сколько скудость капитала, недостаток свободных земель и относительно закоснелые технологии. Демографическая история Европы тесно связана с заселением вновь занятых территорий, начиная с проникновения германских колонистов на восток в XI–XIII вв. и заканчивая великими миграциями за океан, в Америку. Приобретение земли в Новое время – дело трудное и недешевое, но нехватка земли все равно толкает людей на дорогостоящие мелиоративные работы. Однако же по окончании процесса расселения стремлениям европейцев к преобразованию окружающей среды был поставлен некоторый предел, который трудно было преодолеть. Предел этот определялся количеством доступных на тот момент энергоресурсов: «Тот факт, что основные источники энергии, кроме ручного труда, ограничивались в основном растениями и животными, – пишет Чиполла, – кладет предел возможному увеличению энергетических ресурсов в каком бы то ни было из аграрных обществ прошлого. С этой точки зрения ограничительный фактор задается количеством имеющейся в распоряжении земли»[4]

[Закрыть]. Только с внедрением паровой машины – неодушевленного преобразователя энергии, в распоряжение населения поступят новые ее источники. Возможно, это – самый значимый признак разрыва между Новым и Новейшим временем.

Однако, несмотря на то что технический прогресс происходит относительно медленно, разница в показателях производительности труда от региона к региону, связанная не только с природными факторами, но и с аграрными технологиями, прослеживается уже в эпоху Средневековья. Мы располагаем крайне немногочисленными данными о производительности труда, и среди них очень значимо соотношение между посевом и урожаем для зерновых (основного источника питания), практически неизменное в современную эпоху. Выдающийся историк сельского хозяйства Слихер ван Бат показывает, что урожайность определенно возрастает начиная с XVII в. в Англии и Голландии, странах с наиболее развитым сельским хозяйством: сам-семь в XVI в., сам-девять во второй половине XVII в. и сам-десять во второй половине XVIII в. Между тем во Франции, Италии и Испании урожайность с 1500 по 1800 г. держится на прежнем уровне (сам-семь); неизменной и на более низком уровне (около сам-четыре) остается она на севере, в центре, а также на востоке Европы. Следствие такого относительного постоянства урожайности – невозможность при заданном количестве обрабатываемых земель увеличить производство продукта. Производительность сельского труда сильно сказывается на уровне снабжения населения продовольствием, а это – еще один фактор, сдерживающий демографический рост. В общих чертах это выглядит так: после преодоления кризиса, имевшего место в позднее Средневековье, когда с сокращением численности населения режим питания улучшился, уровень снабжения продовольствием снижался вплоть до XVIII в., пока в некоторых регионах не началось улучшение; в других же регионах, не таких богатых и более удаленных от центра, он начал повышаться лишь в XIX, а то и в начале XX столетия. Разумеется, я описываю здесь самую общую картину, не упоминая о таких прогрессивных явлениях, как изменение севооборота, внедрение новых культур, развитие животноводства и специализации, а также о неоценимом вкладе торговли. Моя задача – показать, что большие демографические тенденции развивались на фоне преобладания незыблемости над переменами, пусть даже последние и не были незначительными.

Как явствует из рисунка 1.1, большие циклы прироста и сокращения населения Европы начиная с позднего Средневековья в немалой степени определялись эпидемическим фактором, никак не зависящим от условий жизни. Но эти циклы были также тесно связаны с экономическими силами, чье воздействие подталкивало демографические системы к изменениям. Ряды соответствий между ценами и заработной платой, выведенные для нескольких исторических периодов, обнаруживают резкие трансформации, коррелирующие с большими демографическими циклами, что видно на рисунке 1.3, воспроизводимом по фундаментальному труду Слихера ван Бата.

Перед нами прямо-таки мальтузианская модель: в отрицательные фазы демографического цикла – например, в столетие после Великой чумы или на протяжении XVII в. – сокращение или отсутствие прироста населения, а значит, и спроса, способствует снижению цен и в то же самое время увеличивает спрос на рабочие руки и приводит к повышению оплаты труда. В середине XIV – середине XV вв. цены на зерно снизились вдвое, а затем стали постепенно расти. Слихер ван Бат пишет: «Потом наступает спад XIV–XV вв. Население сократилось в результате эпидемий, и поскольку площадь обрабатываемых земель оказалась довольно значительной по отношению к населению, которое нужно было прокормить, цены на зерно снизились. Из-за сокращения численности населения стало не хватать рабочих рук, поэтому и номинальная, и реальная заработная плата значительно возросла». Мощный подъем XVI в. нарушает равновесие: в связи с повышением спроса цены на зерно и другие продукты питания взлетают до небес, а реальная заработная плата падает; эта тенденция достигает критической точки к началу XVII в. Замедление демографического роста в XVII в. и катастрофа, постигшая население Германии вследствие Тридцатилетней войны, послужили, наряду с прочими факторами, причиной новой фазы цикла (сопровождаемой снижением спроса и цен и повышением заработной платы), которая продлилась до середины XVIII в., когда ускорение демографического роста дало начало следующему витку.

Выбор методики

Способы восстановить целостную картину развития европейского народонаселения могут быть различными – один не хуже другого, однако не все они применимы на практике. Наша основная идея состоит в том, чтобы изучить взаимовлияние и взаимодействие ограничивающих и определяющих факторов (см. ранее, с. 10) и понять особенности функционирования демографической системы и ее модификаций во времени. С подобной установкой связаны и отбор документальных материалов, и линии интерпретации. В самом деле, в дальнейшем мы будем предпочитать макроанализ микроанализу, рассмотрение общего рассмотрению частного, долговременные тенденции – особенностям той или иной эпохи, проявляющиеся на больших пространствах различия или сходства – локальным характеристикам. Такой метод имеет свои очевидные преимущества и недостатки, которые мы рассмотрим далее. Обобщенный анализ, макроанализ направлен на воспроизведение компонентов и механизмов демографической системы по отношению к населению в целом; он основывается на общих оценках или наблюдениях над последовательностями демографических событий и численностью населения. Микроанализ, как правило, базируется на генеалогиях или реконструкциях истории семей и привязывает события к конкретным индивидуумам, носящим одну фамилию. С помощью микроанализа можно воссоздать во всех деталях механизмы образования, роста, распада отдельно взятых семей. Но поскольку процесс реконструкции долог, кропотлив и зависит от наличия полных, официально зарегистрированных, поименных записей о рождениях, браках и смертях (что, по большому счету, становится возможным лишь начиная с XVII в.), он применим лишь по отношению к небольшим общностям, например к долго живущим на одном месте семьям (для семей, которые мигрируют, такая реконструкция очень сложна, а то и вовсе неосуществима). С его помощью можно в мельчайших деталях изучить характерные типы поведения, но не вполне очевидно, можно ли перенести их на общество в целом. В очерке о нормандском городке Крюле (в котором и была разработана методология поименного анализа) исследователям Анри и Готье удалось реконструировать все, что любознательный демограф желал бы знать о рождаемости, не говоря уже о ценных данных относительно брачности и смертности. Вместе с тем, ученые сами признаются, что не много могут сказать о численных изменениях во всей общине, хотя и склонны полагать, что население городка, около тысячи жителей, оставалось неизменным на протяжении XVI–XVII вв. Таким образом, об общей динамике населения Франции в начале Нового времени можно судить лишь предположительно, несмотря на расцвет исторической демографии, которая далеко продвинулась вперед со времен Монтескье, Морица Саксонского или Мирабо, которые в XVIII в. считали, что население Франции сокращается. Наше предпочтение макроаспектов вызвано желанием дать связную картину данных – или предположений – относительно более значительных демографических величин, в первую очередь динамики народонаселения. При таком подходе, возможно, пострадает исследование индивидуального поведения, однако совсем пренебрегать последним мы не станем. Есть и еще одна причина, далекая от банального стремления к упрощению при рассмотрении столь обширной темы, и она состоит в том, что сильные ограничивающие факторы, такие как наличие пространства и земли, продовольственные ресурсы, эпидемическая картина, – напрямую зависят не столько от типов поведения в разных сегментах общества, сколько от численности, плотности и прироста населения вообще. Индивидуальное поведение, которое удобно описывать при помощи микроанализа, часто формируется вследствие двойного воздействия: демографических условий, с одной стороны, и ограничивающих факторов – с другой.

По тем же причинам мы предпочитаем рассмотрение больших тенденций более локальным исследованиям изменений во времени (за исключением кризисных эпох, которым отведено немало места) и проводим географический анализ в общих чертах, не вдаваясь в местные особенности. В идеале эта книга должна стать отправным пунктом для исследования всех вариантов демографического поведения в конкретном времени и месте.

2. ПРОСТРАНСТВО

География и окружающая среда

Как все живые существа, люди нуждаются в пространстве, чтобы добывать ресурсы, необходимые для выживания, поддержания численного прироста, социальной организации. Это особенно относится к традиционным типам воспроизводства населения, при которых оно почти полностью зависело от земли, дававшей и продукты питания, и сырье, и энергию. Это, разумеется, общеизвестные вещи, и возможно, не стоило бы их повторять, если бы столь очевидными фактами не пренебрегали, а то и вовсе забывали о них при трактовке истории народонаселения с точки зрения биологического или природного детерминизма. Однако же развитие народонаселения Европы, и не только демографическое, во многом связано с процессом завоевания пространства; как писал Мальтус: «Обилие плодородной земли, которая достается дешево или даром, – настолько мощный фактор миграции, что заставляет преодолевать любые препятствия». Итак, рассмотрим с должным вниманием соотношение расселения и пространства, особо выделив четыре основных пункта.

Первый пункт касается природных характеристик пространства: его протяженности, особенностей окружающей среды, доступности и возможности использования; на этих геоприродных элементах я остановлюсь лишь вкратце, обрисовав некоторые важные аспекты, связанные с заселением. Второй пункт касается способов и направлений захвата пустых или малозаселенных пространств, каковых было еще довольно много в первые века тысячелетия. Третий пункт касается высвобождения, с целью заселения и ввода в производственный цикл, пространств, уже имеющихся в распоряжении, но не занятых и активно не используемых: распашки целины, вырубки лесов, мелиоративных работ. Наконец, четвертый пункт касается интенсивности освоения и использования пространства для сельскохозяйственного производства и расселения. Очевидно, что последние три темы тесно связаны и представляют собой последовательные, а на практике часто накладывающиеся одна на другую стадии одного и того же процесса. Рассматривая эти четыре пункта, мы затронем такие демографические вопросы, как мобильность, миграции, формы расселения и урбанизации, на которых впоследствии остановимся подробнее.

Время до промышленной революции, которое я часто буду называть старым демографическим порядком, имея в виду типы демографического поведения, существовавшие до преобразований современной эпохи, характеризовалось почти полной зависимостью народонаселения от пространства и земельных ресурсов. По словам Чиполлы: «До промышленной революции человек продолжал удовлетворять свои потребности в энергии за счет растений и животных: растения давали пищу и топливо, животные – пищу и механическую энергию (…) Хотя данных для точной количественной оценки и недостаточно, можно предположить, что от 80 до 85 % энергии, находившейся в распоряжении человечества в любую эпоху, предшествовавшую индустриальной революции, давали растения, животные и сам человек».

Европейский континент, занимающий 10 млн кв. км, имеет четко определенные границы на западе (Атлантический океан), юге (Средиземное и Черное моря, Кавказские горы и Каспийское море) и севере (Северный Ледовитый океан). Его восточные границы, не столь ярко выраженные, обозначены Уральским хребтом и рекой Урал, впадающей в Каспий. Но эта граница условна: Уральские горы – легко определимый, но столь же легко и преодолеваемый предел, а на юге, до Каспия, никакой границы и нет: на сотни километров простирается широкая степная полоса, растянувшаяся на тысячи километров от северного Причерноморья до Китая – одновременно и ворота, и преграда. В том месте, где проходит граница, полоса «сужается» до 600 км. Через эти «ворота» проходили народы, определившие развитие Европы в последнее тысячелетие.

Европейский континент, таким образом ограниченный, на самом деле является западной оконечностью Евразии; он расположен между 10° западной и 50° восточной долготы и 35° и 70° северной широты. Следует привести еще несколько его характеристик, крайне важных для истории народонаселения. Первая – климатическая: для Европы изменение температуры от востока к западу не менее важно, чем температурные изменения от севера к югу. Это связано со смягчающим эффектом водных масс Атлантики, который убывает по мере продвижения к востоку, так что на одной и той же широте зимняя температура к востоку понижается, в то время, как на одной и той же долготе она остается неизменной (в определенных границах) от севера до юга. Средняя зимняя температура в Бергене в Норвегии и Лионе во Франции, городах, расположенных на одном меридиане, но на расстоянии 1500 километров друг от друга, одинакова. К западу от линии Венеция – Гамбург средняя температура самого холодного месяца в году, января, всюду, включая побережье Норвегии вплоть до Полярного круга, выше нуля. К востоку от этой линии январская изотерма быстро падает и вдоль Уральского хребта составляет -15°. С этим изменением температуры связан целый ряд климатических характеристик, объясняющих направленность расселения, которое на протяжении истории сначала проходило с юго-востока на северо-запад (то есть на земли, лежащие к северу, но подверженные влиянию Атлантики), и только в последующий, относительно недавний период (в последнее тысячелетие) началось движение с запада на восток, к зонам менее благоприятным с климатической точки зрения. С другой стороны, с климатом связана также продолжительность сезона вегетации в сельском хозяйстве, определяемая интервалом между первым и последним заморозком в году; на юге Европы этот интервал превышает 300 дней, а в северной части России сокращается до двух-трех месяцев.

Характеристикой, благоприятной для расселения, является и протяженная, в том числе и благодаря обширным внутренним морям (Средиземному, Черному, Балтийскому), береговая линия континента. Отношение берегов к площади – важный в физической географии показатель, связанный с доступностью внутренних пространств, – в Европе выше, чем на других континентах. Сходное значение имеет и богатая гидрографическая сеть, благоприятствовавшая проникновению в глубь континента; достаточно вспомнить роль таких водных путей, как Волга, Дунай и Рейн. Обилие рек и побережий определило легкий доступ на континент и людей, и товаров.

Еще одна характерная черта европейского континента, важная для нашей темы, – относительно малая доля гористых рельефов. По-настоящему горная местность – высотой более 1000 м над уровнем моря – составляет в Европе всего 7 % общей площади, а две ее трети имеют рельеф ниже 300 м. Средняя высота в Европе не превышает 300 м, в то время как в Америке она составляет почти 600 м, а в Азии – более 1000 м. Те высокие горы, какие есть в Европе, скорее разделяли потоки переселенцев, чем препятствовали их продвижению. Основную роль в процессе расселения в последнем тысячелетии играла обширная равнина, которая начинается на севере Франции и простирается по всей Северной Европе вплоть до великих равнин России.

Итак, отметим умеренный климат, изменение температур с востока на запад, столь же важное для расселения и занятия сельским хозяйством, как и с севера на юг; высокую степень доступности континента; наличие почти непрерывной полосы обширных (и плодородных) равнин: все это – факторы, благоприятствовавшие миграции и укоренению населения.

Освоение пространства до Великой чумы

В европейской аграрной экономике вплоть до XVIII в. увеличение производства, необходимое для пропитания растущего населения, происходило главным образом за счет расширения обрабатываемых земель. Традиционные методы севооборота и долгого отдыха земли под паром не позволяли добиваться больших урожаев; производительность застыла в мертвой точке, что видно из почти не меняющегося отношения между сбором и посевом зерновых культур, которые удовлетворяли львиную долю потребности в пище. Большинство населения вынуждено было жить за счет натурального хозяйства, что затрудняло переход к специализации, разделению труда и широкомасштабному обмену. Разумеется, эта картина верна лишь в общих чертах, ибо существуют хорошо известные исключения, например высокий уровень сельского хозяйства во Фландрии или в некоторых областях долины По. Поскольку нет никаких причин считать, будто уровень питания с началом тысячелетия и до XVIII в. улучшился, можно со всей вероятностью предположить, что троекратному приросту населения в этот период должно соответствовать аналогичное расширение посевных площадей – если не большее, учитывая, что урожайность могла и снижаться.

Еще в века, предшествовавшие Великой чуме 1348 г., процесс расселения по континенту сложился в четкую систему, которая далее остается более-менее стабильной. Но стабильность эта относительная: великое смешение народов Европы, обусловленное притоками извне, не заканчивается ни с переходом к оседлости степных кочевников, обосновавшихся в Венгрии в IX в., ни с Реконкистой, отвоеванием Пиренейского полуострова у арабов в XIII в., но продолжается вплоть до XVIII в. в открытых просторах восточных степей или с продвижением и отступлением турок на Балканах. Однако с концом Средневековья практически завершается иммиграция в Европу, отодвигается далеко к востоку граница густо и стабильно заселенных земель и укрепляется опорный каркас расселения континента.

Первые века тысячелетия характеризуются интенсивным процессом поселенческой миграции на восток, и этот процесс не затухает во время демографической депрессии, вызванной чумой, но продолжается разными способами, проходя разные фазы, до XIX в. Речь идет о довольно ярко выраженном процессе последовательного завоевания германскими народами территорий, в предыдущем тысячелетии занятых славянскими этносами. Кроме этого большого направления вырисовываются другие, меньшего масштаба, в том числе продвижение с севера на юг в ходе Реконкисты Пиренейского полуострова, или продвижение на север скандинавского населения, или опять-таки продвижение к югу в России, где происходят бурные процессы расселения, обусловленные стремлением установить более стабильную границу.

Великое массовое движение на восток начинается в IX в., и его основная фаза заканчивается с наступлением кризиса XIV в. В самых общих чертах этот процесс осуществляется по трем направлениям: южному, вдоль Дуная, естественного водного пути, к равнинам Венгрии; центральному, через территорию Нидерландов в Тюрингию, Саксонию и Силезию, к северу от возвышенностей в центре Богемии; и, наконец, северному – в обход заболоченных земель и лесов Германии, затруднявших миграцию и расселение – этот поток двигался вдоль побережья Балтийского моря, где были, в частности, основаны такие города, как Росток и Кенигсберг. Таким образом, область славянского расселения была отодвинута на восток, на ее территории возникли множественные области, занятые германцами: Австрия на юге, Силезия в центре, Померания и Пруссия на севере. Пределами этих компактных областей (где до сих пор сохраняются, в том или ином количестве, славянские этносы) проникновение не ограничивается, но разделяется и фрагментируется, достигая балтийских провинций, Волыни, Украины, Трансильвании, Венгрии и устремляясь далее на восток.

Во главе процесса колонизации стоят крупные феодалы, например маркграф Мейсенский, а также епископы, позже – рыцари Тевтонского ордена; в нее вкладываются значительные средства. В XI и XII вв. колонизация выходит за линию рек Эльбы и Зале, бывшей границей Каролингской империи и восточным пределом германского расселения. В XII в. были колонизованы Гольштейн, Мекленбург и Бранденбург. В XIII в. иммиграция проникла в восточный Бранденбург, Померанию, Силезию и северную Моравию, преодолев линию Одера. Заселение Пруссии, по ту сторону Вислы, достигло апогея в XIV в. Германская экспансия не коснулась Богемии, внутренней Померании, Лужицы. Процесс продвижения на восток продолжился и после вызванных демографическим кризисом XIV–XV вв. отступлений и оставления земель. «Время» процесса колонизации соотносится с процессом основания новых городов, который, как видно из рисунка 2.1, достигает высшей точки около 1300 г.

Источник: Pounds N. J. G., An Historical Geography of Europe, Cambridge University Press, Cambridge, 1990 (цит. no: Abel W., Geschichte der Landwirtschaft, Stuttgart, 1962), p. 46.

Великое движение на восток, Drang nach Osten, – крупнейший, но не единственный из процессов колонизации в Средние века. Направление с севера на юг прослеживается на Пиренейском полуострове: Реконкиста в ее различных фазах продвигает христианское население на земли, изъятые из-под власти арабов; она заканчивается падением Севильи в 1248 г., во время правления Фердинанда III Святого; только Гранада с небольшой прилегающей территорией остается в руках мусульман и будет завоевана лишь в 1492 г. Реконкиста (рис. 2.2) сопровождалась основанием поселений и последовательной распашкой вокруг них целинных земель; земли и денежные средства после падения Севильи были распределены между христианами королевской комиссией, которая заседала под председательством епископа Сеговии Раймундо. И все же новые территории были слишком обширны, а христианские королевства малочисленны. Заселение происходило не из-за нехватки земель, а скорее по военно-политическим причинам; оно не всегда бывало стабильным, новые населенные пункты часто создавались на месте старых, и сеть их оставалась достаточно небольшой, особенно во владениях Кастильской короны. Новое заселение долины реки Гвадалквивир в XIII в. обернулось провалом: проблема, как уже указывалось, состояла в избытке земли по отношению к небольшой численности населения, к тому же недостаточно организованного и плохо снаряженного.

На другой оконечности Европы скандинавские народы не ограничивались экспансией на континент, но достигали отдаленных, трудных для освоения территорий с суровым климатом. В IX в. норвежцы под предводительством Харальда I заняли Исландию: поразительный документ, «Landnamabok», относящийся примерно к 930 г., свидетельствует о расселении 30–35 тыс. чел. Скандинавы расселяются также на Шетландских и Оркнейских островах, а позже нестабильная колонизация захватывает и Гренландию. Помимо этих отважных деяний документально засвидетельствовано последовательное аграрное освоение островов Балтийского моря, Скании, центральной Швеции.

Источник: Lomax W., La Reconquista, Editorial Critica, Barcelona, 1984.

В результате этих перемещений на европейском континенте сложилась довольно стабильная структура расселения, и процесс обезлюдения, последовавший за чумой и выразившийся в большом количестве брошенных поселений, угнетает ее, но не разрушает. Большая часть территории Европы оказывается занятой не только политическими образованиями, но и хуторами, деревнями, замками, городами, устойчивая сеть которых способна противостоять кризисам.

Средневековые переселения, схематично обрисованные на предыдущих страницах, ставят перед нами многие важные и спорные вопросы. Один из них касается размеров миграции, которые с точностью установить невозможно. Кун, изучив разные доступные источники – переписи, кадастры, строительство городов и т. п., – предположил, что в XII в. переселение из старой Германии на территории между Эльбой и Одером затронуло около 200 тыс. чел. Такое же количество людей участвовало в следующем столетии в колонизации, которая достигла Померании и Силезии. Согласно Аубину, в Силезии с 1200 по 1360 гг. было построено примерно 1200 деревень, а в восточной Пруссии – 1400; всего 60 тыс. хозяйств с предполагаемой численностью населения порядка 300 тыс. чел. Цифры, конечно, относительно невелики, но они соотносятся со скромной численностью населения Германии, которое оценивается в несколько миллионов человек (около 6 млн в 1200 г.). Даже допуская, что оценки занижены и потоки переселенцев превышали приведенные цифры в два-три раза, уровень миграции все равно останется довольно скромным – не выше 1 ‰ в год. Однако следует иметь в виду, что это относительно слабое течение привело в действие так называемый «эффект основателя» (мало предков, много потомков): германское население к востоку от линии Эльба – Зале к концу XIX в. достигло 30 млн чел.

В связи с этим возникают некоторые важные вопросы. Прежде всего – правда ли, что движение на восток, как это часто утверждается, было вызвано нехваткой земель, обусловленной увеличением аграрной плотности в регионе выбытия, которая, в свою очередь, возникла в результате сильного демографического прироста? Такое традиционное толкование вызывает целый ряд сомнений: этому противоречит все еще низкая плотность в районах выбытия (особенно в начале процесса), относительно небольшая численность потока эмиграции по сравнению с мощным естественным приростом, наличие на исходных территориях относительно свободных пространств. Представляется, что на самом деле поток эмиграции связан скорее с высоким уровнем организации и технологии исходного населения по отношению к более низкому уровню развития автохтонного славянского населения на территориях иммиграции, а также с крайне благоприятными условиями переселения крестьян – не говоря уже об относительно коротких расстояниях между районами выбытия и прибытия. У немецких иммигрантов были плуги, бороны, орудия, позволявшие сводить леса и поднимать целину; славяне занимались охотой, рыболовством и подвижным земледелием, при котором земли, переставшие быть плодородными, оставляют и переходят на другие. Аубин описывает, как и при каких обстоятельствах проходила эта иммиграция, организованная и спланированная церковью и знатью, рыцарскими орденами (тамплиерами и Тевтонским орденом) и крупными религиозными сообществами (цистерцианцами, премонстратами), и в особенности упоминает: а) планирование и отбор земель, их обмер, раздел, с учетом доступа к воде и риска наводнений, – а речь шла в основном о целинных землях; б) денежные средства, поддерживавшие эмигрантов в пути, обеспечивавшие им пропитание до первого урожая, возможность купить семена, орудия, сырье; в) посредничество, между феодалом-основателем и крестьянами, некоего переселенца-устроителя; г) предоставление средней семье надела (Hufe) площадью около 20 гектаров (17 гектаров – малая, или фламандская модель, 24 гектара – модель большая, или франкская) с поселением в деревне, насчитывающей 200–300 чел. (отдельно стоящие дома были исключением); д) тот факт, что земля многие годы не облагалась податью и могла быть передана по наследству, продана или оставлена.