Текст книги "Демографическая история Европы"
Автор книги: Массимо Ливи Баччи
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
Брак
Брак стоит в центре демографических систем, присущих традиционному типу воспроизводства. Почти во всей Европе, хотя и не без знаменательных исключений, брак предоставляет некое законное право на воспроизводство: рождения вне брака обычно составляют крайне малую часть (десятые доли процента) от всех рождений. Не следует, разумеется, думать, что и сексуальные отношения между мужчинами и женщинами сводились исключительно к брачным: на самом деле демографические исследования показывают, что немалая часть браков заключалась при наличии – и по причине – уже установленной беременности. И все-таки пребывание в состоянии безбрачия было почти для всех неодолимой преградой на пути к воспроизводству. Отсюда значимость брака как основного регулятора уровня рождаемости в обществах, которые еще не открыли или не приняли добровольный контроль над рождаемостью. Мальтус отметил и определил роль брака как превентивной меры, меры предосторожности, предупреждающей прирост населения, утверждая, что «значительное число людей брачного возраста никогда не вступают в брак или делают это относительно поздно, и их союзы, следовательно, приносят менее обильное потомство, чем в случае ранних браков». В самом деле, на брачность населения влияют два основных фактора: первый – насколько быстро новое поколение, достигнув минимального возраста, обусловленного законами биологии (в те времена пубертатный период наступал позже, чем сейчас: в 15–16 лет), общественными или религиозными условностями и установлениями, вступает в брачный союз; второй фактор – доля тех, кто не вступает в брак на протяжении своего репродуктивного периода. Первый компонент можно вывести по среднему возрасту вступления в первый брак, второй – высчитав тех, кто избрал окончательное безбрачие, или тех, кто не вступил в брак до 50 лет. На брачность влияют еще два явления: смертность, приводящая к вдовству и расторжению браков, и брачность вдовствующих, сглаживающая ее эффекты.
Нормальные вариации брачности могли оказывать ощутимое влияние как на рождаемость, так и на уровень прироста, что отмечал еще Мальтус. Увеличение или уменьшение среднего возраста вступления в первый брак на два года могло и в самом деле означать изъятие или прибавление одного рождения в масштабах всего потомства, более медленную или быструю смену поколений, что привело бы к ощутимым последствиям для уровня естественного прироста населения. Так же и окончательное безбрачие (процент женщин, не вышедших замуж к 50 годам), увеличиваясь или уменьшаясь на 10 процентных единиц по отношению к гипотетической величине в 15 %, приведет к аналогичным (даже несколько более заметным) изменениям уровня рождаемости, если считать константными другие элементы системы.
Количественный анализ брачности предполагает наличие кадастровых записей или переписей населения (например, Status animarum, подушных списков прихожан, составляемых приходским священником на Пасху), где указывается возраст и гражданское состояние либо перечисляются поименно члены семьи – лучше, чтобы записи о рождениях соседствовали с записями о браках, ибо возраст молодоженов редко указывался в матримониальных регистрах.
В исследованиях по исторической демографии была достаточно детально воссоздана европейская «география» брачности, по крайней мере для XVII–XVIII вв. Данные о предыдущих столетиях гораздо менее достоверны. Но если количественный анализ провести непросто, то качественный анализ представляется еще более затрудненным, поскольку брачность тесно связана с системами семьи, с формами землевладения, с правилами передачи собственности, с экономической и профессиональной деятельностью. Почти невозможно найти простые объяснения различий в брачности между регионами и социальными слоями. Кантильон отмечал, что рабочие и батраки женятся поздно, потому что «надеются отложить что-нибудь на устройство ménage[22]
[Закрыть] или встретить девушку, у которой имелось бы немного денег для этой цели». В большей части сельской Европы накопление достаточных средств – необходимое условие для создания семьи, если режим местожительства – неолокальный, то есть если молодая семья селится отдельно от родителей. Для крестьян-собственников доступ к браку часто обусловливался либо передачей земли по наследству, либо разделом имущества при жизни прежнего владельца, либо возможностью приобрести землю. Для крупных землевладельцев законы наследования – делимость или неделимость имущества – сильно сказывались на брачности: в случае неделимости имущества переход к одному из сыновей всех семейных ресурсов означал для всех остальных эмиграцию или целибат; в случае делимости из брачных отношений не исключался никто, хотя скудость ресурсов, оказывающихся в распоряжении у каждого, являлась, разумеется, сдерживающим фактором. Тем не менее возможные эффекты законов наследования никогда не обнаруживаются в «чистом» виде, но смешиваются с воздействием, оказываемым другими явлениями. Нигде не сказано, что в случае нераздельного наследования младшие сыновья обязательно эмигрируют или останутся холостяками: высокая смертность может унести первенца еще до смерти отца, а другие земли могут быть куплены, мелиорированы или взяты в аренду. Там, где брак не предполагал нового местожительства, где оно было патрилокальным – то есть если новая пара поселялась у родителей мужа (реже – жены), – там накопление средств супругом или супругой уже не было столь обязательным, и брачный возраст, соответственно, понижался. Естественно, общественное положение и уровень благосостояния в любом обществе обусловливали то, что считалось необходимым для создания семьи; если уровень жизни едва выходил за грань чистого выживания, проблема ресурсов перед новой парой стояла совсем не так, как в социальных слоях, обладавших собственностью. Среди батраков, работавших в крупных земельных владениях юга Италии или Андалусии, требования к этим необходимым для брака ресурсам были, возможно, довольно скромными, чем предположительно и объясняется более низкий брачный возраст. Хотя это и не было железным правилом, но существовала тесная связь между брачным возрастом и окончательным безбрачием: население с более высоким средним брачным возрастом имело и более высокий процент окончательного безбрачия, причем общие причины, влиявшие на первый, обусловливали также и второй. Все вышесказанное дает понять, как непросто определить комплексные причины географических особенностей европейской брачности – еще и потому, что в каждой зоне смешиваются группы, различающиеся по профессии, владению землей, семейной структуре, а значит, сосуществуют и специфические формы брачного поведения.
География брачности до XIX в. хорошо изучена. Кое-что известно и о динамике во времени, и о социальных и территориальных различиях. Обзор ситуации в Европе, сделанный Джоном Хаджналом в 1965 г., был подкреплен документальными данными, собранными в последние десятилетия. В XIX в. Европа была разделена по линии, проходившей примерно от Санкт-Петербурга к Триесту: к западу от этой линии преобладала система низкой брачности, с высоким возрастом вступления в первый брак (обычно более 24 лет для женщин и 26 лет для мужчин) и высоким значением окончательного безбрачия (обычно превышавшим 10 %). Речь идет о типичной для Европы, чисто европейской системе, не имеющей аналогов в мировой истории (рис. 5.1). К востоку от этой черты преобладает система ранних, почти всеобщих браков: средний возраст вступления в первый брак составляет менее 22 лет для женщин и 24 лет для мужчин, окончательное безбрачие составляет менее 5 %.
Эти различия, как уже было сказано, имеют серьезные демографические последствия, поскольку становятся причиной более высокой рождаемости, которая в Восточной Европе в XVIII–XIX вв. существенно превышала 40 ‰, что на десять пунктов выше уровней, преобладающих на Западе. Последующие исследования подтвердили данное разделение, хотя оно и не ощущается столь отчетливо, если обратиться к Средиземноморью и некоторым периферийным областям. Внутри области низкой брачности, несомненно, существует градиент, идущий примерно с северо-запада на юго-восток. К области низкой брачности, несомненно, относятся Скандинавия, немецкая Центральная Европа, Франция, Великобритания (единственное исключение – Ирландия с брачным возрастом около 20–22 лет); в остальных регионах с системами определенно низкой брачности – центр и север Италии, Сардиния, атлантическое побережье Пиренейского полуострова – смешиваются группы населения, чье поведение, как бы сказал Мальтус, не столь «осмотрительно», но которые все же не достигают такого высокого уровня брачности, какой характерен для населения, живущего к востоку от линии Санкт-Петербург – Триест. Приведем в подтверждение этому некоторые данные: в период 1740–1789 гг. брачный возраст для девушек во Франции был 25,7 лет (26,6 на севере и 24,8 на юге), а для мужчин – 27,9 лет; в Англии, в период с 1610 по 1760 г., этот возраст находится между 25 и 26 годами для девушек и между 26 и 28 годами для мужчин; среднее значение, выведенное по данным о 14 деревнях Германии XVIII в., составляет 25,5 лет для девушек и 28 для мужчин. Данные по скандинавским странам (за исключением Финляндии, о которой пойдет речь далее) и Голландии соответствуют вышеуказанным уровням. Линия Хаджнала четко разделяет две системы: население Австрии и Чехии, находящееся к западу от нее, имеет средний брачный возраст выше 23–24 лет; к востоку от этой линии венгры (средние значения по десяти приходам, между 1730 и 1820 гг.) вступают в брак гораздо раньше, в 20–21 год, но, согласно Андорке, несколько позже, чем женщины России и Балкан. Разумеется, наличие такой разделительной черты можно интерпретировать не только с географической, но и с этнической или лингвистической точки зрения: к востоку от нее живут славяне (а также венгры), к западу – скандинавы, немцы, чехи (финны до начала Новейшего времени принадлежали к восточно-европейской модели).
В Средиземноморье, как уже отмечалось, картина представляется более сложной. В Испании, согласно переписи 1787 г., средний возраст вступления в первый брак был самым высоким на атлантическом побережье страны (от 26 лет для девушек в Стране Басков, 25 лет в Астурии и Галисии), более низким в Эстремадуре, Андалусии и Мурсии (22 года); в Португалии север (Бейре и особенно Минью: в одной деревне, досконально изученной, средний возраст вступления в первый брак составляет 27–28 лет на протяжении всего XVIII в.) противостоит югу (Алентежу, Алгарве), где превалирует ранняя модель. Италия – еще более раздробленный и сложный регион, не имеющий четко выраженного градиента с севера на юг. К поздним бракам определенно склоняется население Альпийских областей (то же наблюдается и на северной, не итальянской стороне), Сардинии (особенно мужчины), части Центральной Италии, где распространено испольное хозяйство[23]
[Закрыть]; более ранние браки определенно имеют место на юге, особенно в Апулии, Базиликате, Калабрии, Сицилии; смешанные варианты отмечаются как на севере, так и на юге.
Я столь подробно остановился на брачном возрасте, оставив в тени другой показатель (безбрачие), поскольку данные по нему не столь обильны. Однако там, где таковые имеются (например, для Испании 1787 г.), они подтверждают существование явной обратной связи: чем раньше население вступает в брак, тем меньше процент окончательного безбрачия, и наоборот, – с неизбежными, разумеется, отклонениями от нормы.
Вторая важная тема – развитие этих тенденций во времени. В основе интерпретации, предложенной Хаджналом и воспринятой, часто некритично, другими исследователями, лежит предположение, что система низкой брачности, сложившаяся в Западной Европе в начале Нового времени, явилась результатом длительного процесса, в ходе которого постепенно трансформировалась брачная система, базирующаяся на ранних браках, распространенная в Античности и в Средние века. Многие факторы якобы повлияли на эту перемену, среди них – повышение личной ответственности индивидуума, заданное Реформацией, и зарождение капитализма, а вместе с ним и «осмотрительного» отношения к демографическому приросту, превышающему имеющиеся в наличии ресурсы. Проследить эволюцию брачности во времени нелегко: только для отдельных стран, например для Англии и Франции (рис. 5.2), имеются таблицы брачности с достаточно репрезентативными данными; для других стран документация носит гораздо более фрагментарный характер. Тем не менее, за отдельными исключениями, по-видимому, подтверждается довольно нечеткая тенденция к увеличению возраста первого вступления в брак с XVI по XVIII в.
Самое разительное исключение представляет собой Англия, где этот возраст остается стабильным – около 25–26 лет – с начала XVII в. по 1720 г., а на протяжении XVIII в. снижается примерно на два года. В других странах складывается иная картина: во Франции отмечаются случаи явного увеличения брачного возраста в XVI–XVII вв. (с 19 до 22 лет в Ати и Бург-ан-Бресс), а исследование ИНЕД[24]
[Закрыть] зафиксировало его увеличение с 24,5 лет (в 1670–1689 гг.) до 26 лет и более в конце XVIII в. Лебрен задавался вопросом, был ли этот рост, повсеместно наблюдавшийся в первой половине XVII в., новым явлением или же возвратом к поведению, отмечаемому с конца XIII в. Ответ на этот вопрос до сих пор не дан.
Почти во всех исследованиях по Испании, сделанных по результатам переписи, проведенной Флоридабланкой в 1787 г., отмечается увеличение брачного возраста на один-два года в XVII–XVIII вв. Надежные данные по Фландрии и Германии относятся только к XVIII в. – они свидетельствуют о высоком брачном возрасте, достигнутом к тому моменту, но о предыдущих тенденциях известно мало. Для Италии имеется достаточно достоверная, хотя и неполная, информация. Небольшое число длинных рядов исторических данных не позволяет установить, было ли присоединение Центра и Севера к североевропейской модели позднего брака результатом долгой эволюции или оно отражало устоявшиеся стратегии поведения. Не счесть убедительных примеров увеличения брачного возраста в XVII и XVIII вв. – как, например, в деревнях Прато, где господствовала испольщина, – в ответ на ухудшение условий жизни. В некоторых южных областях, особенно в областях экстенсивного земледелия, например в Апулии, этот возраст был значительно ниже 20 лет и не изменялся с XVI по XVIII век.
Источник: Основано на: Breschi M., Rettaroli R., La nuzialità in Toscana. Secoli XIV–XIX, в Le Italie demografiche. Saggi di demografia storica, Udine, 1995.
На севере континента население Финляндии примет тип поведения, характерный для северной Европы, только во второй половине XVIII в., а низкий брачный возраст, отмечавшийся в Ирландии с начала XVII в., не претерпит изменений в последующие два столетия. Итак, с некоторыми оговорками можно утверждать, что во многих регионах Европы, отличающихся низкой брачностью, ситуация, сложившаяся в конце XVIII в., стала результатом движения, начавшегося в XVI в.
В позднее Средневековье, после чумного поветрия и последующего подъема, европейская система, как подметил уже Хаджнал, была совершенно иной. Из флорентийского кадастра 1427 г. Херлихи и Клапиш-Зубер вывели средний возраст вступления в брак: 17,6 лет для девушек (для мужчин он был лет на 10 больше), который возрос к 1480 г. до 20,8 лет. Девушки в Прато выходили замуж в 16,8 лет в 1372 г. и в 21,1 в 1470 г. В сельской местности происходила та же эволюция, с меньшей разницей в возрасте между супругами. Во Франции – в Тулузе, Периге, Туре сложилась аналогичная ситуация. Кристиана Клапиш-Зубер, ведущий специалист по этой теме, приходит к выводу, что «повсеместно в Европе девушки-подростки 14–18 лет выдаются замуж за мужчин на 6–10 лет старше». Свидетельства о ранних браках и редком целибате встречаются, согласно Расселу и Хаджналу, также и в Англии, в записях о Poll tax[25]
[Закрыть] 1377 г., но по этому вопросу разгорелись споры, не завершившиеся до сих пор. Однако можно утверждать, что пэры Англии, для которых выстроены длинные родословные, до 1680 г. в течение 350 лет вступали преимущественно в ранние браки (средний возраст для девушек был намного ниже 20 лет), а процент не вступивших в брак был мал. Система низкой брачности устанавливается только после 1680 г. Высокой брачностью характеризовалась и скандинавская система.
К началу демографического перехода на большей части Европы имела место система низкой брачности с поздним вступлением в брак и значительным процентом выключенных из брачных отношений. Эта часть включала в себя всю Европу к северу от Альп и Пиренеев до линии Санкт-Петербург – Триест, мысленно продолженной по Адриатическому морю. Атлантическое побережье Пиренейского полуострова и области Альп и Апеннин в Италии тоже принадлежали к системе низкой брачности, в то время как в типичных Средиземноморских областях картина была совершенно иной. Однако гипотеза о преобладании в позднем Средневековье высокой брачности кажется на данный момент вполне обоснованной. В промежуточные века различными темпами и способами, может быть, даже путем резкого скачка, произошел перелом. Даже через тридцать лет после выхода в свет работы Хаджнала сомнений все еще достаточно: можно было бы, например, предположить, что тип высокой брачности, преобладающий во второй половине XIV и в XV вв., стал неизбежной реакцией на потери, понесенные во время тяжелейшего кризиса, вызванного чумой, а также был обусловлен разрывом экономических связей, ранее ограничивавших доступ к браку. Нельзя не отметить и тот факт, что типы брачного поведения для женщин от позднего Средневековья до порога Новейшего времени сильно варьируются: возраст вступления в брак колеблется от 16–17 до 28 лет (эта вариативность подкрепляется соответствующей разницей в процентах окончательного безбрачия). Таким образом, в традиционных демографических системах вклад брачности в модулирование прироста был весьма значительным.
Рождаемость
Большая часть рождений происходила, как уже было отмечено, в браке. Данные достаточно однородны: в Англии (с 1600 по 1800 г.) доля незаконных рождений составляла от 2 до 4 %, в Швеции и в Финляндии – 3 %, а во Франции, Италии и Испании в XVIII в. – около 1 %. Это очень низкие значения, и их можно не принимать в расчет; лишь в некоторых регионах Центральной Европы значения выше. Следовательно, количество рождений, а значит, и рождаемость почти полностью зависели от брачной рождаемости и от числа замужних женщин (обусловленного брачностью: возрастом вступления в брак, процентом женщин, вступивших в брак, продолжительностью последнего).
Как уже упоминалось, это вовсе не означает, что, несмотря на малое количество незаконных рождений, непродажные сексуальные отношения вне брака были редкостью. Реконструкции семей, базирующиеся на приходских книгах, показали, что значительная часть первенцев была зачата до брака: данные, относящиеся к Франции, Германии и Англии, свидетельствуют, что доля добрачных зачатий в XVIII в. составляла от 10 до 30 %. Естественно, это накладывало свой отпечаток на брачность, ускоряя заключение большого числа браков.
До конца XVIII в., за исключением некоторых особых случаев, европейское население поддерживало «естественную» рождаемость, и добровольный контроль над рождаемостью практически отсутствовал. Понятие естественной рождаемости, которое ввел Луи Анри в 1961 г., означает, что на поведение пар не влияет количество детей, уже произведенных на свет, как это происходит у населения, планирующего рождение потомства. Иными словами, пары в любом возрасте ведут себя абсолютно одинаково, вне зависимости от того, бездетны они или имеют одного, двоих, пятерых и больше детей. Если население отказалось от естественной рождаемости, количество уже рожденных детей оказывает влияние на пары, ибо родители стремятся достигнуть какого-то определенного результата и прекращают либо ограничивают деторождение, произведя на свет некоторое количество потомков. А на репродуктивную динамику населения с естественной рождаемостью оказывают влияние факторы двух порядков. Первые – исключительно физиологической природы, связанные в основном с возрастом: способность женщины к зачатию со временем ослабевает и прекращается вовсе при менопаузе; кроме того, частота сексуальных отношений естественным образом снижается по мере старения партнеров и продолжительности брака; к этим факторам прибавляются другие, такие как врожденное или приобретенное бесплодие, болезни, снижающие репродуктивные способности, и т. д. Факторы второго порядка имеют отношение к поведению (даже если имеют биологическую природу и оказывают влияние на физиологию): например, длительность кормления материнским молоком, которое может предотвращать зачатие, или воздержание от сексуальных отношений в некоторые периоды или при достижении некоторого статуса (например, появились внуки). Влияние этих факторов на рождаемость может быть весьма ощутимым, но оно не связано с сознательным поведением, зависящим от количества детей, произведенных на свет: если есть такая возможность, первенца кормят грудью столько же месяцев, сколько самого младшего ребенка.
Эти соображения весьма значимы, ибо естественная рождаемость в разных группах населения могла ощутимо варьироваться под совместным воздействием различных определяющих ее факторов (длительность вскармливания, частота сексуальных отношений, санитарные условия и т. д.), так, что максимальный уровень превышал минимальный на целых 50 %. Поскольку нас интересует скорее функционирование демографических систем, чем пристальный анализ поведения, обратимся к уровням рождаемости (естественной) при традиционном типе воспроизводства и к их вариативности.
В таблице 5.2 приведены данные по брачной рождаемости, расписанные по возрастам женщин в Швеции, Англии, Франции, Фландрии, Германии и Италии XVII–XVIII вв. Данные по Швеции происходят из полных и официальных источников; по Англии, Франции и Германии базируются на выборках из различных приходов и деревень, уже упоминавшихся в связи с брачностью; по Фландрии и Италии являются средней величиной, выведенной из разнородного ряда данных, относящихся к различным приходам и различающихся по хронологии (хотя и не выходящих за рамки XVII–XVIII вв.) и местоположению. Цифры по возрастам получены как суммы определенных коэффициентов, которые прибавляются начиная с 20 и с 25 лет; их значение неясно, но может быть интерпретировано как потомство (теоретическое), то есть среднее количество законных детей, которое группа женщин, вступивших в брак в 20 (или в 25) лет может иметь к концу репродуктивного периода (целиком и полностью проведенного в браке и не прерванного смертью).
Таблица 5.2. Брачная рождаемость (на 1000 чел.) в странах Европы в XVII и XVIII вв.
Швеция | - | 458 | 380 | 326 | 228 | 123 | 30 | 7725 | 5435 |
Италия | 430 | 430 | 410 | 375 | 310 | 160 | 15 | 8500 | 6350 |
Англия | 383 | 407 | 364 | 313 | 245 | 128 | 21 | 7390 | 5355 |
Германия | 380 | 447 | 426 | 375 | 302 | 164 | 26 | 8700 | 6465 |
Франция | - | 462 | 413 | 361 | 286 | 153 | 13 | 8440 | 6130 |
Фландрия | 442 | 494 | 453 | 413 | 338 | 196 | 24 | 9590 | 7120 |
Показатели (Англия = 100 | |||||||||
Швеция | - | 113 | 104 | 104 | 93 | 96 | 143 | 105 | 101 |
Италия | 112 | 106 | 113 | 120 | 127 | 125 | 71 | 115 | 119 |
Англия | 100 | 100 | 100 | 100 | 100 | 100 | 100 | 100 | 100 |
Германия | 99 | 110 | 117 | 120 | 123 | 128 | 124 | 118 | 121 |
Франция | - | 114 | 113 | 115 | 117 | 120 | 62 | 114 | 114 |
Фландрия | 115 | 121 | 124 | 132 | 138 | 153 | 114 | 130 | 133 |
Источник: См. Примечания к главе 5.
Полученные результаты позволяют сделать два важных наблюдения. Во-первых, рождаемость ощутимо колеблется: из шести приведенных населений два – английское и шведское – производят количество потомков заметно меньше среднего уровня, в то время как рождаемость во Фландрии выше, чем в других трех регионах, занимающих промежуточную позицию: французском, итальянском и немецком. Различия немалые: рождаемость во Фландрии почти на треть превосходит английскую: при браке в 25 лет – 7,1 детей вместо 5,4; при браке в 20 лет – 9,6 против 7,4. Различия «сглаживаются» тем в большей степени, чем многочисленнее рассматриваемые народы, ибо местные особенности обычно компенсируются. Например, при реконструкции французской ситуации данные были сгруппированы по четырем географическим областям – что, заметим, не отражает особенностей французского общества. И все же в северо-восточной Франции (Эна, Арденны, Кот-д’Ор, Марна, Верхняя Марна, Мерт и Мозель, Мозель, Сена и Марна, Йонна, Бельфор[26]
[Закрыть]) естественная рождаемость ощутимо выше отмеченной на юго-западе (между Луарой и Пиренеями): теоретическое потомство женщины, вступившей в брак в 25 лет, равно 6,6 в первом случае и 5,4 во втором. Аналогичные различия обнаруживаются и между немецкими деревнями: в баварских деревнях брачная рождаемость самая высокая, в деревнях Восточной Фризии – самая низкая. Гораздо более однородными представляются деревни, использованные для английской выборки: их индексы относительно сходны, и ни разу не появляется какого-либо отличного от других регионального профиля. Для Швеции мы не располагаем разделением брачной рождаемости по регионам вплоть до 1870 г.; к этой дате в графствах крайнего севера рождаемость ощутимо выше средней. Для Италии число реконструированных семей относительно небольшое, что не позволяет провести обоснованные различия; однако здесь не выявлены случаи особо высокой или особо низкой рождаемости. Страны, не включенные в таблицу 5.2, изучены меньше. По поводу Испании Рехер отмечает, что области с самой низкой брачной рождаемостью располагались на побережье Средиземного моря, на юге и в отдельных регионах северо-запада; более высокая рождаемость отмечалась в Старой Кастилии и в отдельных областях северного атлантического побережья. Прочие данные можно вывести из уровня брачной рождаемости, наблюдавшегося до снижения рождаемости во второй половине XIX в.: в Германии западная Пруссия, Силезия, часть Баварии, область Рейна и Вестфалия имели рождаемость выше среднего уровня; в Австрии такими областями были Тироль и Форарльберг, в России – северо-восток.
Второе наблюдение относится к тому факту, что уровни естественной рождаемости нестабильны во времени. К этому утверждению, разумеется, следует подходить с крайней осторожностью еще и потому, что чрезвычайно малочисленны длинные исторические ряды, выстроенные с достаточной гарантией сопоставимости и относящиеся к значимым демографическим объемам. В Англии, например, рождаемость во второй половине XVII в. оказывается ощутимо ниже, чем в первой; во Франции рождаемость в период с 1690 по 1710 г. оказывается значительно ниже, чем в предыдущий и последующий периоды. Правда, кризисы смертности и прочие экономические и политические потрясения оказывали воздействие на всю демографическую систему, и вряд ли возможно, чтобы один из ее значимых компонентов – брачная рождаемость – оказался бы ими не затронутым.
Прежде чем закончить обзор естественной рождаемости, неплохо было бы определить ее роль во взаимодействии с другими компонентами демографической системы. В самом деле, более или менее высокий уровень естественной рождаемости зависит, кроме уже указанных факторов (длительности кормления грудью, частоты сексуальных отношений, бесплодия и т. д.), еще и от уровня детской смертности. Вернемся – для ясности – к случаю немецких деревень: деревни Восточной Фризии имели низкую естественную рождаемость и низкую детскую смертность, а деревни Баварии – высокую естественную рождаемость и высокую смертность. Такая прямая связь между естественной рождаемостью и детской смертностью встречается и в других местах, например во Франции, и она вполне объяснима. В процессе воспроизводства потомства смерть ребенка в возрасте нескольких месяцев оказывала прямое воздействие на рождаемость: прекращалось кормление, и исчезало препятствие к следующему зачатию, которое могло произойти раньше, чем если бы ребенок выжил. Кроме того, рождение и выживание ребенка могли изменить сексуальное поведение пары, сделать отношения более редкими или временно их прекратить. Наконец, слишком частые рождения оказывали давление на мать и на ее способность выхаживать детей и сами по себе могли определять более высокую детскую смертность. Подобные механизмы объясняют взаимозависимость между уровнем детской смертности и естественной рождаемостью. В случае уже упомянутых баварских деревень кормление грудью, в силу культурных факторов, не практиковалось, что приводило к высокой уязвимости и смертности детей, сокращению интервалов между родами и к высокой брачной рождаемости.