Текст книги "Новая Неистинная Пара (СИ)"

Автор книги: Машенька Фролова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 27 страниц)

Часть 1. Влад. Глава 20 (21.02)

Глава 20

(Влад)

Честно говоря, никогда не понимал, почему Лондон называют «городом тысячи дождей». Да, дождливый город, но по сравнению с той же Гаагой… Город встретил привычной противной моросью, и вроде бы не дождь, а так.

Я только и успел проститься с пилотами и почти дойти до автомобиля на границе посадочной площадки, как телефон разродился звонком. Как же хорошо было без мобильной связи. Сейчас даже вид не сделать, что не заметил звонка.

– Влад, какого х*я!? – без приветствия взревел моя Правая Рука.

– Что не так, мамочка? – прикинулся веником я, кивком здороваясь с водителем.

– Не дури, Влад! Почему уехал из поместья?

Логичный вопрос. Сейчас, пока не ясно местоположение Инги, выезжать, куда бы то ни было – глупость чистой воды. Будь я моим противником, то использовал возможность по полной.

– В Москву. Знаешь, вот сейчас, вдруг, понял, что дико соскучился по златоглавой, как-никак пять лет там не был.

– Что ты несешь?! – и столько возмущения в голосе.

И кто бы сейчас мог подумать, что этот почти старик, с седой головой, отчитывающий меня, как родного отпрыска, был моим воспитанником. Я лично менял ему пеленки и не спал ночами, пока у этого волка резались зубки. Он был милым, ласковым ребенком, которого я, в силу неопытности, откровенно избаловал, как портят начинающие собаководы первого щенка, разрешая ему спать с собой в одной кровати. В итоге, мальчишка провел первые три года своей жизни, почти не слезая с моих рук. Мастер-нянька, сюсюкающий и таскающий за спиной рюкзак с пеленками и чистыми вещами, ведь подгузников тогда еще не было.

И да, я не раз и даже не два пытался избавиться от Виктора. Статус «моего сына» не значил, что волк обязан посвятить всю свою жизнь мне. Но кто бы меня стал слушать? В отличие от того же Апала, Виктор всегда был рядом. И хоть и повзрослел, но не слишком далеко ушел от того улыбчивого хвостика, который носился за мной в любой поездке.

Виктор, пожалуй, единственный волк, кому будет действительно больно от моей смерти. Его «верность» так и не нашла тот камень, о который можно разбиться. Возможно, он и предан мне, и любит, как идеальный сын отца. Но я был бы не я, если бы верил в это. Просто идут годы, альфа вот-вот станет прадедушкой, в его глазах уже появилась та самая мудрость с каплей тоски, что приходит с возрастом, а его страх, что я пропаду, как утренний туман, там и осталась.

Он вздохнул, как вздыхают все родители, наблюдая глупость собственных детей. А я едва не рассмеялся.

– Почему без охраны, Влад? Я же просил…

– Мамочка, не волнуйся, это Москва, а не Эмираты или Мексика. Ну не разорвут же меня, в самом-то деле.

Судя по сопению в динамике, у него было иное мнение. Пауза продлилась недолго, видать считал до десяти, чтобы не обложить меня матом.

– Что случилось? Инга?

– Нет, позвонил Апал… – договорить мысль мне не дали.

– Эта тварь еще смеет тебе звонить?!

М-да, и что там психологи говорят про ревность между детьми? Хотя, это, наверное, не совсем наш случай. Виктор в отцы годился Александрасу. Просто, как «верный» волк он не мог понять предательства Апала, а его ненависть ко мне, Рука видел именно так. Он больше всех настаивал на Казни, и только мой окрик остановил его от избитого Апала, когда тот заявился в мой номер в Сингапуре.

Возможно, я и сам бы прикончил сына, вздумай он напасть на Ингу, но тогда, сразу после покушения и новости, мы не виделись. И я отправился в «турне» по миру. «Работу», как все время шепчет асс, никто не отменял. А я, в те месяцы, был не совсем адекватен. Поэтому, когда в номере появился мой сын в форме портье и с пистолетом в руках, я и бровью не повел. Мне было глубоко плевать на себя. А ассу внутри любопытно, на что способен одаренный альфа, поэтому я и не подумал поднять тревогу. И почти не шевелился, первые три выстрела. А асс следующие четыре минуты драки и не думал нападать, а только оборонялся.

Скрутил его именно Виктор. Вообще, после истории в Венгрии, забота Руки о моей жизни приобрела какие-то неадекватные масштабы, как по мне. Но я не спорил, понимая, что сыну это нужно. Ну не станешь же доказывать ему, что в конечном счете, меня прикончат даже в бункере на дне Тихого океана?

– Ему нужна помощь, а я все равно свободен, – резонно заметил я, рассматривая город по пути в аэропорт.

– Он еще и о помощи тебя просил! И как только наглости хватило? Впрочем, это выбл*док всегда был наглым! И ты согласился?

– Да, – просто ответил.

– Я лечу с тобой!

– Нет, на тебе поиски Инги, и я очень хочу, чтобы к моему возвращению она уже была найдена.

– Найду я ее…

– Не надо слов, Виктор. Просто найди и верни ее.

– Охрана, – напомнил Рука, так и не дав перевести тему.

Ну не могу я быть грозным начальством с ним, так и стоит перед глазами его счастливая улыбка, когда я привез ему железную дорогу, в подарок на Рождество. Кажется, он до сих пор ее где-то хранит…

– Охрана будет московская.

– Ты уверен? – с сомнением протянул он.

– Ага, – тут же соврал я.

***

Москва привествовала серым, тяжелым небом и влажностью. Этот освобождающий вкус осени. Его не портят ароматы мегаполиса, не портит бензин, грязь и асфальт. Наоборот, влажный, свежий запах природы словно прибивает к земле всю мерзость и все миазмы большого города. Большинству людей такая погода не нравится, мне же она всегда казалась прекрасной. Прохлада, лужи от недавнего ливня и влага в воздухе, но не так, что раздражает, а то, будто напоминает, что ты жив. Эта осень и этот город позволили мне вздохнуть. На несколько минут я даже забыл о боли, забыл обо всем, что случилось и даже о том, что привело меня сюда.

Удивительно, но и Москва, и Дусбург, и Париж – древние города, пропитанные смертями и кровью, но в Москве не «воняет» смертью. Здесь я могу дышать, знать бы еще, почему только здесь. Кто-то пнул меня, проехавшись тяжелым чемоданом по ногам, ругнулся. Мужик остановился, глянул на мои очки, за которыми я прятал лопнувшие от тления метки сосуды, и буркнул:

– Чертовы туристы! И че ты лыбишься, больной?

Я рассмеялся. Я – турист? Иностранец? Да у меня русское имя… и только тут осознал, что и правда, почти семь лет за границей превратили меня в европейца. Действительно, я забыл, что в России не улыбаются широко и открыто. Русская радость в глазах, в смехе. И только такие лицемеры, как англичане могли принять подобную манеру за «варварство». Так случилось очень давно, так давно, что и сами русские считают себя угрюмыми и неповоротливыми. Все произошли от обезьян, а русские – от медведей.

– Прости, чертову уйму лет на родине не был, – признался я.

И вот они изменения. Мужик расплылся в доброй отеческой улыбке, исчезла угрюмость.

– Тогда ясно все с тобой. Я год в Турции отпахал, так когда к себе в Хабаровск приехал, чуть не разрыдался.

– Понимаю!

– Ты прости, что я тебя задел.

– Ничего. Удачи.

Правда, радость моя была недолгой. Мечтам о поездке в самом красивом метро мира не суждено было сбыться… Меня встречали. Семь машин! Семь, мать вашу, машин. Одна из которых – микроавтобус! Уже на подходе к этой колонне экстрималов, понял, что у меня стремительно портится настроение. Оборотень, чей взгляд я поймал первым, бледнел с каждым моим шагом. Из-за его спины вынырнула девушка в деловом костюме, с дежурной улыбкой стюардессы.

– Владимир Ярославович, здравствуйте!

– И тебе не хромать, Анна Артемовна, – поздоровался я, тут же вынимая телефон из кармана.

– Влад, – на втором гудке констатировал Виктор.

– Мамочка, а тебе не кажется, что семь машин – это перебор? У твоего «сыночки» не настолько большая задница, чтобы ехать на всех сразу.

– Влад, это твоя охрана! – постарался он надавить на меня голосом. На меня?!

Я даже не знал, смеяться мне или рыдать над всей этой ситуацией.

– А у внучки твоей других дел нет, кроме как меня встречать, да? – скромно уточнил я.

Виктор молчал. Долго.

– Я жду… – еще спокойно сказал я.

– Он уверен, что уж моей жизнью вы рисковать не будете, – влезла беспардонная стервочка, пристально глядя мне в глаза.

Я выразительно повесил трубку. Медленно оглядел кучу оборотней в костюмах. Так же медленно передал сумку мальчишке, и взяв Анну за локоть, отволок в сторонку, одновременно отгораживая нас Искажением, чтобы не подслушивали.

– А теперь рассказывай, малютка, что задумал твой добрый дедуля? – ласково проговорил я, но учитывая как сбледнула Анна, интонация мне не удалась.

– Мастер, прошу вас, не злитесь…

Ух, неужели я и правда себя настолько плохо контролирую, раз даже Анна испугалась? Не сказал бы. Голос как голос. Да и зверь молчит. Чего они все так напрягаются в последнее время? Ну швырнул я в Виктора статуэткой, но это же не повод думать, что я…

Стоп! А может и повод, черт знает, что у меня в голове. Может, я сейчас резать всех начну… Печально понимать, что никто из ближников не доверяет мне, и обращение соответственное, как с откопанным снарядом Второй Мировой – а вдруг рванет прямо в руках… Печально и то, что и Инга относилась так же…

Ладно, хотят они «злого» Мастера, так почему бы и нет? Раз публика жаждет видеть меня именно таким, как я могу отказать?

– Рассказывай, Анна, пока я вежлив и контролирую себя, – прорычал я, чуть выпуская зверя.

Оборотница передернулась всем телом и опустила голову, как нашкодившая школьница. Ее руки с красивым рисунком на ноготках судорожно сцепились в замок, так что побелели подушечки.

– Дед уверен, что вы… вы… вы ну…

– Анна Артемовна, вы не на экзамене, и вам не семнадцать. Четко и внятно, почему ты здесь, как и вся эта компания?

– Сейчас вы не в себе, Мастер. И можете пожелать смерти, сами напроситься на пулю или на другие проблемы. Дед уверен, что… метка. Что ваше состояние сейчас может заставить вас пропустить нападение.

Ах да, как я мог забыть. «Синдром вдовы», так характерный для всех Пар, у кого больше нет половинки. Я, кажется, уже упомянул, что лишившись Пары, звери стремятся к смерти. Но это не мой случай, Инга жива. И у нас разрыв отношений, а не похороны. Да и тление метки идет уже давно. Сейчас просто окончательная точка…

Или… Виктор решил, что я хочу так своеобразно наложить на себя руки? Очень похоже. Н-да, слов нет.

– Ясно, – протянул я. – И Виктор уверен, что если будет нападение, то уж из-за тебя, я точно в петлю не полезу?

Она только смущенно улыбнулась. Вот ведь, старый, наглый прохвост. Я ведь, и правда, не полез бы в авантюры из-за нее. Не рисковать же жизнью любимой женщины Ивана и внучкой Руки.

– Значит так, малютка моя, сейчас ты оставляешь мне шесть волков. Только тех, у кого нет Пар и детей. Сама садишься в бибику и валишь на все четыре стороны.

– Но…

– Я все сказал! Или у тебя есть желание поспорить? – спустил очки на кончик носа и гляну на нее поверх.

Она даже на шаг отступила, при виде моих глаз. Да, милая, а что ты хотела? Смерть Истинной любви, как-никак, тут просто и быть не может по определению.

Стоило опуститься на сидение автомобиля, как боль вернулась, напомнила о себе ноющей шеей и ломотой в черепе.

***

Клиника встретила тишиной, как и любая подобная контора. Здесь платили за тишину и индивидуальный подход к каждому клиенту. Бархат сделал многое, выбрав одну из самых «закрытых» больниц. Оборотни здесь, несомненно, имелись, но не в том количестве, как могли бы. Я как-то уже привык, что если оборотень ранен или болен настолько, что ему требуется врач или целитель, то вокруг неизменно оказывается множество ближников, родных, любовников или любовниц. А тут тихо.

– Близко не подходить. Мне не мешать, – бросил охране, даже не посмотрев в зеркало заднего вида.

Раздражало. Все раздражало.

Зверь внутри шевельнулся и оскалился. Пришлось приструнить себя самого. Нет никакого смысла в злости. И Анна, и Виктор хотели как лучше. И никто из этих щенков не виноват в полном развале моей жизни.

Выскочил из машины первым, до того, как охрана превратится в лакеев, подобострастно открывая дверь и таща нехитрый багаж.

Волки старательно исполняли приказ. Только водитель остался за рулем, четко соблюдая инструкции. Если сейчас нападут, то я должен буду метнуться к машине, а водитель сделает все чтобы вывести бесценную тушку из-под опасности. Губы сами собой расползлись в усмешке.

Смотрел на волчат. Такие серьезные, а внутри страх. Страх опозорится передо мной, провалить задание. Дети, как есть дети. И почему я так и не научился смотреть на оборотней, как на самостоятельных личностей? Все чаще и чаще в голову лезли сравнения с большим, размером с Землю, детским садом, даже ясельковой группой этого сада.

И тут… запах сына. Да, я понимал, что «воспитанник» – это не сын, как и «ученик». Мастеров к этому приучают с детства, особенно истребителей. Такие как я, всегда готовили потенциальных смертников, мы не могли полноценно привязываться. Истребитель и его ученики должны сдохнуть, нанеся максимальный урон противнику. Истребители гибнут, нет, не первыми, но точно после того, как все оборотни будут максимально далеко.

Мне еще и сорока не было, когда я познакомился с этим правилом жизни. На моих глазах погибла пара Мастеров-истребителей. Причины сейчас кажутся не важными, важно было другое. Я видел, как девушка-ведьмачка с разодранной грудной клеткой и отгрызенной рукой, все равно продолжала колдовать. Из нее вытекала жизнь, ее раны были ужасны, а она стояла на месте, пока отходили другие.

И нет, это не подвиг, а предназначение истребителей. И тогда я это понял, как понял и то, что мои приемыши будут погибать, возможно, и на моих глазах. Но… наверное, во мне что-то сломалось. Какой-то важный винтик, потому что уловив аромат Апала, жадно принюхался, вбирая его в себя.

Все говорят о «материнском» инстинкте. О нем пишут романы, его изучают, склоняют в анекдотах, но никто не говорит об «отцовском». Потому что далеко не каждый мужчина – отец. И далеко не каждый отец такой, каким и должен быть отец. Мужчина – воин, это верно. Мужчина – добытчик, безусловно. Мужчина – любовник, определенно. Но мужчина – отец… А зачем? Достаточно давать денег, достаточно иногда говорить или играть с отпрыском, а уж какой из тебя папаша получится, не все ли равно?

Я был дерьмовым отцом, что уж скрывать. Отцы не подставляют своих детей под пули, не отбирают у них самое дорогое. Не забывают о внуках, потому что это удобно. Но все же. Сейчас мне было глубоко чихать, что Апалу больше семидесяти, что у него за плечами полноценная жизнь, и мальчишкой его не могу назвать даже я. Он – мой сын. Которого я не видел почти семнадцать лет, если не считать его попытки меня убить и Суда с Приговором.

– Где? – тут же спросил я, когда ко мне подошел целитель.

– Второй этаж. Я провожу. – Он жестом указал на лестницу. – Только, простите, Владимир Ярославович, я уверен, что даже ваши возможности там не помогут. Если бы провести операцию, а так… Поймите, прошло слишком много времени.

Как давно я не слышал своего имени-отчества! И как оказалось, я скучал по тому, как оно звучит. Намного более уважительно, чем «господин Измаилов» или «сэр», «мистер» и прочая уважительно-обезличенная хрень.

– Разберемся, – только и сказал я.

Первым я увидел Власа. Старый друг замер на пороге палаты, не зная, что делать. Я же только улыбнулся.

– Рад, что ты жив. Нам нужно будет серьезно поговорить. Хочу знать, как так вышло, что тебя собой прикрывают всякие соплячки.

– Конечно, – кивнул альфа.

Я остановил целителя, который хотел поприсутствовать при моей работе.

– Спасибо, – на секунду задумался, припоминая имя, – Генрих Маркович, я подойду к вам в кабинет, после. Нужно обсудить лечение и наблюдение… пациентки.

Личные дела клиники в полете просмотрел с планшета, а вот даже об имени девчонки не вспомнил. Да и какое мне дело до молоденьких дур, когда она – повод, чтобы увидеть сына? Какой-то частью себя я понимал, что это ошибка. Между нами – пропасть, которую не перешагнуть. Альфа никогда не простит предательства, никогда не простит моих решений. Я бы не простил. И смерть человечки, и маленькой волчицы на моей совести.

Влас молча вышел, утаскивая за собой целителя. И только когда дверь закрылась, бросил сумку в угол у входа. Продолжал стоять, слушая приборы и тишину. Долгие шесть секунд не мог повернуть голову и посмотреть на сына. Шесть секунд – такая малость, для людей. И вечность, для меня.

– М-мастер, – хриплый, изможденный голос.

Апал изменился. Горе уродует больше всего. Я убеждался в этом не раз и не два, но каждый раз, видя, как горе сжирает изнутри, удивляюсь. В моей памяти был молодой и сильный зверь. Крепкий мужчина. Потом остался яростный монстр, поклявшийся меня убить. А сейчас…

Александр попытался встать с кресла на колесиках, но резко. Кресло откатилось к стене, ударилось и откатилось обратно. Слабого толчка под колени хватило, чтобы оборотень начал заваливаться. Магическое и физическое истощение. Подскочил, поднырнул под руку, и на себе донес его до дивана.

Испачканное в крови лицо лучше слов говорило о его состоянии.

– Любовь – это еще не повод так надрываться, – буркнул я, поднимая ему веки.

– Мастер…

– Ой, заткнись, а! – поморщился, вливая в него Силы.

Усыпленный отъемом сил, зверь встрепенулся внутри Апала, запуская регенерацию. И минуты не прошло, как альфа схватил меня за руки, пытаясь прекратить процедуру.

– Она! Ей помогите!

– Апал, – укорил я, – я не настолько слаб, чтобы меня не хватило на подпитку одного влюбленного идиота.

По его недоуменному взгляду я сообразил, что мое предположение оказалось не верным. Что бы ни связывало сына и эту девушку, но это точно не страсть.

– Нет! Нет, вы не поняли, – глаза его чуть изменились, выдавая гнев зверя.

Я все же влил в его волка столько, сколько посчитал нужным, и только потом убрал пальцы от его висков. Ждать новых просьб, мольбы или благодарности не стал. Меня не для того сюда позвали.

Я не смог бы в этом узнать девушку. На окровавленной койке было именно тело. В бурых разводах засохшей крови. Низенькая, худая, но не комплекции Инги, а скорее спортивной худобой. Все лицо, шея и плечи были испачканы так, что и лица не рассмотреть. Волосы слиплись, но место раны на голове было легко определить по количеству крови. Впрочем, мне не было любопытно, как выглядит одаренная. Совсем. Что я, молодых девок не видел? За последние часы она явно сильно потеряла в весе. Синие губы вокруг пластиковой трубки, вот, пожалуй, и все что я мог сказать.

А еще и то, что я тут не помощник. Тут нечему помогать. Она умерла еще в момент ранения.

Повернулся к Александру, чтобы сказать, что попытки ее спасти были бессмысленными, но натолкнувшись на темные зрачки, не смог. Язык примерз к небу.

– Выйди, и приведи себя в порядок. Поешь, помойся…

– Но… – возмущенно начал он.

– Вон пошел! – прорычал я, слыша, как клацнули уже не зубы, а клыки. Едва язык не откусил себе.

Самоконтроль и маскировка под обычного человека слетели за какую-то секунду. Сила моего зверя заполнила все пространство вокруг. Мигнули лампы, даже стекло в окне дрогнуло.

– Вон! – надавил я, сдергивая ненавистные очки.

Пару минут слушал, как с этажа убираются все лишние, и только потом повернулся к трупу.

– Ладно, давно я не вытаскивал кого-то с того света! – ненависть к этой дуре мешала дышать.

Ну почему именно она стала важна для сына? Почему именно сейчас она решила, что самая умная и сильная? Почему сейчас… когда Сил совсем нет, когда все тело горит от предательства Инги?! И почему я сам не могу послать всю эту ситуацию к чертям?! Да потому что не смогу посмотреть в глаза сыну, и сказать, что не смог. Подвести его снова.

Именно в этот момент пришло простое понимание, что новость не только искалечила, выпустив на волю асса, который сейчас легко перехватывал тело и был явным доминантом, но и изменила еще кое-что. Деталь, незаметную, потому что последние двадцать лет я не брал воспитанников, не играл с детьми, и вообще, не смотрел на сирот. У меня не будет детей, и это не только перевернет мир оборотней, не только меняет многое в мышлении и приоритетах, но и…

Если не будет своих детей, то как же тогда относиться к другим детям? Апал – мой сын, и точка. Без рефлексий и словоблудия на тему, что мужчине такие эмоции чужды. Да, я – не отец ему, и никогда не решусь себя так назвать даже в мыслях. Но сына не подведу…

Замещение, его нельзя назвать магией, в привычном понимании этого слова, скорее это обряд. Ритуалистика, без ритуала, как такового. Нет, любого своего ученика я учил Замещению, как учили и меня, но все же…

Современное кино уже дошло до того, что любые данные могут быть в виде цифр или сигнала, да чего угодно. Можно перенести сознание человека в игру, в виде цифрового кода, и никого этим уже не удивишь.

Ведьмаки знали об этом задолго до христианства и Византии. И умели этим управлять. Мысль, знания, чувства, воспоминания, умения. Абсолютно все можно «перенести», «внедрить» другому, и заставить работать. Этим и занималось Замещение, копировало нужное, и устанавливало в разуме (не в теле) нужного объекта.

Проблема с этой девушкой состояла в том, что энергия души, когда происходит смерть, разрушается в теле. На физиологическом уровне это проявляется слабостью всех мышц, но и не только этим. Любой, кто много видел тел, вам скажет, что со смертью исчезает что-то неуловимое, превращая человека просто в мясо, ту же говядину, не больше и не меньше. И да, правы мистики, уходит душа. Но в «мясо» человека превращает не ее уход, а разложение, распад энергии в материальной плоти.

У нее случилось именно это. Распад уже произошел. И он необратим. Можно было бы вернуть насильно душу. Она чувствовалась рядом, как душа любого одаренного. Не ушла еще. Только и нужного результата это не даст. Девушка окажется парализованной калекой, которая и моргать-то сможет не сразу. У нее не будет больше ни Дара, ни сил на жизнь. Овощ, а это хуже смерти.

Вот и выходит, что ее плоти, еще до исцеления нужно дать новую энергию, новые каналы. Новые жизненные силы. Восстановить уничтоженное, убрать последствия распада энергии, и только потом исцелять. Можно было бы сделать ее вампиром, но сотворения кровососа по приказу Мастера оборотней – оксиморон.

У меня имелось три вида энергии. Моя, но я не дам ее девочке. Человеческий разум просто не вынесет столько боли. Это для меня смерть метки пары – лишь ломота и дурнота, а она свихнется, ощутив весь калейдоскоп ощущений. А ничего другого Я ей дать и не способен. Есть зверь, но я честно сомневаюсь, что человек даже одаренный не поедет крышей, от наличия в теле отголосков магического зверя. Оборотни с этим формируются, рождаются, развиваются, а что будет, если внедрить структуру зверя во взрослого? Эксперименты были, и все они провалились. Люди не могут «стать» оборотнями, как бы не обмусоливали эту тему фантасты.

И остается… асс. Он почти Я, только без боли, без чувств, без тоски и сомнений. Он – квинтэссенция знаний многих поколений ведьмаков. Да, девчонка станет более безбашенной, может чуть измениться внешне, но останется собой. Не утратит рассудок.

Первым делом обошел палату, отключая приборы, выдергивая штекеры из розеток. Отсоединил ИВЛ, оставив только трубку торчать из горла. Остановился, разглядывая одаренную. Наверное, то, что я сейчас сделаю можно назвать некромантией? И мне бы не хотелось узнать, что выйдет из такого Франкенштейна.

Развел руки, ладонями вверх. На коже проступили символы не этого мира. Да, руны есть не только на Земле, но кто об этом знает? Символы, питаемые магией десятки тысяч лет. Один, что можно было бы назвать «жизнью» переместился на центр груди девчонки. Второй, что, для простоты, обзовем «смертью» проник в лоб.

Сжал руками ее тонкие пальцы, сплетая ладони. И прикрыл глаза.

«Сделаю!» – тут же пришла мысль из глубины сознания.

Асса даже уговаривать не пришлось, а в следующий миг мир исчез, сменившись тьмой самого глубокого сна.