Текст книги "В капкане у зверя (СИ)"

Автор книги: Маша Моран

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Что ты здесь забыл?

Давид пытался прогнать видения, которые больше напоминали лихорадочный бред. Он честно старался. Но видел только, как она встает из ванны, как вода стекает по женственному телу, как…

– Если ты сейчас не выйдешь, я снова ударю тебя чем-нибудь. И на этот раз попаду наверняка.

Он тут же вспомнил ее поступок в старом Крельске. Вспомнил то странное чувство предательства и обиды, которое ощутил, когда понял, что это была она. Эти мысли немного отрезвили. Самую малость. Но этого оказалось достаточно, чтобы он взял себя в руки. Попытался взять. Предпринял попытку, которая с треском провалилась, потому что Анна потянулась за полотенцем. Над водой показалась ее грудь. Небольшая, острая, с круглыми, торчащими сосками. Они были идеальными. Крупными, набухшими, темно-розовыми. Адская пульсация в члене начала причинять боль. Наверное, Анна что-то поняла по его взгляду. Она опустила голову вниз, волосы волной хлынули вперед, закрывая грудь, кончики растеклись змейками по воде. Давид едва сдержал стон. Волк сходил с ума, запертый в клетке человеческого тела. Но и у зверя, и у человека сейчас существовала лишь одна цель: спариться с самкой. Пометить ее. Сделать своей.

– Убирайся вон отсюда!

Анна вдруг схватила с борта ванны какую-то стеклянную банку, наполненную то ли сухими цветами, то ли еще чем-то, и запустила в него. Давид очнулся лишь в последний момент. Он резко выбросил вперед руку и поймал точно пущенный снаряд. На ладони посыпались душистые травы. Он предельно осторожно поставил банку на тумбочку рядом с собой, оттолкнулся и прошел к выходу, бросив на ходу:

– Одевайся. Нам нужно поговорить. Жду на кухне.

Голос звучал ровно и сухо, за что Давид себя похвалил.

Давид сидел на старом стуле и пытался размеренно дышать. Он вдыхал воздух ртом, надеясь, что это спасет его от порабощающих ароматов дома, но… Не помогало ничего. Попытка думать о Марине провалилась. Он с упорством сумасшедшего напоминал себе об ответственности, об опасности, о необходимости искать ублюдка. Но перед глазами стояла Анна. Ее плавные движения, наполненные странной смертоносной грацией. Дрожь ресниц. Тихое дыхание. И чертовски сильное самообладание. Она смотрела на него, как королева смотрит на жалкого раба. И вопреки всем своим фантазиям Давид ощущал себя тем самым рабом. Ее слугой. Все это до добра не доведет. Нужно вырвать ее с корнем из головы, из мыслей. Нужно… Быстрые шаги наверху, потом по лестнице, и в кухню вошла Анна. Она была босиком, в коротком халате. Черном. На ее бледной коже блестящий шелк смотрелся, как самый страшный грех. Кое-где ткань липла к влажному телу, и подавленное возбуждение поднималось с новой силой. Он начинал ее ненавидеть. Анна остановилась перед ним, распространяя вокруг себя цветочное благоухание. И виноград. Опять виноград. Наверное, так пахло ее презрение. Или отвращение. Или что-то подобное, что она к нему испытывала.

– Как ты вошел?

Ее голос звучал сердито. И раздраженно. Давид расслабленно откинулся на спинку стула, приготовившись играть привычную роль. Она его ненавидит. Он ее… тоже. Все правильно.

– Я же говорил, что все в Крельске принадлежит мне.

– Этот мой дом.

– Если тебе нравится так думать, пожалуйста…

Давид ощутил, как от кожи Анны хлынуло тепло. Она начинала по-настоящему злиться. Он даже мог услышать, как с ускоряется ток крови в ее венах.

– Что тебе от меня нужно?

Давид решил не тянуть и разобраться хотя бы с одной проблемой раз и навсегда.

– Чтобы ты уехала.

Ее ноздри раздулись, а на бледной коже появился яркий румянец.

– Я не уеду. Смирись с этим.

Она была чертовски упрямой. Для той, которая находилась в самых невыгодных условиях. Это и бесило, и восхищало одновременно.

– Послушай, я предлагаю один раз. И ты соглашаешься. В противном случае, тебя ждет жизнь еще хуже той, которую ты вела. Я позабочусь об этом. – Он сделал короткую паузу, с удовольствием наблюдая, как щеки Анны стали еще алее. – Итак. Квартира в Питере. Любая. Пентхаус хочешь? Машина. Тоже любая, на твой выбор. И ежемесячное содержание. Скажем… Пять тысяч евро достаточно? От тебя требуется всего лишь уехать отсюда и навсегда забыть о Крельске и всем, что ты здесь видела.

Давид наконец почувствовал себя уверенно, в своей стихии. Это были всего лишь очередные переговоры, которые закончатся в его пользу. Иначе быть не может. Но вместо ответа Анна опустилась на стул напротив и сложила руки перед собой. Почти как примерная ученица за партой. Ее колено коснулось его, и Давид вновь почувствовал, что теряет контроль. Но слова Анны вернули толику самообладания.

– У Юли не получилось меня выселить, поэтому удачи решил попытать ты?

У Юли? А она каким образом поучаствовала?

– Что ты имеешь ввиду?

– Не делай вид, что не знаешь. – Анна отодвинулась, прервав контакт.

Но Давид вытянул ногу вперед, прижимаясь коленом к ее обнаженному бедру. На хрен все разговоры, на хрен Юлю с ее выходками. Он хотел Анну. Прямо сейчас. Несколько раз. Пока не останется сил ни на что. Он прижал колено сильнее, чувствуя жар ее тела. Треугольник кожи в вырезе халата манил белизной и недоступностью. С ней нельзя… Как бы дико не хотелось.

– Если я спросил, то хочу знать. В подробностях.

Аня посмотрела на него так, словно ожидала подвоха.

– Чувствую себя ябедой в детском саду. – Она бросила взгляд в окно за спиной Давида, словно что-то вспоминала. – Она приходила. С Артуром. Как и ты предлагала денег, угрожала и запугивала. Все в вашем семейном стиле.

Вот же дрянь! Он просил ее не лезть в это дело. Нужно было отправиться к сестре сразу, как приехал. Но прошли сутки, а он так до нее и не добрался.

– Что еще она говорила?

– Почти то же, что и ты. Предлагала за дом деньги и обещала оформить все на месте. Потом угрожала. – Уголки ее губ приподнялись в ироничной ухмылке. – Так же, как и ты. Пугала серьезными людьми и серьезными проблемами.

Давид сжал зубы, чтобы не выругаться. Юля всегда была избалованной и лезла туда, куда не следует, в чем ничего не понимала. И судя по молчанию сестры и отсутствию от нее телефонных звонков, тихоня-художница в два счета поставила ее на место. Давид не знал, что делать с внезапной гордостью за Анну. Для оборотней семья, стая и традиции были святыми. Он же только что наплевал на семью и восхищался чужачкой, нарушившей границы его территории и угрожавшей безопасности стаи. День… Один день, а он уже с трудом соображает в ее присутствии. Анна отодвинулась и встала из-за стола, спасая его от поступков, о которых потом будет жалеть. И одновременно, заставляя желать ее еще больше.

– Как Марина?

Боже… Он совсем забыл о раненой едва живой девушке, одержимый рыжеволосой художницей.

– Скоро узнаем. Артур нашелся. Оперирует.

Аня налила воды в высокий стеклянный стакан и сделала глоток. Давид следил за движением ее горла и проклинал себя за то, что представлял, как она сглатывает его сперму. Точно таким же медленным неспешным глотком. Пробуя и наслаждаясь. До какой еще грани безумия она его доведет?

– Я могу чем-то помочь?

– Ты уже помогла. – Голос охрип и перестал слушаться.

Да, она могла помочь. Опуститься прямо сейчас на колени и избавить его от невыносимой боли в паху. Но она ведь спрашивала не об этом?

– Кто-нибудь уже сообщил в полицию?

Давид пытался обуздать похоть. В голове было мутно, словно он сутками напролет пил.

– Андрей – полиция. Он уже работает.

Она продолжала атаковать его вопросами, внезапно захватив бразды правления в свои руки.

– Почему Стас был… обнаженным, когда принес ее? Может, это сделал… он?

Волк гневно зарычал. Но не потому что кто-то посторонний подозревал члена его стаи. Зверь был в ярости от того, что она видела Стаса голым. Он успел еще и возле амбулатории облапать ее. Сначала Артур. Теперь Стас. Скромница-художница вертела мужиками, как хотела. Одному ему досталось тарелкой по голове. Может, она набивает себе цену? Она точно самая обыкновенная шлюха, которая манипулирует окружающими. Давид собрал остатки мыслей.

– Это был не Стас.

– Но он…

– Если мне не изменяет память, то раньше люди купались в одежде. Тебе не кажется это странным?

– Так было принято, потому что…

Давид нетерпеливо перебил ее.

– Мне плевать, почему так было принято. Расскажешь об этом Артуру. Тебе нужно усвоить одно: в Крельске есть вещи, которые тебе не понять.

– Да уж, шастанье голым по деревне – для меня не понятно.

– Поэтому тебе нужно уехать.

Анна с громким стуком отставила стакан и облокотилась ладонями о стол, так близко к Давиду, что он снова ощутил тепло ее тела.

– Чем я вам всем мешаю?

– Это место не для тебя.

– Потому что здесь живут богатые и красивые? Я оскорбляю вас своим присутствием? Не нравится смотреть на нищую непривлекательную выскочку?

Давид нахмурился. Либо она хорошая актриса, и ее слова – прекрасно отрепетированная роль, либо действительно так о себе думает. И он, и его волк считали ее более чем привлекательной. Идеальной. Должно быть, начинает сказываться воздействие дома. Он здесь почти час – достаточный срок, чтобы стать заложником древней магии. Отсюда и мысли об Анне, сумасшедшее больное желание обладать ею. Дело в доме шаманки, и Нейшина здесь ни причем. Она лишь хитрая двуличная девка, которая пытается выжать максимум из ситуации. Давид ухмыльнулся. Если она затеяла игру, то он с удовольствием ей подыграет. Чтобы потом растоптать, раскрошить ее в мелкий порошок. Судя по испугу, мелькнувшему на лице Анны, улыбка у него вышла недоброй.

– Ты почти права. Крельск – место для привилегированных людей. «Нищие выскочки» должны отработать свое пребывание здесь. Им позволено находиться тут либо в качестве прислуги, либо в качестве шлюх.

Он наслаждался тем, как побледнело лицо Анны. Румянец стремительно схлынул с ее щек. Прикрытое черным шелком тело теперь казалось белоснежным. Давид даже смог разглядеть россыпь крошечных веснушек под ключицами. Они спускались к груди и скрывались за вырезом халата. От желания сорвать ткань зудело в ладонях. Он хотел знать, покрыта ли ее грудь веснушками, сколько их там. В горле зародился рык. Нужно взять себя в руки. Это воздействие дома и магии мертвых шаманок. Пока Давид пытался бороться с собой, на лицо Анны вернулся румянец. Алые мазки покрывали скулы, рождая в его воображении новые картины их секса. Неожиданно Анна улыбнулась. В ее глазах причудливо смешались раздражение, злость и жалость.

– Значит, дело в этом?

Давид заставил себя сосредоточиться на разговоре.

– В чем?

Улыбка Анны стала шире.

– В том, что на секс с тобой соглашаются только шлюхи.

Давид потерял дар речи. Так нагло с ним никто не смел разговаривать. Но хуже всего было то, что ему, похоже, это нравилось. Она с легкостью противостояла его силе подавления. Рядом с ней Давид ощущал себя… обычным. Самым обычным человеком. Он улыбнулся в ответ, будто они вели беззаботный разговор двух старых друзей и время от времени флиртовали друг с другом.

– Да, я предпочитаю профессионалок.

Кажется, он сказал что-то не то, потому что выражение ее лица снова переменилось. Теперь от Анны исходила только враждебность. Как получалось, что их разговор перескакивал с темы на тему, и единственное, что им удавалось – оскорблять друг друга? Анна закрылась от него. Надела равнодушную холодную маску. Волк тревожно заскулил, предчувствуя неладное. Инстинкт не подвел. Анна ошарашила его вопросом:

– Что с Мариной?

Давид напрягся. В ее вопросе крылся подтекст, и он его уловил. Но решил сделать вид, что ничего не понял.

– Ее пытались убить.

Аня отступила от него, раздраженно поведя плечами.

– Не прикидывайся. Что с ней происходило?

– Реакция на яд.

– Можешь считать меня дурой, но моя бабушка была врачом.

Давид не хотел слышать ответ, но все же спросил:

– И что?

Анна упрямо свела брови и сжала губы.

– Я видела когти. Как у животных.

Надо было выгнать ее из амбулатории. Даже если бы это стоило Марине жизни. Теперь под угрозой вся стая. Давид выпрямился на стуле.

– Тебе показалось.

Аня тряхнула головой. Несколько прядей выбились из пышного пучка. И он, как последний идиот, уставился на ее волосы.

– Я это видела! Она поранила тебя.

Он непроизвольно потянулся к лицу, но встретившись с пристальным взглядом Анны понял, что допустил ошибку. В ее глазах горела убежденность в своей правоте.

– Твои порезы зажили слишком быстро. Но осталась пара шрамов. Не волнуйся, ты почти такой же смазливый, каким и был.

Давид едва не зарычал. Лишь в последний момент он сдержался, сцепив зубы.

– Тебе показалось.

Аня грустно улыбнулась:

– У тебя на лице до сих пор кровь. Придется доплачивать шлюхам, а то вид жутковатый. На маньяка смахиваешь.

– Не хочешь оказать мне первую помощь? Должна же ты уметь.

– Я могу помочь тебе найти выход из дома.

Давид хмыкнул. Она продолжала его удивлять. Своей смелостью и острым языком. Не этого он ожидал от скромной, забитой матерью художницы. Какой же Нейшина была на самом деле? Внезапно он осознал, что сидит на том же самом месте, где сидел Артур, когда она его рисовала. И снова волк заметался от непонятного дикого чувства. Какой она была на самом деле?! Давид мысленно усмехнулся. Хитрой расчетливой шлюхой. Она быстро задурила голову Артуру – за пару недель он и забыл, как горевал о жене. Легко разобралась со Стасом хватило часа, чтобы вызвать его восхищение. Давид поднялся из-за стола. С ним играть в эти игры не стоит. Пора уходить, а иначе дом шаманки окончательно сведет его с ума. Анна настороженно следила за ним.

– Даю тебе время подумать до завтра. – Давид подошел к ней почти вплотную. – Ты можешь принять мое более чем щедрое предложение. А можешь остаться ни с чем. Выбирай. Но в Крельске ты жить не будешь.

На ее лице не дрогнул ни один мускул:

– Кто-то напал на Марину, а ты беспокоишься только о том, чтобы выгнать меня из моего же дома.

– Я найду того, кто пытался ее убить. Но тебя это не касается.

Давид направился к выходу, давая понять, что разговор окончен. У двери его остановил ее взволнованный голос:

– Я забыла в твоей машине папку.

Давид с трудом сдержал хищную улыбку. Он повернулся к Анне и как ни в чем не бывало спросил:

– Какую папку?

– С моими работами. – На ее лице мелькнула тревога.

Со странным злорадством Давид сделал вид, что вспоминает.

– А-а, ту самую…

Анна нахмурилась:

– Верни ее.

– Даже не знаю… Там есть действительно необычные рисунки… Особенно мне интересно, в каких обстоятельствах они были сделаны.

Сверкнув глазами, Анна упрямо сжала губы и ответила знакомыми словами:

– Тебя это не касается.

Давид усмехнулся. В ее бесстрашии перед ним было что-то завораживающее.

– Натурщика ты выбрала так себе.

– Хочешь быть на его месте?

Давид понял, что наслаждается их разговором. Впервые за столько времени действительно отдыхает.

– Нет. Я не претендую. Да и вряд ли ты сможешь передать мою неземную красоту. – Он широко улыбнулся. – Завтра я зайду. Подумай хорошо.

Отвернувшись от хмурой художницы, Давид вышел наружу. Нельзя оставаться здесь дольше. Он и так провел внутри слишком много времени. При воспоминании о ее коже, едва прикрытой черным шелком, в голову закралась мысль, что в его состоянии виноват не только дом. Но Давид поторопился отогнать от себя глупые подозрения. Хватит! Нужно сосредоточиться и найти того, кто напал на Марину. Но в сознании все равно маячило лицо Анны.

ГЛАВА IX. БЕШЕНЫЕ ВОЛКИ

Давид добрался до Андрея и Вадима, когда дождь уже закончился. Сразу после того, как вышел от Анны, он направился в лес. Бурлящее в теле возбуждение требовало выхода. Ехать домой было бессмысленно: он знал, что не сможет уснуть, а разбираться с Юлей из-за ее самоуправства сейчас совершенно не хотелось. Помочь же Андрею он вполне мог, хоть и понимал, что дождь смыл все следы и запахи.

Он нашел Андрея возле клена. Тот стоял на коленях и внимательно изучал основание ствола. Рядом лежала небрежно сброшенная одежда. Вадима видно не было. Давид подкрался так тихо, что Андрей его не заметил. Он был полностью сосредоточен на своем занятии. Давид подошел ближе и опустился на корточки рядом. Андрей понял, что не один и вздрогнул.

– Как Марина?

После ухода от Анны Давид зашел в амбулаторию. Марина лежала на операционном столе, по-прежнему бледная. Ее хриплое дыхание было рваным и тяжелым. Артур, не отрываясь, смотрел на мониторы. Чертов корень пытался убить в Марине волчицу, но ее человеческая часть продолжала сражаться за жизнь.

Давид старался не думать о предстоящем разговоре с ее теткой. Для оборотней семья была свята. Кровные же родственники становились практически единым целым. Странно, но между ним и Юлей никогда не существовало подобной связи. Они плохо ладили с самого детства. И тем не менее, за нее он убил бы.

– Плохо. Кое-как держится. Артур прооперировал. Что у вас? Нашли что-нибудь?

Андрей указал на одежду:

– Вадим отправился на осмотр территории. А я, кажется, обнаружил следы когтей. Но судя по размерам – они Маринины. Скорее всего она сопротивлялась. Но есть еще кое-что.

Андрей вытащил из кармана пакет для улик. Внутри лежала шелковая лента. Даже сквозь грязь угадывался ее черный цвет.

– Учуять ничего не удалось, поэтому завтра ее отвезут в лабораторию. Но она точно здесь не случайно.

– Думаешь, она хотела повесить ленту?

– Ну… – Задрав голову Андрей рассматривал клен. – Сюда мы их не вешаем. Мы их вообще давно уже не вешаем…

– Лента ей могла понадобиться в одном случае. Она хотела призвать суженого. И сделать могла это либо в доме Нейшиной, либо в старом поселении.

Андрей повернулся в сторону деревни:

– Марина шла туда?

Давид пожал плечами:

– Если бы хотела повесить у Анны, то здесь не оказалась бы.

– Хорошо. Предположим… – Андрей нахмурился. – Значит, на примете у нее кто-то был. Может, это сделал именно любовник?

Давид потер глаза. Захотелось спать. Проваляться в постели долго. И знать, что не нужно вставать с утра пораньше и куда-то спешить. Знать, что он может просто жить. Глупые мысли.

– Стас учуял чей-то запах. Несколько ароматов. Возле заимки и у реки. А в старом Крельске заметил следы. Скорее всего женские.

Андрей удивленно поднял брови:

– Значит, Марина действительно ходила в деревню.

Давид не хотел признаваться, что видел там Анну. Но безопасность стаи была превыше его сходящего с ума волка.

– Нейшина тоже там была.

Андрей уселся прямо на землю:

– Серьезно?

– Да. Сегодня вечером ее там видел.

– И что она делала?

Давид привычно изображал равнодушие, хотя воспоминания уже зажигали в теле огненные вихри. Он пытался разбудить в себе злость, ненависть. Но ничего не получалось. А невероятный вкус ее губ теперь чувствовался на языке.

– Рисовала. Она же художница. – Давид скривился. – Видимо, считает, что на нее запрет не распространятся.

– Она, скорее всего, вообще о нем не знает.

Давид хмыкнул:

– Нейшина ходит туда, как к себе домой. Марина собиралась вешать там ленту. По-моему, на него вообще все наплевали.

Андрей устало улыбнулся:

– Аня могла просто не знать.

Волк недовольно зарычал, и Давид был с ним согласен: Андрей не имел никакого права вот так запросто называть ее по имени. Абсурдность этой мысли дошла до него не сразу. Раздражение, прежде всего, на самого себя вырвалось наружу.

– Никто не счел нужным объяснить ей правила?

Андрей пожал плечами:

– Ну… Наши с ней не очень часто общаются.

– Об установленных здесь законах можно было рассказать.

– После приказа Юли к ней даже боятся подходить. Единственный, кто с ней нормально разговаривает – Артур. Полина, вроде, пыталась подружиться. Но после того, что ей устроила твоя сестра, сидит смирно в лавке и не высовывается.

С каждым словом Андрея Давид чувствовал все больший прилив злости. Какого хрена здесь происходило?! Контролируя каждый вдох и выдох, он заставил себя медленно спросить:

– И что же приказала Юля? С самого начала.

Андрей чуть заметно вздрогнул и пригнул голову к плечу, обнажая шею. Должно быть, он почувствовал гнев и недовольство вожака. Очень осторожно попытался оправдаться:

– Я не в курсе всех событий…

Давид пригвоздил его взглядом к земле:

– Я хочу знать все, в мельчайших подробностях.

Андрей тяжело вздохнул:

– Кое-что мне известно только с рассказов Светы…

Давид тихо рыкнул, и Андрей продолжил:

– В общем, это она привезла Аню сюда. Об этом ты уже, наверное, знаешь. Я долго не мог выпытать у Светы, каким образом это произошло. После Аниного приезда она ходила сама не своя. Я не мог понять, что происходит. Сначала даже думал, что та ее обидела как-то. Света, конечно, молчала, но была вся на нервах. Вдруг с ребенком что-то случилось бы… Короче, она мне призналась, что едва не сбила Аню по дороге сюда. Та обещала не писать никаких заявлений, но взамен попросила подвезти до Крельска. Света, естественно, согласилась и привезла. А потом сразу побежала отчитываться перед Юлей. – Андрей недовольно скривился.

Давид его прекрасно понимал. Волчья часть его души могла убить за сестру. Но человек готов был свернуть ей шею за все выходки.

– Продолжай.

Андрей поморщился:

– Точно не знаю, но вроде бы в тот же день Юля ломанулась в амбулаторию и потащила Свету за собой. Они увидели Аню в «Лавке лесника». Точно не знаю, о чем был разговор, но Юля попыталась выставить Аню отсюда. А та ответила что-то вроде: «Иди и поплачь, если не рада мне». В общем, ушла Юля оттуда в бешенстве. Да еще Полинка всей деревне растрепала. Ну и Юля всем сказала, чтобы держались от Нейшиной подальше. И если она увидит, как с ней кто-то хотя бы здоровается, то выкинет из Крельска и из стаи. А ты еще и сделаешь так, чтобы нарушивший приказ остался изгоем до конца жизни.

Андрей замолчал. Похоже, он испытывал вину за то, что рассказал все Давиду. Давид же пытался осознать услышанное. Юля не просто переходила все мыслимые и немыслимые границы. Она прикрывалась его именем, чтобы делать, что вздумается.

– И ее послушались?

– Еще бы… Тебя же все боятся до чертиков – никто и не подумал ослушаться.

Давид сжал челюсти. Первой, кто покинет Крельск, будет не Нейшина. Но с сестрой он разберется позже. Сначала Марина.

– Ладно, продолжай искать. Заодно, проверь старый Крельск. А я поговорю с Эммой – расскажу, что случилось и узнаю, с кем Марина встречалась.

В глазах Андрея мелькнуло облегчение.

– Договорились.

Давид поднялся с земли и отряхнул брюки. Интересно, сегодняшний день когда-нибудь закончится? Почти бегом он добрался до машины и нырнул в аромат красок, винограда и мела. Удивительно, но запах Анны успокаивал. Он отгонял дурные мысли и нес мысли о… доме. Том самом доме, который принято называть крепостью. Не за толстые стены и неприступный ров, а за то, что есть человек, который поддержит и будет считать правым тебя, что бы ты ни сделал. У Давида такого дома не было никогда. Он упорно пытался его создать, но выходило лишь некое подобие. Он считал Крельск идеальным местом, где можно быть собой. Но проблема в том, что и здесь сам по себе он не был никому необходим. Стая нуждалась в сильном руководителе, в вожаке, который способен принимать решения и идти напролом. И он был таким вожаком. Когда на него смотрели, то видели деньги, силу и власть. От него все чего-то ждали. Защиты, помощи, готовности взять на себя ответственность. Одни боялись его, другие – завидовали. Третьи желали обладать тем, что имел он. Давид же хотел искренности. Честности. От сестры ее ждать не приходилось. Родители вообще признали его лишь после того, как он пролил чужую кровь. Получалось, что ничего не требовала от него только Нейшина. Она отказалась от денег, которые он ей предлагал. На его власть она вообще плевала. А вместо страха испытывала злость и раздражение. Но причудливая смесь винограда и мела завораживала и ставила в тупик. Вдыхая насыщенный запах акварели, бумаги и старых кисточек, Давид чувствовал, как становится… целым. Будто обретает давно потерянную часть самого себя. Он чувствовал в себе силы решить еще тысячи проблем. Разобраться с любыми неприятностями. Уничтожить всех врагов. Только бы продолжать вдыхать душистый воздух. А для этого он должен снова увидеться с Нейшиной. И предложить ей новую сделку. Она сможет оставаться в Крельске столько, сколько пожелает. Но в его доме и в его постели. Исполняя его прихоти, приказы и желания. Пока она ему не наскучит, он готов щедро ей платить. На стук никто не отвечал. Давид уже собирался снести дверь к чертям, но остановил себя и принюхался. Тонкий отпечаток запаха уходил прочь от дома. Эммы здесь не было. Достав телефон, он начал раздраженно листать список контактов. Долгое время никто не отвечал. Равнодушные гудки били по нервам. Неожиданно один из них оборвался, и раздалось тихое испуганное: «Алло». Единственное, что Давид мог сказать с уверенностью, что это была не Эмма. Искаженный динамиком голос казался смутно знакомым. Давид удивленно спросил:

– Аня?

Это был первый раз, когда он назвал ее по имени. На языке чувствовался вкус винограда.

– Да.

– Где Эмма?

– Она у меня.

Каким образом она умудряется влезать в те дела, которые ее совершенно не касаются? Давид скрипнул зубами.

– Что она у тебя делает?

Аня ответила еще тише:

– Искала Марину. Я не хотела ее пускать в амбулаторию и… кое-что произошло…

Виски прострелило дурным предчувствием. Очень дурным. Он прямо-таки ощущал, как все рушится.

– И что же случилось? – Каждое слово пришлось выпускать из себя медленно, будто их тянули наружу раскаленными щипцами.

Аня молчала. Тишина на том конце провода не просто звенела – она гремела. Давид не выдержал:

– Эмма все еще у тебя?

На этот раз Аня ответила быстро:

– Да.

– Я сейчас приеду. Никуда не отпускай ее.

– Ладно.

Аня отключилась, и Давид остался наедине с безмолвием. Он пытался понять, в какой момент все покатилось под откос.

Дрожащими исцарапанными руками Аня осторожно положила телефон на стол и судорожно выдохнула. На ее теле не осталось живого места. Синяки и царапины покрывали, кажется, каждый сантиметр. Она даже дышала с трудом – не то, что двигалась. И сходила с ума. Иначе как результатом сумасшествия все увиденное она назвать не могла. Может, это галлюцинации? Или она тоже отравилась волчьим лыком?

Аня зашла в комнату с медальонами и забралась с ногами в дряхлое кресло. Прижав колени к груди, она обняла их, изо всех сил стараясь сдержать дрожь. Ей нужно быть как можно дальше от Крельска. Бежать отсюда. Спрятаться. Но внутренний голос, издевательски посмеиваясь, останавливал ее. Куда она пойдет? К кому обратится? К матери, которая выгнала? У нее нет ни дома, ни семьи… Если бы приняла предложение Давида, то получила бы квартиру и деньги. Господи, почему она ведет себя, как идиотка?! Из-за принципов и гордости лишилась всего. И возможно лишится жизни. А ведь Давид, наверное, такой же, как Эмма… Именно поэтому он и хотел, чтобы она уехала… Потому что они все здесь такие! Вчерашние сказки оборачивались жуткой пугающей реальностью. От ужаса сводило мышцы. Только среди блестящих в тусклом свете амулетов и старых лент Аня себя чувствовала в безопасности. Это тоже признак сумасшествия.

Она старалась не думать о спящей в соседней комнате Эмме, об Артуре, во взгляде которого застыли страх и сожаление. Нужно отвлечься. Да, верно! Она должна что-то нарисовать! Аня выбралась из кресла и на подгибающихся ногах проковыляла к разложенным на полу листам и краскам. Она мало что соображала и видела перед собой только красные радужки и оскалившуюся пасть с острыми зубами. Это все неправда. Не может быть правдой. Аня притянула к себе плотный лист шероховатой бумаги. Бугорки на поверхности ласкали пальцы, успокаивали. Не глядя, Аня нащупала коробку с пастелью и подвинула ближе. Ей было страшно. Очень страшно. Одиноко. И хотелось плакать. То, что она увидела, не могло существовать на свете. Не должно существовать. Это неправильно. На бумагу капали слезы, портили и без того жуткий уродливый рисунок. Нарисованный монстр превращался в гротескное чудовище. Почему-то грустное, с печальными желтыми глазами, которые вместо того, чтобы гореть яростью, светились таинственным лунным светом. Громкий стук в дверь вырвал Аню из пелены галлюцинаций. Она отбросила мелок и вскочила на ноги. Страх, что настойчивые звуки разбудят Эмму, скрутился клубком в животе. Она прокралась к двери и, приоткрыв ту, выглянула наружу. Давид смотрел ей прямо в глаза, будто слышал ее приближение. А может, и в самом деле слышал? На секунду Аня замялась, но он толкнул дверь вперед, и ей пришлось отступить. Давид уверенно вошел. Его взгляд скользнул по ней почти как прикосновение. Равнодушное лицо изменилось. Его ноздри раздулись, а глаза опасно сверкнули. Он схватил Аню за плечи и тряхнул:

– Кто это сделал?

Она вздрогнула от боли, и горячие ладони тут же разжались, оставив после себя неимоверное ощущение пустоты и обреченности. Давид навис над ней и снова вкрадчиво спросил, едва ли не рыча каждое слово:

– Кто. Это. Сделал?

Аня тяжело вздохнула и всхлипнула. Она не хотела плакать. Пыталась держаться и быть сильной. Но страх оказался сильнее. Ее начала бить дрожь. Давид вскинул голову и втянул носом воздух. Это было настолько по-звериному, что Аня удивилась, как раньше не замечала в нем животных повадок. Нет, конечно, замечала… У них у всех. Но разве могла она предположить, что скрывается за странностями жителей?

– Эмма?

Аня дернулась, и обхватила плечи руками:

– Она спит.

– Я знаю, что она спит. Это она… тебя поранила?

Аня сглотнула. Давид выглядел устрашающе. Он ничего не делал, но золотые вихри в его глазах пугали больше, чем внезапное превращение милой тетушки в огромного волка.

– Она волновалась за Марину…

Давид дернул головой, будто Аня снова его ударила.

– Она будет наказана.

Аню прошиб озноб. Откуда-то она знала, что это не пустые слова.

– Эмма ни в чем не виновата.

Давид протянул к ней руку и очень нежно провел пальцем по длинной царапине на ключице. От его прикосновения в тело хлынуло тепло, и боль отступила.

– Кто же тогда это сделал?

Аня опустила голову, пытаясь спрятаться от его пронзительного взгляда. Ей хотелось, чтобы он снова прикоснулся к ней. Чтобы ласково накрыл ладонью каждую царапину.

– Аня, что произошло?

Он второй раз назвал ее по имени. Произнесенное его чуточку хриплым голосом, оно звучало по-особенному. Ей пришлось поднять голову:

– Ты такой же, как Эмма?

Его лицо окаменело. Выступающие скулы заострились, а щеки впали еще сильнее. Морщины вокруг губ и между бровей стали четче. Дикая первобытная красота, призванная завораживать глупую добычу.

– Я хуже любого, кого ты здесь видела.

Аня отступила, зажимая у горла ворот свободной рубашки. Давид приблизился.