Текст книги "Ты не сбежишь"
Автор книги: Маша Малиновская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
Глава 9.
Дура! Какая же я дура!
Сжимаю руками виски и оседаю на корточки.
Начиталась глупых статей и поверила, что смогу своей смелостью выстроить стену, пошатнуть желание этого психа меня мучить. Пришла к нему. Сама! Вот, Влад, возьми! На блюдечке с голубой каёмочкой.
Решила, что смогу тягаться с ним. Противостоять. Смешно же самой теперь…
Так. Нужно собраться. Взять себя в руки и сконцентрироваться. Музыку ещё слышно, значит, Миксаев занят. Думай, Лера! Думай!
Я выдёргиваю телефон из кармана, хочу позвонить Машке. Только что она сделает? Чем поможет? Может, позвонить Марку – моему старшему двоюродному брату? Он, конечно, против Микса воробей на длинных ножках. Но он мой брат всё же, и он парень. Родителям нельзя. Как я объясню им, почему их воспитанная, хорошая дочь вляпалась в такую историю? Стыд и позор. И их нескончаемые переживания. Максимум, о чём они должны волноваться, так это о том, что я меньше сплю и хуже ем из-за скорой сессии.
Батарея заряжена – у меня нет привычки ходить с низким зарядом. А вот сети нет. Как так-то? Почти в центре города, а мобильная сеть показывает бублик.
Плохо. Это очень плохо.
Окна у меня тоже открыть не получается. На полное открытие ручка не поворачивается, только на форточку. Да вряд ли я решусь спрыгнуть со второго этажа. Но вдруг там есть карниз или пожарная лестница? Не квартира, а тюрьма просто. А может, так и есть – клетка, в которую он себя запирает, когда теряет человеческий облик. Или не только себя…
По коже ползут противные мурашки, когда я убеждаюсь, что кроме как через дверь, которую может открыть только хозяин, из квартиры не выбраться. Страх и паника зарождаются глубоко внутри и начинают разрастаться по телу, пуская везде свои противные липкие щупальца. Впитываются, въедаются, прожигают. Кажется, даже само дыхание становится нестерпимо горячим. Прикрываю глаза, пытаясь успокоиться и прогнать все те отвратительные и жуткие картинки, что возникают в голове от мысли, что он может со мной сделать. Ведь ясно дал понять тогда в машине.
Время тянется. Ползёт, словно заторможенное. Мне становится душно, я снимаю пальто и открываю форточки. Задыхаюсь в этой тёмной клетке. Расправляю плечи, стараясь сбросить скованность.
Проходит полчаса. Затем ещё час. Ожидание сводит с ума, но его финал страшит. Мне надо чем-то занять себя, чтобы не начать сходить с ума.
Я встаю и начинаю ходит по квартире. Или комнате, тут даже сложно определить. В моём понимании квартира – это нечто намного большее, а это просто огромная комната с удобствами в виде кухни и санузла. Но не суть.
Осматриваюсь. То, что поначалу показалось тяжёлым и небрежным, при более внимательном взгляде оказывается тщательно продуманным дизайнерским решением. Каждая деталь на своём месте. И то, что здесь живёт парень, тоже очевидно. Не сказать что неряшливо, но беспорядок присутствует – постель разобрана, одежда переброшена через спинку стула, а на письменном столе хаотично разложены листки, карандаши, какие-то книги. Кружка со свисающей биркой от пакетика с чаем.
Но в кухонной зоне посуды грязной нет.
Обнимаю себя за плечи, пытаясь выровнять эмоции и иду к полке с книгами. Странно в принципе её тут видеть. «Парфюмер» Зюскинда только добавляет мне напряжения. «Граф Монте-Кристо», «Отверженные»… Серьёзная классика. Интересно, он их прочитал или это тоже часть дизайна квартиры?
Но также здесь много книг по математике. Мне только от одних названий становится нехорошо: «Дифференциальные уравнения», «Функции комплексного переменного», «Интегральные исчисления», «Аналитическая геометрия» и ещё несколько с труднопроизносимыми названиями. Он разбирается в математике? Говорят, музыка и математика близки как пальцы одной руки. Может, Миксаев и является наглядным примером этого, но вот я – точно нет. Я будто с планеты, где такого понятия, как алгебра и геометрия, не существует. Понимаю, что мир наш построен на математике, но для меня это запредельно. Приходилось до зубовного скрежета зубрить в школе, чтобы получить медаль.
В углу комнаты замечаю то, что меня удивляет ещё больше. То ли манекен, то ли муляж какой-то. Напоминает манекен для снятия мерок, только более детальный что ли. Наверное, что-то связанное со спортом. Рядом на стене в специальных держателях закреплены несколько длинных палок разной длины. Что за спорт такой? Я несколько лет по настоянию бабушки занималась фехтованием. Но в выпускной год бросила, потому что нужно было сконцентрироваться на ЕГЭ и поступлении. Да и бабули уже не было, чтобы подталкивать меня к спорту.
Увлёкшись разглядыванием места моего вынужденного заточения, я совсем не заметила, что с первого этажа не слышна музыка. Поэтому резко вздрагиваю, когда раздаётся писк электронного замка. Горло пересыхает, а язык прилипает к нёбу. Ни вдохнуть спокойно, ни сглотнуть.
Я спешно разворачиваюсь и застываю, спрятав баллончик за спину. Бросаться наперерез смысла нет, всё равно не проскочу. Зачем дразнить его? Да и пальто я оставила на краю кровати.
Влад входит не торопясь, вперив в меня свой тяжёлый взгляд. Я уже поняла, что это его способ подавлять собеседника – смотреть неотрывно в глаза.
– Я не смогла выйти, – почему-то выходит так, что я оправдываюсь, словно его фанатка, тайком пробравшаяся.
– Я отключил замок, – разворачивает ко мне экраном свой смартфон. – Удалённо. И активировал глушитель мобильной сети.
– Ого. А квартирка с наворотами, – сглатываю, убеждаясь, что заперлась здесь не по случайности.
– Образ жизни обязывает.
Больше я сказать ничего не могу, лишь наблюдаю, как Микс неспешно подходит ближе. Сжимаю баллончик, но понимаю, что вряд ли им воспользуюсь. Это глупо. Ну выпущу струю ему в лицо, а дальше что? Дверь захлопнулась, кода я по-прежнему не знаю, поэтому сбежать не получится. Только разозлю его и сама отравлюсь газом. Наверное, с Владом как с диким зверем: если уж попал к нему в клетку, лучше не злить. Тем более, что выбора у меня и нет особо.
Можно рассуждать сколько угодно, но когда он подходит так близко, что между нами остаются сантиметры, из головы выветриваются все мысли, а ноги намертво прирастают к полу. Я даже не могу сделать шаг назад. Только смотрю неотрывно в темноту его глаз.
– Никогда больше так не делай, Лера, – голос приглушён, лицо парня спокойное. И это пугает не меньше.
Кожу ощутимо покалывает электричеством, а дыхание сбивается, когда он ведёт двумя пальцами от самого плеча вдоль всей руки, а потом крепко сжимает мою кисть, которую я спрятала за спину. Перехватывает выпавший баллончик, оставляя меня даже без призрачной защиты.
– Некрасиво угрожать мне в моём же доме, не находишь?
Он высокий. Крепкий. Просто огромный рядом со мной. Я ему макушкой едва до плеча достаю. Что я могу против него?
О чём я только думала, когда решилась на этот глупый шаг противостояния?
Миксаев наклоняется, глубоко втягивает носом, едва прикасаясь к коже. Почти невесомо, но у меня от напряжения начинают неметь пальцы.
– Не делай мне больно, – шепчу. Просить – жалко, но что ещё я могу поделать. – Пожалуйста.
– Не буду, – он говорит, слегка прикасаясь губами к моему уху. – Ещё рано. Но ты ведь понимаешь, что просто так я тебя не отпущу.
Он снова втягивает мой запах, мягко прижимается губами чуть ниже уха. Это пускает по моему телу какой-то странный, невероятно мощный разряд, заставляя всё внутри сжаться, а сердце пуститься ещё быстрее.
– Скажи мне, Принцесса, – шепчет он, почти не отрывая губ, – ты уже была с кем-то?
Не знаю, какой ответ будет мне в пользу. Если скажу да, может воспринять это как зелёный свет, а так вдруг не захочет возиться… Поэтому отвечаю правду, отрицательно качнув головой. На голос у меня сил сейчас не осталось.
Влад выпрямляется и снова цепляет меня взглядом словно магнитом. Свой ни спрятать, ни отвести. Держит на привязи страха незримой прочной нитью.
Он поднимает руку и прикасается к моей щеке, ведёт пальцами от скулы к губам. Когда его жёсткие пальцы обводят их контур, я непроизвольно всхлипываю. Он сказал, что не сделает больно. Но у нас могут быть разные понятия об этом.
Его рука скользит ниже и ложится открытой ладонью мне на шею. Обнажённая кожа под его пальцами начинает гореть. Запоздало сожалею, что не надела водолазку с высоким горлом.
А потом я чувствую, как он давит, вынуждая меня опуститься вниз на колени. Неужели ему нужно столь явное признание моего унижения?
О Господи! Нет!
Мой взгляд упирается в его вздыбленную ширинку, и до меня враз доходит, чего он хочет.
Нет.
Нет-нет.
Нет-нет-нет!
Я не могу! Не стану!
Я ведь даже понятия не имею, как это делать, даже если бы захотела. Слышала, конечно, но не более.
– Не надо… – голос хрипнет, а глаза начинает жечь.
Снова поднимаю взгляд, сталкиваясь с его темнотой. Беспросветно. Он не внемлет.
Миксаев ведёт большим пальцем по моему подбородку, снова прикасается к губам.
– Открой рот, – тихо приказывает.
– Влад… – одна слеза всё же срывается с ресниц и катится по щеке.
Он легко надавливает мне на нижнюю челюсть, вынуждая выполнить распоряжение, и проталкивает свой большой палец мне в рот. Давлюсь всхлипом и начинаю дрожать. Звенящая тишина, подчёркивающая тяжёлое дыхание парня, давит на уши.
– Обхвати губами и соси.
Ещё один тихий приказ как пощёчина. Я сойду с ума. Свихнусь. Не выйду из этой жуткой комнаты здоровой.
Почему я? Почему он делает это со мной?
Слабо сжимаю губы и немного втягиваю. Восприятие самой себя даёт трещину. Болезненную и глубокую. Кем я буду считать себя после всего этого? После того, что он сделает. Ведь палец – лишь игра. Разминка. Я это понимаю.
Сопротивляться всё равно бесполезно. Я попросту боюсь его.
– Умница, – выдыхает и вытаскивает палец из моего рта, весь влажный в моей слюне.
Крепко сжимаю кулаки, когда Миксаев прикасается к ремню джинсов. Он заставит меня. Сделает это.
Но вдруг Влад делает шаг назад, а потом отворачивается и уходит в сторону кухонной зоны. Внутри будто что-то лопается, и я с выдохом облегчения едва ли не падаю на пол, вовремя опёршись на вытянутые руки.
– Пошли пить какао, – слышу ровный голос будто через толщу воды.
– Что? – тупо переспрашиваю, уверенная, что ослышалась.
– Какао, говорю, пошли пить, – он щёлкает кнопкой на электрическом чайнике, и тот спустя пару секунд начинает шипеть. – Принцессы же любят какао, так?
Чёртов псих. Ненавижу тебя.
Глава 10.
Дрожа всем телом, я всё же собираю себя и поднимаюсь на ноги. Дверь по-прежнему заперта, и меня никто не отпускал, а значит, игра всё ещё не закончена.
Миксаев хлопает дверцей холодильника, достаёт оттуда что-то и ставит на рабочий кухонный стол. Я замираю на том же месте, где и стояла, лишь неотрывно слежу за его действиями, ленивыми движениями, будто он всё это делает невзначай.
– Ну где ты там? – в его голосе нет раздражения или нетерпения. Абсолютное спокойствие и уравновешенность.
Наверное, я как овца на закланье – иду куда говорят, делаю, что велят. А есть ли смысл истерить и бороться? Ну укушу я его пару раз, поцарапаю, а толку? Откуда я знаю, на что он способен? А если бить станет? Я очень боюсь боли, просто панически. До сих пор когда уколы делают, плачу. Сбитые коленки всегда были трагедией, а когда их мазали зелёнкой, то ещё паре членов семьи нужно было дуть со всей силы. И смелость моя сейчас может привести не просто к синяку, что замазал и забыл, а и к более серьёзным последствиям.
Подобравшись вся изнутри, иду в кухонную зону, не отрывая от парня взгляда. Слежу за каждым движением, будто это как-то поможет мне с ним справиться. Широкие плечи, обтянутые чёрным свитером, узкие бёдра, длинные крепкие ноги, уверенно расставленные в широкой стойке. Даже со спины, если не видеть его тяжёлого тёмного взгляда, становится понятно, что перед тобой тот, с кем не поиграть. Что его надо воспринимать серьёзно.
– Влад, мне нужно домой.
– Скоро пойдёшь. Ты же пришла ко мне в гости. Я хочу быть радушным хозяином. Садись, – кивает на высокий барный стул со спинкой.
Мне хочется закричать на всю, грубо его встряхнуть. Какой к чёрту радушный хозяин?
– Я к тебе не в гости пришла. Я хотела забрать свою вещь. Выпусти меня из квартиры, – я пытаюсь говорить ровным твёрдым голосом, но у меня это совсем не получается.
Наверное, мои слова его разозлили, потому что он вдруг резко разворачивается ко мне всем корпусом. Я дёргаюсь в испуге, оступаюсь и едва не падаю. Миксаев подхватывает меня за талию и усаживает на барный стул.
Я только ойкаю от неожиданности, рефлекторно ухватившись за его запястья. Тут же отдёргиваю ладони и сжимаю пальцы в кулаки. Странно прикоснуться к нему. Он настолько пугает меня, что ощутить на ощупь его кожу обычной человеческой температуры и мягкости как-то… обескураживающе, что ли.
Сейчас на нём нет тех кожаных браслетов, как на концерте и в машине. Поддёрнутые рукава открывают крепкие запястья в путах вздыбленных вен. Часы, какой-то тонкий браслет-цепочка. Надпись на английском, набитая на внутренней стороне.
Всё это как-то быстро и почему-то очень подробно отпечатывается в моём мозгу.
– У тебя нет аллергии на молоко? – он снова отворачивается к холодильнику.
Что? О чём он вообще? Сам только что изнасиловал мой рот пальцем, и не факт, что не планировал запихнуть и свой член, а теперь ему интересно, нет ли у меня аллергии на молоко?
– Принцесса, слышишь?
– Нет.
Пусть расценивает как хочет. Я вообще сейчас всё воспринимаю как-то фрагментарно, будто мозг вычленяет моменты действительности, дробит слитную полосу времени на кадры. Хлопок холодильника. Стук чашки о столешницу передо мной. Запах корицы.
В таких кружках – стеклянных, похожих на бокал – подают в кофейнях латте. Я смотрю на пену на какао, в которой грузнет порошок корицы. Я однозначно больше никогда в жизни не притронусь к какао.
Влад втыкает в напиток длинную толстую трубочку и садится на такой же высокий стул напротив. Чувствую на себе его взгляд, но глаза не поднимаю. Я чувствую себя букашкой на препараторском стёклышке микроскопа. Мне кажется, Миксаев отслеживает любую мою реакцию, любое изменение мимики.
– Пей, не бойся. Я ничего туда не подсыпал.
Поднимаю всё же глаза и внимательно смотрю в его. Так, как делает он – словно изучает, прикидывает варианты.
– Не веришь? – поднимает насмешливо бровь, наклоняется и отпивает глоток через трубочку из моей чашки.
То, что он отпил глоток ещё не значит, что там ничего нет. Но меня больше тревожит, что нужно прикоснуться губами к трубочке, к которой прикасался он.
– Влад, – продолжаю смотреть ему в глаза, но не могу сдержаться и всё же сглатываю. – Я не хочу какао. И не хочу здесь находиться. Я хочу домой. Отпусти меня.
Эмоции сдавленным криком клокочут в горле, но говорю я спокойно. Как говорят с ребёнком, который не хочет отдавать чужую игрушку.
– Чего ты боишься? – он откидывается на спинку и сцепляет руки на животе.
Понимаю, что он делает – зеркалит меня, мой тон, интонацию, заданные разговору. Издевается.
– Тебя.
– Почему?
Он серьёзно спрашивает?
– Потому что ты меня пугаешь.
Миксаев усмехается и смотрит куда-то в сторону. А потом резко возвращает взгляд, пригвождая словно бабочку к стене.
– Пей.
Его тон меняется. Обдаёт морозом. Голос вибрирует такими нотами, что я невольно захлёбываюсь воздухом. В микрофон он звучит совсем иначе – волнующе, будоражаще, разными оттенками, вызывающими желание слушать и слушать. Сейчас – режет и хлещет.
Я глубоко втягиваю воздух носом и прикасаюсь губами к трубочке, тяну этот дурацкий какао, который оказывается горячим и вкусным. Замечаю, как Влад подаётся немного вперёд, задерживается ещё более потяжелевшим взглядом на моих пальцах, сжавших трубочку, но потом снова смотрит в лицо.
– Пей и слушай, Лера. Это случится. В машине я сказал тебе правду, и ничего не изменилось, – я застываю от того, что эта игра в радушного хозяина так резко закончилась. – Ты моя. Бегай – не бегай, я возьму тебя когда захочу, где захочу и как захочу.
Столбенею от такой лобовой откровенной похабщины. Не то чтобы Миксаев и до этого пытался это завуалировать, но сейчас он выкладывает это так, словно ставит печать на лоб.
Если бы кто-то посмотрел на наш разговор как на немое кино, без звуков, без слов, то подумал бы, что парень и девушка просто пьют какао и мило общаются. Потому что всё это: это дурацкое какао, наш разговор, эти жуткие слова, что он швырнул мне в лицо – какой-то сюрреализм.
Мне бы сейчас и продолжить молчать, внутренне считая про себя секунды, пока ему наскучит и он выставит меня за дверь. Но внезапно я чувствую внутри обжигающую вспышку злости.
– Да кто ты нахрен такой? – тоже подаюсь к нему немного вперёд. – Больной совсем?
Планку сорвало, и я уже готова ко всему. Кто-то скажет – самоубийца. И будет прав. Я и сама уже жалею о порыве, когда вижу огненный отблеск в дьявольских глазах. Но внезапно Миксаев улыбается.
– Даже справка есть. Показать?
Качаю головой и, выбросив трубочку, залпом выпиваю долбанное какао. Точно последнее в моей жизни. Ставлю на стол со стуком кружку и спрыгиваю со стула.
– Мне пора, – иду за пальто к кровати. – Открой дверь.
За всей этой бравадой по пятам идёт страх. Мне кажется, что он вот-вот схватит меня за шею сзади, и я очень сильно пожалею за всё, что сейчас сказала.
– Вызову тебе такси, Принцесса. Подвезти не предлагаю – машина в ремонте.
Очень нужно.
Но это я говорю уже про себя, мысленно в надежде уже переступить этот чёртов порог.
Миксаев действительно вызывает мне такси. Подходит к двери и набирает код. Замок пикает, и Влад распахивает галантно её передо мной. Задерживаю дыхание и прохожу мимо. Уже готова выдохнуть, но всё внутри обрывается, когда парень запускает мне руку в волосы, едва я делаю шаг за порог. Ощутимо сжимает и почти прижимается губами к моему виску.
– Даже не пытайся мне противостоять, девочка, – флёр беззаботной лёгкости из его тона снова испаряется. – Всё равно будет по-моему. И признайся уже себе, где-то очень глубоко ты понимаешь, что хочешь этого сама.
Мой выпад смелости гаснет в мгновение, потому что я понимаю, что Миксаева он не впечатлил, а лишь позабавил.
Влад отпускает мои волосы, приглаживает их и захлопывает дверь у меня за спиной.
Бежать отсюда. Уносить ноги, пока он не передумал.
Глава 11.
Влад
– Ну привет, Дерек. Заждался, знаю. Я был немного занят.
Манекен не отвечает. Молча смотрит своей резиновой рожей в стену напротив. Ждёт причитающиеся ему пи*дюлины.
– Как она тебе? Слышал, как пахнет? Скажи честно, завидовал?
Провожу рукой по шестам на стене. Выбираю самый простой – ровный деревянный бо*, гладкий и знатно уже затёртый по центру. Тренироваться с телескопичкой не люблю. Не то. Она для выездных встреч.
Снимаю бо со стены и оглаживаю. Привет, дружочек, давно не виделись. Неделю, поди, не до тебя было.
Посох привычно ложится в руку. Увесистый, ощутимый.
Вдыхаю глубоко и медленно выдыхаю. И так несколько раз. Выровнять сердцебиение. Приглушить шум крови в ушах. Вытолкнуть из ноздрей запах девчонки.
Хрен я буду передёргивать по тебе, дорогая, у меня есть и другие способы успокоиться.
Члену такая идея не очень нравится. Но ему вообще не понравилось, когда я вытолкал Принцессу за дверь. Ещё рано. Она не готова к полноценной игре. Потерянная, не включилась. И не мягкая, чтобы согнуть, и не упёртая, чтобы с треском сломать.
Для разминки прорабатываю защитные блоки. Терпеть это не могу, но иначе никак. Боевое оружие не терпит ошибок и требует старательности. Всегда. Даже когда жутко хочется сорваться.
Принципы, которые нельзя нарушать.
Рамки, за которые нельзя выходить.
Правила, которых необходимо придерживаться.
Хотя бы здесь. В остальном нах*й рамки и правила.
Шаг. Стойка. Теперь боковая. Круговой нижний блок. Передний тычок. Нижний наклонный блок.
Мышцы разогреваются. Ладони срастаются с шестом. Обожаю этот момент единения.
Дерек получает первый боковой удар, дёргается на стойке всё с тем же непроницаемым резиновым лицом. Прохожусь по нему всеми видами боковых ударов и тычков. Потом ещё раз и перехожу на захваты.
Мой безмолвный резиновый партнёр не чувствует боли. В отличие от мальчика, которому тринадцать лет назад достался учитель-садист.
– Вставай!
Широ Танака обычно был беспристрастен. Но это только в общей группе на занятиях. А когда он оставлял меня для дополнительных, его лицо расцветало разными оттенками чувств – от презрения до ненависти. А всё потому, что тогда, на первом занятии, я не заплакал. Было больно, обидно и трудно. Все плакали, а я не смог. И хотел, чёрт возьми, да не смог. Может быть, раньше я и умел так проявлять эмоции, но это осталось в прошлой жизни, отрезанной огромной фурой с пьяным водилой за рулём.
Вот с тех самых пор слёз больше и не было. Никогда. Нет, глаза, конечно, слезились, когда у меня был насморк или если ветер приносил песчинку, но это не касалось эмоций.
И Широ Танаке – учителю боевых искусств закрытой школы Владивостока для трудных детей – моя такая особенность совершенно не нравилась. Он считал, что осознание должно приходить через боль и слёзы. Именно в такой последовательности: сначала боль, потом слёзы. И так как второго у меня не было, то он с лихвой компенсировал первым.
Когда руки десятилетнего мальчика кровили от разодранных мозолей, и он не мог писать на уроках, другие учителя тоже были недовольны.
Не успел выполнить задания?
Два часа допов в тренировочном зале.
Контрольная по японскому на три?
Два часа допов в компании любимого Широ Танаки.
Вытягиваю руки, удерживая двухметровый шест. Сейчас я могу простоять так очень долго. А тогда не мог и пятнадцати секунд. Руки дрожали, слабые мышцы каменели, пот струился по спине и лицу. А дорогому учителю нужны были слёзы. Но их не было. И он вознаграждал меня щедро за стойкость.
Но синяки сходили, гематомы рассасывались, и родители, живущие далеко на юге, получали фото улыбающегося мальчика. Радовались ли они? Да, скорее всего. Тому, что их странный приёмный ребёнок далеко и в надёжных руках. Руках Широ Танаки и подобных ему извращенцев.
Со свистом завожу бо за спину и кланяюсь своему молчаливому спарринг-партнёру. На сегодня хватит.
Укладываю шест в держатели на стене, стаскиваю мокрую футболку и заваливаюсь на постель. Обоняние снова улавливает этот свежий, чуть сладковатый аромат. Пальто девчонки лежало на кровати. И несмотря на тренировку и приятную усталость, меня снова простреливает ею.
Зверь внутри начинает брызгать ядовитой слюной и лязгать зубами. Рвёт цепи в желании обладать здесь и сейчас.
Даю ему пенделя, чтобы заткнулся. Слишком рано. Так не интересно. Хотя признаю, в этот раз охота совершенно необычная. Меня вштыривает только от одного воспоминания о её запахе и синих глазищах. И это я ещё сиськи не видел.
Видеть её страх – настоящий деликатес, представлять, как со временем в этом невинном взгляде вспыхнет похоть. Животная и влажная.
Однако я в сомнениях, хочу ли этой метаморфозы. Может, пусть так и остаётся – невинной и затюканной. Интересно продегустировать её эмоции, когда я окажусь в ней. Что это будет? Изумление? Ошеломление? Ужас?
После бесконечных приторных стонов текущих сучек, раздвигающих ноги прямо за колонками на сцене, Синеглазка как дорогой десертный алкоголь – сладкая и манящая. Лёгкая и пряная, но крепкая, дурманящая.
Посмотрим, сколько ты выстоишь.
Посмотрим, сколько я выстою.
Эх, блин, приходится ещё сто раз отжаться и столько же раз качнуть пресс, чтобы отпустило. Пить не хочу, это ослабляет цепи, удерживающие зверя. Карандаш в руке не лежит, строки не струятся, к гитаре тоже не тянет. Остаётся только одно – скорость. Она ещё ни разу не подводила.
«Прогулка» на мотоцикле и правда помогает. Кажется, не только одежда наполняется воздухом, а слух рёвом, а и каждая клетка напитывается. Вбирает в себя, освобождая напряжение.
Торможу возле дома Вики. Вылезает она полусонная только после третьего звонка.
– Влад? Привет, – хмурится. – Не ждала тебя сегодня.
– Одна?
– Угу. Сериал смотрю. Хочешь, посмотрим вместе?
Да, мечтаю.
Скидываю ботинки в прихожей, я же не говнюк какой – обутым по ковру.
– Влад, что с тобой происходит? – Вика прижимается всем телом и обнимает за шею, смотрит в глаза, будто мы с ней близки.
Но меня это, на удивление, не раздражает.
– Кот сказал, ты «на охоте», но приходишь уже второй раз. Ломает?
– Ты много думаешь и дохера говоришь, Вика, – убираю её руки со своей шеи и сдёргиваю с неё футболку.
Без лифчика. Ну и славно. И без трусов под пижамными шортами.
– Как ты хочешь? – мурлычет.
– Как обычно.
В глазах проскальзывает разочарование. Вика давно уламывает меня трахнуть её лицом к лицу, но мне с ней это не по кайфу. Это Кот любит любовью заниматься, ещё и раздевается полностью. Мне такое не надо, я не для этого к ней прихожу.
А вот мелкую Принцессу я в первый раз трахну именно лицом к лицу. Хочу видеть её глаза, когда она примет меня. Когда осознает, что это было неизбежно с самого того момента, когда она вылупилась на меня на концерте. Когда застыла в дёргающейся толпе.
Едва только успеваю кончить, текст сам складывается в голове.
– Вика, карандаш и листок дай, – сдёргиваю презерватив и выбрасываю в корзину возле компьютерного стола.
Дыхание ещё сбитое, но я усаживаюсь на диван с листком, вырванным из какого-то блокнота и шариковой ручкой, что дала Вика. Сама она натягивает футболку и отваливает куда-то на кухню.
Нацарапываю текст, в голове уже звучит мелодия к нему. Картинка и звук чёткие, люблю, когда так. Но когда перечитываю, понимаю, кто станет первым, увидевшим эти слова.
Набираю в мессенджере сообщение, прилепив дурацкий смайлик с кружкой то ли чая, то ли кофе. Но Принцесса поймёт. А потом набираю туда же текст будущей песни.
И отправляю. Прочитано. Абонент не в сети.
//* Бо-дзюцу – восточное искусство боя на шестах (посохах)
бо – шест, посох (2м палка), бывает в современном исполнении телескопической складной, но классика – деревянная.
