Текст книги "Отвергнутая жена (СИ)"

Автор книги: Мартиша Риш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Дикая мысль взборонила и так раненое сердце барона, посеяла ревность. Люцию точно прикармливает другой! Хочет урвать свое наслаждение тайно. Одного ее взгляда, оголенного плечика или колена достаточно для того, чтоб навсегда покорить мужскую волю. И делать ничего не придется. Таких как она больше нет! И не будет. И он сам скоро останется без жены.

Люция и так его отвергла, сказала, будто их брака больше не существует. Даже не спросила о сыне. Будто бы нет у нее больше семьи, будто наследник барона ее больше нисколько не интересует. Зенон уже сирота, мать отвергла его вот так запросто, не болит у колдуньи сердце о сыне.

Барон потряс головой, тугие вены вздулись на широкой, поистине бычьей, шее. Он не мог поверить в то, что потерял все и обратно уже ничего не вернуть. Жил же он один? Имел сотню любовниц, меч служил ему верой и правдой! Замок возвел на своих собственных землях. Легко сносил тяготы, радовался победам. Теперь же внутри стало пусто. Хоть все у него забери – лучше не станет. Сожги его замок – тоже душу нисколько не тронет.

И все из-за жены, из-за его любимой колдуньи! Вздумала насмехаться над ним! Посмотрим, как она заговорит на суде. Впрочем, такую как Люция, похоже, ничем не запугаешь. Околдовала, очаровала, душу украла...

Все громче разносился голос священника, все больнее теребил душу и, кажется, острым колом вбивался в живое сердце.

– Вы правы, ведьма взяла вашу душу в плен, милорд! Позвольте ее душу, освободить, пока еще не поздно!

– Возведу ее на костер, поглядим как тогда взмолится!

– Колдуньи боятся смерти.

– Нет, с Люцией и это не поможет.

– Все в руках бога!

– Я поставлю на землю корзину с малышом Зеноном. Посмотрим, что тогда она скажет. У любой матери дрогнет сердце от детского плача.

– Ваш сын, – священник понизил голос, и кардинал приподнял набухшие веки, – колдун. Он зачат от самого дьявола. Лучше избавить невинную душу от этого бремени. Огонь вам поможет.

– Огонь поможет. Я размахнусь люлькой, когда хворост немного займется. Будто бы хочу и нашего сына бросить в костер, тогда жена станет готова на все. Она согласится вернуться в свои комнаты.

– Вы заблуждаетесь! – побелел священник. Нахмурился суровый кардинал.

– Пожалуй, так. Нельзя допустить, чтоб хворост занялся. Люция обожжет свои ножки.

– Если вы рискнете освободить ведьму, – послышался хрипловатый голос кардинала, – Вас ждёт отлучение от святого престола великой церкви. Колдунья должна быть сожжена во имя мира на ваших землях. Иначе крестьяне поднимут бунт и будут правы.

– Вы так думаете?

Розен будто пришёл в себя, сознал, что слишком многое сказал при церковниках. Он понимал, что стоит ему начать помогать Люции – с замком можно навсегда попрощаться, как, впрочем, и с титулом, и с богатствами. В лучшем случае удастся сохранить те немногие вещи, которые можно поднять с собою в седло.

Да и пес с ним, с тем замком! Возьмет горстку стражей, поседлает коней, перед собой в седло посадит Люцию, как бы жена ни сопротивлялась, он удержит ее рядом с собой. Зенона вручит кому-нибудь из надёжных людей. Мерным галопом они отправятся на Восток, отъедут от замка, неторопливо пересекут границу. С Василием Третьим дела будет вести проще, чем с Карлом Пятым. Отстроит он еще себе новую цитадель, главное только, чтоб Люция рядом была.

Не даст он ей от себя отречься, бросить Зенона. Вместе уедут. Только нужно понять, кто его соперник. Кто из стражей подходил к решетке темницы. С этим человеком он должен разделаться. Люция вновь будет принадлежать только ему одному. Всей своей ведовской душой!

– Я знаю, о чем говорю, ведьма должна быть сожжена, – неторопливо продолжил кардинал, – Что касается младенца Зенона, – кардинал переглянулся со священником, – Говорить об этом рано. Нужно выждать немного, время покажет, есть ли у младенца душа. Мы станем молится о нем.

– Я благодарен, – солгал Розен.

Для себя он уже все решил. Осталось вымолить у Люции прощение. Барон поджал губы, вспомнил, как этой ночью уже падал на колени перед женой. О таком позоре даже думать стыдно! Никто никогда не мог заставить барона опустится перед собой на колени. А она смогла! Ведьма!

И ничем ее нрав не покорить, ни угрозой, ни лестью. Точно дикая кобылица – непокорная, вольная и оттого особенно желанная. Думал, уже накинул узду, привел к дому, приручил. Все неправда. Легко она сбросила с себя святой обет быть его женой, будто узда лопнула на дикой кобылке, и вновь та обрела свободу. Ничего, Розен вновь сумеет ее покорить.

Один раз удалось, значит, и во второй раз должно получиться. Не ускачет далеко кобылка без своего сына, будь она хоть трижды ведьма! Пусть свершится суд, коней он выведет из конюшен следующей ночью. Вскроет темницу, вытащит свою жену на свободу силком. Ускачут они тайно, так уж всяко будет надежней.

– Ведьму предадут огню, – торопливо продолжил священник, – В тот же день вы отправитесь в земли герцога Улицкого. Он по-прежнему хочет выдать за вас свою единственную дочь. Набожная баронесса успокоит людей одним своим именем. У вас еще появятся на свет дети.

– Будь по-вашему, – легко согласился Розен. Он не знал, что уже через четверть часа из его земель в замок герцога Улисского отправится гонец, чтоб сообщить о том, что дело почти улажено.

*** Люция решительно расправилась с той трапезой, которую под видом святых даров принес ей Паул. Страж не мог видеть, что вино и белый хлеб были подменены сыром, сдобой и сладким сбитнем.

Паул нетерпеливо ждал, когда женщина промокнет тонкие руки вышитым полотенцем. Он принес ей все самое лучшее из того, чем обладал сам. Точнее из того, что ему отдал отец вышивальщицы в благодарность за спасение дочери.

– Было очень вкусно. Спасибо. Вы хотели о чем-то спросить?

– Я испытал зелье, тихим шепотом произнес старик.

Люция насторожилась, она до сих пор сомневалась в том, что ей удалось повторить старинный рецепт без ошибки. Кошачья лапка – очень непростое растение, оттенок цветов и то может меняться в разную пору.

– И на ком же? – тихим шепотом спросила ведьма.

– На вышивальщице, девушку ударил по голове бык. Она умирала. Я прочел заговор, приказал ей месяц провести во сне, – Паул вздрогнул, вспоминая о том, что происходило рядом с ним этой ночью, – Анна будто умерла, даже дышать перестала. И сердце как будто не билось.

– Она еще спит? – Люция старалась не показывать страха, но голос ее немного выдавал.

– Ее разбудили на рассвете. Девушка здорова, только не помнит, что с ней было. Вообще не помнит прошлого дня. Так всегда должно быть?

– Может быть, дело в том, что ее ударили по голове. А может, и в том, что разбудили раньше назначенного часа. Нужно было дать ей проснуться самой. Память когда-нибудь вернется. Так говорилось в книге семейных заклятий.

– Если не вернется, то так было бы лучше. К чему ей помнить о боли?

– Я рада, что зелье помогло, – Люция замерла на полуслове. Ей не приходило в голову, что Паул так быстро сможет провести эксперимент. Молодец он, что помог и смог испытать зелье на ком-то.

– Я тоже рад этому. У Анны больше не будет потомства?

– Не будет. Зелье, оно ...

– Говорите, у нас есть еще немного времени, баронесса.

– Вы знаете, как появляются на свет бабочки? Сначала из яйца вылупляется гусеничка, потом она превращается в кокон и только потом способна раскрыть крылья. Это зелье так же превращает человека из куколки в нечто другое. Но отнимает возможность завести потомство. Мне жаль Анну, ей не быть матерью.

– Это к лучшему.

– Быть может, и так.

– Я так же дал зелье ее матери, женщина чуть не умерла с горя. У нее случился припадок.

– Она жива?

– И здорова. И отцу семейства я тоже капнул капельку в губы. Не сможет семья жить без мужчины. Дрова, хлев, да мало ли хлопот у человека, у семьи.

– Пусть эта семья живет долго. Быть может, я их еще встречу потом. Только...

– Только что?

– В полнолуния оставайтесь каждый в своем доме. Может кое-что произойти. Не стоит переживать.

– Хорошо, – Паул исполнился искренней благодарностью к ведьме. Он попусту потратил часть зелья, а та приняла это как должное. Даже нашла силы пожалеть Анну. С такой женщиной, как Люция, нужно быть честным.

– Вы видели моего сына?

– Малыш здоров и спокоен, вам не о чем переживать. Хуже другое.

– Что же? – ведьма превратилась в натянутую тетиву. Она безмерно переживала за Зенона.

– Все ваши украшения Розен передал на сохранение своему другу. И я не смог узнать кому именно. Мне рассказал об этом градоначальник, но он уже мертв. Разбойники напали.

– Жаль, – Люция успокоилась немного. Драгоценности значили для нее куда меньше, чем сын. И все равно было обидно. Ее серьги, колье, браслеты... Все в чужих руках. Муж и так продал ее, теперь еще и обобрал. Украл все, что сам подарил. Те рубины так ярко играли на солнце, переливались. Это были по-настоящему ее камни. Заговоренные, оберегающие. Теперь у Люции нет даже такой мелочи, как собственные вещи.

– Думаю, еще можно узнать имя того, кто стал хранителем.

– Как?

– Перед тем, как умереть, градоначальник отпил немного зелья. Он принял его за вино, – смутился Пауль, – Но я не успел прочесть над ним заклинание.

– Сам он не проснётся, не бойтесь. Запомните место, где он похоронен.

– Непременно. Это под молодым дубом на том кладбище, что рядом с замком. Дуб точно не сгинет. Я пролил первую каплю на его корни, хотел убедится, что зелье не ядовито.

– Убедились?

– Вполне.

– Вот и хорошо. Я надеюсь на вас. В моей памяти хранится еще много любопытных рецептов. Когда я очнусь ото сна и возьму сына на руки, то я передам вам их все.

– Благодарю вас, Люция. Я сделаю все, что от меня зависит и даже больше.

– Запомните, я должна проснуться ровно через пятьсот лет.

– В две тысячи двадцать пятом году от Рождества.

– Именно так. У меня будет к вам еще одна просьба.

– Какая именно?

– Проследите, чтоб пересохший колодец рядом с заброшенным домом не засыпали. Он там чуть в стороне и мне еще пригодится.

– Я прослежу. Покуда слово священника что-то значит, колодец останется не тронут. Или же мне придется его откопать к вашему пробуждению. Где следует вас похоронить?

– Рядом с дорогой. Дорогу ни один селянин не рискнет копать, побоится гнева землевладельца. Лет через сто похороните рядом со мною сына. Пусть он проснется чуть позже меня на всякий случай. Через пятьсот лет и месяц, чтобы я успела освоиться в новом мире.

– Воля ваша, Люция. На суде нападите на меня, и я проткну ваше горло распятием, а потом капну зелье на губы. Пока вокруг будет смятение, я успею прочесть заговор. Так можно?

– Да.

Глава 15

В замке герцога Улисского горели свечи, мрачным туманом оседал на старинных камнях рассвет. Едва теплились угли в камине. Старик занимал свое привычное место во главе стола. Его дочь сегодня едва смогли поднять с постели. Юная девушка была как обыкновенно бледна. При виде творога она вздрогнула и поспешила прикрыть пухлые губы салфеткой. Дурнота опять подступила к горлу. Немолодая служанка промокнула виски девицы

– Ничего, это пройдет,– мягко обратился к дочери герцог, – Женская дурнота только на пользу ребенку. Кушай, замку нужен сильный наследник.

– У меня будет дочь, – отрезала девушка, – Подайте солений и копченого мяса. Видеть это ничего не хочу, – с этими словами герцогиня отшвырнула от себя полную миску еды.

От былой скромности девушки, которая так запомнилась Розену, ничего не осталась. Девица смело демонстрировала отцу свой нрав, даже глаз при герцоге не опускала. Мало того, сидела с отцом за одним столом, будто не дочь, а наследник всех земель и громадного замка.

– Дочь так дочь, это еще и лучше. Дураков в мире много. Найдем и для нее жениха.

Юная герцогиня вскипела.

– Если вы думаете, что я стану жить с этим медведем неотесанным, с Розеном, то глубоко ошибаетесь! В моих покоях есть место только для одного мужчины! Имя ему – Кай!

– Конюшенный парнишка, – хмыкнул герцог. Ответ дочери его нисколько не напугал, – Барона обскакал. Шустрый! Красивый, умом блещет, жаль только не родовит.

– Это ничего не меняет.

– Твоя дочь должна произойти на свет знатной дамой. Судьба байстрюков незавидна. Если родится мальчик, ты даже не сможешь оставить его при себе. Девочку в лучшем случае возьмут в полюбовницы.

Юная герцогиня опустила глаза, смяла в руках салфетку. К ее глазам подступили злые слезы обиды. Отец прав, тут ничего не поделать. Церковь обладает великой силой. Тот, кто осмелится противится ее воле, будет отлучен, потеряет все. Так уж устроена их жизнь. Ни деньги, ни титул, ни связи – ничто не спасет. Неважно кем ты родился, аристократом или селянином, но брак обязан заключить в храме. Иначе твоих детей станут все презирать.

Девушка опустила руку на свой животик. В нем бьется жизнь, еще крошечная, но такая прекрасная. Плод их с Каем истинной страсти, нет, даже любви. Отец так ругался, когда прознал обо всем, что случилось. Грозился Кая повесить, запороть до смерти, облить смолой. Да только герцог испугался слез дочери. Не смог навредить ее любимому. Стерпел позор, а теперь сам предлагает предать их с Каем любовь. Разве можно выйти замуж за другого мужчину?

Нет, барон Розен очень красив и стать у него поистине медвежья. Высоченный, широкий в плечах, девушка таких мужчин и не видела никогда раньше. Ходят слухи, будто он умелый любовник, щедрый и заботливый муж. Было бы любопытно познать его ближе. Но Кай! Он такого точно не потерпит – сбежит. А сложится ли у нее с Розеном – еще неизвестно.

Красивый мужчина, только уж очень он грозный. Хотя, когда веселится, то кажется будто искорки пляшут в глазах и улыбка у него очень приятная. Но все же, барон – не ее Кай, не подтянутый конюшенный паренек, который может так просто объявить о том, что он счастлив и закружить юную герцогиню на руках. А потом упасть вместе с ней в ароматное сено. И там...

– Ты совершенно не хочешь услышать меня, дочь!

– Напротив, я внимательно слушаю вас, отец.

– Твоему ребенку нужно доброе имя. Он должен произойти на свет в браке. Розен как никто другой подойдет на место твоего мужа. Он честен, знатен и верит всему, что я ему внушил.

– Он сразу поймет, что я не дева.

– Служанка поможет, есть верное средство этого избежать. Позора не будет. Пузырь, вынутый из рыбы, наполнят кровью. Барон ни за что не поймет, что кровь не твоя.

– Я не останусь с бароном наедине. Это значит предать Кая!

– Вот увидишь, я вздерну твоего Кая на воротах, если ты решишь отказаться.

– Только посмейте!

– Ты выйдешь замуж за Розена! И подаришь ему одну только брачную ночь, – герцог перешел на шёпот. – И верные слуги не обо всем должны знать, люди должны быть уверены, будто барон исполнил долг мужа, чтоб его признали отцом твоего ребенка. И ради будущего нашего рода ты это перетерпишь. Смирись, дочь.

– И что же будет дальше? Почему только одну ночь? – сощурилась девушка и тоже перешла на шёпот.

– Ты станешь вдовой.

Девушка закусила губу. Вариант, который ей предлагал отец, казался безопасным. Стоит ей захотеть – барон останется при ней мужем. А нет – так отец уже придумал, как избавить себя от лишнего зятя.

Только как бы все так устроить, чтоб Кай ни о чем не узнал? Нельзя рисковать своим счастьем. Если Розен окажется милым, заботливым, ласковым, так почему бы и не остаться с ним? Кая всегда можно будет услать, чтоб не проговорился о том, что между ними было. Если же Розен окажется грубым и злым, его просто убьют по приказу отца. С кем не бывает? Времена нынче лихие, да и от несчастия во время охоты не всех спасает молитва.

Не попробуешь – не узнаешь. Девушка нехотя кивнула отцу, приняв его предложение.

– Вот и молодец. Я опою Розена во время пира, но до супружеской спальни он должен будет дойти своими ногами. Утром все будет решено.

– Если я того захочу.

Старик только хмыкнул, его забавляло то, какой изумительной дрянью выросла его дочь, как цепко она брала все самое лучшее от жизни. От такой будет толк.

– Кая ушлите подальше отсюда, я не хочу, чтоб он испортил нам ночь и все планы.

– Ушлю, об этом не беспокойся.

– А мальчик? У барона Розена, кажется, недавно родился сын? Только не говорите, что я должна буду оставить при себе этого ребенка!

– Малышу уже исполнилось полгода. Он тоже погибнет по дороге сюда. Зачем нам нужна чужая кровь в роду? Я прикажу избавиться от него.

– Что ж, пусть так.

В груди девушки едва шевельнулась жалость. Дети так часто гибнут. Редко случается, чтобы половина детей дожила до поры отрочества. А те, которые могут остаться без родной матери, так и вовсе обречены. Нет смысла скорбеть о чужой крохе, нужно думать о своем малыше. И все равно жаль того мальчика. Он уж точно не виноват в том, что Розен понадобился ее отцу. Но и сделать теперь уже ничего не получится.

– Кушай, доченька. Тебе нужно быть сильной, чтоб на свет родился крепкий потомок. Ему суждено продолжить наш род.

– Ей!

– Молись, чтоб не разродиться двойней!

Глава 16

Стены замка дрожали от криков черни. Простой люд стекался к воротам со всех окрестных деревень. Говорят, их обещали угостить хмельным медом после суда, неизвестно, кто распустил этот нелепый слух.

Стражи замка опасались штурма, бродили по стенам, готовились, поднимали пока что только холодную воду на башни, что стояли по обе стороны от ворот.

– Выстоим, – толкнул в плечо Герберта один из друзей.

– Деваться некуда, бывали дела и похуже.

– И то верно, только стрелять все же проще в ту толпу, в которой не видны знакомые лица.

– Твоя правда.

– Говорят, Смо́ленск в осаде. Как бы не прибрал себе его Василий.

– Это навряд ли.

– Ты сам с той стороны границы, вот тебе и нет до этой беды никакого дела.

– Можно подумать, тебе есть дело до Смо́ленска? Ты сам-то не швед, а литвин.

– Мы люди простые, будем биться до края, лишь бы платили золотом. А уж кто платит – мне лично нет никакого дела. На то оно Приграничье и есть, кто здесь осел, тот вынужден хорошо платить стражам. Но только если Смоле́нск падет, то и до нас доберутся. Увидишь, от замка одни головешки останутся.

– Надеюсь, что не увижу.

– Не зарекайся, Герберт. Кстати, а как твое настоящее имя?

– Только я, да моя мать знаем. У нас в Тропорах так принято, чтоб ведьма не смогла навести своего колдовства. Оттого-то у нас колдуний и не боятся.

Во дворе мелькнуло роскошное одеяние кардинала, люди вынесли стол, накрыли его белоснежной скатертью. Герберт чуть не выпустил из руки веревку, которой привязывали чан с водой. Так их будет сподручней поднять и опрокинуть по ту сторону стены, если крестьяне совсем уж озлобятся.

– Держи крепче, олух.

– Держу! – Герберт принялся споро завязывать узел, – Суд что, сегодня во дворе будет?

– Видимо. Смотри, вон и Розен идет. Все никак со своей колдуньей распрощаться не может. Крепко, видать, бесова Люция его приворожила, вот и томится, – ветер отшвырнул белые волосы литвина в сторону от лица. Голубые глаза парнишки смотрели во двор с испугом.

– Не хотел бы я судить жену, в темницу бы ее не бросил.

– Слушай, Герберт, я тут что подумал, может, ты вместо меня постоишь во дворе? Начальнику стражи нет никакого дела, кто там останется. Ты колдуньи не боишься, а я, знаешь ли, слаб в своей вере. Мне чем дальше от ведуньи, тем оно как-то спокойней.

– Что взамен?

Герберт не стал торопиться с ответом. Нельзя навести на себя лишние подозрения. Этой ночью все должно пройти гладко. Он увезет Люцию вместе с ребенком, сделает своею женой. Только знать о его планах никто не должен. Жаль, прошлой ночью ему градоначальник помешал. Да только теперь его уже нет, отпели и прикопали под деревом. Прямо у стены замка, чего далеко ходить.

– Астролябию свою отдам, хочешь? Она у меня небольшая, самое то!

– Идет, – будто бы нехотя согласился парень.

– Иди тогда, я потом тебе ее принесу.

– Смотри, не забудь. А то я тебя знаю. Чего сейчас-то не отдашь?

– Она в казарме, а мне спускаться сейчас вниз совершенно не хочется. Колдунью вот-вот поведут.

– Обманешь, кости переломаю, – полушутя сказал парню Герберт.

Ноги сами понесли его вниз, он мечтал увидеть Люцию. Показаться ей на глаза, успокоить, убедить в том, что не бросил и теперь уже никогда не бросит. Позаботится. Неужели, он ее любит? Вот так, слепо, по-настоящему? Как его мать любила отца? Или дело в другом? Может, он просто мечтает выхватить из рук судьбы такой ценный приз, как красотка-дева и здоровый крепкий малыш? Парень сам не мог понять своих чувств. Наверняка он знал только одно, как бы ни сложилась жизнь дальше, за эту женщину он готов биться до конца.

Парень спустился по темной лестнице и, наконец, вышел во двор. Подле стены двое конюхов переругивались совершенно невесело. Герберт тут же навострил уши.

– Какой бес дернул именно сегодня заставить нас перебирать все седла по ремешку? Можно подумать, ночью в поход выдвигаться.

– И не говори, руки как деревянные стали. Нет бы дать нам времени до утра.

– Мечтай, как же! К вечеру все должно быть готово. Может, и вправду, барон решил выдвигаться на помощь Смо́ленску?

– Но почему ночью? Да и не до этого сейчас барону. Он свататься собрался к дочери герцога Улисского, об этом все говорят. Тут уж, поверь, сначала свадьбу сыграют, а потом на войну. Иначе никак. Или по-твоему барон никого после себя не оставит из наследников?

– У него же есть уже один сын.

– Да какой же это наследник? Сын ведьмы не в счет. Мать изведут, ребенок и дня не проживет, будь уверен.

*** Люция молилась в темнице всем ей известным богам. Она просила, чтоб только ничего дурного не случилось ни с ней, ни с ее малышом. Сейчас девушка горько сожалела о том, что не рассказала Паулу всей правды. Врата откроются в ее мир ровно через пятьсот лет. Но что будет, если с ней самой что-то случиться? Мало ли... Тогда малыш Зенон никогда не попадет на родину, не увидит их мир, не узнает, как пахнут настоящие розы. Перед тем ее домом весь сад пылает алым и розовым. Девушка закусила губу.

Теперь ее судьба и судьба сына зависят от одного только Паула. Нужно было сознаться во всем Герберту! Так было бы надежней, только вряд ли страж ей поверил бы. Нет, не поверил бы и помогать бы не стал. Мог бы подумать, что Люция решила погибнуть и забрать с собой на тот свет сына.

Девушка прошлась по комнатке, сено больно кололо ее нежные ноги, путалось и мешало. Нет уж, умирать она точно не собирается! Только бы убежать из этого мира подальше. Хоть бы все получилось. Люция устало потерла виски. Ничего, скоро она уснет, а когда проснется все уже будет совсем по-другому. Она возьмет своего мальчика на руки, будет его качать, баловать. И никакой Розен им больше не помешает.

К тому времени она уже наверняка овдовеет. Любопытно, что будет ждать ее по ту сторону врат? Дом, должно быть, останется ухоженным, впрочем, как и сад. Повезло, что она наняла семейство горгулий для ухода за своей собственностью. Как будто бы чувствовала, что задержится на Земле.

Интересно было бы узнать, как там сейчас поживает ее старшая сестра? Уже устала ругать Люцию на все лады? Или еще продолжает? Письмо бы ей передать, да только нет такой силы, которая могла бы пробиться на ее родину. Люция улыбнулась своим мыслям. Именно в этот момент в ее темницу заглянул незнакомый страж.

Глава 17

Крик толпы отдает в груди острой болью, цепляет когтями, разрывает на части хрупкое сердце. Многоголосый, он твердит о безумии. Кругом только лица знакомых. У каждого из них есть семья, и от каждой семьи ведьма отвела беду. Зельями ли, заклинаниями, силой ли своего дара, но выставила смерть или болезнь за порог. Оттого этот крик ранит душу стократ сильней. Были бы эти люди ей незнакомы, гораздо проще бы Люция смирилась с их жаждой ее смерти.

Ведьма ступает неспешно, она улыбается, держит голову надменно и прямо. К бесу их всех, не заслужили её доброты, испугались колдовства. Такие никогда не простят другому его превосходства. Пускай дальше живут в полном невежестве, уповают неизвестно на что.

Страж позади ведьмы бережет Люцию, будто бы ее жизнь еще стоит чего-то для этого безумного времени, для этого жуткого мира. Нет здесь места для доброты, значит, и для любви тоже. Напрасно она поверила в чудо.

– Осторожно, не поскользнитесь, баронесса, – беспокоится странный незнакомый Люции стражник, подставляет широкую ладонь под ее острый локоть.

– Не смей касаться меня.

– Прошу извинить, вы могли упасть, расшибиться. После дождя из-под мостовой лезет глина.

– Убилась бы и что с того?

– Сиятельство не велел.

Люция вздрогнула, выходит, муж проявил заботу о ней? Надежда вдруг болью пронзила сердце. Муж обрек ее на суд, сына на голод, затеял все это. Так можно ли вспоминать о том, как им было хорошо раньше? То прошлое слишком уж зыбко, чтоб о нем помнить. Розена она теперь ненавидит так же крепко, как раньше любила.

Крохотное яблочко упало под ноги девушки, Люция непроизвольно вскинула глаза на того, кто его бросил. В толпе мелькнуло лицо отца Анны, мужчина склонил голову перед ведьмой и что-то пробормотал. Неужели он один ей благодарен? Один из всех жителей города? А, нет, впереди мельник, он тоже хочет что-то сказать. Кланяется, бормочет и крестит ведьму на все лады.

– Всевышний да поможет вам, баронесса, – голос мельника растаял среди остальных, растворился в гомоне и исчез.

Еще несколько женщин украдкой поклонились колдунье, всех их она помнила, как и помнила те страдания, через которое они прошли. Каждой смогла помочь, их детей отобрала у смерти, вернула здоровыми. Выходит, некоторые горожане ей до сих пор благодарны? Но зачем тогда они собрались здесь на крохотной площади?

Толпа расступилась, впервые Люция столкнулась взглядом с лицом грозного кардинала. Он ей напомнил злую птицу, которая хочет забрать себе все то красивое, что увидела. А то, что прибрать в свои лапы не может – изорвет, уничтожит, лишь бы не досталось другим. Сколько же жизней он погубил, этот красавец в слегка припыленных одеждах?

Отец Паул занял место по левую руку от кардинала. Он бледен, теребит рукава своего бедного одеяния. На груди немолодого мужчины сияет камнями громадный крест. Он скорей напоминает орудие смерти, чем орудие, которым спасают души. Паул кивнул девушке, будто бы подтвердил условия их сговора, обнадежил. И тут же поднес руку к своему богатому распятию, проверил ножны – легко ли им соскользнуть.

Такие кресты не редкость в Испании – только обычно их надевают на грудь юным родовитым девицам. С таким распятием можно молиться, а можно внезапно вынуть из распятия, будто из ножен, острый и длинный клинок, чтобы спасти свое тело от убийц и разбойников. Что ж, теперь и ей предстоит узнать остроту лезвия на своем собственном горле. Только бы не промахнулся Паул.

Люция перевела глаза на второго священника. Молод, в глазах плещется жадность в смеси со злобой. Неужели и он станет судить Люцию? Как только допустил это Розен? Ведьма хотела перевести взгляд на мужа, но тут из замка послышался плач. Тихий, негромкий, почти и не слышный. Да только уши матери все равно его уловили. Сердце Люции ухнуло в пропасть, где-то там исходит криком на руках у служанок ее собственный сын. А она даже взять его не может. Хоть бы покачать на прощание, поцеловать теплые щечки. Да только Розен теперь не даст это сделать! Отвратительный, злой, мерзкий, гадкий! Всю душу ее муж порвал на клочки!

Девушка обернулась на Розена, столько яростных слов клубилось на ее языке. Ей хотелось все сразу высказать их барону! Девушка посмотрела на мужа и охнула. Бледный, серый, состарившийся вдруг на десяток лет, а в глазах его плещется невыразимая боль, истинное горе. Так может смотреть только преданный пес на хозяйку, которая решила его бросить, привязала к воротам дома, а сама ушла, чтоб не вернуться никогда больше. Столько горечи в этом взгляде! Люция уйдет в будущее, заберет вместе с собой малыша. Розен останется и жить без них точно не сможет. Он просто умрет, как любой преданный зверь. Никогда больше не станет счастливым! Почему он поступил с ней так? Почему разрушил их счастье? Огромный, красивый, сильный, готовый биться за нее и их малыша до конца.

Люция отчетливо помнила, как замок был осажден, как муж, не думая ни секунды, сам возглавил атаку, вышел на стены, а потом бился внизу под стенами замка. Как громко кричал барон – За Люцию! Бился как зверь, отгоняя врагов от своего уютного логова. И тогда Розен не знал, что доспех его давно зачарован, что в его сапогах можно ходить по горячим углям, что ни одна стрела не способна задеть его пусть даже вскользь. Ее любимый муж готов был отдать свою жизнь за нее. И он ни секунды не думал перед тем как ринуться в бой.

Слезы хлынули в горло, сдавили грудь. Нельзя теперь плакать. Предал их с сыном Розен. Он во всем виноват... Или не он? А те, кто его так воспитал.

– Прости и прощай, – крикнула ведьма.

Барон покачал головой. Черную бездну напоминал теперь его взгляд. И было ясно, как путаются в его голове мысли. Он уже теперь обезумел от горя. Будто чует, что нет той силы, которая даст Люции остаться с ним.

Кардинал стал читать долгую и бессмысленную речь. Он обвинял баронессу в страшных деяниях. Каждому его слову вторил яростный гул толпы. Люция не слышала ни единого слова. Она смотрела на барона и понимала, что из них двоих обречен он, а не она. Если бы можно было повернуть время вспять! Изменить все. Увы, как бы сильно ни любили они с мужем друг друга, суеверия и страхи толпы решили все по-другому.

И только она сама виновата в том, что все так сложилось. Она первая обманула, не созналась Розену в том, что колдует. Украла их с мужем счастье у судьбы. Если бы только они с Розеном встретились в другом мире или в другое время! Крупные слезы покатились по щекам девушки. Под плач своего малыша она прощалась с мужем. Через пять веков он исчезнет для нее. Навсегда исчезнет. Все, что останется от барона, от славного мужчины – только перечень былых побед, редкие записи в книгах. Родился, женился, поднял свое знамя над вражеской цитаделью. И ничего больше. Быть может, только гравюра, созданная чьей-то пристрастной рукой. Как же больно об этом знать. Как страшно то, что она его потеряет. Как жаль, что Зенон не узнает отца, не вспомнил его любящих рук... Если только Люции удастся провернуть величайший обман.

Девушка с тоской смотрела на мужа, морщинка залегла между его бровей, как часто она разглаживала ее своим пальцем, он еще помнит ощущения горячей, грубоватой кожи. Муж хмурился, когда выворачивался от назойливой ласки, затевал шуточную борьбу, норовя распластать ее на простынях под своим телом, а потом целовал бесконечно долго и огненно страстно. Никогда этого больше не будет.