Текст книги "Женский хор"
Автор книги: Мартин Винклер
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Никогда больше, ах, никогда!
С парнями завязываю я навсегда.
Какая же ты глупая, девочка моя!
Парень – просто парень, вот и все дела.
Одного потеряла – десять найдешь.
Увидишь сама, когда поживешь.
Своего третьего парня Ты соблазнила,
С ним о любви поболтать решила.
Ты сказала ему: «Шарли,
Мне страсть как хочется любви,
Залезай же ко мне в постель».
Но вместо того чтоб с тобой обниматься,
Этот тупица решил отоспаться.
А ты ведь, красотка, была чиста,
Тебе захотелось женщиной стать.
Ты поклялась: никогда, никогда!
С парнями завязываю я навсегда.
Какая же ты глупая, девочка моя!
Парень – просто парень, вот и все дела.
Одного потеряла – десять найдешь.
Увидишь сама, когда поживешь.
Четвертого парня ты быстро нашла,
Решилась – и замуж сразу пошла.
Семью ты мечтала скорее создать,
Ему ты сказала: «Матерью стать,
Альберт, я хочу,
Сделай мне дочку, тебя я прошу!»
Но вместо дочурки он тройню заделал,
Что же, красотка, обычное дело!
Ты написала тогда: «Вот проклятье!»
И поклялась: никогда, никогда!
С парнями завязываю я навсегда.
Какая же ты глупая, девочка, признай!
Парень – просто парень, вот и все дела.
Девочка-блондиночка найдет парня опять.
Так уж устроена жизнь, не надо горевать!
(еще раз)
ЧЕТВЕРГ (Модерато) [26]
ПРЕДИСЛОВИЕ
Проснувшись, я обнаружила, что лежу на животе, губы в лужице слюней, я голая, мне холодно, я натянула на плечи плед, стала искать тепло его тела, но его рядом не было, его больше нет и никогда не будет, он ушел, я не знаю когда, и забрал все вещи, одежду, ботинки, свои проклятые книжки и диски. Ну и скатертью дорожка, он не должен был со мной так обращаться, я не мебель, обойдусь и без него, к тому же на одного потерянного приходится десять найденных, но обещаю тебе: им придется вытянуть билет и пройти проверку. Я и без того девушка непростая, а теперь стану еще требовательнее.
Я подняла глаза на будильник и не увидела, сколько времени. Значит, вчера вечером я задернула шторы, черт побери, я ничего не помню, но точно знаю, что сейчас еще не поздно, когда я напиваюсь, то долго не сплю, поскольку алкоголь в крови понижает уровень кортизола, и у меня болят половые органы, они набухли и до них не дотронуться – это не как у парней, с их утренними дубинами, им это приятно.
Во рту вязко, лицо мокрое от слюны, нос заложен.
Но я знала, что больше не засну.
Я села в постели, стала искать, что бы накинуть на спину, ноги наткнулись на что-то под кроватью, я опустила руку и достала свитер. Его свитер. Тот, в котором он спал в последний раз. Почему он до сих пор здесь?
Я надела его, мне плевать, ведь егоздесь нет, это всего лишь свитер, и в любом случае, у меня заложен нос, я не чувствую даже собственного запаха.
Я включила лампу у изголовья, стала искать очки, нашла их, и мир приобрел объем, но так и остался туманным. Эти стекла всегда грязные. Но я слишком замерзла, чтобы подняться и надеть линзы. Я протерла очки краешком свитера.
Четверть седьмого. Осталось убить еще два часа, а я точно знала, что больше не засну.
Я встала на колени в постели, подставив бедра холоду, и нагнулась сначала вправо, затем влево, потом вперед. Наконец я нашла свою сумку – отлично, значит, я ее не оставила в гостиной – и достала из нее мобильный.
Оставалось только молиться, чтобы соседский WiFi был подключен, иначе мне придется идти искать шнур в гостиную, а я не хочу вставать, я очень замерзла.
Я забралась с мобильником под теплое одеяло, и, когда его включила, свет озарил мой шалаш под деревьями, мою палатку под снегом, мою подводную лодку. Черт бы побрал эту память, я вспомнила, как читала «Великолепную пятерку» [27] и Жюля Верна под одеялом с фонариком.
Ура! WiFi включен. Наверняка у меня нет сообщений, но я все равно проверю, ведь никогда нельзя знать наперед: Матильда, региональный представитель лаборатории, иногда присылает мне вопросы по ночам. Говорят, эта женщина никогда не спит.
От Матильды ничего, зато письмо с адреса
«Вот книга, которую я посоветовал вам прочитать, в формате PDF. ФК».
Какая книга?
К письму был прикреплен файл.
...
Женское_тело_pdf.
Черт, этот тип никогда не оставит меня в покое! Мы ругаемся, я отшиваю его, когда он предлагает обсудить прошедший рабочий день, а он в отместку подкидывает этот талмуд. Значит, придется прочесть с экрана шестьсот страниц. А потом что?
Разумеется, я открыла файл. Решила: прочту первые страницы и сразу пойму что к чему.
Предисловие к седьмому изданию
Бруно Сакса и Франца Кармы
...
Пациентке «Альфа» посвящается
Публикация данного седьмого издания совпала с очень важной датой. Ровно двадцать лет назад умер Оливье Мансо, оставив в своем кабинете оригинальную рукопись «Женское тело». Должно быть, он покончил с собой сразу после того, как завершил работу нал книгой. С тех пор мы никогда не прекращали задавать себе один и тот же вопрос: как мог мужчина, замечательный врач и одаренный писатель, которому не исполнилось и тридцати лет и который помог стольким людям, решиться наложить на себя руки?
Оливье был не только нашим другом, он был образцом. В конце восьмидесятых годов за короткий период, всего за полтора года, он заложил основу беспрецедентного опыта, который впоследствии вдохновил многих практикующих врачей во всем мире, но никогда не воспроизводился в его собственной стране. Интерн, а потом врач, прикрепленный к акушерской клинике Турман-Север, он одним из первых во Франции объявил войну чрезмерному использованию медицинских средств во время родов и разработал оригинальный метод, радикальный и смелый, согласно которому женщина сама планирует и организует свои роды с помощью акушерок, выбранных ею самой. На протяжении полутора лет Оливье Мансо работал в родильных залах под опекой другого исключительного врача, доктора Абрама Сакса. Частота рассечения промежности (эпизиотомии) приблизилась к нулю, частота кесаревых сечений снизилась на шестьдесят процентов, количество заболеваний новорожденных, при которых требуется госпитализация, сократилась наполовину, а послеродовые осложнения был настолько малочисленны, что некоторые стали обвинять больницу в подлоге данных. Однако Абрама Сакса подкосила внезапная болезнь, и его место на посту заведующего акушерской клиникой «Север» занял человек, гораздо менее благосклонный к революционным методам своего предшественника и его учеников.
Решив продолжить работу начатую рядом со своим наставником, Оливье держался на протяжении нескольких лет. Неутомимый учитель, он воспитал десятки акушерок и интернов, которые, как и он, желали, чтобы акушерки помогали женщине рожать, а не подавляли ее своей властью. Отстраненный акушерами-гинекологами старой школы от ведения родов, а вскоре и от любой преподавательской деятельности, он решил изложить все, чему успел научиться, в книге такой же оригинальной формы и концепции, каким был его подход к акушерству. Его проект не имел ничего общего с сочинениями по классической медицине, одержимой патологиями и стандартизацией. Содержание книги нельзя назвать ни глубоко пессимистическим, ни безмятежным; она во всех нюансах и вариациях описывает жизнь женщины от зачатия до смерти.
Книга «Женское тело», как и опубликованная в Бостоне в 70-х годах классическая работа одной из феминисток «Наше тело. Мы», простым, но точным языком описывает жизнь женского тела по мере его роста, взросления и старения, во время болезни и в здоровые периоды, без нормативного терроризма медицинских книг и без реваншистской морализаторской религиозной идеологии или идеологии нью-эйдж, которая сквозит во множестве книг и большинстве изданий о «естественных родах» и здоровье, число которых с каждым днем растет в книжных магазинах.
Когда через несколько месяцев после смерти Оливье его родственники передали нам его рукопись, мы не были уверены в том, что имеем право ее опубликовать. Однако Соль Лорентив, директор издательства «Соль», принял эту книгу с большим энтузиазмом. Это он вдохновил нас издать рукопись и превратить ее в справочное издание по акушерству и гинекологии в лучших альтернативных клиниках Европы и Северной Америки. Издатель Соль Лорентив – необыкновенно отважный человек, ведь всем известно, как на протяжении многих лет росла агрессивность самых обскурантистских медицинских кругов по отношению к этой книге и ко всем нашим коллегам. Однако эта отвага подпитывается глубоким знанием читателей. Первые шесть изданий «Женского тела», осторожно изданные несколькими тысячами экземпляров каждое, были раскуплены за несколько лет, и теперь каждое новое издание выходит дополненным.
Данное, седьмое, издание не исключение. Многие главы были переработаны и дополнены, особенно главы, посвященные таким темам, как половая дифференциация, гормонология подросткового периода, контрацепция, домашние роды, транссексуальная хирургия (новейшие методы, используемые в Канаде и Таиланде, описаны с большой точностью, а также изобличаются тяжелые осложнения после подобных операций во Франции, которые нередко приводят к увечьям). Новая глава описывает удивительные открытия, касающиеся связи между сексуальностью и физиологией груди; объектом преобразования стала также глава, посвященная фертильности и качественному и количественному анализу методов экстракорпорального оплодотворения. Главы, посвященные биохимии органов чувств, дополнены результатами самых последних исследований в области психобиологии. В главах, написанных Саломеей Вививаной, президентом апелляционного суда Турмана, изложены последние положения юриспруденции. Мы настоятельно рекомендуем нашим читателям и читательницам проконсультироваться в случае, если они столкнулись с не совсем чистыми с точки зрения законов и правил Республики врачами или заведующими.
Наша работа была бы невозможна без шестидесяти соавторов данного издания[28] и без ста пятидесяти свидетельств, которые мы получили от женщин всех возрастов и национальностей. (Не забыли мы и о мужчинах, и шестой раздел целиком и полностью посвящен им.) Мы хотим выразить всем свою благодарность за отличную работу которую часто приходилось выполнять в крайне тяжелых условиях.
Это седьмое издание, как и все предыдущие, будет очень полезно тем, кто хочет лучше понять жизнь женского тела. Мы счастливы, что нам в очередной раз удалось улучшить и дополнить книгу. Однако, как всегда, мы заканчиваем ее на серьезной и печальной ноте. Без работы Оливье Мансо эта книга, которая с момента своей первой публикации проследила жизнь тысячи мужчин и женщин, никогда бы не увидела свет.
Оливье с нами больше нет, но его энтузиазм и любовь к работе живут и растут с каждым новым изданием. Как и растет, мы надеемся, свобода мысли и жизни наших читательниц и читателей.
...
Франц Карма,
Бруно Сакс
ЗАМЕТКИ
Я зачиталась. Наткнувшись на статью под заголовком «Примеры медицинского насилия, применяемого к французским женщинам в начале XXI века», я поняла, что пора прекращать. Быстро приняла душ, оделась и, увидев, что подъезжает 83-й автобус, помчалась на автобусную остановку. Шел дождь. Когда автобус остановился, я вспомнила, что до сих пор так и не подумала, как забрать машину. Позвонить в ремонтную мастерскую? Я потеряю как минимум два часа, а этого мне хотелось меньше всего. Ничего, подумаю об этом вечером.
Я прошла вглубь автобуса и поняла, что забыла взять роман, который без особого успеха читала вот уже несколько недель. Черт!И что я буду делать двадцать минут в автобусе?
Я достала из сумки блокнот и стала просматривать записи, сделанные накануне.
Мои записи были безукоризненны и написаны ровным почерком на линованных страницах черного блокнота. Но у меня никак не получалось их прочесть. Каждый раз, когда я начинала читать описание повода для консультации (Просит выписать ей таблетки, или Извлечение спирали, или Зуд во влагалище, или Боль во время полового акта),передо мной возникало лицо женщины, и я слышала ее голос (Я хочу ребенка, а мой муж второго ребенка не хочет/ Меня пугает эта штука внутри, мне больно, у меня все время идет кровь, это ненормально/ Я уверена, что ему тоже необходимо провериться, ведь я не всегда знаю, где он шатается/ У меня вдруг пропало всякое желание заниматься любовью, мужу это не нравится, он говорит, что это лишь предлог, потому что на самом деле я этого никогда особенно не любила, муж меня бил, когда мне не хотелось, и это отбило у меня всякое желание),как… как…
Как тогда, когда я в первый раз пришла в больницу. Меня заставили присутствовать на всех обследованиях, которые проходят пациенты, но для меня это был ад, я все запоминала и думала, что важно все, потому что мне сказали: «Важна каждая деталь, записывайте все», – и я записывала все! Я исписывала страницу за страницей, и интерн не понимал, почему я каждое утро что-то пишу, даже стоя во время консультации. Именно тогда я узнала, что в мозгу у девушек, скорее всего, несколько языковых зон, потому что я могла одновременно слушать профессора и записывать то, что увидела в карте перед тем, как войти в палату пациентки, да еще слушать, как два придурка рядом со мной обсуждают женщину, которую они накануне видели в отделении неотложной помощи («Горячая, наверное, была баба!» – «Точно! Она и сейчас еще ничего, хоть и старая!»), с сальным смешком, от которого мне хотелось взять судно, наполненное мочой пациента, и выплеснуть им в рожи.
Я производила невыгодное впечатление.
Медсестры смотрели сквозь меня, потому что я постоянно путалась у них под ногами, даже тогда, когда все остальные уже ушли из больницы. Друзья злились, потому что я слишком много времени трачу на записи и потому что из-за этого профессора считали, что я работаю больше и лучше их. Интерны злились на то, что я записываю ничего не значащие детали: имена детей пациенток, то, что они думают о своей болезни, вопросы, которые следует задать семейному врачу. Профессора ругали меня за то, что я невнимательно их слушаю.
Нужно было собраться. Я научилась опускать все, что раздражало интернов, оставляя лишь то, что было им интересно, каждому из них: я помню одного интерна, который хотел знать все об аллергиях пациентов; другая – были ли в семье наследственные заболевания; еще один интерн искал пациентов, которым ни разу не делали операцию… (Со временем я поняла, что им это было нужно для диссертации или чтобы уговорить пациентов участвовать в лабораторном исследовании.) Наконец я научилась делать записи у себя между полуднем и пятнадцатью часами, на отдельных листочках, которые затем прикрепляла к карте больного; я научилась делать вид, что внимательно слушаю, и всеми силами старалась скрыть, что мне на них наплевать. Это было достаточно просто.
Что было трудно, так это постоянно слышать голоса. До самой ночи. Даже после ухода из больницы. Мне нужно было научиться их заглушать.
*
Я захлопнула блокнот и закрыла глаза. Когда я их снова открыла, то увидела, что половина пассажиров вышла на площади Мэрии. В автобус вошла очень старая женщина, ее поддерживал мужчина помоложе, с круглым лицом человека с синдромом Дауна. Мать и сын, подумала я. И закрыла свои внутренние уши, чтобы не слышать ее мыслей. Я знала, о чем она думает. Я слышала других женщин – ее сестру, кузину, – которые говорили об этом ребенке, который никогда не станет независимым; о том, как им страшно, что он пропадет после ее смерти; о муже, который исчез, потому что убивался на работе или потому что не выдержал; о других детях, которых у нее никогда не было или которых она больше не видит, потому что они терпеть не могут своего брата…
Довольно!
Мне никогда не следовало делать…
Мне нужно было…
На мою руку опустилась чья-то рука.
Я опустила глаза. Это была рука моей соседки, женщины лет семидесяти с морщинистым лицом.
– У вас болит голова?
– Э… да, – ответила я, чтобы предупредить дальнейшие расспросы.
Она стала рыться в своей сумке, глубокой зеленой сумке-мешке, бесформенной и потрепанной, которую купила, должно быть, очень давно и которой, несомненно, очень дорожит, раз постоянно таскает с собой. Извлекла две таблетки из упаковки дешевого аспирина:
– У меня есть таблетки. Когда у меня мигрень, они очень помогают.
Я покачала головой, пробормотала «спасибо» и, поскольку кто-то попросил водителя сделать остановку, резко встала и выскочила из автобуса.
Я вышла слишком рано: до больницы было еще десять минут ходу, – и это было не очень удобно, потому что шел проливной дождь, а поймать такси в этот час надежды не было никакой, но в автобусе я начала задыхаться.
СПОР
Ты не всегда был врачом.
Если я и надеялась, что по прибытии в больницу в моей душе наступит мир, то Карма сразу вывел меня из заблуждения. Когда я вошла в 77-е отделение, он стоял в коридоре и разговаривал с Алиной. Увидев меня, повернулся ко мне. В руке он держал желтые листы бумаги.
– Нужно поговорить, – сказал он таким тоном, как будто собирался раскрыть мне смысл жизни.
Я была не в настроении, я целую вечность шлепала под дождем, и ни один чертов водитель не притормозил, чтобы не обрызгать тротуар. Я промокла насквозь.
– Хорошо! Здравствуйте! – сказала я, чтобы напомнить ему о вежливости, но тщетно. И подошла к стойке: – Доброе утро, Алина.
– Доброе утро, докторЭтвуд, – ответила Алина, удивленно улыбнувшись.
– Джинн…Хорошо?
– Доброе утро, Джинн, – сказала она, улыбнувшись еще шире.
Она была красивая, эта девушка, когда улыбалась. От ее улыбки мне полегчало. Это лучше, чем ругаться, – да и зачем? Я причины не знала, но понимала, что скоро узнаю…
Карма посмотрел на меня и рассмеялся.
– Держите, – сказал он, протягивая мне листы. – Региональный представитель «WOPharma» попросила, чтобы вы ей перезвонили. Судя по всему, вы знаете, по какому вопросу.
Я покраснела как рак и забрала у него бумаги:
– Спасибо.
Он склонил голову набок и усмехнулся:
– Что это за опыт?
– Какой опыт?
– Тот, результаты которого вы должны ей в скором времени предоставить. Эта женщина – само очарование… и такая общительная…
Если она начинает выбалтывать все, едва заслышав твой голос молодящегося старикана, она еще и полная дура!
– Ничего. Ничего особенного.
– Ну же! Такое светило хирургии, как вы, никогда не станет тратить время на исследование, если оно неважное.
Как же он мне надоел! Я выстрелила в него взглядом. Его лицо помрачнело.
– Мне бы хотелось знать… Поскольку вы относитесь к племени врачей, а не дилеров,думаю, здесь есть материал, а не…
Пошел бы ты куда подальше.
– Это конфиденциально.
– Информация, касающаяся пациентов, конфиденциальна. Но только не терапевтические исследования. Их цель заключается в том, чтобы улучшить качество медицинского обслуживания. Информация, которая добывается в ходе исследований, принадлежит всем.
– Предприятие, финансирующее исследование, имеет право защищать свои инвестиции…
Он вытаращил глаза:
– Боже мой! Вы полностью переняли манеру их речи!
Плевать мне на это. Да что с ним сегодня?
– Вы дадите мне почитать документы, – сказал он тоном, не допускающим возражений.
– Конечно нет!
– Вы не хотите поделиться тем, что узнали?
– Я не хочу предавать людей, которые мне доверяют.
Я сказала это умышленно, ожидая услышать в ответ что-то вроде: «Это акулы. Они вам не доверяют, они вас используют», но вопреки моим ожиданиям, он покачал головой и пробормотал:
– Это делает вам честь.
Он смеется надо мной…
– Что?
Он почесал затылок и посмотрел на пол:
– Ваша лояльность по отношению к вашему… работодателю.Проблема, – сказал он, поднимая голову, – заключается в том, чтобы знать, как вы совмещаете ее с лояльностью к пациентам…
Тогда у меня возникло желание (в очередной раз) его задушить. Меня взбесило слово «работодатель». Я не чей-либо работник. Я не чья-нибудь игрушка. Я – сама себе хозяйка. А если этот идиот думает, что…
– Идемте, – сказал он. – Нужно поговорить. Если вы останетесь здесь, то пустите корни.
Он указал на пол. Капли, стекавшие с моего плаща, собрались у ног в небольшую лужицу. Я вошла в кабинет и разложила свои вещи. Когда я вышла, наполовину застегнув халат, то увидела, что Карма протирает тряпкой линолеум.
Он отнес половую щетку в хозяйственное помещение, по ту сторону двойной двери, прошел мимо меня, вошел в кабинет и стал тщательно мыть руки.
– Что вам известно о методе «Фридом»?
– Это метод трубной стерилизации. Производится с помощью эндоскопии под местной анестезией. Здесь его еще не предлагают, не знаю почему… Однако он более быстрый, более простой и менее опасный, чем перевязка труб с помощью лапароскопии. Нет риска, связанного с общим наркозом, нет риска кровотечений…
Споласкивая руки, он на мгновение обернулся, и мне показалось, что я заметила на его лице улыбку.
– Ваши… собратья из акушерской клиники как раз сейчас этим занимаются.
– Правда?
– Да. Только они хотят, чтобы пациентов для них готовили.
– Что вы имеете в виду?
– Они хотят, чтобы каждая женщина, желающая пройти процедуру стерилизации таким методом, предварительно в течение полугода носила гормональную спираль.
Несколько секунд я подумала.
– Прогестиноген атрофирует эндометрий.
– Да. И что дальше?
– Ну, это облегчает процедуру…
– Значит, вы считаете, что это нормально?
– Да…
– А я так не считаю.
– Почему?
– Потому что это профессионалы должны приспосабливать свои знания к пациентам, а не наоборот. Процедуру можно выполнять и без этой «подготовки» – она ведь разрабатывалась без нее. Значит, применять ее не следует.
– Но если так проще для нас, так лучше и для пациентов, разве нет?
Он взял три бумажные салфетки, вытер руки, повернулся ко мне и указал на гинекологическое кресло:
– Поднимитесь на него.
– Что?
– Поднимитесь на кресло.
– Но я…
– Я вам кое-что покажу. Поднимайтесь!
Я поставила ногу на ступеньку, задом приподнялась и села на краешек кресла.
– Примите позу для гинекологического осмотра.
– Что?
– Ну же! Вы же в джинсах, Джинн. Вы ничем не рискуете.
Я снова покраснела, но требование его исполнила. Я подняла ноги, положила их на подставки, легла и опустила голову на бумажную пеленку. Чтобы посмотреть на него, мне пришлось выгнуть шею вперед.
Карма пододвинул ногой табурет и встал между моими бедрами так, что его пах находился прямо напротив моих ягодиц.
Он был высокий, лохматый, очень бородатый и очень загорелый в электрическом свете. Я подумала, что женщины, когда он их осматривает, наверняка испытывают страх.
– Удобно?
Я чувствовала себя униженной и уязвимой, но не собиралась доставить ему удовольствия, показав это.
– Не очень, но бывало и похуже.
Он отошел от моих бедер, обошел вокруг кресла, протянул руку, приподнял мою голову и подложил под затылок маленькую подушку:
– Так разве не лучше?
– Лучше.
Он радостно улыбнулся:
– А теперь поднимайтесь.
Я спустилась, он придал креслу горизонтальное положение и снова показал, что мне следует лечь:
– Ложитесь, свернувшись калачиком.
Я смотрела на него и ничего не понимала.
– Примите позу «горизонтальное положение тела на левом боку», – пояснил он с улыбкой.
– А…
Не сводя с него глаз, я повиновалась. Он обошел вокруг кресла, встал позади меня, нагнулся. Чтобы увидеть его, мне нужно было лишь слегка повернуть голову.
– В Англии уже очень давно пациенток обследуют в этом положении. Со временем такую позу стали называть английской.
– Так называют горизонтальное положение тела на боку?
– Да.
– И это поза для гинекологического осмотра?
– Для всехгинекологических процедур. Особенно родов. Есть прекрасная новелла Жака Феррона, «Маленький Уильям»…
– Кого?
– Жака Феррона. Это врач и писатель девятнадцатого столетия из Квебека. Он умер в середине восьмидесятых.
– Не знала.
– Мммм…
– У меня канадское имя, но я никогда там не жила, – сказала я, чтобы избавить себя от каких бы то ни было комментариев.
– Хорошо, хорошо, не сердитесь. Короче говоря, в новелле Феррона молодого врача из Гаспези вызвали к женщине, которая рожала и отказывалась ложиться на спину и раздвигать ноги, а упрямо продолжала лежать на левом боку. Старую акушерку это не удивило, но молодой врач немного растерялся… пока не увидел, что роды идут практически сами по себе. Я уже десять лет не занимаюсь акушерством, и не знаю, как это происходит сегодня, здесь. У вас никогда не принимали роды в положении лежа на левом боку?
– Мне об этом ничего не известно…
– Жаль. У этой позы масса преимуществ. Меньше риск разрыва промежности, меньше давления на полую вену во время схваток, лучший контроль головки в период изгнания плода…
Для человека, который больше не занимается акушерством, он довольно много помнит…
– Гинекологический осмотр в этой позе наверняка менее удобен, – заметила я.
– Для кого?
– Для врача! В этом положении бедра плотно прижаты друг к другу…
– Это ничуть не мешает ввести зеркало. Нужно только быть аккуратным. Пациенты с ограниченной подвижностью или те, у кого вывих бедра, вообще не смогут принять положение лежа на спине, или же им придется для этого связать ноги. Обратите внимание на то, что до семидесятых годов во Франции связывать беременных женщин считалось нормальным… Нет нужды говорить вам, что они предпочитали ложиться на бок. А для некоторых из них это более целомудренно, чем наблюдать за тем, как врач орудует у них между ног… Не верите?
Я озадаченно покачала головой:
– Не знаю… Я никогда никого не обследовала в таком положении.
– И сами никогда в такой позе не лежали.
– Нет!
Я не стану показывать свои бедра черт знает кому черт знает когда.
– Если хотите узнать…
Я вскочила с кресла:
– Спасибо, в данный момент гинекологический осмотр мне не требуется.
На этот раз он промолчал и густо покраснел.
– Ах! Да нет же! Я имел в виду совсем другое…
– Что же вы имели в виду?
Он рассмеялся:
– Если вы хотите узнать об этом, спросите у тех, кто в этом больше всего заинтересован!
– Ах! (Вот в чем дело, возьми себя в руки.)Но, по-моему, на этом кресле ничего не получится: оно слишком узкое.
– Ммммм… – промычал он, скрестив руки. – А если обзавестись креслом пошире?
Судя по всему, он говорил серьезно.
– Да, может быть… тогда можно будет предлагать обе позиции. И они смогут…
– Да?
– Выбирать.
Он кивнул и улыбнулся.
А я прикусила губу.
Я его ненавижу.
ПОДВАЛ
Врач тороплив, целитель терпелив.
– Хорошо. Это еще не все, – сказал Карма и взял карту первой пациентки, пришедшей на консультацию, – но нас ждет работа.
Я направилась в кабинет.
– Нет, нет, – сказал он, останавливая меня. – Сегодня утром вы дежурите в отделении неотложной помощи!
– Неужели? С каких это пор?
– С тех пор, как я внес вас в список. Вчера.
– Я должна следить за поступлением больных по гинекологии?
– Да, и всех остальных, их там много.
– В отделении неотложной помощи всегдамного народу!
– Серьезно?
– Но…
Он наклонил голову, как будто сочувствовал мне:
– Это было давно? Вы забыли? Не сможете отличить сальпингит от аппендицита?
Он надо мной смеялся. Я начала потихоньку понимать, что это за тип.
– Конечно смогу! Но ведь не для этого…
– Вы здесь? На этой неделе вы должны делать все, о чем я вас попрошу, помните?
Ох, ну конечно помню! И кусаю локти.
– Вперед! За работу! Сейчас без десяти девять, через десять минут вас ждут там…
Он вошел в зал ожидания:
– Мадемуазель Мигерес?
Я едва не взвыла. Мне стало дурно при мысли о том, что сейчас придется выйти на улицу и под дождем пройти по территории больницы до отделения неотложной помощи, но я глубоко вздохнула, вернулась в кабинет, взяла плащ и толкнула внешнюю дверь.
– Джинн! – Я обернулась. Алина, перегнувшись через стойку, махала мне рукой. – Идите сюда, возьмите вот это…
Она протянула мне кучку разноцветных проспектов «Выбираем контрацепцию».
– Это для пациенток отделения неотложной помощи, вдруг им это поможет. И идите через маленькое отделение, так быстрее.
Я смотрела на нее и ничего не понимала.
– По подземным коридорам больницы. Там в глубине маленького отделения есть дверь.
– И я дойду до отделения неотложной помощи?
– Все здания соединены подземными коридорами. Но их надо знать. Я всегда ими пользуюсь. Спросите у Анжелы, – она указала на кабинет консультанта, – она вам объяснит.
Я посмотрела на Алину. Она показалась мне еще красивее, чем несколько минут назад. А я чувствовала себя глупой. Плохой. Почему она вдруг стала ко мне так добра?
*
Когда я постучалась в дверь кабинета, Анжела беседовала с женщиной лет тридцати в вышедших из моды брюках, потрепанном свитере и с деревянным крестом на шее.
Она объяснила мне дорогу, спросила, все ли я поняла, и я ответила, что все запомнила.
В коридоре отделения ДПБ я увидела медсестру, которая шла мне навстречу с подносом в руках. Заметив меня, она остановилась:
– Здравствуйте, Джинн.
– Здравствуйте.
– Я – Сильвиэн.
– Здравствуйте, Сильвиэн. Простите, я забыла, как вас зовут.
– Да уж, чтобы запомнить тут всех по именам, нужен не один день. Могу я вам чем-то помочь?
– Нет, спасибо, я иду в отделение неотложной помощи, – сказала я, указав на маленькое отделение.
– Хорошо. Вы знаете, как идти?
– Да. Мне объяснили.
– Если встретите Рене, скажите ему, что в полдень я занесу ему поднос.
– Рене?
Но она уже исчезла в глубине палаты.
В маленьком отделении царили тишина и покой. Все палаты были закрыты, не было видно ни одной медсестры. Когда я направилась ко входу в подвал, дверь палаты, в которой лежала «Мадам X…», открылась и оттуда вышла медсестра. Она улыбнулась мне:
– Вам чем-то помочь?
На вид ей было лет сорок, она была очень полная, с иссиня-черными волосами. Она хромала, ее левая нога была обута в ортопедический ботинок.
– Нет, спасибо, я иду в отделение экстренной помощи.
– Вы – новый интерн? Джинн, так ведь?
– Да. Новости распространяются быстро…
– Здесь все друг друга знают. И вас уже очень ценят.
– Неужели? Но я ничего такого не сделала…
Ничего такого, за что меня можно было бы ценить…
– Вы сделали достаточно, чтобы заработать хорошую репутацию. Вам у нас понравится.
– Ну… тем лучше, – неуверенно сказала я.
Мне здесь понравится? Мне очень жаль, цыпочка, но я здесь ненадолго.
Я махнула ей рукой и вошла в подвал.
*
Там было жарко. Еще жарче, чем в маленьком отделении. И темнее. Помимо тусклых ламп над пожарными выходами единственным источником света здесь были неоновые плафоны, большинство из которых трещали и мигали. Согласно указаниям Анжелы, мне предстоял длинный переход до центрального здания больницы. Но, увидев две противопожарные двери, одну справа, другую слева, я начала сомневаться. Какой из них воспользоваться?
С ориентацией в пространстве у меня всегда были проблемы. Я смутно вспомнила, что Анжела посоветовала идти направо.
