Текст книги "Трансформация войны"

Автор книги: Мартин ван Кревельд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Законы войны: военнопленные

Понять, насколько ошибочным было то, что Клаузевиц сбросил со счетов международное право и обычай, можно, изучив его собственную судьбу после того, как он попал в плен. Это произошло двумя неделями после злополучного сражения при Йене, когда его подразделение, ведя арьергардный бой под Пренцлау между Берлином и Балтийским побережьем, оказалось отрезанным французской кавалерией. Вместе с прусским принцем Августом его доставили в Берлин. Пока молодой Клаузевиц дожидался в приемной, принца допрашивал Наполеон. После этой встречи оба молодых дворянина дали слово чести, что не будут дальше участвовать в войне, и были отправлены домой. Через месяц им было приказано следовать в место заключения во Францию. Поездка была неспешной, и Клаузевиц даже воспользовался возможностью навестить Гёте в Веймаре. Достигнув Франции, они сначала остановились в Нанси, затем в Суассоне и, наконец, в Париже. Несмотря на то что власти присматривали за ними, дворяне передвигались повсюду абсолютно свободно и могли часто появляться в лучших светских кругах. Путешествие завершилось спустя десять месяцев, когда после подписания Тильзитского мира им было позволено уехать домой. Поехали они через Швейцарию, остановившись у злейшего литературного врага Наполеона, Мадам де Сталь, в салоне которой принц Август, похоже, завел роман.

В то время Клаузевиц был капитаном. Если бы он попал в плен во время какого-нибудь современного конфликта, скажем, в Италии или во Франции во время Второй мировой войны, его бы ждала совершенно другая судьба. Вероятно, его доставили бы в какой-нибудь центр допроса после пары дней морения голодом и грубого обращения. В соответствии с международным правом он был бы обязан назвать свое имя, звание, личный номер, группу крови и ничего больше. Если, однако, следователи на допросе решили бы, что он владеет важной информацией, они бы попытались выжать ее из него, хотя, вероятно, не прибегая к настоящим пыткам. После этого его отправили бы за колючую проволоку бы в какой-нибудь лагерь для военнопленных. От него не требовали бы обещания, что он не сбежит. Напротив, попытка бегства считалась бы долгомего как офицера и джентльмена. Даже повторные попытки бегства не считались нарушением и поэтому не подразумевали наказания, если он не поднимал оружия и не убивал охранников.

В действительности с немецкими военнопленными в лагерях союзников обращались корректно, хотя, конечно, особой роскоши им не позволялось. Военнопленные из армий западных союзников, даже евреи, встречали у немцев такое же обращение. Однако Советское правительство не ратифицировало Гаагскую конвенцию 1907 г. Немцы при необходимости пользовались этим как предлогом для немедленного расстрела комиссаров Красной Армии. Тех, кто затем выживали во время марша смерти, сгоняли в лагеря, где сотни тысяч людей сознательно уничтожали голодом и холодом, пока немцам не пришло в голову, что их труд имеет ценность и может быть использован. Русские тоже издевались над немецкими заключенными, часто заставляя их работать в тяжелейших условиях, но эти издевательства были несравнимы со зверствами немцев. На месте убивали обычно только пленных эсэсовцев. Военнослужащим стран союзников, попавшим в руки японцев, приходилось терпеть жуткие издевательства. Однако такое обращение с ними вовсе не было результатом систематической жестокости, предписанной приказом сверху, а лишь отражало обычное обращение с солдатами в японских войсках, где командиры всех уровней избивали своих подчиненных. Поскольку многие лагеря находились в отдаленных районах джунглей, японцы часто пренебрегали своими пленными, которые из-за этого погибали от голода и болезней. Наконец, японским военнослужащим говорили, что войска союзников не берут пленных, что соответствовало действительности. Поэтому они нередко предпочитали самоубийство плену. Однако японские военнопленные, как правило, встречали достойное обращение.

Попади Клаузевиц в плен лет на сорок раньше, т. е. во время Семилетней войны, жизнь его сложилась бы иначе. Скорее всего, с ним бы хорошо обращались, а офицеры армии, взявшей его в плен, наверное, даже баловали бы его приглашениями на различного рода приемы и балы. Захваченный в плен офицер, пообещавший не сбегать и не брать больше в руки оружия, мог свободно передвигаться, где пожелает, и даже поддерживать связь с друзьями и родственниками на родине. Однако окончательно его отпускали лишь после уплаты выкупа. Сумма выкупа в каждой войне была разная и зависела от чина пленного. В случае с Клаузевицем она могла равняться нескольким тысячам французских ливров, что составляло приблизительно трехлетний доход человека его положения. Признаком растущей профессионализации армии стал тот факт, что в последние десятилетия ancien regimeпроблема выкупа перестала быть делом отдельных людей, а была принята на себя правительствами. Во время или после войны они напрямую или через своих войсковых командиров вели переговоры с противником, определяли цену и рассчитывались. Но если бы Клаузевицу выпала судьба оказаться военнопленным во время войны за испанское наследство (1701–1714), ему пришлось бы заплатить выкуп из собственного кармана. Поскольку в те времена офицеры были помимо прочего еще и независимыми предпринимателями, это считалось нормальным риском, связанным с военной деятельностью. Кроме того, он не получал возмещения и мог в какой-то степени рассчитывать на это, если только не отдавал себя полностью на милость короля, ссылаясь на «трудные обстоятельства».

Оглядываясь еще дальше назад, в начало современной эпохи и конец Средневековья, мы увидим, что армии как таковые вообще не брали пленных, – этим занимались отдельные солдаты, которые могли пощадить, когда их об этом просили. Как только сдачу в плен принимала другая сторона – жизнь и имущество пленного считались принадлежащими тем, кто его захватил, а захватчики могли делать со своей добычей все, что хотели. Пленный, оказавшийся важной (и богатой) фигурой, часто получал хорошее жилье и содержание, его могли пригласить на обед к тому, кто взял его в плен, где они порой обменивались изысканными комплиментами. С другой стороны, пленника могли заточить в тюрьму и обращаться с ним дурно, наказывая его таким образом за совершенные проступки и пытаясь ускорить получение выкупа. Поскольку пленные считались частной собственностью, они нередко становились предметом спора о том, кто именно взял их в плен, причем дело могло дойти до насилия. Естественной инстанцией, которая могла разрешить такие споры, был король или князь, который в этом случае мог потребовать и получить себе треть суммы выкупа.

Средневековые Livres de chevalerie [28]28
  «Рыцарские кодексы» (фр.). – Прим. пер.


[Закрыть]и трактаты по международному праву начала Нового времени были согласны в том, что с заключенными благородного происхождения – единственными, о которых вообще стоило говорить, – нельзя было плохо обращаться без особых на то причин. Одни считали, что захватчики были вправе оказывать давление на пленников, чтобы заставить их заплатить; другие с этим не соглашались. Ученые спорили о том, можно ли было, как сказал Оноре Боне, французский писатель XIV в., заточать «в высокие башни», одевать в кандалы или как-то иначе стеснять пленных, слово которых не заслуживало доверия. Считалось, что пленники, пытавшиеся бежать, нарушали свое слово. При поимке их можно было наказать, хотя не было согласия по поводу того, какое наказание следует применять. Приблизительно до 1450 г. оружие пленных, которым удавалось бежать, их поимщики выставляли на обозрение, что считалось большим оскорблением для воина. Считалось, что просьба о пощаде и дарование ее победителем имели результатом заключение договора вроде долговой расписки. Несмотря на то что рабство в средневековой Европе никогда не играло большой роли и со временем полностью прекратило существование, пленных все же считали инвестицией. Поэтому их могли продавать, обменивать или еще на каких-то условиях передавать от одного хозяина другому, что никак не влияло на их взаимные права и обязанности. Подобно тому как теперь у нас белый флаг означает сдачу на милость победителя, средневековый рыцарский кодекс предусматривал определенные общепризнанные вербальные формулы и сигналы, с помощью которых сообщалось о намерении сложить оружие.

Что касается пленных, не имевших офицерского звания, отношение к ним в прежние времена также отличалось от сегодняшнего. В современном международном праве редко проводится разграничение между этими двумя категориями. Наиболее важное отличие в том, что таких военнослужащих могли заставить работать. Прежние эпохи не разделяли наших демократических идей, и к офицерам и солдатам относились как к представителям двух различных рас, – одних считали людьми, других обезьянами. В XVIII в. бытовало мнение, что поскольку у военнослужащего не имеющего документа о присвоенном ему королем звании офицера отсутствует понятие о чести, то его слово ничего не стоит, а потому его нельзя и освободить под честное слово о дальнейшем неучастии в боевых действиях. Поэтому военнослужащих содержали в подвалах какой-нибудь крепости и под предлогом оправдания содержания при первой возможности сдавали в наем в качестве рабочей силы. Таким образом, у них не было возможности договариваться о выплате суммы выкупа за себя; да и что можно получить от людей, которые, согласно знаменитым словам герцога Веллингтонского, есть «отбросы общества, поступившие на службу ради выпивки». Во время войны за австрийское наследство сумма выкупа, выплачиваемая за простого солдата, была установлена очень низкой – четыре ливра, в противоположность 250 тысячам, отдаваемым за marechal de France.Очевидно, даже эту сумму выплачивал не солдат, а государство в ходе общих расчетов. После уплаты эту сумму или прощали, или, в случае особой скупости правительства, в будущем вычитали из жалования солдата.

В период, когда осады стали столь же важными и даже более многочисленными, чем сражения, судьба пленных могла зависеть от обстоятельств, при которых происходила капитуляция. В частности, в начале XVIII в. осада редко доводилась до кровопролития. Даже турки, которым религия не позволяла оставлять врагу место, на котором находилась мечеть, в конце концов поняли, что лучше жить как собака, чем умереть как лев. Во времена Вобана, Кохорна и их коллег осадная война достигла такого развития, что использовались научные методы применения артиллерии. Если снабжение осаждающих провиантом и боеприпасами было хорошо отлажено, то можно было с большой вероятностью предречь исход дела. И атакующая, и защищающаяся сторона могла довольно точно просчитать время операции. Стало обычной практикой сторонам договориться, что, если «подмога» не прибудет в течение определенного времени, гарнизон сложит оружие. Капитуляция фиксировалась в тщательно продуманном юридическом документе. В каждом отдельном случае условия такого договора были разными, но очень часто командующий гарнизона обещал сдать крепость, оружие и припасы целыми и невредимыми. Взамен на это ему и его войску разрешали покинуть крепость и уйти, куда они пожелают. Иногда им приходилось давать слово, что больше не будут воевать.

После подписания соглашения обе стороны совместно готовили так называемую belle capitulation(«красивую капитуляцию»), следуя одному из многочисленных руководств. Группа офицеров, принадлежащих войскам обеих сторон, совершала обход хранилищ крепости и составляла списки, которые заверяли и подписывали. Затем обе стороны вместе увеличивали брешь в стене для того, чтобы церемония прошла в наилучшем виде, приглашали художника для того, чтобы запечатлеть это событие на полотне, подобном Las LanzasРубенса, где тот изобразил процесс сдачи голландского города Бреда испанскому генералу Амброзио Спинола. Когда гарнизон покидал крепость, маршируя под барабанную дробь и с развевающимися флагами, победители выстраивались в почетный караул, а командующие противников приветствовали друг друга. Чтобы подсластить пилюлю, капитулирующим офицерам обычно позволяли оставить личные вещи: оружие, лошадей, кареты, слуг и любовниц. Конечным результатом такого способа разрешения дела было то, что осажденная сторона оставалась невредимой и готовой к дальнейшим сражениям, и уж во всяком случае он позволял избежать уплаты выкупа, а посему обычно получал благословление правительств. В истории был такой случай, когда Людовик XIV пригрозил уволить со службы офицера из-за того, что тот, оставшись единственным офицером в гарнизоне, «нахально» не пожелал сдаться.

Еще один фактор, объясняющий такое отношение к военнопленным, – это космополитический характер войны. С начала Нового времени и до XVIII в. правительства с радостью использовали иностранцев в своих войсках, поскольку благодаря этому они высвобождали своих собственных граждан, для того, чтобы те и дальше платили налоги. Во многих армиях были целые подразделения, состоявшие из иностранцев. Некоторые из них были добровольцами из бедных мест, таких, как Швейцария, а затем Шотландия и Ирландия. Выходцам из этих стран часто приходилось сражаться друг против друга в составе французской и английской армий. Бывало и так, что государи продавали или сдавали в наем солдат целыми подразделениями, как в случае с несчастными гессенскими наемниками, которые составляли основную боевую силу Британской армии в войне за независимость североамериканских штатов. Когда такие солдаты или формирования попадали в плен, их иногда удавалось перетянуть на другую сторону. В 1756 г. Фридрих II завербовал всю саксонскую армию, пообещав вознаграждение тем, кто поступит на службу более или менее добровольно, и щедро используя кнут в отношении всех прочих. Этот конкретный случай знаменит тем, что стал одним из последних такого рода в истории. Однако это было обычной практикой и не вызывало споров в период между 1500 и 1650 г., когда война была разновидностью капиталистического предпринимательства, а армии состояли полностью из наемников.

И все же даже в это время были исключения. Если война рассматривалась как мятеж против законной власти или же дело касалось религиозных идей, то пленных ожидало совсем иное обращение. Тридцатилетняя война в Германии известна массовыми кровопролитиями. Зачастую, например в Магдебурге в 1631 г., резня была делом рук кровожадной солдатни, действовавшей против воли командующего. Однако в случае с известным испанским генералом Фернандо Альваресом де Толедо, герцогом Альба, руководившим кампаниями в Нидерландах в 1567–1574 гг., это объяснение не проходит. Поддерживаемый главным финансовым инспектором, выдающимся юристом Бальтазаром Айала, герцог завел отвратительный обычай связывать солдат пораженного гарнизона спиной к спине и сбрасывать их в крепостной ров. Во время битвы при Айзенкуре в 1415 г. английский король Генрих V приказал своим воинам убить пленных, что было исполнено с некоторым нежеланием, поскольку означало для них лишить себя будущего выкупа. Бывшие там английские рыцари доверили убийство лучникам – простолюдинам – по крайней мере так они говорили впоследствии. Инцидент получил негативную огласку, и его пришлось оправдывать тем, что французы, якобы пытаясь устроить массовый побег, подвергали опасности тех, кто взял их в плен.

Каков бы ни был исход каждого отдельного случая, очевидно, что, в отличие от сегодняшней ситуации, тогда не было универсального закона для всех, обязывающего победителей даровать пощаду, если побежденные о ней просят. Конечно, средневековый рыцарский кодекс, например в трактовке Фруассара, осуждал рыцарей, не позволявших своим противникам слагать оружие. Однако даже в этом случае у побежденного не было абсолютного правана сохранение ему жизни. Впоследствии тот, кто убивал своего противника при таких обстоятельствах, приобретал дурную славу. Однако такая репутация могла оказаться и на руку воюющим; яркий пример тому – швейцарцы, о которых было известно, что они не внимают мольбам о пощаде: они вселяли ужас в противников задолго до начала боевых действий. Однако подобная репутация обрекала убийцу на такое же обращение в случае, если удача того оставляла. Как правило, если жертвой оказывался простой смертный, а не какой-нибудь особо важный барон, за которого можно было получить приличный выкуп, убивший его мог не опасаться официального выговора, не говоря уже о том, чтобы быть привлеченным к суду. Еще в начале XVII в., как писал Гуго Гроций, все, что оставалось низшим чинам побежденной стороны, – это взывать к христианскому милосердию. Вскоре мы увидим, что это относилось и к тем, кто не числились в составе армии, но кого угораздило попасть в плен. Иногда призыв к милосердию помогал, но не всегда. Очень часто это зависело от того, производил ли просящий пощады впечатление человека, способного заплатить выкуп.

Мы не будем обсуждать судьбу военнопленных в период до XIV столетия в других точках земного шара. И вовсе не потому, что войны тех времен велись не по правилам, и не потому, что те правила были не такими важными, как сейчас. Главное, что такие правила существуют. Чтобы понять их важность, достаточно лишь посмотреть на их изменение с течением времени. Сегодня можно возмутиться системой, которая проводит различие между отдельными военнопленными на основе их материального положения или их способности поддаваться на шантаж. И наоборот, наши предки, жившие примерно с 1650 по 1800 г., осудили и высмеяли бы современную систему, которая, не признавая понятия о чести, заставляет захватчиков содержать, одевать, кормить и вообще обслуживать пленников за свой счет. Вышесказанное не означает отрицания того факта, что правила войны, в том числе касающиеся отношения к пленным, часто нарушаются. Но такие правила существуют, и как только мы отойдем от узкосовременного подхода, их роль в определении того, что же такое война, окажется огромной.

Более того, чем больше мы углубляемся в историю, тем сложнее становится проблема терминологии и классификации. Тринитарные понятия исчезают там, где вооруженную силу используют общественные образования, не являющиеся государствами, против социальных организаций, не являющихся армиями, и против людей, не являющихся солдатами в нашем понимании. Все это относится и к современным юридическим различиям между офицерами и неофицерским составом, солдатами и гражданским населением, комбатантами и некомбатантами, различиям, появившимся в Новое время. Даже категория «раненых» довольно нова, – люди, конечно, всегда получали увечья в битвах, но «раненые» как определенная группа, имеющая особые права и заслуживающая особого обращения, представляет собой понятие тринитарной модели и впервые появляется в XVIII в. Исторические обстоятельства примерно до 1350 г. были настолько отличны от последующих, что употребление современного термина «военнопленный» скорее затуманивает дело, нежели проясняет. Поэтому на этом завершим обсуждение и посвятим следующий раздел обращению с некомбатантами.

Законы войны: некомбатанты

Некомбатанты – иными словами, гражданское население, или «народ», – составляют большинство тех, кого затрагивает война, если она не ведется в пустыне. Клаузевиц, признавая этот факт, считал их одной из составляющих своей троицы. Он прямо говорил, что теория, которая не учитывает их, не стоит той бумаги, на которой она изложена. Однако сегодня во всем мире новые, нетринитарные виды войн, известные под общим названием «конфликты низкой интенсивности», уничтожают традиционное разграничение между армией и населением. Часто это происходит из-за того, что граница между ними изначально была непрочной. У многих развивающихся стран Африки и Азии не было времени на «создание нации», не говоря уже о построении настоящей армии по модели более развитых государств. В других случаях данное разграничение подвергается намеренному разрушению. Это стало обычным явлением как в развитых, так и в развивающихся странах, и тех, кто в этом замешан, обычно называют террористами.

У этой медали есть и обратная сторона. Если бы не тот факт, что традиционное разделение на комбатантов и некомбатантов до сих пор в некоторой степени соблюдается, многие современные конфликты низкой интенсивности были бы просто немыслимы. Так, например, восстание палестинцев на западном берегу реки Иордан и в секторе Газа продлилось бы лишь несколько дней, если бы израильская сторона решила, что всему есть предел. Они могли, если бы решили оставить без внимания международное общественное мнение и переступить через свою собственную сдержанность, поступить с демонстрантами и теми, кто кидаются камнями, как с настоящими врагами. В этом случае танки и самоходная артиллерия были бы выведены из базовых складов, где они хранятся. Погибло бы огромное количество палестинцев, но большинство бы хлынуло через границу в Иорданию. Если не считать возможные международные осложнения, это было бы сделано ценой лишь незначительных потерь со стороны Израиля, а возможно, и вообще без потерь. Выгоды для Израиля, по крайней мере в краткосрочном плане, были бы огромны. В этом смысле позицию Израиля можно назвать образцом сдержанности, хотя ни в коем случае нельзя утверждать, что если бы восстание продолжилось, все не закончилось бы иначе. Как показывают этот и множество других примеров, нынешние представления о природе «гражданского населения» и «некомбатантов» играют чрезвычайно важную роль в современной войне. Эти идеи во многом определяют методы планирования, подготовки и ведения войн.

Учитывая важность этих различий в формировании современного типа конфликтов, тем более поразительно, что они не признавались на протяжении большой, если не большей части человеческой истории. Например, племенные сообщества охотничье-собирательского и сельскохозяйственного типов. Такие общества, как в древности, так и в наше время, обычно организованы по половому и возрастному принципам. Наиболее важную роль играет различие между мужчинами и женщинами. За исключением некоторых случаев, описанных в одной из следующих глав книги, представительницы слабого пола не принимают в войне активного участия. Их роль сводится к воодушевлению воинов, участию в празднованиях в честь победы или, в случае поражения, к тому, чтобы играть роль жертвы. Обычно по возрастному принципу мужчины разделяются на детей, подростков, воинов и стариков. Слово «воин» говорит само за себя. Хотя в большинстве племен имеется небольшое число мужчин – например, шаманы, – которые фактически не участвуют в боях, но быть воином, т. е. взрослым мужчиной, это то же самое, что быть членом племени. Хорошим примером может служить библейская книга Исход, в которой только yotsei tsava(члены войска) были отнесены к числу 600 тысяч «сынов (не дочерей) Израиля», а женщины и дети были исключены.

В племенных обществах, как правило, к старикам относятся с большим почтением. Нередко они пользуются привилегиями, недоступными молодым. Женщины после наступления менопаузы зачастую получают право вступать в половые связи с кем захотят, поскольку в этом возрасте это уже не имеет значения. В старости мужчины освобождаются от участия в войнах, что тоже сомнительная привилегия. Остальные группы, которые не участвовали в войне в силу возраста или пола, выражаясь юридическими терминами, находились в «полной собственности». Это относится даже к такому сравнительно развитому обществу, как республиканский Рим, где paterfamilias [29]29
  «Отец семейства» (лат.). – Прим. пер.


[Закрыть]обладал неограниченной властью над зависимыми от него членами семьи, включая право убить свою жену или продать в рабство своих детей. Так как в любом обществе женщины и дети обеспечивают будущее и фактически представляют собой это самое будущее, воины зависели от них, – факт, который сами воины обычно признавали и иногда испытывали негодование по этому поводу. С женщинами и детьми можно обращаться хорошо или плохо, но это не меняет их юридического положения людей, не являющихся частью «общества» и, следовательно, не имеющих «прав».

Когда племенные общества вели войну друг с другом, это могло происходить одним из двух способов. Один из них, известный в столь отдаленных друг от друга местах, как Северная Америка, Восточная Африка и Меланезия, состоял в том, что одна сторона вызывала другую на коллективную дуэль. Поединок проходил в определенное время и в определенном месте, как правило, специально предназначенном для этих целей и расположенном где-то посередине между деревнями или становищами противников. Воины появлялись во всем своем великолепии, часто вооруженные тупыми стрелами и копьями. То, что происходило дальше, скорее напоминает что-то среднее между празднеством, пикником и каким-то опасным видом спорта. Некомбатанты, другими словами, женщины и слишком молодые или слишком старые мужчины (или те, кто просто не захотели принять участие в поединке именно в этот день) выступали в роли зрителей. Женщины подбадривали своих мужчин и оскорбляли противника, например задирая подол и делая различные непристойные жесты. Кроме того, они предлагали своим воинам подкрепиться в перерыве между схватками и перевязывали раненых, которых обычно было немного.

Большинство племенных обществ, от Южной Америки до Новой Гвинеи, практиковали и другую форму войны, не столь безобидную и, с точки зрения некомбатантов, менее приятную. Группа воинов одного племени могла устроить засаду членам соседнего племени. Или же они могли совершить налет на их деревню; обычно эта операция проводилась до рассвета и могла привести к уничтожению целого поселения. Независимо от конкретной применявшейся тактики мужчины вражеского племени подлежали умерщвлению – как правило, на месте, но иногда, как это было в Меланезии и Бразилии, во время какого-нибудь каннибальского ритуала, впоследствии. Женщин и маленьких детей тоже могли убить, но обычно их брали в плен. Так, новозеландские маори связывали своих жертв их же собственными волосами и отводили в свою деревню. При отсутствии государства или хотя бы res publicaзахваченные люди, равно как и имущество, принадлежали тому, кто их захватил, т. е. отдельным воинам. Обычно уготованная им участь состояла в принудительном принятии их в победившее племя, в котором к детям относились как к детям, а к женщинам – как к женщинам. Так как институт рабства не был известен, обычно через одно или два поколения уже сложно было сказать, кто был пленником, а кто захватчиком.

Интересная переходная стадия от племенного к «цивилизованному» обществу описывается в библейской книге Второзаконие. В ней предписывалось, что сыны Израиля, одержавшие победу в войне, могут войти к любой понравившейся женщине и взять ее в жены. Однако они должны были дать своим прекрасным пленницам месяц времени, чтобы те могли оплакать своих погибших родственников. Женщин, которые не нравились своим захватчикам, надлежало отпустить. Продавать их или жестоко с ними обращаться строго запрещалось. Похожая участь ждала и женщин Трои, только в этом случае не было такого Пятикнижия, которое предписывало бы подождать некоторое время до вступления в половую связь или требовало бы определенного обращения с ними после этого. Мужское население Трои было убито на месте. Детей либо убивали, как сына Гектора Астианакса, либо брали в рабство. Пленниц сажали на «черные корабли» и «волокли в цепях» в Ахею. Те, кто были пригодны для работы, должны были выполнять ее в доме хозяина, деля с ним ложе по его желанию. Однако цивилизация, описанная Гомером, отличалась от библейской тем, что в ней уже была моногамия. Поэтому, несмотря на то, что пленных использовали для сексуальной эксплуатации, о браке, как правило, в этом случае не могло быть и речи. Античным героям, которые пренебрегли этой традицией, например Агамемнону и сыну Ахиллеса Неоптолему, суждено было заплатить за это и пасть от руки своих прежних жен.

Современные ученые склонны полагать, что составление библейских предписаний происходило примерно в то же время, что и Троянская война, т. е. в последней трети II тысячелетия до нашей эры. С тех пор на протяжении приблизительно трех тысяч лет вооруженный конфликт мог принимать одну из двух форм – либо полевые сражения, либо осады городов. Это одно из самых длительных разделений за всю военную историю даже пережило на несколько веков революцию, вызванную изобретением пороха. Оно оставалось в силе независимо от того, каково было самое тяжелое оружие того или иного времени – копья, метательные машины или пушки. Самой важной характеристикой полевых сражений было то, что они представляли собой «турнир» между армиями, каковы бы ни были их организация и используемая тактика. Как правило, если битва происходила в открытом поле, некомбатантов взять было негде. В книге «Государство» Платон предлагал приводить малышей идеального полиса на поле боя в соответствующем сопровождении и помещать в безопасное место, откуда они могли бы наблюдать за сражением и брать с воинов пример. Насколько мне известно, за исключением вышеупомянутых примитивных военных игр-поединков, его советом никто не воспользовался.

Армия, действовавшая около 1200 г. до н. э., как и ее преемница в 1648 г., встречалась с некомбатантами исключительно на марше или во время фуражировки – операций по добыче у населения провианта для армии. Отношение к ним варьировалось от случая к случаю и зависело от господствовавшего общественного уклада. На дружественной или нейтральной территории солдаты могли получить приказ расплачиваться за то, что они забирали у населения. Порой так поступали и на вражеской территории, но до второй половины XVII в. это происходило очень редко. В ходе военных кампаний армия обычно представала этакой стаей прожорливой саранчи, которая съедала все, что только можно съесть, а остальное сжигала. Богатых по виду людей солдаты брали в заложники или пытали, чтобы те открыли местонахождение своих сокровищ. Там, где рабство было узаконено, местных жителей отлавливали и продавали; иногда продажу осуществляли сами солдаты, однако чаще этим занимались специальные торговцы, следовавшие по стопам армии, например те, которые сопровождали римские легионы. Таким образом, на протяжении этого периода меньшим из зол, уготованных некомбатантам в ходе военных кампаний, была утрата ими имущества. Если же они пытались сопротивляться этому, а зачастую даже когда они и не оказывали никакого сопротивления, их обращали в рабство или убивали.