Текст книги "Как научиться оптимизму. Измените взгляд на мир и свою жизнь"

Автор книги: Мартин Селигман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Самолет братьев Райт – логическая модель птичьего полета – поднялся в воздух и – удивительно – полетел. Так физики пришли к заключению, что птицы, должно быть, летают сходным образом.

Моей задачей было создать логическую модель, которая отражала бы все свойства депрессии. Задача состояла из двух частей: во-первых, построить модель и, во-вторых, – показать, что она во всем соответствует депрессии. Я и без этого видел определенное сходство, однако видеть – это одно, а доказать, что выученная беспомощность является лабораторной моделью реального явления, называемого депрессией, – совсем другое дело.

После 20 лет работы и более чем 300 исследований, проведенных во многих университетах по всему миру, была построена модель выученной беспомощности. Самые первые исследования были проведены на собаках, вскоре собак заменили крысы и в конце концов на смену крысам пришли люди. Все исследования имели одну форму. Испытуемых делили на три группы. Первой группе предоставлялась возможность влиять на некоторое событие или предмет: шум, разряд тока, деньги, пищу. Например, крыса могла прекратить действие разряда, нажимая на рычаг. Вторая группа, группа беспомощных, была «спарена» с первой, получала такой же разряд, но не могла на него повлиять никакими действиями. Разряд, воздействующий на крысу из второй группы, прекращался, когда крыса из первой группы нажимала на рычаг. Третья группа была предоставлена самой себе.

Результаты хорошо согласовывались. Испытуемые из группы беспомощных сдавались. Они становились настолько пассивными, что даже оказавшись в новых ситуациях не пытались ничего предпринять. Крысы оставались сидеть, не пытаясь убежать. Люди подолгу созерцали легкие анаграммы, не делая никаких попыток решить их. (Наблюдались и другие симптомы, и мы поговорим о них позднее.) Группа, способная контролировать события, оставалась активной и бодрой, так же как и третья группа испытуемых. Крысы моментально сбегали от воздействия разряда, а люди решали анаграммы в течение нескольких секунд.

Эти несложные результаты указывали непосредственно на источник выученной беспомощности. Она формировалась в результате обретения испытуемыми опыта, убеждавшего их в том, что никакие их действия не принесут результата, и что бы они ни делали, они не получат желаемого. Этот опыт научал их тому, что в будущем, даже в новых ситуациях, их усилия будут такими же тщетными.

Симптомы выученной беспомощности могут быть вызваны несколькими способами. Неудача или поражение генерируют те же симптомы, что и неспособность контролировать события. Например, поражение крысы в драке с другой особью вызывает те же симптомы, что и разряд, которого она не может избежать. Если перед вами поставили задачу контролировать шум и вы не справились с ней, это может привести к возникновению таких же симптомов, что и в случае столкновения с принципиально неразрешимыми проблемами. Таким образом, выученная беспомощность, по-видимому, была подоплекой поражений и неудач.

Выученную беспомощность можно преодолеть, показывая испытуемому, что его действия могут дать необходимый эффект. Этого также можно добиться, обучив его по-новому воспринимать и объяснять причины своих неудач. Возникновение беспомощности можно предупредить, если испытуемый, прежде чем он столкнется с ситуацией, вызывающей это состояние, усвоит, что его действия влияют на результат. И чем раньше он выработает эту уверенность, тем более сильный иммунитет против беспомощности он приобретет.

Таким образом теория выученной беспомощности была разработана, проверена и усовершенствована. Но может ли она служить моделью депрессии? Насколько близка лабораторная модель явлению реального мира? Ставки были большие, ибо, если у нас есть модель, расстройство может быть искусственно вызвано в лабораторных условиях, и значит, у нас есть возможность выявить его скрытые механизмы и разработать метод лечения. Если бы оказалось, что мы создали лабораторную модель такого давнего источника человеческих страданий, как депрессия, это был бы настоящий научный прорыв.

Было несложно показать, что принципы полета аэроплана братьев Райт соответствуют принципам полета птицы. У них были одни и те же «симптомы»: оба взлетают, летят и приземляются. В случае приобретенной беспомощности необходимо было сделать гораздо больше, чтобы доказать, что эксперимент отражает, пункт за пунктом, все симптомы депрессии. Убедительное соответствие – ключевой фактор для всех лабораторных моделей психических заболеваний. Нам необходимо было знать, совпадают ли симптомы состояния выученной беспомощности, вызванного в лабораторных условиях, с симптомами депрессии у людей. Чем ближе параллель, тем лучше модель.

Начнем с самого тяжелого случая: развившаяся монополярная депрессия, как у Софи, молодой пациентки, о которой я рассказывал выше.

Если вы обратитесь за помощью к психиатру или психологу, то заметите, что, пытаясь поставить диагноз, он обратится к справочнику DSM-III-R («Диагностическое и статистическое руководство Американской психиатрической ассоциации», 3-е издание, исправленное). Это – официальная библия для людей этих профессий, в которой собрано все, что мы знаем о диагностике психических заболеваний. Во время первой беседы с вами психотерапевт попытается понять, позволяют ли ваши симптомы отнести вашу проблему к какой-либо категории психических расстройств.

Постановка диагноза по DSM-III-R немного похожа на выбор блюд по меню в китайском ресторане. Чтобы вам диагностировали тяжелый депрессивный эпизод, у вас должно быть не менее пяти из следующих девяти симптомов:

1) подавленное настроение; 2) утрата интереса к обычной деятельности; 3) потеря аппетита; 4) бессонница; 5) психомоторная заторможенность (медленное мышление или движения); 6) потеря энергии; 7) чувство бесполезности и вины, 8) снижение способности думать и концентрироваться; 9) мысли о самоубийстве или попытки самоубийства.

Софи – хороший пример человека, страдающего от тяжелой депрессии. У нее было отмечено шесть из девяти симптомов, отсутствовали только мысли о самоубийстве, психомоторная заторможенность и бессонница.

Когда мы взяли этот список симптомов из DSM-III-R и попытались соотнести его с состоянием людей и животных, принимавших участие в экспериментах с выученной беспомощностью, то обнаружили, что в группах, наделенных возможностью управлять событиями, не наблюдалось ни одного из девяти критических симптомов. Зато в группах, где такая возможность отсутствовала, отмечалось не менее восьми симптомов из девяти, на два больше, чем у Софи с ее серьезной формой депрессии.

1. Люди, которые сталкивались с неустранимым шумом или неразрешимыми задачами, сообщали, что их охватывало подавленное настроение.

2. Животные, страдавшие от неизбежного электрического разряда, теряли интерес к своей обычной деятельности. Они переставали состязаться друг с другом, давать сдачи при нападении, заботиться о потомстве.

3. Животные, которые не могли избежать электрического разряда, теряли аппетит. Они меньше ели, меньше пили воды (но больше алкоголя, если им предлагали) и теряли вес. Они утрачивали интерес к совокуплению.

4. Беспомощные животные страдали от бессонницы, просыпались очень рано, так же как и люди в состоянии депрессии.

5 и 6. Беспомощные люди и животные демонстрировали психомоторную заторможенность и потерю энергии. Они не пытались сбежать от разряда тока, получить пищу или решить задачу. Не сопротивлялись атакам или оскорблениям. С готовностью пасовали перед новыми задачами. Не исследовали новую обстановку, в которой оказывались.

7. Беспомощные люди объясняли свои неудачные попытки решения проблем отсутствием способностей и собственной никчемностью. Чем более подавленными они становились, тем более негативистским становился их стиль объяснений.

8. Беспомощные люди и животные плохо соображали и были невнимательны. Им было крайне сложно усвоить что-то новое и уделить внимание ключевым знакам, которые указывали на вознаграждение или безопасность.

Единственный симптом, который нам не встретился, это суицидальные мысли и действия, возможно потому, что лабораторные неудачи были не столь значительны.

Таким образом, модель оказалась очень близка реальному жизненному явлению. Не поддающийся управлению шум или разряд, который было невозможно избежать, порождали восемь из девяти симптомов, на основании которых диагностируется тяжелая депрессия.

Точность этого соответствия вдохновила исследователей на попытки проверить теорию другим способом. Как известно, существуют лекарства, способные вывести человека из состояния депрессии. Когда исследователи дали их беспомощным животным, они снова получили потрясающие результаты. Антидепрессанты (а также электрошоковая терапия) излечили животных от выученной беспомощности. Вероятно, это стало возможным благодаря увеличению количества трансмиттеров в мозгу. Исследователи также установили, что лекарства, которые не помогают человеку избавиться от депрессии, такие как кофеин, валиум, амфетамины, не воздействуют и на выученную беспомощность.

Таким образом, соответствие оказалось почти идеальным. По своим симптомам выученная беспомощность, вызванная в лабораторных условиях, была почти идентична депрессии.

Всплеск депрессии, который мы сейчас наблюдаем, можно рассматривать как эпидемию выученной беспомощности. Нам известна причина выученной беспомощности, которую мы теперь можем считать и причиной депрессии, это убежденность в бесполезности своих действий. Это убеждение порождается неудачами и поражениями, а также столкновениями с неконтролируемыми ситуациями. Депрессия может быть вызвана поражением, неудачей, потерей и сопровождающей их убежденностью в том, что любые возможные действия будут напрасны.

Я думаю, что эта убежденность – суть нашей национальной эпидемии депрессии. Современная личность, по-видимому, очень восприимчива к выученной беспомощности, постоянно растущей убежденности в том, что ничего нельзя изменить. Мне кажется, я знаю почему, и об этом мы поговорим в последней главе.

Получилась довольно мрачная картина, однако есть основания для надежды, и они связаны со стилем объяснений.

Глава 5
Что вы думаете, то вы и чувствуете

Если бы Софи столкнулась с депрессией 20 лет назад, ей бы крайне не повезло. Она была бы вынуждена ждать, когда все пройдет само собой, месяцы, год или больше. Но поскольку это случилось в наши дни, у нее появился шанс облегчить свое положение, ибо в последнее десятилетие был открыт эффективный способ лечения депрессии. Этот метод разработали психолог Альберт Эллис и психиатр Аарон Бек. Когда история современной психотерапии будет написана, думаю, их имена появятся в кратком перечне, наряду с именами Фрейда и Юнга. Сообща они сняли покров таинственности с депрессии. Они показали нам, что она не столь сложна и легче поддается излечению, чем принято было думать.

До того как Эллис и Бек построили свои теории, догмой считалось утверждение, что любая депрессия является маниакально-депрессивным расстройством. Существовало два противоположных взгляда на это заболевание. Биомедицинская школа считала, что это болезнь тела, тогда как Фрейд был убежден, что депрессия – это гнев, направленный на самого себя. Покорно руководствуясь этим абсурдным утверждением в своей врачебной деятельности, фрейдисты побуждали депрессивных пациентов вытаскивать наружу все свои эмоции. Типичным результатом такого метода было усиление депрессии и даже суицид.

Эллис тоже был сторонником «раскрытия», но иного рода. Получив степень доктора в Колумбийском университете в 1947 году, он посвятил себя частной психотерапевтической практике, специализируясь на супружеской и семейной терапии. Возможно, подстегнутый откровениями своих пациентов, он вскоре начал длительную кампанию против сексуального подавления. Он начал писать книгу за книгой с названиями вроде: «Если это сексуальная ересь», «Основание сексуальной свободы» и «Руководство для цивилизованных пар по внебрачным приключениям». Совершенно естественно, что Эллис стал одним из идеологов поколения Керуака. Я впервые столкнулся с его деятельностью в начале 1960-х, когда, будучи второкурсником Принстона, помогал организовать студенческую программу сексуальной грамотности. Эллис, которого мы пригласили выступить с речью, предложил доклад, который назывался примерно так: «Мастурбируйте прямо сейчас!» Ректор Принстона, человек обычно невозмутимый и беспристрастный, аннулировал приглашение.

Многие коллеги считали Эллиса нарушителем спокойствия, тогда как другие признавали, что он был одарен исключительным клиническим чутьем. Беседуя со своими пациентами, он внимательно прислушивался к ним, тщательно обдумывал услышанное и относился абсолютно непредвзято. К 1970-м годам он со свойственными ему вдохновленностью и прямотой переключился на депрессию, тему, столь же плотно окруженную предрассудками и ложными представлениями, как и секс. После этого представления о депрессии стали радикальным образом меняться.

В этой новой сфере Эллис проявил себя таким же возмутителем спокойствия, каким он был прежде. Худой и нескладный, находящийся в постоянном движении, он вещал словно торговец пылесосами (и производил эффект). В работе с пациентами он давил и наседал до тех пор, пока не вынуждал их отказываться от иррациональных убеждений, которые служили фундаментом их депрессии. «Что значит – вы не можете жить без любви? – кричал он. – Полный абсурд! Любовь приходит редко, и если вы тратите свою жизнь на то, чтобы оплакивать ее вполне естественное отсутствие, то лишь загоняете себя в депрессию! Вы живете под тиранией слова “должен”. Прекратите обязывать себя!»

Эллис был убежден: то, что другие считают глубоким невротическим конфликтом, на самом деле – не более чем неправильный образ мыслей, «глупое поведение неглупых людей», и весь свой пропагандистский талант (хотя он называл себя контрпропагандистом) направил на то, чтобы побудить своих пациентов перестать думать неправильно и осваивать правильный образ мышления. Удивительно, но большинству его пациентов становилось лучше. Эллису сопутствовал успех, когда он бросил вызов свято чтимому убеждению, что психическое заболевание – чрезвычайно сложное, почти мистическое явление, поддающееся излечению только в случае извлечения на свет глубоких бессознательных конфликтов или искоренения болезни средствами медицины. В психологическом мире, где принято было все усложнять, его разоблачающий подход воспринимался как революционный.

Тем временем Бек, психиатр фрейдистского толка с несомненным дарованием клинициста, также вступил в конфронтацию с ортодоксальным подходом. Наверное, нет людей, отличающихся друг от друга больше, чем Бек и Эллис. Эллис своими манерами был похож на Троцкого, Бек – на Сократа. Простой, дружелюбный человек с располагающим лицом и внешностью сельского врача из Новой Англии, которому положено носить галстук-бабочку, Бек был олицетворением доброты и здравого смысла. Не в его стиле было разглагольствовать перед своими пациентами. Он внимательно слушал, мягко задавал вопросы и спокойно убеждал.

Как и Эллис, Бек в 1960-е годы испытал глубокое разочарование во фрейдистском и биомедицинском подходах к лечению депрессии. После окончания медицинского факультета в Йельском университете, он несколько лет работал как традиционный психоаналитик, ожидая, что одинокая фигура, лежащая на кушетке, придет к определенному инсайту относительно своей депрессии, то есть осознает, что она направляет гнев на себя, вместо того чтобы выражать его, и что это приводит к возникновению депрессии. Ожидания Бека вознаграждались редко. Он пытался собирать страдающих от депрессии людей в группы и убеждать их дать выход своему гневу и печали, вместо того чтобы сдерживать их. Это было более чем неблагодарное занятие. Пациенты совершенно распускались, и ему с большим трудом удавалось вернуть их в нормальное состояние.

В 1966 году, когда я встретил Тима Бека (его среднее имя Темкин, и друзья звали его Тим), он работал над своей первой книгой о депрессии. Она стала проявлением его здравого смысла. Он решил, что просто опишет, как мыслит человек, находясь в состоянии депрессии, и оставит другим возможность теоретизировать о том, откуда возникают эти мысли. Депрессивные люди думают о себе и своем будущем в мрачном свете. Может, к этому и сводится вся депрессия, предположил Тим. Может быть, то, что выглядит как симптом депрессии, – негативный образ мыслей, – и есть само расстройство? Депрессия, мужественно заявил он, не нарушенные химические процессы в мозге и не гнев, обращенный внутрь. Это нарушение мышления.

Под этим флагом Бек вступил в противостояние с фрейдистами. «Человека, столкнувшегося с проблемой, – писал он, – подводят к убеждению, что он не может помочь себе и должен обратиться к профессиональному целителю, хотя его недомогание связано с повседневной жизнью. Его уверенность в действенности привычных, обыденных приемов, с помощью которых он обычно решал свои проблемы, разрушается, потому что он принимает точку зрения, согласно которой эмоциональные проблемы возникают под воздействием сил, выходящих за сферу его понимания. Он больше не надеется понять себя, поскольку его собственные суждения дискредитированы. Отвергая ценность здравого смысла, эта коварная система убеждений запрещает ему опираться на собственные суждения для анализа и решения собственных проблем».

Тим любил цитировать высказывание великого математика и философа Альфреда Уайтхеда: «Наука коренится… в мышлении, основанном на здравом смысле. Это и исходный факт, с которого она начинается, и то, к чему она должна вернуться… Вы можете совершенствовать свой здравый смысл, вы можете противоречить ему в чем-то, вы можете удивить его. Но в конечном счете ваша задача сводится к тому, чтобы удовлетворять ему».

Предтечей этой революции в психологии был Джозеф Уолп. Психиатр из Южной Африки и прирожденный диссидент (его родной брат, один из лидеров южноафриканских коммунистов, подвергался преследованиям и был заключен в тюрьму), Уолп был призван выступить против психоаналитического истеблишмента. Для южноафриканца это было равносильно вступлению в борьбу с апартеидом – настолько сильно психоанализ подчинил себе всю научную мысль. В 1950-е годы Уолп поразил терапевтический мир и привел в ярость своих коллег, найдя простое средство избавления от фобий. Психоаналитический истеблишмент придерживался мнения, что фобия – иррациональная и устойчивая боязнь определенных объектов, например кошек, – это поверхностная манифестация глубинного, базового расстройства. Источником фобии, как они утверждают, является скрытый страх кастрации, которой угрожал вам отец за то, что вы вожделели собственную мать. (Альтернативного механизма для женщин не предлагалось. Любопытно, что фрейдисты никогда не обращали внимания на тот факт, что от фобий страдали преимущественно женщины, строение гениталий которых не отвечает требованиям этой теории.) С другой стороны, теоретики биомедицинского направления утверждали, что в данном случае имеет место некое еще не открытое нарушение биохимии мозга. (Не обнаруженное, кстати, до сих пор.) И те и другие настаивали, что лечить только сам страх пациента перед кошками – это все равно что в случае кори замазывать сыпь румянами.

Уолп, однако, рассудил, что иррациональная боязнь чего-либо – это не просто симптом фобии, это сама фобия. Если удастся избавиться от этого страха (и это возможно, например, с помощью открытого Павловым механизма торможения), то будет ликвидирована и фобия. Если вы сможете избавиться от страха перед кошками, то проблема будет решена. Фобия не появится снова в какой-то иной форме, как утверждают психоаналитики и теоретики биомедицины. Уолп и его последователи, называвшие себя бихевиоральными терапевтами, очень легко избавляли от страхов за месяц или два, причем фобии исчезали окончательно.

Как итог этой дерзости (демонстрации того, что в расстройствах психики нет ничего чрезвычайно сложного), жизнь Уолпа в Южной Африке стала исключительно неуютной. Он изгнал самого себя, перебравшись в лондонскую больницу Модсли, затем в Виргинский университет и, наконец, оказался в Университете Темпл в Филадельфии, где продолжал применять поведенческую терапию для лечения психических заболеваний. Вспыльчивый и упрямый, он постоянно спорил со всеми. Если ученики отклонялись от его идей даже в чем-то малом, он исключал их. Эта черта с одной стороны напоминала действия психоаналитических ортодоксов, гонениям со стороны которых он сам подвергся, с другой стороны, за этим стояло определенное мужество.

К концу 1960-х годов Филадельфия стала оплотом новой психологии. В Университете Темпл гремел Джозеф Уолп, а в Пенсильванском университете собирал толпы сторонников Тим Бек, который пришел к тем же выводам относительно депрессии, что и Уолп относительно фобии. Депрессия есть не что иное, как ее симптомы. Ее причина – негативное мышление. За ней нет никакого глубинного расстройства, которое следовало бы искоренить, нет неразрешенных детских конфликтов, бессознательного гнева и даже нарушенных химических процессов мозга. Эмоции берут начало прямо в наших мыслях. Стоит подумать: «Я в опасности», и вы почувствуете тревогу. Только подумайте: «На мои права опять посягают», и вы почувствуете гнев. Подумайте: «Потеря», и вы испытаете грусть.

Я был одним из первых сторонников этой идеи, поверившим, что такой же процесс – сознательная мысль, претерпевшая искажение – может иметь место и в случае выученной беспомощности, и в случае депрессии. Я пошел преподавать в Корнельский университет в 1967 году, сразу после получения докторской степени в Пенсильванском университете. В 1969 году Тим попросил меня вернуться в Пенсильванский университет на год или два, чтобы изучать его новый подход к депрессии. Я с радостью вернулся и присоединился к группе ученых, с энтузиазмом разрабатывающей новый тип терапии для лечения депрессивного расстройства.

Мы рассуждали просто. Депрессия есть результат усвоенных в течение жизни привычных форм мышления. Если изменить эти привычки, мы излечим депрессию. Давайте прямо атаковать сознательные процессы мышления, сказали мы, используя все, что мы знаем, чтобы изменить манеру осмысления нашими пациентами негативных событий. Из этого возник новый подход, который Бек назвал когнитивной терапией. Он направлен на то, чтобы изменить стиль мышления депрессивного пациента, которым тот пользуется, думая о неудаче, поражении, потере и беспомощности. Национальный институт психического здоровья потратил миллионы долларов, проверяя, помогает ли эта терапия при депрессии. Оказалось, что помогает.

То, что вы думаете о своих проблемах, в том числе о депрессии, будет либо ослаблять ее, либо усугублять. Потерпев неудачу или поражение, вы можете прийти к заключению, что вы беспомощны, но выученная беспомощность вызовет лишь кратковременные симптомы депрессии – только если вам не свойственен пессимистичный стиль объяснений. Если свойственен, то ваша неудача или поражение могут ввергнуть вас в полномасштабную депрессию. С другой стороны, если вы используете оптимистичный стиль, ваша депрессия сойдет на нет.

Женщины страдают от депрессии вдвое чаще, чем мужчины, потому что обычно они думают о своих проблемах в таком ключе, что лишь усугубляют депрессию. Мужчины склонны скорее действовать, а не рефлексировать, тогда как женщины привыкли размышлять над своей депрессией, прокручивая все в голове снова и снова, пытаясь проанализировать и определить ее источник. Психологи называют этот процесс навязчивого анализа словом руминация, первое значение которого – «жевать жвачку». Жвачные животные, такие как коровы, овцы и козы, вечно пережевывают отрыгнутую, частично переваренную пищу – не очень привлекательный, но весьма удачный образ тех людей, которые точно так же поступают со своими мыслями. Руминация в сочетании с пессимистичным стилем объяснений – вот рецепт тяжелой депрессии.

Это все плохие новости. Хорошие новости состоят в том, что пессимистичный стиль объяснений, как и руминацию, можно изменить, и изменить навсегда. Когнитивная терапия может сформировать оптимистичный стиль объяснений и свести на нет руминацию. Она предупредит возникновение новой депрессии, обучив навыкам, необходимым для того, чтобы восстанавливаться после поражения. Вы увидите, как эти техники работают на других, а затем научитесь сами применять их.