Текст книги "Первая мировая война"

Автор книги: Мартин Гилберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 53 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Кульминацией потерь российской армии стала капитуляция 19 августа 90 000 солдат и офицеров крепости Новогеоргиевск, что сделало еще более оправданным и актуальным призыв Китченера к новому наступлению на западе. Уинстон Черчилль, который на той неделе встретился с Китченером в Военном министерстве, впоследствии вспоминал: «Он искоса посмотрел на меня со странным выражением на лице. Я понял, что он хочет сделать какое-то важное признание, и ждал. После вполне понятного колебания он сообщил мне, что договорился с французами начать новое большое наступление во Франции. Я сразу же сказал, что шансов на успех нет. Он ответил, что масштаб наступления изменит все, в том числе ход боев в Дарданеллах. Казалось, он с трудом сдерживает волнение, как человек, принявший важнейшее, очень трудное решение и теперь намеренный претворить его в жизнь».

Британское наступление в окрестностях Лоса планировалось на конец сентября. 21 августа Черчилль участвовал в совещании в Маргите, где также присутствовал премьер-министр Канады Роберт Борден. Во время совещания Борден спросил, «когда наладится снабжение боеприпасами». Мнения разделились: Бонар Лоу ответил, что, вероятно, «через пять месяцев», но Черчилль полагал, что этого можно достичь только «в середине следующего года». Несмотря на это предупреждение, на совещании было решено начать наступление, о котором говорил Китченер.

Стратегия войны определяется как практической необходимостью на поле боя, так и патриотической лихорадкой дома. Это справедливо для всех воюющих стран. «Должен признаться, что я ужасно разочарован узостью националистических предрассудков, присущих даже людям высокого положения, – писал Эйнштейн из Берлина своему коллеге физику из Голландии. – Если к тому же признать, что у тех, кто хорошо информирован и обладает властью, отсутствует сострадание к людям, становится ясно, насколько печальна сама концепция, столь почитаемая и называемая «отечеством». Границы не имеют значений; такое происходит повсюду».

20 августа в Берлине рейхстаг проголосовал за выделение правительству дополнительных средств на военные цели. Единственным депутатом, выступившим против, был Карл Либкнехт, потребовавший также немедленных переговоров о мире. Либкнехт не знал, что немецкое правительство само предложило заключить мир с Россией при условии, что Германия сохранит все свои завоевания на востоке и получит возможность сосредоточить силы для нанесения удара по Британии и Франции на западе. Правительство России ответило, что о мире не может быть и речи, пока на русской земле остается хотя бы один немецкий или австрийский солдат. Был объявлен новый призыв в российскую армию – два миллиона человек.

Тем временем австро-германские войска неудержимо продвигались вперед. К концу августа русские были вынуждены оставить Брест-Литовск, промышленный город Белосток, а также рыночный город на Волыни Луцк, где в плен попали 7000 русских солдат. Среди немецких офицеров, погибших в боях, был поэт, капитан Август Штрамм [92]92
  Через шесть дней немецкий композитор и поэт Фриц Юргенс погиб во французском секторе Западного фронта, в Шампани. Авт.


[Закрыть].

Гибель американцев на «Лузитании» привела к волне протестов в Соединенных Штатах, но объявления войны Германии так и не последовало. Среди погибших пассажиров невооруженного лайнера «Арабик» компании White Star, 19 августа торпедированного немецкой подводной лодкой U-24 в Ирландском море, были четверо американцев, но и это печальное событие не подтолкнуло Америку к войне [93]93
  22 ноября 1915 г. правительство США отклонило предложение Германии выплатить компенсацию в 1000 фунтов за каждого американского гражданина, погибшего на «Лузитании». Авт.


[Закрыть].

Вечером того же дня произошел еще один инцидент на море. Немецкая подводная лодка U-27 обстреляла и остановила грузовой пароход «Никозиен», который вез мулов из Нового Орлеана в Англию. К U-27 приблизился британский вооруженный транспорт «Баралонг», плывший под американским флагом. На борту «Баралонга» были две замаскированные пушки и взвод морской пехоты. Спустив американский флаг и подняв британский, транспорт обстрелял подводную лодку. Двенадцать человек из немецкой команды прыгнули в воду. Уверенные, что именно эта лодка днем раньше потопила «Арабик», морские пехотинцы открыли огонь. Шестеро немецких моряков были убиты, остальные шестеро сумели добраться до машинного отделения «Никозиен». Однако британцы всех их нашли и убили, а тела сбросили за борт. Посол Германии в Вашингтоне заявил протест по поводу неподобающего использования американского флага при «убийстве немецких моряков» – этот инцидент госсекретарь США Роберт Лансинг в частной беседе назвал «шокирующим».

15 августа началось очередное наступление британцев на высоты в заливе Сувла, удерживаемые турками. После девятичасового боя турки были отброшены, но последующей контратакой заставили британцев отступить на исходные позиции. Один из участников боя, младший капрал Фрэнсис Ледвидж, ирландский поэт, служивший в полку Королевских фузилеров Эннискиллена, писал другу: «Смертельно раненный солдат справа от меня произнес: «Теперь уже близко», – и я задумался, что он имел в виду. Потом понял, что это смерть, и все время повторял слова умирающего: «Теперь уже близко». Но когда турки начали отступать, я пришел в себя, встал, закричал что есть мочи стоящим рядом со мной, и враги начали падать как подкошенные. Это был ад! Ад! Никто не надеялся, что вернется. Только представь, что из 250 человек роты «D» вернулись лишь 76».

Письмо Ледвиджа отражает противоречие между восклицанием «Ад!» и радостным возбуждением, которое он испытал. «Черт возьми, видел бы ты храбрость этих парней, – писал он. – Вот Кэссиди стоит на вершине холма, надев фуражку на ружье, и кричит туркам, чтобы они выходили; вот санитары кладут на носилки и друга, и врага. Это был ужасный и одновременно великий день. Я ни на что бы его не променял». Несколько месяцев спустя Ледвидж вспоминал тот день и своих погибших товарищей-ирландцев, в большинстве своем католиков, когда после ранения на фронте под Салониками лежал в госпитале в Каире. Священник Англиканской церкви, «казалось, проявлял ко мне интерес и даже обещал принести томик стихов, но когда узнал, что я католик, то поспешил прочь, словно я одержим дьяволом. С тех пор он ни разу не подошел ко мне, хотя много раз бывал в палате. Интересно, спрашивал ли Господь наших парней, католики они или англикане, когда они предстали перед Ним 15 августа?»

Последнее британское наступление в заливе Сувла началось 21 августа, но к тому времени турки уже заняли выгодные позиции, окопались, вооружились и были полны решимости держаться до конца. Главной целью союзников стали невысокие предгорья хребта Чунук-Баир, высота 60 и высота Скимитар, попытка захватить которую 9 августа, когда турки еще не успели окопаться, закончилась неудачно. Офицер, которому поручили возглавить предварительную атаку на высоту Скимитар, подполковник сэр Джон Милбэнк, во время Англо-бурской войны был награжден Крестом Виктории. Получив приказ в штабе дивизии, Милбэнк вернулся к своим солдатам и сказал: «Мы должны захватить редут, но я не знаю, где он находится, и не думаю, что кто-нибудь знает, но в любом случае мы должны идти вперед и атаковать всех турок, которых встретим». Они наступали вверх по склону холма, и впереди шел Милбэнк. Пуля попала ему в голову.

Во время атаки на высоту 60 отряд австралийцев численностью 150 человек попал под пулеметный огонь турок, 110 человек были убиты или ранены. Второй отряд тоже был вынужден остановиться из-за тяжелых потерь. Кусты, в которых лежали раненые, загорелись от турецких снарядов; пожар разрастался, и на людях начала тлеть одежда. Многие умерли, не дождавшись помощи. Двое смельчаков – капеллан, преподобный А. Джиллисон, и санитар, капрал Р. Г. Питтендри, который до войны был методистским священником, – бросились вперед, чтобы вытащить людей из огня. На следующее утро они снова попытались спасти раненых в такой же ситуации, и оба погибли.

Командир 87-й бригады, бригадный генерал лорд Лонгфорд, лично повел своих людей в атаку на высоту Скимитар. Он был убит вместе со старшим штабным офицером. Их тела так и не нашли. Некоторые подразделения поднялись практически к самой вершине, откуда открывался вид на равнину внизу, почти до устья Дарданелл. Но вершина осталась в руках турок. Капитан Уильям Пайк из полка Королевских фузилеров Эннискиллена, который в тот день находился в резерве, был полон решимости достичь вершины, собрал отряд добровольцев и бросился в атаку. Ни он, ни те, кто последовал за ним, не вернулись. Другой офицер того же полка, капитан Джеральд О’Салливан, двумя месяцами ранее награжденный Крестом Виктории за дерзкий рейд в турецкие окопы в сражении за Критию, призвал к еще одной попытке добраться до вершины: «Еще одна атака во славу нашего полка». На его призыв откликнулись пятьдесят человек. В живых остался только один раненый сержант. Тела Пайка и О’Салливана так и не нашли.

Одним из тех, кто получил тяжелое ранение во время атаки на Скимитар, был рядовой Ф. У. О. Поттс, который провел на высоте сорок восемь часов, отказываясь бросать товарища, который тоже был тяжело ранен и не мог самостоятельно передвигаться, – нести его Поттс был не в состоянии. В конце концов, соорудив из лопаты импровизированные салазки для раненого друга, Поттс потянул его за собой и под непрерывным огнем турок добрался до британских траншей. За этот смелый поступок он был награжден Крестом Виктории [94]94
  Официальные британские источники отмечают, что «бесчисленные проявления доблести и отваги, о которых начальство никогда не узнало, канули в Лету. Но памятью об этих героях, известных и неизвестных, пожертвовавших в те дни жизнью, осталась история рядового Поттса…» Aspinall-Oglander. Military Operations, Gallipoli. L.: William Heinemann, 1932. V. II. P. 354, note 1. Авт.


[Закрыть].

Атака на высоту Скимитар была последней и – пропорционально числу участвовавших в ней солдат – самой кровопролитной, а также и самой неудачной из всех атак союзников на Галлипольском полуострове. Из 14 300 человек, участвовавших в атаке, 5000 были убиты или ранены. Турецкие потери были вполовину меньше британских. Впоследствии генерал фон Сандерс назвал это сражение «жестокой и кровавой битвой».

Четыре британские дивизии при поддержке орудий с крейсеров не смогли прорвать турецкую оборону. «Я могу лишь оборонять свои позиции», – честно признавался генерал Гамильтон Китченеру в телеграмме от 23 августа. Шесть дней спустя пришлось отказаться даже от запланированной атаки на высоту 60. Но Китченер сообщил своим коллегам в правительстве, что «турки долго не продержатся». Он выдавал желаемое за действительное, и за это пришлось заплатить дорогой ценой. Прошло всего девять дней после того, как Италия объявила войну Турции: итальянцы, подобно Китченеру, надеялись, что крах Османской империи неизбежен, а победителей ждут территориальные приобретения.

В залив Сувла направили нового командующего, сэра Джулиана Бинга, ветерана сражений на Западном фронте. Официальный британский историк, специалист по Галлипольской кампании бригадный генерал Эспиналь-Огландер, так прокомментировал это назначение: «Прибыл опытный лоцман. Но корабль, который следовало привести в порт, уже прочно сел на рифы». Эспиналь-Огландер, который оставался на полуострове в течение всей кампании, также вспоминал о проблеме, которую в августе 1915 г. не смог бы разрешить ни один командир, даже самый усердный. «Главной напастью, от которой страдала армия, – писал он, – была тяжелая форма диареи. Все, от командующего армией до простых солдат, страдали от этой болезни, и многие так ослабели, что передвигались почти ползком» [95]95
  Aspinall-Oglander. Military Operations. Gallipoli. L.: William Heinemann, 1932. V. II. P. 368. Авт.


[Закрыть].

Позиции союзников в заливе Сувла хорошо просматривались с высот, которые занимали турки, что позволяло им успешно отражать все попытки выбить их оттуда. 29 августа один турецкий снаряд убил 113 мулов. Два дня спустя начальник штаба генерала Бинга, капитан Бэзил Брук, писал домой: «Нас обстреливают весь день, а пути назад нет, и это довольно сильно нервирует. Слава богу, пушек у них меньше, чем у бошей, и калибр помельче, но неприятности они могут доставить». Сам Бинг, изучив ситуацию, доложил генералу Гамильтону, что на полуострове слишком мало тяжелых фугасных снарядов, чтобы начинать следующее наступление. Гамильтон отмахнулся от «французских стандартов обеспечения боеприпасами» Бинга, заявив: «Пребывание на Западном фронте внушило ему раздутые стандарты по количеству орудий и запасам фугасных снарядов, необходимых для успеха, особенно когда войска понесли большие потери. Бинг не понимает, что если откладывать наступление и ждать пополнения ресурсов до этого уровня, то можно прождать до скончания дней».

Другое отличие боевых действий на Галлиполи от войны на Западном фронте указал в письме домой Бэзил Брук: «Добрый старый турок – настоящий джентльмен. Он никогда не обстреливает госпитальные суда в заливе, а также госпитали – в отличие от нашего друга боша». Однако даже на Галлиполи ранение не всегда заканчивалось госпитальным судном, необходимой медицинской помощью и выздоровлением. В начале сентября, вспоминала Вера Бриттен, «мы узнали о первой потере в нашей семье. Кузен из Ирландии умер от ран после высадки в заливе Сувла; рана от пули, попавшей в голову за ухом, была не очень серьезной, но он неделю пролежал в Мудросе без медицинской помощи, а прооперировал его слишком поздно, когда уже началось заражение крови, усталый хирург на переполненной ранеными «Аквитании». Мы были едва знакомы, но меня потрясло, что люди лишаются жизни из-за плохой работы медицинской службы в Средиземноморье».

После того как был потоплен пассажирский пароход «Арабик», все британские пассажирские суда стали вооружаться, чтобы в случае необходимости защитить себя. Первым из таких судов подвергся атаке лайнер «Геспериен», затонувший 4 сентября. Погибли тридцать два пассажира. Его противником была подводная лодка U-20, которой командовал капитан Швигер. Он не знал, что на борту «Геспериена» перевозят недавно подобранное в море тело пассажира с лайнера «Лузитания», ставшего одной из первых жертв торпед Швигера.

На Западном фронте четыре с половиной месяца между сражением на хребте Обер и битвой при Лосе стали лишь относительным затишьем. Каждый день приносил новые обстрелы, примеры храбрости, страх и смерть. В дневнике капитана Ф. Хичкока из Ленстерского полка описываются эпизоды из жизни «неподвижной» линии фронта на Ипрском выступе. Передовые окопы располагались в том месте, где раньше шел ожесточенный бой. Хичкок писал о фигурах в мундирах цвета хаки, «в неестественных позах» висевших на заграждениях из колючей проволоки, о мертвых британских солдатах на нейтральной полосе, о мертвых немецких солдатах в британских траншеях, о траве, «сожженной жидким пламенем», и о товарищах, раненных спорадическим огнем немецкой артиллерии, ждавших, пока до них доберутся санитары, «вновь накрытых огнем и убитых».

16 августа траншеи подразделения Хичкока посетил с инспекцией бригадный генерал. «Он сказал, что батальон превосходно справился с задачей и что позиции надежно укреплены; однако ему не понравилась нога немца, торчащая из-за бруствера». Хичкоку приказали похоронить ногу. «Я окликнул Финнегана и сказал, чтобы он убрал оскорбивший генерала труп. Но для этого пришлось бы срыть весь бруствер, и поэтому Финнеган взял лопату и острым лезвием ударил по торчащей ноге. После нескольких ударов ему удалось отрубить конечность. Я ушел и уже в соседней ячейке услышал, как Финнеган кому-то говорит: «Черт возьми, куда я теперь буду вешать свое барахло?»

Этот эпизод служит примером того, до каких границ простираются человеческие чувства – в том числе чувство юмора. Альтернатива – срыть бруствер, поставив под угрозу жизни товарищей. Вечером того же дня в соседнем блиндаже нашли умиравшего британского солдата. «Похоже, он пролежал там несколько дней без всякой помощи», – отмечал Хичкок. На следующий день, 17 августа, Хичкок записал в дневнике, что в низине они обнаружили трех убитых. «Это было печальное зрелище – раненый на носилках и упавшие на него два санитара с лямками носилок через плечо. Всех троих убил один снаряд».

На бельгийской земле британских солдат не всегда ждал дружеский прием. Этот аспект войны отражен в краткой записи дневника рядового Эдмунда Херда от 30 августа: «Пойманы бельгийцы, подававшие сигналы немецкому самолету с помощью ветряной мельницы. Приговорены трибуналом и расстреляны. Весь вечер шел дождь». Ворвавшись в немецкую траншею во время одной из атак, Херд с удивлением обнаружил там бельгийских гражданских лиц, в том числе женщин, помогавших немцам. Он и его товарищи были еще больше удивлены, когда обнаружили в немецких траншеях обильные запасы того, что они сами уже давно не видели: вина, сыра, кофе и сигар. Даже немецкие пленные, отмечал Херд несколькими месяцами позже, «отлично выглядят и одеты в добротные мундиры».

Тем временем противники войны продолжали агитировать за мир. С 5 по 11 сентября в швейцарском Циммервальде проходила конференция социалистов. В российскую делегацию входили лидер большевиков Владимир Ленин и бывший меньшевик Лев Троцкий. На конференции был принят манифест с требованием немедленного мира и призывом для достижения революционных целей к гражданской войне «между классами» во всей Европе.

Циммервальдский манифест и призывы к миру совпали с усилением войны в воздухе. В базарный день сорок восемь жителей французского Люневиля были убиты и пятьдесят ранены в результате немецкого воздушного налета. Ночью 7 сентября, в разгар Циммервальдской конференции, немецкий дирижабль сбросил зажигательные бомбы на лондонский Сити, где начался сильный пожар. Погибло шесть мужчин, шесть женщин и шесть детей, тридцать человек получили ранения. Следующей ночью дирижабль, сбросивший бомбы на Холборн и Блумсбери, попал в два автобуса – погибло двадцать два человека (до войны недалеко от Клеркенуэлла жил Ленин). На следующий день после налета, как вспоминал полковник Роулинсон, «жители из всех слоев общества, от лорд-мэра и ниже, приняли участие в демонстрации, выражая свое негодование».

Лондонцы настаивали на создании системы противовоздушной обороны. Роулинсона направили в Париж, где генерал Пелле, начальник французского Генерального штаба, согласился без промедления предоставить установленные на броневиках 75-миллиметровые мобильные зенитные пушки, производившиеся во Франции. Для размещения новых средств противовоздушной обороны великий князь Михаил, праправнук Екатерины Великой, предоставил в распоряжение Роулинсона резиденцию Кенвуд-хаус, где всего год назад устраивались пышные балы. В итоге вокруг столицы были размещены посты противовоздушной обороны, позволявшие проследить за приближением дирижаблей, а затем и самолетов. Каждый пост получил свое название: непрошеные гости с севера пролетали в зоне ответственности постов Диккенс, Потсдам, затем Аметист и Удача. На востоке противника встречали Ножовка, Валет Червей и Зигзаг.

Если жители Лондона отреагировали на второй воздушный налет требованием защиты, то представители международного социалистического движения в Циммервальде требовали немедленного мира. Через пять дней после окончания конференции Альберт Эйнштейн приехал в Швейцарию к французскому пацифисту Ромену Роллану, жившему в Веве. Эйнштейн не надеялся на быстрое окончание войны. «Победы в России оживили германское высокомерие и аппетит», – сказал он Роллану, который записал в своем дневнике: «По мнению Эйнштейна, наилучшим образом немцев характеризует слово «жадные». Их почитание силы, их восхищение и вера в силу, их твердая решимость победить и аннексировать новые территории очевидны». Эйнштейн также отметил, что немецкое правительство отличается большей умеренностью, чем народ. «Оно хотело освободить Бельгию, но не смогло; офицеры угрожали бунтом. Крупные банки, фирмы и корпорации всесильны; они ждут возмещения всех принесенных жертв». Что касается кайзера, то он «просто орудие» крупного бизнеса и чиновничества. «Он порядочный, слабый человек, и он в отчаянии от войны, которой не хотел и в которую был втянут потому, что им так легко манипулировать».

В сентябре на австрийском фронте русским на какое-то время удалось прервать череду поражений, когда генерал Деникин, командир 4-й дивизии армии Брусилова, освободил Луцк. Но десять дней спустя город снова пришлось оставить. Более серьезное поражение русские потерпели 18 сентября, когда немцы вошли в Вильну, крупнейший город Литвы, и захватили 22 000 пленных. Двумя неделями позже немецкое Верховное командование на Восточном фронте перевело свой штаб в Ковно, где в 1812 г. Наполеон наблюдал за переправой через Неман своего войска, идущего на Москву.

Для Людендорфа перевод штаба в Ковно имел не только военное значение. До войны в Германии зрело недовольство тем, что русские вытеснили ее из Прибалтики. Теперь утраченные позиции могли быть восстановлены. «Население, представляющее собой пеструю смесь разных народов, так и не сформировало собственную культуру и, предоставленное самому себе, не способно сопротивляться влиянию Польши». Людендорф предлагал, чтобы после войны Литва и Курляндия управлялись немецким принцем и колонизировались немецкими крестьянами. Польша, которая была игрушкой своих соседей, станет «более или менее независимым государством под управлением Германии».

Германизация захваченных территорий на востоке началась без промедления. Генерал Эрнст фон Айзенхарт-Роте был назначен генерал-интендантом шести оккупированных областей, в которых создавались независимые от армии финансовая и судебная системы, а также структуры управления сельским хозяйством и лесами. Германизация была насильственной. Поляки, литовцы и латыши жили в условиях военного положения. Политическую деятельность запретили, равно как и собрания и митинги. В газетах ввели цензуру. В судах заседали немецкие судьи. Все школьные учителя должны были быть немцами и преподавать на немецком языке. Просьбу поляков об открытии университета в Вильне Людендорф отклонил лично.

На море продолжались атаки немецких подводных лодок. 19 сентября, когда немецкая субмарина потопила британский военный транспорт «Рамазан», в Эгейском море утонули 311 индийских солдат; месяц спустя погибли 140 британских солдат – немецкая подводная лодка отправила на дно транспорт «Маркет». Однако самой серьезной потерей на море той осенью стала гибель 672 немецких моряков на корабле «Принц Адальберт», который британская подводная лодка торпедировала на Балтике; выжили только три человека. 27 сентября в итальянском порту Бриндизи австрийские диверсанты пустили на дно итальянский линкор «Бенедетто Брин»; погибли 456 моряков.

22 сентября немцы в тылу своих войск расстреляли четырех жителей Лилля, которые помогли британским военнопленным перейти линию фронта и добраться до своих. В России зревшее в армии недовольство проявлялось при любом удобном случае. 24 сентября в Петрограде пятьсот резервистов напали на участок полиции на железнодорожном вокзале, протестуя против роспуска Государственной думы. Протесты также вспыхнули в глубоком тылу, в Ростове-на-Дону и в Астрахани. Пять дней спустя в Орше взбунтовались 2500 выздоравливающих солдат. Раненые подняли голос против войны, на которую должны были вернуться после выздоровления.

Известия о беспорядках еще больше омрачили обстановку. В белорусском селе Чертовичи английская медсестра Флоренс Фармборо, служившая в русской армии, так описывала в дневнике предыдущие несколько дней: «Новости, которые дошли до нас из России, совсем нерадостные; слухи о внутренних беспорядках долетели до нас, словно принесенные злыми духами. Говорят, не хватает хлеба; в некоторых районах возникла угроза массового голода. Тысячи беженцев скапливаются в городах, и вместе с ними приходят болезни и преступность».