Текст книги "Первая мировая война"

Автор книги: Мартин Гилберт

На Западном фронте создалась патовая ситуация. Вылазки на нейтральную полосу, периодические обстрелы, сооружение дополнительных проволочных заграждений и траншей – все это превратилось в каждодневную рутину. В этом месяце в боях у Нотр-Дам-де-Лорет погибли несколько тысяч французских солдат. Сегодня на маяке, установленном на вершине холма, каждую ночь включается прожектор, поворачивающийся на 360 градусов. Рядом горит вечный огонь. В склепе покоятся кости 20 000 неизвестных солдат, собранные с окрестных полей, на которых шли бои. На кладбище рядом со склепом еще 20 000 могил.

На востоке фронт не стоял на месте; австро-германские войска начали возвращать себе перевалы в Карпатах и земли Галиции позади них. Если в последние дни Второй битвы на Ипре британцы захватили в плен 800 немецких солдат, то немцы 25 мая объявили, что к востоку от реки Сан взяли в плен 21 000 русских. Через неделю русскую армию оттеснили к Перемышлю. Венский художник Оскар Кокошка, служивший в австро-венгерской кавалерии, как раз в это время направлялся на фронт. «Когда мы покидали Венгрию, – впоследствии вспоминал он, – девушки в ярких нарядах приветствовали нас и подносили токайское вино. Я поднял одну девушку к себе в седло. Как я был горд, гарцуя на лошади! Люди в Галиции… осыпали нас цветами и радовались нашему приходу; нас приветствовали как освободителей».

После того как австрийские войска освободили город Стрый в Восточных Карпатах, было объявлено, что в ходе боев на Карпатском фронте захвачено 153 000 пленных и триста орудий. Надежды русских на захват территории Австрии стремительно таяли. Теперь, впервые после войны с Наполеоном, серьезной опасности подвергались западные области России. На польском фронте, где русских уже отбросили почти до Варшавы, немцы использовали газ, от которого под Болимовом погибли более тысячи русских солдат, а вторая газовая атака две недели спустя заставила противника отойти на 6,5 километра вдоль реки Бзура.

Седьмой фронт войны открылся 23 мая, когда Италия объявила войну Австро-Венгрии [84]84
  Остальные шесть фронтов – Восточный, Западный, Южный (Австро-сербский), Кавказский, Галлипольский и Месопотамский. Кроме того, бои, хоть и с перерывами, шли в Восточной Африке, Центральной Африке (Камерун), Юго-Западной Африке и Персии. Авт.


[Закрыть]. Основные сражения должны были развернуться в двух регионах Австрии, на которые претендовала Италия, – в Южном Тироле и на реке Изонцо. Итальянцы перешли в наступление и захватили несколько горных вершин, но австрийский Генеральный штаб, в данный момент занятый организацией наступления на Восточном фронте, приказал укрепить оборону. «Войскам следует оборудовать позиции, установить перед ними препятствия и оставаться на месте», – говорилось в приказе от 27 мая.

Повсеместно ощущалась нехватка боеприпасов. 1 июня во Франции более миллиона призывников, готовых отправиться на фронт, были перенаправлены на оружейные заводы. В тот же день в Британии на оружейный завод приняли первую женщину. 3 июня Ллойд Джордж объявил, что первейшая обязанность каждого гражданина – посвятить свою жизнь и свой труд служению государству». На следующий день Черчилль повторил эту мысль, немного перефразировав ее: «Вся нация должна быть организована, сплочена и, если хотите, мобилизована». Правительство должно найти «дополнительные средства для обеспечения необходимого контроля и управления, чтобы все, независимо от должности и положения, мужчины и женщины, внесли свой вклад в общее дело». Производство боеприпасов, сначала под руководством Ллойд Джорджа, а затем Черчилля, стало преимущественно женским делом и еще до конца войны превратилось в источник борьбы женщин за свои права.

Одновременно с ростом производства боеприпасов появлялось новое оружие: в июне этого года генерал Дюмезиль изобрел тяжелый окопный миномет, который приняла на вооружение французская, итальянская, русская, а затем и американская армия. Из Соединенных Штатов поступили десять подводных лодок, изготовленные для Британии компанией Bethlehem Steel из Пенсильвании; их по частям тайно перевезли через канадскую границу, чтобы не нарушать нейтралитет США, а затем собрали в Монреале и переправили через Атлантику.

24 мая по инициативе российского правительства Россия, Франция и Германия публично осудили убийство турками армян, назвав его актом, направленным «против гуманности и цивилизации». Декларация предупреждала, что за эти «бесчеловечные преступления» понесут личную ответственность «все члены» правительства Османской империи. 4 июня турецкие власти после консультаций с немецким послом в Константинополе ответили союзникам, что всего лишь реализовали свое суверенное право на самозащиту и что ответственность за случившееся в армянских районах должны нести государства Антанты, которые «организовали и направляли революционное движение».

На огромной территории позади русского фронта, полосе шириной 800 километров, от бывшей османской столицы Бурса до города крестоносцев Алеппо, не прекращались убийства армян. Во время массовой резни в Битлисе, которая началась 17 июня и продолжалась восемь дней, были убиты 15 000 армян. В соседнем Сирте погибли сотни армян, а также жителей христианского вероисповедания, несторианцев и иаковитов. В июле свой протест высказали правительства Германии и Австрии. Турки отмахнулись. Когда немецкий консул в Алеппо, Вальтер Росслер, убеждал Берлин поднять перед турецкими властями вопрос о жестокостях при депортации армян из этого региона, ему ответили, что, несмотря на достойные осуждения «махинации» со стороны самих армян, усилия по их защите уже приняты.

В качестве акта гуманности пять французских военных кораблей доставили 4000 выживших после резни армян с побережья Сирии в Порт-Саид. Но этот жест, несмотря на все свое благородство, никак не мог повлиять на действия турок. За семь месяцев было убито более 600 000 армян. Из 500 000 депортированных в этот же период более 400 000 человек умерли от жестокого обращения и лишений во время исхода на юг, в Сирию и Месопотамию. К сентябрю погибло более миллиона армян – впоследствии такие действия назвали геноцидом, или этническими чистками. Еще 200 000 человек насильно обратили в ислам. «Горе и страдания армян настолько велики, – писал в феврале следующего года армянский поэт Аветик Исаакян, – настолько ужасны и беспрецедентны, что сравнимы лишь с бесконечностью и безмерностью Вселенной; в словарях просто отсутствуют слова, чтобы описать глубину этого ужаса. Ни одному поэту не найти слов…»

В Месопотамии британские и индийские подразделения, которыми командовал генерал Таунсенд, ветеран боев на северо-западной границе Индии, 2 июня начали наступление на север со своей базы в Курне на реке Тигр. Когда крошечный отряд из ста британских моряков и солдат подошел к Амаре, турецкий гарнизон города капитулировал, опасаясь, что за ними последуют основные силы противника. 2000 турок в Амаре, в том числе пожарная команда из Константинополя, не меньше, а возможно, даже больше боялись 20 000 арабских жителей города и с готовностью сдались. Британцев развеселила просьба одного из турецких офицеров, который хотел отправить телеграмму жене в Анатолию: «Благополучно пленен». Просьбу удовлетворили.

3 июня австрийско-германские войска вернули себе галицийскую крепость Перемышль. Русские утратили контроль над Галицией. Британский наблюдатель при 3-й русской армии писал: «Эта армия теперь просто безвредная толпа».

4 июня на Галлиполи англо-французские войска вновь перешли в наступление, пытаясь в третий раз захватить высоту Ачи-Баба. В атаке участвовали более 30 000 британских и французских солдат. На одном участке турки соорудили ложную траншею. Артиллерия британцев уничтожила ее, но, когда в наступление пошла пехота, выяснилось, что настоящая траншея позади ложной цела и невредима. Тем не менее ценой больших потерь союзникам удалось выбить турок с укрепленных позиций и захватить шесть пулеметов, при этом были убиты почти все британские офицеры.

У Критии наступление Ланкаширского фузилерного полка было успешным, и турок отбросили почти на километр от деревни. Но когда полковник Канненгиссер захотел перебросить турецкий батальон с другого участка, чтобы удержать позиции у Критии, турецкий офицер сказал ему: «Ради бога, полковник, не приказывайте отступать ни единому человеку. Если это увидят остальные, они все побегут и будут бежать до самого Константинополя». Британский генерал Айлмер Хантер-Вестон мог воспользоваться слабостью турок, но решил направить резервы на тот участок фронта, где французам не удалось потеснить противника и где уже почти полностью был уничтожен батальон Королевской военно-морской дивизии. «Это было трудное решение – и неверное», – впоследствии написал один из историков [85]85
  Robert Rhodes James. Gallipoli. L.: B. T. Batsford, 1965. Р. 214. Авт.


[Закрыть]. В результате подразделения, наступавшие на Критию, были вынуждены отойти и занять новые позиции всего в пятистах метрах от траншей, из которых они утром начали атаку.

В тот день были захвачены от 250 до 500 метров турецких траншей на участке фронта протяженностью полтора километра, но высота Ачи-Баба осталась в глубине обороны турок. Доставка британских и французских раненых на побережье под непрерывным огнем турецких снайперов и артиллерии была нелегким делом. «Когда я шел по траншее, – писал в дневнике главный старшина Королевской военно-морской дивизии Джонстон, – то видел груды трупов, над которыми летали огромные противные мухи. Десятки раненых сгрудились в боковых ходах, ожидая, когда появится возможность доставить носилки для их эвакуации на базу». Индийские погонщики мулов и солдаты из Сионского транспортного корпуса подвозили в траншеи боеприпасы, а назад отправлялись с новым грузом – ранеными.

Что касается убитых, то необходимость обустраивать новые позиции поначалу не оставляла времени на их погребение. Как сообщает один из официальных историков, на участке фронта одного из шотландских подразделений, Шотландского пограничного полка, мертвые «были уложены по обе стороны хода сообщения, ведущего к захваченным позициям, образуя устрашающую аллею. Затем произошла серьезная психологическая ошибка – первой задачей, которую поставили перед территориальным батальоном Шотландского пограничного полка, прибывшего на полуостров вскоре после этого боя, было погребение этих трупов. Не самое обнадеживающее начало». Само погребение стало нелегким испытанием. «По мертвым ползали миллионы мух, – писал главный старшина Джонстон, – которые тучами поднимались в воздух, когда труп переносили в могилу, а затем снова садились и продолжали пиршество, прежде чем на него падала первая лопата земли».

Среди убитых 4 июня был рядовой Джим Скотсон, стоявший в траншее рядом с отцом, когда в голову ему попала пуля турецкого снайпера. Потрясенный отец лишился чувств, и его на госпитальном судне эвакуировали в Египет – у него случился нервный срыв. В тот день в траншеях плечом к плечу также сражались два брата, Фред и Гарри Теннанты. Гарри был убит утром. Фред писал матери: «Он упал лицом к врагу, и я уверен, что это самая героическая смерть, о которой можно только мечтать». Через несколько дней Фред получил тяжелое ранение и умер, не дожив до конца месяца.

Наступление 4 июня истощило силы турок. «Я чувствовал, что еще одна энергичная атака англичан приведет к самым плачевным результатам», – вспоминал полковник Канненгиссер. «Если бы британцы на следующий день атаковали с такой же решительностью, – писал турецкий офицер, – все было бы кончено». Но ни у британцев, ни у французов не осталось сил, чтобы возобновить наступление на следующий день. Батальон Королевской морской дивизии, прибывший на полуостров с тридцатью офицерами, потерял двадцать из них в наступлении 6 мая и еще шесть 4 июня. Среди убитых был лейтенант Оскар Фрейберг, чей брат Бернард выздоравливал в каирском госпитале после ранения в живот. Последний раз Оскара видели живым в турецкой траншее, с пистолетом в руках. Его тело так и не нашли.

4 июля погиб и рядовой Т. Ирдли из Манчестера. Он участвовал в боях на полуострове с момента высадки в апреле. На гражданке он увлекался собиранием автографов. После его гибели в окопе нашли открытку с такими словами: «Человек, который хладнокровно охотится за автографами, когда вокруг него рушится сама цивилизация, а неподалеку засели турки, заслуживает успеха. Приступим. Дж. Бернард Шоу».

Среди тех, кто участвовал в сражении 4 июня и остался жив, был А. П. Герберт; его книгу «Тайная битва» (The Secret Battle), рассказывающую о жизни и смерти на мысе Геллес и о том, как храброго человека расстреляли за трусость, Черчилль в своем предисловии назвал «одним из криков боли, вырванных у сражающихся солдат долгими и безмерными муками, через которые им выпало пройти; эти строки, как и стихи Зигфрида Сассуна, должно прочесть каждое поколение, чтобы ни у мужчин, ни у женщин не осталось иллюзий, что такое война». А. П. Герберт также написал стихотворение об этой битве:

 
В четвертый день июня
Мы пережили шок:
Гул адского сраженья,
Носилок сплошной поток.
 
 
Днем – россказни о победах,
А ночью – страшная быль:
Протяжные стоны увечных,
Убитые, мухи и пыль.
 
 
Назойливо мухи жужжали,
Сквернили священный прах,
Солдатский хлеб пожирали,
Роились в мертвых глазах.
 
 
Я вечно помнить буду
Войны этой грязь и смрад,
Как в яму бросают трупы,
Где черви кишмя кишат.
 

Турки контратаковали 6 июня; план наступления был подготовлен Канненгиссером и двумя немецкими штабными офицерами. На нейтральной полосе турецкие солдаты наткнулись на немецкого морского пехотинца, который входил в состав пулеметного расчета, захваченного британцами 4 июня. Этот моряк, старший матрос Петерс, в суматохе боя сбежал от британцев, которые вели его к своим траншеям. Когда он выпрыгнул на ничейную полосу и побежал, британцы подумали, что наблюдают за отчаянной храбростью своего товарища. К несчастью, турки, увидев бегущего к ним человека в морской форме, приняли его за врага и открыли огонь. Петерсу пришлось укрыться в воронке от снаряда. Он просидел там два дня и две ночи, без воды и пищи. Его спасли турки, предпринявшие контратаку. Вскоре после этого контратаковали уже британцы – они отбросили турок на первоначальные позиции.

Вторая битва при Критии закончилась. Потери обеих сторон были огромными: 4500 убитых и раненых британцев, 2000 французов и 9000 турок. По пути в Египет госпитальные суда делали остановки, чтобы похоронить в море тех, кто умер от тяжелых ран. Помощник начальника медицинской службы в Александрии писал: «Обычно я встаю утром и вижу суда, стоящие в очереди на вход в порт, и задаю себе вопрос, где мы разместим всех этих людей».

На Западном фронте, как и на мысе Геллес, линию траншей углубляли и укрепляли; две противостоящие друг другу армии ежедневно обменивались снайперским и артиллерийским огнем. На мысе Геллес турки могли стрелять не только с севера, с высоты Ачи-Баба, но также с юга, через Дарданеллы, – с азиатского берега, с той самой равнины, которая была свидетелем Троянской войны. Среди британских офицеров на мысе Геллес был Патрик Шоу-Стюарт, ученый из Оксфорда и поэт.

 
В то утро я видел солдата,
Он не хотел умирать.
А про себя не знаю,
Не ведаю, что сказать.
 
 
Дул бриз и рассеял тучи
Вскоре у Дарданелл.
Был холоден лик утра,
Как ракушки, он белел.
 
 
Но над Эгейским морем
Не ракушки ввысь летят —
Взрывчатка, шрапнель, снаряды.
Ну, словом, кромешный ад.
 
 
Ад кораблей военных.
Ад для простых людей.
О, роковая Елена!
Я вновь должен плыть за ней.
 

«Сегодня мы, оставшиеся в живых, чувствуем себя очень, очень старыми», – писал Шоу-Стюарт домой с Галлиполи. Два года спустя он был убит в бою на Западном фронте, отказавшись идти на эвакуационный пункт, когда несколькими минутами раньше шрапнель оторвала ему ухо.

6 июля немцы попытались провести скоординированную морскую и воздушную атаку на Британию. Ночью из ангаров в оккупированной немцами Бельгии в воздух поднялись три дирижабля. Из-за технической неисправности один был вынужден почти сразу же приземлиться. Два других пересекли Северное море, но повернули назад еще до того, как достигли Восточного побережья Британии. В районе Гента один из возвращавшихся дирижаблей заметил молодой летчик, младший лейтенант авиации Рекс Уорнфорд; несмотря на непрерывный ружейный огонь с дирижабля, он сумел подняться выше и сбросить три бомбы. Третья взорвалась и уничтожила врага. Погибли девять из десяти человек, составлявших команду немецкого дирижабля. Десятый, рулевой Альфред Мюллер, выжил после падения с высоты 2500 метров в гондоле дирижабля, которая пробила крышу монастыря Святой Елизаветы в Генте, причем при ударе его отбросило на 300 метров. Монастырь загорелся. Погибли две юные монахини, ребенок и мужчина, пытавшийся спасти ребенка. «Несмотря на скорбь, – впоследствии вспоминала мать Тереза, – сердца наши наполнялись радостью при мысли о бесстрашии и победе лейтенанта Уорнфорда. После войны на стене нашего монастыря установили табличку в память о молодом летчике, а соседняя улица была названа его именем».

Взрыв дирижабля был таким сильным, что самолет Уорнфорда несколько раз перевернулся и некоторое время летел вверх колесами, теряя оставшееся горючее. Затем он спланировал на поле рядом с Гентом, но во время приземления был перебит бензопровод. Однако в запасном баке еще оставалось горючее. Провозившись тридцать пять минут в немецком тылу, Уорнфорд сумел починить бензопровод и снова завести двигатель, но тут увидел отряд немецкой кавалерии, приближающийся к самолету. Он вскочил в кабину, поднял самолет в воздух и крикнул оставшимся на земле кавалеристам: «Привет кайзеру!» Подвиг Уорнфорда широко освещался в британской прессе и, как писала его двоюродная сестра Мэри Гибсон, «немного рассеял мрак других сводок о войне». Король решился на беспрецедентный шаг и на следующий день после воздушного боя отправил личную телеграмму Уорнфорду, наградив его Крестом Виктории. В сопроводительной записке Адмиралтейству личный секретарь короля прибавил: «Его величество считает, что награду следует прислать как можно скорее».

Предчувствие не обмануло короля. Десять дней спустя Уорнфорд вместе с американским журналистом Генри Нидемом вылетел с аэродрома в Бюке неподалеку от Парижа. На высоте 600 метров самолет сорвался в штопор, а когда вышел из штопора, у него отвалился хвост. На высоте около 200 метров самолет перевернулся, и Уорнфорд с Нидемом – к ужасу очевидцев – выпали из кабины и упали на землю. Смерь Нидема была мгновенной. Уорнфорд умер в больнице час спустя. За официальными похоронами последовала призывная кампания под девизом: «Не позволим юному Уорнфорду остаться последним из героев». Ему было двадцать три года. На памятнике, который установила газета Daily Express на Бромптонском кладбище, изображен самолет, атакующий дирижабль.

Те, кто присутствовал на похоронах Уорнфорда в Лондоне, не знали, что немцы сумели создать в британских портах шпионскую сеть из семи агентов. 15 июня глава французского военного криптографического ведомства полковник Картье передал британской разведке несколько сверхсекретных немецких радиограмм, которые удалось перехватить; в радиограммах указывались личности этих агентов. Все они были арестованы, а двое казнены в лондонском Тауэре. Немецкая шпионская сеть была практически уничтожена, и впоследствии немецкими агентами были в основном граждане нейтральных стран. Двое из них, перуанец и норвежец, также были расстреляны вскоре после поимки.

Новый генерал-губернатор оккупированной Бельгии, барон фон Биссинг, ясно дал понять, что после окончания войны Германия в той или иной форме сохранит контроль над завоеванными территориями. В своей речи от 19 июня он объяснил, почему такая политика будет способствовать «благополучию и процветанию Бельгии». «Я придерживаюсь той точки зрения, что выжатый лимон бесполезен, а мертвая корова не будет давать молока. Поэтому необходимо и важно, чтобы страна, которая имела такое значение для Германии как в экономическом, так и в других аспектах, сохранила жизнеспособность и чтобы нанесенные войной раны зажили как можно быстрее». В конце этого же года Биссинг выпустил меморандум, в котором привлекал внимание к неспособности Германии до 1914 г. ассимилировать французское или польское меньшинство или удовлетворить их требования. «В ближайшие годы мы должны сохранять существующее состояние диктатуры, – писал он. – Бельгия должна быть захвачена и удержана; так происходит теперь, и так должно происходить и в будущем». На день рождения кайзера, семь месяцев спустя, он заявил: «Мы хотим удержать то, что нам было вручено».

В июне на Западном фронте британцы предприняли новое наступление. В письмах домой 19-летний Роберт Грейвз описывал ежедневные артиллерийские обстрелы и снайперский огонь на «неподвижной» линии фронта. 8 июня 17 солдат его батальона были убиты или ранены немецкими бомбами и гранатами. Передовые немецкие траншеи в среднем находились на расстоянии 30 метров от Грейвза. На следующий день на участке линии фронта менее чем в двадцати метрах от занятого немцами подкопа, писал Грейвз, «я шел, насвистывая «The Farmer’s Boy», чтобы поднять себе настроение, когда вдруг увидел нескольких солдат, которые склонились над человеком, лежащим на дне траншеи. Он хрипел и стонал, словно раненое животное. У моих ног валялась его фуражка с размазанными по ней мозгами. Я никогда раньше не видел человеческого мозга; почему-то он представлялся мне поэтическим вымыслом. Можно пошутить с тяжело раненным и поздравить с тем, что для него все закончилось. Можно не уважать мертвого человека. Но никому и в голову не придет шутить над человеком, который три часа умирает после того, как верхнюю часть его головы снесло пулей, выпущенной с расстояния в двадцать метров».

Французские войска сражались в Артуа, тщетно пытаясь прорваться через немецкие траншеи. 18 июня после жестокой рукопашной схватки, мелких успехов и неудач, захвата и сдачи высот, после 18 000 убитых и раненых, наступление прекратилось. На линии Мёз – Аргонский лес при отражении немецких атак погибло еще 16 000 французских солдат. Тысячи человек по обе стороны фронта были буквально стерты с лица земли массированным артиллерийским обстрелом и яростными столкновениями в траншеях. Среди тех, кто «пропал» в Артуа, был французский писатель Жюль Леру. Ему было 34 года.

27 июля Вера Бриттен начала работать медсестрой в британском госпитале, ухаживая за ранеными, эвакуированными с Западного фронта. В тот день она услышала слова сержанта-шотландца: «Мы их разобьем, но сначала они разобьют наши сердца!» В меморандуме, составленном 29 июля, генерал Петен сообщал своему руководству, что в войне на истощение на Западном фронте победит «та сторона, у которой останется последний человек». В тот день в Лондоне британское правительство внесло в парламент законопроект, ставший первым шагом в переходе от добровольной к обязательной военной службе. Численность добровольческой армии Китченера, подразделения которой как раз присоединялись к регулярной армии на Западном фронте и на Галлиполи, достигла 2 миллионов человек, но к концу июня 1915 г. выяснилось, что этого недостаточно. В тот день число французов, поставленных под ружье, приблизилось к 5 миллионам. Чтобы защитить солдат на фронте, в армию поступало новое снаряжение: важнее всего для французских солдат были стальные каски. Однако касок не хватало: в июле было выпущено 180 000 штук, а в августе только 55 000. Вскоре появились британские стальные каски.

Боевые действия на Западном фронте ограничивались в основном рейдами в траншеи противника, спорадическими обстрелами и редкими, небольшими по масштабу атаками. В результате одной из таких атак солдаты 1-й Лондонской стрелковой бригады передвинули линию британских траншей вперед на 75 метров на участке фронта шириной 300 метров. Среди атакующих был стрелок Эрнест Джонс. Семьдесят семь лет спустя его племянник, Найджел Х. Джонс, посетивший это место, отметил, что, согласно официальной британской версии, захваченная траншея была завалена трупами немцев; повсюду были разбросаны письма и посылки. Очевидно, почта только что прибыла. Немцы готовили какую-то еду, потому что в траншее обнаружилось много кофе, который с удовольствием выпили нападавшие, – а также побаловали себя сигарами». Контратаку немцев отбили, но дорогой ценой. К концу дня было убито более 80 британских солдат, и среди них Эрнест Джонс.

В Месопотамии после взятия Амары в начале июля, которое, казалось бы, открывало перспективу для череды британских побед, возникли серьезные трудности. 27 июня британские и индийские подразделения атаковали турецкий гарнизон в Насирии. Жара, вполне терпимая тремя неделями раньше, стала невыносимой; температура достигала 45 градусов Цельсия. Появились тучи безжалостных москитов. Полевая артиллерия турок, как и на Галлиполи, неожиданно оказалась способна вести плотный и точный огонь. Насирию все же взяли, но тревожные признаки были налицо. Турецкие войска отступили, но сразу же начали укреплять новые оборонительные позиции у Кута. Британские и индийские части намеревались преследовать их, но боеспособность войск серьезно подорвали болезни. Как отмечал один из историков, солнечные удары и сердечные приступы стали причиной «беспокойства, тревоги, раздражительности и глубочайшей депрессии». Британский офицер, участвовавший в той кампании, впоследствии вспоминал работу похоронной команды: «Мы отправились на кладбище, до которого было около полутора километров, приблизительно в шесть вечера. Не успели мы пройти половину пути, как один человек свалился с сердечным приступом, и его, обмякшего, пришлось нести назад, в госпиталь. Когда труп опускали в могилу, один из солдат, державших веревки, потерял сознание и упал на мертвеца. А когда мы тронулись в обратный путь, чувств лишился еще один человек. К счастью, у нас были запасные носилки, и мы понесли назад двух человек – одного на запасных носилках, а другого на тех, на которых несли труп на кладбище».

Солдаты страдали от жары, от нехватки медикаментов и даже от недостатка свежих овощей, несмотря на бодрые репортажи в Times о доставке свежих овощей из Бомбея, но генералы составляли планы наступления на Кут.

На полуострове Галлиполи Мустафа Кемаль не сомневался, что сможет выбить австралийцев и новозеландцев с хребта Чунук-Баир и сбросить их в море. 28 июня, через десять дней после прибытия свежих турецких частей, он приказал начать наступление. Атака была отбита, а турецкое пополнение уничтожено. Кемаль хотел подать в отставку, но генерал Лиман фон Сандерс уговорил его не покидать пост. Личная храбрость Кемаля вдохновляла защитников турецкой земли. Однажды, когда батарея союзников обстреливала траншеи турок и разрывы приближались к тому месту, где стоял Кемаль, он отказался уходить в укрытие, а закурил папиросу и остался в траншее с солдатами. Снаряды стали ложиться в другой стороне. Так родилась легенда.

28 июня на Галлипольском полуострове британские войска атаковали противника на мысе Геллес, рассчитывая выбить турок из Критии. До деревни им дойти не удалось, но левый фланг британцев продвинулся вдоль ущелья Галли почти на километр [86]86
  Barker A. J. The Neglected War, Mesopotamia I9I4–19I8. L.: Faber and Faber, 1967. P. 97. Авт.


[Закрыть]. Один британский батальон, захвативший турецкие траншеи, нашел там свежеприготовленный завтрак из печенья и вареных яиц. Там же обнаружился запас сигар. «Более мрачной находкой, – отмечал историк подразделения, – были тела нескольких Королевских дублинских фузилеров, убитых 27 апреля и до сих пор не похороненных» [87]87
  Sir Frank Fox. The Royal lnniskilling Fusiliers in the World War. L.: Constable, 1928. P. 187. Авт.


[Закрыть].

Несколько контратак были отбиты, но одна группа турецких солдат сумела прорваться и закрепиться между британской передовой и вспомогательными траншеями. Они подавали какие-то знаки и, казалось, собирались сдаться, но, когда британские солдаты приблизились к ним, турки открыли огонь. Затем их атаковали с двух сторон и уничтожили.

Бои на Галлипольском полуострове, на которые страны Антанты возлагали столько надежд, привели к очередному тупику, повторению в миниатюре окопной войны на Западном фронте. В этой отдаленной зоне боевых действий ее хотели избежать, однако все ее ужасы теперь повторялись и здесь.