Текст книги "Верю тебе"

Автор книги: Марта Шилдз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Глава 3

Эмма ахнула. У нее в лице не осталось ни кровинки.

Раф оцепенело уставился на Сильвию. Он ослышался или… Сильвия назвала свою дочь Эммой Джонсон. Что за черт?..

Ему вдруг отчаянно захотелось убежать. Габи дернул бабушку за передник.

– Маму не так зовут, Буля. Ее фамилия Локвуд, как у меня.

Сильвия положила руки на плечи Габи и подтолкнула его к кухне.

– Пошли, солнышко. Твоей маме и Рафу надо поговорить.

Раф пристально смотрел, судорожно сцепив руки.

– Что она хотела этим сказать?

– Ничего. Просто она понемногу стареет. Стараясь не встречаться с ним взглядом, Эмма обогнула стол и направилась к кухне.

Раф преградил ей путь, схватив за запястье.

– Это в пятьдесят-то два…

…Они смотрели друг на друга, стоя посреди обшарпанной комнаты, но Раф не замечал этого убожества. Он видел только Эмму. На ней было красное бархатное платье, отчего щеки казались пунцовыми. Веточки падуба украшали ленту, которой были подвязаны ее длинные белокурые волосы.

К свежему сосновому аромату, которым был напоен воздух, примешивался легкий цветочный запах ее духов. Тонкие руки, которые он сжимал, дрожали и были холодными. Она нервно улыбалась.

Ему хотелось успокоить ее поцелуем, чтобы она знала, что все будет хорошо. Он будет заботиться о ней до конца своих дней.

– Берете ли вы, Раф Джонсон, Эмму Грэй в законные жены? Чтобы с этого дня в радости и горе, богатстве и бедности, в болезни и здравии отказаться от всех других, пока оба вы живы?

– Да, беру…

Раф вздохнул и резко выпустил ее руку, словно обжегшись. Он посмотрел ей в глаза.

– Мы были женаты.

Эмма отшатнулась, потирая кисть.

– Газетная новость. Не такая уж горячая, но кто будет придираться?

Раф почувствовал, что летит в темную бездонную пропасть. Женат? Шесть лет? И не знал этого? Как такое может быть?

Его начала охватывать паника.

– Готов снова сбежать? Прекрасно! Вот дверь! Рафу хотелось броситься в свою машину и к черту уехать отсюда…

Весь прошлый год он прятался от жизни, почти не выходил из дома, боясь встретить кого-то или что-то. Но теперь он нашел то, что искал, и теперь ему бежать нельзя.

– Прошу прощения. То, что мы были женаты, может быть, не новость для вас, но для меня это новость.

– Ну да, правильно. Ты ведь страдаешь потерей памяти, не так ли?

Раф не отреагировал на ее сарказм.

– Мы были женаты? Как это произошло?

– Мы отправились к мировому судье в Миссисипи и оба сказали «да».

– Я не так сказал.

Она возмущенно посмотрела на него.

– Не так? Что ты…

– Я сказал: «Да, беру». Глаза у нее округлились.

– Я забыла… – Она обхватила себя руками. – Но это ничего не меняет.

– Вот видите, и вы забыли. Почему же мне нельзя?

– Забыть мелкие детали – это совсем не потеря памяти.

Он всплеснул руками.

– Так вы считаете, что я вас бросил?

– А что еще я могу считать?

– Например, что я говорю правду о потере памяти.

Она вздернула подбородок.

Раф пристально смотрел на красивую молодую женщину, стоящую рядом. Шесть лет назад он женился на ней. Как он мог забыть? Почему…

От неожиданной догадки у него перехватило дыхание.

– Так вот почему ваша мама назвала вас…

– Тшш! – бросилась к нему Эмма и прикрыла ему рот ладонью.

Раф почувствовал прохладную руку у себя на лице и увидел широко раскрытые испуганные глаза, устремленные на него. Но в памяти больше ничего не всплывало. Неужели волшебство кончилось? Или чувства, охватившие их обоих, были сильнее памяти?

Или, может быть, волшебство совсем иного рода питало его мозг? То, которое возникает, когда…

– Нам нельзя говорить об этом здесь, – прошептала Эмма, – мой сын стоит прямо за этой дверью.

Раф тряхнул головой, и Эмма опустила руку.

– Тогда выберите место, где мы могли бы спокойно поговорить. Я не уйду, пока не получу некоторые ответы.

На мгновение ему показалось, что она откажется, и он распрямил плечи, готовясь проявить настойчивость. Но Эмма неожиданно кинулась к двери.

– Тогда пошли. Надо покончить с этим, и ты наконец уйдешь. – В коридоре она остановилась. – Хочешь пойти наверх или на улицу? Жарко и там и там. Мы не пользуемся кондиционером на втором этаже.

– Я знаю. Сильвия и Габи показывали мне дом. Габи не услышит нас, если мы поднимемся наверх?

Эмма удивленно подняла светлые брови.

– Все зависит от того, как громко ты будешь кричать.

– Как получится. – Раф пропустил ее вперед. – По крайней мере, там нет москитов.

Эмма побежала вверх по лестнице. Поставив ногу на первую ступеньку, Раф поднял глаза – и задохнулся. Упругие ягодицы четко вырисовывались под ее прямой, доходящей до колен юбкой. Мысленно выругавшись, Раф отвел взгляд. Давно его не посещали такие мысли.

Он сделал глубокий вдох и начал медленно подниматься, прихрамывая на больную ногу.

Эмма ждала его в верхнем холле. Бросив на него взгляд, она проговорила:

– Надо было пойти на переднее крыльцо. Тебе было бы легче.

Что это – забота? О нем? Во всяком случае, она заметила, как тяжело он дышал, поднимаясь по лестнице.

Раф пожал плечами.

– Доктора говорят, мне надо чаще подниматься по лестницам. Это помогает растягивать сухожилия, которые им пришлось укоротить во время одной из многочисленных операций.

Эмма сжала губы. Раф уже видел сегодня точно такое же выражение на лице у Сильвии.

– Куда идти? – спросил он.

– Сюда. У меня есть кое-что для тебя.

Удивившись и заинтересовавшись, он пошел за ней.

Эмма включила верхний свет, одновременно с которым заработал вентилятор под потолком, и скрылась в чулане рядом с небольшим кирпичным камином.

Раф уже понял, что это комната Эммы. Он увидел письменный стол, комод и два ночных столика. Все было сдвинуто в дальний угол и накрыто плотной клеенкой. На полу стояли три ведра, на каждом из них сверху лежал кусок клеенки, прижатый деревянной дощечкой. В комнате чувствовался запах плесени, хотя ведра были сухими. Раф провел рукой по деревянной полочке над неглубоким камином. Она была прохладной и, самое удивительное, не пыльной. Комнаты хотя и были нежилыми, но содержались в чистоте.

Раф знал от Сильвии, что крыша текла. Почему Эмме и понадобился дополнительный заработок. Возможно, она согласится на ту работу, которую он все еще собирался ей предложить.

– Иди сюда, помоги мне, – послышался голос Эммы из чулана.

Раф вошел к ней. Эмма пыталась снять огромную коробку с верхней полки. Стоя на цыпочках, она с трудом доставала до ее дна. Он вошел в чулан и взялся за угол коробки. В этот момент их руки сопрокоснулись.

…Сидя на краешке розового в сборку покрывала, он отвел влажные волосы у нее со лба. Эмма лежала под простыней, с бледным, без следа косметики лицом и изрядно покрасневшим носом.

– Мне пора идти, – сказал он ей. – Скоро вернутся твои родители.

– Папа придет в ярость, если застанет тебя здесь. – Она погладила ему руку. – А я рада, что ты пришел.

– Насколько рада? – прошептал он, наклоняя голову.

Она решительно оттолкнула его.

– Я сказала тебе, никаких поцелуев! Я не хочу заразить тебя своей простудой…

Раф опустил руки и повернулся к ней. Она стояла совсем близко от него, так близко, что он вдыхал знакомый легкий аромат ее духов.

– Я бывал в вашей комнате раньше. Эмма с подозрением взглянула на него.

– И что?

– Когда наши руки только что соприкоснулись, я вспомнил одну ночь. Вы были простужены. Ваших родителей дома не было. Вы сказали мне, что ваш отец придет в ярость, если застанет меня здесь. Потом я пытался поцеловать вас, но вы мне не разрешили. Вы не хотели, чтобы я заразился.

Ее зеленые глаза расширились.

– Я совсем забыла об этом, я помню только те два раза, когда мы…

– Когда мы что? – настойчиво спросил Раф, когда она запнулась.

Она вздрогнула, потом отвела взгляд и поспешно отошла в сторону.

– Достань лучше коробку.

Раф вздохнул и постарался успокоиться. С коробкой он вошел в комнату.

– Что в ней?

Эмма смотрела в окно, обхватив себя руками.; – Это вещи, которые остались после тебя. Когда ты умер – во всяком случае, мы так считали, я пришла к тебе в квартиру и все забрала. Там было немного, в основном одежда. Мебель ты брал напрокат.

Раф поставил коробку на пластиковую поверхность стола.

– Я не подумал о вещах, оставленных здесь, родители, видно, тоже.

– Хозяин дома позвонил мне, потому что был со мной знаком. Я бывала там… довольно часто. Сначала я хотела отправить все твоим родителям, но… – Эмма внезапно замолчала и обернулась к нему, вглядываясь в его лицо. – Ты сказал в чулане, когда прикоснулся ко мне, что вспомнил ту ночь, когда я была простужена. Что ты имел в виду?

Уж не начала ли она верить ему? Эта женщина, которую он едва знал?

Он едва знал собственную жену.

Поборов смущение, Раф поймал ее взгляд.

– Вы воскресили мои воспоминания. Глаза у нее округлились.

– То есть?

– Когда вы упали в обморок в гостинице и я взял вас на руки, мне вдруг вспомнилось кое-что из моей жизни до катастрофы. Вы даже представить себе не можете, как это для меня важно. Больше шести лет я не мог вспомнить ничего. Родные мне что-то рассказывали, но все это было как будто мертвым. Я не помнил ничего – ни людей, ни запахов, ни звуков. Но когда я прикасался к вам, всякий раз что-то всплывало…

– Нет. – Эмма крепче обхватила себя руками, чтобы сдержать дрожь. Выходило, что между ними до сих пор существовала какая-то связь. Но этого не могло быть.

Раф достал свой бумажник и извлек из него пожелтевший, весь в пятнах листок бумаги с обгоревшими краями. Он развернул его, словно это была Туринская плащаница.

Сердце у нее замерло. Она уже знала, что это. Рисунок, когда-то небрежно набросанный ею на скучной лекции по истории искусств в университете. Она изобразила на нем Рафа в виде ангела. В ту самую ночь и был зачат Габи.

Раф пристально всматривался в рисунок.

– Когда вы потеряли сознание и я подхватил вас, я вспомнил, как вы мне его отдали. Мы стояли на берегу Миссисипи. – Раф протянул ей листок. – Это нарисовали вы, правда?

Эмма проглотила подступивший к горлу ком, но он немедленно подступил снова. Она кивнула.

– Я сжимал это в кулаке, когда меня нашли спасатели, – сказал Раф. Поэтому листок такой грязный и с обгоревшими краями. Это чудо, что он уцелел во время взрыва. Видимо, мое тело приняло удар, защищая его. Это был единственный ключ к моей жизни, пока отец не нашел меня. Временами это было единственным, что не давало мне сойти с ума.

Эмма дрожащим пальцем дотронулась до листочка.

– Не могу поверить, что он все еще у тебя.

– А что означают эти буквы ЭКГ? Она посмотрела на буквы в центре сердечка на груди у ангела.

– Это были мои инициалы до того, как мы поженились. Ты любил… – голос у нее дрогнул, – ты любил острить по поводу того, что моими инициалами медики обозначают электрокардиограмму.

Помедлив, Раф сказал:

– Я… любил вас?..

Прошедшее время кольнуло Эмму в самое сердце. Неужели он ей все еще небезразличен? Но ведь это не так. Этого просто не может быть.

– Да, конечно.

– А вы любили меня?

Не доверяя своему голосу, Эмма кивнула.

– Ну, тогда, прекрасная Эмма, ради той любви, которую мы чувствовали друг к другу когда-то, может быть, вы поверите, что я говорю правду?

Эмма поняла, что погибает. Она верила в своей жизни лишь троим мужчинам, и все они так или иначе предали ее. Один из них стоял сейчас перед ней.

Хотя этот, пожалуй, предал ее не умышленно. Однако стереть так сразу из памяти прошедшие шесть лет было нереально. Да и зачем?

– Чего ты хочешь от меня?

– Прежде всего, чтобы вы поверили, что я не бросил вас. Вы должны были хорошо знать меня, раз вышли за меня замуж. Неужели я казался таким человеком, который мог бросить свою жену?

– Нет, не казался. Ты был самым честным и откровенным человеком из тех, кого я когда-либо встречала. Поэтому я тебя и полюбила.

Лицо у него посветлело, и он впервые улыбнулся.

– Спасибо.

Эмма затаила дыхание. Она словно увидела перед собой лицо ангела, напуганного ангела со сломанными крыльями.

– За что?

– За веру, – ответил он. – Вы ведь верите, правда?

Она вдруг поняла, что верит, и ей стало страшно. Значит, он будет претендовать на место в ее жизни, то место, которое она не могла ему дать.

– Если я верю, что ты потерял память, это еще не означает, что я верю всему остальному.

Его улыбка пропала, в глазах появилась печаль.

– Ну, хотя бы для начала… может, теперь вы согласитесь ответить на мои вопросы? Эмма вздернула подбородок.

– Сначала тебе придется ответить на мои.

– Я скажу все, что знаю, но, уверяю вас, не так уж это и много.

Она проигнорировала его слабую попытку оправдаться.

– Почему мне ничего не сообщили, когда тебя нашли?

Он прищурился.

– А мои родители знали, что мы женаты?

– Нет, но…

– Почему нет? Эмма вздохнула.

– Из-за меня. Мой отец возражал против наших встреч. Категорически. Если бы я кому-нибудь рассказала, что мы встречаемся, тем более что поженились… Отец мог узнать.

– Вы меня стеснялись?

– Нет, конечно. Но отец… – Эмма отвела взгляд. Ей все еще было трудно говорить плохо о человеке, который сделал ее жизнь такой невыносимой. – Твоя мама была родом из Мексики, для отца ты был метисом. Если бы он узнал, что я встречаюсь с тобой, он бы… не очень обрадовался.

Глаза у него сузились.

– Что значит… не очень обрадовался?

– Он бы запер меня в моей комнате и, возможно… возможно…

– Избил?

Она кивнула.

Раф тихо выругался по-испански.

Эмма предостерегающе подняла руку.

– Это все в прошлом. Он умер. Но ты знал, какой он. Мы встречались тайком и тайно поженились. Ты собирался уехать на задание, первое от «Денвер пост». Мы собирались все рассказать моим родителям, как только ты вернешься из Никарагуа, потом поехать на Рождество в Хьюстон и объявить твоим, а потом вернуться в Денвер. Мы были слишком молоды. Кто из нас думал, что несколько дней могут иметь какое-то значение?

– Если мои родители ничего не знали о вас, как можно было ждать, что они позвонят, когда меня нашли?

– Я несколько раз разговаривала с твоей матерью после катастрофы. Я сказала, что я твоя подруга, и попросила позвонить, если что-то выяснится. Она обещала.

Он поднял черную бровь.

– Подруга?

Эмма нерешительно подняла руки.

– Я не знала, как сказать. Невестка? Жена сына, которого они только что потеряли? Им и так было нелегко. Я думала, еще решат, что я какая-то аферистка, претендую на деньги или что-нибудь в этом роде. Мне казалось, что это не имеет значения, раз тебя нет.

Раф задумчиво нахмурился.

– Теперь я вспомнил: мама что-то говорила, что не может дозвониться какой-то моей подруге в Мемфис. Возможно, она даже произносила ваше имя. Но мне оно ничего не сказало. В тот момент даже мое собственное имя ничего для меня не значило.

– Кстати, об именах. Почему ты называешь себя Дэвидом?

Он посмотрел ей в глаза, лицо у него было мрачным.

– Потому что Раф умер. Естественно, новый человек получил другое имя. Не знаю, почему я рассказал вам об этом. Я никогда никому не говорил. Родителям я сказал, что Дэвид звучит более по-американски, чем Рафаэль. Я начинал писать для нескольких американских исторических журналов, и мне нужно было чисто американское имя. – Помолчав, он добавил:

– Мне кажется, я и сам в него поверил на какое-то время.

– История, – пробормотала она. – Ты никогда не интересовался историей.

– Да? Что ж, когда нет собственной истории, приходится браться за ту, которую удается найти. – Раф грустно улыбнулся. – Мой отец всегда сам проявлял интерес к Гражданской войне и подогревал его во мне. К тому же это было что-то такое, чем можно было заниматься, не общаясь с людьми. Эмма удивленно взглянула на него.

– Ты всегда любил людей. Не было случая, чтобы ты не нашел с кем-то общего языка. Раф кивнул.

– Мои родные говорили мне то же самое. Они очень переживали, когда я не хотел ни с кем общаться. Но, видите ли, людям свойственно задавать вопросы. Они ведь думают, что вы знакомы с ними, начинают говорить о каких-то вещах, а вы… не можете ответить.

Слезы жгли ей глаза. Захотелось броситься к нему, поцелуями успокоить его страдания, его боль.

Но она не сделала этого. Этим ничего не решить. Как он сам сказал, Раф мертв. По крайней мере, его память, если не тело. Перед ней был человек, совершенно не похожий на того, за кого она выходила замуж. Дэвид Джонсон, а не Раф.

Но она тоже изменилась. Они оба прожили несколько жизней за последние шесть лет и не могли вернуться назад. Тех юных и наивных, которые верили, что могут достать до луны, больше нет. Их место заняли два настрадавшихся взрослых человека, которых разделял целый мир.

Однако она была рада, что он пришел. Хотя стало еще больнее.

– Спасибо.

Бровь у него поползла вверх.

– За что?

Эмма пожала плечами.

– За приход. За объяснения. Это очень помогло. Я рада, что ты не погиб, Раф. И рада узнать, что ты не предавал меня. Мне очень жаль, что я так скверно себя вела.

– Ну, да, понятно. Ничего удивительного, что вы так думали.

Она протянула руку.

– Желаю удачи. Искренне желаю.

Он, нахмурившись, смотрел на ее руку.

– Вы говорите так, будто прощаетесь.

– Но ведь нет никакого смысла продолжать этот разговор, не так ли? Ты получил ответы на свои вопросы, я – на свои.

– Нет смысла?.. Вы забыли одну деталь. Мы женаты.

– Нет, я не забыла. – Эмма убрала руку. Должна была догадаться, что он не оставит ее так легко. – Но если ты полагаешь, что мы можем начать с того места, на котором остановились, ты…

– Я понятия не имею, на каком месте мы остановились! – Раф взъерошил волосы. – Но я не позволю, чтобы вы отделались от меня рукопожатием.

– Что ты хочешь этим сказать?

Раф пытливо посмотрел на нее: спряталась внутрь, как черепаха в панцирь, и выглядывает оттуда, словно ожидая нападения. Через что же она прошла, эта красивая женщина с затравленным взглядом зеленых глаз? Ему вдруг отчаянно захотелось узнать это. Узнать, какая она. А потом начать все сначала.

– Что я хочу сказать? – тихо повторил он. – Хочу сказать, что вы мне нужны. Вы возвращаете мне прошлое. Вы должны мне помочь. Вы единственная, кто может это сделать.

Эмма медленно покачала головой.

– Нет.

– Когда я прикасаюсь к вам, я вспоминаю. Такого не случалось с тех пор, как я очнулся в том аду, в Никарагуа.

– Не говори так. Глаза у него сузились.

– Почему? Это правда.

– Потому что тогда начинает казаться, что… что я что-то значу для тебя. Что между нами существует какая-то связь. А ее нет. Ее просто не может быть.

– Откуда вы знаете? Что же тогда потянуло меня в Мемфис? Что заставило вас откликнуться на то объявление?

Эмма всплеснула руками.

– Да просто совпадение. Раф покачал головой.

– Это судьба, Эмма. Судьба позвала меня в Мемфис, чтобы я мог найти вас. Судьба заставила вас ответить на мое объявление.

Эмма закрыла глаза и сжала губы. Потом глубоко и тяжело вздохнула.

– Это была не судьба, Раф, это было отчаяние. – Она открыла глаза. – Мне была нужна дополнительная работа. Сочувствую, но у меня слишком много своих забот, чтобы помогать кому-то еще. У меня нет ни времени, ни сил.

Он поднял брови.

– У вас есть время и силы для дополнительной работы.

– Нет. Их тоже нет. Я и так почти не вижу собственного сына, только пару часов в день. Если я получу еще одну работу, я вообще не буду его видеть. Но мне нужны деньги, чтобы починить крышу.

Раф открыл было рот, чтобы предложить ей работу, но тут же резко захлопнул его – у него возникла идея, и он повернулся к окну, чтобы ее обдумать.

Ей нужна работа и при этом нужно быть дома. А ему нужен художник-оформитель, а также квартира-офис. Почему бы не снять пару комнат здесь на несколько месяцев? Они ими все равно не пользуются. Если он будет все время рядом, рано или поздно она сдастся.

Только бы получить ее согласие. Подкупить, запугать – неважно, лишь бы получилось.

Раф задумчиво осмотрелся.

– Вы давно обитаете внизу? Эмма не сразу нашлась от такой резкой перемены темы, но ответила:

– Два с половиной месяца. Я все пытаюсь найти работу. Но вечерняя работа для художника довольно редкая вещь в этом городе.

– Забавно, я ведь, собственно, и пришел сюда, чтобы предложить вам работу в «Прошлых временах Юга». Когда вы ушли, я посмотрел вашу папку. Мне очень понравилось. Пока что «Прошлые времена» – это только ежеквартальный бюллетень, который выходит под названием «История Юга». Я писал для него внештатно последние несколько лет. Месяц назад его выставили на продажу, и я купил его. Через пару недель переехал сюда. Я хочу превратить его в настоящий коммерческий журнал. Такой же незаменимый за утренним кофе, как «Жизнь Юга». И такой же интересный.

Эмма почувствовала, что заинтригована. А главное – они наконец перестали говорить о собственном прошлом.

– Интересно. Странно, что до сих пор никто не додумался до этого. В сущности, большинство жителей Юга могут проследить свою родословную со времен до Гражданской войны. Но если ты хочешь сделать журнал успешным, тебе надо…

Она сжала губы. Что это она разговорилась? Все равно ведь не будет у него работать.

– Мне надо что? Пожалуйста, скажите. Мне очень нужен совет. Я буду рад любой помощи. – Она молчала, и Раф продолжал:

– Поэтому я и нуждаюсь в вас. Вы лучший из художников, откликнувшихся на мое объявление. Вы отлично чувствуете цвет и умеете делать страницы легкочитаемыми. Больше всего мне понравилась реклама, которую вы сделали в расчете на старомодных дам. – (Эмме тоже нравилась эта реклама. Удачно получилось.) – Именно так и должны выглядеть «Прошлые времена Юга». Вы тот художник, который мне нужен. Прошу вас, соглашайтесь.

Эмме очень хотелось согласиться. Такая творческая работа – редкость. Она работала в типографии – обычная рутина: почтовая бумага, брошюры, визитные карточки. Журнал уровня «Жизни Юга» – это то, о чем можно было только мечтать. Но у нее нет диплома…

– А оклад какой? – спросила она.

Раф назвал сумму, в полтора раза превышающую ту, что она получала в «Типографии Гаррисона».

– Но главное, вы могли бы работать прямо здесь, дома.

Эмма тут же ухватилась за последние слова.

– Что? Каким образом? У меня же нет компьютера, а тем более такого, на каком можно было бы делать подобную работу.

Раф заколебался, потом снова взъерошил волосы. Она не помнила за ним такой привычки. Как будто он все время в напряжении.

– Настал момент перейти ко второй части моего предложения. – Он сделал глубокий вдох. – Я хотел бы снять у вас пару комнат.

Эмма отшатнулась.

– Здесь?

Раф занервничал.

– В обмен на полугодовую ренту я сделаю новую крышу в доме. Сразу, как только смогу это организовать. Я подыскиваю себе квартиру для жилья и работы. Здесь было бы идеальное место для меня.

– Нет!

– Подумайте! Дом будет немедленно приведен в порядок, у вас будет стабильный дополнительный заработок, вы будете работать дома, так что сможете больше проводить времени с сыном. А если устроитесь на работу на стороне, совсем не будете его видеть.

Он знал, на какие кнопки нажимать. Всегда умел это.

– Зачем тебе эти душные старые комнаты?

– Я вижу для себя несколько плюсов. Во-первых, за полгода я снова узнаю город и пойму, где лучше иметь офис. Плюс ваша мама почти всегда находится здесь. Я собираюсь приобрести дорогое компьютерное оборудование, чтобы вы могли работать, а мне придется время от времени уезжать из города, чтобы наладить контакты с рекламодателями. Будет неплохо, чтобы кто-то присматривал здесь за хозяйством. – Он почти любовно погладил оконную раму. – И разве можно найти лучшее место для исторического журнала, чем дом, который сам столько лет был свидетелем истории?

– Ты хочешь сказать, что тебе нравится эта развалюха, из которой, случись пожар, и не выберешься?

Раф удивленно посмотрел на нее.

– Конечно. А вам нет? Эмма покачала головой.

– Его содержание отнимает у меня все время и все деньги. Я пыталась убедить маму, что если его продать, а заодно и весь антиквариат, то можно собрать достаточную сумму, чтобы купить новый дом в пригороде. Тогда и Габи мог бы ходить в приличную школу.

– И что же? Эмма вздохнула.

– Всякий раз, как я затеваю этот разговор, мама расстраивается. Она прожила в этом мавзолее всю жизнь и не хочет расставаться ни с одной лампой.

Он поднял на нее свои черные глаза.

– Похоже, эта работа нужна вам еще больше, чем я предполагал.

Эмма отвела взгляд. Она понимала, что надо принимать предложение. У нее не только появятся деньги, но она будет заниматься и любимым делом. Да еще сможет работать дома, а значит, быть с Габи.

А еще это значит, что она будет жить и работать с Рафом в одном доме. Что крайне нежелательно. Эмма ощутила странную тревогу. Возможно, это были просто отголоски той их любви, которые исчезнут, как только она получше узнает Рафа. А если нет? А если она снова влюбилась в него? Все прежние отношения с мужчинами не приносили ей ничего, кроме проблем. Может, хватит? К тому же он мог начать думать, что имеет какие-то права в качестве мужа…

Нет, жара в этой комнате просто невыносима. Эмма вспомнила несколько ночей, всего несколько, в одну из которых она и забеременела. Он был внимательным и страстным любовником. Интересно, остался ли он таким до сих пор?

Эмма медленно покачала головой.

– Очень сожалею, но не могу.

– Что не можете? Сдать комнаты или принять предложение о работе?

– И то, и другое.

– А если я поклянусь, что наши отношения будут чисто деловыми?

Эмма снова покачала головой.

– Почему?

– Потому что. Ведь я должна думать не только о себе, – сказала она тихо, я должна помнить о сыне.

Его черные глаза вспыхнули.

– Вы считаете, я способен причинить вред Габи?

Ей надо забыть о жалости, покончить с этим, прояснить все до конца. Он едва не сбежал, узнав, что у него есть жена. Может, когда выяснится, что у него есть еще и сын, он просто пойдет укладывать вещи?

– Ты уже причинил ему вред, бросив его, когда он находился еще в утробе. Ты согласился на опасную командировку, хотя я умоляла тебя не делать этого. Работа была для тебя важнее, чем я. – Она еле сдерживала слезы. – Важнее, чем твой ребенок.

Смуглое лицо Рафа побелело.

– Мой… ребенок?

– Твой, Раф. Габи – твой сын.