Текст книги "Мой дом там, где любимый"

Автор книги: Марта Шилдз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Глава четвертая

Едва Алекс поставила мясо в духовку тушиться на медленном огне, как послышался стук конских копыт. Она посмотрела в окно как раз в тот момент, когда Хэнк подъехал к конюшне.

Она взглянула на часы и нахмурилась. Три часа. Зачем он приехал? Лишь однажды за восемь дней, которые она проработала на ранчо, он вернулся домой раньше работников.

Наблюдая за ним, Алекс увидела, что Хэнк едва не упал, когда спешился, и, чтобы устоять на ногах, даже схватился за седло.

Захлопнув дверцу духовки и швырнув рукавички на стол, она стремглав бросилась за дверь. Промчавшись по двору, Алекс забежала в конюшню. Глаза еще не привыкли к темноте, когда пара сильных рук схватила ее.

– Что случилось? – спросил знакомый низкий голос.

– Хэнк?

– Что такое? Что стряслось?

– С тобой все в порядке?

– Конечно, в порядке. А с тобой?

Сейчас она видела его. Его явная тревога заставила сердце перевернуться в груди.

– Я думала, ты… я имею в виду, ты едва не упал, когда спрыгнул.

Его лицо смягчилось, но хватка не ослабла.

– Я в седле с самого утра, поэтому колено слегка затекло. Старая травма.

Алекс кивнула, но вздох облегчения застрял в горле, когда она увидела, как горят его глаза. Внезапно она поняла, насколько близко они стоят. Его сильные пальцы сжимали ее руки чуть выше локтя и притягивали к мускулистому телу. Она чувствовала на своем лице его теплое, дурманящее дыхание.

– У нас назначено свидание, помнишь? Я приехал дать тебе урок верховой езды.

Едва прозвучали эти слова, Алекс поняла, что сделала поспешные выводы. Более того, ее панический приход сюда говорил, что она чересчур тревожится о том, что случилось с ним. Он ей небезразличен. Проглотив ком в горле, она отвела взгляд.

– Что на этот раз? – спросил он, не отступая.

Она немного отодвинулась, но Хэнк продолжал сжимать ее руку.

– Это не свидание.

Его пальцы сжались. Но потом он внезапно отпустил ее.

– Ты права, это не свидание.

Она нахмурилась.

– Прошу прощения. Просто я…

– Да, я знаю. Ты не вешаешься на шею. Ты сказала об этом совершенно откровенно, когда я нанимал тебя. – Он расседлал жеребца и бросил седло в корзину, подвешенную на стене. – Не тревожься, романтические осложнения нужны мне не больше, чем тебе. Спасибо за напоминание.

Алекс почувствовала разочарование. Она сделала полшага к Хэнку, но заставила себя остановиться.

– Возможно, будет лучше, если Бак или Джед поучат меня ездить верхом.

– Нет! – Он резко повернулся у стойла Мэйзи и бросил на Алекс гневный взгляд. – Я здесь хозяин. Я буду учить тебя. И никто другой. Ясно?

Его сердитый тон заставил Алекс отступить. Они стояли, разглядывая друг друга. Алекс слышала лишь нервное дыхание Хэнка и видела лишь его жесткое, неумолимое лицо. Но даже на расстоянии она чувствовала то магнетическое притяжение, которое опять возникло между ними.

Удовольствие прокатиться верхом, увы, испорчено. Вместо того, чтобы концентрироваться на лошади, она наверняка будет думать лишь об этих голубых глазах, следящих за ней.

– Моя одежда подходит? – Она вонзила ногти в ладони, сдерживая себя, пока он откровенно разглядывал ее с головы до ног.

Наконец он произнес:

– У тебя есть обувь получше? На каблуке и твердой подошве.

Она посмотрела на свои кожаные спортивные туфли.

– Есть туфли на низком каблучке, но обычно я надеваю их с платьем…

– Нет. Смотри. – Он приподнял ногу. Темно-коричневые кожаные сапоги были заляпаны грязью, но скошенные двухдюймовые каблуки и круглые носки выглядели куда прочнее и надежнее, чем любая ее обувь.

Алекс покачала головой.

– Я думаю, что не найду ничего лучшего, чем эти.

Он пожал плечами.

– Ладно, пока подойдут. Думаю, мы покатаемся около часа. С ужином будут проблемы?

– Я поставила мясо в духовку. Оно будет готово через пару часов, но я прибежала сюда так быстро… поэтому его нужно сначала проверить.

Он кивнул и отвернулся.

– Отлично. Возвращайся минут через десять.

– Хорошо, – пробормотала она и побрела к дому. Дом встретил ее знакомыми приятными звуками и запахами. Это помогло ей успокоиться. Жаркое было в порядке.

Сейчас необходимо охладить свой пыл и попытаться успокоиться. Ей нельзя поддаваться этому влечению к Хэнку, иначе все будет потеряно. Ей никогда уже не добраться до Сан-Франциско.

Алекс закрыла глаза и попыталась трезво оценить ситуацию. Романы приходят и уходят, но то, чему она научится у мсье Бушода, останется на всю жизнь. Ей не стоит забывать об этом и нужно надеяться, что и Хэнк будет держать себя в руках.

Хэнк не хотел прислушиваться к собственному внутреннему голосу. Его главная задача – продать ранчо. А любезничать с Алекс совсем не входит в его планы. У него достаточно других дел: нужно откармливать скот, чтобы выгодно продать его, если он не потребуется покупателю ранчо. Кроме этого, нужно решить, что он возьмет с собой, когда вернется на родео. По самым скромным подсчетам, у него еще осталось несколько лет для выступлений, и ему нужно восстановить форму.

Сейчас он был почти у цели. Трэвис живет отдельно, а Клэр в сентябре отправится в колледж. Им наплевать на ранчо. Налоги в этой части Вайоминга выросли настолько, что он едва сводит концы с концами. Если не продать ранчо, то вряд ли удастся оплатить обучение Клэр, а она настроена закончить колледж.

Тяжело вздохнув, Хэнк собрался с силами, открыл стойло и вывел Мэйзи на середину конюшни. Нужно седлать лошадь.

Поправив за ушами Мэйзи уздечку, он заметил, что Алекс идет к конюшне. Было видно, что она шла неохотно, на негнущихся ногах, с побелевшим лицом. Но даже такая она вызывала знакомое чувство возбуждения.

Проклятье! Она не самая красивая женщина, которую он видел, так почему же она так возбуждает его?

Должно быть, у него слишком долго не было женщины. На мгновение в голове мелькнула мысль, не съездить ли в Ривертон и не возобновить ли тот короткий роман с одной вдовушкой. Нет, он не хочет встречаться с Триши. Он хочет…

– В чем дело? – потребовала ответа Алекс, едва вступив в конюшню. – Ты, не моргая, разглядывал каждый мой шаг через двор, будто я… – Она вспыхнула и отвернулась.

– Будто ты что? – подсказал он.

Она прищурилась, осмотрела его и подняла подбородок.

– Будто я совершенно голая.

Его обдало горячей волной.

– Уже и подумать нельзя.

– Хэнк, я не могу связываться с тобой. Я направляюсь…

– Знаю, знаю. В Калифорнию. – Он выругался сквозь зубы и повернулся к лошади. – Мы уже обсуждали этот вопрос, я, как и ты, не хочу связывать себя.

– Так-то лучше. Я готова.

Пока она обходила вокруг него, чтобы похлопать Мэйзи по морде, он в уме перечислил одну за другой все причины, по которым не может быть с Алекс.

Это ничуть не помогло.

Хэнк знал, что Клэр направляется к нему. Пока она не уселась на верхней жерди забора, огораживающего загон, ни один не произнес ни слова.

Клэр махнула рукой Алекс и, внимательно понаблюдав за ее кругами по загону, спросила:

– Ты уверен, что она впервые в седле?

– Говорит, что да.

– Такое впечатление, будто она ездила верхом всю жизнь.

– Я бы так не сказал, но она и впрямь держится неплохо.

– Неплохо? Ты шутишь? Много ли начинающих способны ехать рысью в первый раз?

Он пожал плечами.

– Просто она почувствовала и правильно настроилась на движения лошади.

– Как прошли занятия в школе? – крикнула Алекс, поравнявшись с ними.

– Нормально, – ответила Клэр.

Алекс отъехала в сторону, когда Клэр тронула руку Хэнка и сказала:

– Ты похож на отца, гордящегося своим чадом.

Он надвинул шляпу на брови.

– Я ничего не сделал такого, чтобы гордиться. Просто посадил ее верхом.

– Плохи твои дела. Ты уже попросил ее остаться?

– О чем ты говоришь? – спросил он чуть строже, чем ему хотелось.

– Ты знаешь. Ты попросил ее не уезжать в Сан-Франциско?

– Конечно, нет. А почему мои дела плохи?

Клэр закатила глаза.

– Брось, Хэнк. Тебе нравится Алекс. Это невозможно не заметить.

Он посмотрел на фигурку Алекс и попытался говорить безразличным тоном:

– Конечно, она мне нравится, как, впрочем, и остальным.

– Тебе нравится Алекс. Так же, как я – Ти Джордану. – И Клэр в притворном ужасе прикрыла рот.

– Не смеши, – отрезал он.

– Я серьезно. – И, видя, что Алекс приближается, она добавила чуть громче: – Мясное рагу вкусно пахнет, Алекс.

– Ты заглядывала?

– Ага, и выглядит аппетитно.

– Спасибо.

И Алекс проехала мимо.

– Правда, я понятия не имею, как должно выглядеть мясное рагу, – пробормотала Клэр.

– Почему? – спросил Хэнк. – Ты же ела его.

– Да, но оно было на тарелке, а не в духовке. Так почему ты до сих пор не попросил Алекс остаться?

На этот раз Хэнк выругался сквозь зубы.

Клэр вцепилась в него, как собака в свежую кость.

– В Калифорнии у нее есть работа получше.

– Но там нет нас, – решительно заявила Клэр. Потом придвинулась ближе и добавила: – Там не будет и тебя.

– Клэр…

– Ты ей нравишься.

Хэнк понимал, что пора прекратить этот разговор, но не мог.

– С чего это ты взяла?

– Да на вас достаточно посмотреть один раз, чтобы понять это.

Хэнк покачал головой. Если девочка заметила, что он неравнодушен к Клэр, значит, это заметили и остальные.

– Не смеши. Она ведь здесь только неделю.

– Ну и что с того?

– Через три недели она уедет.

– Хочешь совет? Если ты попросишь ее остаться, она останется.

Хэнк прищурился.

– Ты затеваешь все ради собственной выгоды.

– А почему бы и нет? У меня никогда не было сестры. Вы с Трэвисом постоянно помыкали мной. – Клэр прижалась к нему. – Но я думаю не только о себе. Тебе нужен кто-то, Хэнк. Ты становишься старым и ворчливым. А Алекс прекрасно подходит тебе. В конце концов, мужчине нужно…

Хэнк в ужасе посмотрел на сестру.

– Откуда, черт возьми, ты знаешь, что нужно мужчине?

Она закатила глаза.

– Ты забываешь, что я уже не ребенок.

– Ты не…

Она толкнула его в грудь.

– Не говори глупостей. Тупые старые ковбои не в моем вкусе. А вот тебе и Алекс нравится здесь, на ранчо.

– Она уедет, – проворчал он. – Давай закончим этот разговор.

Я тоже уеду, хотелось прибавить ему, как хочешь уехать ты, сестренка. Как уехал Трэвис. Но он еще не продал ранчо. Сестра вздохнула.

– Ну, даже если она уедет, сейчас ты можешь наслаждаться ее компанией, хотя бы несколько недель. Все же это лучше, чем совсем ничего?

Эта мысль поразила Хэнка. Клэр права.

Возможно, так будет даже легче избавиться от ее образа, и он сможет с нежной улыбкой сказать ей прощай, когда придет время уезжать. А вдруг, наоборот, все окажется в десять раз трудней и он не сможет отпустить ее? Невозможно узнать заранее.

– Ну? – Клэр не унималась. – Почему бы не попросить ее?

– Видела бы ты, как она взбеленилась, когда я назвал это занятие свиданием.

– Наверно, ты просто удивил ее. Быть деликатным ты умеешь не всегда.

Хэнк взглядом проводил Алекс и сказал:

– Я подумаю об этом.

– Можно начать с душа перед ужином. Каждый вечер от тебя и твоих парней воняет, как из конюшни.

Он пожал плечами. Это он может сделать хоть сейчас.

– Да, Хэнк…

– Что?

– Не раздумывай слишком долго, иначе она уедет.

Так было бы лучше для них обоих.

Хэнк дожидался у конюшни, когда работники прискакали с северного выгона. Он стоял, прислонившись к открытым воротам, пока они расседлывали лошадей и выпускали их в задний загон. Когда они вышли, он преградил им дорогу.

– Новое правило, мальчики, – объявил он. Они встали как вкопанные.

– Еще одно? – проронил Дерек и тут же заработал тычок локтем от Джеда.

Хэнк одним взглядом подавил попытку мятежа.

– Душ перед ужином.

– Что?! – закричал Бак.

– Душ перед ужином? – одновременно взвыл Джед.

– У тебя что, в голове заклинило? – прибавил Дерек.

– Кроме шляп и грязных сапог наших дам оскорбляет наш запах, – объяснил Хэнк. – Вы не сдохнете с голоду, если потерпите еще пятнадцать минут.

– Но после ужина мы будем в грязи не меньше, чем до, – возразил Бак.

– Правильно, – поддержал Джед. – Нам что, второй раз мыться после тренировки?

– Помоетесь второй раз, – без тени сожаления проговорил Хэнк. – Это не испортит ваши толстые шкуры.

– Но, хозяин…

– Начинаем сегодня. – Своим взглядом он заставил всех повиноваться. Всю дорогу к дому его сопровождали ворчливые комментарии:

– Это ни в какие ворота. Мыться два раза за вечер!

– Сначала сапоги и шляпы, теперь душ. Это все из-за женщины.

– И кажется, ее мы знаем, верно, парни? Хозяин поставил на Алекс свое клеймо, как только она приехала на ранчо.

– Ага. Он ходит за ней, как бык за коровой.

– Бедняга! Плохи его дела.

– А может, он не будет таким занудой.

– Что за дерьмо ты куришь, Джед?

Алекс выложила на стол первый противень кукурузных лепешек, когда скрипнула задняя дверь. Неужели она так увлеклась ужином, что не заметила, как мужчины прошли через двор? Обычно она слышала их разговор еще от конюшни.

Вытирая руки о фартук, она поторопилась к двери.

– Вы сегодня рановато. Я еще не совсем… О, Хэнк. – Она замерла на месте.

Он положил шляпу на полку и повернулся. Его голубые глаза поймали и не выпускали ее, пока всякая мысль не испарилась из ее головы.

– Похоже, ты удивлена, что это я. – Он сел на лавку у стены и начал стаскивать сапоги.

– Просто ты никогда не приходил домой первым. Ребята всегда приходят раньше тебя.

Хэнк поставил сапоги на полку и встал. Два шага, и он оказался почти рядом. Алекс отступила, но уперлась спиной в дверной косяк. Ей пришлось задрать голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Хэнк стоял так близко, что она чувствовала его тепло и терпкий мужской запах.

– Прости, если нарушил твой распорядок, – проговорил он.

– Ты не нарушил. Я имею в виду… мой распорядок. Я здесь только неделю, и… – Она остановилась, потому что поняла, что говорит совершенно бессвязно. И помолчав немного, добавила: – Ужин будет готов через пятнадцать минут.

Он отвернулся и осмотрел холл.

– Все в порядке. Мне нужно кое-что сделать наверху. Ребята тоже подойдут к этому времени.

Вздохнув, Алекс занялась лепешками.

Она пыталась отговорить себя от этой глупой влюбленности, но в результате лишь стала думать о Хэнке постоянно. Оставалось только не замечать свое чувство и надеяться, что все пройдет и забудется.

Кухонная дверь распахнулась, и Алекс быстро повернула голову.

– Прости, что опоздала, – проговорила Клэр. – Я накрою на стол?

Алекс держала в руках стопку тарелок, но совершенно не помнила, как вынимала их из шкафа. Тряхнув головой, чтобы собраться с мыслями, она вручила тарелки Клэр.

– Да, конечно.

Клэр без умолку щебетала о чем-то, то и дело убегая. Алекс рассеянно отвечала, ставя еду на стол. Вскоре пришли работники, на что-то жалуясь друг другу, но она не замечала и их.

Лишь поставив последнюю тарелку и отступив в сторону, чтобы убедиться, что ничего не забыто, она увидела «перемену». Лица не покрывала серая пыль, а мокрые волосы у каждого были зачесаны назад.

Алекс расширившимися глазами посмотрела на Хэнка. Он собирался подать ей стул. Его волосы тоже были влажными.

– Вы все чистые!

Клэр завертела головой, оглядывая всех за столом, потом наклонилась к Дереку и сделала глубокий вдох.

– Это чудо.

– Нет, не чудо, – произнес Бак. – Это…

– Хорошие манеры, – прервал Хэнк, останавливая взглядом Бака. – Мы не хотим оскорблять наших прекрасных дам.

Клэр усмехнулась и проговорила, словно выдавая забавный секрет:

– Он имеет в виду тебя, Алекс. Я сижу за этим столом восемнадцать лет…

– Семнадцать, – поправил Хэнк, пододвигая стул Алекс.

Все еще не придя в себя, Алекс села.

– Уже почти восемнадцать лет, – уточнила Клэр. – Но раньше они не задумывались о том, оскорбляет их запах меня или нет.

Хэнк занял свое место, потом гордо осмотрел сидящих за столом.

– Скажем, что первый урок хороших манер усвоен.

Волна счастья охватила Алекс. Хэнк, похоже, согласился с тем, что она на кухне хозяйка и может устанавливать на ней свои правила. Пусть это была лишь крошечная часть мира, пусть временно, но как приятно иметь место, которое люди считают твоим.

– У меня новости, – внезапно объявила Клэр, выводя Алекс из забытья. – На следующей неделе приезжает Трэвис.

– Он звонил? – спросил Хэнк. Клэр кивнула.

– Час назад. Этот уик-энд он проведет в Калифорнии, но в следующий уик-энд собирается участвовать в родео в Ландере. Обещал приехать в среду.

Лица работников оживились. Трэвис явно пользуется у них большим уважением.

– А мы съездим на праздник в Ландер? – с мольбой в глазах спросила Клэр. – Трэвис приглашал, к тому же Алекс никогда не видела родео.

В одно мгновение все за столом повернулись к ней.

– Ты никогда не была на родео? – искренне ужаснулся Дерек.

Она покачала головой.

– Я видела только то, что вы делаете в загоне каждый вечер.

– Значит, не видела ничего, – тут же вставил Бак. – Это всего лишь тренировка. Тебе обязательно нужно посмотреть, как это происходит на самом деле.

– Алекс, а ты хотела бы поехать? – спросил Хэнк.

Алекс посмотрела ему в глаза и почувствовала, как краска заливает щеки.

– Но вы, наверное, заняты в выходные, а кроме того, Бак, Джед и Дерек сами отправляются на родео.

– Не беда, Руди и Кэйзи справятся с делами самостоятельно. Это всего лишь один день, – сказал Хэнк.

– Ради меня таких жертв не нужно. Но если вы планируете поехать, я с удовольствием поеду с вами. Вы так много тренировались!

Хэнк кивнул и повернулся к Клэр;

– Значит, решено, едем.

Глава пятая

– Сразу видно, что вы с Клэр родственники.

Хэнк отвел глаза от дороги и взглянул на Алекс. Она придвинулась как можно ближе к дверце и обеими руками вцепилась в ручку.

– Потому что мы похожи?

– Потому что вы оба превышаете скорость. Наверно, это наследственное.

Хэнк расхохотался.

– Это от отца.

– Улыбайся почаще, – тихо проговорила она. Почувствовав волнение в голосе Алекс, Хэнк повернулся и увидел нежность в ее глазах. Ему показалось, что в кабине сразу стало теплее.

– Почему?

– Ты такой милый, когда улыбаешься, а когда смеешься, выглядишь почти человеком.

– Почти человеком? Намекаешь, что я не человек?

– Ребята на ранчо думают именно так. За глаза они называют тебя рабовладельцем.

Хэнк почувствовал, что его голос почти пропал.

– А что думаешь ты?

– Я думаю… Я думаю, что хочу, чтобы ты сбавил скорость.

Хэнк поехал медленнее. Можно и не спешить, у них в запасе весь день. Хотя при такой скорости дорога до Ривертона займет два часа. Это означает четыре часа в одной кабине с женщиной, которая готова в любую минуту откусить ему голову.

Пытаясь разрядить возникшее напряжение, он решил поддержать беседу. Ему было любопытно, как южанка вдруг оказалась в Вайоминге, и он начал с этого вопроса.

– Значит, ты из Алабамы. А откуда именно?

Он чувствовал на себе ее взгляд, но не отводил глаз от дороги.

– Из маленького городка на юго-востоке, который называется Ла-Нет. Думаю, он не больше Дубойса. Ты знаешь, сколько человек живет в Дубойсе?

– По данным последней переписи, около девяти сотен. Но город постоянно растет. Люди приезжают отовсюду… – Хэнк остановился, поняв, что она незаметно перевела разговор со своей персоны на его. Он уже замечал эту особенность. Она делает это специально? Он решил продолжить атаку и вновь спросил: – Этот Ла-Нет такой же маленький? Ты родилась там?

– Родилась и выросла. А ты? Где ты родился, если в Дубойсе нет больницы? В Ривертоне?

– Нет, я родился в этом доме.

– На ранчо? Твоя мать не доверяла больницам?

– Нет, что ты, просто она не могла попасть туда. Была сильная метель, и все завалило снегом. Дорогу в Дубойс перекрыли сугробы в четыре фута высотой.

– И она рожала одна?

Он искоса взглянул на нее. Она снова увела разговор, но сейчас, похоже, искренне интересуется его ответом.

– Нет, отец принимал роды.

– Ты шутишь!

– Ничуть. Многие отцы на ранчо сами принимают хотя бы одного из своих детей. У них обычно достаточно опыта, потому что приходится часто принимать телят и жеребят, так что они знают… эту сторону жизни.

– А вдруг осложнения? – в ужасе спросила она.

Он пожал плечами.

– К счастью, не было – ни со мной, ни с Клэр. Но папа отвез маму в больницу, как только можно было проехать, то есть на следующий день.

– Клэр тоже родилась во время вьюги?

– Нет. У мамы начались схватки утром, когда мы с папой уехали на пастбище. Трэвис находился дома, но ему было только пять. Когда мы с папой вернулись домой, Клэр уже приготовилась появиться на свет. Думаю, прошло минут десять после того, как мы вернулись.

Алекс медленно покачала головой.

– Потрясающе. Твоя мать, наверное, была очень сильной женщиной.

Хэнк задумался. Он всегда считал свою мать маленькой и хрупкой. Но сейчас понял, что она просто казалась маленькой, потому что рядом был его отец. Он обращался с ней как с нежным цветком, и Хэнк тоже. Но она, несомненно, была сильной – и не только физически. Она терпела его отца все эти годы. Его тоже.

– Да, пожалуй, ты права.

– Представляю, как тебе было трудно, когда родители умерли.

– Ты знаешь, что произошло?

– Ты сказал, они утонули во время наводнения.

Хэнк заговорил, преодолевая внезапно возникшую боль в груди:

– Один из наших быков застрял в овраге на юге владений. Они бросились спасать его. Бык выбрался. Они – нет. Когда лошади вернулись одни, то работники стали их искать. Через несколько часов они нашли маму и папу в полумиле вниз по течению.

Алекс помолчала, потом проговорила:

– Тебя не было дома в тот момент?

Он покачал головой.

– Меня нашли только на следующий день. Я был по дороге из Мескуайта в Эбилин.

– Сейчас ты мучаешься из-за того, что не был там. Особенно из-за матери.

Хэнк изумленно посмотрел на нее.

– Ты угадываешь мысли.

– Нет, но могу понять, что мучает людей. Жизнь научила.

И прежде, чем он успел что-то спросить, она продолжила:

– Жалко, что я не могла познакомиться с твоей матерью.

Хэнк попытался представить мать и Алекс вместе. На удивление, это оказалось очень легко.

– Ты бы ей понравилась.

– Вот как? Почему ты так думаешь?

– Вы очень похожи. Ты много работаешь, быстро схватываешь, умеешь постоять за себя.

– О!

Они некоторое время молчали, потом Хэнк попытался снова перевести разговор на Алекс:

– А как ты родилась? Если Ла-Нет не больше Дубойса, там, наверное, тоже нет больницы.

– Нет, – ответила она. – Но там был врач, который помогал при родах. Он еще работал, когда я уезжала.

– И когда ты уехала?

– Шесть лет назад. Мне было девятнадцать. Когда тебе было девятнадцать, ты уже два года жил сам, не так ли?

Хэнк покачал головой. Узнать что-нибудь об Алекс было не легче, чем затолкать быка в стойло. И она же обвиняет, что он ничего не рассказывает. Пожалуй, придется сначала рассказать немного о себе. Возможно, она тоже расслабится и поведает о своей жизни.

Он поудобнее устроился на сиденье.

Рассказать о себе. Для Хэнка это было довольно тяжело.

– Ты уехал из дома, чтобы быть подальше от отца? – спросила она.

Хэнк потянул ручной тормоз и повернулся лицом к ней.

– Вернее, я сбежал, потому что он выгнал меня. Однажды мы подрались, и когда я вернулся через четыре дня пьяный, он орал так, что стекла дрожали.

– Похоже, ты это заслужил, – заметила Алекс.

Хэнк поскреб подбородок.

– Возможно. Не думаю, что он действительно хотел меня выгнать, но я понимал, что ничего хорошего не выйдет, если я останусь. Меня тогда уже неплохо знали в местных кругах родео, и я решил стать профессионалом. Я бросил школу, приврал насчет возраста и получил членскую карточку ПАКР. – Она непонимающе заморгала, и Хэнк уточнил: – Профессиональной ассоциации ковбоев родео.

– Но разве можно бросить дом, в котором вырос, свою семью?

Ее глаза расширились и смотрели на него мрачно, обвиняюще. Смущенный ее явной болью, он понизил голос.

– Я думаю, многие так поступают, Алекс. Ты ведь уехала?

Она покачала головой, и солнечный луч, пробившийся сквозь заднее стекло, заиграл в ее распущенных волосах.

Ему безумно захотелось зарыться в этот каштановый шелк.

– Я это сделала не по своей воле. Я… – Она отвернулась, и ей в глаза бросился дорожный знак. – Мы остановились.

– Минут пять назад.

– Да, я и не заметила.

Он усмехнулся.

– Правда?

– Прости мое любопытство, но я…

– Не извиняйся. Итак, почему же это случилось?

Она резко повернулась к нему.

– Слушай, зачем тебе знать о моем прошлом?

– А зачем тебе знать о моем? – парировал он.

Краска залила ее щеки. Алекс отвернулась.

– Ты забыл, что я южанка, вспомнил? Мы любопытны.

– Ты доказывала мне пару дней назад, что следует обсуждать вопросы, что нужно доверять друг другу. Почему бы тебе тоже не попробовать?

– Хорошо. – Она тяжело вздохнула. – Ты хочешь слушать всю историю сейчас? Почему бы нам не отложить разговор? На обратном пути будет масса времени.

Хэнк изучающе посмотрел на нее. Она обещала, но он не сомневался, что она попытается уклониться от разговора.

– Ты стыдишься своего прошлого?

– Не совсем так.

– Тогда что же?

Она взорвалась.

– Ненавижу, когда меня жалеют! Все, сказала! Доволен?

– Нет. Ты, как обычно, не сказала ничего. Почему я буду жалеть тебя?

– Потому что я выросла в сиротском приюте!

Хэнк откинулся на спинку. Он читал «Оливера Твиста», слышал истории об ужасах в сиротских приютах и знал детей, которые жили с приемными родителями. Но ему не приходилось встречать человека, выросшего в сиротском приюте. По крайней мере, он не знал таких людей.

У него сразу возникли сотни вопросов. Знала ли она родителей? Хотела ли, чтобы ее удочерили? Но он знал, что на расспросы уйдет много времени.

– Ты права. Мы поговорим по дороге домой.

Алекс, не отрывая глаз, смотрела, как он открыл дверцу и обошел вокруг машины. Когда он открыл перед ней дверцу, она спросила:

– Ты ничего не скажешь? Никаких «Ах, бедняжка» или «Мне так жаль»?

– Бывают вещи и похуже, чем детство в приюте. Ты же не хочешь, чтобы тебя жалели?

– Просто я… О, не беспокойся. Почему ты не заходишь в магазин? Мне ведь не нужно идти с тобой.

Он взял ее за руку.

– Нужно. Мы подберем тебе пару сапог для верховой езды.

– Подожди минутку. Я видела каталоги в доме. Самые дешевые сапоги стоят больше сотни долларов. Я не могу позволить себе…

– Не беспокойся. Я покупаю.

– Что? Ты и так уже заплатил авансом за ремонт моей машины. – Она прищурилась. Мне не нужны подачки.

Он выругался сквозь зубы. Теперь, узнав о ней больше, он понял ее поведение. Но ей нужны эти сапоги, и он намерен купить их.

– Это не одолжение. Ты заработала эти деньги, делая по дому больше, чем положено тебе. Кроме того, ты отработаешь эти деньги, когда будешь кормить меня и моих работников во время перегона скота. Но для этого тебе нужно научиться ездить верхом. А ты не научишься ездить верхом в тех мягких тапочках, что были на тебе позавчера.

Она недоверчиво покосилась на него.

– У меня хорошо получалось. Ты сам сказал.

– Да, но ты сидела на самой смирной кобыле в Саду. Что ты будешь делать, когда сядешь на лошадь порезвее? Тебе не удастся управлять ею в тапочках.

– Тогда я буду ездить на Мэйзи.

Он покачал головой.

– Мэйзи скоро двадцать лет. Она слишком стара для работы. Я начал с нее, потому что она смирная, но для настоящей поездки тебе придется сесть на другую лошадь.

– Но ты же не покупаешь сапоги своим работникам, – возразила она.

Он покачал головой.

– Это не так. За последние восемь лет я несколько раз покупал сапоги своим ковбоям, у которых не было денег. И отец тоже так делал.

– Выброшенные на ветер деньги! Я надену эти сапоги всего несколько раз.

Он приподнял бровь при еще одном напоминании, что она уедет, но не собирался сдаваться.

– Не ты ли предлагала привозить нам ленч, когда научишься ездить верхом?

– Да, но…

– Это не несколько раз.

Алекс закатила глаза и сдалась. Она резко выпрямилась и соскользнула на землю.

– Хорошо, хорошо. Но самые дешевые.

– Если я что покупаю, то только лучшее. – Он захлопнул дверцу машины.

– Тогда выбирай сам. Я ничего не понимаю в сапогах.

Алекс пошевелила пальцами в новых сапогах. Хэнк велел их надеть сразу, «чтобы разнашивать». Она стояла у двери кафе, ожидая, пока Хэнк расплатится за ленч. У нее никогда не было такой обуви. Сначала она не могла и шагу ступить. Жесткая коричневая кожа доходила до середины голени, а подошва, усиленная стальной подковкой, не давала ступне сгибаться. К тому же еще двухдюймовый каблук.

Она взглянула на Хэнка, терпеливо ожидавшего сдачи. Что означает его внезапное внимание и забота?

Иногда она ловила на себе его страстные взгляды, как будто он хотел сорвать с нее одежду. Она поежилась, вспомнив один такой взгляд сегодня утром. Тогда она примеряла четвертую пару сапог. Ее устроила бы и первая, но он настоял примерить сразу несколько пар. Она изучала свои ноги в установленных на полу зеркалах, когда перехватила его взгляд, настолько жаркий, что он мог бы расплавить железо.

Когда Алекс забралась в кабину, ее внезапно охватило волнение, захотелось крикнуть: «Послушай, если ты хочешь переспать со мной, скажи откровенно, чтобы я могла сбежать прямо сейчас».

Но она промолчала. Не только потому, что была обязана ему за ремонт машины. Не хотелось выглядеть дурой: а вдруг она ошибается? Нет, она подождет и посмотрит, что будет дальше.

Они направились в супермаркет. Перед входной дверью Хэнк остановился.

– Мне нужно заглянуть на час в окружную администрацию. Тебе не будет скучно одной?

– Конечно, нет. У меня длиннющий список покупок.

– Добавь туда имбирное печенье.

– Ты любишь имбирное печенье?

– Ага. – Он распахнул перед ней дверь. – Давненько не ел. Купишь мне немного, ладно?

– Нет. – Алекс выпрыгнула из машины. – Я лучше куплю имбирь и сама испеку тебе печенье. Зачем брать залежавшуюся дрянь, которая стоит к тому же втрое дороже?

– Хорошо.

Алекс захлопнула дверцу. Ее внезапно осенило, что они разговаривают как муж и жена, выехавшие за покупками.

Она покачала головой и направилась в магазин. Муж и жена? Откуда эта странная мысль? Она приехала сюда вовсе не за мужем. Она хочет поработать месяц и уехать в Сан-Франциско. И хватит мечтать!

Алекс стояла в стороне, пока Хэнк и молодой продавец, отзывавшийся на имя Майк, загружали покупки в кузов грузовичка. Самое хрупкое было уложено в коробки, замороженное – в холодильники с сухим льдом, остальное – в пакеты. Они потратили огромную сумму, но Алекс знала, что этих припасов должно хватить на шестерых на два месяца – если будет готовить мастер. Она почувствовала угрызения совести из-за того, что готовить будет не она, но потом рассудила, что оставит следующей поварихе полную кладовую продуктов.

Итак, потраченная сумма не слишком беспокоила ее. Ее бросало в дрожь от мысли, что ожидает ее по дороге домой. Эта мысль не давала ей покоя весь день.

Иногда она упрекала себя за то, что так неохотно делится своим прошлым. Но она не могла забыть, как менялись лица коллег, когда они узнавали, что она сирота. Нет, они не обращались с ней как с прокаженной. Но какая жалость появлялась на их лицах, когда они ловили себя на том, что рассказывают при ней о семейном обеде на День Благодарения, Пасху или Рождество. Они приглашали ее в гости, но она отказывалась, и они смотрели на нее с еще большей жалостью. Или с облегчением, что еще хуже.