Текст книги "Богиня из офиса"
Автор книги: Марта Поллок
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)
Но у него есть принципы, черт побери, и он не собирается брать чужую женщину, как его настоящая мать ухватила чужого мужа. Он уже достаточно близко подошел к этому сегодня. Нет, он не подпадет под ее чары.
– И как Макдауэлл отреагирует на ваше внезапное решение удочерить девочку? – снова спросил Александр.
– Пожелает мне счастья, – ответила Габриель. – Потому что мы с Билли друзья и между нами ничего не было. Это вы решили, что у нас связь.
Значит, она свободна. Замечательная и во всех отношениях такая, какая ему нужна. Ни одна женщина не заводила его сильнее, чем эта, и она хочет его. Никто не пострадает, если они будут вместе. И нет причин, которые могли бы этому помешать… кроме его упрямого желания оставаться свободным.
Александр попробовал представить, каково это – связать свою жизнь с Габриель… Но не смог, не посмел.
Борясь с самим собой, он повернулся и вышел из комнаты. С того дня, как получил права, Александр всегда садился за руль, когда надо было восстановить душевное равновесие.
Он сел в машину и завел двигатель. Вставил в магнитофон кассету со своими любимыми песнями. Это была великолепная пленка, и он на секунду испытал угрызения совести оттого, что не поставил ее Габриель, когда она хотела послушать музыку. Но песни слишком точно отражали его мысли и чувства. Проницательный человек мог бы многое узнать о нем. А Габриель и так уже очень много знала.
Александр нажал на акселератор.
Он снова и снова вспоминал разговор с Грегори Дортсманом, несмотря на все попытки забыть о нем. Он был рад услышать подтверждение того, что приходится сыном Майклу Колфилду. Рад после всех тех лет, когда учился ненавидеть своего отца. Означало ли это, что он сохранил глупые сентиментальные надежды, что когда-нибудь воссоединится со своей настоящей семьей? Ему стало нехорошо от этой мысли.
Мало того, Грегори Дортсман, которого он ненавидел ничуть не меньше Майкла Колфилда, оказался порядочным человеком: решил помочь сыну старого друга даже в ущерб себе. Это выглядело почти невероятно и совершенно выбивало из колеи.
Великодушие адвоката все осложняло. А тут еще Габриель влюбилась в девочку с первого взгляда и решила удочерить ее! И хоть он издевался над ее идеализмом, нельзя было не восхищаться ее отзывчивым сердцем и способностью любить.
Она не металась в машине по городу, старясь избавиться от тягостных и противоречивых мыслей. Она приняла решение оставить девочку себе и заботиться о ней. Габриель обладала той внутренней силой, которая давала ей возможность с честью выйти из любой ситуации, не позволить обстоятельствам сломить себя. Он знал девушку всего ничего, но чувствовал, что понимает ее очень хорошо.
Габриель по-настоящему хороший человек и заслуживает кого-то гораздо лучшего, чем я, с горечью признал Александр. Он окажет ей большую услугу, если сохранит дистанцию. Ему всегда было неловко с хорошими девушками. Он чувствовал, что обманет их в конце концов. Он всегда держался таких, как он сам, таких, каких, по его мнению, заслуживал. И уж точно не желал брать на свою совесть грех, обманывая милую, чуткую Габриель.
Но он хотел ее. О, как же он ее хотел! Александр вспомнил, как она лежала на кровати, ее тело, теплое, податливое, ее губы, нежную грудь. И он мог повернуть машину и вернуться к ней. Они бы положили Джейн в колыбельку и продолжили с того, на чем остановились перед прибытием Дортсмана.
Джейн! Боже милосердный, он уже и девочку называет тем же именем, что дала ей Габриель! Если он не проявит выдержки, Габриель уговорит его остаться здесь на какое-то время и он привяжется к малышке всем сердцем. А что будет более естественным в такой ситуации, чем жениться на приемной матери этого ребенка?
Александр явственно услышал, как захлопываются дверцы воображаемой клетки. «Чудесная маленькая семья». Он ждал, что почувствует отвращение и ярость при мысли о такой перспективе. Но, к величайшему его удивлению, этого не произошло. Никогда еще он не был так взволнован и смущен.
Он ехал по городу без определенной цели. Светофор вспыхнул красным светом, и Александр остановился на перекрестке. Песня, каждая нота, каждое слово которой такие знакомые, начинала проявлять свою магию и успокаивать его. Именно так и надо, уверил он себя, выкинуть все из головы и расслабиться.
Красный свет сменился на зеленый. Александр тронулся с места, но в этот момент грузовик, похожий на танк, рванул наперерез ему с огромной скоростью.
– Эй! – завопил Александр, не веря своим глазам. Похоже, лихачу плевать на правила!
А дальше все было как в замедленной съемке. Александр видел, что грузовик несется прямо на него. Сворачивать было некуда. На перекрестке уже метались и визжали в страхе пешеходы. Только проложив себе путь сквозь толпу, Александр мог бы спастись. Но он не стал этого делать. Панические крики смешались с мелодией на пленке. Умрем с музыкой, мелькнула у него невеселая мысль…
Он с трудом открыл глаза и услышал:
– Слава Богу! Александр! Как ты?
– Александр, мой мальчик, ну и напугал ты нас всех!
– Александр, пожалуйста, скажи что-нибудь! Почему он молчит, доктор? Он смотрит на нас, но…
Александр моргнул и попытался сфокусировать взгляд на людях, окружающих его, – врача в белом халате, пожилого мужчину и молодую женщину. Но было больно слушать, больно смотреть, хотелось закрыть глаза и отключиться. Ускользнуть обратно, в густой сонный туман. Что он и попытался сделать.
– Миссис Холидей, продолжайте разговаривать с ним, – попросил врач. – Раздражители очень важны, чтобы он не провалился в кому.
– В кому? – Голос Габриель дрогнул, и она с трудом подавила слезы.
– Не пугайте миссис Холидей! – накинулся Грегори Дортсман на врача. – Я нутром чую, что невропатолог прав: у него сотрясение, и больше ничего.
– Мы узнаем точнее после полного обследования, – возразил врач и повернулся к Габриель. – Снимем магнитоэнцефалограмму. У нас самое современное диагностическое оборудование, и оно может обнаружить малейшие повреждения мозга.
– И вам не следует забывать, что больница такого маленького городка никогда бы не смогла позволить его себе, если бы моя фирма не оплатила три четверти стоимости! – резко заметил адвокат.
– Я прекрасно помню, сколь многим мы обязаны вам, мистер Дортсман! – в тон ему ответил врач.
Не обращая внимания на препирающихся мужчин, Габриель наклонилась к Александру, взяла его руку и сжала.
– Александр, пожалуйста, открой глаза и посмотри на меня. Пожалуйста!
Он снова медленно открыл глаза, отвечая ее настойчивому призыву и теплому пожатию руки. Девушка была так близко, что Александр смог разглядеть слезы в огромных темных глазах. Необыкновенно прекрасных глазах, подумал он и удивился: кто она такая? И в этот момент понял, что не знает, кто такой он сам!
– Ох, Александр! – облегченно воскликнула Габриель и улыбнулась ему. – Ты помнишь, что случилось? Почему ты здесь, в больнице?
– Нет, – признался он. – Несчастный случай?
– Да, ты сильно ударился головой о стойку в кабине машины, когда в тебя врезался грузовик, – подтвердила она. – Когда тебя привезли сюда и выяснили твое имя, врач позвонил Грегори Дортсману. Его визитная карточка оказалась среди прочих документов, а он здесь личность заметная. Дортсман немедленно повернул обратно, захватил меня из пансиона миссис Рутберг, и мы приехали прямо сюда. Ты был без сознания почти час, и…
– Моя голова! – застонал Александр. Туман рассеивался, но пульсирующая головная боль нарастала.
– Да, тебе здорово досталось, мой мальчик, – посочувствовал Грегори Дортсман. – Но полицейский сказал, что, если бы не ремень безопасности, ты пострадал бы гораздо серьезнее.
– Серьезнее по сравнению с чем? – попытался пошутить Александр.
Голова болела так сильно, что хотелось кричать, но у него и на это не было сил.
– Ох, Александр, я так испугалась за тебя! – Габриель не могла больше сдерживать слез.
– Александр? – повторил он задумчиво.
– Конечно, Александр. Александр Холидей, – сказал Дортсман, принужденно засмеявшись. – Ты шутишь с нами, сынок?
Врач поднял веки Александра одно за другим и посветил тонким лучиком в каждый глаз.
– Мистер Холидей, вы знаете, где находитесь?
– В больнице, очевидно, – произнес он.
– Есть десятки свидетелей, – добавила Габриель. – Они все восхищаются твоим поступком. Если бы ты попытался уйти от столкновения, то мог бы передавить пешеходов, включая маленьких детей. Ты пострадал сам, но спас людей.
Так, значит, он еще и герой? Александр с минуту поразмышлял над этим. Но ничего не вспомнил.
– Вы знаете, кто сейчас президент Соединенных Штатов? – спросил врач. – А кто был президентом до него?
– Какая разница? – возмутился Грегори Дортсман. – Спросите его о чем-нибудь более важном. Например, кто такой Майкл Колфилд.
Александр задумался.
– Я ничего не помню, – сказал он и взглянул на Габриель. – Ты сегодня родила ребенка?
Для только что родившей женщины она выглядела уж слишком хорошо – это, как ни странно, он понимал.
– Нет, – быстро ответила Габриель.
– Вы удочерили девочку, – вмешался Грегори Дортсман и ударил себя ладонью по лбу. – Черт побери, это ужасно! Какое нелепое стечение обстоятельств!
Взволнованный Александр попытался сесть, но страшная боль заставила его упасть на подушки.
– Мистер Дортсман, если вы не будете контролировать себя, я попрошу вас удалиться, – сурово сказал врач. – Вы расстраиваете пациента.
– Прекрасно! Раз он расстраивается, значит, мозги у него работают! – возразил Дортсман. – У него амнезия! Я знал, что амнезия существует, но полагал, что она приключается чаще с героями мыльных опер, чем с реальными людьми. Но бедный Александр действительно забыл, кто он и кто его жена…
– Миссис Холидей, расскажите что-нибудь вашему мужу о его работе, – прервал адвоката врач, обращаясь к девушке. – Удивительно, как порой какой-нибудь маленький факт стимулирует память.
Его работа? Габриель испугалась. Если она скажет, что Александр выискивает факты для журнала «Любопытный» и телепередачи «Из первых уст», Грегори Дортсман заподозрит истинные мотивы их приезда. А если заподозрит, им несдобровать.
Александр попал в больницу с амнезией, она живет у миссис Рутберг, и оба представляют собой очень легкие мишени. И еще малышка Джейн… Может, она насмотрелась кинофильмов, где люди попадают в аналогичные ситуации, и у нее появилась мания преследования? Но все же Габриель решила, что не может позволить себе откровенничать.
Она вспомнила слова Александра: «А если я скажу, что окончил университет и получил лицензию на адвокатскую практику?».
Вряд ли это правда, но отвлечет Дортсмана. – Он адвокат, – сказала Габриель, мысленно прося у Александра прощения за этот обман.
– Оказывается, мы с ним коллеги, – удивился Дортсман. – Но мы не говорили о роде его занятий во время визита.
– Да, не говорили, – подтвердила Габриель.
Такие жизненно важные вопросы, как работа, рекомендации, семейные связи, вообще не упоминались. Тогда это лишь подтвердило их мнение, что Грегори Дортсмана интересуют только деньги.
Эта встреча, казалось, произошла тысячу лет назад, когда Дортсман был их врагом, теперь, с момента аварии, как ни странно, Габриель начинала видеть в нем союзника. Он был так искренне огорчен случившимся с Александром!
Однако все ее инстинкты предупреждали свято хранить их тайну. Грегори Дортсман – могущественный человек, у него повсюду связи, особенно в этом городке. Ради безопасности Александра, ради маленькой Джейн адвокат должен продолжать верить, что она и Александр действительно женаты. Да, этот человек не должен узнать истинные причины их появления в «Луне».
– Александр работает в юридической фирме? – спросил Дортсман. – Или у него своя практика?
Габриель закусила губу. Если она, не дай Бог, допустит ошибку, он тут же уличит ее во лжи.
– Я знаю, что Александр… э-э-э… представляет интересы клиентов, таких, как, например, телевизионные студии, – медленно сказала она, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь о работе юристов.
– Но я совершенно ничего об этом не помню, – подал голос Александр.
Он выглядел таким встревоженным, таким беспомощным, что у Габриель защемило сердце. Конечно, не помнит!
К счастью, в этот момент в палату заглянула медсестра и поманила врача в коридор. Рискованный разговор был прерван.
– Габриель, хочу, чтобы вы знали: я сделаю все, чтобы помочь вам, – сказал Дортсман. – Я прослежу, чтобы страховая компания оплатила больничный счет, и я настаиваю на том, чтобы взять на себя все ваши расходы, пока вы остаетесь в городе.
– А Джейн? Как вы знаете, сейчас о ней заботится миссис Рутберг… – Габриель глубоко вздохнула. – Вы не поверите, но я уже люблю ее. Я не хочу потерять ее.
– Моя дорогая, вы ни в коем случае ее не потеряете. Документы будут оформляться, как и планировалось. Вы и Александр получите вашу девочку.
Врач вернулся в палату с медсестрой и двумя санитарами.
– Мы отвезем его на обследование, – сообщил он.
У Александра страшно болела голова, его тошнило от любого движения. Но больше всего мучило то, что он совершенно ничего не помнит. Он с тоской посмотрел на Габриель, следящую за ним полными слез глазами. Их взгляды встретились.
И тут Габриель проскользнула между санитарами и встала рядом с каталкой.
– Все будет хорошо! – пылко сказала она, прижав его ладонь к своим губам. – Я люблю тебя!
Слова вырвались непроизвольно, будто сами собой. Неужели ее так увлекла роль любящей жены, что она точно угадала, что должна сказать в данный момент?
Александр выдавил слабую улыбку. Ее слова пролились бальзамом на его душу, изгоняя оттуда отчаяние. Я не одинок, утешил он себя. У меня есть любящая жена и ребенок.
– Ты будешь здесь, когда я вернусь? – прошептал Александр, только сейчас понимая, как ему повезло, что есть человек, который любит его, которому он по-настоящему дорог. А если бы ему пришлось пройти через это испытание одному?
– Конечно, буду. – Габриель наклонилась и поцеловала его в щеку.
Александр протянул руку и погладил ее мягкие волосы.
– Я рад. – Он успокоился окончательно и, желая утешить ее, сказал: – Не волнуйся, Габриель. Все будет в порядке.
Девушка улыбалась ему, пока его не вывезли из палаты. Потом спрятала лицо в ладони и разрыдалась.
8
Неделя после аварии была самой странной в жизни Габриель. Она постоянно лгала, хотя прежде испытывала отвращение к обману. Она рисковала, хотя до этого всегда стремилась к безопасности и спокойствию. Ее жизнь стала сплошным противоречием – и никогда не была такой… замечательной!
Александр думал, что она его жена, и хотел видеть ее постоянно. Его лицо светлело, когда она входила в палату, он старался быть, по возможности, предупредительным и внимательным. Джейн почти всегда была с ними, и они по очереди кормили ее. Габриель была убеждена, что он заботится о ребенке с таким же наслаждением, как и она сама. Он гордо показывал девочку медсестрам, называя своей дочкой.
Его амнезия оставалась загадкой для специалистов. За несколько дней многосторонних обследований и наблюдений врачи не смогли найти ее причину. Никаких повреждений мозга, кроме сотрясения, обнаружено не было. Он сохранил все свои интеллектуальные способности и мог общаться с окружающими, как все обычные люди. Его физическое здоровье тоже не пострадало, даже головные боли вскоре прекратились.
Тогда доктор Аммон, психиатр, обследовавший Александра, предложил следующее объяснение случившемуся.
Он считал, что у Александра избирательная амнезия, состояние, спровоцированное ударом по голове, при котором перегруженное сознание временно «изъяло из употребления» какие-то показавшиеся ему негативными воспоминания.
Утомленный длинной, полной специальных терминов речью специалиста Дортсман не выдержал.
– Прекратите вашу научную болтовню и объясните по-человечески! – рявкнул он, считая, что как местный благодетель может позволить себе иногда не заботиться о соблюдении приличий.
– Это своего рода непроизвольное временное бегство от реальности, – объяснил врач, обращаясь к Габриель и демонстративно игнорируя замечание Дортсмана. – В данном случае, я считаю, катализатором послужило то, что вы удочерили девочку. Мечта иметь ребенка наконец осуществилась, но не через его собственную сексуальную потенцию. Это подтверждается тем фактом, что, когда мистер Холидей пришел в сознание и ему напомнили о ребенке, он спросил вас, родили ли вы его.
Габриель и Дортсман скептически смотрели на врача, никак не комментируя его слова. Однако тот и не нуждался в поощрении со стороны слушателей.
– Родили! – продолжил он с энтузиазмом. – Это просто классический случай из учебника. Его мозг пока заблокирован. Но память вернется, когда подсознание наконец смирится с реальностью.
– Сколько тумана напустили! – возмущенно произнес Дортсман. – Почему вы, психиатры, всегда зацикливаетесь на сексе?
Но Габриель подумала, что это совсем не плохая теория. Только к случаю Александра не подходит. Она снова испытала угрызения совести оттого, что позволила врачам поверить в их мнимый брак. Однако, размышляя над словами доктора Аммона, вскоре пришла к выводу, что его теория в чем-то все же объясняет поведение Александра. Перед аварией Дортсман и Александр разговаривали о Майкле Колфилде, и именно этот разговор мог вызвать к жизни тщательно подавляемые негативные мысли и эмоции последнего. Теперь Александр ничего не помнит ни об одном из своих отцов и потому чувствует себя счастливым, его цинизм и ожесточенность исчезли…
Что касается Александра, он думал только о том, как выбраться из больницы. Он убеждал врачей, что его память вернется, как только он сможет нормально жить с женой и ребенком. Каждый вечер, когда приемные часы заканчивались и он провожал Габриель к лифту, неся Джейн на руках, он целовал обеих и говорил, как сильно хочет уйти с ними.
И каждую ночь Габриель беспокойно металась на огромной кровати в пансионе миссис Рутберг, с ужасом представляя, что случится, когда память к нему вернется. Она не смела открыть правду Александру, поскольку Грегори Дортсман приезжал каждый день навещать его… Однако прошлой ночью Габриель заставила себя признать истину: она использует Дортсмана как предлог, потому что не хочет открыть «мужу» правду и положить конец их «браку».
А вдруг память к Александру не вернется никогда? Она попыталась загасить искру надежды, появившуюся при этом предположении. Так нельзя, упрекнула она себя. Это эгоистично и несправедливо. Александр должен знать правду. Но она была совершенно уверена, что, когда память восстановится, он бросит ее и Джейн и вернется к своей нелепой работе и бесчисленным любовным связям. И ей никак не удавалось подавить разочарование…
Двери лифта распахнулись, и Габриель с Джейн на руках вошла в больничный коридор. Большой пластиковый пакет и сумка с детскими вещами ударяли по ногам при каждом шаге. Подняв глаза, Габриель увидела, что Александр спешит ей навстречу.
На нем была синяя пижама, которую она нашла в его чемодане, и шелковый темно-синий халат – ее подарок. Александр выглядел прекрасно и совершенно не походил на больного. Он помахал ей рукой, расплываясь в улыбке.
У Габриель перехватило дыхание. Когда он так улыбался, у нее замирало сердце, кружилась голова и хотелось то плакать, то смеяться.
– Я вижу, ты с утра ходила по магазинам.
Александр поцеловал ее в щеку. Затем взял ребенка и коснулся губами лба Джейн.
– Здесь есть чудесный детский магазин. Я кое-что купила для Малышки, – сказала Габриель, когда они оказались в палате, и вытащила из пакета изящный чепчик и восхитительное платьице. – Я купила все на два размера больше, так что летом будет в самый раз.
Летом… У Габриель заныло сердце. Будет ли Александр с ними летом? Увидит ли Джейн в этих вещах? Возможно, нет.
Александр расстегнул молнию на стеганом комбинезончике девочки и проворчал:
– Тебе не кажется, что ты слишком тепло одела Булочку? В такой одежде можно пережить снежную бурю. Сейчас апрель, Габриель, не январь. Единственное, что я точно знаю, – это какое сегодня число. Врачи и медсестры упоминают его каждый раз, когда входят в палату, чтобы «сориентировать» меня во времени.
Габриель улыбнулась.
– Я знаю, что сегодня тринадцатое апреля, но утром, когда я вышла из пансиона, было холодновато.
Ей нравилось смотреть, как Александр возится с малышкой. Он прозвал ее Булочкой, потому что, по его словам, она такая же сладкая и мягкая. У него вообще было пристрастие к прозвищам. Габриель вспомнила, как он называл ее своей прекрасной нереидой с того самого момента, как они встретились. Тогда это вызывало у нее раздражение, но теперь ей очень хотелось услышать это прозвище снова.
– Почему ты такая грустная? – Держа ребенка на одной руке, Александр другой обнял Габриель и стал поглаживать ее плечи. – Что случилось?
Надо быть осторожнее, напомнила она себе. Александр все время следит за мной и замечает малейшие изменения в выражении лица, нюансы голоса.
– Я понимаю, как тебе тяжело, любимая. Проводить все дни и вечера в больнице со мной, а потом по ночам вставать к ребенку.
– Я не возражаю, – запротестовала Габриель. – Я прекрасно себя чувствую.
Но это были лишь слова. Она устала, устала неимоверно. Его ласковые прикосновения действовали на нее расслабляющее. И хотя Габриель знала, что должна отодвинуться от него, но не могла заставить себя пошевелиться.
– Ты очень мужественная и сильная, Габриель, – хрипло произнес Александр. – Не знаю, как бы я прожил эту неделю без тебя. Но пришло время передать мне бразды правления, позволить мне заботиться о тебе и ребенке, стать мужем и отцом, а не пациентом.
– О, Александр, – прошептала Габриель.
Если бы он в самом деле был ее мужем! Она испустила судорожный стон и положила голову на его широкую грудь, уносясь, пусть ненадолго, в свои фантазии.
Его рука скользнула вниз по ее спине и легла на талию. На Габриель была легкая шелковая блузка, и тепло ладони проникало сквозь тонкий материал. Острое, жгучее наслаждение пронизало ее.
– Я думаю о тебе постоянно, – признался Александр, легко целуя ее в висок. – Я хочу держать тебя в объятиях… целовать. О, эти бессонные одинокие ночи!..
Он прижал ее к себе, и она задохнулась от его близости.
– Я умираю по тебе, милая, – простонал он, теребя губами мочку ее уха.
У Габриель закружилась голова, будто она только что сошла с карусели.
– Что?
– У тебя самые большие, самые прекрасные глаза, – продолжил Александр тихо, гипнотизируя ее своими прикосновениями. – Странно, не правда ли? – усмехнувшись, сказал он. – Я знаю, кто такая Галатея и то, что ты похожа на нее, но понятия не имею о своих родителях. Я знаю имя президента, но свое собственное узнал от других.
– Врачи полагают…
– Не хочу говорить о врачах. Я устал от врачей, устал от этой больницы. Я хочу убраться отсюда сегодня же. Я хочу жить нормальной жизнью. – Его рука замерла на ее груди. – Я хочу мою жену.
Джейн выбрала именно этот момент, чтобы напомнить им о своем присутствии.
– Похоже, у нас есть маленькая дуэнья, – сказал Александр, неохотно опуская руку и переключая все свое внимание на девочку.
– Джейн ревнует! – улыбнулась Габриель. Руки и ноги отказывались повиноваться ей. – Давай погуляем по коридору, – предложила она.
Габриель сильно нервничала, оставаясь наедине с Александром. Все ее тело горело от желания, и мгновенная реакция на его ласки делала ее незащищенной и уязвимой.
Ситуация и так достаточно сложная, отчитала себя девушка. Добавлять секс к нашим отношениям так же рискованно, как бросать горящую спичку в стог сена. Ей нужно быть среди людей. Только при посторонних она сможет чувствовать себя в безопасности и сохранять самообладание.
– Джейн хочет показать медсестрам свои обновки, – произнесла Габриель неестественно высоким голосом. – Мы…
– Джейн хочет спать, – прервал ее Александр и положил малышку в белую плетеную колыбельку. Ее принес Дортсман в первый вечер пребывания Александра в больнице.
– Она совсем не хочет спать.
Габриель подошла, чтобы взять девочку. Но на этот раз Джейн не пришла ей на помощь – ее глазки уже закрылись.
Девушка выпрямилась и повернулась. Александр стоял за ее спиной и так близко, что они почти соприкасались.
– Она спит… Д-думаю, что ее утомил наш утренний поход по магазинам.
– Похоже. – Александр лениво улыбнулся, его голос был низким, чувственным. – Так что мы можем продолжить прямо с того места, где остановились.
Он обнял ее за талию и медленно притянул к себе. Их взгляды встретились.
Габриель потянулась к нему. Она знала, что не должна. Она могла назвать множество причин, почему ей не следовало делать этого. Но здравый смысл вместе с осторожностью и сдержанностью исчезали, когда он смотрел на нее с таким жгучим желанием.
Ни один мужчина никогда не имел над нею такой власти, и это ее пугало.
– Габриель… – Александр опустил голову и провел губами по ее лбу.
Ее глаза закрылись сами собой, и она ощутила его легкие поцелуи на веках, щеках, подбородке. Как во сне она медленно обвила руками его шею и запустила пальцы в густые темные волосы. Дрожа от нетерпения, погладила его спину, еще больше возбуждаясь от сознания того, что он хочет ее. Так же сильно, как она его.
Александр судорожно вздохнул. Его поцелуи стали более требовательными, руки коснулись груди.
– Ты такая соблазнительная и пылкая, – прошептал он и добавил гордо: – И – моя! Моя любимая, моя жена!
Ей хотелось раствориться в нем и ласкать, ласкать… Но его слова колокольчиками тревоги зазвенели в ее голове. Она слишком увлеклась своей ролью. Она совершенно определенно не его жена. Настоящему Александру Холидею жена вообще не нужна. У него аллергия на брачные обязательства. И когда его память восстановится, он не назовет ее любимой. И не простит обмана. Возможно, даже возбудит против нее уголовное дело за мошенничество!
Габриель нервно высвободилась из его объятий, повернулась к нему спиной и поправила одежду дрожащими пальцами.
– Александр, я… мы…
– Не волнуйся, дорогая. – Он обнял ее за плечи и поцеловал в шею. – Я понимаю, что сейчас не время и не место. Я немного увлекся… Но ты так действуешь на меня, Габриель. Все мои инстинкты говорят, что так было всегда. И всегда будет, любовь моя.
Его слова, такие теплые, согрели ее. Она позволила себе роскошь расслабиться в его объятиях еще на несколько блаженных минут…
В палату стремительно вошли врачи и медсестра во главе с неутомимым Грегори Дортсманом.
Габриель отпрянула от Александра и внутренне сжалась. Она всегда нервничала в присутствии этого человека, хотя Александр общался с ним непринужденно, веря, что адвокат, как тот не уставал повторять, его друг. Дортсман все время задавал вопросы о прошлом Александра, его детстве, работе, их браке, чтобы «встряхнуть» его память. Габриель отвечала, стараясь изо всех сил обходить опасные места, которых было очень много, ведь она почти ничего не знала о жизни «мужа» до момента их знакомства.
И конечно, все, что она рассказывала об их браке, было чистым вымыслом. Она лгала чуть ли не постоянно и постоянно боялась запутаться в собственной лжи. Однако, как ни странно, не испытывала подобного напряжения в те долгие часы, которые проводила с Александром наедине. Не было неловкости, не было необходимости лгать. Он не задавал ей никаких вопросов ни о себе, ни об их общем прошлом. Как будто его жизнь началась заново в этой больничной палате и он не интересовался тем, что происходило раньше.
Правда, Александру было интересно узнать о ее жизни, и Габриель рассказывала ему о своей семье, о детстве, о попытках Юджина и Констанс усыновить ребенка. Он слушал внимательно и, казалось, запоминал все, что она говорит.
И теперь, когда их уединение было нарушено неожиданным вторжением, Габриель с трудом подавила раздраженный вздох.
Грегори Дортсман, как всегда, не заметил ее менее чем восторженного приема.
– Прекрасные новости! – воскликнул он с большим пылом, чем обычно. – Александр, вы сегодня отправляетесь домой!
– Да, настал этот день, – подтвердил врач. – Тринадцатое апреля. Мы выписываем вас сегодня.
– Естественно, вы останетесь в городе еще на недельку, как и планировалось, пока будут оформлены бумаги Джейн, – заливался соловьем Дортсман. – К тому же доктор Аммон должен еще понаблюдать вас.
– Я могу уйти из больницы прямо сейчас? – переспросил Александр. Он нашел руку Габриель и притянул ее к себе. – Это самые лучшие новости с тех пор, как я… гмм, трудно найти подходящее сравнение, когда твоей памяти неделя от роду.
Дортсман засмеялся.
– Но вы полностью сохранили чувство юмора. Вы настоящий мужчина, Александр, я горжусь вами. И ваш отец тоже. Я каждый день сообщал ему о состоянии вашего здоровья. Он хочет навестить вас. Не возражаете?
Александр пожал плечами.
– Конечно нет. А почему я должен возражать?
– Он хотел приехать, как только я рассказал ему о несчастном случае с вами, но я понимал, что вы захотите встретиться с ним… э-э-э… вне больничных стен. – Дортсман с трудом нашел подходящие слова. – Он приедет к миссис Рутберг завтра в десять утра, если вас это устраивает.
Александр кивнул.
– Устраивает.
– Не думаю, что это удачная идея, – вставила Габриель, свирепо взглянув на Дортсмана. Будь Александр в здравой памяти, он никогда бы не согласился на встречу, и адвокат это прекрасно знал.
Все в палате удивленно уставились на нее, включая самого Александра. И ей предстояло быстро найти удобоваримое объяснение, почему ее муж не должен встречаться со своим отцом.
– Мы не говорили об этом раньше, но между Александром и его отцом в прошлом были несколько… ну… натянутые отношения. – Это некоторым образом соответствовало действительности. – Думаю, следует отложить визит, пока Александр… окрепнет.
– Ты имеешь в виду, пока вернется моя память, – поправил ее Александр. – Милая, все в порядке. Я уже понял, что у меня не очень хорошие отношения с семьей. Я видел, как ты настораживаешься каждый раз, когда Грегори спрашивает о ней. Я нарочно не задавал тебе никаких вопросов и заметил, что сама ты ничего не говоришь… чтобы не волновать меня, я уверен.
– О, Александр, – простонала Габриель. Разве он мог подумать иначе?
– Я ценю твои усилия защитить меня, дорогая, от лишних волнений. – Он прижал ее к себе. – Но в этом нет необходимости. Я хочу увидеть отца. Поскольку я не помню, что между нами произошло, у меня есть возможность начать все сначала.
Он бы не сказал этого, если бы помнил правду. Габриель не сомневалась в этом.
– Александр, ты должен знать, что ваши разногласия серьезнее, чем ты полагаешь. Вы…
– То, что ваш муж хочет начать все сначала, – вмешался Дортсман, – очень разумно. Он здравомыслящий взрослый человек. Он может самостоятельно принимать решения, и он их принимает.