Текст книги "Бывший. Путь обратно (СИ)"

Автор книги: Марта Макова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Бывший. Путь обратно
Марта Макова

Пролог

– Вась, это правда, что у него есть невеста?

Сжав кулаки, с трудом сдерживала бьющую меня дрожь. Неделю я носила в себе эту боль. Даже мать заметила, что я сама не своя, осунулась, потемнела лицом, отвечала невпопад на самые простые вопросы, только списывала это на обычное волнение перед отъездом из дома. А меня ломала, разрывала боль.

– У кого? – сосед скорчил было непонимающую мину, но не смог удержаться и глумливо ухмыльнулся.

– У Саши. – ногти до крови впились в ладони. Хотелось заорать на придурка, насмехающегося надо мной. но я должна услышать ответ. Васька – единственная связывающая нас с Сашей ниточка. Сейчас я сяду в машину родителей, уеду отсюда, и эта ниточка оборвётся.

– Откуда мне знать? – Васька почесал давно немытую голову и громко рыгнул.

Я брезгливо поморщилась. опять пил. Как из армии вернулся в конце мая, так всё лето и бухал.

– Он же твой друг, вы служили вместе, ты его братом называл! Саша целый месяц у тебя прожил. Весь отпуск.

– И чё? У меня таких братьев полроты по всей стране разбросано.

– Васька! – я оглянулась вокруг, приглядывая чем бы огреть этого клоуна. – Ты меня знаешь. У меня рука тяжёлая, а у братьев моих ещё тяжелее. Пожалуюсь – головы тебе твоей дубовой не сносить.

– Да откуда мне знать, Кать! – мигом присмирел сосед. Крутой нрав мужчин нашей семьи знала вся станица. А о "подвигах" моих старших братьев до сих пор ходят легенды. это сейчас они женились-остепенились, а раньше…

– В самоволки он бегал, а уж к невесте или просто по бабам, мне не докладывал. – снизошёл до ответа Васька.

– И часто бегал? – мой голос дрогнул.

– Да чуть ли не каждый день. – уловив смену моего настроения, белобрысый гад расслабился и улыбнулся. Пошленько так, гадко.

– Что, распаковал тебя мой дружок, Кать? Ломалась, ломалась, нос воротила от нас станичных, а пришлому дала? Попортил Санёк нашу принцессу Синявскую?

– Придурок ты, Вась. – развернулась резко, так, что коса хлестнула по плечам, отшвырнула рукой замусоленную занавеску на двери. – Как был дураком, так и остался. Даже армия тебя не исправила.

– Я тебя и такой в жёны возьму, Кать! – прилетело в спину. – Я не брезгливый!

– Пятки сначала отмой. – прошипела себе под нос, глотая слёзы.

От души хлопнула соседской дверью. Как ошпаренная пронеслась через двор и выскочила за калитку. От мерзких Васькиных слов хотелось отмыться, но у машины, гружённой моими вещами, уже стояли родители. Перебегая улицу, незаметно вытерла слёзы.

– Ты чего там делала? – отец недовольно свёл мохнатые брови, глядя на дом напротив.

– С тётей Зиной и Васькой попрощалась.

Батя только хмыкнул и сел за руль.

– Поехали, а то до вечера не доберёмся. Все пробки соберём.

– Садись, доча. – мама ласково погладила меня по плечу. – Дорога неблизкая, я тебе подушку на сиденье бросила. Вздремнёшь, а то ночью не спала, плакала. Я слышала. Ничего, ничего, привыкнешь. Вот начнётся учёба и некогда будет скучать по нам. Подружки появятся, новые знакомые.

– Ты смотри там, Катя, с парнями! – сурово зыркнул на меня отец.

– Да ты чего, Семён! – возмущённо махнула на него мама. – Дочь у нас разумная, серьёзная. Не допустит, поди.

Я рухнула на заднее сидение и уткнулась лицом в подушку. Никаких прощальных взглядов на родной дом, на знакомую улицу, куст сирени у ворот. Ничего этого я видеть не могла. Под закрытыми веками стояла совсем другая картинка.

– Больно? – он сцеловывает мои слезы, брызнувшие от резко пронзившей боли. – Не плачь, Кать, больше не будет.

Внутри щиплет и жжёт. Я инстинктивно упираюсь пятками, пытаясь отползти, выбраться из-под придавившего меня сильного тела, освободиться от жгучего ощущения чего-то чужеродного, распирающего меня изнутри. Но Саша удерживает, обхватив мою голову руками, собирает губами солёную влагу с ресниц.

– Не плачь, малышка, ты же казачка. – Он не двигается и только горячо шепчет в губы. – Девочка моя, красивая, смелая. всё хорошо, всё уже случилось. Я больше не сделаю больно.

Я беспомощно всхлипываю, не понимая, куда исчезло безрассудное и плавящее каждую косточку желание. Мне же было так хорошо, я ни капли не сомневалась, что хочу этого. Боль отрезвила.

– Катенька, Котёнок мой. Сладкая. Ягодная моя. – он шепчет, шепчет и потихоньку, медленно, не торопясь, раскачивает себя, меня, нас. – Любимая. Девочка моя.

Горячие губы легко касаются кожи. Шея, грудь, плечи горят от сладких, жадных поцелуев. Соски, чувствительные до боли, каждое прикосновение к ним отдаётся тягучим спазмом внизу живота.

– Люблю тебя, Котёнок. Всё для тебя сделаю. – движения внутри меня всё резче, несдержаннее, но боли нет, только немного саднит и щиплет. – Родная моя.

Про первый раз разное рассказывают. Кто-то жуткое и кровавое, а у кого-то всё гладко прошло, даже с оргазмом. Мой вариант, видимо, первый. Ничего близкого к оргазму и эйфории я не ощущаю. Только какое-то трепетное чувство к Саше и желание отдать ему всё, всю себя, потерпеть боль, зато стать его во всех смыслах.

– Моя. – вторит моим мыслям. Резко дёргается и стонет, замирая. чуть отстраняется, ощущение распирания внутри исчезает. Саша заглядывает мне в лицо, нежно целует искусанные губы. – Моя ты теперь, Катюш. Вся, вся моя. скажи что-нибудь. Тебе ещё больно? Я старался быстрее кончить, не мучить тебя.

Веду кончиками пальцев по склонённому надо мной лицу.

– Я люблю тебя, Саша.

Счастливая улыбка в ответ.

– Как только устроюсь на месте, сразу заберу тебя к себе. – Саша мечтательно прикрывает глаза, гладит влажную от испарины спину, прижимая меня к своей груди. поженимся, Котёнок. Умыкну тебя, как в старину делали. И никакой отец не остановит. И братья не догонят. Девочка моя.

Он обманул. Уехал и через две недели прислал короткое сообщение:

«Катя, не пиши мне больше мне больше и не звони. Ты классная девчонка, и мы отлично провели время, но у меня есть невеста, и в октябре у нс с ней свадьба».

Глава 1

Пять лет спустя. Настоящее время.

– Катюш, может, возьмёшь ещё? – мама с сожалением посмотрела на оставшиеся на столе продукты. – Отец курочку тебе зарубил и картошку из погреба достал. Варенице твоё любимое.

– Курочку возьму. – я обняла огорчённую маму и чмокнула в щеку. – А картошку и банки не потащу. И так полная сумка. Ну куда мне одной столько? Я и дома-то толком бывать не буду. Приёмы в клинике и плюс подработка.

– Ну и зачем тебе так надрываться? – нахмурилась родная и укоризненно покачала головой. – Что, мы тебе с отцом не поможем? Или братья откажут? Вон Нюта обещала к сентябрю курточку Маше купить, крёстные они с Пашкой ей всё же.

Помощь моей семьи была неоценимой. Даже отец, которого я страшно разочаровала, «принеся в подоле» дитя, никогда не отказывал нам с дочкой в поддержке. Сердился, даже не разговаривал со мной почти год, но деньги и продукты всегда пересылал. Через маму и братьев. Те только посмеивались, и каждый раз сдавали его с потрохами. «Отец передал, но просил не говорить, что от него».

После рождения Маши оттаял и начал общаться со мной. Не сразу, правда. Приехал к нам, когда его внучке было уже шесть месяцев, под предлогом, что нужно ему в городе куда-то, вот и зашёл к нам с Машей «водички попить». Заодно и продуктов домашних занёс.

– Да не в курточке, мам, дело. Вы все помогаете, я помню и ценю. Но Маша – моя дочь, я ответственность за неё несу. Не могу же я всё на вас переложить.

– Ой, глупая. – махнула мама рукой. – Сама, сама.

– Мамуль. – потёрлась носом о висок, вдохнула родной, любимый запах. – Спасибо, что Машульку на лето забрали. Это настоящая помощь. А заработаю я сама.

Я впервые оставляла дочь у родителей одну, и так надолго. Переживала, конечно. Немного волновалась. Но знала, что нет более безопасного места для неё и более надежных людей в этом мире.

– Так ей здесь раздолье. Воздух чистый, витамины, всё домашнее, натуральное. И молочко, и сметанка с творогом. Малина скоро поспеет. – воодушевилась мама. – Отец ей пони настоящего купить задумал. Говорит, что пони тоже кони. Где жеребцы, да кобылы его породистые, там и маленькой лошадке место найдётся, а Маше и забава и забота.

Я засмеялась. Отец не изменял себе. Машке точно придётся учиться не только верхом на своей лошадке кататься, но и ухаживать за ней. По мере сил, конечно. В четыре года особо не поработаешь, но пучок сена подать пони можно. И водички маленьким детским ведёрком принести. В форме игры, конечно, никто перетруждать дитя не станет.

Когда я впервые села на лошадь? Сколько себя помнила, столько и верхом. Сначала с отцом и старшими братьями, бравшими меня в седло, лет с шести уже сама, на старенькой каурой кобылке, которую отец отдал на моё попечение. К норовистым жеребцам и красавицам кобылам на отцовском конезаводе подпускать меня стали гораздо позже.

– Приеду – дочь не узнаю. Настоящая амазонка будет. – посмеиваясь, упаковала тушку курицы в дорожную сумку с продуктами, которыми бесконечно снабжали нас с Машей родители.

– Это наврятли. – скептически покачала головой мама, помогая мне застегнуть молнию на переполненной сумке. – Она у тебя, как не от мира сего. Тихая. Совсем не в нашу породу.

Мама выпрямилась и выглянула в кухонное окно.

– Наверняка сидит сейчас под каким-нибудь кустом и за божьей коровкой наблюдает. Вы, у нас с отцом, все как один сорванцы были. Глаз да глаз за вами, а Машулька робкая шибко. Хрупкая, как тростиночка. В папашкину породу, наверное.

Я промолчала и приподняла сумку, пробуя на вес. Тяжёлая. Хорошо, если Марк сможет встретить меня на автовокзале и не придётся самой надрываться. А про Машиного отца я разговоры никогда не поддерживала. Мне нечего было сказать. Залётный молодец вскружил голову и исчез из моей жизни, будто и не было его никогда. Только Маша осталась, как подарок от того горячего, обжигающего лета. мой нежный, хрупкий цветочек, смотрящий на мир с удивлением и неподдельным интересом в синих глазах.

– Пойду Машульку поищу, выезжать пора. Отвезём тебя на автобус, да к деду на конюшню поедем, обед ему собрала. – мама глянула на себя в зеркало в прихожей, поправила выбившийся из причёски локон и сняла с крючка ключи от машины. – Ты поторопись, Катюш. Как бы не опоздать.

Я огляделась вокруг, проверяя, не забыла ли чего. Закинула на плечо лямку любимого рюкзачка и подхватила сумку со стула. Пора. Хорошо в гостях, а дома лучше. Да и работа ждёт. Я всего на два дня отпросилась, чтобы отвезти малышку к родителям в станицу.

– Маша, Бельчонок! – позвала с крыльца мама мою дочь. – Поедем маму провожать, да к деду на конюшню заглянем.

Завязывая шнурки на кроссовках, смотрела в открытую дверь. Машулька, ожидаемо, вылезла из кустов и, отряхнув платьице, встала перед бабушкой.

– А у дедушкиных лошадок есть дети?

– Жеребята? – мама взяла маленькую ладошку и похлопав по ней второй рукой, повела Машу к калитке, за которой стоял её припаркованный Рендж Ровер. – Есть. Целых семь. Мы обязательно их посмотрим.

– И погладим? – дочь задрала личико на бабушку, с восторгом и надеждой захлопала ресничками.

– Всех до одного. – торжественно пообещала та внучке.

Я улыбнулась, глядя на них. Мама обожала Машу. У неё было ещё четверо внуков, по двое от каждого моего брата, но все мальчишки. Машулька же была всеобщая принцесса. Единственная девочка. Её даже отец мой умудрялся баловать. «Девочки в семье, как гостьи – вырастут и упорхнут в чужой род. Здесь для них всё самое лучшее должно быть, неизвестно, как при муже, в его семье жить станут».

Меня отец тоже баловал. Не в такой строгости, как братьев, держал. Потом сокрушался, что не лупил в детстве, не вложил ума в голову. Упустил. А я и нагуляла, в подоле принесла. Позор семьи.

Вот только он мог мне такое говорить, а со стороны никто не смел! Рисковал нарваться на отцовский гнев. А крутой норов Семёна Ширяева, владельца конезавода, нескольких сотен гектаров земли, пашен и яблоневого сада знала вся станица. Рот откроешь и останешься без работы. А то и вовсе из станицы выживут.

Я закрыла на ключ входную дверь, повернулась, чтобы спуститься с высокого крыльца, и запнулась, как на невидимую стену налетела. Сердце дёрнулось, сбивая дыхание. Этого не может быть! Саша?

Глава 2

Высокий, широкоплечий мужчина пригнул голову, чтобы не задеть притолку двери, и зашёл в соседскую хату. Я успела уцепить взглядом только мужскую спину, но и этого хватило, чтобы сердце пропустило удар. Тётя Зина выглянула из хаты, встретилась со мной глазам, зло сплюнула на крыльцо и захлопнула дверь, пряча за ней гостя.

К её ненависти я уже привыкла. Васькина мать назначила меня виновницей всех её несчастий, о чём постоянно судачила со станичными бабами уже не первый год. Я давно перестала обращать на это внимание.

Но её гость…

Сердце в груди колотилось, как ненормальное, руки дрожали, а на ноги словно гири пудовые навесили. Я хватала ртом воздух и смотрела, смотрела на дом напротив, в нелепом, глупом ожидании, что дверь распахнётся, и из неё выйдет мой Саша. Сонно потянется на крыльце, потрясёт головой, как наш пёс Полкан, и пойдёт по тропинке к рукомойнику, прибитому к стенке покосившегося сарая. Он каждое утро так делал, а я тайком наблюдала за ним из окна. Плескался в остывшей за ночь воде. Смеялся, фыркая и приплясывая на месте от холода.

«Экзотика» – шутил он, комментируя деревянную уборную в дальнем углу огорода и железный рукомойник. Ему, городскому жителю, всё это было в диковинку и только веселило.

– Катя! – окликнула меня мама. – Ты чего там застряла? – Давай живее, к автобусу опоздаем.

Не глядя под ноги, медленно спустилась с крыльца. Взглядом рыскала по окнам соседского дома. Неужели показалось? Что Саше здесь делать? Васьки-то давно уже нет.

Но знакомый разворот мужских плеч, фигура, цвет волос… Почему я так долго копалась? вышла бы раньше и успела увидеть соседского гостя.

– Мам, а что за мужчина к тёте Зине приехал? – укладывая сумку в багажник, словно нехотя поинтересовалась у родной. Она точно должна была увидеть его.

– Не знаю. Номера у машины не наши, регион другой. А мужика я не видела, как раз Машу в кресло усаживала. – мама забралась на водительское место. – Может, Васькины друзья какие, или дальние родственники. Кажется, у Зинки брат где-то в Самаре жил. Помер, правда, но дети-то остались.

– М-м-м… – как можно безразличнее промычала в ответ, старательно отводя глаза от соседской хаты и припаркованной около неё крутой иномарки. Залезла на заднее сиденье к, устроившейся там в детском автокресле, Маше.

– Мамутя. – дочка протянула мне крошечный букетик из сорняков и мелкой аптечной ромашки. – Это тебе.

– Спасибо, роднулька. – поцеловала теплую ладошку, пахнущую травой и пылью. – Поставлю дома в стаканчик и буду любоваться.

Аккуратно убрала букет в рюкзачок. До города сорняки не доживут конечно, завянут безвозвратно, но дочка об этом не догадывалась и поэтому довольно и счастливо улыбалась.

Всю дорогу до автостанции они с мамой о чём-то оживлённо болтали, кажется, строили планы на ближайшие дни, а я тупо смотрела в окно и ничего не видела. В голове были только воспоминания.

– Привет, я Саша. – васильковый взгляд белозубая улыбка, загорелая рука, протянутая для приветствия.

Я прячу свою за спину, не спешу подавать её парню. заслужить должен. насмешливо прищуриваюсь и окидываю взглядом с головы до ног.

– Рада за тебя.

Поворачиваюсь спиной, чтобы уйти, но он хватает меня за косу.

– Не так быстро, красавица.

А вот это зря! За такое можно и схлопотать! Васька об этом знает и потому отступает от нас с парнем.

– Санёк…

Предупредить не успевает. Я делаю шаг навстречу наглецу, глядя прямо в васильковые глаза, перехватываю косищу и улыбаюсь. Синеглазый расслабляется, радуясь маленькой победе. А зря. Резко бью жёсткой рукоятью нагайки по его наглой лапе. Парень охает от боли и неожиданности и отпускает косу. Морщится. Я наступаю на него. Распустив плеть, грозно щёлкаю ею, но он не сдвигается ни на миллиметр. В синих глазах шторм и молнии. И ни капли растерянности или недоумения.

– Ещё раз тронешь – без руки останешься. – Шиплю со злой улыбкой.

Парень дёргается вперёд обхватывает одной рукой талию, второй мой затылок, врезается в меня всем телом и целует.

Всё! Ему не жить!

– Приехали. Катяяя. – ворвался мамин голос в воспоминания. – Автобус твой уже стоит.

В спешке перегрузила тяжёлую сумку в багажник автобуса, поцеловала мою сладкую девочку, обняла напоследок, пожамкала хрупкое тельце и чуть не плача пошла к открытым дверям.

– Всё будет хорошо, Катюш, не волнуйся. –  мама подняла на руки Машульку и засеменила рядом со мной до посадки. – И присмотрю, и позабочусь, и откормлю Машу.

– Откармливать не надо, мам. – выдавливая из себя улыбку, обняла их обеих. – Не скучай, малышка. Я буду звонить вам каждый день. Люблю тебя.

– И я. – потянулась дочка, обняла за шею и вдавилась носиком в мою щёку.

Смотрела в окно, на распластанные до самого горизонта поля, крутые балки, пересекающие их зигзагами молний, на синее, безоблачное небо и не замечала текущих по щекам слёз. На душе лежал камень. Не давал вздохнуть в полную грудь.

И этот гнёт был не только от расставания с дочкой. Саша! Столько воспоминаний всколыхнулось при виде неизвестного мужчины, приехавшего к соседке. Столько боли, обиды, которые затмили все счастливых мгновений.

За что он так со мной? За дерзкий, своенравный характер? За то, что братья вломили ему прямо там, на месте? Так сам виноват, зачем полез целоваться? У нас такие шутки не проходят, могут и нагайкой отхлестать, и бока намять. отомстил? Просто занёс в копилку мужских побед станичную девчонку, отдавшую в его руки своё сердце и себя?

– Приехали. – меня потрепали по плечу.

Я и не заметила, как пролетели три часа пути. Последней вышла из автобуса и забрала свою, одиноко стоящую сумку из багажного отсека. оглянулась, в поисках знакомой фигуры.

– Чуть не опоздал! – сильные руки обхватили со спины за талию и сдвинули в сторону от стоящей на земле сумки. – Еле вырвался, Катюш. Давай, что там у тебя? Опять домашние харчи?

Глава 3

«Станица Синявская – десять километров» – мелькнуло на дорожном указателе знакомое название.

Пальцы сами принялись стучать, отбивать такт на руле. Всегда так делал, принимая какие-то решения в пути. заехать? Я хорошо выспался этой ночью. Придорожный отель оказался на удивление тихим и комфортным. Удалось и отдохнуть, и вкусно поесть. Чувствовал себя отлично. До конечной цели осталось всего ничего, даже если заскочу к армейскому дружку – до ночи успею домчаться до города и забрать ключ от съёмной квартиры у её хозяев. Заехать? Пять лет не виделись.

За одиноким дорожным знаком «Станица Синявская» свернул направо, на новенькую асфальтированную дорогу, по обеим сторонам которой зеленели молоденькие акации и упирались в небо сухими ветками старые тополя.

Сердце неожиданно ускорило ритм, забарабанило взволнованной дробью. Пять лет! Как быстро они пролетели, и одновременно, как давно это было. Мой вынужденный отпуск в ожидании подписания контракта. Жаркий, звонкий отпуск среди бескрайних донских степей, в которых осталось моё сердце, моя потерянная любовь. Промелькнула яркой кометой и сгорела, оставив после себя обманутые надежды и чувство адского разочарования.

Сам дурак. Нужно было хватать девчонку и увозить с собой сразу. Ничего, разобрались бы на месте. Так по-дурацки всё получилось. Глупо. Прошляпил я свою Катерину-маков цвет.

– Придёшь вечером к реке? – улыбаюсь, а в башке одна мысль: «как целовать-то её буду разбитыми губами?»

– Мало тебе? – бровь соболиную выгнула, а взгляд тревожный по морде моей нарядной бегает.

– А братьям твоим? – смеюсь. Не так-то просто меня голыми руками взять. В уличных драках я тёртый калач, ещё тем охламоном до армии был. Мать не раз рубашки мои зашивала, да синяки с ссадинами обрабатывала, плача и причитая, что ждёт меня тюрьма. Да и в армии не на кухне хлеборезом служил, кое-чему научили.

– Поймают в тёмном переулке – пришибут, и некому будет остановить. – намекает, что нас быстро разняли мужики.

Но я тоже не хило успел её братьям-акробатам навесить: одному нос расквасил, второму рёбра посчитал. Ну и меня они тоже достали малость.

– Переживаешь за меня?

Фыркает, точно лисица, но не уходит же! Нос задрала, глаза синие прищурила, всем видом равнодушие демонстрирует. Но не уходит!

– Придёшь, Катюш? Я ждать буду на косе за поворотом реки.

– Ну, жди. – усмехнулась, а во взгляде черти пляшут.

Ох, не девка – огонь!

И снова воспоминания. Как упрямые цветы пробивают асфальт, так они упрямо проламывали корку на затянувшейся ране. Лезли наружу, заставляя сердце кровить.

Остановился на обочине и вышел из машины. Может, зря я решил заехать сюда? Не стоит ворошить прошлое, которое и так не отпускает. Столько лет не мог смириться с мыслью, что не дождалась меня Катя, обманула, поманила любовью своей, а потом махнула хвостом, как лисица, и была такова. Поклялся себе, что выброшу её из сердца, из памяти, но не смог. Первая любовь не забывается.

Побрёл, по ласково льнущей к ногам траве, на самый верх холма. туда, где когда-то пело моё сердце, а из груди рвался крик безмерного счастья. Так орать в небо от распирающего тебя счастья можно, наверное, только в свои двадцать бесшабашных лет.

Ну и красотища здесь! Я уже и забыл, какой вид открывается с этого места.

Положил на затылок сомкнутые в замок пальцы, потянулся всем телом до хруста в костях. Вдохнул полной грудью. Хорошо! Тёплый, ещё не знойный ветер, гнул высокие травы, гонял зелёные волны по земле. Пахло одуряюще вкусно. землёй, травой, свежестью реки, вольным ветром.

Станица внизу лежала как на ладони. Сверкала золотыми куполами двух храмов, в зелени садов мелькали разноцветные крыши домов, ленты улиц изгибались вслед за руслом бликующей на солнце, широкой реки.

Катя-Катерина… Помнишь ли ты, как приезжали сюда верхом на лошадях? Если не считать того дурацкого поцелуя на ваших конных скачках, здесь я тебя впервые поцеловал. По-настоящему. Сладко. Горячо. Грешно.

Желанная моя, вольная казачка. Гордячка. Сильная. Отчаянно смелая. Медовая. Немало сил я потратил, чтобы завоевать её. Я таких девушек больше никогда не встречал. Да и не встречу, наверное.

Нашёл глазами конезавод на краю станицы, а за ним вытоптанное поле, на котором местные казаки проводят свои праздничные скачки. Именно там я впервые увидел её.

Невысокую, стройную девчонку в облегающих брючках, сапожках для верховой езды и черкеске. А ещё с косой до самой попы и толщиной с мой кулак.

Увидел и влюбился.

Бесстрашная, даже отчаянная, она как влитая сидела на вороном коне, словно они были одним целым. У меня дух перехватывало, когда она на полном скаку выполняла опасные трюки джигитовки.

Кажется, в тот день станица чествовала своих выпускников школ. Мы с Васькой приехали накануне вечером, добре отметили свой дембель и возвращение домой. Точнее, это Васька вернулся к себе, а я так… Переждать время до подписания контракта.

После срочки решил остаться служить в армии, домой не возвращаться. Там матушка вышла замуж и привела в нашу однушку своего мужика. Ну и куда мне было ехать? На раскладушку на кухне? Выходом был контракт, тем более что часть, в которой мы с Васькой служили, была непростая – войсковая разведка.

Немного не дотянул до окончания контракта. Списали по ранению. Калекой не остался, но и для службы в разведке стал непригоден. Растерялся немного, не знал, чем теперь заниматься, куда податься. Планировал же посвятить жизнь службе в армии. Но не судьба.

Спасибо бывшему командиру полка – позвал к себе на родину, работать в охранном агентстве, которое он организовал год назад, после выхода на пенсию. Согласился, и вот ехал через всю страну. В машине минимум вещей, всё самое необходимое на первое время. Остальное барахло багажом отправил. Да и не так уж и много я приобрёл за годы службы. Что мне одному нужно было?

Самое ценное – машина. Остальное на подружек спускал. После командировок, ох, как женской ласки хотелось. А без подарков к нынешним девкам не подходи. Да и не жадный я, и почему не порадовать свою очередную подружку безделушкой? Телефончик подарить или колечко, в ресторан сводить – без проблем. И ей приятно, и мне потом награда в виде горячего, благодарного секса.

Так что женским вниманием я никогда не был обделён, а вот любви… Не случилось. Сидела заноза в сердце. Дёргала. Не давала открыть его другим.