Текст книги "Остров Ифалук"

Автор книги: Марстон Бейтс

Глава VI
Наблюдения за рыбами

Репетиции танцев происходили почти каждый вечер. От нас явно ожидали, что мы будем присутствовать на них, хотя они мешали нам и работать и спать. Я как-то долгое время не мог понять, что эти танцы устраивались главным образом по просьбе Теда. Во время пребывания на острове ему особенно хотелось посмотреть один из главных традиционных танцев – ур,но так и не удалось. На этот раз, прежде чем выехать на Ифалук, Тед написал антропологу Управления подопечной территории письмо, в котором выражал надежду, что мы попадем на остров в пору танцев. Воспользовавшись оказией (на остров за месяц до нашего приезда приходило торговое судно), антрополог сообщил об этом вождям.

Оказалось, что мы приехали слишком поздно. Танцы уробычно исполняются в конце периода церемониальной ловли летучих рыб при свете факелов. Однако ифалукцы, желая сделать Теду приятное, изменили расписание церемоний. Правда, сдвинуть период ловли летучих рыб они не могли, но зато исполнить танцы в другое время было в их власти.

Эти танцы, как объяснил Тед, являлись в действительности религиозной церемонней, цель которой состояла в том, чтобы умилостивить богов. Но, добавил затем Тед, это совсем не значило, что содержание танца должно иметь какую-то особую религиозную форму, добрых богов Ифалука радовало все, что занимало людей.

В общем, религия на Ифалуке но играла большой роли. На острове имелись такие священные места, как алтарь в Фан Нэпе (при нас им ип разу не пользовались); дикие заросли в священном Нателу, где томился дух Маура; маленький крытый листьями «дом богов» поблизости от хозяйства Валул на Фалалапе, и безупречно чистый, посыпанный песком круглый алтарь на территории хозяйства Валуар. Мы называли Аруелигара «первосвященником», потому что он был высшим духовным лицом на острове и совершал те немногие религиозные церемонии, которые мы видели. Его преемником должен был стать сухощавый красавец Труесай.

Тед в оба приезда затратил много времени на сбор сведений о религиозных верованиях ифалукцев. Он чувствовал, что эти верования постепенно теряют былое значение. Так, говорил он, в 1953 году они уже слабее, чем были в 1948. Однако боги все еще оставались. Духи, алусы,обитавшие в определенных местах, управляли разными природными явлениями и вмешивались в дела людей. Тед составил список, включавший девять высших богов и десятки низших духов. Он выявил двадцать семь алусов, имевших отношение к мореходству и строительству каноэ.

На мой взгляд (он основан главным образом на записках и комментариях Теда), нельзя сказать, чтобы у ифалукцев была какая-нибудь упорядоченная теология. Сведения о деяниях богов, которые Тед получал от Аруелигара и вождей, не всегда совпадали; большинство же ифалукцев придавали божественным делам очень небольшое значение, предоставляя заниматься ими вождям. Да, алусы, разумеется, существуют, но они воспринимаются как составная часть естественного порядка вещей: это духи, с которыми каждый народ постоянно сталкивается в окружающем его мире.

Подавляющее большинство алусов – это духи умерших людей. Пока я был на Ифалуке, там никто не умер, но в 1948 году Тед и Мел Спиро были свидетелями четырех смертей. Все это они рассказали в своей книге об Ифалуке: о стараниях друзей и родных всеми естественными и сверхъестественными способами спасти тяжелобольного; о причитаниях по ночам, глубокой сосредоточенности людей, окружающих умирающего, и внезапном исчезновении ее, как только наступает смерть и алуспокидает тело. Тед и Спиро объясняют такое отношение к смерти твердой верой в бессмертие души.

Над телом покойного совершают определенные обряды: его лицо раскрашивают в красный цвет, надевают на него новую набедренную повязку или юбку. Труп обвивают очень длинной веревкой, к которой привязаны камни, и несут к морю для погребения. К каноэ, которое используется для похорон, не прикасаются потом в течение четырех дней. Кстати, число «четыре» вообще магическое на Ифалуке.

Алусы – духи умерших – бывают добрые и злые, очевидно, в зависимости от характера человека, тело которого они покинули. Злые духи вызывают всякого рода неприятности, в том числе большинство болезней. Мел Спиро в своих психологических очерках пишет, что страх перед алусом,как сознательный, так и подсознательный, владеет ифалукцамп. Мы никогда не сталкивались с алусами,да и не искали встречи с ними, а отношение к духам молодых людей, которые работали с нами, казалось, было в основном обрядовым; правда, мы не пытались разобраться глубже в их психологии.

Итак, теоретически танцы были рассчитаны на то, чтобы задобрить алусов – как высших богов, так и обычных духов. Сложные танцы ур,с которыми были связаны эти бесконечные ночные репетиции, конечно, предназначались для высших богов, но, вероятно, все алусы,как и все люди, наслаждались ими. Репетиции завершились в полдень 22 июля большим представлением на площадке перед школой.

Мы с Доном, воспользовавшись отливом, занимались изучением профиля рифа, когда прибежал посыльный с сообщением, что вот-вот начнутся танцы. Когда мы добрались до школы, мужчины уже выстроились цепочкой вдоль северного края площадки. Все они были при полном параде: на руках и ногах браслеты из пальмовых листьев цвета слоновой кости, такие же юбочки поверх набедренных повязок; на шее гирлянды из цветов и пальмовых листьев; на головах венки и в довершение всего на лбу кусок сердцевины пальмы, обернутый красной бумагой и фольгой (из коробки для сигарет) и увенчанный пучком длинных белых перьев (возможно, принадлежавших красивой морской ласточке, но что более вероятно и прозаично – курице). Лица танцоров были раскрашены красной куркумой [48]48
  Куркума(Curcuma) – род травянистых растений семейства имбирных. Из корневищ этого растения приготовляют «красный» (точнее, оранжевый, цвета пламени) ароматный порошок, служащий красителем. Этот порошок (по-ифалукски – ранг)издавна привозят на Ифалук о Япа и Трука. – Прим. ред.


[Закрыть], вдоль скул проведена красная линия, на руках и щеках выделялись красные мазки.

Ифалукцы показали нам чудесное представление. Часть его составляли песни и гимны, исполняемые под аккомпанемент хлопков и притопывания. Были и более сложные номера. Так, например, двое мужчин, раскинув руки, наклонясь вперед и как бы паря в воздухе, изображали птиц-воинов, в то время как остальные, став на колени друг перед другом, пели, рассказывая о происходящем. Представление продолжалось около часа, причем мы трое были настолько заняты фотоаппаратами и магнитофоном, что не смогли толком разобраться в нем. Затем наступил перерыв. Аруелигар распределил между участниками два ящика мясных консервов и две коробки сигарет, которые мы пожертвовали для этого случая. Танцоры и зрители подкрепились молоком кокосовых орехов, и танцы возобновились. Теперь выступали женщины, выстроившиеся цепочкой на западной стороне площадки. Наряд их отличался от мужского только тем, что под юбочкой из кокосовых листьев на них были лава-лава [49]49
  Лава-лава – здесь – короткая юбка из материн, сотканной на примитивном ткацком станке ил волокон, содержащихся в стволах банановых деревьев. – Прим. ред.


[Закрыть], а не набедренные повязки.

Тед с большим интересом установил, что у женщин появились два новых танца, – прямое доказательство того, что в традиционной форме танцев урсовсем не обязательны одни и те же сюжеты. Один из новых танцев исполнялся на сюжет поэмы, сложенной Летаверпур, женой Инн, и рассказывал о первом приезде американцев на остров. Это было очень длинное песнопение, в котором подробно рассказывалось о первом корабле, вручении официального документа, природе Америки, о самих американцах и т. п. Вот перевод первой строфы этой песни, сделанный Тедом:

 
Сейчас все наши женщины радуются.
Приехали американцы.
Это радует вождей.
Американцы дали нам документ.
Паш край должен воспрянуть.
Наш остров должен подняться.
Вожди велят нам танцевать.
Будем танцевать, будем веселиться!
Именно в этом месяце, так как этот год хорош. Эй!
Японцы ушли.
Нам не правилась их грубость.
Боги смилостивились над нами,
Теперь наши урожаи спасены.
Американцы ласково говорят с нами… [50]50
  Эта песня отнюдь не отражает подлинных чувств ифалукцев и других микронезийцев к американским колонизаторам. Приводя полный перевод песни в книге, посвященной искусству Ифалука, Э. Барроуз отмечает, что ее сочинила жена школьного учителя, чуть ли не единственная местная христианка, чье отношение к американцам не характерно для обитателей атолла. Островитяне исполняли эту песню, чтобы сделать приятное американским ученым (Е. G. Burrows, Flower in My Ear. Arts and Ethos of Ifaluk Atoll,Seattle, 1963, p. 414).


[Закрыть]
 

Когда танцы женщин закончились, все присутствующие разделились на небольшие группы для пиршества. Правда, ничего необычного в еде не было, если не считать наших мясных консервов. Но после любого коллективного мероприятия всегда полагалась коллективная трапеза. Я переходил от группы к группе, фотографируя происходящее, попутно отведывая то кусок плода хлебного дерева, то ломоть таро и разрешая тем временем друзьям-ифалукцам смотреть друг на друга через объектив моего «Грэфика».

Наш трудовой день оказался на сей раз очень насыщенным. Только мы проявили пленки и привели в порядок свои заметки, как наступила пора вечернего купания в лагуне перед Фан Напом.

С самого начала у нас вошло в привычку вечером купаться в лагуне. На Ифалуке очень многие купались в это время, и мы шли в ногу с местными обычаями. Как истый флоридец, я предпочитал купаться в полдень, при ярком солнечном свете, и поэтому всячески старался перенести часы купания на более раннее время, но по разным причинам всем нам часто допоздна не удавалось добраться до воды.

Купаясь, мы всегда надевали подводные очки. Я не могу понять, как это люди купаются без них. Ведь без очков человек под водой слеп. Правда, во многих местах и глядеть не на что, но ведь этого не знаешь, пока сам не посмотришь. А в лагуне Ифалука не счесть чудес, на которые стоит полюбоваться. Сначала мы просто плавали, восторгались формой кораллов и окраской рыб, затем начали подумывать о том, что если ежедневно будем находиться в воде хотя бы час, то вполне можем попытаться провести кое-какие систематические наблюдения.

Рыбы, как мы успели заметить, обращали на нас очень мало внимания. По-видимому, появление в их владениях большого коричневого существа по имени «человек» не вызывало у них представления о грозящей опасности. Они продолжали заниматься своими обычными делами, нисколько не реагируя на наблюдателя, – совсем не то, что на земле, где птицы и животные видят в следящем за ними человеке потенциального врага. Нам не нужно было, как на суше, прибегать к помощи полевого бинокля или следить из укрытий; мы могли спокойно плавать на поверхности и наблюдать за рыбами. Мне кажется, что, по крайней мере в коралловых морях, наблюдать за рыбами интереснее, чем за птицами; однако я сомневаюсь, что остался бы таким же энтузиастом, будь вода холоднее.

У нас имелся акваланг, но он предназначался для Боба Рофена, который должен был осенью собрать коллекцию рыб; к тому же мы просто не знали, как с этим аппаратом обращаться. Впрочем, нам незачем было нырять слишком глубоко, у поверхности тоже было много интересного, а для того чтобы наблюдать за рыбой, нам вполне хватало шноркелей – дыхательных трубок.

Мы решили, что для систематического научного исследования и лучшей ориентировки под водой первым делом надо составить карту района плавания. Кораллы в лагуне росли большими, неправильной формы кустами, которые я называл коралловыми массивами, хотя вернее было бы их назвать рифовыми холмами или рифовыми гнездами. Между этими выростами находились открытые водные пространства с дном, покрытым чистым, белым песком.

Высота коралловых холмов у берега была такова, что они оставались под водой даже при самых сильных отливах. Они имели плоские верхушки; живыми оставались лишь те коралловые полипы, которые располагались по краям холмика. В более глубоких водах выросты имели округлую форму; насколько мы могли судить, вглядываясь сквозь кристально чистую воду, они были разбросаны по всему дну лагуны.

Коралловые образования в мелких водах четко выступали на наших аэрофотоснимках в виде темных неправильных пятен; по ним я и попытался набросать план расположения рифов перед Фан Напом. В дальнейшем мы проверили и уточнили нашу карту на месте, плавая на весельной лодке, и в конце концов получили довольно точную картину этого участка лагуны.

Всем рифам в районе нашего плавания нужно было дать названия. Так мы увековечили имена наших жен и детей. Два коралловых холма затейливой формы, расположенных по соседству друг с другом и совсем близко от берега, были названы Иззи (уменьшительное от Изабеллы) и Нэнсп. Несколько коралловых глыб, отделившихся от этих рифов, получили имена моих и Эббота детей. Тед назвал в честь своей Марии очень симпатичный округлый коралловый массив, расположенный несколько в стороне от других. Еще одни массив, находившийся в том же направлении, но еще дальше от берега, получил имя его дочери Нэнни, а риф несколько правее – его сына Дэвида.

Центральная группа рифов была названа именами пяти вождей Ифалука. Мы долго мучились над тем, какое название дать большому пустынному коралловому массиву, торчавшему недалеко от берега, но Тед отлично разрешил эту проблему, предложив название «Плато ведьмы» в честь не совсем нормальной пожилой матроны, которая упорно делала ему глазки во время вечерних репетиций танцев.

К северу от зоны этих разбросанных коралловых выростов простирался огромный затопленный водой массив мертвых кораллов, который мы решили назвать континентом Му. Этот массив имел очень сложную топографию, у него были южный и северный выступы и мыс Осьминога. Я проводил много времени, плавая над южным выступом Му; там обитала большая рыжая рыба-белка ( IIolocentrus spiniferихтиологов), которая, как мне казалось, получала но меньше удовольствия, наблюдая за мной.

Каждая коралловая постройка делилась на ряд «территорий», контролируемых маленькими рыбками из семейства Pomocentrid,которых ифалукцы называли леджок.Эти рыбешки достигали в длину не более трех дюймов, но их воинственность при защите своих владений отнюдь не соответствовала таким размерам. Мы очень любили дразнить леджоков.Нога, рука, любой незнакомый предмет, вторгшийся на их территорию, всегда вызывал страшное возмущение и служил объектом для свирепых атак.

Каждая такая рыбка обороняла округлый участок диаметром в два-три фута, а в центре его обязательно имелась расщелина или ямка, где леджоктаился в засаде, когда не был занят изгнанием непрошеных гостей.

Биологи называют «территорией» участок, защищаемый одиночкой, парой или группой животных от вторжения других представителей этого же вида. Склонность к такого рода «захвату территорий» известна у многих видов млекопитающих, птиц, пресмыкающихся и рыб; однако о таком свойстве рыб до недавнего времени было известно очень мало, да и сейчас еще многое не изучено. Леджок, совершенно очевидно, – «территориальная» рыба в строгом смысле этого слова; это индивидуум, имеющий постоянный участок и защищающий его от вторжения. Мой большой рыжий Holocentrus,вероятно, тоже был «территориальной» рыбой, так как в течение всего лета он (а может быть, она?) оставался на одном и том же маленьком участке около контипента Му. Однако л никогда не замечал, чтобы Holocentrusвел себя агрессивно. Возможно, что континент Му служил для этого индивидуума скорее «домом», чем «территорией». Разница между этими понятиями определяется в данном случае поведением рыбки по отношению к другим Holocentrus, заплывающим на ее участок, но мне, к сожалению, не довелось наблюдать это.

Вода была полна чудес. Дон выделил своеобразную категорию «невероятных» животных. Надев очки, мы крейсировали по нашему участку, время от времени криками приглашая друг друга взглянуть на вновь открытое чудо.

Я помню, как однажды Тед закричал: «Посмотрите – рыба-вертолет!». Какая-то короткая, толстая рыбина вертелась около «Марии» (Тед обычно вел наблюдения за рыбами возле кораллового массива, названного именем его жены). Ее плавники расщеплялись на длинные движущиеся узкие лучи, которые напомнили Теду винт вертолета. Рыбу совершенно не интересовало то, что мы наблюдаем за ней; вскоре она медленно поплыла прочь.

Мы просмотрели книги о рыбах и установили, что это был Pterois —«рыба-скорпион». Иглы, торчащие на спине этой рыбы, ядовиты, чем, вероятно, и объяснялось ее спокойствие. В дальнейшем мы не раз видели этих рыб на нашем участке, однако они не принадлежали к числу его постоянных обитателей.

Другим «невероятным» животным был морской огурец – синаптида. Большинство видов морских огурцов действительно напоминают огурец (хотя один из их видов на Ифалуке по размерам близок к арбузу). Синаптиды же – это длинные гибкие твари, похожие на змей. Тот вид, который встречался на нашем участке, имел яркую окраску в бело-черную клетку, как у некоторых южноамериканских гадюк. Торчащий из-за кораллового выроста морской огурец напоминал такую змею, выползающую из-под скалы. Только приглядевшись к нему повнимательнее, можно было заметить, что на том месте, где у гадюки находится угрожающая треугольная голова, у него торчит какой-то нелепый пучок волнующихся перышек. Если же возьмешь это странное существо в руки, то почувствуешь не упругую плоть, а какую-то мягкую ткань, напоминающую папиросную бумагу. Мне же синаптиды всегда представлялись гадюками из папиросной бумаги, живущими на коралловых выростах.

Дон считал, что к числу «невероятных» живых существ следует отнести и гигантских двустворчатых морских моллюсков тридакна. Эти моллюски в лагуне Ифалука в действительности были не столь уж велики, очевидно потому, что люди находили и съедали их прежде, чем они успевали достичь необычных размеров. Неспециалисту они не казались необыкновенными, если не считать красивой окраски краев полуоткрытой раковины и зеленоватой мантии моллюска, укрывшегося в пей [51]51
  Зеленоватая окраска моллюска связана с тем, что на его теле находятся зеленые одноклеточные водоросли – зооксантелла. – Прим. ред.


[Закрыть].

Мы представляем себе моллюсков медлительными, осторожными животными, но на самом деле они могут захлопывать свои раковины с необычайной быстротой и решительностью. Потревожив моллюска каким-либо предметом, мы наблюдали, с какой быстротой он захлопывает створки. Вполне вероятно, что очень большие моллюски могут захватить ногу водолаза и не выпускать ее.

Дон уделял много времени наблюдениям за осьминогами. Мыс Осьминога, на западном побережье континента Му, получил свое название благодаря маленькому осьминогу, который избрал его своей резиденцией на первые несколько недель лета, а потом вдруг исчез, и мы во время ежедневных наблюдений видели только пустую дыру. Затем Дон нашел другого маленького осьминога, жившего в норе в центре рифа Маролигар.

Осьминоги – очень подозрительные существа. Нередко мы заставали их частично выползшими из норы, однако под пристальным взглядом наблюдателя они медленно скрывались в глубине. Около входа в логовище всегда лежала кучка мелких осколков кораллов; укрывшись в норе, осьминог подтягивал их с помощью щупалец, покрытых присосками, и закрывал ими вход, оставляя обычно лишь маленькое отверстие, за которым виднелся его зоркий глаз.

На рифе Маролигар вокруг норы валялись остатки от трапез осьминога: пустые раковины, клешни и ноги съеденных крабов. Каждый день Дон тщательно собирал и сохранял все эти объедки – своего рода отчет о питании осьминога – и таким образом получил данные о пищевом режиме этого любителя крабов за несколько недель.

Однажды нора на Маролигаре опустела и довольно долго оставалась незанятой. В результате у нас создалось впечатление, что осьминоги живут на одном месте не постоянно, а всего несколько дней или недель и, значит, не создают «территорий», как это делают многие другие обитатели лагуны.

В дневное время мне только раз случилось увидеть плавающего осьминога. Я бы его и не заметил, если бы оп оставался неподвижным, но неожиданно кусок коричневого коралла, на который я глядел, сделал несколько конвульсивных движений, а затем, действуя по принципу реактивного двигателя, переметнулся на ближайший коралловый массив и остановился там, снова став совершенно незаметным на его фоне. Я осторожно поплыл к кораллу, но осьминог и на этот раз исчез в глубинах лагуны.

До сих пор я бойко писал о коралловых рифах или коралловых массивах. На самом же деле эти «постройки» образовались из огромного количества выделяющих известь организмов, многие из которых не были настоящими кораллами. Мы выбрали риф Маролигар и попытались составить карту размещения различных видов живых существ, продукты деятельности которых входили в его структуру. Нам казалось, что сделать это будет просто, так как Маролигар – небольшой риф, всего около шести ярдов в длину и двух в ширину. Однако операция оказалась очень сложной и потребовала от нас с Доном многих часов упорного труда.

В основном трудности были технического характера. Например, как работать в воде с сухими материалами? Составив схематический план массива, мы решили нанести на него различные виды кораллов и кораллоподобных организмов. Однако от воды все расплывалось. Тогда, воспользовавшись покрытой брезентом автокамерой, которая служила нам плотом, мы стали буксировать к месту работы принадлежности для черчения и полотенца. Я устраивался на каком-нибудь удобном рифе, вытирал досуха руки и начинал наносить на план кораллы, по мере того как Дон, появляясь из-под воды, выкрикивал их названия. Периодически он сам вылезал на риф, чтобы заглянуть в план, тыкая мокрым пальцем в то место, где я, по его мнению, ошибся. Большая капля воды шлепалась на бумагу – и все оказывалось испорченным. Случалось, что я, пытаясь сменить положение, терял равновесие и падал в воду, обдавая брызгами карту. Наша затея донельзя нам надоела, но мы упорно продолжали работу и в конце концов сделали карту, которая была почти такой же красивой, как и сам риф Маролигар.