Текст книги "Любовница авантюриста"
Автор книги: Марсель Ферри
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
Призраки оживают
Была ли я там, нет ли, но замок Давентри, подобно большому кораблю, продолжал свое существование.
У меня не было никакой связи с соседними домами, я никого здесь не знала, за исключением лесничего с его Робинзоном, но и это знакомство слишком быстро оборвалось. Если бы я прибыла сюда не вдовой, а с лордом Седриком, вряд ли это что-то изменило бы. Он не был общительным. Не был он и великим благодетелем. Но я наверняка не чувствовала бы себя иностранкой. Если бы я была англичанкой, то стала бы подлинной хозяйкой замка и близлежащих земель.
Как бы в плывущем дворце, ничего не понимая в его устройстве, я вела себя как богатая леди, имеющая право на обслуживание в соответствии со средствами. Я знала только салоны, прогулочные палубы и каюты первого класса. Все другие помещения оставались для меня столь же далекими и загадочными, какими они представляются путешественнику, не проникающему туда никогда.
Подлинными хозяевами замка были три старца, живущие в нем со времен матери Седрика – графини Морана.
Лорд Седрик провел много лет в Азии, не имея никакого реального дела, исключительно ради собственного удовольствия. Его пребывание в Англии было кратковременным и редким. Однако все эти годы в замке не прекращали ожидать его возвращения. Ни прислуга, ни конюшни, ни роскошь садов и оранжерей не претерпевали за время его отсутствия никаких изменений.
Мажордом Висбек был, должно быть, немного старше лорда Седрика. Этот мажордом, кстати, очень хорошо смотрелся бы на месте владельца замка. Он говорил слишком правильным литературным языком, но пользовался тем же одеколоном, курил те же сигары и пил тот же портвейн, что и хозяин.
Однажды, заблудившись в замке, я пошла не тем коридором и вышла к двери, украшенной надписью: «Частная собственность». Удивленная, я открыла дверь и оказалась в симпатичном салоне, где Висбек, выпрямив с достоинством свою спину, дремал в кресле у камина. Он издавал легкий храп, напоминающий жужжание пчел. Слева от него лежали сигары и стояла бутылка вина, справа – большой бело-рыжий спаниель, распластавшийся на ковре.
Управляющая хозяйством миссис Пули Додж со знанием дела руководила всем в замке. Хотя она и занимала более низкую ступеньку в иерархии слуг, ей в этом маленьком суверенном государстве принадлежала решающая роль. Уже один вид ее был для меня столь же неприятен, как ушиб об острый угол. Я догадывалась, что и мои нечеткие очертания тоже вызывали у нее болезненный спазм. Уважение, которое проявляла ко мне миссис Додж, всегда было приправлено тошнотворным высокомерием. Она была похожа на виселицу и вызывала неприятные ассоциации, напоминавшие мне, как я стала вдовой. Но, несмотря на отвращение, которое она мне внушала, не могло быть и речи о том, чтобы уволить ее. Это было бы равносильно тому, как если бы английский монарх захотел выдворить из страны одного из своих министров под предлогом, что ему не нравится форма его головы.
Возможно, позднее Оливеру и удалось бы при случае избавить меня от нее.
Третий старик заправлял самым прекрасным участком в доме – садом. Речь шла не только о саде, но и о парке, розарии, оранжереях. Он любовно ухаживал за ними на протяжении уже сорока лет. Это был ученый-агроном, садовник-архитектор. Я видела, как работают его помощники, сам же он появлялся редко. Рано утром он обходил свои угодья, заложив руки за спину, останавливался время от времени, чтобы внимательно осмотреть какие-то цветы или композиции. Он напоминал мне мирного доброго Боженьку, с нежностью созерцающего свое удачное творение. Его звали Пэблз.
Уважительно относясь к его труду, искусству, вкусу, я никогда не срезала ни одного цветка, не спросив предварительно его согласия. Такое отношение к его работе вызывало ответную симпатию. Однажды он пришел ко мне за разрешением на серьезные преобразования в саду.
Вот уже двадцать лет ему хотелось убрать заросли рододендронов с северной поляны. Но для таких крупных перемен нужно было разрешение лорда Седрика. Эти массивы образовали нечто вроде густой и темной стены, освещенной великолепными фонарями из красных, розовых и белых цветов. Не было никакого основания пересаживать их, если не принимать во внимание явную антипатию Пэблза к этим растениям.
Лорд Седрик никогда не позволял ему этого делать.
Когда он предстал передо мной, я тут же дала ему свое согласие. Я тоже ненавидела эти цветы.
Пэблз весь засветился. Мне показалось, что луч солнца сверкнул сквозь тучи, разогнанные сильным порывом ветра. Его красивое лицо, продубленное ветрами, приятно обрамлялось жесткой бородкой, а необычайно светлые глаза на смуглой коже казались прозрачными, словно апрельский дождь в солнечных лучах.
Мы испытывали явную симпатию друг к другу.
– Позвольте спросить вас, мадам, почему вы даете на это свое согласие?
– Потому что я тоже ненавижу рододендроны, – порывисто ответила я.
Так мы оба проявили свое неуважение к памяти лорда Седрика. Я спросила:
– А что вы собираетесь посадить на этом месте?
Он мгновение колебался, а потом учтиво задал вопрос мне:
– Вы не хотели бы сделать выбор сами, мадам?
– О нет, – мгновенно среагировала я. – Это ваше королевство. Вы – великий художник, и, кстати, у нас с вами схожие вкусы. Вне всякого сомнения, мне понравится все, что вы сделаете.
– Тогда это будут розы и наперстянка! – сказал он, прищурив глаза, подобно художнику, рассматривающему свое полотно.
Потом он отдал приказ убрать рододендроны. Таким образом мне удалось завоевать признательность и, может быть, привязанность Пэблза.
Он безумно любил розы и утром следующего дня неожиданно прислал мне их целую охапку. Это были белые розы с розовой серединкой, прозрачные до неестественности. Они сверкали в комнате, как белозубая улыбка на темном лице туземки.
Я тотчас же отправилась на поиски Пэблза, чтобы увидеть его красочный розарий.
Пэблз не был болтуном. Никогда не говорил ничего лишнего. Но когда мы шли вдоль аллей розария, мне казалось, что он весь светится. Мне было неловко, что я потревожила его, и я решила отпустить садовника как можно быстрее.
Все розы имели названия, аккуратно обозначенные на табличках. Но когда мы подошли к кусту, усыпанному снежными цветами с отблеском зари, я увидела, что у него нет названия.
Я восхищенно ходила вокруг, любуясь нежным блеском лепестков, похожих на японский фарфор. Пэблз хранил молчание.
– А как называются эти розы?
Замешательство.
– «Мисс Мэриан», – ответил садовник.
– А почему здесь не указано название, как возле других роз?
– Потому, что их вывел я.
Заинтригованная, я внимательно вглядывалась в лицо старика. Его взгляд был устремлен на розовый куст, он не посмотрел на меня даже тогда, когда я спросила:
– Кто это – мисс Мэриан?
Я тотчас же пожалела, что задала этот вопрос, потому что увидела, как лицо старика исказилось от внутренней боли.
– Она умерла, – тихо произнес он.
– О! Извините меня… – пробормотала я, Пэблз сделал знак головой, как бы прося прощения за то, что выдал себя.
Кем могла быть эта мисс Мэриан?
Дочерью Пэблза?
Я скромно отошла в сторону. Пэблз провел несколько минут у розового куста, охваченный воспоминаниями.
Когда мы возвращались обратно в замок, я сказала:
– Я вам благодарна за присланные розы. Я очень тронута вашим вниманием.
– Спасибо, – отозвался он. – Мне было чрезвычайно приятно срезать их для юной леди. Но, – тут же галантно добавил он, – они ведь принадлежат вашей светлости.
– О нет! – сказала я. – Это ваши розы.
Вскоре я забыла и Пэблза, и его розы. Меня не интересовала жизнь этого старика. Но, как ни странно, мисс Мэриан, прозрачный призрак, о котором он упомянул, вскоре пришла в замок Давентри, напомнив о себе.
Таинственная Мэриан
Однажды после полудня, наблюдая за садовниками из окна своей комнаты в замке, я обратила внимание на то, что их действия чем-то напоминают работу саперов. Миссис Додж сочла это осквернением памяти предков – владельцев замка. Она вошла ко мне с позеленевшим лицом, чтобы сообщить, что там, вдали, на опушке, рабочие выкорчевывают рододендроны. Выглядела она так, словно речь шла о разорении наследия лордов Давентри.
– Это я приказала убрать их оттуда, – холодно ответила я.
– Но они растут там уже более пятидесяти лет, – возразила миссис Додж, давая мне ясно понять, что я здесь нахожусь всего лишь год.
– Вполне веская причина для того, чтобы их выкорчевать, – ответила я. И затем добавила с невозмутимым спокойствием: – В Давентри, кстати, много чего следует изменить.
Я действительно уже не раз подумывала о более радикальных изменениях в замке. Столовая напоминала мне церковь. Моя спальня была похожа на усыпальницу, кровать – на склеп, а матрац – на надгробный камень… Шикарные пижамы не помогали скрасить зловещего впечатления.
На этом пьедестале были зачаты все Давентри. Но если мобилизация – еще не война, то зачатие – это еще не любовь. Вне всякого сомнения, представители рода Давентри были рождены здесь, но очевидно и то, что они здесь и умирали.
Если бы эту кровать вынести в парк, то розовые кусты и кусты жимолости, обвивая ее колонны, могли бы образовать прелестную беседку.
Я долго обдумывала план переустройства замка. Наконец моя идея полностью созрела, и мне пришлось высказать ее миссис Додж, так как именно она хранила ключи от всех помещений.
Сначала, когда я сообщила о своем желании обосноваться в другом месте, я натолкнулась на глухое непонимание. Но я заранее приняла достаточное количество успокоительных таблеток, чтобы оказать достойное сопротивление миссис Додж. Я сказала сама себе, что мой прадед, бретонский корсар, ни в чем не уступал предкам Давентри и что к тому же я – у себя дома!
Нелегко было миссис Додж следовать впереди меня, знакомя со всеми уголками замка. Нас сопровождало слабое позвякивание ключей, напоминающее звук колокольчика, при помощи которого когда-то предупреждали о приближении прокаженного.
Если не считать кормилицы, которая жила в южном крыле, все помещения второго этажа составляли часть семейного некрополя.
– А что там, на верхнем этаже? – спросила я.
Миссис Додж подскочила от неожиданности.
– Вверху!.. Но это невозможно, миссис!
– Невозможно? Почему?
– Ни одна дама… я хочу сказать, никто из хозяев Давентри никогда не жил наверху…
Незнание мною протокола жизни в замке вызвало у домоправительницы желчную усмешку. Она с трудом выдавила из себя улыбку. Не успела я исправить свою промашку, как миссис Додж добавила:
– Никогда дамы не жили наверху. Кроме, конечно, мисс Мэриан.
Наверно, я слишком резко повернулась, услышав снова это имя.
Ледяным, как осенний туман, взглядом домоправительница уставилась в мои широко раскрытые от удивления глаза.
– Мисс Мэриан?
– Да. Она жила наверху, у нее там не было даже ванной комнаты, – презрительно ответила миссис Додж.
Я собиралась спросить, кто такая мисс Мэриан, как вдруг почувствовала, что унизительно спрашивать об этом у миссис Додж. Мне казалось отвратительным услышать от слуг то, что следовало узнать от лорда Седрика.
– Покажите мне ее комнату, – сказала я, будто хорошо знала, кто такая мисс Мэриан.
Миссис Додж, не говоря ни слова, повела меня наверх, словно делая мне одолжение. Ее прямая спина глухо раздражала меня.
Комната мисс Мэриан не пролила свет на события. Красивая комнатка, правда, несколько поблекшая и пыльная. В ней не было никаких личных вещей, кроме безделушек, стоявших в беспорядке на камине.
Я задала вопрос, который не выдал моей неосведомленности:
– С какого времени в этой комнате никто не живет?
– С момента отъезда мисс Мэриан, – услышала в ответ.
Из этого ответа я так и не поняла, шла ли речь о Мэриан Пэблз или о ком-то другом.
Конечно, это не было принципиально важным. Я вообще могла бы этим не интересоваться, если бы не тон миссис Додж, в котором легко читалось презрение.
– Я не помню точно, что мне говорил лорд Седрик по поводу мисс Мэриан (я увидела, как брови миссис Додж приподнялись в глубоком удивлении). От чего она умерла?
– Умерла?! Мисс Мэриан не умерла! Она исчезла… Она сбежала.
Миссис Додж смотрела на меня с пристальным вниманием. Своим тоном она как бы извинялась передо мной за то, что напомнила мне о неприятном, а быть может, и за то, что нечаянно выдала историю, о которой я не догадывалась. Я почувствовала ее с трудом сдерживаемое злорадное торжество.
Кто были мисс Мэриан, одна из которых умерла, а другая исчезла? Что их связывало? Тайна окружала это имя, тайна, легко разъяснимая, если бы я решилась задавать вопросы.
Но я не доставила миссис Додж этого удовольствия! Склонившись к зеркалу, я с преувеличенной тщательностью пригладила брови, а затем вышла из комнаты. Было слышно, как миссис Додж замкнула дверь на два оборота.
– Ваша светлость желает осмотреть весь этаж?
– Нет, замок Давентри – не музей. Я хочу осмотреть его весь, но одна, без гида… – резко бросила я и ушла, нагло покачивая бедрами, проявляя тем самым неуважение по отношению к самой добродетели – миссис Додж.
Я остановилась на одной из ступенек лестницы, напоминающей полураскрытый веер.
– Отдайте ключи Доре, миссис Додж, – сказала я тоном, не терпящим возражений. И затем спустилась, напевая какой-то фривольный мотивчик.
Для управляющей замком иметь ключи означало наслаждаться властью. Возможно, она предпочтет сменить крепость, но не подчиниться моему капризу. Кто знает?..
Когда я вернулась в комнату, то почувствовала себя опустошенной от нервного напряжения.
Я была одинока и слишком молода, чтобы противостоять этой старой сове, которая знала о роде Давентри намного больше, чем я.
На прикроватной тумбочке стоял большой флакон из горного хрусталя со скромной этикеткой «Крестильная вода». Эта вода якобы служила для очистки меди, украшающей кровать.
Я вдохнула терпкий запах виски и сделала четыре или пять крупных глотков прямо из бутылки.
Не было ли это безумием – вызывать ненависть миссис Додж?
А может, и хорошо, что я проявила свою власть? Зачем же мне жить здесь, в этом дворце, на правах скромной клиентки, которая боится, что не может оплатить свой счет!
Затем мои мысли снова вернулись к мисс Мэриан, ко всей этой загадочной интриге.
Несмотря на поиски, мне не удалось найти какие-либо следы девушки. Миссис Додж говорила о ней пренебрежительным тоном. Любое доказательство ее присутствия в замке, казалось мне, систематически уничтожалось. На нее было наложено нечто вроде табу.
Одно из двух: или Мэриан вызвала скандал, или же она убежала от скандала…
У меня создалось впечатление, что исчезнувшая и умершая Мэриан были одним и тем же лицом, молодой женщиной. Сбежав, исчезла для всех тех, для кого ничего не значила. Но для обесчещенных, покинутых родителей она умерла.
Возможно, Пэблз был страдающим отцом, воспевшим молодость и невинность дочери новым сортом прекрасных роз?
Что связывало загадочную Мэриан с замком?
Безусловно, довольно близкие отношения, иначе она не жила бы тут.
Быть может, таинственная Мэриан находилась под защитой старой леди Морана? Конечно, она была ее компаньонкой, своего рода секретарем. И к ней относились со всей нежностью. Ее неподчинение нарушило порядок, заведенный в этой среде. А старые аристократы не терпят нарушения порядка.
Затем, следуя логике, я подумала о мужчине, который так грубо изменил жизнь мисс Мэриан. И вдруг некоторые совпадения молнией мелькнули в моей голове. Я поняла, что этим мужчиной был Оливер!..
Недаром я часто удивлялась осведомленности Оливера о частной жизни в замке Давентри. Если бы он посетил замок в качестве туриста, переходя из зала в зал в сопровождении гида, он бы не смог знать так много о жизни за неприступными стенами.
Значит, он почерпнул свои знания «изнутри». Привычки, вкусы, характер, здоровье лорда Давентри – все это можно узнать лишь от родственников или слуг.
Оливер стал казаться мне еще более загадочным и странным.
Видимо, он постоянно скрывал что-то от меня, вел двойную жизнь.
Я не могла не думать о том, что стало с мисс Мэриан.
Именно в это время я получила депешу со «Счастливчика». Капитан сухо сообщал мне, что в то время, когда я получу это послание, он должен будет пересечь Гибралтар. Вскоре яхта бросит якорь в нашем порту. И если Оливер спросит, была ли я ему верна, я отвечу утвердительно. Но он не задаст мне этого сентиментального вопроса. Он играл моей жизнью, для него она была партией в шахматы.
У нас с ним был общий труп. Этого мощного связующего звена достаточно, чтобы убедить Оливера в моей верности нашему общему делу.
Тем не менее день ото дня росло мое отвращение к возможности стать миссис Дивер…
Перспектива оставить Давентри на миссис Додж для того, чтобы предаться любви на острове Борабора, будила во мне воинственное настроение.
Я гордилась своими владениями, несмотря на то, что мрачная домоправительница явно сомневалась, что я достойна с блеском продолжить славный род.
Да и соглашусь ли я, чтобы миссис Додж и впредь обращалась ко мне, с трудом проглатывая слюну, словно ей предлагали медный купорос? Нет, никогда! Богатства уже было недостаточно для моих амбиций. Я хотела оставаться для своего сына Сеймура вдовой лорда Давентри, а не женой какого-то проходимца. «Какая жестокость, какая неблагодарность, – твердила моя совесть. – Ты всем обязана Оливеру. Он отец Сеймура, а вовсе не престарелый лорд». Но отказаться от своих мыслей я не могла. Я останусь леди Давентри до смерти. Не зря старинный девиз лордов отдавал смерти преимущество перед жизнью.
Яичница с ветчиной
Оливер появился в замке однажды зимней ночью. Мокрый, словно потерпевший кораблекрушение, он быстрым шагом прошел в комнату. Оливер застал меня сидящей перед камином в большом красном салоне. В тот день я словно специально надела платье из белого муслина, отороченное страусиными перьями. За те несколько секунд, пока он сжимал меня в объятиях, я стала похожей на только что вытащенную из воды рыбу.
Оливер снял свой дождевик и зюйдвестку. Перья, которые чудом уцелели от воды, летали вокруг нас. Можно было подумать, что какой-то хищник жестоко распотрошил птицу…
Заниматься любовью с Оливером было удовольствием, требующим большой отдачи сил и энергии. Еще последние пушинки плавно спускались с потолка, а Оливер уже спал глубоким сном.
С дрожащими ногами и болью в пояснице я тихо освободилась от его расслабленного тела и вновь устроилась у огня. Я пристроила оборванные перья, все еще сохранявшие белизну, на свои бедра, но им не удавалось скрыть чувственные изгибы моего тела от пристальных взглядов предков лорда Давентри, чьи портреты были развешаны на стенах.
Я смотрела на лежащего Оливера. Со времени нашей последней ночи, проведенной в «Зеленых пастбищах» (о, как давно это было!), я не видела его спящим. Его лицо было едва освещено горящим камином. Он лежал, вытянувшись на спине, слегка склонив голову, черные волосы романтично разбросались по лбу, немного прикрывая гордый изгиб бровей. Любовь придала его лицу загадочное выражение. Казалось, над ним развевались складки черного знамени. Немного выше, в черной рамке, виднелся портрет графа Вильяма Сеймура Давентри, умершего более ста пятидесяти лет назад. Он смотрел на нас высокомерным, холодным взглядом.
Меня потрясло странное стечение обстоятельств. Тело Оливера образовывало с вертикальным силуэтом портрета нечто вроде якоря, связанного цепью с прошлым. Каким образом мы очутились здесь, я и Оливер? Я вдруг ощутила всю закономерность происходящего, которое вдруг четко проступило в этом символическом образе. Будущее неотвратимо, а я за рулем корабля-призрака. Что это за феодальный замок, проплывающий сквозь туманы прошлого? Вся во власти галлюцинаций, я смотрела на Оливера. Что-то таинственное светилось над его властной красотой. Мой мозг в полубредовом состоянии пытался ухватить это нечто, узнать и понять…
Мне показалось, что я ощущаю присутствие призрака лорда Седрика. Я содрогнулась от горького одиночества, в котором угрызения совести вставали на горизонте моей жизни, как цепь неприступных гор.
Что мы здесь делаем все трое – Оливер, Сеймур и я? Нас выгонят из этого замка, это неизбежно.
Что-то похожее на металлический скрежет вдруг разорвало тишину; какой-то зловещий, едва уловимый скрип; шорох какого-то существа, приводимого в движение механическим способом, наполнил комнату. Я закрыла глаза в тот момент, когда большие настенные часы, висящие в холле, громко пробили в ночной тишине три раза. Мои натянутые нервы не выдержали. Я бросилась к Оливеру, он вскочил, будто гангстер, разбуженный выстрелом. Инстинктивно поднес руку к кобуре… и вытащил оттуда большую флягу с виски. Не говоря ни слова, он протянул ее мне. Не отрываясь от горлышка, я выпила больше половины содержимого. Он допил остальное и крякнул, подражая морякам. Мне нравился этот сильный, пропахший табаком и виски мужчина, ведущий странный образ жизни.
Мы обменялись вопрошающими взглядами. Я говорила: «А что теперь?» Глаза Оливера, казалось, весело вопрошали: «А что ты об этом думаешь?» Я отвела взгляд с мрачным и напряженным видом.
Насколько я понимала, Оливеру следовало не мешкая покинуть замок. Заря уже разгоралась за высокими деревьями парка, или, по крайней мере, мне казалось, что я это вижу, хотя и была зимняя ночь. Если слуги проснутся чуть раньше обычного, то нас застанут на месте преступления и все будет потеряно!
Оливер радостно осмотрелся вокруг с видом шевалье, вернувшегося после крестового похода и осматривающего свои владения. Затем его взгляд остановился на портрете графа Вильяма Сеймура Давентри. И я с некоторым раздражением увидела выражение триумфа на лице своего любовника. В нашей авантюре мы достигли апогея. Сбывалась его мечта о том, чтобы любым путем овладеть Давентри.
Повернувшись ко мне, Оливер сказал:
– Я бы съел два яйца с беконом, я немного проголодался.
Озадаченная, я нахмурила брови, пытаясь перевести свое замешательство в гнев.
– В это время невозможно сделать яйца с беконом.
– Наоборот, это вполне возможно. Пойдем на кухню, – Оливер обхватил меня своей крепкой рукой.
Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Ни о каком сопротивлении не могло быть и речи.
Оливер открывал и закрывал двери. Было удивительно наблюдать, как он ориентировался в расположении комнат! Он уяснил это лучше, чем я за месяцы жизни в роли хозяйки. Мы спустились по лестнице с большими и низкими ступеньками, стертыми от хождений за несколько столетий, и проникли в сводчатый зал, просторный и мрачный, где среди мебели из черного дуба сверкала медная и оловянная посуда и огромные котлы. Оливер усадил меня за длинный стол, а затем принялся рыться во встроенных шкафах. Он исчез за небольшой низкой дверью и вскоре вернулся, неся кусок ветчины и корзину, полную яиц.
Странная вещь! Ничто из того, что делал Оливер раньше, не пугало меня до такой степени, как его поведение на кухне замка Давентри.
– Анна, неужели тебя это не соблазняет? – спросил он, ставя передо мной чудесную медную сковородку, на которой среди кусочков ветчины аппетитно потрескивали яйца.
Я сидела на скамейке как каменная, чувствуя, что леденею. При всем желании я не смогла бы проглотить и кусочка.
– Ты похожа на леди Макбет, – сказал Оливер, усаживаясь перед печкой.
И если Оливер пил быстро, то ел он всегда с грациозностью кошки, ежеминутно вытирая свои тонкие усики.
