Текст книги "Любовные похождения князя"

Автор книги: Марсель Аллен

Соавторы: Пьер Сувестр
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

– Боже, помилуй!.. Вы! Мешать! Вы! Обременять! Но, милочка, ради вас я с радостью отложу любую работу… Это же настоящая удача – между строфами видеть вашу улыбку, греться в сиянии ваших белокурых волос…

Виконтесса де Плерматэн, с пренебрежением относившаяся к комплиментам синего чулка, отбивала такт носком маленькой туфельки.

– Я себе никогда бы не простила, – сказала она, – если бы отняла у французской поэзии одну-единственную строфу, одно-единственное стихотворение. Вижу, у вас на столе корректура? Вы правите? Выносите свои суждения?..

– Да уж, правлю! – небрежно бросила мадам Алисе. – Правлю последнее произведение величайшего поэта современности, моя дорогая. Молодого… Но великолепно владеющего пером…

– Которого зовут?

– Оливье…

– Ах, конечно! – произнесла виконтесса де Плерматэн. – Вспоминаю… В последних номерах «Литерарии» случайно не было его подборки?..

– А как же!

– Изумительные стихи… Так мне показалось. Классические, чистые, незатейливые, понятные… Такая редкость в современной поэзии…

Мадам Алисе воздела руки к небу, на сей раз обреченно:

– Вы правы! Поэзия Оливье – у меня здесь восемь или десять стихотворений – незатейливая, классическая, чистая и понятная. Вы совершенно верно подметили, виконтесса. Из вас получится прекрасный критик… Вас это не прельщает?

Виконтесса улыбнулась:

– Боже, упаси!

– Досадно! Было бы великолепно: «Заметки об искусстве виконтессы де Плерматэн»! Я так и вижу заголовок. Ладно, не будем об этом… Так о чем я говорила? Этот Оливье восхитительно пишет! Вот, например, что вы скажете о стихотворении, поистине, таком незатейливом, что кажется, будто его мог бы сложить любой…

Влюбленный обращается к предмету своей любви, он восклицает:

Я веру в Бога потерял! И веру потерял в тебя!.. Ах, виконтесса! Сколько отчаяния! Какие бездны! В этом крике, рыдании, в этом скорбном вопле! Здесь бесконечная вера, растворившаяся в бесконечной любви, любовь, вобравшая в себя религиозный мистицизм и атеизм…

Но к счастью для мадам де Плерматэн, вполуха слушавшей литературные реминисценции подруги, мадам Алисе оборвала себя:

– Впрочем, – заключила она, громко прыснув, – это полный идиотизм!

Виконтесса де Плерматэн, не сдержавшись, хихикнула.

– Отчего же? Что тут идиотского?

– Этот поэт ведет себя как бестолочь, все валит в одну кучу! Разуверился в возлюбленной, так уж замахнулся на Господа Бога! Это архиглупо. Ему не хватает выдержки, этому мальчишке!

Неожиданно мадам Алисе искренне, как на духу призналась:

– Все поэты чокнутые, не могу я в этих людях разобраться. Заоблачные мечтатели, поклонники химер, ловцы иллюзий… Вот, к примеру, Оливье, о котором мы говорили, так он первый из первых. Вот в ком начисто отсутствует практическая жилка…

– Но почему, дорогая?

– Почему? Понятия не имею!.. С ним получилось забавно. Представляете, три месяца тому назад, а, может, и два, короче, получаю я по почте – впрочем, приди ко мне рукопись другим путем, она бы живо оказалась в мусорной корзине – довольно любопытные стишки с предложением опубликовать их – за деньги. Рукопись подписана: Оливье. Стихи были довольно оригинальными, о поэте Оливье, который просил ответить ему до востребования, я слышала впервые… Честно говоря, из любопытства – мне показалось это забавным, да и письмо было очень складное – я поставила подборку в номер, заплатила, разумеется, по су за стихотворение, кажется, их было двадцать семь – в последнем начисто отсутствовала рифма и был неправильный перенос. А через две недели я получила новое письмо и новые стихи, опять по почте, опять не видя автора. Как вы думаете, моя раскрасавица, что я сделала?

Виконтесса де Плерматэн расплылась в улыбке:

– Очевидно…

Но мадам Алисе уже продолжала:

– Ничего подобного! Совсем даже наоборот! Я его печатаю, дорогая, потому что после первой публикации пришло полтора десятка писем от подписчиков; они, негодники, поздравляли меня со стихами этого Оливье! Они нашли их величественными, изумительными, необыкновенными, ни с чем не сравнимыми! И т.д. и т.п. Вы, конечно, понимаете, такой стреляный воробей, как я, мигом почуял, откуда ветер дует! Оливье нравится читателям? Прекрасно, сказала я себе, если этот парень даст о себе знать, я запру его в комнате, вытяну из него, кто он, устрою вокруг него шумиху… Будет хорошая реклама… Неплохо задумано, правда?

– Да… Так что же дальше?

– А дальше ничего. Вот как! Эта скотина Оливье до сих пор так и не показался на глаза. Я не знаю, кто он такой! Понятия не имею. Аккуратно, раз в неделю – «Литерария» теперь еженедельник – этот тип присылает мне рукопись. Стихи, одни стихи! По мнению подписчиков, прекрасные. Я их публикую, оплачиваю, но самого поэта ни разу не встречала! Он прячется, мы контактируем только по почте… И самое обидное, посредством почтовых переводов – в конце концов, хоть немного, но платить приходится, посылать столько су, сколько он присылает стихотворений.

Виконтесса снова улыбнулась:

– Недорого он вам обходится!

– Оно, конечно, но что толку, эти стихи не нужны ни ему, ни мне: он получает за них гроши, а я не могу использовать их для рекламы. Не могу же я рекламировать человека, которого не знаю!..

– А если он талант?

– И что с того, моя дорогая? Талант! Подумаешь, талант! Талантов полно, а вот почитателей пойди поищи! И потом, талант можно найти у кого угодно! Это поэт, вы уверены? Он пошлый, занудный… как и все поэты!

На сей раз виконтесса де Плерматэн не сдержалась. Услышав категорическое заявление милейшей мадам Алисе, она от души рассмеялась. И правда, кто мог ожидать подобных настроений у директрисы «Литерарии», она должна была очень доверять виконтессе, чтобы обнажить перед ней свои истинные мысли.

Виконтесса де Плерматэн продолжала смеяться, когда мадам Алисе поднялась из-за стола и прикрыла в камине заслонку; тем временем как огонь разгорался с новой силой, она полюбопытствовала:

– Но, моя красавица, мы здесь занимаемся материями, вам абсолютно чуждыми. Вы ведь не писательница…

– Я люблю все красивое…

– Конечно, конечно! Ничуть не спорю! Но наша работа лежит в сфере, несколько отдаленной от жизни, и мой Оливье, при всей своей неординарности, должен вас оставить совершенно безразличной… Думаю, вас привело сюда какое-то дело? Чем я могу быть вам полезной?

Виконтесса де Плерматэн утвердительно кивнула:

– Да, дорогая, именно так, я пришла просить вас об услуге.

– Ради вас я горы сверну, дорогая моя подруга!

– Вы очень любезны.

– Что вы! Что вы!

– Не скромничайте! Так вот, я хотела бы вас просить…

– О чем же?

– Помочь мне найти режиссера.

– Режиссера? Господи Иисусе, зачем? Надеюсь, вы не купили театр?

– Нет! Нет! Боже упаси! Как вам такое пришло в голову! На самом деле, все гораздо проще…

– Так объясните.

Виконтессе де Плерматэн, безусловно, только этого и хотелось, она давно бы рассказала о своем замысле, не перебивай ее постоянно мадам Алисе, но виконтесса скрыла свои мысли:

– Дело в том, дорогая, что я в скором времени собираюсь устроить праздник для друзей и близких. Мы будем рады, если вы к нам присоединитесь…

– Обязательно!

– А на этой вечеринке – о, все будет очень скромно и просто – я была бы не прочь увидеть комедию или оперетку, послушать поэтические отрывки или какие-нибудь монологи… Понимаете мой замысел?

– Прекрасно!

– Тогда, дорогая, вы также должны понимать, почему я нашла вполне естественным обратиться за советом к любезному руководству «Литерарии». У вас нет какого-нибудь режиссера, профессионала, который способен…

– Способен поставить, организовать и возглавить ваш праздник? Прекрасно! Это же азы ремесла! Сейчас я вам что-нибудь придумаю…

Несколько секунд пораздумав, мадам Алисе менторским тоном изрекла:

– Вам нужен человек приличный, серьезный, знающий, не слишком старый, не слишком молодой, талантливый, с администраторской жилкой, с кое-каким опытом… Так!.. Так!..

Голубым карандашом мадам Алисе написала адрес.

– У меня есть знакомый, – продолжала она, – великолепный актер, очень достойный мальчик, добросовестный. Он мог бы взять на себя не только режиссуру и организационные дела, но и исполнить главную роль в постановке. За этого мальчика я ручаюсь, он прошел хорошую школу, играл в крупных театрах… в частности, в цирке Барзюма… Словом, у него имеется опыт… Ну как, вам это подходит?..

– Конечно, дорогая, после вашей рекомендации.

– О, я смело могу его рекомендовать, это человек серьезный, в полном смысле слова.

– А как его фамилия? Может, я его знаю?

– Скорее всего нет. С некоторых пор… Уже несколько лет, пожалуй, он занимается в некотором роде узкопрофессиональной деятельностью… Он хорошо справляется с эпизодическими ролями, поэтому много снимается в кино, часто записывает песни на фонографе… Но публике он не слишком известен…

– Но все-таки?

– Мике.

Как только мадам Алисе произнесла это имя, имя актера, которого три месяца тому назад, в ходе погони за пропавшим поездом, спасли Жюв с Фандором, виконтесса де Плерматэн неожиданно резко вздрогнула, лицо ее залила странная бледность.

Почему имя актера произвело подобное впечатление на знатную и богатую молодую женщину?

О виконтессе де Плерматэн не сплетничали по салонам. Не было ни единого повода усомниться в безупречности ее поведения.

– Актер Мике, – повторила она, – вы советуете обратиться к актеру Мике?

От зоркого глаза мадам Алисе, испытующего взгляда профессионала, не ускользнуло удивление виконтессы. Она поинтересовалась:

– Да, очень советую… Вы с ним знакомы?

– Нисколько.

– А я было подумала…

– Отчего вдруг?

– Мне показалось, его имя вам о чем-то напомнило…

– Разве? Вы ошибаетесь, дорогая! Я никогда не слышала о таком актере, господине Моке…

– Мике, дорогая, Мике!.. Ми…

– Ах, да! Видите, как я исковеркала его фамилию? А где он живет?

– Здесь неподалеку, на улице Абес.

Виконтесса де Плерматэн поднялась. К ней уже вернулось самообладание, и мадам Алисе спрашивала себя, не ошиблась ли она несколько минут тому назад, вообразив, что имя Мике взволновало подругу…

– Вы сейчас к нему? – осведомилась она.

– Мне бы вообще-то хотелось. А его можно в это время застать?

– Не знаю.

– Тогда я ему напишу…

– Так даже лучше.

– Во всяком случае, – закончила виконтесса де Плерматэн, – извините за беспокойство и тысяча благодарностей за помощь!

Но мадам Алисе не дала подруге договорить:

– Ну что вы! Я просто счастлива оказать вам услугу и с превеликим удовольствием рекомендую вам Мике, подтверждаю, он очень серьезный мальчик, который нуждается в заработке… Кроме того, совсем не неумеха…

И, отдавшись профессиональной привычке, мадам Алисе предложила:

– Знаете, у меня возникла идея, а что, если на вашем празднике поставить пьеску моего поэта?.. И вам хорошо, и «Литерарии». Мы бы сделали ему имя… Ну, что скажите?

Но виконтесса, нисколько не разделяя энтузиазма подруги, не сказала ни да, ни нет!

Глава 7
ПРОДЕЛКИ ОБЕЗГЛАВЛЕННОГО

– Нет, сударь, это не пойдет!..

– Точно? Вы так считаете?

– Уверен! Такие махины нам не подходят. Нам нужно что-нибудь веселое, живое, скорее развлекательное. Попытайтесь предложить ее в «Комеди Франсез» или «Оперу», но здесь ее точно не возьмут.

– Спасибо за совет.

– До свидания, сударь.

На следующий день после посещения виконтессы мадам Алисе в Поэн дю Журе, возле служебного входа в «Народный театр речных трамваев» вели этот диалог старый, небрежно одетый комедиант и светлобородый юноша, на плечи которого, несмотря на теплый апрельский день, было накинуто длинное пальто с пелериной.

Юноша в долгополом пальто предлагал старому комедианту свои сочинения, может быть, песенку, а тот отнекивался, приводя вышеназванные доводы.

Артист возвратился на репетицию, а сочинитель медленно двинулся в сторону Сены, бурча на ходу:

– Какое скотство! Ничего невозможно пристроить, даже третьесортные вещи, даже в затрапезные места! А когда случайно что-то берут, так платят по-нищенски! Кстати, я вроде сегодня не обедал. А время уже пять. Отведать, что ли, бедняцкой снеди!..

Молодой человек приметил на набережной торговца жареным картофелем. Он купил на три су золотистых ломтиков, затем неторопливо побрел вдоль Сены по направлению к мосту Гренель…

На пустыре, одной стороной выходившем на авеню Гренель, а другой на набережную Отей, с самого полудня в поте лица трудился Бузотер. Возле него клубился толстый столб дыма, время от время заволакивающий бродягу густой пеленой. Короткие языки пламени пожирали груды хвороста и мусора, который сносили сюда хозяйки со всей округи…

Бузотер, на которого в числе прочего была возложена обязанность периодически убирать пустырь, в этот день работал как заведенный: он долгое время пренебрегал еженедельными мероприятиями по очистке территории. На сей раз уничтожению подлежала целая груда мусора, и малый, которому пламя все время казалось недостаточно сильным, а дым жидким, орудовал метлой и вилами, подбрасывая топливо в костер.

– Мерзавцы, что они сюда только не носят! Просто кошмар!

Особенно Бузотеру пришлось повозиться со штуковиной, по виду напоминающей кусок древесного ствола; он бросил ее в самое пекло, но та даже не обгорела!

– Наверняка сырая, как губка, – пробормотал он. – И пар не идет, забавно, однако!.. Может, она слишком здоровая?..

Деревяшка, с которой сражался Бузотер, и впрямь была куском древесного ствола, покрытого шершавой корой. Ствол, почти правильной цилиндрической формы, был около полуметра длиной и около сорока сантиметров в диаметре.

Бузотер, уже начавший нервничать, поддал ей вилами, и деревяшка покатилась по пустырю, в этом месте идущему под горку. Итак, воспользовавшись уклоном, чурбан покатился, набирая скорость, по направлению к набережной и, по всей вероятности, не явись на его пути препятствий, свалился бы в реку!

Бузотер не слишком сокрушался по этому поводу.

– Ну и пусть убирается к черту! – воскликнул он.

Но внезапно в этот момент на набережной появился прохожий, который резким движением остановил падающий ствол, и думая, что оказывает бродяге неоценимую услугу, показал ему знаком, что спасение совершилось.

Бродяга, чертыхаясь, подошел к прохожему.

– Ладно, спасибо за труд, – проворчал он. – Но, откровенно говоря, я бы с радостью от нее отвязался…

И Бузотер, не церемонясь, весьма обстоятельно поведал прохожему про строптивый характер деревяшки, не желавшей гореть в огне.

– Как вы догадываетесь, мне платят за то, что я иногда убираю пустырь; после моего ухода за забором не должно оставаться ни соринки, ни пылинки! Хозяин заявил, что не желает видеть мусор и всякие так железяки! Железяки я, разумеется, тащу к старьевщику, а прочую, никому не нужную пакость приходится сжигать. Но если эта пакость вместо костра предпочитает бросаться в Сену, я лично не возражаю… Поэтому, – заключил он, – благодарствую, но право, не стоило утруждать себя…

Пока Бузотер разглагольствовал, прохожий, окинув бродягу быстрым взглядом, стал молча изучать странный предмет, по образному выражению Бузотера, «не желавший» гореть в огне.

Легко покачивая головой, он ощупал чурбан, взвесил его на руке, откровенно удивился его легкости.

Бузотер поинтересовался:

– Можно подумать, вы нашли себе игрушку… Вроде деревяшка как деревяшка… И потом, что-то я никак не пойму, какая от нее может быть польза?..

– Хм, – неопределенно хмыкнул незнакомец, – пользы от нее и впрямь маловато, но если она вам не нужна, я могу забрать ее себе.

Внезапно насторожившись, Бузотер пригляделся к собеседнику.

– Думаете, за нее можно что-нибудь получить?

– Да нет! – ответил незнакомец. – Просто я интересуюсь редкостями, собираю всякие вещички…

Старый бродяга почуял любителя. От мамаши Тринкет, бывшей старьевщицы, он знал, что в Париже есть множество типов с тугими кошельками, интересующихся всяким старьем, которое они называют редкостями, даже произведениями искусства…

Кроме того бродяга приобрел богатый личный опыт, общаясь со «старьевщиками» и сотрудничая с Эриком Санде, который изготовлял подделки под старину.

Бузотер подумал, что не стоит судить о людях по внешности. Может, его невзрачный на вид собеседник – миллионер?..

Во всяком случае Бузотер представился, в надежде завязать более тесные отношения, но поскольку незнакомец не последовал его примеру, беспардонно справился:

– А вы сами кем будете?

Тип отвечал уклончиво:

– О! Вас вряд ли заинтересует моя персона, я бедный парень Тартампьон, впрочем, неважно…

Бузотер истолковал ответ по-своему.

– Это что, ваша фамилия? – спросил он.

Прохожий неопределенно пожал плечами, а Бузотер сострил:

– Честно говоря, поглядев на ваши бороду и волосы, я вас принял за самого Авессалома.

Мужчины покатились со смеха.

– Ладно, – наконец воскликнул незнакомец, а это был юноша в пальто с пелериной, которого несколько мгновений назад отваживал старый комедиант из «Театра речных трамваев», – решено, зовите меня Авессаломом.

Затем он прибавил:

– Я возьму чурбан, хорошо?

– Как вам будет угодно, но не раньше, чем поставите мне стаканчик! – возразил Бузотер.

Через несколько мгновений мужчины уже сидели на террасе «Чудесного улова», которая состояла из единственного цинкового столика, изрядно помятого и ходившего ходуном, и трухлявой деревянной скамьи, сиденьем вылезающей на набережную.

Бузотер, довольный, что обменял деревяшку на стаканчик водки, лез из кожи вон, чтобы поближе сойтись с новоприобретенным другом. Таинственным голосом он поведал ему, что благодаря связям и местожительству в доме, где недавно произошло преступление, он без малейшего риска может провести в комнату загадочно убитого рабочего Мориса, о котором писали все газеты.

– Знаете, – объявил Бузотер, надуваясь от гордости, – я сам был свидетелем происшествия…

Молодой человек, поначалу слушавший рассуждения Бузотера вполуха, становился все внимательнее. Он задавал вопрос за вопросом, особенно интересовался предметами, которые могли находиться в комнате в момент преступления. В какой-то миг он, кажется, даже спросил, не было ли, случайно, среди вещей столь выгодно приобретенной им деревяшки.

Не почуяв в вопросе подвоха, Бузотер ответил, что понятия не имеет, но уверенно прибавил, что деревяшка провалялись на пустыре не больше нескольких дней.

Субъект, которого бродяга колоритно окрестил Авессаломом, вздрогнул, но тут же взял себя в руки.

– Как можно посетить комнату убитого?

– Двадцать су мне, двадцать су консьержке, чтобы отвернулась, когда мы будем проходить мимо…

– Пошли, – предложил молодой человек.

– Нет, сударь, – возразил Бузотер, – у меня есть еще дела, к тому же надо идти туда ночью! После девяти, если вы не возражаете?

Незнакомец поспешно расплатился.

– Хорошо, по рукам. Тогда до девяти. Вот задаток.

Он вручил Бузотеру двадцать су и, легко подхватив бревно размером с целый барабан, повернул к трамвайной остановке на авеню Версаль.

Господин Паран, компаньон фирмы «Торф и Паран» читал книгу, сидя в своем магазинчике, который был расположен на улице Ламартин, в глубине двора. Было без четверти семь, день клонился к вечеру, тускло освещенный магазин, к тому же находившийся в узком дворе, на первом этаже дома, погружался во тьму.

Однако господин Паран не зажигал лампу. Он ухитрялся читать, держа книгу у самых глаз; по-видимому, в этот поздний час посетителей не ожидалось, и он не считал нужным включать в магазине свет.

Внезапно раздался звон разбитого стекла; вопреки ожиданию, господин Паран не казался удивленным.

Он знал, что не случилось ничего страшного, просто кто-то вошел в магазин.

Этот странный звук производили хитроумно прикрепленные к дверям металлические пластины, клацающие друг о друга, когда те открывались.

В магазинчике господина Парана было еще много странного. Сразу при входе, в длинном коридоре, висели большие часы с прозрачным циферблатом и причудливыми стрелками, показывающими на замысловатые символы, которые соответствовали невероятному времени.

Напротив часов будто в нервном ознобе сотрясалась фигура негра с блестящими, словно фосфорицирующими в темноте глазами.

В глубине комнаты в верхней части витрины выстроились рядком около двух дюжин человеческих голов, которые зловеще скалились на посетителей.

Ниже расположилась целая коллекция запечатанных бутылок, которую загораживала шаткая пирамида разноцветных музыкальных волчков.

На других полках были сложены блестящие воронки, таинственные трубки, гигантские домино, сверкающие каски, разнообразные поделки из картона.

Посреди прилавка возвышалась голова турка, на которую, по чистой случайности, была водружена марлевая пачка, явно предназначавшаяся какой-нибудь балерине.

Что это была за странная лавка? Что за диковинными вещицами она торговала?

Чтобы это узнать, достаточно было прочитать вывеску при входе. Под названием торговой фирмы значилось: «Фокусы! Реквизит иллюзиониста! Колдовство! Магия! Трюки! Чудеса!»

Вот такой торговлей занимался господин Паран.

Внешность его была под стать профессии. Это был жгучий брюнет с ассирийской бородкой; его живые и проницательные глаза обладали особым блеском, который еще больше подчеркивали сидевшие на носу толстые стекла, вернее, лупы в оправе.

Господин Паран так и представлялся великим магом в высоком остроконечном колпаке и долгополом балахоне алхимика, усыпанном золотыми звездами, колдуном, изощряющимся в своем странном искусстве.

В прежние времена за подобный ассортимент в лавке его бы заживо сожгли на костре, но господину Парану посчастливилось жить в нашу эпоху, и власти особо не докучали ему, если не считать налогов, которые он был обязан платить как коммерсант.

Перед господином Параном появился посетитель. Это был тот самый юноша в пальто с пелериной, который три четверти часа назад сидел на террасе «Чудесного улова» и поил Бузотера водкой.

Загадочный молодой человек выложил на прилавок деревянный чурбан, тут же дав пояснения, которые, казалось, ожидал господин Паран.

– Простите, сударь, что так поздно вас беспокою, – произнес он, – но мне надо получить от вас некоторые очень важные сведения. Но прежде скажите, пожалуйста, вам знаком этот предмет?

Посетитель указал на странную деревяшку.

Господин Паран медленно приблизился к прилавку, тщательно осмотрел предложенный предмет. Внимательно его изучив, он взглянул на посетителя.

– С кем имею честь? – спросил он.

Молодой человек в пелерине улыбнулся:

– Не все ли вам равно? Меня зовут Тартампьон. Неважно. Только что один бродяга за мой дурацкий вид прозвал меня Авессаломом.

Господин Паран, удивленный, но ничуть не желавший этого показывать, скоро нашелся, продемонстрировав известную начитанность:

– Вам, сударь, больше бы подошло имя Альфреда Мюссе…

– Я бы не отказался, – произнес молодой человек, – но увы! Но речь не о том. Прежде всего, дабы покончить с вашими сомнениями, считаю нужным сказать, что я не фокусник, не шарлатан, не иллюзионист, я пришел не как конкурент, старающийся выведать у вас секрет, заставить вас проговориться…

Господин Паран не нуждался в подобных заверениях.

– Знаю, сударь, – ответил он. – Моя фирма единственная в Париже изготовляет реквизит для артистов этого жанра, и я знаю свою клиентуру. Чем могу вам служить?

Молодой человек уточнил свою просьбу:

– Так вот, сударь. В костре, где горела куча всякого хлама, находилась эта деревяшка, вернее кусок древесины, который нисколько не пострадал от прожорливого огня. Мне случилось обратить на это внимание, и, изучив вышеупомянутый предмет, я пришел к выводу, что не горел он, поскольку сделан из огнеупорного материала. Верно?

– Вы совершенно правы, – ответил господин Паран, – этот предмет действительно огнеупорный… И что дальше?

– А дальше, – продолжал молодой человек, – я заключил, что эта штука может быть театральным реквизитом, а после углубленного анализа убедился, что речь идет об особом реквизите, построенном на каких-то физических парадоксах. Взвесив его на руке, я быстро удостоверился, что чурбан полый. Думаю, на то были причины?.. Наконец, под корой я обнаружил еле заметные инициалы "Т" и "П", принадлежащие вашему торговому дому, потому сюда и пришел! Господин Паран, ответьте мне откровенно, со всей прямотой, не ваше ли это изделие? Мне это очень важно знать!..

Господин Паран уже давно признал в увесистой вещице свой товар. Однако дал высказаться собеседнику, дабы твердо убедиться в его намерениях. Они же пока достаточно ясно не обнаружились, и господин Паран не переставал спрашивать себя, зачем ему задают все эти вопросы.

Однако по роду своей не самой обычной деятельности он привык иметь дело со странными посетителями и, с одной стороны, храня в строжайшей тайне секреты продаваемых изобретений, с другой стороны, не считал нужным особо скаредничать, когда за советом обращался серьезный клиент.

И господин Паран сообщил собеседнику:

– Поздравляю, сударь, с умопостроениями, и отвечу вам прямо. Перед вами действительно приспособление, купленное у меня, короче говоря, плаха для знаменитого трюка «обезглавливание»!

– Обезглавливание! – воскликнул молодой человек, подскакивая к господину Парану с сияющей от нежданной радости физиономией.

– Да, обезглавливание, – продолжал почтенный торговец. – Вам, возможно, приходилось видеть…

– Да, черт возьми! – оборвал его незнакомец. – Я видел. Постойте, припоминаю, как это выглядит из зрительного зала. На сцене вооруженный мечом палач, будущая жертва кладет голову на плаху… Затем, на глазах у публики, экзекутор опускает меч, голова катится на землю, а палач, дабы продемонстрировать, что она отрублена, поднимает ее за волосы. Видно, как ручьем струится кровь! Признаюсь, этот фокус мне всегда казался насколько кошмарным, настолько и необъяснимым…

Господин Паран улыбнулся.

– Верно, для непосвященных… На самом деле трюк на удивление прост. Вам, конечно, необходимы детали? – вкрадчиво произнес торговец.

Понизив голос, молодой человек прошептал:

– Непременно, сударь, я заплачу… Речь идет о тайне, возможно, разоблачении преступления…

«Ну вот! – подумал про себя господин Паран. – А я еще сомневался. Наверное, это кто-то из полиции, а может, сам преступник?..»

Господин Паран был велик и снисходителен.

– Я открою вам секрет, – простодушно заявил он.

И стал разъяснять собеседнику, который весь обратился в зрение и слух:

– Вместо того, чтобы в должный момент положить голову на так называемую плаху, будущий пациент прислоняется к ней и поджимает голову к груди. Таким образом макушка пациента оказывается на одном уровне с поверхностью плахи. Под действием спрятанной под корой пружины плоская поверхность начинает молниеносно вращаться и выталкивает на плаху восковую голову, прилегающую шеей прямо к затылку мнимой жертвы; таким образом со стороны фальшивая голова кажется настоящей. Палач ударом топора перерубает восковую шею, в которую, для полноты ощущений, кладется кусочек сочащегося кровью мяса. Понятно?

– Понятно, – два или три раза шепотом повторил молодой человек, казавшийся погруженным в глубокие раздумья.

– Вот и весь секрет?.. Больше ничего? – переспросил он.

– Ничего, сударь! Все лучшие трюки очень простые! У кого угодно получится. Надо только заранее приготовить восковую голову: снять слепок с лица человека, собирающегося стать жертвой. Все проще простого!..

– Сударь! – воскликнул молодой человек. – Вы даже не подозреваете, насколько ценными сведениями меня наделили. Я вам искренне, от всего сердца признателен! И в знак того, что не хочу злоупотреблять доверенным секретом, я беру на себя смелость оставить вам на хранение этот чурбан… Через некоторое время я с вами свяжусь.

Молодой человек удалился, не забыв пожать господину Парану руку.

Странный тип, за прошедшие полдня побывавший и Авессаломом, и Альфредом Мюссе, быстро вышагивал по улице Лафайет, рассуждая вслух:

– Черт возьми! Мои предположения подтвердились. Здорово, что я додумался пойти к этому иллюзионисту, а какие грандиозные выводы напрашиваются из его объяснения! Черт побери, он рассказал правду!.. Но ведь это проливает свет на отейское дело, таинственное преступление, странное убийство, которого никогда не было. Жертва – это преступник. Преступник – это жертва. И в довершение всего никто не пострадал. Это же очевидно! Разыграть шутку с отрубленной головой – пара пустяков. Раз восковой муляж вводит в обман собравшуюся в зале публику, которая между прочим убеждена, что на их глазах не будут рубить голову человеку, вполне естественно допустить, что свидетели чудовищной сцены, подготовленной заблаговременно и потому еще более правдоподобной, искренне могли полагать, что через дверную трещину видели обезглавленный труп… тогда как на самом деле стали жертвами шутника!..

Молодой человек расхохотался во все горло:

– Вот кто не прост, так этот шутник! Представляю, что будет в префектуре, если я вдруг надумаю раскрыть им тайну, к которой они не знают, как подступиться!..

Тут молодой человек спохватился:

– Нет, ни в коем случае! Я забываю, что мне нельзя туда и носа показывать; тому есть несколько причин, но самое главное, что раз уж преступление приписано Фантомасу, важно пустить по ложному следу и общественное мнение.

– Но, – продолжал молодой человек, останавливаясь, чтобы лучше собраться с мыслями, – но долго обман не продлится. Труп не находится, даже личность пропавшего не установлена. Досадно! Вот если бы покойник был важной персоной…

Молодой человек, который останавливался поразмышлять над различными соображениями, роящимися у него в голове, быстрым шагом двинулся дальше, лицо его просветлело. Безусловно, он нашел необыкновенное решение, разработал удивительный план, изобрел неслыханную программу действия, поскольку, пьяный от радости, размахивая руками и рискуя привлечь внимание прохожих, внезапно изрек, словно бросая вызов невидимому противнику:

– Черт побери! Прекрасный ход! Умерший писатель стоит четырех живых. Теперь опять вернемся к отейскому преступлению… Мнимая жертва – не знаменитость, так клянусь, завтра же утром она ей станет! Посмеемся над шутником!..

Эти странные слова канули в пустоту, коснувшись слуха равнодушных прохожих, они не задержались в их памяти.

Тем временем молодой человек, дойдя до метро, опрометью кинулся на станцию…

Только что пробило одиннадцать, и редкие прохожие, очутившиеся в этот поздний час в окрестностях моста Гренель, при желании могли бы заметить, как из получившего трагическую известность дома, где был убит рабочий Морис, крадучись, выскользнули две фигуры, которые пошли по авеню Версаль.

Это были Бузотер и его недавний приятель.

Они встретились, как было условлено, и бродяга, дождавшись, когда в доме потух свет, а именно десяти – так было заведено из соображений экономии, – провел посетителя в комнату, где, по всеобщему мнению, был обезглавлен Морис.