Текст книги "Любовные похождения князя"

Автор книги: Марсель Аллен

Соавторы: Пьер Сувестр
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

О Морисе, вернее, Оливье, он рассуждал пространно и расплывчато, надеясь вызвать молодую женщину на откровенность… Главное, было не попасть впросак…

Несмотря на всю странность своего положения, необычайность свидания и загадочность собеседника, Фирмена неожиданно погрузилась в воспоминания.

Незаметно для себя, прерывающимся от волнения голосом, она отвечала на вопросы старика, вопросы ловкие, умело поставленные, не вызывающие ни капли недоверия.

Да! Оливье она знала под именем Мориса! Он был очаровательным, дивным пареньком… Безусловно, вопреки тому, что писали газеты, он никак не мог появляться на вечере мадам Алисе…

Это заявление вписывалось в логику его умопостроения, нить его рассуждений. Однако причиняло Жюву невыносимые страдания.

Если он случайно ошибся, если случайно Оливье, то есть Фандор, жив и был на вечере в «Литерарии», кому как не его любовнице, красавице Фирмене, подтвердить это.

Несмотря на всю мучительность воспоминаний, Жюв незаметно заставил Фирмену воскресить в памяти вечер преступления, чудовищный вечер, когда она через щель в двери ясно увидела тело любовника, распростертое на полу, а рядом с ним взору ее открылась другая чудовищная картина: отчлененная, мертвенно-бледная голова Мориса на плахе и струившиеся по паркету ручьи крови.

Мрачное воспоминание взволновало молодую женщину, к ее горлу подступили рыдания, Жюв тоже едва сдерживал слезы.

Ах! Какие могли быть сомнения, Фандор мертв!

Под влиянием чувств, оказавшихся сильнее его воли, сильнее обычной невозмутимости, Жюв внезапно вскочил, как подброшенный на пружине.

Глядя на Фирмену, он дрожащим голосом запричитал.

– Бандит! Бандит!

Недоумевая по поводу поведения своего собеседника, молодая женщина, казалось, испугалась; заметив это, Жюв спохватился.

– Я пришел по делам страхования, мадам, – вновь заговорил он. – Подумайте над этим. Это необычайно важно!

Чтобы дать Фирмене время успокоиться, мнимый старик экспромтом выложил ряд условий страхования, подходящих для жительницы квартирки по улице Пентьевр.

Мало-помалу беседа перекинулась на другие темы. При последних словах Жюва Фирмена его с удивлением перебила:

– Вы сказали «Кружевные изделия мадам Беноа»? Послушайте, вы действительно всех знаете? Всю мою семью…

Жюв кивнул:

– Да, всю вашу семью! Я наводил справки!

Фирмена вновь побледнела.

Что за странный субъект стоял перед нею; под предлогом страхования он, кажется, интересовался воспоминаниями, наиболее болезненными для девушки?

И Фирмена, угрюмо вытаращив от изумления глаза, разглядывала находившегося перед собой мужчину.

Взгляд его казался подозрительно острым, лоб энергичным и волевым, разворот плеч необычайно могучим.

Так этот старик вовсе и не старик?

Фирмена дрожала всем телом. А что, если этот невероятный, таинственный человек, совершенно ей незнакомый, но знающий про нее абсолютно все, что, если это?..

Фирмена машинально уже готова была произнести имя, имя пугающее, повергающее в ужас даже самых отчаянных храбрецов…

Но внезапно глаза ее заморгали, губы побелели, она протянула руки вперед, сложила их и, отчаянно зарыдав, обратилась к подошедшему к ней старику:

– Не убивайте меня!.. Не убивайте!..

Фирмена только что увидела блестящую рукоятку револьвера, высовывающуюся из кармана плаща!

На какую-то долю секунды у молодой женщины помутилось сознание; Жюв с величайшими предосторожностями усадил ее на диван. Он шепнул ей на ухо:

– Прошу вас, мадам, отдохните! Не бойтесь! Я не хочу вам зла.

После секундного удивления Жюв понял, что напугало молодую женщину. Желая ее успокоить, он положил наводящее ужас смертельное оружие рядом с ней, на бархатную подушечку.

Отойдя в противоположный угол комнаты, он улыбнулся.

– Вот так, – произнес он, – теперь, надеюсь, вам нечего страшиться, оружие в ваших руках…

Придя в себя, Фирмена, окончательно сбитая с толку, разглядывала Жюва.

Но было не время предаваться эмоциям. Непомерным усилием воли девушка обуздала себя – нервы взвинчены до предела, настроение твердое и непоколебимое.

Если придется, она готова была сражаться, защищать свою жизнь.

Кто находится перед ней, бандит?

Если да, то он допустил очевидную промашку, отдав ей оружие.

С истинно мужской решимостью Фирмена взяла в хрупкую руку тяжелый уставной пистолет.

– Уходите! – глухо попросила она.

Жюв горько, разочарованно улыбнулся.

– Бедное дитя, – прошептал он, – положите оружие рядом с собой. Вы не умеете им пользоваться, я же не желаю вам зла. Конечно, мне понятны ваши чувства, в какой-то мере я разделяю их. Но давайте будем друзьями.

– Уходите! – снова попросила Фирмена, не в силах подавить терзающее ее беспокойство.

Молодой женщине хотелось понять суть происходящего. Но это было выше ее возможностей. Она перебирала в уме различные варианты. Что ей желает этот человек, добра или зла?

Безусловно, зла!

Как только эта мысль упрочилась в ее сознании, Фирмена почувствовала, что в душе ее зреет целый бунт.

Бесспорно, тип, который воспользовался ее сестрой, толкнув малышку Марго на путь порока и таким образом проникнув в квартиру, мог быть только злоумышленником!

Однако, по мере того как старик говорил, впечатление Фирмены менялось.

Разве его глаза не вспыхивали ледяной яростью, когда он упоминал имя Оливье?

Фирмене все больше казалось, что если она обожала своего любовника, погибшего при столь таинственных обстоятельствах, то находившийся перед ней незнакомый старик питал к тому самую искреннюю симпатию, самую глубокую привязанность.

Да, добрые слова об Оливье рассеивали тревоги Фирмены. Она согласилась не выставлять загадочного мужчину за порог только потому, что могла говорить с ним, говорить бесконечно, еще и еще о том, кого так крепко любила, о ком благоговейно хранила почтительную память.

Жюв, сжав кулаки, твердил прерывающимся голосом:

– Мы отомстим! Отомстим! Отомстим за его смерть!

При последних словах Фирмена бросилась к старику.

– Послушайте! – пробормотала она. – Кто вы? Вы, кажется, любили Оливье?

Уклонившись от прямого ответа, Жюв спросил с улыбкой:

– Вы приняли меня за злодея, за сумасшедшего, возможно, считаете меня самозванцем, а только что даже подумали, что я Фантомас?

Фирмена честно призналась:

– Все это правда! Теперь скажите, кто вы?

Жюв секунду помедлил.

В какой-то миг сыщик чуть было не открылся.

Молодая женщина была искренней и честной; рассказав ей, кто он в действительности, а в особенности, что Оливье был Фандором, он обрел бы в ее лице могучего союзника…

Но знаменитому полицейскому было совестно будить в Фирмене печальные воспоминания, которые мало-помалу улеглись в ее памяти.

Она страдала из-за смерти любовника.

Жюв знал, что она начала привязываться к его преемнику, виконту де Плерматэну. Нужно ли понапрасну терзать юную душу, когда в этом нет суровой необходимости?

Жюв сдержался.

На последующие расспросы Фирмены он ответил загадкой:

– Я враг! Враг Жака Бернара!

Изумленная Фирмена дважды повторила имя знаменитого наследника Оливье.

– Но, – осведомилась она, – что он вам сделал? Я знаю его и говорю вам – это славный юноша!

Жюв покачал головой. Несколько фамильярно, забыв, что своим странным поведением уже пугал и мог вновь напугать Фирмену, он взял девушкину руку в свою и быстро, стараясь быть предельно ясным, точным и лаконичным, изложил свою гипотезу.

Жак Бернар – убийца Оливье, убийца актера Мике, вот кто такой Жак Бернар!

Это невероятное открытие ошеломило Фирмену.

Девушку оставило последнее беспокойство. Она была слишком заинтригована, ошарашена, чтобы тратить время на пустые страхи перед престранным стариком, который держал перед ней с глазу на глаз необычайные речи.

Однако Фирмена была настроена скептически. Она достаточно наслышана об этом деле. Она не решалась верить… Жюв это понимал.

Конечно, он мог бы убедить Фирмену, рассказав о трех вещах: во-первых, о том, что Морис – так называемый Оливье – это Фандор, во-вторых, что он – Жюв, и, в-третьих, что, по его выводам, Жак Бернар – не кто иной, как Фантомас…

Но эти три вещи Жюв держал в секрете и ни под каким видом не собирался открывать, по меньшей мере, в настоящий момент.

Сейчас его единственной целью было предостеречь Фирмену от встречи с Жаком Бернаром.

Девушка подтвердила, что этот таинственный персонаж должен явиться к ней сразу же по приезде из Лондона, то есть завтра вечером. Жюв, вздрогнув от радости, взял это на заметку.

Затем он резко свернул разговор.

Жюв видел, что Фирмена строила на его счет догадки и предположения, которые, продолжай она в том же ключе, позволили бы ей разоблачить своего незнакомого собеседника.

А это, по мнению Жюва, было весьма некстати.

– Прощайте, мадам! – заявил он. – Обещайте быть осторожной. Остерегайтесь Жака Бернара!

Жюв почти выбежал из комнаты.

Фирмена, удивленная таким внезапным уходом не менее, чем странным появлением, окликнула его на пороге:

– Сударь, вы забыли свой револьвер.

Жюв отвечал совершенно серьезно:

– Оставьте его себе, мадам. Оставьте себе. Дай вам Бог никогда им не воспользоваться! Но все-таки – оставьте…

Полицейский захлопнул за собой дверь. Было слышно, как удалялись его шаги.

Фирмена стояла в задумчивости посреди купающейся в свете гостиной.

То, что она сейчас услышала, навевало глубокие раздумья, возвращало мыслями к прошлому.

До недавних пор она была в стороне от многочисленных чудовищных драм, заливавших мир кровью и тем прославлявших имя Фантомаса, но главные участники необычайных приключений, как и у всех, не выходили у нее из головы.

Выросшая в суровой нужде и отличающаяся рассудительностью, которая свойственна людям, самостоятельно прокладывающим путь в жизни, молодая женщина, скорее с любопытством, чем с испугом, беспрестанно вопрошала себя:

– Что означает этот визит? Что стоит за словами старика? Почему надо опасаться Жака Бернара? Кем все-таки был посетитель?..

Не смея сделать выбор, Фирмена машинально повторяла:

– Фантомас?.. Жюв?.. Жюв или Фантомас?..

Глава 18
РЕВНИВИЦА

– Раймон, я положила вам два кусочка сахара…

– Спасибо, душечка… Вы правы. Я не большой любитель кофе, хотя и не гнушаюсь им, и пью его умеренно сладким. Вам достаточно одного кусочка?

Молодая женщина от души рассмеялась:

– Можно даже меньше… Честно говоря, кофе – моя страсть, и я охотно обхожусь без сахара, когда он хороший. А благодаря вам, мой друг, другого у меня на столе теперь не бывает!

Виконт де Плерматэн пожал плечами и в свою очередь рассмеялся.

– Ах! – произнес он, – вы напрасно злоупотребляете кофе! Это вредно для здоровья… для нервной системы…

– И делает меня несносной?

– Я этого не говорю, злючка!

– Вы это думаете, что еще хуже!

– И не думаю! Я этого опасаюсь, что совсем не одно и то же! Кажется, моя малютка Фирмена не так давно поправилась, и мне очень горько, что она совсем себя не бережет. Поэтому, понятно, я призываю к благоразумию и…

– И она слушается вас, мой друг!

Девушка отодвинула чашку с кофе.

Фирмена и виконт де Плерматэн заканчивали завтрак в столовой квартирки на улице Пентьевр, в которую виконт поселил свою любовницу.

Фирмена жила здесь уже постоянно, лишь изредка навещая мать, которую, в глубине души, очень любила, но которая, честно говоря, встречала ее не слишком радушно, поскольку зловредная и завистливая младшая дочь постоянно настраивала ее против старшей.

Что касается виконта де Плерматэна, то он проводил на улице Пентьевр с Фирменой свои лучшие часы.

Его чувство к молодой женщине не только не уменьшилось, но даже возросло. Он был более, чем прежде, увлечен, более, чем прежде, влюблен; к любовнице он относился с почти религиозным обожанием, которое делало его, человека, по мнению света, довольно своенравного, мягким и слабым, но энергичным, умеющим противостоять бесконечным капризам возлюбленной.

– Фирмена, поверьте, в комнате надо кое-что переделать!

– Что же, друг мой?

Молодая женщина полным восхищения взором обвела столовую, которая по указаниям виконта де Плерматэна была обставлена известным дизайнером. Любовник Фирмены не поскупился – дизайнер лез из кожи вон, дабы угодить своим клиентам.

В этом великолепном и в то же время уютном зале, убранном с не бьющей в глаза, умеренной роскошью, казалось, все было на своем месте.

Шаги приглушали пушистые измирские ковры. Широкие стулья со старинной обивкой манили отдохнуть. В старинных буфетах блестело серебро, вышедшее из-под любящих рук мастера… Хрупкий фарфоровый сервиз хранил печать севрских умельцев, и в солнечные дни, преломляя нежный свет витражей, отбрасывал причудливые блики на висящие по стенам гобелены в дубовых рамках, которые радовали глаз наивностью рисунков, стариной красок, несказанной пестротой.

– Вы находите, здесь недостаточно хорошо? – продолжала Фирмена. – Раймон, да вы с ума сошли, поселили меня как принцессу, как королевну, и при этом замышляете пуститься во все новые безумства! Нет! Не надо! Поверьте, о таком убранстве я никогда не смела и мечтать… Будьте же, наконец, благоразумным, а не то я рассержусь!

Виконт де Плерматэн с улыбкой смотрел на любовницу, в этой улыбке читался любовный протест.

Конечно, элегантному завсегдатаю клубов тысячи и тысячи раз случалось общаться с женщинами более шикарными и высокопоставленными, чем его нынешняя любовница. Не довольствуясь посещением светских салонов, он наблюдал, как перед его огромным состоянием распахиваются золоченые спальни полусвета. Он привык к постоянным, неиссякаемым, никогда не утоляемым требованиям тех, кто благодаря своей роскоши и красоте царит над Парижем. Но в скромности молодой работницы, в скромности любимой женщины, отказывающейся от подарков, считающей свое содержание излишне расточительным, он находил неведомую доселе прелесть, прелесть невыразимую, непонятную, которой никак не мог насытиться.

Он прекрасно понимал, что Фирмена нисколько не лукавит.

Девушка отклоняла его дары не с тем, чтобы выманить более дорогостоящие, она не думала просить, это было выражением ее подлинных чувств; ей было хорошо, ничего большего или лучшего она не хотела!

Мало-помалу виконт де Плерматэн завладел сердцем работницы. Как часто бывает, Фирмена, оказавшись между чувствами виконта де Плерматэна и Мориса, предпочла последнего, преисполнившись к виконту ненавистью.

То, в чем она когда-то призналась богатому любовнику, в точности отражало ее тогдашние мысли.

Долгое время Фирмена говорила себе, что свяжет с Морисом судьбу, тогда как на виконта рассчитывать не приходилось. Долгое время Фирмена считала, что будет для богатого человека только игрушкой, развлечением, девчонкой для забавы, не более.

Чудовищное убийство Мориса, его таинственная и кошмарная смерть поначалу лишь укрепили чувства работницы. Она всей душой тосковала по несчастному молодому человеку, а виконта де Плерматэна терпела только потому, что желала иметь мир, покой и свободу вволю поплакать по любовнику; поэтому она и решила перебраться на улицу Пентьевр, а не оставаться в трущобах на Брошан, где старая мадам Беноа сделала ее существование невыносимым.

Фирмена снова сблизилась с виконтом, чтобы избежать семейных передряг, сцен с матерью, насмешек сестры, унизительной жалости соседей, которые считали ее конченой девицей!

Но мало-помалу, день ото дня, чувства ее незаметно изменились.

Конечно, у молодой работницы мучительно щемило сердце, когда она думала о Морисе, умершем возлюбленном; конечно, при воспоминании об ужасных мгновениях, пережитых ею на набережной Отей, где она увидела труп своей первой любви, при мысли о радостных часах, проведенных вместе, в их комнатке, на ее глаза по-прежнему наворачивались слезы…

Но, тронутая постоянной, неизменной, ровной и сердечной нежностью виконта, Фирмена все реже обращалась к воспоминаниям.

Она чувствовала, что виконт по-настоящему любит ее, всем сердцем и умом, душой и телом.

Он проявлял необычайный такт, никогда не сетуя на ее грустный и печальный вид.

Приходя к ней в первые дни после смерти Мориса в квартиру, которую самолично выбрал и обставил, и находя ее в слезах, он не просил ни ласки, ни нежного слова…

Напротив, подыскивая самые проникновенные слова утешения, которые могли облегчить потерю дорогого человека, он разгонял ее печали, сочувствовал ее горю, создавал между ними духовное родство.

Мало-помалу Фирмена поверила в доброту виконта.

Она была ему признательна, а будучи признательной, сожалела, что не может сделать его счастливым!

Так незаметно, этап за этапом она двигалась навстречу его любви.

Когда женщина сожалеет, что не может полюбить мужчину, а мужчина умеет ничего не требовать от предмета своей любви, очень скоро и ее захватывает это особое, стихийное, неподвластное разуму чувство.

И однажды вечером Фирмена сама нежно поцеловала виконта де Плерматэна, подарила ему поцелуй любви, бывший пока лишь обещанием, но от которого счастливый влюбленный совсем потерял голову.

Шли дни, серая дымка подернула дурные воспоминания. Появление Мориса-Оливье на празднике в «Литерарии», Мориса-Оливье, от которого Фирмена не получила никакой весточки, исчезновение Жака Бернара, признавшегося Фирмене в том, что Оливье не оставил для нее ни единой строки, притушили пыл первой страсти и укрепили нежную привязанность, которую молодая женщина отныне испытывала к виконту, постоянно галантному и полному такта, а главное, безумно в нее влюбленному.

Кроме того, виконт де Плерматэн безраздельно посвятил себя своей любовнице.

Фирмена подозревала, что до настоящего времени он вел разгульную светскую жизнь, не отказывая себе в удовольствиях, что с такой легкостью дарит Париж владельцам тугих кошельков, но отныне самые светлые свои часы он проводил в маленькой квартирке, что была на первом этаже дома по улице Пентьевр, которую он каждый раз стремился украсить по-новому, как человек, любящий стены, где живет его любовница, выбранная свободно, по воле чувства.

Допив кофе и докурив сигару, виконт де Плерматэн поднялся:

– Пойдемте?

Они прошли в соседнюю комнату, где возобновили беседу, исполненную для виконта неизменной прелести и очарования.

– Дорогая, раз вы находите, что у нас и так достаточно нарядно, я накажу вас за дурной вкус и больше не стану с вами советоваться!.. Нет, и не настаивайте! Я сделаю вам сюрприз!

И, сменив тему, виконт спросил:

– Скажите, Фирмена, чем вы занимались вчера, когда я не мог к вам прийти?.. Ваши волшебные пальчики трудились над вышиванием, которое вы мне на днях показывали?

Фирмена прилегла в глубокое кресло возле отворенного окна. Виконт устроился у ее ног на подушечке; опершись на подлокотник кресла и положив руку на колени Фирмены, он преданно глядел в глаза своей подруги.

– Нет, дорогой друг. Вчера у меня были гости…

– Господи, какие гости?

– Вас это удивляет!

– Немного!

– Почему же?

– Потому что, дорогой мой друг, я полагал, что совсем немногие знают о вашем нынешнем пристанище.

– Вы правы, Раймон, не буду вам больше морочить голову. У меня был посетитель, на самом деле, он был один, и еще один телефонный разговор, но это был деловой, а не дружеский визит!..

Виконт де Плерматэн казался вне себя от изумления.

– Фирмена, ради Бога, – проговорил он, – вы заблуждаетесь, если думаете, что я хоть что-нибудь понимаю. Что еще за деловой визит? Наверное, какой-нибудь поставщик?

– Нет, дорогой мой! Не догадываетесь?

– Нет!

– Так вот, Раймон, у меня был инспектор из сыскной полиции!

Виконт резко откинулся назад.

– Из сыскной полиции? – переспросил он. – Боже, что ему здесь понадобилось?

Затем, внезапно поняв, с горечью продолжал:

– А! Опять по поводу преступления?

Фирмена кивнула:

– Да, вы правы!..

Между любовниками повисло молчание. Виконт не решался расспрашивать любовницу. Ему по-прежнему было бесконечно больно вместе с нею предаваться воспоминаниям о Морисе, когда-то столь пылко любимом, к которому он, несмотря ни на что, испытывал ревность.

Догадываясь о мучениях любовника, Фирмена почти жалела, что затронула эту щекотливую тему. Но не в ее характере было лукавить, что-то скрывать, и потому ей было важно предупредить виконта.

Присев и с ласковой доверчивостью положив руки на плечи любовника, она вновь заговорила:

– Не огорчайтесь, Раймон. Не думайте о прошлом…

– Что хотел этот человек?

– Он пришел навести кое-какие справки… Увы, он здесь был далеко не первым полицейским, хотя и представился под вымышленным именем; я долго над этим размышляла и почти могу поручиться, что разговаривала со знаменитым сыщиком, великим Жювом!

Виконт побледнел…

– Жювом! Фирмена, да вы с ума сошли! Жюв за границей… кажется, в Гессе-Веймаре… Помните скандальное происшествие с поездом Барзюма?

Фирмена пожала плечами.

– Что вам сказать, – просто отвечала она. – Сначала я тоже так думала… но потом, после его ухода, уже не колебалась… Поверьте, Раймон, я абсолютно убеждена, это был Жюв!

И Фирмена продолжала, возможно, и не подозревая, насколько близка была к истине:

– Кроме того, ведь до правды не докопаешься. Газеты утверждают, что Жюв за границей, но они могут и ошибаться.

И в продолжение своей мысли Фирмена добавила:

– Припомните, не так давно, когда убили Мике… многие говорили, что это дело рук Фантомаса! Фантомас орудует в Париже, значит, Жюв мог срочно сюда вернуться, что тут невероятного? Разве он не заклятый враг Фантомаса?

Виконту де Плерматэну, в конечном счете, была безразлична судьба Жюва. Эгоист, как и все влюбленные, он скоро вернулся к заботам, которые не давали покоя его уму.

– Может быть и так, – произнес он. – Но, собственно говоря, какая разница! Так что от вас хотел этот Жюв или не Жюв?

– Я же вам сказала, сведений относительно Мориса… Виделась ли я с ним…

Виконт де Плерматэн в ярости вскочил и зашагал по комнате.

– Когда-нибудь это кончится? – воскликнул он. – Они оставят бедолагу в покое?

Заметив, что его любовница вздрогнула, молодой человек вновь бросился к ней.

– Бедняжка моя, простите, что дал выход гневу и раздражению! Я так мечтал оградить вас стеной забвения, и всякий раз, узнавая о происшествии, которое может разбередить ваше горе, я просто не в силах подавить в себе ярость!

Фирмена нашла для своего любовника слова успокоения.

– Горе? – вновь заговорила она. – Бывшее горе, Раймон, ведь теперь…

Она не закончила фразы.

Виконт обвил руками ее талию и подарил ей долгий, благодарный поцелуй.

– Милая моя! Так вы ему все рассказали?..

– Он еще спрашивал, походил ли Мике на Оливье, то есть на Мориса…

– Вы сказали, что нет?

– Разумеется. И еще упомянула, что Жак Бернар возвращается в Париж…

– Жак Бернар возвращается?

Фирмена почувствовала, что опять огорчила виконта.

Разве Жак Бернар не друг, не ближайший друг Оливье, Оливье-Мориса?

А вернувшись в Париж, не станет ли он напоминать молодой женщине о прошлом, вести разговоры о Морисе-Оливье, превозносить, как уже было прежде, умершего поэта!

Фирмене хотелось утешить любовника.

– Послушайте, – проговорила она. – Я вам все это рассказываю, дабы в будущем вы не могли попрекнуть меня, что я от вас что-то скрываю… И поверьте, вы напрасно так расстраиваетесь. Вы больше мне не доверяете?

– Что вы, Фирмена!

– Так вот! Вы должны знать, что я отнюдь не ветреница, играющая своими чувствами. Вчера же было вот что. Я получила эти телеграммы от Жака Бернара, прочитайте их; он скрывался в Англии. Потом он мне позвонил, попросил о встрече… Во время разговора как раз появился Жюв… Он тут же догадался, с кем я беседую, он слышал мой ответ.

– Что же вы ответили, Фирмена? Надеюсь, вы не намерены принимать здесь Жака Бернара!

– Именно так я и собираюсь поступить! Это нужно. Я обещала!

– Но почему? Кому?

– Почему, друг мой? Потому что, мне кажется, я обязана оказать Жаку Бернару посильную помощь. Его обвиняли в убийстве Оливье-Мориса, мнимого Оливье-Мориса, присутствовавшего в «Литерарии», и тогда, если вы помните, я была среди самых яростных обвинительниц… Теперь же известно, что на улице Гран-Дегре был убит совсем не Оливье-Морис, а несчастный Мике… Обвинять Жака Бернара нет никаких оснований… И я считаю своим долгом помочь ему полностью оправдаться… Мы оба нервничали, могли говорить не слишком складно, но главное, я поняла, по приезде в Париж он хочет со мной увидеться, чтобы уже окончательно удостовериться, что убит Мике, а не Оливье. Раймон, я не могла отказать несчастному юноше.

– Когда вы назначили ему встречу?

– Он будет у меня завтра в десять вечера. Вы сердитесь?

Виконт де Плерматэн нежно склонился к молодой женщине:

– Фирмена, вы всегда были умницей. Я виноват, что вам перечил. Тысячи раз я повторял, что ничем не связываю вашу свободу, поступайте, как считаете нужным! Оставьте любые сомнения. Мне может быть больно при мысли, что вы опять вмешиваетесь в дело, о котором вам было бы лучше забыть. Но, честное слово, у меня нет причины таить против вас злобу!

Виконт де Плерматэн вновь сорвал с губ любовницы долгий поцелуй.

– Фирмена, я люблю вас! А вы меня любите?

Примостившись у ног Фирмены, он с любовью смотрел на нее, когда вдруг дверь в гостиную отворилась и в комнату вошла молодая женщина, при виде которой виконт, с побелевшим лицом и исказившимися чертами, неожиданно вскочил…

Еще несколько минут тому назад и он, и Фирмена были настолько поглощены своими думами, что не слышали звонка… Остальное довершила нерасторопная и плохо вышколенная служанка, и теперь между вновь пришедшей, виконтом де Плерматэном и его любовницей разыгрывалась трагическая сцена!

Фирмена никогда прежде не видела женщины, нежданно-негаданно заявившейся в ее гостиную.

Но окинув взглядом хрупкую, элегантную, точеную фигуру, заметив бледное лицо и дрожащие руки, она тут же догадалась, кем была эта красивая особа…

– Господи! – глухо произнесла она. – Виконтесса де Плерматэн! Ваша жена!

И в самом деле, это была законная супруга фирмениного любовника, которая застигла мужа возле ног возлюбленной, кидающим на нее страстные взгляды.

Она сделала несколько шагов к виконту, меж тем как сопровождавшая ее служанка, поняв по поведению присутствующих, что допустила промашку, когда вот так, без доклада впустила посетительницу, поспешно захлопнула дверь…

Виконт также двинулся навстречу гостье, надменный и серьезный, он молча разглядывал ее.

Виконтесса де Плерматэн бесцветным голосом сострила, делая вид, что не замечает Фирмену:

– Не ждали, Раймон?

– Мадам, я считал, что ваше достоинство…

Но виконтесса де Плерматэн не дала ему договорить:

– Достоинство? Странно даже слышать, честное слово! Кто из нас поступает недостойно?

Вместо ответа виконт пожал плечами.

Мадам де Плерматэн сделала еще несколько шагов. Она стояла перед ним, почти его касаясь, уничтожая взглядом:

– Так вы пожимаете плечами? От вас я такого не ожидала!..

Поскольку он молчал, она лихорадочно заговорила:

– Но ответьте же хоть что-нибудь! Соврите! Возразите!

Странно было глядеть на виконта. Встревоженный, нежный и робкий любовник в мгновение ока обернулся властным мужем с непроницаемым взором, злыми глазами, дрожащим от холодной ярости.

– Я не из тех, – наконец медленно выговорил он, взвешивая каждое слово, – кто опускается до лжи! Я полагал, мадам, что свободен в своих чувствах.

Эти слова были сказаны будто специально, чтобы разжечь гнев и ревность виконтессы…

– Вы свободны в своих чувствах? И вы смеете мне говорить, что любите эту женщину?

Виконтесса брезгливо указала пальцем на Фирмену, которая, растерянная и дрожащая, застыла посреди комнаты, словно происходящее было кошмарным сном.

– Мадам, – возразила работница, – мадам! Разве мы не вправе любить кого угодно?

Но виконт де Плерматэн жестом приказал подруге замолчать.

– Да! – медленно продолжал он. – У меня хватает смелости сказать вам, что я люблю свою Фирмену!

Виконтесса отвечала ядовитом тоном, тянула слова, словно вкладывала в них угрозу, намекая на мрачную тайну:

– Ваша любовница не знает вас! Не знает, кто вы!

– Она любит меня, мадам!

– Вас любили и другие!

– Но я их не любил!

– Раймон, вы хотите войны?

Но виконт, оставив вопрос без ответа, схватил со стола саксонскую статуэтку и взглянул жене в глаза.

– Мадам, – произнес он, – запомните, войны не будет: я не вижу перед собой противника!

– Неужели?

– Да, мадам! Вы считаете себя сильной, но вы хрупкая, как эта статуэтка. Это ваш символ. И ваш покровитель – вы знаете, о ком я говорю, – не совладает со мной, никакими силами, никакой ценой… Мадам, вы явились сюда как злой гений… Не знаю, кто вам рассказал про любовницу, у меня все же хватало такта это скрывать… Напрасно вы пришли, мадам, устраивать мне подобные сцены ревности. Еще раз, в последний раз повторяю, уходите! Не упрямьтесь! Или я разобью вас, как стекляшку, как надоевшую безделушку, как эту фигурку!..

И хрупкая саксонская статуэтка, которую виконт де Плерматэн держал между пальцами, разлетелась вдребезги на полу.

– Понятно, мадам?

Казалось, яростный необузданный гнев виконта не произвел никакого впечатления на виконтессу, настроенную более чем решительно:

– Вы разбили статуэтку, чтобы меня испугать! Я понимаю вашу символику. Но Бога ради, вы забываете, что я не такая уж хрупкая. У меня есть секретное оружие…

– Оружие против меня?..

– Да… Я же сказала, я знаю…

– Что же?

– Ваше прошлое!

Виконт де Плерматэн высокомерно вскинул голову.

– Прошлого больше нет, – выговорил он, – а жить я буду, как мне заблагорассудится! Попрошу вас удалиться, мадам! Ваше присутствие здесь неуместно. Вам нечего делать рядом с моей возлюбленной.

Можно было подумать, что виконту доставляло удовольствие отыскивать слова, способные как можно больнее уязвить жену.

– Рядом с вашей возлюбленной? – тихо повторила виконтесса, пошатнувшись, словно пораженная в самое сердце. – Ах, как вы жестоки, как вы жестоки, Раймон… Вы еще пожалеете!.. Сильно пожалеете!

Показав на Фирмену, она добавила тоном, в котором было больше угрозы, чем просьбы:

– Бросьте ее, Раймон!

– Нет!

– Бросьте эту женщину!

– Никогда!

– Что ж, вы сами этого хотели…

– Ничего вы не сделаете!

Вдруг между супругами встала Фирмена. Лицо молодой женщины исказилось от волнения, она вся дрожала, казалось, от горя утратив рассудок.

– Мадам! Мадам! – вскричала она. – Прошу вас, смилуйтесь над нами! Смилуйтесь надо мной!

Но на губах виконтессы играла холодная улыбка.

– Я вас не знаю, – сказала она, – мне неизвестно, кто вы такая, мадемуазель! Но послушайте моего совета, ни мне, ни мужу никогда не говорите о милосердии, он из тех, кому неведомо это чувство!

На сей раз виконт возмутился.

Он нежно отстранил Фирмену и взял жену за запястье.

– Довольно, – приказал он. – Довольно. Хватит! Вы хотели знать, есть ли у меня любовница, – вы своего добились! Вы выследили меня, а теперь терзаетесь сильнее, чем прежде. Тем хуже для вас! Но десять минут вы разыгрывали отвратительную сцену, которой мне бы хотелось избежать. Нет, не ради себя! Ради моей подруги. Ради Фирмены! Вы получили свое, причинив боль ребенку, которого я люблю? Довольно, больше я вам ничего не позволю! Уходите!