Текст книги "Гитлер"
Автор книги: Марлис Штайнер
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]
Государство для Гитлера – как и партия, как и экономика – всегда было лишь средством для увековечивания «расы» и создания новой империи германской нации.
Из осторожности он избегал четких высказываний на эту тему, изложив их только в своем завещании. Так, в 1920 году он говорил, что не имеет предпочтений ни перед монархией, ни перед республикой и что выбор формы правления должен зависеть от конкретных обстоятельств. Главное, чтобы у правительства была сильная власть. Впоследствии он все же начал склоняться к преимуществам республиканской формы правления.
О роли государства Гитлер рассуждает в обеих книгах «Майн Кампф».
«Лишь та государственная власть, – пишет он в первой, – имеет право на уважение и на поддержку, которая выражает стремления и чувства народа или, по крайней мере, не приносит ему вреда.
Не может быть государственной власти как самоцели. В этом последнем случае любая тирания оказалась бы в нашем грешном мире навеки неприкосновенной и освященной.
Когда правительственная власть все те средства, какими она располагает, употребляет на то, чтобы вести целый народ к гибели, тогда не только правом, но и обязанностью каждого сына народа является бунт».
Очевидно, что он имел в виду веймарский режим и отстаивал свое право на революцию – придя к власти, Гитлер заговорит совсем по-другому. Что касается средств борьбы, то он не скрывал своей решимости прибегнуть к любым из них:
«Борьба будет вестись «легальными» средствами лишь до тех пор, пока правительство держится легальных рамок, но движение не испугается и нелегальных средств борьбы, раз угнетатели народа также прибегают к ним».
Еще нагляднее программный характер его высказываний о государстве проявляется во второй книге. Прежде всего Гитлер указывает на то, что «буржуазный мир ныне под словом «государство» разумеет совершенно различные вещи, что единообразного определения понятия «государство» нет среди них самих, да и быть не может». Затем указывает на существование трех концепций государства. Сторонники первой считают: «Раз перед нами факт существования такого-то государства, то уже одного этого достаточно, чтобы данное государство считать священным и неприкосновенным». Чтобы подкрепить эту нелепую идею, на первый план выдвигают собачью преданность так называемой идее «государственного авторитета». По мановению палочки эти люди превращают простое средство в самостоятельную цель. По их мнению, оказывается, что не государство существует для того, чтобы служить людям, а люди существуют для того, чтобы бить земные поклоны перед авторитетом государства, включая сюда самого последнего чинушу, тоже воплощающего этот «авторитет». Гитлер решительно не согласен с этим подходом, предполагающим «обожествление» государства.
Ко второй группе он относит тех, для кого «государственная власть не является единственной и исключительной целью существования государства. Они выдвигают сверх того еще критерий благополучия подданных». Сторонники этой концепции принадлежат к средней буржуазии и ратуют за либеральную демократию.
Наконец, представители третьей группы, наименее многочисленные из всех, видят в государстве уже «средство к завоеванию определенных политических позиций для народа, объединенного одним языком и являющегося главным носителем государственной идеи». Их ошибка в том, что они уповают на язык, через влияние которого «рассчитывают добиться расширения территории и увеличения политической власти своего государства». Это в корне неверно, потому что «народность или, лучше сказать, раса определяется не общностью языка, а общностью крови». Для этой третьей группы «государство тоже до известной степени является еще самоцелью; в сохранении данного государства группа эта тоже видит высшую задачу человеческого бытия».
«Самые крайние логические выводы из этих неверных взглядов на сущность и цель государства, – продолжает он, – сумел сделать еврей Карл Маркс. Буржуазный мир сам своими руками оторвал идею государства от идеи расы и только открыл этим ворота тому учению, которое отрицает уже само государство как таковое». И Гитлер делает вывод: «Вот почему первейшей обязанностью нашего движения, покоящегося на общенародническом миросозерцании, является забота о том, чтобы было создано наконец единство взглядов на цель и сущность государства. Правильный принципиальный взгляд на государство заключается в том, что государство является не целью, а средством к цели».
Позже, в 1930 году, во время суда над тремя офицерами рейхсвера, симпатизировавшими партии Гитлера, он заявил: «Когда мы получим на то конституционное право, мы придадим государству ту форму, какую сочтем необходимой».
Разумеется, под «необходимой формой» он имел в виду отнюдь не парламентский строй. По его мнению, у парламентаризма четыре главных недостатка: принцип большинства, политика ростовщичества, плюрализм и демократия как форма власти капитала и выражение упадка и слабости.
Нападая на принцип большинства, он не скрывал своего презрения к массам и превозносил роль активного меньшинства, особенно – роль отдельной личности: «Масса есть собрание посредственностей. Сто слепцов не стоят одного провидца, тысяча трусов – одного героя, сто тысяч парламентариев – одного государственного деятеля».
Кроме того, Гитлер разоблачал продажность парламентариев и их зависимость от лобби. Добившись власти, он планировал установить независимость государственных чиновников и членов партии от экономических факторов.
Придя к власти, Гитлер по-прежнему продолжал бичевать парламентскую демократию как «один из самых ярких симптомов упадка человечества». 15 января 1936 года он похвалялся: «Мы побили наших соперников-демократов на их собственном поле».
Но какое же государство он стремился создать вместо Веймарской республики? Сильное и централизованное. «У нас не будет никаких решений по большинству голосов, а будут только ответственные личности. Слову “совет” мы опять вернем его старое значение. Конечно, у каждого деятеля должны быть свои советчики, но решать он должен сам один. Начиная с общины и кончая главными руководящими органами государства, нигде не будет представительных органов, которые что бы то ни было решали бы по принципу большинства». Политическую систему он намеревался строить по принципу организации прусской армии. Парламент оставался, но с правом совещательного голоса, равно как и палаты – политические и профессиональные сословные. Над ними стоит сенат, но «ни в палатах, ни в сенате никогда не будет никаких голосований. У нас будут только работающие учреждения, но не голосующие машины».
Чтобы прийти к подобным результатам, недостаточно теории и юридических мер. Понадобится «влияние партии, питаемой этими идеями и носящей в себе зерно будущего государства». И добавлял, имея в виду НСДАП: «Осуществить такой великий переворот будет по силам такому движению, которое само уже будет построено в духе этих идей и тем самым само явится прообразом грядущего государства».
Размышлял он и о форме государства. Из двух возможностей – федеральное или централизованное – его предпочтением, разумеется, пользовалась вторая. «Для нас, национал-социалистов, государство, как мы уже не раз говорили, является только формой. Самое же существенное для нас – его содержание, т. е. интересы нации, народа. Отсюда ясно, что, с нашей точки зрения, суверенным интересам нации подчиняется все остальное. Отсюда ясно также и то, что ни объединенное государство в целом, ни тем более отдельное государство внутри нации не могут быть для нас фетишами». Между тем, несмотря на подобные заявления, в годы Веймарской республики он крайне негативно отзывался о поползновениях рейха посягнуть на привилегии отдельных земель, как в отношении национализации предприятий, так и в отношении их суверенных прав, объясняя эту позицию нежеланием поддерживать «еврейско-демократический режим».
Оказавшись у власти, Гитлер не жалел усилий, создавая централизованное государство, нимало не заботясь о том, чтобы юридически оформить его прерогативы. «Не следует, – поучал он, – впадать в ошибку, допускаемую всеми этими адвокатами и крючкотворами, полагающими, что жизнь можно подчинить конституции и уставам». Главное – сохранить революционный порыв, не лишиться его «созидательной силы».
С другой стороны, он нуждался в элите – том самом активном меньшинстве, с помощью которого добьется своих целей. «Я поручил товарищам по партии определенную работу. Если они с ней справятся, значит, они на своем месте. Если нет, мы их заменим. Если не найдется никого подходящего, это будет признаком незрелости идеи. Существует математическая закономерность между проблемами и людьми, способными их решать». Таким образом, мы видим, что Гитлер проявлял интерес к форме нового государства, хотя уже в марте 1935 года издал указ о запрете любых дискуссий на эту тему.
Как мы показали, политические, экономические и социальные взгляды Гитлера сформировались под влиянием избирательного изучения истории.
В том, как он выстраивал свою «провидческую» систему, прослеживалась некая внутренняя логика. В его программе «модные» в то время идеи соседствовали с призывами, направленными на удовлетворение невысказанных желаний народных толп. Почему он победил? Благодаря несомненному ораторскому таланту, а также благодаря редкому в те времена дару манипуляции рекламными технологиями. Гитлер ринулся в бой за власть. Как он сам не раз заявлял, одних идей было мало, требовались агитаторы и пропагандисты. Но еще больше требовалась кризисная обстановка, играя на которой НСДАП смогла бы обойти другие партии и движения.
Глава шестая
Корни нацистского режима
Общий контекстБольшинство исследователей различают три периода в короткой истории Веймарской республики: период экономических, финансовых и политических трудностей (1918–1924), период расцвета (1925–1929) и период упадка (1929–1932).
Трудности продолжались до Лондонской конференции лета 1924 года, после чего было достигнуто соглашение о снижении размера репараций и выпущена новая денежная единица. В 1925 году в Локарно было подписано соглашение о незыблемости западных границ рейха, в 1926 году Германия вступила в Лигу Наций. В том же году был заключен дружественный договор с Советским Союзом.
Эта «передышка» явилась результатом усилий, главным образом, Бриана и Штреземана. Сторонники сближения между Германией и Францией, оба вызывали ярую ненависть националистов. Несмотря на подъем США, Европа все еще оставалось ключевой фигурой мировой политической доски, и мир в этом регионе в большой мере зависел от франко-немецких взаимоотношений. Но если стремление Франции к гегемонии шло на убыль, в том числе под влиянием Великобритании, то желание Германии встать в один ряд с великими державами, напротив, только усиливалось.
Внутренняя обстановка в стране к 1925 году стабилизировалась благодаря притоку немецких и иностранных капиталов и росту экспорта, за счет которого покрывалась нужда в сырье и продуктах питания. Но эти «золотые годы» продлились недолго.
Немецкое общество все еще было разделено, а материальное положение населения оставляло желать много лучшего. Так, еще до Великой депрессии, в 1926–29 годах 8,4 процента рабочих, входящих в профсоюзы, были безработными; в 1928–1929 годах эта цифра достигла 20 процентов. Средний доход крестьян не достиг уровня довоенного, хотя зарплаты рабочих на 24 процента превзошли довоенный уровень. Дефицит бюджета составлял 2 миллиарда рейхсмарок. Многие люди обвиняли в неблагополучии «систему».
Молодой республике крайне не хватало ярких политических деятелей, сравнимых с Бисмарком или хотя бы Вильгельмом II (который, несмотря на все свои слабости, немало сделал для объединения страны). Первым президентом был Фридрих Эберт – центрист и человек без особого блеска. На общем фоне выделялся Вальтер Ратенау – министр иностранных дел, еврей и сторонник реформы капитализма, но он испытывал нападки со стороны правых радикалов и консерваторов, а в июне 1922 года был убит.
Наиболее компетентным политиком Веймарской республики был, без сомнения, Густав Штреземан. Человек националистических взглядов, он, тем не менее, всегда оставался реалистом и старался следовать политике «исполнения» Версальского договора, одновременно пытаясь добиться мирного пересмотра его условий и наращивая немецкий экономический потенциал. К несчастью, он умер в тот самый момент, когда Германии и Европе как никогда нужны были сильные личности, способные преодолеть трудности экономического кризиса (ряд историков убеждены, что, будь он жив, Гитлер никогда не пришел бы к власти).
Вторым президентом республики был избран Пауль фон Бенкендорф и фон Гинденбург, участник войны, глава Генштаба немецкой армии. Он пользовался в народе популярностью, но был уже очень стар. Монархист в душе, он хранил верность республиканской присяге.
В сущности, он был далек от всякой политики и скоро стал игрушкой сил, управлять которыми был не в состоянии. Подпав под влияние всевозможных «могильщиков» республики, он практически стал законным отцом Третьего рейха.
Таким образом, отсутствие сколько-нибудь значительной фигуры на республиканском горизонте отчасти объясняет не только крах самой республики, но и возвышение Гитлера, который многим казался единственным достойным политиком, способным заполнить пустоту. Но объясняет только отчасти.
Что изменилось в немецком обществе при республиканском строе? Помимо формы государственности, серьезно изменилась роль партий. Из статистов лидеры партий превратились в значимые фигуры. Отсюда возникает ряд вопросов. Могли ли партии стать воплощением власти или должны были делить ее с другими институтами? Какова была роль избирательной системы? Наконец, в какой мере партии служили отражением социальных реальностей того времени?
Прежде всего отметим: обе правые партии – ДНВП (преемник консервативной партии) и ДВП (последовательница национал-либералов) представляли интересы прежних элит: земельных собственников, крупной буржуазии, части среднего класса (чиновников) и крупных промышленников, которые отнюдь не утратили власти. Их отношение к режиму можно характеризовать как прохладно-негативное. С ними смыкалась БВП, образовавшаяся после раскола Католического центра и объединявшая клерикальных монархистов Баварии. Рабочих больше привлекала СПД, настроенная скорее реформистски, нежели марксистски. Наряду с ДДП – демократической партией – и Центром именно они служили поддержкой новому государству. Как и до войны, ключевую позицию занимал Центр, выражавший интересы самых разных слоев общества, что давало ему возможность создавать и разрушать коалиции. КПД (партия коммунистов), преемница «Спартака», с 1920 года стала массовой партией, борющейся за диктатуру пролетариата по ленинскому образцу. Ее отношение к буржуазной республике было откровенно враждебным.
Наименьшим представительством в партиях пользовался так называемый средний класс, чаще выбиравший членство в разнообразных лигах. Именно в его лагере и свила себе гнездо НСДАП. Помимо указанных групп, в политической игре участвовали Конфедерация немецких профсоюзов (АДГБ), христианские профсоюзы (ДГБ) и либеральные профсоюзы. В первые годы революции они заключили соглашение о сотрудничестве, одним из достижений которого стало установление 8-часового рабочего дня.
В бурные 1920-е годы почти у каждой партии имелся свой боевой отряд – милиция. Политическая власть вынуждена была считаться с ними, так же как с рейхсвером – официально нейтральной силой на службе государства, но на самом деле преследовавшей свои политические цели.
Равновесие между силами было нестойким и явно клонилось в сторону противников Веймарской республики. Это и есть второе объяснение взлета партии тоталитарного типа, руководимого харизматическим лидером. К нему следует добавить и идеологический фактор.
Приходится признать, что «веймарская» идеология, нашедшая выражение в конституции и программах поддерживавших режим партий, базировалась на достаточно хрупких основаниях. Ни реформистский социализм, ни буржуазный либерализм, ни политический католицизм не могли справиться с ролью защитников революционной идеи. Прочие силы – правые радикалы, консерваторы и левые радикалы – являлись носителями националистической идеологии, стремившимися к сильному, если не диктаторскому государству. Возможными моделями служили самодержавная монархия, демократическая диктатура и диктатура пролетариата. Националисты всех мастей не скрывали, что видят в Веймаре «временную конструкцию». Так что уже к концу 1920-х годов под влиянием националистически настроенных партий начался новый подъем идеологии «жизненного пространства», включавшей в себя такие положения, как автаркия, сжимание рынков, необходимость обеспечения природными ресурсами, новые возможности для крестьянства и восхваление германского духа. Бывшие чиновники колониального департамента выступали за возврат утраченных колоний.
Дестабилизации системы способствовал и пропорциональный избирательный закон, по которому преимущество получили мелкие партии. Число мест в парламенте зависело от численности проголосовавших: в 1920 году их было 459, в 1933-м – 647. Новшествами времени стали снижение избирательного возраста и предоставление права голоса женщинам.
В результате если в 1919 году в рейхстаге заседали представители девяти партий, то в 1930-м их стало 15, а в 1933-м – 11. По данным последних исследований, если бы применялся закон о малочисленности партии, число партий в парламенте не превысило бы пяти; тогда у коалиционных партий был бы перевес голосов, пусть и небольшой; нужды в президентском правлении не возникло бы, а НСДАП в лучшем случае пробилась бы в рейхстаг не раньше 1932 года – если бы к тому времени не распалась, потому что даже к 1928 году у нее еще не было сил, чтобы преодолеть процентный рубеж.
По Версальскому договору Германия потеряла больше восьмой части своей территории и около 10 процентов населения. За 15 лет существования Веймарской республики население увеличилось на 5 процентов и достигло 65 миллионов человек. Число людей в возрасте до 20 лет снизилось, остальных возрастных групп – выросло. Уменьшилось число католиков, так как населенные ими земли отошли к Франции, Бельгии и Польше.
Самой яркой особенностью этого периода была быстрая урбанизация. В 1910–1933 годах население коммун, насчитывавших менее 2000 жителей, снизилось с 40 процентов до трети; городское население выросло с четверти до трети. Особенно выросло число лиц, занятых в сфере услуг. В стране оставалось все меньше лиц, занятых «независимым» трудом. Одновременно росла безработица:
4,9 % – в 1924 году, 10 % – в 1926-м, зимой 1931/1932 и 1932/1933 годов без работы сидело около трети работоспособного населения. Если добавить к ним незарегистрированных безработных, реальная цифра вырастет до 40 %. А если учесть, что часть работающих была обеспечена неполной занятостью, то окажется, что больше половины активного населения (вместе с членами семей) страдали от безработицы – и это на фоне далеко не достаточных пособий. Также сильно снизились доходы рантье и инвалидов.
Как в этих условиях изменились избирательные предпочтения людей?
Самый стабильный электорат остался у коммунистов – он даже немного вырос. Им, наравне с социал-демократами, отдавали голоса квалифицированные рабочие, наделенные «классовым сознанием». Больше всего голосов коммунисты набирали в Рурской области, Силезии, Саксонии и таких городах, как Гамбург и Берлин. За них же голосовало большинство безработных.
Неплохо держался Центр – за него были Рейнская область, Вестфалия, отдельные районы Баварии и Франконии, в меньшей степени Силезия и Восточная Пруссия.
У всех остальных партий электорат отличался крайней пестротой.
1928 год стал последним, когда социал-демократы продолжали набирать голоса и стали самой крупной фракцией в парламенте. Тогда же существенную часть голосов получили и коммунисты. Умеренные партии несколько сдали позиции, зато усилились малочисленные образования вроде Партии экономики, что свидетельствовало о продолжающемся раздроблении политических сил. К ним примкнули многие либералы и консерваторы, вскоре переметнувшиеся в НСДАП.
Выборы 1930 года прошли под знаком экономического кризиса. НСДАП вышла на второе место (102 мандата), уступив только социал-демократам. Общая тенденция к радикализации обстановки проявилась и в том, что коммунисты получили на треть больше голосов, чем имели до того. Все остальные партии потеряли часть избирателей. Таким образом, из 577 депутатов рейхстага 225 принадлежали к движениям, враждебно настроенным к Веймарской республике.
Пик кризиса пришелся на 1932 год. Тогда же прошли и президентские выборы. Несмотря на подъем национал-социализма, Гинденбург добился переизбрания. Его соперник Гитлер получил большинство голосов в отдельных регионах.
В июле прошли выборы в рейхстаг, и НСДАП («движение Гитлера», как значилось в избирательных бюллетенях) удвоила число мандатов. Коммунисты «отобрали» часть мандатов у социал-демократов. Отныне подавляющее большинство в рейхстаге принадлежало правым и левым радикалам. Однако в ноябре НСДАП потеряла два миллиона голосов, зато коммунисты снова укрепились. В этих условиях Гинденбург поручил генералу фон Шляйхеру сформировать кабинет. Расклад выглядел следующим образом: 33,6 % – нацисты, 20,7 % – социал-демократы, 12,5 % – коммунисты, 11,4 % – католики и 8 % – консерваторы. НСДАП превратилась в реальную силу.
Каким же образом Гитлеру удалось превратить свою партию в самую мощную в республике?
