Текст книги "Земля Обетованная"
Автор книги: Маркус Сэйки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Глава 9
Ресторан «Монокль» на Капитолийском холме располагался всего в нескольких кварталах от здания сената, и в течение последних пятидесяти лет сюда частенько заходили многие власти предержащие округа Колумбия. Стены ресторана покрывали автографы влиятельных политиков за последние двадцать лет, и, конечно же, автографы всех президентов после Кеннеди.
Даже в понедельник вечером здесь было полно народу.
Именно в понедельник вечером сюда и нагрянул Джон Смит.
Широкоплечий, но скорее жилистый, чем мускулистый, он был одет в опрятный, ничем не примечательный костюм служащего. Ворот белой сорочки расстегнут, галстук отсутствует. Смита сопровождали трое мужчин; двигались они синхронно, словно не раз и не два отрабатывали церемонию входа в ресторан.
Казалось, Смит не обращал внимания на своих людей. Остановившись у входа, он осмотрелся, будто запоминая все вокруг. Плеча его мягко коснулась симпатичная распорядительница зала и спросила, не назначена ли у него с кем-нибудь встреча. Улыбнувшись, Смит кивнул – распорядительница улыбнулась в ответ.
Ресторан был разделен на две зоны: пространство вокруг бара и большой обеденный зал. На полудюжине плоских экранов шла трансляция бейсбольного матча. Люди за столиками ели, пили, разговаривали и смеялись. Джон Смит прошел мимо барной стойки прямиком к кабинке в правом дальнем углу. Трое подручных без задержки прошествовали следом.
Обивка кабинки была вся в мелких впадинках и потертостях, а стол за многие десятилетия использования идеально отполировался. Плакат на стене «Лучшие крабовые салаты в округе!» по диагонали пересекала размашистая подпись Джимми Картера.
За столом в костюме в тонкую полоску сидел мужчина. Волосы его были зачесаны назад и зафиксированы гелем, в цвете усов преобладала соль, а не перец; значительных размеров нос, приведший бы в восторг художника-карикатуриста, испещряли многочисленные капилляры. Несмотря на тревожный взгляд, который он бросил на Смита, мужчина тем не менее не растерял респектабельности сенатора от штата Огайо – человека, занимавшего когда-то кресло председателя кабинета по финансам и имевшего приличные шансы на избрание в президенты.
В течение доброй дюжины секунд Джон Смит и сенатор Хемнер пристально глядели друг на друга. Сенатор улыбался.
Затем Джон Смит выстрелил ему в лицо. Трое мужчин позади распахнули полы длинных кожаных плащей и вытащили складные автоматы производства немецкой фирмы «Хеклер и Кох». С лязгом установили на штатное место металлические приклады, передернули затворы и натренированным движением прижали приклады автоматов к плечу. За их спинами кроваво-красным светом горела вывеска аварийного пожарного выхода. Выстрелы боевиков были точны: обычно в каждую мишень загонялось по две пули, затем они переходили к следующей. Большинство жертв не успевали даже подняться с кресел. Мало кто хотя бы попытался бежать…
Мужчина почти достиг выхода, но тут его кадык взорвался кровью. Пуля расколола стакан с коктейлем в руке женщины, одетой в платье с узором из роз, и лишь затем пронзила ее сердце. От барной стойки также послышались крики и выстрелы – здесь уже орудовал второй отряд головорезов, только что вошедший в ресторан. Третья группа, проникнув через заднюю дверь, расстреливала служащих и работников кухни – в основном эмигрантов. Мать заползла под стол и, затянув туда же сына, накрыла его своим телом. Раз за разом рожки автоматов пустели, террористы заменяли их и продолжали стрельбу.
Купер коснулся экрана планшетника, и изображение замерло: застыла струя белого пламени, вырывающегося из ствола автомата; застыл с пистолетом в опущенной руке Джон Смит. В глазах его было внимание, но ни малейшего следа сочувствия или сострадания; как и прежде, осталось неподвижным привалившееся к стене кабинки тело сенатора Макса Хемнера с черной дырой во лбу.
Купер со вздохом потер глаза. Было уже почти два часа ночи, но, несмотря на усталость, сон не шел. Почти час проворочавшись в постели, Купер решил найти для просмотра более интересный объект, чем потолок. Для этой цели вполне подходили файлы из дела, которое сейчас вел Купер. Пусть и листать ему доведется их в очередной, бесчисленный уже раз.
Он провел пальцем вдоль сенсорного экрана планшетника. Картинка на экране ожила и медленно двинулась вперед: стрелок отстегнул опустевший рожок и разжал пальцы; рожок медленно устремился к полу, стрелок сунул в оружие новый рожок и вновь прицелился. Палец Купера двинулся по экрану справа налево. Изображение на экране медленно пошло вспять: стрелок вытащил из автомата рожок, и другой рожок, медленно вспорхнув с пола, занял штатное место в автомате. Все на экране проходило четко, чисто, без малейших задержек – что при движении вперед, что при движении назад.
Купер увеличил изображение, и экран почти целиком заполнило лицо Смита – с правильными чертами, мужественной челюстью, идеально симметричным разлетом бровей. Такие лица обычно нравятся женщинам, и именно такого типа лица частенько встречаются у профессиональных игроков в гольф или преуспевающих адвокатов. На лице Смита сейчас не читалось ни малейшего намека на гнев или безумие. Подчиняясь его приказам, в ресторане убивали каждого мужчину, каждую женщину, каждого ребенка, каждого служащего, каждого туриста. После расправы осталось семьдесят три мертвых тела и ни единого раненого, а Джон Смит бесстрастно взирал на происходящее. Взирал спокойно и невозмутимо. Как только задуманная операция была осуществлена, он просто вышел из ресторана. Вышел не торопясь.
За последние четыре года Купер просмотрел это видео сотни раз и постепенно привык к лишенному голливудских эффектов и оттого еще более пронзительному ужасу происходящего: к судорогам людей на экране, к разлетающимся кускам плоти и лужам крови на полу и стенах, к спокойствию террористов-исполнителей. Но полное безучастие человека, задумавшего и осуществившего эту акцию, до сих пор холодило Куперу кровь. Несомненно, такая реакция была связана с его исключительными способностями. Купер лучше, чем кто-либо иной, видел, что плечи Смита постоянно оставались распрямленными, мышцы шеи ни на долю секунды не напряглись, походка ни в малейшей степени не теряла легкости, а пальцы ни разу не сделали даже попытки сложиться в кулак.
Из «Монокля» Джон Смит вышел так, как если бы заходил туда лишь пропустить стаканчик виски.
Купер выключил видео, отодвинул от себя планшетник и сделал приличный глоток воды. Водка сейчас подошла бы лучше, но завтра нужно было рано вставать. Кусочки льда по большей части растворились, и стакан снаружи покрылся капельками холодного пота. Купер помотал из стороны в сторону головой, разминая затекшие мышцы шеи, затем опять придвинул к себе планшетник и, не пытаясь вычленить что-то из общей канвы, принялся просматривать остальные файлы из дела Джона Смита.
Заголовки газетных статей в то время варьировались от беспристрастных: «Анормальный террорист убил семьдесят три человека» и «В кровавой бане погиб сенатор» – к разжигавшим ненависть: «Анормальный дар к насилию» и «Монстр среди нас». Под стать заголовкам в деле были собраны статьи, напечатанные неделями позже. В том числе и об анормальном ребенке, забитом в школе одноклассниками насмерть, и о сверходаренном второй степени, линчеванном в штате Алабама. Обозреватели и редакторы зачастую призывали к спокойствию, указывая на то, что вину одного индивидуума не должно перекладывать на всю группу ему подобных, иные же усматривали в случившемся тенденцию. Споры среди знатоков на газетных страницах поначалу разгорались все яростнее и яростнее, но после того, как Джон Смит не был схвачен или убит в течение месяцев, а затем и лет, разговоры, статьи и дискуссии о событии в «Монокле» постепенно перекочевали на последние страницы всех без исключения изданий.
Среди прочего были здесь также тексты и видеозаписи речей Смита о нарушении прав анормальных, произнесенных им незадолго до теракта. Оратором он представлялся потрясающим: в голосе его слышались и вдохновение, и проникновенность.
Имелись в материалах дела и протоколы следственных действий, направленных на поимку преступника, – с полдюжины рапортов, повествующих о том, как Смита удалось почти поймать. Были здесь и детали биографии, генетические параметры, персональные данные. Длиннющие выводы аналитиков, касавшиеся его дара, его логических и стратегических способностей, которые позволили Смиту в одиннадцать лет стать гроссмейстером мирового уровня. И конечно, записи всех его шахматных партий на официальных турнирах.
Гигабайты данных, и каждое слово в них Купером давным-давно было прочитано, а каждый кадр просмотрен.
«Но сегодня в деле появилось нечто новое».
Несколько кликов по экрану, и газетные заголовки на планшетнике сменились виртуальной сценой преступления, сокращенно ВСП, – реалистичной, полной деталей моделью ресторана «Монокль» в том виде, каким он предстал сразу после ухода Джона Смита: с каждой капелькой крови на полу и кусочком мозговой ткани на стене. Трехмерная модель позволяла взглянуть на любой уголок ресторана с любой точки зрения. С помощью этого новейшего достижения техники было раскрыто уже немало преступлений, но помочь Джулии Ланч, затащившей своего сына Кельвина под стол, они, к сожалению, уж точно не могли. Модель позволяла лишь разглядеть дыру в форме звезды на ее лице, а также дыру на ладони, которой мать закрывала от пули сына, и с точностью сравнить форму этих пулевых отверстий.
«Черт возьми! Сравнить!»
Купер вскочил с кресла и прошел в кухню. Естественное флуоресцентное сияние стен здесь казалось в этот час сюрреалистичным, а стандартные, чередующиеся между собой белые и черные кафельные плитки на полу выглядели зловеще. Купер выплеснул остатки воды из стакана в раковину, кинул в стакан несколько кубиков льда и залил их сверху приличной дозой водки из холодильника.
Вернувшись в гостиную, он хлебнул из стакана, а в качестве закуски заглотил кусочек льда. Поднял телефонную трубку и набрал номер.
– Купер? – послышался с того конца заспанный голос Куина. – Что-то случилось?
– Я только что просматривал картинку из «Монокля».
– Снова?
– Да. Что мы делаем, Бобби?
– Ну, сейчас ни ты, ни я не спим.
– Извини, что разбудил.
– Да ладно уж. Значит, просматривал картинку из «Монокля». Просматривал опять.
– На этот раз на ВСП. Видел женщину под столом?
– Джулию Ланч.
– Именно. Я смотрел это в очередной раз, и теперь мне пришло в голову, что на ее месте могла бы оказаться Натали. А ребенком вполне мог бы быть Тодд.
– О черт! Могла быть, мог бы быть.
– Так что мы делаем? Я имею в виду всех нас. После возвращения из академии я так и не поговорил с тобой.
– Не поговорил о чем?
– Очевидно, ситуация становится все хуже и хуже. Мы все на краю пропасти. Мы все творим ужасное. Академии, «Монокль»… Между ними нет принципиальной разницы; они лишь две стороны одной монеты. А у меня, между прочим, двое детей.
– И ты мысленно поместил дочку в академию, а сына – в «Монокль».
– Именно.
– Не стоило этого делать.
– Знаю.
– Все вокруг нас – бред. Я это точно знаю, и все мы знаем. И не только сотрудники ДАР. Каждый житель в этой стране. Все, все во всем мире знают. Все мы движемся встречным курсом уже в течение тридцати лет.
– Так почему же мы не свернем в сторону?
– Пожалей меня, мой господин. Я глуп и немощен.
Купер издал звук, похожий на смех, но веселья в нем не было.
– Понимаю.
– И знаешь, что я делаю, когда и меня одолевают подобные мысли?
– И что же?
– Наливаю себе стакан.
– Уже.
– Ну и отлично. И послушай, я понимаю твои чувства и во многом, если не во всем, их разделяю. Но мы все и без того день за днем делаем свою работу. По крайней мере, пытаемся исправить ситуацию – остальной же мир лишь ждет с надеждой, что ситуация со временем рассосется сама собой.
– Он где-то здесь. Поблизости. Джон Смит. И он планирует атаку.
– Но знаешь, чего он не делает?
– Чего?
– Он не звонит посреди ночи лучшему другу и не рассказывает, что мир катится в тартарары. Вот почему мы, в отличие от него, хорошие ребята.
– Согласен.
– Отправляйся спать. Ведь, насколько нам известно, атака Смита, скорее всего, начнется не ранее завтрашнего дня.
– Ты прав. Спасибо. Еще раз извини, что разбудил.
– Не стоит извиняться. И Куп…
– Да?
– Прикончи наконец свой стакан.
* * *
Следующим утром, как и планировал, Купер отправился на пробежку трусцой. Дважды в неделю он пробегал пять миль, а в другие дни трижды в неделю еще и посещал тренажерный зал. Физическими упражнениями Купер обычно наслаждался. Обычно, но не сегодня.
Погода в округе Колумбия в это утро для разнообразия выдалась вполне приемлемой – было тепло и ясно; да и выпитые вчера ночью полстакана водки не сказались на нем столь плачевно, как того опасался Купер. Однако работа мозга мешала телу получить удовольствие от физических нагрузок: никак не удавалось ввести себя в транс размеренным темпом шагов, не удавалось сконцентрироваться на дыхании, не удавалось синхронизировать ритм сокращения и расслабления мышц с пульсированием музыки в наушниках. Этим утром рядом будто бы бежал Джон Смит. И на протяжении всей пробежки Купер осмыслял то, что он сам вчера сказал. Может, Смит и социопат, но он также гроссмейстер. Стратег, талант под стать Эпштейну.
Проблема состояла в том, как одолеть столь одаренного человека. Купер являлся агентом высшего ранга в самой могущественной организации в стране. К его услугам были огромные ресурсы: он мог получить доступ почти ко всем самым секретным данным; мог прослушать почти любую телефонную линию; мог отдавать приказания полицейским и федеральным агентам. Если подозреваемый представлял реальную угрозу обществу, Купер мог его убить, и возбуждения уголовного дела не последовало бы. И убивать ему уже доводилось. Тринадцать раз. В общем, он обладал невероятной силой, но… Но даже не представлял, на чем эту мощь сфокусировать.
Его противник в то же время обладал возможностью атаковать где угодно и когда угодно. И если бы только это. Даже частичный успех являлся для противника победой, тогда как для Купера любой исход, кроме полного триумфа, оказывался провалом. Ведь даже после удачного спасения половины жертв от взрыва, устроенного самоубийцей-одиночкой, оставались труп этого самоубийцы и еще масса мертвых тел ни в чем не повинных людей.
Пробежка длиною в пять миль еще не закончилась, но Куперу представлялось, что он одолел более десяти. И тут в конце квартала на опущенной и запертой на ночь стальной двери магазинчика со всякой всячиной он с раздражением углядел свежие граффити: «Я Джон Смит».
Дома Купер наскоро стянул мокрую от пота футболку и прямиком направился в душ. Выйдя вскорости оттуда, включил новостной канал:
– …значительное увеличение так называемого индекса беспокойства. Сегодня он достиг отметки в семь и семь десятых, что является максимальной величиной со времени его учреждения и последующего официального вступления в силу. По всей видимости, сей резкий скачок напрямую связан с вчерашним взрывом бомбы в Вашингтоне, округ Колумбия, который, по мнению аналитиков…
Купер надел бледно-голубую сорочку и светло-серый костюм. Проверил, заряжена ли «беретта». Она, разумеется, была заряжена, но, как обычно, сказывались давние армейские привычки. Купер засунул пистолет в кобуру на поясе.
– …вызывающий постоянную полемику мультимиллиардер Эрик Эпштейн, население его владений в штате Вайоминг, называемых Новой Землей Обетованной, превысило уже семьдесят пять тысяч. К тому же общеизвестно, что большинство обитателей Обетованной являются либо сверходаренными, либо членами их семей. Таким образом, двадцать три тысячи квадратных миль, купленных Эпштейном через различные холдинговые компании, стали фактором напряжения не только в этом штате, где число жителей составило уже почти пятнадцать процентов от общего населения штата, но и по всей стране, поскольку девяносто третья совместная резолюция сената и палаты представителей дает региону право на самоопределение в качестве суверенной нации…
Завтрак. Купер разбил в миску три яйца, взболтал их до легкой пены и выплеснул полученную субстанцию на сковородку с антипригарным покрытием. Затем засунул в тостер два ломтика ржаного хлеба, налил в чашку, объемом достаточную, чтобы в ней плавала прогулочная яхта, кофе. Добавил сахара, размешал.
– …достигнет апогея во время церемонии открытия сегодня в два часа дня. Разработанная с целью полностью защититься от происков таких анормальных индивидуумов, как мистер Эпштейн, новая фондовая биржа будет функционировать как аукцион. Взамен прежних отметок биржевых стоимостей акций компаний в реальном масштабе времени теперь на ежедневных аукционах будет использоваться принцип торговли акциями на основе снижения предлагаемой цены. Окончательные цены будут зафиксированы в соответствии со средневзвешенной ценой акций в течение как минимум суток, и, таким образом, эта процедура полностью устранит…
Омлет оказался слегка пережаренным, но острый соус поправил дело. Острый соус обычно исправляет почти все неудачи неумелого повара.
Закончив с завтраком, Купер облизал пальцы и взглянул на часы. Семь с минутами. Даже с учетом пробок на дороге он окажется в офисе достаточно рано, чтобы перед еженедельным совещанием хотя бы бегло проглядеть результаты анализа телефонных переговоров.
Купер сунул тарелку в посудомойку, вымыл руки и направился к двери. Проигнорировав лифт, сбежал с третьего этажа по лестнице. Утро выдалось действительно великолепным. Воздух был теплым и свежим, а горизонт – чистым и ярким. Купер открыл дверцу автомобиля, и тут зазвонил мобильник. Натали. Странно. Его бывшая жена, конечно, обладала массой достоинств – искренностью, проницательностью, была отличной матерью, – однако эпитет «ранняя пташка» в этот список не входил.
– Привет. Не ожидал, что позвонишь в столь ранний час.
– Ник, – начала Натали, и от звука ее голоса утро сразу перестало казаться приветливым и ясным.
Глава 10
От съемной квартиры в комплексе «Джорджтаун» до дома, который Купер некогда делил с Натали, было восемь миль. Восемь миль в это время суток для обычного гражданина означало бы поездку продолжительностью минут в двадцать пять, а если вместо федеральной дороги 395 рвануть по городским улицам напрямую, то и все тридцать.
Купер уложился в двенадцать. Установленный у него в машине передатчик сообщал каждому полицейскому в радиусе мили, что едет фонарщик, и потому Купер не обращал внимания на знаки, ограничивающие скорость, а красный сигнал светофоров всюду воспринимал лишь как рекомендацию. На нужной улице он снизил скорость, поскольку здесь могли откуда угодно выскочить дети.
Его уже встречала Натали. Одета она была для работы: серая юбка до колен и мягкий белый свитер. И хотя щеки были сухими, а макияж не размазан, ее глаза кричали. Купер раскинул руки, и Натали с разбегу уткнулась ему в грудь. В теле ее чувствовалась сырость, как если бы слезы сочились из каждой поры. Дыхание пахло кофе.
Недолго подержав ее в объятиях, Купер отстранился:
– Рассказывай.
– Я уже говорила тебе, что…
– Рассказывай все сначала и по порядку.
– Кейт. Ее собираются тестировать. Ей только четыре, а принудительный тест необязателен до восьми.
– Ш-ш-ш… – Как в прежние времена, Купер провел большим пальцем по ее ладони и нажал посредине. – Все нормально. Расскажи, что случилось.
Натали набрала в грудь воздуха:
– Мне позвонили. Сегодня утром.
– Кто?
– Из Департамента анализа и регулирования. – Она сделала движение, будто откидывая прядь волос. – Твои коллеги.
У Купера внизу живота возник камень. Да не просто камень, а огромная холодная каменюка. Он открыл было рот, но слов не нашлось.
– Извини, насчет коллег я глупость сморозила.
– Да ладно уж. – У Купера немного восстановилось дыхание. – Расскажи…
– Примерно неделю назад в школе что-то произошло… Кейт что-то сделала не так, и учитель доложил в ДАР.
Проявления дарований в маленьких детях обычно невозможно отделить от их весьма и весьма непоследовательного поведения, поэтому обязательный тест дети проходят лишь после достижения восьмилетнего возраста. Однако людям определенных профессий – учителям, священникам, нянечкам – надлежит незамедлительно докладывать в ДАР, если они хотя бы заподозрят, что их подопечные наделены способностями первого уровня.
– Что именно случилось?
– Не знаю. – Натали пожала плечами. – Бюрократ из ДАР не счел нужным объяснять.
– Не счел нужным. А что именно он сказал?
– Спросил, когда, на мой взгляд, лучше протестировать дочь: в ближайший четверг или пятницу. Я сказала, что ей только четыре и что мой бывший муж работает в ДАР, но он принялся, как попугай, долдонить: «Сожалею, мэм, но такова наша политика». Будто он служащий телефонной компании, а я жалуюсь ему на ошибочно выставленный счет.
– Ты говорила с ней об этом?
– Нет. – Натали сделала паузу. – Я… Мы… Мы должны… Ник, у нее дар. Мы оба знаем, что у нее дар. А вдруг у нее первый уровень? – Она отвернулась, и наконец в ее глазах проявились слезы. – Ее заберут. Сошлют в академию.
– Успокойся. – Купер взял бывшую жену за подбородок и повернул ее лицо к себе. – Этому не бывать.
– Но…
– Слушай меня. Этому не бывать. Наша дочь в академию не отправится. – Куперу вспомнилась вдруг надпись на плакате: «Меня лишили сына». – И точка. Мне плевать, какой там у нее уровень. Пусть даже она первая в истории сверходаренная с уровнем ноль и способна манипулировать пространственно-временным континуумом. В академию ее не заберут, и тест на следующей неделе она проходить не будет.
– Па!
Натали и Купер переглянулись. Взгляд этот был старше каждого из них. Таким взглядом испокон веков обменивались отец и мать. Оба повернулись к дому. В проеме распахнутой двери стоял Тодд, а прямо за ним Кейт.
Купер опустился на корточки и развел в стороны руки. Дети бросились к нему – теплые, живые. Позабыв обо всем, он сжал их обоих в объятиях. Сжал крепко, надолго, наслаждаясь их теплом и их запахами. Наконец Натали, коснувшись его руки, промолвила:
– Мы собираемся завтракать. Ты с нами?
– Завтракать? – притворно удивился Купер. – Есть знаменитые мамины яйца бронтозавров?
– Па, – вмешался Тодд, – у мамы нет никаких яиц бронтозавров. На завтрак у нас обычные куриные.
Купер хотел было начать: «А ты видел когда-нибудь яйца бронтозавров? Нет? Тогда как…» – но вовремя осознал, что достойно отыграть эту роль у него сейчас не получится.
– Ну ладно, сегодня я согласен и на обычные куриные яйца. А вы?
– И я согласен!
– Отлично. – Купер послал Натали взгляд, который не понял бы никто, кроме нее. – Помоги маме на кухне, а я скоро буду.
Натали взяла сына за руку:
– Пошли, знаток динозавров, готовить завтрак.
Купер повернулся к Кейт:
– Тебе тоже не по нраву яйца бронтозавров?
Кейт покачала головой:
– Папа, почему мама меня боится?
– Что? Что, солнышко?
– Она смотрит на меня и боится.
Купер не отрывал от дочери встревоженных глаз. Ее брат был беспокойным младенцем, и много-много ночей Купер провел без сна, качая его и убаюкивая. Частенько сын пребывал в состоянии, когда непонятно, заснул он или нет, и Купер тогда, не смея пошевелиться, играл сам с собой. Он глядел на густые темные волосы сына (сейчас превратившиеся в песочно-коричневые), на его лоб и губы и видел в этих чертах лицо Натали. А уши Тодда были один в один ушами деда, но как ни силился Купер найти себя в чертах своего сына, у него ничего не получалось. Приятели говорили, что поначалу и у них возникали аналогичные проблемы, но затем, стоило вглядеться внимательнее, видели в своих детях себя, но Куперу, как он ни силился, это удалось лишь после того, как сын стал много старше и на лице его появилось выражение, сродни выражению лица самого Купера.
С дочерью все было иначе. Себя в ней он разглядел в тот самый день, когда впервые увидел. И дело было не в чертах лица, руках, ушах или… Кейт взирала на мир абсолютно так же, как и он.
– Почему ты думаешь, что мама испугана, солнышко?
– У нее глаза большущие. И кожа светлей, чем просто белая. Будто плачет, но она не плачет.
Купер…
«Расширенные зрачки.
Кровь устремляется от кожи к мышцам, способствуя их усилиям скрыть эмоции.
Прямые ответы организма на страх или беспокойство. Столь явные признаки читаются на лице человека, словно следы огромных лап на песке».
…обнял дочку за плечи.
– Даже и не думай, что мама тебя боится! Мама любит тебя больше всех на свете, и я тебя всей душой люблю.
– Но я видела ее такой.
– Нет, солнышко, она тебя не боится. Но ты права, ей не по себе. Только не из-за тебя и не из-за того, что ты что-то не так сделала.
Закусив правый уголок нижней губы, Кейт уставилась на отца. Ее мучило несоответствие между тем, что он сказал, и тем, что она видела. Похожие чувства одолевали Купера на протяжении всего его отрочества.
Сидевший на корточках Купер опустился еще ниже и сел прямо на землю, скрестив перед собой ноги. Теперь лицо его оказалось ниже лица дочери.
– Ты становишься большой девочкой, и я тебе скажу сейчас то, что пока ты, возможно, поймешь лишь отчасти. Но постарайся все же понять. Договорились? – Кейт торжественно кивнула, и Купер продолжил: – Понимаешь, все люди разные. Одни высокие, а другие ростом не вышли; у некоторых волосы темные – у иных светлые. И любая из этих особенностей не является плохой или хорошей. Кроме того, есть люди, умеющие делать очень хорошо то, что другим не под силу. Есть такие, кто замечательно чувствует музыку, или складывает в уме огромные числа, или видит, если кто-то рядом печален, или зол, или испуган, даже если тот не говорит об этом. Почти каждый способен на такое, но только чуть-чуть, совсем немножко. Но лишь некоторые делают это очень, очень хорошо. Например, я. И похоже, и ты.
– Так это хорошо?
– Это и не хорошо, и не плохо. Эта способность – лишь часть нас.
– Но не часть других людей.
– Некоторых из них. Но лишь немногих.
– Так я… – Кейт пососала нижнюю губу. – Я урод?
– Что? Нет. Конечно же нет. Где ты услышала такое?
– Билли Паркер сказал, что Джефф Стоун – сдвинутый, и все смеялись, а потом с ним никто не хотел играть.
– Билли Паркер говорит как недоумок. И не употребляй то слово, что он говорил.
– Но я не хочу быть изгоем.
– Солнышко, ты не изгой. Ты само совершенство. – Купер погладил дочь по щеке. – Послушай. Можно иметь рыжие волосы или быть умной. Это лишь часть тебя, и из этого вовсе не следует, кто ты. Ты всегда есть ты.
– Но почему мама испугана?
«От нее не отвертишься. Умная девочка».
Когда Натали была беременна, они часто и подолгу обсуждали, что и когда говорить детям. Когда сказать, что Санта-Клаус не настоящий, а лишь персонаж для игры; как ответить на детские вопросы о мертвой золотой рыбке, о Боге и об употреблении наркотиков. Они точно вычислили, как поступать, чтобы не врать ребенку и не смущать, давая слишком рано информацию об окружающем мире.
Забавно, но им и в голову не приходило, что их ребенок сможет читать их насквозь.
А его дочь с легкостью видела и верно интерпретировала мельчайшие сокращения мышц его глазного яблока.
«Она точно первого уровня».
– Есть люди, – медленно, тщательно подбирая слова и сохраняя непроницаемое выражение лица, проговорил Купер, – которые хотят знать о людях, подобных нам. О людях, которые могут делать то, что можешь ты, и то, что могу я.
– Почему?
– Это сложный вопрос, моя радость. Тебе лишь надо знать, что мама не боится тебя. Она лишь… удивлена. Один из таких людей позвонил ей сегодня утром и очень сильно ее удивил.
– Эти люди недоумки? – немного подумав, спросила Кейт.
Купер вспомнил о Роджере Диксоне:
– Некоторые. А большинство – вполне приличные люди.
– А те, что звонили маме, недоумки?
Купер кивнул.
– И ты им накостыляешь?
Купер рассмеялся:
– Если только без этого никак не обойтись. – Он поднялся и прижал дочь к бедру. Она была уже слишком большой для этого, но его желанию сейчас не воспротивилась. – Не беспокойся ни о чем. Мы с мамой все уладим. Никто…
«Если тест покажет, что она первого уровня, ее отправят в академию.
Ей там дадут новое имя. Имплантируют в тело микрофоны.
Заставят постоянно бояться и никому не верить.
И ты ее никогда не увидишь».
– …не причинит тебе вреда. Все будет хорошо. Обещаю. – Купер вгляделся в ее глаза. – Ты мне веришь?
Пожевывая нижнюю губу, Кейт кивнула.
– Ну вот и отлично. А теперь пошли есть яйца.
Купер направился к двери.
– Папа.
– Да?
– Ты испуган.
– Разве я выгляжу испуганным?
Кейт покачала головой, затем кивнула и еще сильней закусила губу. Наконец сказала:
– Не знаю.
– Да не испуган я, солнышко, не испуган. Обещаю, все будет хорошо.
«Страха нет.
Ни капельки.
Лишь безудержная ярость».
Макс Вивет пытается оскорбить тебя
Анонс нового сезона еженедельной развлекательной программы, впервые появившейся в эфире 12 марта 2013 г.
Лос-Анджелес. Называйте его самым оригинальным, непревзойденным конферансье, который всегда держит руку на пульсе событий, или, если вам угодно, самым безобразным телеведущим со времен Чака Бэрриса, но, видит Бог, ни у кого язык не повернется назвать Макса Вивета политкорректным.
– Социальное сознание скучно, друг мой, – заявляет Вивет, попивая тройной эспрессо в кафе «Аз». – К черту политкорректность. Моя задача – развлекать.
Если рейтинг хотя бы что-нибудь да значит, его последнее телешоу «Нормальные против анормальных» – именно то, что нужно Америке. Это настоящее шоу, в котором одаренные индивидуумы противостоят командам нормальных. Битвы бывают как интеллектуальными, так и вполне реальными, включая даже рукопашные схватки. Эти еженедельные шоу настолько зрелищны и увлекательны, что число зрителей, смотрящих их в прямом эфире, превышает сорок пять миллионов.
Критики же тем не менее уверены, что эти шоу углубляют социальную напряженность и, даже хуже того, призывают к оголтелому расизму.
– В Риме зрители с воодушевлением наблюдали, как рабы сражаются со львами. Так что испокон веков развлечения – кровавый спорт, детка, – отвечает критикам Вивет. – Кроме того, с чего это мне быть расистом? Мы ведь все одной расы, черт нас возьми!
Вот типичный комментарий этого сверхэкстравагантного телеведущего, независимо от того, отвечает ли он на вопросы своих почитателей или на выпады придурковатых дегенератов-критиков. И Вивет не чурается острых дискуссий.
В самом нашумевшем эпизоде этого сезона трем мозганам была поставлена задача проникнуть в библиотеку конгресса и установить там взрывчатку. Все трое преуспели. И хоть бомбы и были шутовскими, зато охрана была настоящей, и она оказалась не в состоянии предотвратить вторжение телевизионных террористов в библиотеку.
Особой остроты зрелищу придает тот факт, что наши доморощенные террористы являются вполне реальной угрозой, и оттого ни Федеральная комиссия по связям, ни тем паче Федеральное агентство расследований не усматривают в нашем шоу для себя забаву. Первая из организаций уже выставила нашей телекомпании штраф на кругленькую сумму, вторая же активно занимается расследованием, тщась привлечь участников шоу к уголовной ответственности.
– Считаю, что моя программа стоит на страже конституционных прав граждан, – заявил в связи с этим Вивет. – Я лишь указываю на слабые места в государственной системе. Но тем, кто совершает на меня нападки, сообщаю: у меня на руках сорок два процента акций этого канала и мои интересы охотно защитят все адвокаты мира.
