Текст книги "Семь походов по Восточному Саяну"

Автор книги: Марк Пуссе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Семь походов по Восточному Саяну

От редакции

В книге, как это видно из ее названия, семь очерков, или точнее описание семи путешествий, совершенных автором в Восточные Саяны в течение семи лет, начиная с 1959 года.

Хотя в книге описываются события десятилетней давности, тем не менее она и сейчас читается с интересом.

Тайга, горы, бурные реки, неповторимые пейзажи, охота, рыбалка – кого все это оставит равнодушным? А люди, которые живут в этих местах? Охотники, рыбаки, механизаторы, геологи, пилоты – вот чьим трудом преображается этот край. С некоторыми из них читатель познакомится и увидит, что они трудолюбивы, мужественны, гостеприимны.

Но к запискам М. Пуссе необходимо сделать такое замечание. В последние годы, с целью охраны природы, охотничье законодательство резко изменилось. Если в первой половине 60-х годов в большинстве районов страны, в том числе и в Саянах, бурый медведь причислялся к вредным хищникам, подлежащим отстрелу круглый год, то теперь современные правила охоты требуют к хищникам более разумного и бережного отношения.

Изменились и правила спортивного туризма. Они требуют, чтобы в походах повышенной сложности, таких как, например, в Саяны, группы туристов состояли не менее, чем из шести подготовленных человек.

Все эти обстоятельства нужно иметь в виду при чтении этой книги.

БУРНЫЙ КАЗЫР

Мысль побывать в Саянах, огромном горнотаежном массиве, расположенном на юге Сибири между Алтаем и озером Байкал, зародилась у меня впервые в 1958 году, когда я прочитал книгу Г. А. Федосеева «Мы идем по Восточному Саяну».

Судьба людей из экспедиции, приключения, которые они пережили, обилие встреч с хищниками, все это заинтересовало меня и навлекло на мысль об организации очередного летнего путешествия в этот интересный край.

Для первого похода избрали Казыр. Это самая мощная из восточносаянских рек, пересекающая горы на большом протяжении. Смущало только одно: можно ли по этой реке плыть? Федосеев, посетивший ее верховья, в своей книге писал:

«…Казыр, страшно смотреть как скачет он по крутым валунам, сжимаясь в узких берегах и низвергая все, что попытается помериться с ним силой. Удивительно, как ни надоест ему сокрушительный бег, рев и вечная злоба…».

Желание побывать в этом необжитом углу страны, жажда охотничьих приключений давили сомнения. Решено!

Первым человеком, который увлекся этой идеей, был мой товарищ и сослуживец Вениамин Глебов. Возможность совершить интересный поход «в духе Джека Лондона» по краю, в котором на сотни километров нет людей, – разве это не достаточно увлекательная перспектива? Друг даже дал шутливую подписку:

«…Обязуюсь участвовать в 1959 году в походе по Саянам. Решение мое окончательное и обжалованию не подлежит. Дано в трезвом виде, здравом уме и памяти…»

Началась предпоходная переписка и подготовка…

В сентябре пришел ответ из Верхней Гутары. Сельсовет сообщал:

«Ежегодно к нам приезжают туристы для изучения нашей местности. Сообщение с нами только самолетами, которые летают из Нижнеудинска. По нашим рекам плавают, в большинстве, на плотах, с мая по октябрь. Некоторые туристы привозили с собой резиновые лодки, но, по-видимому, ими не пользовались. Проводника и оленей сможете нанять в нашем колхозе… Приезжайте и посмотрите наши Саяны. В 1959 году ждем всех вас в Верхней Гутаре…».

Удивительное совпадение произошло в первых числах марта.

Во время одного довольно скучного собрания из задних рядов мне передали газету «Комсомольская правда» за 1 марта 1959 года. В ней была помещена документальная повесть Владимира Чивилихина «Серебряные рельсы».

Оказывается, еще в 1942 году, точно по маршруту, который запланировали мы, двигалась экспедиция изыскателей, определявшая возможность строительства железной дороги Абакан – Нижнеудинск. Члены экспедиции Александр Кошурников, Алексей Журавлев, Константин Стофато погибли…

16 мая 1959 года мы выехали из Архангельска, имея 140 кг груза.

В составе нашего маленького отряда три человека. Самому младшему из нас, Володе Дворкину, – высокому, крепко сложенному парню, – 24 года, старшему, то есть мне, – 31 год.

Из Нижнеудинска вылетели утром. При перелете через горы наш «АН-2» около часа сильно болтало, и вот, наконец, мы увидели небольшой поселок на берегу реки. Это последний населенный пункт на нашем пути. Его коренные жители – тофалары, или тофы – малочисленная народность, живущая в Саянских горах.

Самолет ложится в глубокий вираж. Под крылом наклонившаяся земля, все увеличивающиеся квадраты строений, а в стороне – правильный прямоугольник, как мы узнали впоследствии, – питомник серебристых лисиц.

Наконец колеса плавно коснулись поверхности зеленого луга. Мы на месте. Сегодня 23 мая.

Самолет подрулил к небольшой избушке, возле которой стояло четверо мужчин. Тут же телега с лошадью.

«Туристов к нам прилетает много», – говорит светловолосый парень, назвавшийся Геннадием.

До поселка менее километра, и пока движемся к нему, с любопытством рассматриваем окружающий нас ландшафт. Кругом высокие горы, и поселок как бы во впадине.

Председатель колхоза «Красный тофалар» Александр Иванович Щекин отнесся к нам весьма доброжелательно и пообещал организовать выезд завтра же. Наняли 7 оленей на 13 дней пути, по цене 15 рублей за один олене-день. Тут же познакомились с проводником – тофом, Григорием Ивановичем Тутаевым. «До Ванькиной избушки, – это в верховьях Казыра, затратим шесть суток», – отвечает он на наши расспросы. «Самое главное – перебраться через перевал. До того как он станет свободным для прохода – еще суток двадцать. Рано вы приехали».

В правление колхоза заходит все больше и больше колхозников. Все они говорят о наших планах как-то неопределенно, и наконец становится понятно, чего не договаривают люди. Почти никто, или точнее сказать, никто не верит, что можно на резиновой шлюпке плыть по Казыру, да еще в половодье. Было много попыток плавания по реке, и все они кончались печально. «Кинооператоры плыли – один утонул, – говорит Тутаев, – и туристы до Ванькиной избушки не доплыли, налетели на завал, одного утопили, правда его откачать удалось, а все снаряжение погибло. А ведь тогда была малая вода…»

Весь остаток дня трудились не покладая рук. Для транспортировки на оленях нужна тара мягкая, и мешки хорошо удовлетворяют этому требованию. Нужно только, чтобы их общий вес не превышал 30 кг. Два мешка, перекинутые через деревянное седло и перехваченные под брюхом оленя длинным ремнем, удобны для перевозки.

Продуктов мы закупили на сорок суток. Ограничивать себя из-за веса не приходилось: до верховьев Казыра все повезут олени, а там – на лодке. Сухарей в магазине не оказалось, и мы были довольны, что привезли их с собой.

24 мая, в воскресенье, начали поход.

Солнце стояло уже высоко, когда отправились в путь. До вечера намечено пройти километров шестнадцать. Дремлющие в вековом покое горы, напоенный ароматом цветов воздух, залитая ослепительным солнцем речная долина нас сразу очаровали. Все смеялись, шутили, были в приподнятом настроении. Горная тропа, поднимавшаяся вдоль берега Гутары, очень удобна, и за какие-нибудь четыре часа мы подошли к берегу реки в том месте, где в Гутару впадает ее правобережный приток Иден. Здесь переходить на противоположный берег. Переправа оказалась непростой, так как вода уже начала подниматься. Тутаев сел на головного быка, показал нам направление брода и ввел оленей в воду. Вся связка зацокала копытами по каменистому перекату.

Мы переходили с шестами, и порядком вымокли. Вениамина же чуть не снесло. На остановке у подножия горы, где мы сушились у тофаларского шалаша, Григорий Иванович предложил изменить маршрут по Казыру с таким расчетом, чтобы не пришлось переходить и его правобережный приток Прямой Казыр. «Вода сильно прибывает. Опасно. Надо перейти Казыр в верховье и двигаться его левым берегом…» Предложение, конечно, было принято безоговорочно. Навязывать отлично знающему этот район человеку свое мнение было просто неумно.

Часов в семь вечера Григорий, рассматривая в бинокль уходящий ввысь склон горы, сказал: «Зверь пасется». В Сибири зверем называют марала, лося, северного оленя. Мы стали поочередно смотреть в бинокль. «Утром зверь кормится внизу у леса, – пояснил Григорий, – а вечером вверху».

Понемногу темнеет. Расплываются неясные уже силуэты пасущихся у подножия горы оленей.

«Спать будем? – спрашивает проводник. Кто желает, берите потники, – он кивает в сторону груды шкур. – На одну ложитесь, другой покройтесь!» Разбираем их и, конечно, не по две, а гораздо больше. Однако сразу нам лечь не удалось. Потянул ветерок, порывы валили пламя костра. Палатку ставить надо. Растаскиваем по земле довольно большое полотнище. Затем набрасываем его с наветренной стороны на постоянно стоящий здесь остов шалаша. Удобно! От ветра и дождя защищает и костер можно жечь внутри.

«Слушай, Гриша, – интересуюсь я, – много ли еще людей твоего народа живет в Саянах и где?.. Или все тофалары в Верхней Гутаре?» «Нет, не только у нас. В Саянах нас наберется человек шестьсот. Вот, например, в Алыгджере, Нижней Гутаре живут… Раньше тофы и в других районах гор кочевали. Гибло много от обвалов, болезней. Однажды нашли стоянку, одни скелеты… А почему умерли люди – никто не знает. Теперь все в колхозах. Вместо чумов – избы. Дети в школах учатся. Образованных стало много. Среди тофов даже летчик есть. А у меня, – Григорий засмеялся, – только четыре класса. Зачем мне больше! Охотой промышлять больше не надо! И без образования меня выдвинули от колхоза на сельскохозяйственную выставку в Москву». Мы и раньше слышали, что он является лучшим охотником колхоза. Больше всех добывает медведя и соболя.

«Гриша, – спрашивает Володя, – а сколько у тебя на счету медведей?»

«Не то пятьдесят, не то шестьдесят. Раньше считал, а теперь со счета сбился». «А в армии ты был?» «Был…»

Понемногу засыпаем. За костром ухаживать никому не хочется. Под шкурами и так терпимо.

На следующее утро Григорий повел нас вверх по Идену. Идем то левым, то правым берегом. Подъем отнимает много сил, с непривычки мучает одышка, пот. Местами берега Идена покрыты довольно толстыми ледяными полями. На них дается отдых оленям.

Часам к пяти вечера прошли 18 километров и остановились на ночевку в трех километрах от перевала. Завтра будем его штурмовать.

Развьючив оленей, Григорий пропускает привязанный к узде ремешок между ног животного и, подтянув им голову, привязывает его выше коленного сгиба к задней ноге оленя. Такой вид спутывания дает возможность пастись, но отбивает желание куда-то убежать. Пытаюсь угостить ближайшего оленя, у него большие грустные глаза, хлебом. Это вызывает смех. «Это не лошадь, он хлеб есть не будет, ему мох подавай». Зато соль животные лизали с явным удовольствием.

Пока Глебов и Дворкин возятся с костром, я занялся ужином. Зачерпнув в Идене пару бачков воды, повесил их на таганок. Заправленный рисом суп, булка с маслом, кофе со сгущенкой вызвали оживление на наших усталых лицах. Блаженствует и собака, ей тоже перепадает.

После ужина Григорий встал и, закинув карабин за спину, заявил, что идет посмотреть, как выглядит тропа, ведущая на перевал. За ним убегает и пес.

Нас беспокоит завтрашний день. Удастся ли форсировать перевал? От этого зависит судьба нашего маршрута. Отпускное время не позволяет высиживать здесь и ожидать, когда просядет снег.

Возвратившийся через часок Григорий заявил: «Видел медведя, раскапывающего нору бурундука. Выстрелить не успел – он удрал. Был у меня пес хороший, в одиночку медведя держал. А этот только бурундука и белку гоняет.

А побежал медведь туда, – Григорий указал рукой куда-то за Иден, – на перевал не пошел, снег глубокий, не пройти ему». Последние слова меня настораживают. Это что, намек? «Вот гостинец от мишки вам», – продолжает Григорий и высыпает на разложенную на земле куртку две больших пригоршни кедровых орехов.

Собака тянется носом к нам, но после сердитого окрика проводника, поджав хвост, отходит в сторону. По ее глазам чувствуется, что хозяина она боится и знает, что он ее не любит.

«Зад опалила в костре, – ворчит Тутаев, – отрастет шерсть, пристрелю, – рукавицы сделаю». Мы с сожалением и сочувствием смотрим на пса. Действительно «собачья жизнь»…

Неопределенные высказывания Григория о возможности перехода через перевал все больше тревожат нас. Обычно он открывается примерно к 15 июня, а сегодня 25 мая. А вдруг проводник не захочет мучиться и скажет, что его не перейти, и нужно ждать? «Уж очень рано вы приехали, – ворчит он. – Еще никогда в это время не приходилось ходить сюда!»

Следующие сутки прошли в тяжелом труде. Мы посменно протаптываем траншею, по которой идут олени. Местами утопаем в снегу настолько, что приходится ползти. Григорий Иванович выбирает по возможности южные склоны горы, где меньше снега и кое-где видна уже покрытая буреломом земля.

К восьми вечера удалось пройти всего несколько километров. Обойдя с левой стороны небольшое замерзшее озерко, вышли на Иденский перевал. Несмотря на сильную усталость и предстоящую несладкую ночевку в «трубе», где ветры гуляют и очень мало дров для костра, мы довольны и оживленно обмениваемся мнениями о перспективах завтрашнего спуска.

Где-то вдалеке грохочет обвал. В этот вечер мы слышали их многократно. Видели и лавину. Зрелище довольно внушительное.

Уже к темноте туман полез к вершинам. Он густел, клубился. Сырость окутывала нас. Костер горел неохотно, и мы по очереди его раздували.

Берега Малой Кишты, вдоль которой сегодня движется наш караван, тоже в глубоком снегу, но под уклон идти конечно уже легче.

Привал сделали километрах в трех от правобережного притока Кишты – тут нас сразу же осадили тревожно стрекочущие кедровки. «Вредная птица», – злится Тутаев. – Охотиться мешает…»

На склонах гор много следов кабарги. Проводник рассказывает, что весной самка хорошо идет на зов кабаржонка. На крики теленка идет и мишка. Охота на кабаргу запрещена, а вот насчет медведя это, конечно, интересно, и я около часа перенимаю тофаларскую науку. Сделал из подсушенной на костре бересты четыре манка, дую в них так, что в глазах темно становится, но кроме змеиного шипения ничего из своего изделия извлечь не могу. Но вот из пятого, наконец, полились жалобные крики…

На следующий день, когда продолжали спуск вдоль Кишты, Григорий познакомил нас с черемшой. Всем понравился ее своеобразный вкус. У нас на Севере она не растет.

Когда до Казыра осталось километра четыре, наш караван остановился у затески на дереве.

15.X.42 Нач. экспедиции Абакан – Нижнеудинск. Трое уплыли по Казыру в гор. Минусинск, а пятеро поехали в Нижнеудинск.

13.X.42. Здесь прошла экспедиция под названием «Сибиртранспроект».

Ниже шел такой список.

Начальник экспедиции (подпись) КОШУРНИКОВ

Главный инженер СТОФАТО

Ст. инженер неразборчиво

                         ФЕДОТОВ

                         РУДАКОВ

                         КОВАЛЕВ

Проводник         ХАЛИМОЕВ М. И.

Оленевод           САГАНОВ В. И.

Эта запись на затеске очевидно сделана специальным карандашом, так как за семнадцать лет ее не смыли дожди и не стерло время.

На левый берег Кишты перешли по настилу из бревен и, пройдя еще метров пятьдесят, вышли на берег Казыра. За сегодняшний день, несмотря на лесные завалы, крутые спуски и подъемы, удалось пройти что-то около шестнадцати километров. Этому способствовало и почти полное отсутствие снега на тропе.

Казыр в этом месте не широк, метров двадцать. Но переливающийся через валуны поток, нагромождения наносника, с шумом бьющая в противоположный берег струя сразу показали – вечерняя переправа немыслима. Казыр в переводе на русский – сердитый, злобный, и удастся ли нам с ним оправиться – покажет время. Решили подождать до утра, когда уровень воды в реке спадет. Пока товарищи устраивали лагерь, я начал готовить к походу нашу надувную лодку ЛАС-4.

На следующее утро мы повели переправу. Григорий сел верхом и увел оленей на противоположный берег, оставленное же на берегу снаряжение начали переправлять на лодке.

Для этого мы с Дворкиным перебрались на каменистый островок на середине реки и, поймав брошенную Глебовым веревку, перетянули груженую шлюпку к себе. После разгрузки Глебов за другой конец перетянул лодку к себе. Потом перебросили веревку проводнику и все повторили сначала.

«Очень хорошо, что не пошли правым берегом. Через Прямой Казыр в такую воду уже не перейти», – говорит Григорий. Подсушились у костра, напились чаю и двинулись левым берегом. Шли по заросшей малозаметной тропке, сопровождаемые грохотом Казыра. «Тухлая вода скоро», – говорит проводник. «Наши раньше здесь лечились». Вскоре олени остановились около истоптанной каменистой россыпи, напоминающей дно пересохшего озерца. Стали осматривать сероводородный источник. «Снимай, снимай», – закричал вдруг Григорий. Но сфотографировать убегающую самку марала я не успел. За маралухой почему-то пустились в бег и наши олени, и проводник их не без труда остановил. «Как крепко затаились. Если бы не Узнай, прошли бы мимо». Но больше всех раздосадован я. ФЭД держался на «товсь». И вот кадр упущен.

Ночевали у каньона, в котором бесился Казыр. Григорий этой стоянкой недоволен – нет корма оленям. Я спустился к воде. Жуткое место: поток разъяренно бил в каменную стену и, отскочив, устремлялся куда-то вниз. «Вот вольются притоки Прямой и Левый, Казыр станет полноводнее и спокойнее», – утешает Григорий.

За седьмой день похода удалось пройти только тринадцать километров. Остановились в кишащем рябчиками леске, это уже в паре километров от Левого Казыра.

К вечеру опять занепогодило. Всю ночь и утро лил дождь, в реке сильно поднялась вода. Через Левый Казыр теперь уже не переправиться, и поневоле мы сделали выходной. Сегодня Григорий много рассказывал о верховьях Левого Казыра. Там, на перевале, его любимые угодья, есть охотничья изба. Не раз он отражал на перевале в Уду нашествия волков, выкладывая на их пути отравленные приманки. «Большая беда, если волки с Уды прорвутся к нам. Много оленей погубят». Он поминал и какую-то пещеру с луками и стрелами, которая осталась в том райском уголке от его предков.

Переправа через Левый Казыр была тоже непростой. Оленей переводили налегке, снаряжение переправили на шлюпке. Напряжение дня привело к тому, что Володя чуть не поссорился с проводником. Смешно было бы после стольких дней трудного пути расстаться недовольными друг другом.

За девятый день прошли всего три километра и в конце концов уперлись в скалу. Дальше пути не было. «Отсюда уже можно плыть к Ванькиной избушке. Опасный залом в верховьях Казыра мы уже обошли», – пояснил проводник. Григорий подарил нам три стареньких потника. «На земле спать сейчас холодно». Потом стали прощаться. Вынули флягу, пригубили на счастье… Наиболее сердечно проводник прощался с Дворкиным, чему я в душе не мог не подивиться – ведь вчера они сильно поссорились. Мне же заявил: «Если вам взбредет в такое время года снова сюда приехать, больше не пойду!». На том и расстались. Последней его фразой было: «Осторожней у Прорвы».

А денек сегодня опять на славу. Казалось, никогда еще не светило так ярко солнце, никогда так не бодрила пропитанная запахом кедра горная весна. Нас несло рукавом между островами. Течение здесь умеренное, километров десять в час, и мы размечтались: «Вот так бы всегда». Минут через пятнадцать скорость начала увеличиваться, и вдруг Глебов закричал: «Избушка, избушка!».

Мы налегли на все три весла, и через несколько минут зацепились за прибрежные кусты прямо против Ванькиной избушки – прибежище верх-гутаринцев, забирающихся сюда поздней осенью на промысел соболя. Сразу же приступили к пересортировке снаряжения.

Приняли меры предосторожности. В три пустых рюкзака уложили резиновые мешочки с аварийным запасом продовольствия, боезапас, документы. Для увеличения плавучести, устойчивости шлюпки, и предохранения ее от ударов о камни собрали из заранее сшитой сатиновой «трубы» и надутых волейбольных камер предохранительный пояс. Его привязали к уключинам и на носу. Одно ружье и спиннинг привязали также к уключине. Так мы готовились к плаванию по весеннему Казыру.

Первый день сплава мы провели без особых приключений. Вода в реке уже поднялась и многие опасные перекаты и камни преодолели «поверху». На отдельных бурных участках нас несколько раз сильно захлестнуло, но приятно греющее солнце скомпенсировало эту мелкую неприятность. «Изба!..»

Пока друзья сушились у костра, я быстро сходил вверх по бурному правобережному притоку – он впадает в Казыр ниже избы. Что это за приток? Как все-таки плохо без карты!

На следующий день плыть стало труднее и рискованнее. Крутые повороты чередовались с бурливыми шиверами. Местами река буквально кипела. На берегах много причудливо ощетинившегося наносника. Мы не отдыхали ни мгновения. Чтобы избежать многочисленных опасностей, гребли непрерывно. За крутым поворотом, на сыром мысу, видели лосиху с двумя нескладными лосятами. На стремительно пронесшуюся лодку звери не обратили никакого внимания.

К концу третьего часа плавания нас стало так захлестывать, что волей-неволей решили остановиться на сушку. Но и это не просто! Так несет, что, схватившись за куст, рискуешь быть выброшенным из лодки. Приходится тормозить постепенно. Схватишь – отпустишь. И так несколько раз.

Бугор, на который мы сегодня вышли, очень крут. Хозяйничать здесь неудобно. Резиновый куль порвался и добрую треть намокших продуктов вываливаем на землю. Та же судьба и у подаренных нашим проводником оленьих шкур. Они намокли, стали пудовыми и просушить их до начала плавания нет никакой возможности. До самой темноты над рекой мотаются гуси.

Наступило четвертое июня. От берега оттолкнулись в полдевятого. Через двадцать минут на крутом правом берегу показалась еще одна охотничья изба. Ниже ее в Казыр впадал бурный приток. Попытки пристать к берегу, и обследовать избу оказались безуспешными. Река совсем взбесилась…

В одном месте повезло. Заворот течения поджал нас к берегу. Решили посмотреть, что за поворотом, и увидели два огромных камня посреди реки. О них с грохотом разбивалась струя. Еще немного, и нам бы довелось испытать судьбу. Перетащили лодку берегом. За каким-то из бесчисленных поворотов нас прибило к сырому острову, и посадило на отмель. За весла браться не торопились, заметили уже, что заворот течения нас скоро потянет дальше.

Неожиданно метрах в десяти слева, в чаще, я почувствовал медленное шевеление. Медведь, медведь!!! Рука потащила из шлюпки двустволку. Мишка медленно двигался к берегу и через мгновение вышел на открытое место. Выстрел эхом ушел в горы. Медведь осел задом и, подняв правую лапу, круто повернулся к нам. В этот момент поток подхватил лодку и быстро понес ее от острова. Греби!» – отчаянно закричал я. Изо всех сил налегли мы на весла. Прыгаю прямо в воду. Привязав лодку, бежим вдоль берега, потом через ручеек. В чаще не можем найти нужное место. Изготовившись к выстрелу, продвигаюсь вперед. Вот он! Задом к нам лежит небольшой мишка. Много ли нужно для счастья городского охотника? В другое время я, наверное, заплясал бы, но очевидно сказывается усталость. После фотографирования занялись разделкой туши. Все сходятся на том, что по случаю такой удачи необходимо сделать генеральный привал. Надо только сменить место, на сыром острове с приятностью не отдохнешь. Бурный поток снова подхватил лодку, и уже через минуту остров остался за поворотом.

Как хорошо все идет! И плавание, и охота. И какая погода стоит! Глаз не открыть – такое солнце. Когда впереди снова послышался шум, не без труда зацепились за берег, и Володя Дворкин пошел посмотреть – можно ли плыть дальше. Через несколько минут он возвратился. «Ничего особенного!» Оттолкнулись и, сильно загребая на середину струи, понеслись к повороту. Шум становится сильнее. Такого мы еще ни разу не слышали! Шум перешел в грохот, и когда все усиливающееся течение поволокло нас в сужающуюся трубу, мы, наконец, увидели всю панораму порога.

Правый берег был завален наносником. Идущий под уклон, сжатый сошедшимися берегами поток с ревом мчался среди подводных камней. Их присутствие под водой угадывалось по стоячим волнам и беспорядочной их толчее.

Почувствовав, что лодку быстро разворачивает, я закричал: «Носом вправо!». Мы сделали несколько отчаянных гребков, и тут несущаяся со скоростью автомашины шлюпка влетела в толчею волн. Миг – и описав в воздухе сальто, лодка перевернулась. Я успел схватиться за расположенный в носу металлический клапан и повис под днищем низвергавшейся куда-то лодки. Холодная и отчего-то спокойная мысль: «Конец, сейчас ударит о камни», – мелькнула в голове. Не хватало воздуха. Изо всех сил загребая свободной рукой, я старался не оторваться от лодки, как вдруг почувствовал ногами дно. Течение прижало нас к берегу. Высунув голову из-под днища, я потянул лодку на мель и вдруг заметил, что сбоку за спасательный леер держится только Дворкин. «Где Венька?» – крикнул ему я. «Здесь…» Оказывается, Глебов держался за леер с противоположной стороны лодки.

Бредем на берег. Мешает бурелом, ноги скользят. Отойдя от воды на метр-другой, повалились на раскаленную солнцем гальку.

Осмотрелись. Шлюпка цела, но совершенно пуста. Снаряжение – мы раньше его привязывали – именно в этот момент оказалось не пристегнутым. Утонуло все, в том числе и оружие. На мне и Вениамине Глебове остались аварийные рюкзаки, в которых в резиновых мешках был небольшой запас самого необходимого. Долго бродили мы вдоль берега в надежде найти что-нибудь из выброшенных рекой вещей, но тщетно. Из оружия сохранились два длинных ножа. В двух резиновых мешочках, извлеченных из рюкзаков, оказалось килограмма два сухарей, четыре двухсотграммовых пшенных концентрата, десять коробков спичек и теперь уже бесполезные боезапас и пленки.

От Ванькиной избушки, по нашим подсчетам, мы проплыли километров сто. Кругом – непроходимая тайга и горы. Сколько километров еще плыть до людных мест – неизвестно. Нет подробной карты. Пятнадцать походов по Архангельской области прошли у меня благополучно, и вот первая осечка. И вспомнилась невольно чивилихинская фраза: «Эх, Казыр, Казыр – злая, непутевая река…» Молча сидели на берегу и думали, думали… Мучали сомнения. Куда идти? Плыть дальше, в расчете проскочить на «ура»? Для этого нужны продукты. Днем вода начнет падать, камни вылезут наружу, а течение весеннее, бешеное. Придется часто обходить препятствия, надувать и стравливать шлюпку. На это затратишь много дней. А если прокол? Чинить-то нечем. Еще труднее отказаться от задуманного плана, когда преодолено столько трудностей.

Снова ходим вдоль берега – не выброшено ли чего-нибудь? Но кроме куртки, зацепившейся за наносник, ничего не обнаружили. В конце концов решили возвращаться в Верхнюю Гутару. «Если бы найти замокшие сухари – хватит дотянуть до людей!»

Занялись шлюпкой. Для облегчения ее вырезали дно, а все остальное и насос забрали с собой.

Рано утром 5 июня началось наше возвращение. Идем скоро и энергично. Уже к вечеру дошли до бурного притока, который, как оказалось, совершенно невозможно перейти.

За весь этот день ели один раз. Все меню состояло из двух столовых ложек сухарной крошки на человека, сваренных в алюминиевых кружках. Туда же было брошено по щепотке соли и несколько листочков черемши, придававших нашему вареву привкус щей.

Следующие сутки начались с бесплодных поисков переправы через преградившую путь реку.

В одном месте, где посредине реки был островок, мы пытались навести переправу. Но безуспешно. Деревья сразу же уносил бурный поток. Ничего не оставалось, как решиться переплыть на другую сторону Казыра на остатках нашей лодки.

Часа два затратили на надувание булей, привязывание шлюпочным леером сверху их толстых жердей. Вырубили и небольшие весла. Сидя верхом на баллонах и упираясь ногами в деревянную решетку из жердей, отдаемся на волю течения, бьющего здесь в противоположный берег.

Струя нас обманула, протащила мимо берега. Мы уже потеряли надежду пристать, когда неожиданное завихрение воды снова принесло нас к берегу. Снова идем, вокруг нас вспархивают рябчики. Уже в сумерках сделали привал.

Назавтра, двигаясь левым берегом Казыра, мы достигли места, где по утверждению Дворкина была наша стоянка, на которой мы выбросили замокшие сухари, шкуры-потники и т. д. Но все это было на противоположном берегу реки. Три часа было затрачено, чтобы на булях переправиться через Казыр. Не очень-то верилось, что так легко удастся найти столь драгоценный для нас груз, однако нам повезло. От ямки, в которую в свое время была ссыпана замокшая крошка, тянуло кислым запахом, вокруг же тучи мух и целые армии муравьев. Стараясь по возможности меньше черпать земли и насекомых, Глебов осторожно собрал это месиво.

Выброшенные шкуры опять пригодились. Вениамин и Володя сделали в них отверстия для головы. И очень довольны обновкой. Вот обида – не работает фотоаппарат. Какие получились бы кадры! Робинзон выглядел культурнее.

Идти в этот день было особенно тяжело. Сплошной бурелом. Сил тратим много, а расстояние съедается очень медленно. Вдоль берегов Казыра непролазная чаща черновой тайги. Еще Кошурников в своих дневниках отмечал, что окружающие реку склоны гор от Запевалихи до Саянского порога покрыты гибником. Конечно, и сейчас мертвых деревьев, тем более бурелома, тьма, но глаза радует свежая поросль березы, осины, ольхи, рябины. Не за горами время, когда в их тени подрастет привычный для здешней тайги хвойный лес. Да и тайга-то теперь совсем не безжизненна. Вокруг звериные следы, тропки…

Начиная с сегодняшнего дня, увеличили рацион до четырех ложек сухарной крошки в сутки. Основная же еда – черемша. Часто отдыхаем. Очевидно, начинает сказываться недоедание. Иногда нас осаждают клещи. Больше всего их в сухостое, валежнике, но особенно на тропах. На тропе клещей больше чем в тайге раз в двадцать, а особенно они опасны с мая по июль. От укуса этой микроскопической букашки можно заболеть страшной болезнью – энцефалитом. Клещ присасывается в самых разных частях тела и от присасывания до заболевания проходит дней пять-пятнадцать. Известны нам и симптомы: повышение температуры и потеря сознания. Мы их не на шутку побаиваемся и регулярно осматриваемся. В одном месте натолкнулись на маленькую охотничью избушку, которую во время сплава не видели – она закрыта островком. Глебов, пролезший в нее первый, издал радостный крик. Под потолком мешочек с сухарной крошкой: «Килограмм будет!» На деревянной полочке бутылка, наполовину заполненная жиром. Конечно, мы ринулись обыскивать все вокруг и около, – авось где-нибудь есть съестное, но увы, впустую.