Текст книги "23 июня. "День М""
Автор книги: Марк Солонин
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Глава 3.
«БРОНЯ КРЕПКА, И ТАНКИ НАШИ БЫСТРЫ…»
Просто заявить о том, что «Красная Армия будет самой нападающей из всех когда-либо нападавших армий», мало. Надо было создать соответствующие этой задаче инструменты. Главной ударной силой сухопутных армий середины XX века были танковые войска. Ни одна страна в мире не приложила такие огромные усилия – и не достигла таких огромных успехов – в деле создания этой ударной составляющей вооружённых сил, как Советский Союз. Ни одна страна в Европе не имела таких преград и трудностей в деле создания бронетанковых войск, какие имела Германия, которой – повторим это ещё раз – по условиям Версальского мирного договора было вовсе запрещено производить танки или закупать их за рубежом. В результате, в то время (начало 30-х годов), когда в Советском Союзе началось серийное производство танков и были созданы первые в мире крупные бронетанковые соединения, немецкий рейхсвер проводил полевые учения с картонными макетами несуществующих танков. После прихода Гитлера к власти и отказа (сначала фактического, а потом – и формального) Германии от выполнения ограничений Версальского договора началось проектирование первых немецких учебно-боевых бронированных машин. Вот как описывает историю их разработки главный идеолог и создатель танковых войск Германии Г. Гудериан:
«…Мы считали необходимым создать пока такие танки, которые могли бы быть использованы для учебных целей…
Такие танки, получившие обозначение Pz-I, могли быть изготовлены к 1934 году и использованы в качестве учебных машин до того времени, пока не будут готовы боевые танки…
Никто, конечно, не думал в 1932 г., что с этими небольшими учебными танками нам придётся вступить в бой…» Впрочем, были у Pz-I и вполне ощутимые достоинства. Всё тот же Гудериан пишет в своих мемуарах:«Школьники, которые прежде протыкали наши макеты своими карандашами, чтобы заглянуть внутрь, были поражены новыми бронемашинами…» (16)
Пока любознательные (и, к счастью, не знающие, что их ждёт в недалёком будущем) немецкие мальчишки ковыряли пятнистые картонные коробки бутафорских «танков», число настоящих танков, состоящих на вооружении Красной Армии, достигло 3 460 единиц. Если же к числу настоящих (т.е. имеющих пушечное или огнемётное вооружение) танков добавить ещё и лёгкие пулемётные танкетки (типа немецкой Pz-I), то советский танковый парк составит 7 574 машины. Так мало их было 1 января 1934 г. Три года спустя, 1 января 1937 г., «мирный созидательный труд советского народа» увеличил количество танков в Красной Армии ещё на 10 тыс. единиц, до 17 280. (1, стр. 601) Огромное (не идущее ни в какое сравнение с численностью танков во всех странах мира, вместе взятых) количество бронетанковой техники позволило перейти к созданию танковых (механизированных) частей и соединений. В 1930 году была сформирована 1-я отдельная мехбригада. В 1932 году эту мехбригаду развернули в мехкорпус. На 1 января 1933 г. Красная Армия имела в своём составе 2 механизированных корпуса, 5 механизированных бригад, 14 отдельных танковых и механизированных полков, 15 отдельных танковых батальонов, 69 механизированных и танкетных дивизионов. (38) Отдельные батальоны и дивизионы были, разумеется, лишь первыми, робкими шагами на пути создания танковых войск. Генеральная линия шла по пути создания крупных, оперативно-самостоятельных соединений. Уже в 1932 году было принято Наставление «Вождение в бой самостоятельных механизированных соединений», а к концу 1935 года в РККА было уже 4 мехкорпуса и 18 танковых бригад. В следующем, 1936 году число танковых бригад выросло до тридцати. (1, стр. 604)
А в это время… Продолжим чтение мемуаров Гудериана: «Ввиду того, что производство основных типов танков затянулось на большее время, чем мы предполагали, генерал Лутц принял решение построить ещё один промежуточный тип танка, вооружённого 20-мм автоматической пушкой и одним пулемётом». 20-мм «пушка» по своим баллистическим характеристикам несколько уступала параметрам советского противотанкового 14,5-мм ружья Дегтярёва (при этом, безусловно, превосходя его в скорострельности). Так что самым точным названием для нового немецкого «танка» Pz-II было бы «самоходное противотанковое ружьё с пулемётом». Для выполнения основных задач танка – уничтожения огневых средств, укреплений и живой силы противника – снарядик весом в 120 – 145 г, несущий (в разных вариантах) от 4 до 9 г взрывчатого вещества, был ничтожно слаб. Перед войной в СССР пушки такого калибра устанавливались только на самолётах-истребителях, но отнюдь не на бронетехнике. Причём испытания и боевое применение 20-мм авиапушек показали, что «поражение живой силы на открытой местности» возможно лишь при прямом попадании в человека, осколочное же действие 20-мм «снаряда» было совершенно ничтожным. И вот таких-то «новейших танков» Pz-II промышленность Германии с конца 1935 по март 1937 г. выпустила (страшно сказать) 110 единиц.
Первая встреча будущих противников произошла на полях боёв гражданской войны в Испании, германия поставила франкистам 6-тонные пулемётные танкетки Pz-I, фашистская Италия прислала лучшее, что у неё было: 3,5-тонный танк «Фиат-Ансальдо» CV-3, вооружённый пулемётом на турели в неподвижной (!) башне. Советское правительство поставило республиканцам 10-тонные танки Т-26 и 13-тонные БТ-5, вооружённые 45-мм пушкой. Бронебойный снаряд советской танковой пушки 20К пробивал броню лёгких танкеток противника на дистанции 1 км (мог бы и с большей дистанции, но попасть в танк с такого расстояния уже практически невозможно), а на пехоту мятежников обрушивался полноценный осколочно-фугасный снаряд весом в 2,13 кг, создающий зону поражения размером 15x6 метров. Встреча произвела сильное впечатление и на непосредственных участников боёв, и на иностранных военных специалистов.
«…Республиканские танки с пушечным вооружением, имея против себя малые (пулемётные) танки противника, во всех случаях с успехом опрокидывали его танковую атаку… Лёгкие танки мятежников, вооружённые одним пулемётом, были бессильны в борьбе с пушечными танками республиканцев… Танки мятежников, боясь контратак республиканских танков с пушечным вооружением, жались к наступающей пехоте… Республиканские танки действовали всегда дерзко и решительно, нанося пехоте противника большие потери, используя для этой цели огонь и вес танка. Они давили огневые точки, орудия ПТО и даже дивизионную артиллерию…» (34)
«…Германский танк, являющийся основой вооружения новых бронетанковых дивизий в Германии, оказался весьма посредственным и почти неприменимым оружием… Германский лёгкий танк (как мы уже говорили и как это подтверждают все специалисты – как германские, так и итальянские) показал полную свою несостоятельность. Возможно, что иногда, при особо благоприятных условиях, он может быть использован для чисто разведывательных целей, но для боя в собственном смысле, даже для сопровождения пехоты, этот танк неприемлем… Во взаимной борьбе танки правительственных войск превосходят танки мятежников…» (35)
Будущий генерал армии Д. Павлов (одним из первых советских танкистов прибывший в 1936 г. в Мадрид) выразил свою оценку опыта боёв в Испании «выпукло и категорически», как того и требовал Полевой устав Красной Армии:
«Опыт воины в Испании научил немцев и показал им, какие нужны танки, ибо лёгкие немецкие танки в борьбе с республиканскими пушечными танками не входили ни в какое сравнение и расстреливались беспощадно…» (14)
Павлов был прав. Война в Испании «научила немцев», и они наконец-то поняли – «какие нужны танки». Были сконструированы и запущены в производство две модели полноценного боевого танка: Pz-III, вооружённый 37-мм пушкой, и Pz-IV с короткоствольной (немцы называли её «окурок») 75-мм пушкой. Вот только «история» отпустила Гитлеру мало времени: до конца 38-го г. немецкая промышленность успела выпустить 71 (семьдесят один) Pz-III и 115 (сто пятнадцать) Pz-IV. В следующем году производство танков было продолжено в том же темпе «в день по чайной ложке». К 1 сентября 1939 г. в составе вермахта числилось 98 Pz-III, 211 Pz-IV и 280 трофейных лёгких чешских танков Pz-35(t)/Pz-38(t), вооружённых 37-мм пушкой. Из этого числа непосредственно в боевых частях находилось 87 Pz-III, 198 Pz-IV и 167 чешских танков. Итого: 452 танка, округлённо – полтысячи.
1 января 1939 г. (за 9 месяцев до начала мировой воины) в Красной Армии числилось 11 765 танков, вооружённых 45-мм пушкой или огнемётом (Т-26, БТ-5, БТ-7), и более 412 танков, вооружённых 76-мм пушкой (многобашенные Т-28 и Т-35). Более, т.к. среди 3351 танка БТ-7 было и некоторое количество (скорее всего, почти все) от 154 выпущенных БТ-7А с короткоствольной 76-мм пушкой. Итого: 12 тыс. танков с настоящим артиллерийским вооружением. (1, стр. 601) К 1 сентября 1939 г. их стало ещё больше. Проанализировав эту информацию, советские историки пришли к единственно возможному (для них) выводу:
«…Положение советского правительства можно было уподобить положению человека, которого всё выше и выше захлёстывает морской прилив: вот вода дошла ему до колен, вот она дошла до пояса, до груди, потом до шеи… Ещё мгновение – и вода скроет голову, если человек не сделает какого-либо быстрого, решительного скачка, который вынесет его на скалу, недоступную для прибоя…» (36)
Вода (иди иная жидкость) «скрыла голову» советских историков-пропагандистов, и они без милого полвека талдычили про то, что Сталин с Молотовым были страсть как напуганы полутысячей немецких танков, что они дрожали в ужасе от мысли о том, что эти танки, пройдя всю Польшу (а она тогда была раза в два шире нынешней), бросятся в октябре 1939 г., под осенними дождями, прямиком через болота Белоруссии на Смоленск и Москву. И что только отчаянное желание «отпрыгнуть» от неумолимой опасности заставило их броситься в «коварные объятия» вероломного Риббентропа… Не будем, однако, тратить время на обсуждение диких бредней коммунистической пропаганды. Заслуживает обсуждения вопрос о том, какие выводы из опыта войны в Испании сделало военно-политическое руководство СССР.
Начитанный читатель, вероятно, в курсе того, что «на основании неверной оценки опыта применения танков в Испании было принято ошибочное решение о расформировании крупных танковых соединений». В этой ходячей легенде, что ни слово – то ошибка. Дебют советских танков и танкистов в Испании был более чем успешным. Никакой излишней «озабоченности» он в Москве не вызвал. Расформировано было 4 механизированных (танковых) корпуса, танковые же бригады остались. Легкотанковая бригада (лтб) по штату 1938 г, включала в себя 4 танковых батальона (54 линейных танка Т-26 или БТ и 6 «артиллерийских танков», вооружённых 76-мм пушкой, в каждом), мотострелковый батальон, разведбат и другие подразделения. Всего 4 356 человек личного состава, 258 танков. (7, стр. 276) Едва ли это можно назвать «мелким танковым соединением». Выводы же из практического опыта войны в Испании были сделаны совершенно правильные и взвешенные, а именно: «Не надо бежать впереди паровоза». Не надо ставить перед танковыми войсками такие оперативные задачи, выполнение которых при имеющейся в наличии матчасти пока ещё невозможно. Для того, чтобы перевести эту «невозможность» на язык конкретных цифр, рассмотрим два взаимосвязанных параметра: бронепробиваемость наиболее массовых типов противотанковых орудий и бронирование танков СССР и Германии.
Примечание: первая цифра относится к стрельбе под углом 90 град. к броне, вторая – к встрече снаряда с бронёй под углом 60 град.
Примечание: указана толщина брони самых массовых в 39-40 гг. моделей танков Pz-III D,E, F и Pz-IV D, E.
Как видно из приведённых таблиц, броня любых немецких и советских танков 39 – 40 гг. не защищала от огня противотанковой артиллерии. Все эти танки имели фактически только противопульное бронирование. Разница между советскими и немецкими машинами состояла лишь в том, что противопульное бронирование советских танков Т-26 и БТ было рациональным, соответствующим критерию «разумной достаточности». Для защиты от стрелкового огня брони в 10 – 15 мм было вполне достаточно (к слову сказать, бронеспинки сиденья лётчика-истребителя делались из листа толщиной в 7 – 8 мм, и этого вполне хватало для защиты от пуль скорострельных авиационных пулемётов ружейного калибра). Немецкие же танки были бесцельно перегружены 30-мм бронёй, которая для защиты от огня винтовок и пулемётов была избыточна, а для защиты от 45-мм снарядов советских противотанковых и танковых пушек – совершенно недостаточна. При таком соотношении «щита и меча» глубокий танковый рейд в тыл противника мог завершиться полным истреблением «табуна» лёгких танков, оторвавшихся от своей пехоты и артиллерии.
«…Танки, артиллерия, авиация остаются пока вспомогательными родами войск, работающими на пехоту, сведённую в крупные общевойсковые соединения… Танки отнюдь не заменяют артиллерии, наоборот, наступление танков на организованную оборону без мощной артиллерийской поддержки (подчёркнуто мной. – М.С.) сопряжено с большими потерями… Выбрасывание самостоятельных танковых групп в глубину оборонительной полосы в начале пехотной атаки вряд ли будет целесообразным, так как эти группы, действуя против нерасстроенной системы ПТО, будут нести громадные потери…» (34)
Надо ли понимать всё вышесказанное так, что лёгкий танк с противопульным бронированием превратился в начале 40-х годов в лёгкую добычу для противотанковой артиллерии, в почти бесполезную, но дорогостоящую игрушку? Это абсурдное предположение под бойким пером советских «историков» превратилось в непреложную истину. Правда, только в одном-единственном случае – применительно к советским Т-26 и БТ («безнадёжно устаревшие… «картонные», горели, как свечи… по воробьям из них стрелять…»). Странно, но про танки противника такого никто никогда не писал, и ничего удивительного в том, что лёгкие немецкие танки с противопульным бронированием и маломощным вооружением дошли до Москвы, Тихвина и Ростова, никто не видел. А в этом и на самом деле нет ничего удивительного. Танк – это всего лишь инструмент, и результат его использования зависит прежде всего от тактики применения, а ещё точнее – от соответствия этой тактики свойствам (техническим характеристикам) вооружения.
Что это значит практически? «Безнадёжное» для танка соотношение между бронёй и бронепробиваемостью артиллерийского снаряда является таковым лишь в ситуации, когда на гладком, как стол, поле стоит одинокий танк и ждёт, когда в него попадёт снаряд. Примерно так и происходит обстрел мишени на артиллерийском полигоне, на основании которого появляются те таблицы бронепробиваемости, данные из которых были приведены выше. В реальном бою всё несколько иначе. Во-первых, танк движется. Даже медленно ползущий по раскисшему от дождя полю Т-26 преодолеет последние 600 м (попасть в движущийся танк с большего расстояния практически невозможно) до огневых позиций противотанковой пушки за 3 минуты. Быстроходный БТ, двигаясь по выжженной солнцем украинской степи, сократит это время в 2 – 3 раза. Теоретически расчёт противотанкового орудия может произвести 10 – 15 выстрелов в минуту. Но это если не целиться, а просто «лупить в белый свет». Реально и с учётом того, что отдача после выстрела сбивает прицел, в распоряжении артиллеристов не более 5 – 10 выстрелов. Но танк ведь не просто ползёт по полю, он ползёт и стреляет. Шансы сторон в «дуэли» танка и противотанковой пушки отнюдь не одинаковые. Бронебойный снаряд, просвистевший в одном сантиметре от башни танка, не принесёт ему никакого вреда, в то время как осколочный снаряд (даже если это снаряд малокалиберной 45-мм советской танковой пушки 20К), взорвавшийся на расстоянии нескольких метров от огневой позиции, неизбежно заставит орудие замолчать (45-мм снаряд давал 100 убойных осколков, от которых расчёт противотанковой пушки ничем, кроме гимнастёрки, не был защищён). Поэтому 5 – 10 выстрелов, о которых мы сказали выше, в реальном бою являются для расчёта противотанковой пушки недосягаемой мечтой – после первых же выстрелов экипаж (хорошо подготовленный и обученный экипаж) танка обнаружит стреляющее орудие и парой осколочных снарядов смахнёт пушку с лица земли.
Из этих простых соображений следует, что самым простым и самым эффективным способом прорыва противотанковой обороны является всё тот же, базовый для всего военного дела, принцип концентрации. Танковая бригада (258 лёгких танков Т-26 или БТ). развернувшись в боевой порядок на фронте в 2 – 3 км, гарантированно проламывает оборону пехотного полка вермахта, в составе которого всего одна рота ПТО с 12 противотанковыми 37-мм пушками. Даже если командование пехотной дивизии успеет в кратчайший срок перебросить в район прорыва истребительно-противотанковый дивизион (36 противотанковых 37-мм пушек), остановить атаку двух сотен танков он не сможет. Потери некоторого числа танков при этом неизбежны, но и прорыв обороны неизбежен. Это «некоторое число» может быть сведено к минимуму (если даже не к нулю) за счёт артиллерийской поддержки танковой атаки.
Массированный огонь артиллерии – как ни парадоксально такое звучит – выполняет роль «дополнительной брони», позволяющей лёгким танкам с противопульным бронированием выжить на поле боя. Слово «массированный» появилось в предыдущей фразе не для красоты слога: гаубица стреляет неприцельным навесным огнём, и надо много-много раз выстрелить, прежде чем один из снарядов взорвётся рядом с огневой позицией вражеской противотанковой пушки. Сколько это «много»? По советским предвоенным нормативам – от 70 до 90 снарядов 122-мм гаубицы. Однако в танковом полку (или в танковой бригаде) нет никаких гаубиц, но они есть в составе гаубичного полка стрелковой дивизии. Другими словами, необходимо взаимодействие. Очень простое слово, с очень понятным смыслом, от которого в бою зависит почти всё. Полевой устав ПУ-39 категорично требовал: «Никакие действия войск на поле боя невозможны без поддержки артиллерии и недопустимы без неё… Атака танками переднего края должна быть во всех случаях обеспечена артиллерийской поддержкой и не допускается без неё…» Взаимодействовать предстояло со стрелковой дивизией, в гаубичном полку которой (по штату апреля 1941 г.) было 36 гаубиц. Необходимую для гарантированного уничтожения немецкой роты ПТО (17 пушек) тысячу снарядов гаубичный полк «выбросит» за 15 – 20 минут. Правда, для этого надо знать главное: куда стрелять? На какой именно квадрат топографической карты надо высыпать эту тысячу снарядов? Следовательно, нужна разведка (в том числе самая точная из всех видов разведки – разведка боем), нужна устойчивая связь, корректировка артогня и ещё много всякого, что превращает пушки, танки, пулемёты в единый военный механизм. Самой же главной «деталью» этого «механизма» был, есть и будет командир. Обученный, опытный, смелый командир. При наличии такого командира и при отлаженном взаимодействии с артиллерией танковое соединение, вооружённое всего лишь лёгкими танками с противопульным бронированием, пробивает оборону пехотной дивизии с железной неотвратимостью.
Как бы хорошо ни был отлажен описанный выше механизм взаимодействия, он неизбежно развалится через пару часов после того, как танки прорвут первую полосу обороны противника и уйдут в тактическую глубину. Артиллерия и пехота обычной стрелковой дивизии не могут двигаться со скоростью танка, а лишённые поддержки танки могут рассчитывать в глубине боевых порядков противника только на одного помощника – панику. В этом смысле танковый рейд развивается по тем же самым законам, которые в войнах предыдущего столетия определяли успех или неуспех кавалерийского рейда. Если обороняющихся охватывала паника, если командиры оказывались не в состоянии с этой паникой справиться, то начиналась рубка бегущих – самый истребительный способ действия конницы. Если же командиры в эти решающие минуты боя удерживали в своих руках управление и подчинённых, то практически беззащитная конная лава беспощадно истреблялась артиллерией и пулемётами обороняющихся. По сути дела, то же самое, но с поправкой на другие технические средства борьбы происходит и с группой лёгких танков, оторвавшихся от своей пехоты и артиллерии.
Эта очень бесхитростная теория была подтверждена практикой войны в Испании. Анализируя опыт этой войны, советские военные специалисты сделали совершенно верные выводы: отказались от имевшихся ранее «танкозакидательских» настроений, а возможность нанесения самостоятельными танковыми соединениями «сокрушительных рассекающих ударов» отнесли в будущее. Близкое, но ещё не сегодняшнее. И вместо рисования стрелочек на картах и квадратиков организационных структур занялись работой по материально-технической подготовке к этому будущему. «Делая выводы из опыта войны в Испании, необходимо учитывать все специфические её условия… Если в Испании были лишь зачатки глубокой наступательной операции, то в большой войне, в связи с громадным насыщением современных армий техническими средствами борьбы, будут, как правило, вестись глубокие сокрушающие операции на окружение и уничтожение противника…» (34)
Какие изменения в технической оснащённости механизированных (танковых) соединений требовались дли того, чтобы они смогли вести «глубокие сокрушающие операции» в оперативном тылу противника, в отрыве от основной (пехотной) массы своих войск? Подробный ответ на такой вопрос потребует написания отдельной военно-научной монографии. В предельно сжатом и неизбежно конспективном, упрощённом виде можно сформулировать следующий перечень необходимых технических усовершенствований:
– усилить бронирование танков до уровня, обеспечивающего защиту от огня противотанковой артиллерии наиболее распространённых калибров, причём с любых направлений (лоб, борт, корма);
– усилить собственное артиллерийское вооружение танка до уровня, позволяющего вести артиллерийскую дуэль с противотанковой и полковой артиллерией противника;
– оснастить гаубичную артиллерию механизированных (танковых) соединений средствами мехтяги, обладающими скоростью и проходимостью, сопоставимой со скоростью и проходимостью танков;
– посадить пехоту механизированных соединений на бронетранспортёры, обладающие скоростью и проходимостью танков.
Ни одна страна мира не смогла достичь такого уровня технической оснащённости своей армии ни к началу, ни даже к концу Второй мировой войны, хотя отдельные элементы танковых соединений будущего появились уже в ходе войны.
Огромный конструкторский и технологический «задел», накопленный в 30-е годы в танковой индустрии СССР, позволил Красной Армии сделать несколько шагов к этому «будущему» раньше всех в мире, главной составляющей качественного скачка было создание двух новых типов танков с полноценным противоснарядным бронированием: среднего Т-34 и тяжёлого КВ. Боевую живучесть новых советских танков повышало и использование дизельного мотора, который работает на топливе, значительно менее опасном в отношении пожара и взрыва паров. Ещё одним бесспорным достоинством дизеля является его экономичность, в результате чего значительно более тяжёлые советские танки обладали большим запасом хода, нежели их немецкие противники. Так, запас хода немецких танков Pz-III и Pz-IV не превышал 150 – 200 км, в то время как Т-34 мог пройти на одной заправке 300 км (последние модификации Т-34/76 имели запас хода более 400 км), а КВ – 250 км. Дизельные моторы были установлены и на лёгких танках БТ последней модификации (БТ-7М), при этом была достигнута феноменальная скорость в 62 км/час и запас хода до 400 км. Невероятно, но даже по опорной проходимости 48-тонный танк КВ благодаря применению широкой гусеницы превосходил своих противников (удельное давление на грунт всего 0,77 кг/см.кв. против 1 кг/см.кв. у средних немецких танков). Мощная бронезащита танков Т-34 и КВ была дополнена столь же мощным вооружением. Длинноствольная (в отличие от короткоствольного «окурка» на немецком Pz-IV) 76-мм пушка Ф-34 с большой дальностью прицельной стрельбы позволяла уничтожать на относительно безопасной дистанции как любые немецкие танки, так и лёгкие полевые укрытия (на дистанции в 4 км снаряд пушки Ф-34 пробивал кирпичную кладку в полметра).
Немцы же с перевооружением танковых частей безнадёжно отстали – к 22 июня 1941 г. они не создали ни одного нового типа танка, а всё улучшение бронезащиты имеющихся моделей свелось к установке дополнительной 30-мм лобовой плиты на танках Pz-III серий Н и J да увеличению до 50 мм толщины брони лба корпуса и башни на Pz-IV серии F. Боковая поверхность башни, высоченные отвесные борта и корма немецких танков даже самых новых модификаций по-прежнему оставались прикрытыми лишь противопульной 30-мм бронёй, которая пробивались огнём советской «сорокапятки» на предельной (по условиям прицельной стрельбы) дальности в 600 – 700 м. В деле совершенствования вооружения танков немцы также не пошли дальше частичной модернизации имеющихся моделей. А именно – средние (по немецким меркам «средние») танки Pz-III начиная с серии G стали выпускаться с 50-мм пушкой KwK-38, в дальнейшем этой же пушкой были перевооружены и «тройки» предыдущих серий Е и F. Осколочно-фугасный снаряд 50-мм пушки KwK-38 весил даже чуть меньше (1,81 кг против 2,14 кг), чем ОФ снаряд советской 45-мм танковой пушки 20К. Другими словами, модернизированные немецкие «средние» танки по мощности вооружения лишь приблизились к уровню «безнадёжно устаревших» советских танков Т-26 и БТ. Серьёзным качественным усовершенствованием было лишь создание и постановка на вооружение пехотных дивизий вермахта новой 50-мм противотанковой пушки Pak-38, хотя и она не решала в полном объёме задачу борьбы с новыми советскими танками. Разумеется, в дальнейшем система противотанковой обороны вермахта была радикально улучшена, но на коротком отрезке времени (лето – осень 1941 г.) советский «меч» в своём развитии безусловно обогнал немецкий «щит».
Как видим, советские «дивизионка» Ф-22 и танковая пушка Ф-34 гарантированно пробивали плоский лоб самых тяжёлых (на лето 1941 г.) немецких танков. Стоит отметить и то, что высокая бронепробиваемость советских 76-мм пушек Ф-22 и Ф-34 сочеталась с большим весом и рекордно большой кинетической энергией бронебойного снаряда (по весу в три раза и по энергетике в два раза превосходящего снаряд немецкой противотанковой Pak-38). Всё это, в сочетании с необычно мощным для бронебойных снарядов того времени весом разрывного заряда (76-мм снаряды БР-350А/Б снаряжались 120 – 155г тротила, что, например, в десять раз больше веса разрывного заряда 45-мм бронебойного снаряда БР-240), обеспечивало «заброневое воздействие», достаточное для разрушения танка и выведения из строя его экипажа. Ситуацию усугубляло и использование на всех без исключения немецких танках карбюраторных моторов, работающих на пожаровзрывоопасном бензине.
С другой стороны, лучшая на лето 1941 года немецкая танковая пушка KwK-38 была практически бесполезна в борьбе с танком KB (броню которого она не пробивала ни с одного направления даже при стрельбе в упор), а в бою против «тридцатьчетвёрки» экипаж немецкого «среднего» танка Pz-III мог рассчитывать только на сверхудачное попадание в просвет между гусеничными катками (в этой зоне корпуса Т-34 отвесная 45-мм бортовая броня не имеет наклона и может быть на малых дистанциях пробита пушкой KwK-38). Правда, для этого немецкому танку надо было ещё как-то приблизиться к Т-34, который мог расстрелять его на километровой дальности… Неудивительно, что уже в июне – июле 1941 г. в докладах командиров танковых дивизий и механизированных корпусов Красной Армии появляются во множестве сообщения такого типа: «танки «КВ» приводили в смятение противника, и во всех случаях его танки отступали… имелись случаи, когда один танкKBвыводил из строя до 10 – 14 танков противника… огонь наших танков с первых двух – трёх выстрелов уничтожал танки противника… танки противника от огня наших 76-мм танковых пушек воспламеняются… при появлении наших танков, особенноKB, пехота бежит, да и танки боя не принимают» (63).
Далеко убежать от танка не получится, поэтому пехоте вермахта предстояло не бегать, а бороться против Т-34 и КВ. Лобовые 75-мм броневые листы танка KB имели наклон в 65 и 30 угловых градусов. Сравнивая эти цифры с параметрами бронепробиваемости новейшей длинноствольной (длина ствола 60 калибров, в то время как у KwK-38 «всего» 42) немецкой 50-мм противотанковой пушки Pak-38, мы приходим к выводу, что поразить в лоб 48-тонного монстра немецкие артиллеристы не могли. Единственно возможной тактикой борьбы с KB могла быть только стрельба в борт, из засады, на предельно малой дистанции. Лобовой лист корпуса Т-34, хотя и имел толщину «всего» в 45 мм (литая башня имела толщину стенок в 52 мм), но был установлен под необычайно большим уклоном (60 градусов), что даже чисто геометрически увеличивает эффективную толщину брони до 90 мм. Практически же такой большой наклон бронелиста обычно приводил к рикошету бронебойной «болванки». Поразить Т-34 лучшая немецкая противотанковая пушка могла, только стреляя в борт корпуса (толщина брони – 40 мм, угол наклона – 40 градусов) или с малой дистанции в башню. Ещё одним уязвимым местом «тридцатьчетвёрки» на протяжении всей войны оставался установленный на лобовом листе люк механика-водителя, который при прямом попадании бронебойного снаряда «проваливался».
При всём при этом ни Т-34, ни KB не были «чудо-оружием». Абсолютно неуязвимых танков, конечно же, не бывает, да и сам термин «противоснарядное бронирование» является условностью. Снаряды бывают очень разные. Немецкая 150-мм пушка (не путать с гаубицей!) разгоняла снаряд весом в 43 кг. до скорости 865 м/сек, что даёт кинетическую знергию в 16 мДж, что примерно в 10 раз больше начальной энергии снаряда пушки Ф-22 и в 82 раза больше дульной энергии самой массовой в вермахте 37-мм противотанковой пушки. Но и это далеко не предел возможностей полевой ствольной артиллерии. Советская 210-мм пушка Бр-17 (вес в боевом положении 44 тонны) стреляла снарядом весом в 133 кг и начальной скоростью 800 м/сек., чему соответствует дульная энергия в 43 мДж. Выстрел орудий такой мощности по танку производил впечатление удара молнии, пробивал танк насквозь или срывал с него многотонную башню. Вот только к реальной организации противотанковой обороны вся эта «экзотика» не имеет никакого отношения.