Текст книги "Двадцать три ступени вниз"

Автор книги: Марк Касвинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 34 страниц)

(12) А.А. Блок. Последние дни императорской власти. Собрание сочинений. Изд-во "Правда", М., 1961, т. 6, стр. 335. Далее в сносках: "Блок, стр.". Значение данной работы Блока, цитируемой здесь и в дальнейшем, определяется тем, что поэт, будучи сотрудником Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, принимал непосредственное участие в допросах бывших царских сановников и министров, готовил к изданию материалы о их прошлой деятельности и взаимоотношениях, о совершенных против народа преступлениях.

(13) Алексей от рождения страдал гемофилией – болезнью несвертываемости (неспекаемости) крови. Малейший ушиб, порез или царапина, обычно пустяковые для нормального ребенка, грозили царевичу смертью. Эту болезнь он унаследовал от гессенского рода – в Германии ее жертвами не раз становились ближайшие родственники Александры Федоровны. Не без ловкости Распутин колдовал над больным, с помощью различных фокусов и ухищрений внушив и ему, и родне, что является единственным и незаменимым его лекарем и спасителем.

(14) Из дневника Николая II за 1902– 1906 гг. ЦГАОР.

(15) Иеромонах Илиодор, друживший с Распутиным, в 1906 году рассорился с ним и бежал в Норвегию, где издал книгу о его неблаговидном поведении в покоях императрицы. Книга содержала тяжелую улику – собственноручное письмо царицы к Распутину, наводившее на мысль об интимной связи между ними. Министр внутренних дел А. А. Макаров с помощью своей агентуры выкрал в Христианин (Осло) подозрительные письма царицы и представил их царю. Николай устроил жене скандал, а бумаги бросил в камин. – Сергей Труфанов (Илиодор). Святой черт. Христиания, 1907.

(16) Rene Fulop-Miller. Der heilige Teufel. Berlin, 1931; Aron Simanovitsch. Der allmochtigc Bauer. Hensel, Berlin, 1929, S. 134.

(17) Robert Massie. Nicholas and Alexandra. An intimate account of the last Romanovs and the fall of Imperial Russia. Atheneum, New York, 1967

(18) Н. А. Соколов. Убийство царской семьи. Берлин, 1925, стр. 70. Далее в сносках: "Соколов, стр."

(19) Там же, стр. 73. Показания Матрены (Марии) Соловьевой-Распутиной.

(20) Приступы у Алексея осложнились истерией и страхом матери. Успокоение, которое внушал ей Распутин, передавалось и сыну. Нечто вроде гипноза Распутин, по-видимому, применял и непосредственно на больном. Вечерами он приходил к Алексею в темную спальню, садился на край постели, в полумраке устремлял на него свой горящий взгляд, гладил по голове, сильным, не допускающим сомнении голосом рассказывал всякие небылицы, успокаивал, переключал внимание и усыплял. Он настолько приучил его к себе, к своему голосу, к этим ночным беседам с побасенками и прибаутками, что иногда больной при одном его появлении в спальне переставал стонать и плакать и на глазах у потрясенных чудом родителей утихал и засыпал.

(21) Цитируемые ниже тексты телеграмм, записок и высказываний Распутина частью взяты из документов, обнаруженных после февраля 1917 года в делах приближенных паря, в том числе Горемыкина, Штюрмера и Воейкова, частью – из переписки Романовых, воспоминаний и записей современников. Некоторые из документов, цитируемых здесь, хранятся в ЦГАОР.

(22) Ввиду неблагозвучности фамилии "Распутин" царь ввел приставку к ней "Новый" или "Новых", по возгласу малолетнего наследника, который, впервые увидев Распутина, воскликнул: "Этот дядя – новый!"

(23) "Былое",. 1917, N 5-6 (27-28), стр. 228.

(24) Падение царского режима. Стенографические отчеты допросов в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. М., 1924-1927, т. 6, стр. 73-119.

(25) По свидетельству б. секретаря Распутина, во время войны через его руки проходило до 150 подобных записок ежемесячно. – Симанович, стр. 67-68.

(26) Сергей Васильевич Рухлов (1853– 1918) – с 1909 по 1915 год министр путей сообщения.

(27) Н.А. Соколов, стр. 68.

(28) Архиепископ Тобольский и Сибирский.

(29) Письмо царицы к Николаю II от 17 июня 1913 года. Цитируемые ниже письма Романовых – Николая II, Александры Федоровны и Марии Федоровны находятся частью в советских архивах (например в Центральном государственном архиве Октябрьской революции в Москве), а частью на руках у различных лиц за рубежом. Многие из этих документов были опубликованы в советских и зарубежных изданиях, в частности в следующих: 1. Николай Второй и Александра Федоровна. Переписка. ГИЗ, М.-Л., 1923– 1927. I-V. 2. Переписка Николая и Александры Романовых. "Слово", Берлин, 1922-1927. 3. The letters of the Tsaritsa to the Tsar. Intro by Sir Bernard Pares. 404 letters printed in original English. Were discovered in a black box at Ipatiev's house after the murder. Duckworth, London, 1923. 4. The letters of the Tsar to the Tsaritsa (1914-1917). Intro and notes by С. Е. Vulliamy. London; John Lane. The Bodley Head. Dodd Mead, New York, 1929. 5. The letters of Tsar Nicholas and Empress Marie. Ivor Nicholson and Watson, London, 1937. 6. Edward J. Вing. The confidential correspondence between Nicholas II and his mother, dawager Empress Marie Feodorovna. Longmans-Green, New York, 1938. 7. Der letzte Zar. Briefwechsel Nikolaus mit seiner Mutter. Einleitung und kurze Eriauterungen von Wladimir V. Korostowetz. Alfred Metzner Verlag, Berlin, 1938. Приводимые ниже выдержки из писем Романовых на английском и немецком языках даны в переводе автора этой работы.

(30) Колдунами и чародеями последняя чета Романовых увлекалась издавна. Из отечественных прошли перед ней чередой: богомолка Дарья Осипова, странник Антоний, ворожея Матрена-босоножка, юродивый мещанин Митька Козельскии и другие. Среди приглашенных из-за границы первыми были француз Папюс и австриец Шенк. Непосредственно Распутину предшествовал выписанный из Франции некий мсье Филипп. В прошлом он – лионский колбасник, затем фельдшер; преследовался французской полицией за шарлатанство. Его поселили рядом с царской спальней, чтобы он спиритическими, гипнотическими и иными приемами намолил чете сына-наследника (после четырех дочерей). Он же стал для Романовых чем-то вроде консультанта по вопросам государственного управления.

(31) Письмо царицы к Николаю II от 16 июня 1915 года.

(32) То же, от 14 июня 1915 года.

(33) То же, от 20 сентября 1915 года.

(34) То же, от 3 декабря 1915 года.

(35) Письмо Николая II к царице от 26 февраля 1917 года.

(36) "Петербургская газета", 1913, 13 октября.

(37) Charles Omessa. Rasputin and the Russian court. London, 1938, p. 89.

(38) А.С. Симанович. Воспоминания личного секретаря Г. Е. Распутина. Изд-во "Ориент", Рига, 1021, стр. 117.

(39) Соколов, стр. 78.

(40) Там же, стр. 88.

(41) Maurice Paleologue. Am Zarenhof wahrend des Weltkrieges. Tagebucher u. Betrachtungen. Miinchen, 1931, В. II, S. 161.

(42) Там же, В. II, S. 174.

(43) В.И. Коковцов. Из моего прошлого. Париж, 1933, 1-87.

(44) В.В. Шульгин. Дни. Л. 1926, стр. 75. Далее в сносках: "Шульгин,стр.".

(45) Роберт Вильтон (Уилтон). Последние дни Романовых. Изд. "Град Китеж", Берлин, 1923, стр. 43-44.

(46) Ф. Ф. Юсупов. Конец Распутина. Париж, 1927, стр. 116.

(47) Соколов, стр. 68.

(48) Otto von Taube. Rasputin. Zurich – Bern, 1929, S. 22.

(49) Мосолов, стр. 22.

(50) Мосолов, стр. 18.

(51) А. И. Деникин. Очерки русской смуты. Париж. 1923, т. 1. вып. 1, стр. 33

(52) В.Н.Данилов. Воспоминания. "Архив русской революции", т. XIX с.213-217

(53) Там же.

(54) В.Н. Данилов. Великий князь Николай Николаевич. Париж, 1930. стр. 274.

(55) Мосолов, стр.22

(56) Блок, стр. 8.

(57) Мосолов. стр. 24.

(58) Там же, стр. 22.

(59) Из писем царицы к Николаю II в 1915-1916 годах

(60) Письмо Николая II к царице от 28 сентября 1916 года.

(61) То же, от 2 декабря 1916 года.

(62) Письмо царицы к Николаю II от 10 ноября 1916 года

(63) О происках распутинской группы вокруг военного ведомства см.: В. А. Сухомлинов. Дела и дни. Дневники, т. 1-1920, тт. 2 и 3-1922. В. А. Сухомлинов. Воспоминания. Русское универсальное издательство, Берлин, 1924. А. А. Поливанов. Из дневников и воспоминаний военного министра. М., 1924.

(64) Воейков, стр. 69.

(65) Блок, стр. 9.

(66) Werner Gruhn. Der Zar, der Zauberer und die Juden. Mit 19 Abbildungen, Nibelungen Verlag, Berlin – Leipzig, 1942, S. 285.

(67) С. Ю. Витте. Воспоминания в трех томах. М., I960. II-44. Ill-384.

(68) Упомянутый выше Вернер Грюн, ярый гитлеровец, в той же своей книге, изданной в 1942 году в лейпцигском издательстве "Нибелунген", всячески выгораживает Распутина и Андроникова, "как не имевших абсолютно ничего общего с германской разведкой". Он ссылается, между прочим, на выступление по германскому радио 5 января 1940 года адмирала фон Лютцова, который, "еще раз коснувшись давнего эпизода с "Хэмпшайром", еще раз убедительно осветил правду о его гибели на мине".

(69) Симанович, стр. 92-96.

(70) М. С. Комиссаров. Интервью об обстоятельствах гибели Китченера в 1916 году. Изд-во "Красная газета". Л., 17 декабря 1924 года.

(71) Симанович, стр. 133-136

(72) Падение царского режима. Стенографические отчеты Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства Показания А. Н. Хвостова. т. 1 стр. 31-32

(73) Письмо царицы к Николаю II от 22 декабря 1915 года.

(74) Письмо Николая II к царице от 31 августа 1915 года.

(75) Письмо Николая II к царице от 5 июня 1916 года.

(76) То же, от 2 июля 1916 года.

(77) То же, от 14 июля 1916 года.

(78) Письмо царицы к Николаю II от 3 ноября 1915 года.

(79) То же, от 7 ноября 1915 года.

(80) То же, от 4 февраля 1916 года.

(81) Письмо царицы к Николаю II от 4 февраля 1916 года.

(82) Из писем царицы к Николаю II в 1915 году.

(83) Письмо царицы к Николаю II от 6 ноября 1915 года.

(84) То же, от 22 декабря 1915 года.

(85) То же, от 12 сентября 1915 г.

(86) Письмо царицы к Николаю II от 5 января 1916 года.

(87) То же, от 4 июня 1916 года.

(88) То же, от 25 июля 1916 года.

(89) Письмо царицы к Николаю II от 8 августа 1916 года.

(90) То же, от 24 сентября 1916 года.

(91) То же, от 25 сентября 1916 года.

(92) То же, от 12 октября 1916 года.

(93) Victor Alexandrov. The end of the Romanovs. Little and Brown, Boston -Toronto, 1966, p. 123. Далее в сносках "Victor Alexandrov, p.".

(94) "Вестник Кавказской армии", 1917, 29 марта.

(95) В. М. Руднев. Правда о царской семье и "темных силах". С предисловием Б. Гаранина и Н. Тальберга. Берлин, 1920.

(96) Соколов; стр. 68-70. Показания Г. К. Львова, бывшего главы Временного правительства.

(97) Соколов, стр. 68-70. Показания П. Н. Переверзева, бывшего заместителя министра юстиции во Временном правительстве.

(98) Там же.

(99) Там же.

(100)Victor Alexandrov, p. 141.

(101) Sebastian Haffner. Der Teufelspakt. "Stern", 1967, No 42 (15/X), SS. 60-78.

(102) Maurice Paleologue. Alexandra Feodorovna. Berlin-Wien-Zurich, 1932, S. 112.

(103) Страницы былого. М.-П. 1918– 1919, стр. 79.

(104) Там же, стр. 80.

(105) Письмо царицы к Николаю II от 17 апреля 1915 года.

(106) К. Ф. Шацилло. К попыткам сепаратных переговоров во время первой мировой войны (март-май 1915 года). "Вопросы истории", 1970,No9.

(107) Письмо царицы к Николаю II от 5 января 1916 года.

(108) То же, от 14 июня 1915 года.

(109) Соколов, стр. 80.

(110) Там же, стр. 79.

(111) Блок, стр. 19.

(112) Соколов, стр. 80.

(113) Из документации ЦГАОР в Москве, а также из архивных и литературных публикаций разных лет. В том числе, в частности: Телеграммы Григория Распутина. "Былое", 1917, No 5-6 (27-28), стр. 228-230.

(114) "Узник" – Д. Л. Рубинштейн.

(115) Соколов, стр. 80.

(116) Нижеприводимые выдержки – из писем царицы к Николаю II за 19151916 – начало 1917 года.

(117) Соколов, стр. 80.

ОТРЕЧЕНИЕ

Могилев. 1916 год. Сумрачное декабрьское утро.

В штабном конференц-зале при горящих канделябрах заседает военный совет. Генералы, под председательством Алексеева, обсуждают план предстоящей весенне-летней кампании 1917 года.

Царь внимательно следит за выступлениями, иногда вставляет реплику или вопрос, попыхивает сигареткой. Внезапно вырастает в дверях плотная фигура коменданта Воейкова. Минута колебания, затем комендант решительно пробирается по генеральским рядам к столу и, подойдя к верховному главнокомандующему, подает ему телеграмму с пометой: "Из Царского Села".

Николай читает, лицо его багровеет. Убит Распутин... Тон сообщения истеричный: "Нашли в воде. Молитвы, мысли вместе. Да смилуется над нами бог. Александра". Царь в смятении встает и выходит, ни с кем не попрощавшись. Велит Воейкову приготовить поезд. Маршрут: Могилев – Царское Село.

Еще до отъезда он узнает из параллельной информации, поступившей к Алексееву от шефа охранного отделения Глобачева, подробности.

Старец убит в ночь с 16 (29) на 30) декабря во дворце князя Юсупова на Мойке. Участники убийства: Ф. Юсупов, В.М.Пуришкевич и великий князь Дмитрий Павлович (начальник охранки пока не знает, что были еще двое участников: поручик А. С. Сухотин и военный врач С. С. Лазаверт).

Убитого вывезли, ночью на Малую Невку и сбросили с моста. Водолазы обшарили речное дно близ Петровского моста и ничего не нашли, но случайно один из городовых заметил мерзший ко льду рукав распутинской бобровой шубы. Труп вытащили, внесли в сарай на берегу реки и покрыли рогожей, затем переправили в Чесменскую часовню, что на пути из Петрограда в Царское Село.

Дочери Распутина Матрена и Варварa и жених последней подпоручик Нукзал Папхадзе пожелали перенести покойного на Гороховую, 64, но власти не разрешили.

Врачи установили, что Распутин был сброшен в Невку еще живым, он и подо льдом продолжал бороться, высвободив из опутывавших его веревок правую руку, крепко сжатую в кулак. Отравленный ядом, дважды смертельно раненный пулями в грудь и шею, с двумя проломами в черепе, еще и в воде был жив...

Когда через сутки Николай вышел на царскосельский перрон, он увидел тоскливо сбившихся в кучку дочерей, сына и жену. Еще по дороге во дворец Александра Федоровна успела сообщить супругу, что начатое следствие она велела прекратить "во избежание кощунственного скандала, раздуваемого врагами династии" (1), она уже просила Протопопова обратить жилище Распутина на Гороховой, 64, в музей, а одного из видных петроградскиx архитекторов соорудить в Царском Селе мраморный мавзолей, куда не позднее лета 1918 года должен быть перенесен прах старца. Пока же он будет похоронен в Царском, неподалеку от дворцов, за парком.

Вся царская семья, кроме старшей дочери Ольги, отказавшейся от участия в церемонии, отправилась на проводы убиенного. "Проехали мимо здания фотографии и направо к полю, где и присутствовали при грустной картине: гроб с телом незабвенного Григория, убитого извергами в доме Феликса Юсупова, который(?– М. К.) стоял уже опущенным в могилу... Отслушав литию отца Василия, вернулись домой" (2).

Пока Николай в Царском, ходят на могилу каждый день. Подолгу стоят над заснеженным бугром, молятся. Царица "носит на кладбище белые цветы; она бледна и готова в любую минуту зарыдать, но старается сдержать себя" (3). Сама же о себе Александра Федоровна позднее пишет: "Солнце светит так ярко... Я ощущаю такое спокойствие и мир на его дорогой могиле. Он умер, чтобы спасти нас" (4).

Но, разумеется, могила старца не всем была дорога. В первую же ночь после литии отца Василия группа офицеров царскосельского гарнизона под покровом тьмы вылила содержимое ассенизационной бочки на могильный холм. А в феврале семнадцатого солдаты вырыли труп и сожгли, а могилу сравняли с землей.

В узком фамильном кругу, при погашенных огнях, забившись в дальний угол дворца, царская чета в скорби и молениях встречает рождество, а затем и новый, 1917 год.

Его пришествие газета "Московские ведомости" встретила оптимистично. "Благодарение богу, – возвестила она, – мы вступаем в 1917 год при многих благоприятных предзнаменованиях". Несколько иной прогноз внес в свою записную книжку в те дни посол Палеолог: "Судя по созвездиям русского неба, год начинается при предзнаменованиях достаточно дурных. Я вижу здесь вокруг беспокойство и уныние... в победу не верят.., с покорностью ждут, что же ужасное произойдет дальше" (5).

Слова посла о "покорности" не свидетельствуют о его наблюдательности. Но в том, что касается "беспокойства" и "уныния", он был не так уж не прав. Тяжелые бедствия переживала страна на третьем году войны. Миллионы тружеников, оторванные от семей, изнемогали в окопах.

Условия жизни в тылу ухудшались. Надвигалась разруха – следствие неспособности царизма справиться с трудностями военного времени. Транспорт не выдерживал напряжения. Предприятия, испытывая недостаток рабочей силы, сырья и топлива, сокращали производство или вовсе останавливались. В городах иссякали запасы топлива и хлеба; Петроград имел муки только на 10-12 дней. Неудержимо возрастала дороговизна. Угроза голода нависла над промышленными центрами. Невиданные масштабы приняли спекуляция и коррупция, нажива на военных поставках и биржевых махинациях. И в то же время – длинные очереди у булочных и лавок...

Эти очереди Джордж Кеннан ныне объявляет главной, чуть ли не единственной причиной "неожиданного" падения царизма в феврале 1917 года (6). Что и говорить, в очередях за хлебом, как и в занесенных снегом окопах, накипело тогда немало возмущения простых людей. Но царизм сломал себе голову не на случайностях продовольственного кризиса – события тех дней были конечным звеном длительного процесса борьбы против самодержавия, которую на протяжении поколений вел народ. "Для того чтобы царская монархия могла развалиться в несколько дней, необходимо было сочетание целого ряда условий всемирно-исторической важности", на которые указал В. И. Ленин весной 1917 года в своих "Письмах из далека" (7). Кроме необыкновенного ускорения всемирной истории, отмечал Ленин, "нужны были особо крутые повороты ее, чтобы на одном из таких поворотов телега залитой кровью и грязью романовской монархии могла опрокинуться сразу" (8). Могучим ускорителем явилась всемирная империалистическая война. Всего в восемь дней развалилась монархия, державшаяся веками.

Начало семнадцатого года... Уже нет Распутина. Замело январской поземкой его могилу в поле за дворцовым парком. Уже не могут сановники и дельцы сваливать на него вину за свои просчеты и провалы. И чаша терпения народного наполнена до краев...

Еще на исходе 1916 года Русское бюро ЦК партии большевиков предложило Петербургскому комитету и Московскому областному бюро обсудить вопрос об организации уличных выступлений и всеобщей стачки.

Предложение это ориентировало на переход от разрозненных стачек экономического характера к массовой политической борьбе, вовлекающей в революционное движение солдат, нацеленной на вооруженное восстание. Переход к уличным действиям большевистские организации обеих столиц решили приурочить к 9 января 1917 года – годовщине Кровавого воскресенья. В этот день в Петрограде бастуют 150 тысяч рабочих. Примерно такой же размах приняли 9 января выступления пролетариата в Москве, Нижнем Новгороде и других крупных городах. Весь январь отмечен по стране стачками, носящими в основном политический характер. Столица становится ареной не прекращающихся ни на день выступлений масс, направленных против войны и самодержавия. Насчитывавший к началу 1917 года около 400 тысяч человек питерский пролетариат шел в первых рядах нараставшей народной революции. Большевики были с массами и во главе их. Представляя сильнейшую партию революционного подполья, сохранявшую глубокие корни в толще пролетариата, они вносили в движение организованность, давали ему боевые лозунги, указывали революционную перспективу, крепили союз рабочих и солдат. В противовес меньшевикам – оборонцам, приглашавшим рабочих защищать Государственную думу, плестись в хвосте либеральной буржуазии, большевики звали пролетариат к стачкам и демонстрациям, на улицу, на открытую борьбу против самодержавия. "Призыв этот учитывал созревшую в стране революционную ситуацию и отвечал настроениям питерского пролетариата, рвавшегося в бой. Он развязывал его революционную энергию и направлял в сторону решительных действий против царизма" (9).

Царь пребывает в Александровском дворце месяца два, приводя себя в душевное равновесие после похорон Распутина. За скорбью по усопшему старцу как-то подзабылось, что существует трехтысячекилометровый фронт, где по колена в снегу и грязи сидят под германской шрапнелью двенадцать миллионов солдат, и что он, император всероссийский, властвует над их жизнью и смертью в звании верховного главнокомандующего. Но – пора в Могилев. 7 марта (22 февраля) звон колоколов Федоровского собора традиционно проводил императора на станцию Александровскую, откуда его голубой поезд должен выйти на Николаевскую железную дорогу. В вагоне он коротает время за чтением "Записок о Галльской войне".

А вслед голубому поезду, бегущему по бескрайней заснеженной равнине, несутся из Петрограда нарастающие раскаты революционного грома. Николаю и в голову не приходит, что из этой поездки он вернется всего лишь через 16 дней низложенным и арестованным и что никогда до конца дней своих он больше не будет на свободе.

Вечером 8 марта императорский поезд прибывает в Могилев. На платформе Николая встречает Алексеев, лишь накануне возвратившийся из Крыма (царь дал ему для санаторного курса в Севастополе отпуск с 8 ноября 1916 года по 22 февраля 1917 года; руководил в этот период работой Ставки и за Алексеева, и за Николая II генерал В. И. Гурко).

Едва Алексеев и Гурко развернули перед ним на столе карту, чтобы доложить обстановку на фронте, как посыпались на тот же стол телеграммы сановников и думцев о положении в тылу. Вести одна другой тревожней: столицу потрясают народные волнения. Похоже, что начинается революция.

Несколько дней спустя царица пишет в Ставку, что, по ее мнению, все происходящее в Петрограде – это всего лишь "хулиганское движение"... "Мальчишки и девчонки носятся по городу и кричат, что у них нет хлеба, и это просто для того, чтобы вызвать возбуждение... Была бы погода холодней, они все сидели бы по домам" (10).

Итак, по Кеннану, переворота бы не произошло, окажись в булочных вдоволь калачей. Согласно же Александре Федоровне, революции бы не случилось, прихвати чуть покрепче мороз.

Как правило, в трактовке носителей реакционно-монархической идеи Февральская революция – это движение беспорядочных толп "инсургентов" и "мятежников", в разгар всемирной войны поднявших истошный вопль из-за какой-то хлебной корки; движение "копеечного утилитаризма" и "исторической бесшабашности", к которому подавляющее большинство населения и армии не причастно, в особенности не причастна армия, неколебимо стоявшая на защите страны, в то время как за ее спиной буйствовал из-за кренделя и сайки "окраинный сброд". У мистера Харкэйва, например, вся февральско – мартовская хроника сводится к тому, что распоясавшиеся люмпены гоняются по Петрограду за беззащитными полицейскими и убивают их, не зная, за что и почему; нет у февральских "инсургентов" ни лозунгов, ни программы, ни лидеров, они просто ошалели от безнаказанности и буйствуют из спортивного азарта; власти же, парализованные своим гуманизмом и мягкосердечием, опустили руки, и сам император-добряк забился в Могилеве в угол и никак не дождется своего отречения и сдачи власти, интересуясь только, кому и где ее сдать... Главное, вторит Кеннану Харкэйв, подвел Романовых момент внезапности. Очень уж неожиданно все произошло. Накатившей волной царь был застигнут врасплох. Никто и подумать не мог, что сравнительно мелкое уличное безобразие завершится таким финалом. "Этот кризис, с которым столкнулись Романовы, никем не планировался, не готовился, он был локальным, поначалу совсем не драматичным, и тем не менее – почти невероятно! – стал для Романовых последним" (11).

Что касается внезапности, то можно напомнить, что шеф охранки генерал Глобачев еще 5 января 1917 года в докладной записке предупреждал правительство: "Настроение в столице носит исключительно тревожный характер... Политический момент напоминает канун 1905 года..." (12) 19 января Глобачев строго секретно доносит, что "население открыто критикует в недопустимом по резкости тоне все правительственные мероприятия", причем слышатся речи, "затрагивающие даже священную особу государя императора", и что в общем и целом правительству, возможно, предстоит "бороться не с ничтожной кучкой... членов Думы, а со всей Россией" (13).

Серию своих секретных докладов правительству Глобачев заключает опасением, как бы нарастающее недовольство населения не явилось "последним этапом на пути к началу беспощадных эксцессов самой ужасной из всех революций" (14).

Наступает историческая февральско-мартовская неделя, неделя краха царизма. Как провел эту неделю от четверга до четверга Николай, как распорядился он представленной ему информацией, временем, которое отвела ему судьба? И как тем временем разворачивались события в столице?

Четверг, 8 марта (23 февраля)

В Могилеве царь пригласил к обеду глав антантовских военных миссий.

В Петрограде вышли на улицы 128 тысяч стачечников. Они кричат: "Мира и хлеба!"

Появились красные флаги и плакаты с надписями: "Долой войну!", "Да здравствует революция!" По случаю Международного женского дня работницы активное участие в демонстрациях приняли десятки тысяч женщин с питерских предприятий.

Полиция контролирует положение, но в помощь ей уже вызываются воинские подразделения.

Вечером на квартире рабочего И. Александрова состоялось совещание руководства петроградских большевиков. Решено: забастовку продолжить и расширить; организовать демонстрации на Невском; усилить агитацию среди солдат; приступить к вооружению рабочих. Определены два главных лозунга движения: свержение монархии и прекращение войны.

Столица на голодном пайке. Запас муки составляет 500 тысяч пудов. При минимуме ежедневной выдачи в 40 тысяч пудов этого может хватить лишь на 10-12 дней.

Пятница, 9 марта.

Царь отмечает в дневнике, что он награжден бельгийским орденом "Croix de Guerre".

Александра Федоровна сообщила телеграммой из Царского, что сын и две дочери заболели корью. Теперь царица прикована к постелям детей и фактически выключена из политической борьбы. Отпало ее обычное зловещее давление на Николая.

Число бастующих в Петрограде возросло до 200 тысяч. На Васильевском острове студенты присоединяются к рабочим. Демонстранты стремятся прорваться к центру города, появились на Невском. Полиция пытается рассеять их, избивает плетьми, прикладами и шашками. К середине дня лавина демонстрантов заполнила Знаменскую площадь. Конные городовые, пытавшиеся воспрепятствовать демонстрации, были встречены свистом, криками протеста, градом поленьев и осколков льда... До позднего вечера на Невском не прекращаются митинги, звучат пламенные речи. Лозунг "Хлеба!", доминировавший раньше, теперь тонет среди знамен с надписями: "Долой царизм!", "Долой войну!". По указанию царя Алексеев телеграфно поручает руководство усмирительными акциями командующему Петроградским военным округом генералу С. С. Хабалову. (Незадолго до этого Петроградский военный округ был выделен из Северного фронта, куда входил во время войны, в особую единицу и поставлен под командование Хабалова, получившего широкие права.)

В Мариинском дворце, как обычно по пятницам, заседает Совет министров. Выйдя с заседания, министры с удивлением обнаруживают, что не могут пробраться домой; в частности, премьер-министр Н. Д. Голицын не может попасть к себе на Моховую, закупоренную демонстрантами.

Современные советологи особенно резко попрекают царское правительство за промахи, допущенные в этот день, второй день массовых волнений. Они считают, что в этот день "многое еще можно было спасти". Масси, Фрэнклэнд и Харкэйв порицают за "неспособность" А. Д.Протопопова и С. С. Хабалова, которые "не проявили тех данных, какие требовались по их должностям в такой момент" (15). Хабалову "не хватало ни оценки положения, ни плана контроля над массовым беззаконием, ни способности помешать мелким толпам присоединиться к большим". Протопопов же "стал терять нервы при первых признаках организованного неповиновения". Выявилось, что "даже те люди, которых царь в пятом году называл трусливыми курицами, могут считаться бесстрашными орлами в сравнении с этими двумя" (16).

Духовные оруженосцы сегодняшних усмирителей из Луизианы и Алабамы задним числом поучают царских жандармов, как следовало им 56 лет тому назад на петроградских улицах расстреливать и истязать...

Суббота, 10 марта.

В этот день движение перерастает во всеобщую политическую забастовку, охватившую свыше 300 тысяч человек. Из рабочих кварталов людские потоки неудержимо рвутся к центру города. Ряды демонстрантов растут. Восставшие становятся хозяевами улицы. Полиция бежала из рабочих предместий и сосредоточилась в центре города, пытаясь создать здесь преграду бушующей толпе. Оцеплены мосты, перекрыты даже тропинки по льду через Неву. Гремят первые выстрелы полиции по безоружным демонстрантам, падают первые убитые и раненые. Начались ожесточенные столкновения рабочих с полицией.

С утра совещаются представители Бюро ЦК и ПК партии большевиков. Решено развернуть дальнейшие широкие наступательные действия. Предусмотрены: братания рабочих и солдат; возведение баррикад; меры к тому, чтобы движение петроградского пролетариата нашло отклик по всей стране. Завоевание солдатских масс на сторону революции объявлено особо важной задачей. Выпущена ПК листовка, обращенная к "братьям-солдатам". В этот день "большевики, рискуя жизнью, проникали в казармы, беседовали с солдатами или организовывали демонстрации возле казарм, провозглашали революционные лозунги, словом, пользовались каждым удобным случаем, чтобы призывать солдат к единению с рабочими" (17).

Телеграммой No 2899-3713 Хабалов сообщает Алексееву, что "у Гостиного Двора демонстранты запели революционные песни и подняли красные лаги с надписями "Долой войну". Взвод драгун спешился и открыл огонь по толпе, убито двое и ранено десятеро". В этот день военный министр Беляев сказал Хабалову: Ужасное впечатление произведет на наших союзников, когда разойдется толпа и на Невском будут трупы".

Протопопов телеграфирует в ставку Воейкову, что на "Выборгской стороне толпой снят с лошади и избит полицмейстер полковник Шалфеев... На Знаменской площади убит пристав Крылов... Бастующие местами приветствуют войска". Все чаще отмечается сочувственное отношение солдат к демонстрантам. Когда "фараоны" убегают от рабочих, солдаты смеются.

Хабалов объявил: если рабочие до вторника не вернутся на работу, все пользующиеся отсрочками новобранцы досрочных призывов 1917, 1918 и 1919 годов будут призваны и отправлены на фронт.