Текст книги "Истоки"

Автор книги: Марк Алданов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 58 страниц)

Для романа первым делом нужна была толстая, веленевая, с золотым обрезом бумага и золоченые тупые английские перья. Необходимы были также записные книжки, лучше всего в шестнадцатую долю листа, в мягком кожаном переплете. «Эх, досада, утром бы подумать: купил бы все в городе, там есть большой писчебумажный магазин. Или опять поехать в город?.. Зашел бы к адвокату… Неловко перед Катей…»

В небольшой комнате пол был залит водой. Катя в рубашке расчесывала волосы. Он неслышно вошел и поцеловал ее сзади в плечо. Она вскрикнула и выронила из зубов шпильки. «Да, асимтота счастья», – подумал он.

– Дурак, испугал меня!.. Уходи, братец.

– Я в самом деле дурак, но не поэтому. Представь себе, я забыл купить в городе писчебумажные принадлежности!

– Экая беда. Купишь в следующий раз.

– Нельзя «в следующий раз»! Как пока работать?

– У повара спроси, где-нибудь наверное, найдется пузырек с чернилами.

– «Пузырек с чернилами»! – передразнил он. – Ничего не поделаешь, надо завтра ехать в город опять.

Она жалостно на него оглянулась.

– Завтра? Почему же завтра? – спросила Катя. Ей не очень понравилась эта его вторая поездка в город за два дня, но она тотчас вспомнила 6 совете Алексея Ивановича. – Ну, что ж, поезжай… Ты один хочешь ехать?.. Впрочем, поезжай один. Ты говорил, что тебе лучшие мысли приходят в экипаже. – Она процитировала его дословно, хоть не очень понимала, какие-такие мысли. – А я буду всю дорогу болтать, я себя знаю.

– Совсем не поэтому. Разве ты можешь мне мешать? Но ты просто устала бы: я только туда и обратно. Мне нужно также купить кое-какие книги.

– Еще книги! Да их и так у нас девать некуда!

– А то смешно: всякие Лессинги у меня есть, а Толстого, Тургенева, Гончарова нет. Я не могу жить без «Войны и мира».

– Я могу жить без «Войны и мира»… Скажи, адвокат, наверное, не женат?

– Наверное. По крайней мере, он был не женат еще сегодня утром. Может быть, днем женился? Но я этого не знаю. И ты тоже будешь читать.

– Я знаю, что я страшно необразованная, – сказала Катя, заплетая косу. – Ты сделал большую глупость, что женился на мне. Но когда я тебе надоем, ты не стесняйся и скажи, я уйду к Алешеньке. Но вот что, барин, ты составь список всего, что тебе нужно, а то в третий раз я тебя не пущу.

– Правда, сейчас составлю.

– И если уже ты едешь, то купи там тот торт, который мы ели в кондитерской. Чудный торт! Он называется, кажется, мариньян. Вафли и миньон, я обожаю. И знаешь что, купи сразу два: они не портятся.

– Я куплю три, – сказал он.

VII

Первые представления цирка шапито должны были состояться поблизости от Петербурга, и решено было везти реквизит на подводах. Лошади, трапеции, ходули были отправлены накануне. Легкий реквизит был погружен рано утром. Артисты в большинстве тоже сели на подводы, кто по безденежью, кто, как Рыжков, из товарищеского чувства, чтобы не выделяться. Директор предпринял поездку по России с очень небольшими деньгами и предупредил об этом артистов. Они согласились работать на паях, зная, что директор честный человек.

Погода была прекрасная. Как только подводы тронулись, все повеселели, даже те, кто не верил в успех гастролей. Алексей Иванович удобно устроился на своем собственном низком длинном сундуке, рядом с полной румяной мимисткой-физиономисткой, по сцене девицей Элеонорой. Около них поместились Али-египтянин и шпрехшталмейстер, для сокращения называвшийся просто «шпрех».

– Так при царе Горохе путешествовали! Я так ездить не привыкла, – жалобно говорила мимистка-физиономистка.

– Уж будто никогда, матушка, так не ездили? – усомнился Али-египтянин.

– Ну вот, – сказала она. Это было ее любимое слово, иногда означавшее «да», а иногда – «нет».

– Это оттого, что ты, милая, молода, – ласково-наставительно сказал Алексей Иванович. – А я, когда мальчишкой стал работать, то и не слыхал, какие-такие железные дороги. Прежде цирк, иначе, как на лошадях, и не ездил, да еще по рекам на плотах. И почище нынешних бывали труппы.

– Да, почище нынешних! В деревнях показывали «Курицу с человечьим лицом», и мужичье вас кольями гнало: «бей балаганщиков!» Знаем мы эту вашу старину! Бывало, идут навстречу цирку колодники. Один гогочет: «Ахтеры! Ахтеры!» А другой арестант отвечает: «Чаво, дурень, смеешься! Погоди, может сами хуже будем!»

Алексею Ивановичу анекдот не понравился.

– Мало ли вздору говорят люди, да еще арестанты!

– Нынешний цирк не в пример лучше прежнего. Искусство идет вперед, – сказал Али-египтянин. Однако Рыжков не согласился и с этим.

– Такого артиста, как Гримальди, за тысячу лет не было и еще тысячу лет не будет. И очень это преувеличено, будто нас кольями встречали. Бывало, конечно, но редко. А то часто в провинции, когда подъезжал цирк, выходили за три версты встречать нас с музыкой.

– И теперь встречали бы, если б злодеи не убили царя, – вздохнув, сказал Али-египтянин.

– Нас без хлеба оставили, а говорят, что защищают бедных людей!

– Они христиане, – саркастически сказал ненавидевший революционеров Али-египтянин. – «В церкви не состою, а сущность учения Иисуса Христа признаю», – процитировал он облетевшие Россию слова Желябова на суде. Алексей Иванович сердито его остановил.

– Так нельзя говорить! Насмехаться над ними большой грех.

– Я и не насмехаюсь! Кто же над повешенными насмехается?

– Я был на Семеновском, когда их вешали. Ох, как нехорошо было! А они хоть бы что! Только этот Рысаков сплоховал, – сказал, морщась, шпрех. Рыжков с очень недовольным видом качал головой.

– За время траура я проела все, что было, и теперь в долгу, как в шелку, – сказала мимистка-физиономистка. – Без Алексея Ивановича не знаю, как прожила бы! Сейчас всего капитала два двугривенных.

– Могу тебе еще красненькую дать. Хочешь?

– Ну вот! Только когда же я вам все отдам, Алексей Иванович?

– После бенефиса и отдашь. Ведь тебе обещана «Черная маска»? Прекраснейшая пантомима, и роль Лауры Куртенэ одна из твоих коронных.

– Обещана, да даст ли? – сказала девица Элеонора, утешенная и красненькой, и словами об ее коронных ролях.

– Ну, уж это ты, матушка, вздор говоришь. Если он сказал, то можно положиться. У него слово свято.

– Я с ним письменного договора никогда не заключаю. Договорились, хлопнули по рукам, значит верно.

– Слышали, у него вчера сорвался плакат: «Все билеты проданы». Весь побледнел: «Плохая примета».

– Нет такой приметы. Там если заяц перебежит дорогу, я не говорю. А это одно суеверие.

– Провинция у нас чуткая: любит и понимает цирк, – сказал Али-египтянин.

– Главное – это погода, – заметил шпрех. – И еще чтобы на первых порах не посадили в яму! Раз в Нижнем Новгороде у нас описали тюленя Маэстро. Директор хотел застрелиться.

– Главное не в погоде, а в репертуаре, – сказал Рыжков. – Если не опустимся до какого-нибудь «Путешествия вокруг света за пять копеек», то и искусству послужим, и не стыдно будет глядеть в глаза людям.

– Закликала, братцы, у нас мастер, – сказал Али-египтянин и благодушно передразнил шпреха: – «Давай, давай. – Билеты хватай. – Чудеса узрите. – В Америку не захотите! – Пошла начинать. Музыку прошу играть…»

Рыжков строго показал ему глазами на девицу Элеонору. Последняя строка закликания была непристойной. Али-египтянин, однако, и сам знал, чего нельзя говорить при дамах. Он достал корзинку с едой, завернутую в афишу: «Невероятно, но факт».

– Как только выедем за заставу, братцы, не грех будет перекусить.

– Я, признаться, страшно проголодалась. Доктор говорит, что у меня ложный аппетит.

– Хорошо будет, как поплывем по Волге, давно я по ней, матушке, не плавал. Поедим стерляжьей ухи. В Сибири тоже едят, дай Бог всякому. Я двести пельменей съедал в один присест.

– Двести пельменей, дяденька, не съедите, – сказал шпрех.

– Невероятно, но факт.

– Если в бульоне, то он съест, – подтвердил Алексей Иванович.

– Адин порция бульон, – сказал Али-египтянин и вытащил бутылку водки. Пронесся радостный гул.

За заставой они закусили и выпили.

– Один шнапс не шнапс, два шнапса тоже не шнапс, и только три шнапса это полшнапса, – сказал Али-египтянин. – Так говорят волжские немцы. Эх, братцы, рад я, что увижу матушку Волгу.

– А я не люблю уезжать из Питера, – сказал, вздыхая, шпрех. – Говорят, только в одном городе на свете есть такая набережная, да я не помню, в каком. Еще приведет ли Бог все это увидеть?

– А вы что, помирать собрались? – спросила мимистка-физиономистка.

– В нашем деле нельзя знать. Может такое случиться, что костей не соберут. Я ведь и на трапеции работаю.

– Зачем же говорить о том, что может случиться? – сказал Рыжков. – А если на арене и умрешь, то почетнее смерти нельзя желать! Всю жизнь служил своему делу и смертью послужил. Это самое главное: трудиться и уважать свой труд.

– Это вы верно говорите, – сказал шпрех. Али-египтянин тоже одобрительно кивнул головой.

– Правда, правда, – подтвердила мимистка-физиономистка.

– Теперь, говорят, страхуют от увечья, да я не верю: одно надувательство, – сказал Али-египтянин. – Ну, что ж, Алешенька, по третьему шнапсу? За нашу-то, за помещицу Мамонтову, она всегда тебя звала Алешенькой. Уехала от тебя, старый?

Они выпили еще по рюмке. Али-египтянин закупорил и спрятал бутылку. Шпрех приятным тенором затянул цирковую песню:

 
У трамплина мандолина,
На трамплине барабан…
 

– Это он правильно. Отъезжая, надо петь, – сказал Алексей Иванович.

Все подхватили хором:

 
Клоун, рыжий, балерина
Всех наречий и всех стран.
 

Историко-литературная справка

На протяжении 1930-х годов Алданов публиковал романы только на современную тему: после трилогии «Ключ», «Бегство», «Пещера» выступил с романом «Начало конца». Поселившись в начале второй мировой войны в США, он решил возвратиться к историческому жанру, к предыстории событий, воплощенных в трилогии, стал с 1942 г. писать «Истоки».

Работа над этим самым крупным по объему из его романов продолжалась до 1946 г. Параллельно Алданов печатал короткие рассказы на актуальные, подсказанные войной темы, участвовал в создании в Нью-Йорке толстого литературно-художественного и общественно-политического журнала на русском языке. Он назывался «Новый журнал» и выходил раз в квартал, почти в каждом его номере печатались новые произведения писателя. Постепенно роман отодвигал на задний план все другие дела. Алданов задумал ввести в сюжет образы цирковых артистов и, чтобы достоверно изобразить характеры и обычаи неизвестной ему среды, отправился с бродячим цирком в турне по Соединенным Штатам. «Он знал, что быт и атмосфера этих цирков едва изменяются с годами и широтами. В результате даже в цирковой технике, описанной в романе, и там „комар носа не подточит“. Писательская честность Алданова действительно была беспредельна», – свидетельствует мемуарист А. Бахрах.[303]303
  А. Бахрах. «По памяти, по записям». М. Алданов. «Новый журнал», 1977, № 126, с. 159.


[Закрыть] 29 июня 1945 г. Алданов сообщил И. А. Бунину: «Кроме „Истоков“ я ничего не пишу»!..[304]304
  Там же, 1965, № 80.


[Закрыть]

Русское книгоиздательское дело за рубежом в первые послевоенные годы находилось в упадке. Сначала «Истоки» появились в переводе на английский язык (1947) под названием «Before the Deluge» («Перед потопом»). В 1948 г. Книжное общество Англии избрало это произведение лучшим романом месяца. Лишь в 1950 г. роман появился на русском языке, его выпустило в двух томах парижское издательство «YMCA-Press». Деление на два тома было предпринято издательством, а не автором: на выставке «YMCA-Press» в Москве осенью 1990 г. демонстрировался автограф письма Алданова в редакцию, Б. М. Крутикову, от 29 сентября 1948 г., где писатель сообщает, что ему все равно, выйдет роман в двух или в трех томах.

Вскоре после публикации «Истоков» в журналах русской эмиграции появились две в корне противоположных оценки романа: поэт Георгий Иванов увидел в нем проповедь безверия и скептицизма, нашел его вредным («Возрождение», Париж, 1950, № 10), историк М. Карпович, напротив, назвал «Истоки» лучшим произведением Алданова, продолжающим толстовскую литературную традицию («Новый журнал», Нью-Йорк, 1950, № 24).

В дальнейшем в русской зарубежной критике возобладал именно этот взгляд: многие мемуаристы и критики считают «Истоки» выдающимся историческим романом. А. Бахрах приводит слова И. А. Бунина: «Под характеристикой Александра II не отказался бы поставить свою подпись сам „Лев Николаевич“!» Алданов считал наиболее удавшимися в романе две сцены: операцию и смерть Дюммлера и цареубийство.[305]305
  «Новый журнал», 1965, № 81.


[Закрыть] Хотя роман привлек внимание англоязычных читателей, а в 1953 г. был опубликован в Барселоне в переводе на испанский язык, Алданов предназначал его в первую очередь соотечественникам. «Кого в Америке могут интересовать народовольцы, Александр II и даже западноевропейские знаменитости 70-х годов!» – восклицал он в письме к Андрею Седых.[306]306
  Там же, 1961, № 64, с. 222.


[Закрыть]

Сейчас, когда через четыре десятилетия после первой публикации на Западе «Истоки» приходят к советскому читателю, роман воспринимается как живое явление литературной жизни, хотя в нем воссозданы события более чем столетней давности: споры о путях исторического развития России, противостояние радикалов и консерваторов, разговоры о связи политики и нравственности характерны и для наших дней. Связь времен – главная тема Алданова, его исторические полотна остаются злободневными. Но в ранних произведениях писателя тема связи времен, по мнению некоторых критиков, часто была излишне педалирована. Например, его Наполеон размышлял о выгоде стратегической позиции на Марне («Святая Елена, маленький остров»), и читателю 1920-х годов не оставалось иного, как вспомнить недавнюю битву под Верденом. Зрелый, достигший более высокого мастерства автор «Истоков» идет по другому пути: его герои также задумываются над будущим, но их прогнозы постоянно не сбываются, их планы на будущее рушатся. Полон иронии эпизод, когда один из героев, положив деньги в банк, объявляет, что на проценты через пятьдесят лет, в 1928 г., будет издана книга – биография его начальника по службе графа Канкрина. Связь времен воплощается Алдановым и в появлении на страницах одного романа пожилого Маркса и подростка Ленина.

Обширная галерея персонажей многопланового повествования – вымышленных героев и исторических деятелей – воплощает в «Истоках» авторский тезис о противостоянии интеллигенции самодержавию как характерной черте общественного развития России перед 1 марта 1881 г. Это противостояние, по Алданову, стало импульсом дальнейшего революционного развития. Каждый из персонажей выбирает свой путь: профессор ищет независимости от властей, левый художник рисует Стеньку Разина и едет знакомиться с Бакуниным, народовольцы замышляют убийство царя. Вместе с тем характеры напоминают персонажей, созданных ранее Алдановым в «Мыслителе» и трилогии; и в тех и в других перемешаны свет и тени, положительные качества почти в каждом преобладают над отрицательными. Когда-то Белинский писал об Искандере – Герцене: «Главная сила его не в творчестве, не в художественности, а в мысли, глубоко прочувствованной, вполне сознанной и развитой».[307]307
  В. Г. Белинский. Собр. соч. в 9 томах, т. 8, М., 1982, с. 374.


[Закрыть] То же можно бы повторить и об авторе «Истоков»: наиболее сильная его сторона – аналитическая мысль историка.

В большей степени, чем любое другое произведение Алданова, «Истоки» связаны с русским историческим романом XIX в. Но, современник Соловков и Хиросимы, Алданов по-новому интерпретирует известные события русской и европейской истории. Размышляя о культурной традиции, сталкивая героику и будни, анализируя поведение человека перед лицом смерти, он, по существу, остается в кругу вечных тем, но главный его мотив – бессилие человека перед потоком исторических событий, тщетность исторических деяний. Этот горький мотив контрастирует с внешней легкостью занимательного повествования: композиция выразительна, сюжет включает элементы высокой трагедии, мелодрамы, криминальной истории.

Первый небольшой отрывок из романа, «В цирке», был напечатан в газете «Новое русское слово», Нью-Йорк, 1 января 1943 г. Затем более крупные фрагменты на протяжении четырех лет публиковались в «Новом журнале»: 1943, №№ 4, 6; 1944, №№ 7—10; 1945, № 11; 1946, №№ 12, 13. Текст публикуется по кн.: М. А. Алданов, «Истоки», Париж, 1950.

А. Чернышев