Текст книги "А я верну тебе свободу"

Автор книги: Мария Жукова-Гладкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

– Мне все в издательстве сказали, – невозмутимо пожала плечами я. Они так поняли, что вы мечтаете прогуляться со мной под венец.

Только потом мнения разделились. Половина считает, что вас ни в коем случае нельзя упускать, а другая, наоборот – что бежать от вас без оглядки, как черт от ладана.

Сухоруков какое-то время переваривал услышанное. После долгого молчания из соседней ниши к нам заглянула лопоухая рожа с квадратной челюстью, посмотрела на шефа, на меня, потом сказала в рацию: «О'кей». Ой, да это же герой одного из моих прошлых репортажей! Специалист по малявам. И не здоровается, негодник. Ну что ж… Я взяла и показала ему язык. То ли тип не ожидал от меня такого, то ли для заглядывания к нам ему пришлось сильно изогнуться и он на стуле не удержался, но он почему-то вытянул в мою сторону руку с рацией – и с треском рухнул на пол.

Сухоруков подскочил как ошпаренный. Из двух ниш тут же высыпали все его телохранители, правда, приятеля Лопоухого, с которым мне приходилось общаться раньше, среди них не оказалось, к нам прибежали метрдотель, два официанта и директор ресторана. Все мужики одновременно заорали, рации раскалились, «о'кей» летело со всех сторон, только я невозмутимо сидела на стуле, ожидая заказанных блюд. Правда, не исключала, что вместо блюд получу что-то другое. Хотелось бы не «маслину».

Внезапно шум прорезал ментовский голос, с типичной интонацией спросивший, что тут происходит. Я бросила взгляд вправо, в направлении двери, из которой и появились два типа в форме.

Не исключала, что их сюда подослали мои коллеги. Виктория Семеновна вполне могла позвонить и своим знакомым, и моим, тому же Андрюхе, который и попросил ближайшую патрульную машину проверить состояние моего здоровья.

Директор тут же стал предлагать господам милиционерам подкрепиться за счет заведения.

Но господа вначале решили разобраться в происходящем и уставились на разбитую рожу, недавно упавшую к моим ногам. Но документы почему-то попросили первой у меня. Или это подстава?

Я предъявила журналистское удостоверение.

Прочитав мои данные, мне козырнули, сказали «Ах да, это вы», улыбнулись и уточнили, не требуется ли мне помощь.

– Требуется, – сказала я.

Сухоруков и его орлы напряглись. Персонал ресторана – тем более.

– Как вы считаете, можно выйти за господина Сухорукова замуж или не стоит? Мнения моих друзей разделились ровно пополам, а сама я никак не могу прийти ни к какому выводу.

Вы – лица нейтральные. Как думаете?

Директор ресторана сделал шаг назад, его подчиненные последовали его примеру, телохранители отвесили вниз квадратные челюсти, сам Сухоруков, вскочивший с места, плюхнулся на диван, а потом рявкнул:

– Водки!

– Может, лучше шампанского по такому случаю? – робко предложил отступающий метрдотель. – Мы будем счастливы, если такие известные в городе люди, как вы, Иван Захарович, и вы, Юлия, отпразднуете свою помолвку в нашем ресторане. Шампанское – за счет заведения.

Сухоруков хотел что-то сказать, но не смог.

Внезапно зал озарила вспышка, потом еще одна: нас фотографировали. Правда, я лично не знала этих журналистов, но не исключала, что это опять Виктория Семеновна подсуетилась – за сломанный стул. Мне-то все равно, я только развлекусь и стану более известной, а вот Сухоруков… Интересно, как он отреагирует на помолвку со мной?

– Пошли все вон отсюда, – сказал Иван Захарович. – Нам с Юлией нужно обсудить детали предстоящей свадьбы.

Я чуть не грохнулась со стула. Менты заулыбались еще шире и пожелали нам жить долго и счастливо, уши у Лопоухого стали сворачиваться в трубочки, остальные телохранители, только что вернувшие челюсти на места, опять их отвесили, но разбрелись по нишам, откуда вскорости стал доноситься рефрен из «о'кеев».

Метрдотель появился с шампанским и водкой.

Когда мы с Сухоруковым наконец остались вдвоем, он покачал головой и заметил:

– Ну ты и стерва. Я такой в жизни не встречал.

– Так нечего было все издательство с утра пораньше на уши ставить, ответила я.

– Я к вам еще разок загляну как-нибудь, – пообещал Сухоруков с плотоядной улыбочкой. – Прихвачу с собой трех-четырех журналисточек. Не для себя. Для мальчиков. Видишь, сколько у меня мальчиков? Но вначале конкурс устрою для журналисточек. У плиты. Баба, во-первых, должна быть хозяйкой. А какая из журналистки хозяйка, если она все время носится, задравши хвост? Я, когда твою стервозную рожу в телевизоре вижу, обычно думаю: что у нее в голове? Что еще этакое выкинет?

– Я вас не разочаровываю? – спросила я ангельским голосочком.

– Нет!!! – рявкнул Сухоруков.

Телохранители на мгновение высунулись, но тут же исчезли, в очередной раз сказав «о'кей».

Однако, надо отдать ему должное, Иван Захарович быстро успокоился и продолжил:

– Ты, Юленька, как я понимаю, и в огне не горишь, и в воде не тонешь. Но ведь у вас в редакции и в холдинге есть и другие. Не такие прожженные стервы, как ты. Вот я и покажу твоим коллегам, что…

– Не надо, – перебила я и сменила тему:

– Так чего вы все-таки от меня хотите? Чтоб я попыталась до дедка с бабулей добраться и вам меда купить?

Сухоруков стал серьезным и попросил подробно рассказать, как я очутилась в том сарае.

Мне что – я рассказала.

– М-да, – медленно произнес он, когда я закончила, и признался, что просто глазам своим не поверил, когда утром прочел мою статью: наш еженедельник, в котором она была напечатана, сегодня случайно попался ему на глаза.

Решил пролистать за утренним чаем. Пролистал. На нашу голову.

– Иван Захарович, а почему вы лично прилетели в редакцию? – спросила я. Меня в самом деле ужасно интересовал этот вопрос – я ведь знала, кто такой Сизо. – Почему сами?

У вас что, шестерок мало?

Сухоруков усмехнулся.

– Импульсивный я человек, Юля. Если мне чего-то захотелось – надо, чтобы было. Сразу же. Вынь да положь.

– Увидели статью – вынь да положь журналистку?

– Ну, в принципе… Я своим вначале велел в вашу редакцию позвонить. У вас моего парня послали. Хорошо, витиевато, со знанием дела – и русского языка. Тогда я сам позвонил. Меня тоже послали и сказали: координат не даем, в особенности банкирам и депутатам. Ну я и решил разгромить вашу редакцию к чертовой бабушке. Встряхнуться мне надо было, понимаешь? Я в Швейцарию летал только что, заскучал там. Мы и поехали с моими мальчиками. У тебя ведь. Юля, тоже энергия через край бьет? Носишься как заведенная. По-моему, тебе в задницу пропеллер вставить – он крутиться будет.

Должна меня понять.

– Но я ведь журналистка!

– А я чем только ни занимался, – с ностальгической грустью в голосе сказал Сизо. – Я ведь из всего могу деньги делать – из металлолома (я на нем и поднялся), курей заморских, машин, воздуха… Решил банк свой заиметь – и заимел. Приятно, когда тебя все; знают как банкира.

– А в депутаты чего полезли?

– Скучно. Я ведь уже все перепробовал. Решил в Думу пойти, поразвлечься. Ну подерешься там немного, о морду какую-нибудь известную руки почешешь – за народ, бабу какую-нибудь, которая в политику полезла, за волосы подергаешь – нечего бабам в политике делать, это мое твердое убеждение, потом закон какой-нибудь примешь. Опять же посмотришь, как кто-то мочу пьет на глазах у народных избранников. В театр ходить не надо. Но знаешь, в чем ошибся?

В смысле, почему не прошел? Надо было вначале свою партию создать. К следующим выборам сделаю.

«ПКПР – Партию конкретных пацанов России?» – хотелось спросить мне, но я сдержалась.

– А ты очень точно все описала, – заметил Иван Захарович, возвращаясь к статье. – Но тебе, красавица, не с чем сравнивать. А уж я где только ни чалился…

Он достал из внутреннего кармана пиджака два конверта и пояснил, что один из них предназначается бабуле с дедулей за ласковое обращение с банкиром и в качестве оплаты за мед, лучше которого он сроду не ел, а второй – мне.

– Мне-то за что?

– За услуги. И я хочу тебя попросить не упоминать Колобову, что мед для меня. Если спросит, конечно. Скажешь, что для себя. Когда мед достанешь – позвони мне, пожалуйста.

И Сухоруков протянул мне визитку, где золотом было выгравировано несколько телефонов.

– Вопрос можно? – посмотрела я на Ивана Захаровича, убирая визитку в сумочку.

– Валяй! – царственно разрешил он, засасывая очередную стопку водки. Шампанское так и стояло неоткрытым в ведерке со льдом: я не позволяю себе пить за рулем.

– Вы давали деньги на наркотики? Если да, то сколько? – спросила я и попала в точку.

Сухоруков поперхнулся водкой. Потом вылупился на меня.

– Ты что, считаешь, я тебе на эти вопросы отвечу?

– Почему бы и нет? Колобов отвечал.

Сухоруков тоже ответил себе под нос – такими выражениями, которые приличной девушке знать не положено. Из обеих соседних ниш тут же показались рожи. Сухоруков махнул рукой, чтоб убирались. Рожи сказали «о'кей!», но убраться не успели.

– Иван Захарович не хочет приглашать на нашу свадьбу одного нашего общего знакомого, – пояснила я телохранителям.

После моих слов убрались быстрее, чем от мановения руки шефа. На этот раз никаких «о'кеев» не послышалось. До «о'кея» было далеко.

– И сколько я дал, по словам Колобова? – прошипел Сухоруков.

– Все дело в том, что он мог говорить только за себя. Поэтому и спрашиваю. Ваш миллион был или больше? И вообще в целом было два миллиона? Или Александр Иванович указал неточную цифру?

– За него замуж ты часом не собираешься? – спросил Сухоруков. – Он тебе предложений не делал?

– Только насильственные, правда, вы его в этом деле значительно переплюнули.

– Он делом взял. Я тебя пока ни в подвал, ни в сарай не сажал. Хотя, признаться, руки чешутся.

Иван Захарович хряпнул еще водочки, утер рот рукавом пиджачка тысячи за две зеленых, ослабил на шее галстук баксов за пятьсот и устало посмотрел на меня.

– Ну и стерва же ты. Юля, – сказал. – Кстати, мужика своего хочешь на свободе видеть?

– Это которого? – спросила я с невинным видом, хотя прекрасно поняла, что речь о Сереге.

– Не придуривайся. Значит, так. Серега твой утверждает, что денег у Колобова с собой в гостинице не было.

– Где это он утверждает?

– Ну неужели ты думаешь, что я до него в «Крестах» не добрался? Тоже мне стены. Но деньги у Колобова были. Когда он уезжал из Питера. И ты права: там было много моих. Три четверти. Я, конечно, человек небедный, но полутора миллионами баксов бросаться не намерен.

С какой стати? И тут главное даже не деньги.

– Репутация, – подсказала я.

– Вот-вот. Она самая. А ты, красавица, находилась в той гостинице как раз тогда, когда там должны были быть деньги.

Взгляд Сухорукова внезапно изменился и стал зверским, а лицо превратилось в хищную морду.

– Ты жить хочешь, акула пера?

Я молчала. Вопрос, по-моему, был глупый.

– Тебе задание: узнать местонахождение нашего с тобой любимого сарая. И молчать о том, что узнаешь для меня.

– Но как я его узнаю?!

– Это твои проблемы. Я тебе деньги даю на накладные расходы. Видишь, какой я щедрый, – он пододвинул ко мне два конверта. – Действуй и помни: на кону твоя жизнь и жизнь твоего мужика.

– Но при чем здесь мы?!

– А ты докажи мне, что ни при чем, – посмотрел на меня Сухоруков. – Я, Юленька, не первый год в эти игры играю. Ради таких денег можно оч-чень на многое пойти. А ты с твоим мужиком способна была провернуть такое дельце. Это ба-альшой комплимент, – захохотал Сухоруков, потом резко оборвал смех. – Но если вы его в самом деле провернули, ответите так, что мало не покажется. Все. Забирай шампанское и вали отсюда. Разопьете его, если мужик твой из тюрьмы живым выйдет. Ты меня поняла?

Глава 23

Выйдя из ресторана, села в машину и отъехала метров на пятьсот, потом завернула в какой-то двор и долго сидела там под сенью старых тополей. Вот ведь вляпалась. А все Серега.

Алиби. Алиби. Какое к чертям собачьим алиби?

Какие переговоры в офисе? Врал все, сволочь.

Но, значит, он все-таки забирался в номер Колобова?! Пистолет, интересно, там нашел?

И что теперь делать мне? Сухоруков же от меня не отстанет, пока не получит то, что ему нужно.

Вот ведь мужики – все готовы чужими руками жар загребать. Хотя… Появляется шанс вытащить Сергея из тюрьмы. На Сухорукова в таком деле можно рассчитывать больше, чем на кого-либо другого. Но может оказаться и так, что он отправит Серегу на тот свет. И меня вдогонку.

А значит, нужно быть очень осторожной. И действовать по-умному.

Про себя отметила также, что Иван Захарович говорил со мной нормальным русским языком. В «ящике» и то блатной лексики больше.

Или он это со мной старался? Умеет, когда захочет? Все-таки в Госдуму собирался, нельзя там с трибуны через слово говорить «бля буду», а через два – «в натуре». «Пожалуй, Сухорукое не зря платил деньги своим имиджмейкерам», – решила я.

Позвонила в редакцию и всех успокоила, хотя самой было ох как неспокойно… Потом позвонила Колобову и ангельским голосочком поинтересовалась, нельзя ли заказать у бабули с дедулей натурпродуктов меда и сметанки. Не собираются ли мальчики Колобова посетить знакомую деревеньку? Я готова составить им компанию, пусть и с завязанными глазами (приподниму повязку как-нибудь), или принять дары лично – если продиктуют адрес. Добавила, что готова за них заплатить. И вообще сегодня нам в редакцию принесли конверт для бабули с дедулей. Дароносец предпочел остаться инкогнито, но по моей статье узнал место своего давнего заточения. Конверт у меня, и совесть мне не позволяет держать его у себя, раз он предназначен другим людям.

– Ох как интересно, – заметил Колобов. – Значит, кто-то оценил мою доброту?

– Вообще-то деньги предназначены для бабули с дедулей, – напомнила я.

– Да-да, я понял. Хорошо, Юля. К тебе сегодня вечером заедет Витюша. Он возьмет конверт. А завтра привезет тебе медку и сметанки.

Лады?

Вернувшись домой, я первым делом зашла к соседкам – Татьяне и Ольге Петровне и поделилась с ними своими планами. Мне требовалась их помощь.

– Ох, Юлька, допрыгаешься, – покачала головой Татьяна, подумала и добавила:

– Тебя одну никуда не отпущу. Поеду с тобой. А здесь одной Ольги Петровны будет достаточно.

* * *

Вечером, прихватив с собой пакет с бутербродами, термос с чаем и бутылку лимонаду, мы с Татьяной отправились во двор и загрузились в ее «тойоту». Вначале, правда, я отогнала свою машину от нашей парадной, чтобы не мозолила глаза, и приткнула ее с другой стороны дома в ряд обычных «Жигулей», где она никак не выделялась. Ну не будет же Витька или кто там приедет проверять номера у всех «Жигулей», стоящих у нашего дома? Татьяна свою «тойоту» тоже отогнала от парадной, чтобы подчиненные Колобова нас не заметили: машина с двумя и даже одним человеком, сидящим внутри, вполне может вызвать подозрения. В результате Татьянин автомобиль оказался спрятанным среди трех железных коней, припаркованных недалеко от въезда в наш двор. Причем Татьяна поставила его так, чтобы мы могли сразу же выехать из этой «ловушки»: три машины окружали нас слева, справа и сзади.

Я на всякий случай прилегла на заднем сиденье, Татьяна сидела за рулем, поглядывая в обе стороны. Хотя мы с ней обычно пользуемся въездом во двор, рядом с которым и стояли, в принципе въехать можно и с другой стороны – через арку, над которой висит «кирпич». Но что нашему народу какой-то дорожный знак, в особенности людям Колобова, которые на швейцарские замки плюют с высокой колокольни?

Наше ожидание было вознаграждено минут через сорок: появился знакомый мне джип. Татьяна тут же пригнулась, а я слегка приподнялась на локте, чтобы смотреть, кто выйдет из машины. Стекла в джипе были тонированные, поэтому мы, к сожалению, не могли точно сказать, сколько в нем сидит человек. Но вышел один – Витька.

Он появился из двери нашей парадной минут через десять. За это время по нашим расчетам он как раз должен был прочитать записку, вставленную у меня в дверь, и, руководствуясь указаниями, сходить к Ольге Петровне. Ей в свою очередь следовало объяснить ему, что я отправилась брать интервью и никак не могла задержаться: я очень давно домогалась одного человека, и он наконец согласился на встречу. Поскольку Витька держал в руке конверт (и почему только не убрал во внутренний карман или сумочку, висящую на поясе?), он до Ольги Петровны добрался. Она сама тут же подтвердила это звонком на мой сотовый.

– Все воспринял нормально, – сказала Ольга Петровна, а потом опять уточнила, не боюсь ли я отдавать такие деньги какому-то бандюку.

Но деньги были не мои, и я не боялась. Тем более считала, что из-за такой «ерунды» люди Колобова не будут пачкаться – когда речь идет о пропаже двух миллионов.

Не дожидаясь, пока джип тронется с места, Татьяна выехала со двора (я так и продолжала лежать на заднем сиденье) тем же путем, которым сюда заехал джип. Он обогнал нас в «кармане», следуя по которому мы выбирались на проезжую часть, а там уже соседка ловко пристроилась сзади, оставив, правда, три машины между нами. Но джип не обращал на какую-то старую «тойоту» никакого внимания и спокойно двигался намеченным курсом. В городе скорость не развивал, следовал правилам дорожного движения, однако при выезде за городскую черту стал ее наращивать. Мы поотстали, но поняли, по какой трассе он намерен ехать. Более того, нам повезло: в кустах, попавшихся вдоль трассы, по профессиональной привычке прятались сотрудники ГИБДД, которых превышающий допустимую скорость джип, да и вообще джип, сильно заинтересовал. «Тойота» же с двумя бабами внутри не привлекла совершенно никакого внимания. Мы тихо-мирно проследовали вперед и стали ждать, когда джип нас снова догонит. Это произошло довольно быстро (по всей вероятности, Витька адекватно оценил услуги тормознувшего его инспектора), но кусты на трассе еще не закончились, а сотрудники ГИБДД не удовлетворили свою потребность в портретах умерших американских президентов.

Джип тормозили еще дважды, хотя он и снизил скорость. Но менты, по всей вероятности, переговаривались по рации, оповещая о приближении денежных клиентов, которые предпочитают платить штрафы на месте.

Однако ментовская корысть сыграла нам с Татьяной на руку: джип еще больше снизил скорость, и мы держались за ним без труда, правда, на почтительном расстоянии, чтобы не привлечь внимания. Но Витька явно смотрел вперед на кусты, а не назад на следующие за ним машины.

Он направлялся в Новгородскую область.

– Далековато ребятки обосновались, – заметила Татьяна. – Ближе, что ли, места не было?

– А может, ближе все места уже заняты? – высказала предположение я. Ведь насколько я поняла из слов Колобова, у них там нечто типа охотничьих угодий. Места требовалось много, знакомые рожи видеть не хотелось. И свидетели лишние не нужны. Хотя как они на такое расстояние людей возят?

На грунтовой дороге, куда после трехчасового пути повернул джип, нам пришлось отстать значительно: тут машины отсутствовали вообще.

Татьяна притормозила у обочины, а я выскочила из машины, прислушиваясь. Звук удаляющегося джипа хорошо разносился в вечерней тишине.

Мы с соседкой решили, что дальше нам ехать опасно: шум нашего мотора тоже вполне могут услышать. Однако и оставлять машину на этой дороге не хотелось: мало ли кою понесет нелегкая. Разденут.

Впереди виднелся лес. Мы все-таки решили до него доехать и загнать «тойоту» под какие-то кусты, а оттуда идти пешком, тем более что звук мотора джипа уже заглох. По всей вероятности, деревня находилась где-то рядом.

До леса доехали на черепашьей скорости.

Прямо перед ним увидели съезд. Колея шла вдоль ряда деревьев. Куда она вела, мы так и не выяснили, но ею воспользовались и метров через сто приткнули машину под развесистым кустом так, что проезжающие по дороге машины ее не заметят – если тут, конечно, еще кто-то поедет, если будет смотреть и если что-то увидит в спускающейся темноте.

Машину Татьяна заперла, и мы отправились пешочком в направлении грунтовой дороги, но выходить на нее не стали, решив отдышаться под сенью деревьев. Если услышим мотор – заляжем в мох, а бродить тут на ночь глядя идиоты и идиотки, кроме нас, вряд ли найдутся. Но все равно было страшно.

Татьяна взяла мою руку и сжала. Я ответила ей тем же. Мы вздрагивали при каждом звуке: сломавшейся под ногами сухой ветки, шорохе листвы над головой, взмахах крыльев птиц, пролетающих над деревьями. Городским людям, какими были мы с Татьяной, тут все казалось непривычным.

Лес быстро закончился, и впереди замаячил ряд покосившихся домиков, правда, покосившиеся домики стояли только с нашей стороны леса. Дальше возвышались надежные, добротно срубленные строения. Сразу за ними синело озеро.

– Заброшенная деревня? – прошептала Татьяна. – И они тут обосновались?

– Похоже, – кивнула я и предложила короткими перебежками добраться до ближайшего домика, а потом перебегать от одного строения к другому.

Так мы и поступили, рванув от кромки леса к первому. Покосившаяся дверь открылась не сразу, но мы справились и заскочили внутрь.

Там отдышались. Сердце дико билось в груди.

Я достала из сумки специально прихваченный из дома фонарик.

В домике лежал толстый слой пыли и имелась старая мебель, на которую, по-моему, было опасно садиться – можно оказаться на полу.

Приглядевшись, мы заметили, что ножки табуреток и стола подточены и подъедены какими-то жучками. В углу комнаты, где мы остановились, пробежав сени, стояла старая железная кровать. У моих родителей есть такая на даче вывезена в свое время из коммуналки, на ней еще бабушка с дедушкой спали.

В доме было три комнаты и чердак, на который вела хлипкая лесенка. Но мы не решились на нее ступить. Вообще половицы скрипели, пахло какой-то затхлостью, дом имел нежилой вид. Наверное, бывшие хозяева умерли, а их потомки дом продать не смогли из-за удаленности от цивилизации, а сами тут жить не желают, ездить же сюда, например, из Питера далековато. Бензин-то теперь дорогой, да и электрички тут поблизости нигде не ходят. Хотя и поездка на электричке сюда обошлась бы в копеечку. Я же считала, что бензин нам с соседкой оплатил Сухоруков.

За окном темнело. Мы с Татьяной решили дождаться ночи, чтобы начинать обследование территории. Зачем мелькать сейчас, когда нас могут заметить? Охрану тут, наверное, никто не выставляет. Подобраться незамеченными большой группе врагов невозможно: из-за стоящей тишины. Да и кто сюда пойдет пешком? Мужики – существа ленивые, а на появление женщин тут не рассчитывают. И кто знает про это уединенное местечко? Если уж Сухоруков со своими возможностями точный адрес не выяснил.

Мы с соседкой съели по бутерброду и по яблоку. Запили все это лимонадом. Термос остался в машине: тащить его с собой было бы тяжело.

– Юлька, – вдруг прошептала Татьяна, – а ведь мы с тобой идиотки.

– Чего это ты вдруг стала такая самокритичная? – спросила я, потом подумала и уточнила:

– Почему это?

– Надо было взять воровские отмычки, – вздохнула Татьяна. Пригодились бы.

Мы посмотрели друг на друга. Но такое не пришло ни ей, ни мне, ни Ольге Петровне в голову. Да и дома у нас этого добра нет. Хотя давно пора бы обзавестись. Но хоть отвертки какие-то могли прихватить? Ломик у меня в багажнике валяется уже два года. Серега когда-то забыл.

Такая память о любимом. Выйдет из тюрьмы – может, отмычки подарит? Надо будет подсказать. Мужикам вообще обычно надо подсказывать, что дарить, – ну или мне такие попадались. Правда, все, не сговариваясь, дарили мне нижнее белье (и ни один не ошибся с размером!). Мне теперь салон можно открывать.

И выставлять на аукцион – как в свое время принцесса Диана выставляла свои платья, чтобы собрать деньги на благотворительные нужды.

А мне для выкупа любимого из тюрьмы.

Я предложила поискать что-то в этом доме.

А вдруг осталось какое-то добро от старых хозяев? Воровать-то тут вроде бы некому? Правда, наши бомжи и бывшие зеки вполне могли добраться и до этих мест и обосноваться в таком домике на жилье. Хотя нет, в этих домиках не могли. Их бы отсюда быстро турнули. Тут-ци себе, ни людям.

Мы с Татьяной принялись за тщательное обследование дома, не забывая постоянно прислушиваться к происходящему у озера. Джип мы видели из самой маленькой комнаты, окна которой выходили на противоположную от леса сторону. Значит, в самом деле нашли место, и можно считать, часть гонорара, выплаченного Сухоруковым, я отработала.

Наши поиски в доме практически не дали результатов. В печке мы обнаружили лишь старую кочергу и совок.

– Ну что, берем? – неуверенно спросила Татьяна. – Хоть какое-то средство самообороны.

Юлька, почему тебе никто из знакомых пистолет не подарит? Ведь сделал бы Андрюша тебе разрешение на ношение. Или кто-то другой из знакомых ментов. И ты бы спокойно себя чувствовала, отправляясь на задания редакции.

Я прыснула, не в силах сдержать смех. Представила себя с пистолетом. И процедуру раздачи оружия репортерам в кабинете у Виктории Семеновны, а также ее инструктаж… У Кирилла Александровича пистолет явно есть. Этот хитрый жук не мог о себе не побеспокоиться. Вот только о сотрудниках не думает. Лишь о некоторых сотрудницах, причем обязательно – блондинках. А я – брюнетка и перекрашиваться не собираюсь.

Наконец спустилась ночь. Все это время стояла тишина, ничем не нарушаемая. Мы даже примерно не могли сказать, сколько в деревне сейчас находится народу. Вполне могло оказаться и трое: дедуля с бабулей и Витька. А могло быть и гораздо больше. Просто они здесь не веселятся так, как обычно «новые русские» на отдыхе. Может, просто наслаждаются натуральными продуктами? Природой? Тут ведь и банька должна иметься.

– Ну что, пошли? – шепотом спросила Татьяна, беря в руки кочергу.

Я кивнула и прихватила совок: больше взять было нечего.

Короткими перебежками мы миновали три пустующих дома, а у четвертого, тоже внешне непрезентабельного, замерли. В нем слышались какие-то шумы. Мы с Татьяной переглянулись и замерли. Прислушались. В доме бубнил какой-то голос – но он доносился с другой стороны, смотрящей на озеро. Мы сделали два шага вправо, чтобы посмотреть, падает ли из окон свет. Выглянув из-за угла, ничего не заметили, а голос уже смолк. Но мы увидели крыльцо с одной выломанной посередине доской (очень удачно туда ногой попадать) и висящий на двери огромный амбарный замок.

Мы быстро отступили назад на исходную позицию.

– Здесь что, кто-то живет?! – спросила Татьяна, приложив губы к моему уху.

Я покрутила пальцем у виска. С таким амбарным замком снаружи? Они что, через окно входят и выходят?

– Юлька, тут может быть нечистая сила, – заметила соседка. – Как раз места для нее. Боязно мне что-то. Ты молитву хоть какую-нибудь знаешь?

В это мгновение в доме раздался какой-то треск, а потом до нашего слуха вполне отчетливо донеслась фраза на русском народном, произнесенная лицом мужского пола. Второй мужской голос громко стал интересоваться, что случилось. Мы замерли – и выслушали объяснения: под чьей-то задницей треснула сгнившая половица. Ей, правда, были даны еще кое-какие эпитеты, но их я опускаю.

– Кто это? – прошептала Татьяна через некоторое время.

– А мне откуда знать?

Звуки стихли. Из других домов тоже ничего не доносилось. Мы еще подождали в темноте, прижимаясь к стене дома. Потом Татьяна, не говоря мне ни слова, приподнялась и передвинулась к окну, расположенному метра на два левее. Я поняла ее намерения, последовала за ней и все-таки уточнила, собирается ли она залезать в дом?

– Не просто же так мы сюда приехали? Ты же, кажется, материал для очередного сногсшибательного репортажа собираешь? Или, считаешь, уже достаточно?

Я не считала. Пока мы только выяснили месторасположение деревни по заданию Сухорукова. Но для себя я не сделала ни одной фотографии и не собрала новых сведений даже на один абзац. А Пашки с видеокамерой и подавно не было. Нечего тут Пашке делать.

Татьяна попробовала окно. Но оно было крепко закрыто изнутри. Тогда соседка предложила осматривать все подряд.

Одно окно оказалось разбито в верхней левой части, словно сюда кто-то кинул камень.

Рама, правда, была закрыта плотно, и снаружи мы не могли ее открыть. Татьяна предложила меня подсадить, чтобы я запустила руку в дырку и попробовала открыть окно изнутри. Поскольку другого способа проникнуть внутрь мы не видели, пришлось в прямом смысле сесть Татьяне на шею, оттуда, проявляя осторожность, чтобы не порезаться, запустить руку в дырку и искать защелку. Процесс увенчался успехом, и вскоре окно открылось. Правда, со скрипом.

Мы опять застыли на местах. В доме довольно отчетливо помянули маму. Другой голос сказал обладателю первого, чтобы он спал. Нет тут нечистой силы.

– Давай им покажем, а? – прошептала Татьяна мне в ухо.

Мне в это мгновение почему-то вспомнилось, как мы в годы моего детства в летнем лагере ходили мазать мальчишек зубной пастой.

Сегодняшняя вылазка чем-то напоминала те случаи. Правда, тут нас могли встретить и свинцом… В годы счастливого детства худшим, что могло нас ждать, был пакет с водой, выпущенный в девчонок оставленными у мальчишек дежурными. После чего просыпались воспитатели, и тех, кто не успел добежать до своей кровати и притвориться спящим, заставляли мыть полы.

Но внутрь мы с Татьяной все равно залезли и опять застыли на местах, пытаясь сориентироваться, где находится комната, в которой кто-то живет.

– Слушай, а амбарный замок у них, может, только для вида? – вдруг спросила меня Татьяна.

Но сейчас проверять было уже поздно. Вместо этого мы шагнули к единственной в пустой комнате двери. Половицы заскрипели.

– Бля буду, здесь кто-то ходит! – послышалось совсем близко.

– Да прекратишь ты или нет?! Как я посмотрю, у тебя после тех змей гуси улетели! Лечиться надо, в натуре.

– А ты бы полежал со змеей на груди!

– Да я лежал, как и ты, в натуре! Забыл, что ли? И ничего!

Татьяна схватила меня за руку. Я тоже поняла, кто тут находится: незадачливые взломщики, посетившие мою квартиру и лично познакомившиеся с Сарой и Барсиком.

И тут я почувствовала, как моей ноги коснулось что-то мягкое, скользнуло по ней… С трудом сдержалась, чтобы не заорать. Бросила взгляд вниз. У ног что-то чернело… В следующее мгновение на меня посмотрели два глаза-уголька, горящие в темноте. Кот!

Татьяна, так же заметившая кота, замурлыкавшего у моих ног (явно почувствовал, что от меня Васькой пахнет), шепотом велела мне готовить фотоаппарат.

– Они, наверное, в наручниках, как и ты была, или связаны, прошептала Татьяна и подошла к закрытой двери.

Я последовала за ней с приготовленным к работе фотоаппаратом. Сегодня я специально прихватила с собой свой самый дорогой, со всяческими прибамбасами, чтобы снимать в темноте и с большого расстояния. Мальчиков, конечно, будет неплохо запечатлеть для нашего еженедельника.