Текст книги "Особо одаренная особа"
Автор книги: Мария Вересень
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)
– А-а, – протянула я. – Все понятно, нарвался.
– На кого нарвался? – Велий перестал жевать.
– Ну как же?! – Я вытаращилась на него, как на первокурсника. – Великий дух, хранитель Школы Архона. Он же во время учебы нерадивых наказывает, а прилежных поощряет, а летом у него каникулы.
– И что? – спросил Велий, нисколько, впрочем, не веря в мои россказни.
– Все. Ты ему отдыхать помешал.
– Я – наставник, я имел право заниматься.
– В комнате ученика? – снисходительно усмехнулась я. – Сам подумай, двадцатидвухлетний парень кропает формулы, тревожит Великого духа…
– Умней ничего не могла придумать?
– Ну-у, умнее провести обряд задабривания, но ты, конечно, можешь мне не верить. По глазам ведь вижу, что не веришь.
– Кому? Тебе? – Маг хмыкнул, но на всякий случай все-таки поинтересовался: – Ну и как его проводить? Наверняка ведь дурь какая-нибудь.
– Конечно, дурь, это же обряд для учеников, к тому же бесовской Школы. На мелких злыдней ты внимания не обращай, их нужно просто ублажить, и они сами рассосутся, а вот с Великим духом тяжелее. Тут уж надо ублажать так ублажать. Весь мусор, тетрадки, книги и одежду, все, что было в тот день рядом с тобой, на столе, под столом, – сжигай. Лучше перед этим упиться хорошенько, а если голым вокруг костра станцуешь, то это уже верх ублажения, считай, он тебе сразу все простит. Да, чуть не забыла, – гимн! Надо обязательно петь гимн. Сейчас я тебе набросаю.
Он сидел, подперев кулаком подбородок, и только брови поднимал.
– Я тебе поражаюсь, Верелея, все-таки такое воображение! Ни разу не видел, чтобы ученики в комнате костер палили!
– А кто видел, чтобы ученики по своей воле учились? А костер палить можно и в парке. Вот. – Я протянула ему бумажку. – Хочешь, делай, хочешь, не делай.
– Я у тебя сегодня ночевать буду, – тут же обрадовал меня маг.
– Вот еще! – подскочила я.
– А что такого?
– Давай сам со своими голыми мышами разбирайся.
– При чем тут мыши! – вскинулся Велий и, отодвинув тарелку, проникновенно поинтересовался: – А почему бы мне не заночевать у любимой девушки?
Я почувствовала, как загорелись щеки, и уперлась в его грудь руками:
– Потому что нечего мужчине делать в комнате у невинной девицы.
– Так и нечего? – расхохотался Велий.
– Ах ты! – Я вырвалась из его рук. – Иди отсюда!
Но пойди отбейся от такого! Если б не рабочие, обрушившие в коридоре стремянку, кто знает, чем бы кончилось… А так я пискнула и выскочила за дверь.
– Подержите кто-нибудь. – Я затравленно оглянулась, а нечисть загоготала.
Лицемерный маг вышел, степенно поправляя на себе одежку, и зыркнул вокруг сурово, ему тут же под ноги упало ведро, расплескавшись известью.
– Ах вы! – Он тряхнул леса, и с них следом за ведром свалился косорукий коридорный.
– Верелея, ты где? – Велий глянул в оба конца, понимая, что я могла и в туалете спрятаться, но я была девушка умная и никогда не загоняла себя в тупики, поэтому по лесенке решила вышмыгнуть в парк. Он кинулся на перестук каблучков так же азартно, как ночью перепрыгивал через бадьи и тазы, с единственной разницей, что сейчас был в сапогах, поэтому бежал быстрее и мы почти одновременно попались на глаза Феофилакту Транквиллиновичу.
– Что это с вами? – уставился директор на забрызганного известкой, раскрасневшегося мага.
– В архив меня гонит, – пожаловалась я. Велий сделал страшные глаза, а Гуляевы работяги заржали:
– Это у него гон начался!
– А-а, – махнул рукой директор и тут же подскочил: – А-а! Вы это… – Он глянул на Велия другими глазами с явным желанием послать его куда-нибудь в Конклав.
– Да вы что?! – замахали мы дружно с магом. – У нас и в мыслях не было!
– Я же «невеста» Аэрона, – затянула я любимую песню и, со злостью глянув на скалящихся маляров, многообещающе прошипела: – Найдете вы у меня сегодня из Школы выход.
Может, сама я в магии ничего не понимала, но Велий заклинание успел придумать, я, зажмурившись, вспомнила все: и коэффициент пять, и про приложение массы.
– Вот вам, – сказала я и твердой походкой победителя отправилась на прогулку, оставив Велия разбираться с директором.
У Никодима было почти пусто и грустно без учеников, летом кабак терпел убытки. Я села за свой любимый стол, изрезанный длинными столбцами неприличных стихов, признаний в любви и философскими изречениями учеников о жизни вообще и учителях в частности. На самом видном месте было написано «Верея – дура». Я побарабанила пальцами по столу:
– Та-ак, мавке на это трудолюбия не хватит. Стало быть, Алия или Аэрон. – И написала: «Аэрон – пустозвон», «Алия – без талии», а потом подумала и добавила «Велий – бабник», не в рифму, зато по существу. – Все. – Допила квас, предложенный кабатчиком, дожевала пряник и, довольная собой, обедом и прогулкой, решила вернуться в Школу.
– Ну и где все? – постукивала половником о сапожок Дунька.
Стол был накрыт и пугающе пуст.
– Эй! Вы поуснули там, что ли?! – заорала шишимора. К окнам третьего этажа прильнули заинтересованные лица, расплющенные носы и круглые глаза выглядели нездорово. – Чего это с ними?! – удивилась шишимора, хмуря выщипанные бровки.
– Может, кушать не хотят? – спросила я, принюхиваясь к обеду, но обед был вполне съедобен.
Дунька чуть не выронила половник:
– Когда это они кушать не хотели?
– А может, пьют? – предположила я.
– Тогда бы песни пели, – покачала головой шишимора. – А они только бегают, как мыши, и в окна пялятся. Ох, не нравится мне это!
Велий и Феофилакт Транквиллинович сидели в комнате Вереи и смотрели друг на друга, чувствуя себя неуютно. В коридоре кричали, бились и ругались, со злобой поддавая по ведрам.
– Может, еще раз все обойдем? – предложил директор. Велий покачал головой. Самое обидное, что окна не бились, поломанный табурет валялся на полу, укоризненно показывая разбитые ножки. – Ну делайте же что-нибудь! – вспылил директор.
– А что я сделаю, если вы ничего не можете! – откликнулся Велий, бессильно разводя руками.
– Ну знаете! – Феофилакт Транквиллинович вскочил. – Я так сидеть не могу! – и, распахнув дверь, вышел в коридор, услышав вслед:
– А что толку бегать, как белка в колесе?
Коридор был заляпан краской, но пуст.
– Откликнитесь кто-нибудь! – потребовал Феофилакт Транквиллинович, тишина была ему ответом. Он хмыкнул и пошел по коридору к предполагаемому выходу, открывая все двери подряд. Когда и в восьмой комнате он увидел Велия, то не выдержал и возмутился:
– Может, вы присоединитесь наконец?
– Глупей предложения я не слышал, – проворчал себе под нос маг, но отказать не смог. К удивлению обоих, они уже в следующей комнате обнаружили красноглазого зареванного Гуляя.
– Родимец! – кинулся он к директору на грудь; судя по разоренности в комнате, он кидался в окна всем, даже шкафами, и пытался грызть стены. Велий с интересом посмотрел на дворового и сказал:
– Ну-ка, прихвати тот сундучок!
– Вы что-то придумали? – оживился директор.
– Не то чтобы придумал, но есть у меня одна идейка насчет массы перехода через искривленное пространство, только коэффициент там сумасшедший… – Он нырнул в шкаф. – Брать будем только самое тяжелое! – и вынырнул оттуда, держа перед собой заслонку от печи, уставленную чугунными утюгами и сковородами. – Это вам. – Велий протянул директору все это, как праздничный каравай.
– За стенкой кто-то плакал, – заметил дворовой. Но соседней оказалась все та же Вереина комната.
– Не получилось, – сказал маг.
– А если увеличить скорость движения? – прогремел директор.
– Ну побежали, – легко согласился Велий, а Гуляй крякнул, перекидывая сундук с плеча на спину и приседая для разбега на подрагивающих ногах. Когда нечисть вывалилась в парк, вид у нее был жуткий, мало того что все они были обвешаны железом, какое нашли, измазаны в краске, красны, всклочены и шатались от нечеловеческой усталости, они еще и что-то бормотали.
– Че-то не пойму я, – навострила уши шишимора, а я как-то сразу попятилась, увидев пристальный взгляд Феофилакта Транквиллиновича, судорожно сжимающего два утюга.
– Что-то я тут засиделась. – Я стала поспешно отступать в глубь парка.
– Госпожа ученица, – лязгнуло железо у меня над ухом, я вспомнила про утренних маляров и ударилась в бегство.
– Верелея, а ну вернись! – рявкнул Велий.
– Убью! – заревел Гуляй и все испортил, я припустила еще шибче.
– И не смейте возвращаться без родителей! – безнадежно крикнул вслед директор.
А я с перепугу начала петлять как заяц. И только на берегу реки, забившись под ольху, позвала:
– Анчутка! – и зарыдала. – Тебя в Школу вызываю-ут.
Неделю мне велено было не возвращаться в Школу из соображений моей же безопасности. Даже через зеркала в капище я не рискнула пробраться в свою комнату за книжками, чувствуя там засаду. Все нужные учебники по приказу директора Рогач свалил в кучу на границе Заветного леса, пригрозив мне, чтобы я оттуда носа не показывала, а «хвосты» директор придет принимать самолично, когда успокоится.
Оказалось, что без Велия время проводить не так уж и весело, даже Топтыгин с Васькой не могли поднять моего настроения, хотя очень старались. Анчутка и Карыч, вдоволь похохотав, рьяно взялись за строительство нового коридора в моем замке, где, стеная и плача, бродил призрак Вука Огнезмия, а они кликали его, заставляя метаться из комнаты в комнату. Березина укоряла их, говоря, что такое поведение только расхолаживает меня, но черт и ворон не обращали внимания на ее упреки.
А когда услышали, что у меня пугалка для мага осталась незавершенной, предложили себя в качестве помощников.
– Эх! Давно я как следует не забавлялся! – потер руки Анчутка.
– Эй! Только без членовредительства! Он мне живой и здоровый нужен! – запоздало крикнула я вслед, но какое там. Оба Древних уже исчезли, оставив меня на попечительство теток.
– Вот здесь мы и будем заниматься, – объявила Горгония, заводя меня в огромный классный зал, оказавшийся по ее желанию прямо в центре моего замка. Над моей головой чернел купол свода, по которому хороводом пробегали стайки планет и созвездий. В окна было видно любое государство, какое ни пожелаешь, а за колоннами прятались все виды нечисти, какую ни свистни – тотчас выскочит.
Тетка перелистала мои тетрадки, вытащила неизвестно откуда очки в роговой оправе и указку из черного дерева с золотым навершием.
– Скажу честно, – отчеканила она мерзким преподавательским голосом, – что запустить такие простые темы могла только злостная разгильдяйка. Ты у меня за день все выучишь! – и состряпала милую мордашку, поправляя сползшие очки.
– Ну давайте. – Я с тоской открыла первую тетрадь и тут же вздрогнула от удара указки по столу.
– Верея, знания – это не обуза, – Горгония снова сделала милое личико, – а большое удовольствие.
– О-о, как мне весело будет нынче в Заветном лесу! – простонала я и выдавила жизнерадостный оскал.
Голая мышка сегодня выглядела как-то иначе, особенно Велию не нравился нездоровый багровый свет в ее глазках. Подушка, рыча, душила одеяло, а потом накинулась на него и погрызла пуговичными зубами, превратив в транспарант с прорезными буквами «Велий, поцелуй меня немедленно!». Водяная девушка стала намного дородней, с трудом протиснула свое тело в кувшин, опрокинув его, и даже спихнула со стола.
– Ну что? – подтянув перевешивающее ее вперед чрево, поинтересовалась она. – Значит, добром целоваться не хотим?
Велий затравленно оглянулся, но отражения в зеркале не было – трус спрятался, не желая вступаться за оригинал.
– Та-ак, это мне перестает нравиться! – Маг выхватил из своей походной сумки расписанную заклинаниями саблю с зеленым камнем в рукояти. – Учтите, девушки, я могу быть грубым!
Голая мышка отшатнулась и возмущенно завизжала:
– Вали его, девки!
Бум! Подушка прилетела в Велия, и стоило магу качнуться вперед, как водяная бабища скакнула к нему на плечи, ногами обвив шею, руками ухватив за уши и прижав свое необъятное пузо к лицу. Какой-то миг маг в ужасе видел мир таким, словно очутился в подводном царстве: кверху поднимались пузырьки и перед глазами плавал мелкий мусор, потом он понял, что этаким манером захлебнется, и начал тузить бабищу кулаками, пытаясь содрать, но пальцы погружались в воду, ничего не захватывая, кроме собственной физиономии.
– Ха! – Мышка прыгнула на штанину и ловко полезла вверх.
Не зная, что именно она задумала, Велий, обуянный страхом и недобрыми предчувствиями, решил искать спасение в бегстве, запутался в погрызенном одеяле и едва не расшиб себе лоб, упав на дверь, которая, к несчастью, открывалась внутрь.
– Э-э, простите, я вам не помешал? – раздался над ним голос Феофилакта Транквиллиновича. Мокрый, злой и с саблею в руках, Велий выпутался из одеяла и признался, что в данный момент абсолютно ничем не занят. Директор присел на край кровати, аккуратно сложил руки на коленях и с интересом, расправив ногой одеяло, рассмотрел надпись.
– Это неудачная шутка, – попытался свернуть попорченную вещь Велий.
– Только Рогачу не показывайте, – посоветовал директор. – Он, знаете ли, к казенному относится, как к собственному. И может, вам не стоит по ночам с саблей бегать, так ведь недолго и трагедии случиться.
– Простите. – Велий засунул саблю под стол, расчесал пятерней мокрые волосы, привел одежду в порядок, всем своим видом выказывая внимание. – Вы по делу или так, поболтать пришли? – спросил он, поглядев на звездное небо за окном. Судя по луне, ночь давно уже перевалила за середину.
– Право, даже не знаю, – растерялся Феофилакт Транквиллинович. – С одной стороны, это дело общественное, а с другой – деликатное, личное.
– Да, да, я вас слушаю. – Велий присел напротив. – Может, чаю?
– Нет, чай не надо, – отмахнулся директор. – Лучше давайте все обсудим и закончим на этом. Вы, наверное, уже заметили, что весь преподавательский состав у нас – нечисть, а нечисть, как вам должно быть известно, раз в год нуждается в живой человеческой крови. Раньше эта проблема легко решалась с помощью Офелии Марковны, но она последнее время что-то начала сдавать, просто живое умертвие, а не человек. Вот мы, посовещавшись, и решили обратиться к вам. Вы – педагог, человек без предрассудков…
– Подождите, в каком смысле?
– Да в обыкновенном! Мы даже не настаиваем на проведении обряда. Например, Офелия Марковна испытывала панический ужас перед кусанием, поэтому вот приготовили… – Феофилакт Транквиллинович полез в карман, выудил оттуда и поставил на стол оловянную кружку, всю в бурых потеках. Зеленая жирная муха тут же взлетела со дна, но была прибита рукой директора. – Извините за не очень приятное зрелище, но я надеюсь, вы нацедите нам двенадцать кружечек?
– Сколько? – тупо переспросил Велий.
– За двенадцать ночей, – успокоительным тоном проговорил Феофилакт Транквиллинович.
– Да я этого не переживу! – простонал Велий.
– У нас есть прекрасный склеп. – Директор ободряюще похлопал его по руке. – Тихое, спокойное место. Вам понравится.
Пальцы у Феофилакта Транквиллиновича были такие ледяные, что Велий вздрогнул, дернулся, стукнулся головой о стул и… очнулся.
– Ну поцелуй, поцелуй! – стонала водяная бабища, припадая к его руке как раз в том месте, где его касался директор.
– Дрянь! – отбросил ее маг, выпутался из одеяла, приподнялся и нос к носу столкнулся с голой мышкой, сидящей на краю оловянной кружки в бурых потеках. Мышь подмигнула магу, бодро хрупая мушиными крыльями.
– Это уже точно не Верелея. – Маг начал раскочегаривать печь, содрал с себя одежду, вытащил шпаргалку и, пока учил гимн, уполовинил припасенную литровую бутыль вина. – Ладно уж, будем невинны, как студенты. – Велий обмотал вокруг бедер полотенце и, разрисовав сажей рожу, пошел, не выпуская бутыль, по комнате, под потрясенными взглядами забывшей о мухе мыши и потерявшей всякую форму водяной бабищи. Подушка так просто хлопнулась, растопырив толстые ушки.
Ненавижу всех учителей,
Ненавижу книги и тетради,
Мне вино зеленое милей,
Мне милей улыбчивые… —
Велий неопределенно помахал рукой и закончил:
– Друзья.
Без друзей так скучно надираться,
До зеленых маленьких чертей.
Без друзей и в город не пойдешь ты,
Чтобы подцепить себе…
Он снова запнулся, но уже резвее закончил:
– Подруг.
– Велий! Это что такое?! – вытаращила я глаза по ту сторону зеркала. Маг прищурился, глотнул из бутылки и поманил меня пальцем:
– А ну, иди сюда!
Я затрясла головой, он кинулся ко мне, я от него, и прозрачность стены пропала. Велий грузно стукнулся об нее, осыпав штукатурку и на миг лишившись сознания.
– Вот, сами извольте видеть. – В узкую щелочку двери просунул пятак Рогач. – Всю ночь крики, шум…
Представители собранной кладовщиком комиссии протиснулись следом за ним и с удивлением обнаружили посреди комнаты пьяного, изгвазданного в саже мага в импровизированной набедренной повязке из казенного полотенца.
Вся комната походила на вертеп умалишенного, в воздухе плавала сажа, все было залито водой и вином, натянутое меж стульями изрезанное буквицами одеяло кричало о раненой душе педагога, а на побеленной стене, где-то локтя на три от пола отпечатался распластанный силуэт безумного квестора.
– Ишь, как он переживает! – посочувствовала шишимора. – Видать, соскучился по рыжухе своей.
Директору впервые в жизни стало неудобно, и он, попятившись, вспомнил о том, что его ждет много дел, предложив всем удалиться и оставить мага наедине с его переживаниями.
– Слышишь, Верея, а он у тебя того… головой не слабенький? – допытывались у меня Анчутка с Карычем, а я удивленно заламывала бровки, радуясь тому, что они в достаточной степени удивились, когда начал раздеваться маг, и я успела полюбоваться на его пляску.
– Все у него в порядке, просто любит человек выпить да потанцевать.
– Ага?! – не поверил мне Карыч.
– Ага, – кивнула я. – Вы еще к нему сегодня обязательно загляните, еще не такое увидите.
– Что молчишь? – Велий душил в кулаке несчастную мышь, тыча ее в возмущенно булькающий кувшин. – Говори, гадина, как тебя ублажать!
Мышь только успевала попискивать, не решаясь пустить в ход зубы. Благим матом ревела сзади подушка, пойманная в магический капкан.
– Цыц, пухлявая! – гавкнул на нее маг. – Щас я и до тебя доберусь!
Кулак его как-то слишком легко проскользнул в горлышко кувшина и намертво там застрял. Мышь, видя это, в панике выпучила глаза, и они уставились друг на друга сквозь мутное стекло.
– Что? – не понял маг, когда мышь стала писать на стекле какие-то знаки.
С трудом выпростав лапы, она умоляюще их сложила, недвусмысленно пуская пузыри и показывая, что если маг не законченный идиот, то было бы неплохо разжать пальчики. Что Велий и сделал.
Слил воду со всем содержимым в чайник, заткнул ему носик и поставил на огонь. После чего, зловеще улыбаясь, вынул саблю, поворачиваясь к подушке. Пух и перья взметнулись к потолку, скрипнула дверь, в проеме показался Рогач. Сложив ручки на животе и прислонившись к косяку, он поощрительно улыбнулся:
– А вы все развлекаетесь, я смотрю.
Тут в чайнике взвыло на два голоса:
– У-у! А-а! О-о! Скоти-ина!
Маг, выплеснув содержимое на пол, зло поинтересовался у исходящей паром бабищи:
– Ну что, придумала, как тебя ублажить?
– У-у! – простонала бабища и на четвереньках быстро поползла к Рогачу. Распластанная мышка замучено икала, глядя стеклянными глазами в потолок.
– Куда? – Велий прихлопнул беглянку кастрюлей, сгреб ее и бросил обратно на огонь, прихлопнув сверху тяжелой сковородой. – Мы еще долго развлекаться будем!
– Ик! Пощади, родимец, – безнадежно взмолилась мышь.
Маг схватил ее за хвост, но его внимание привлекло отражение в зеркале.
– Ну ты крут, я тебя уважаю! – пробасил двойник, но осекся под его тяжелым взглядом и метнулся за раму.
– Стоять! – заревел Велий. – Отражать!
Рогач испуганно всхлипнул у дверей и тоже начал пятиться, укоряя квестора:
– Что же вы так своих зверушек распустили?
Велий зыркнул в сторону зеркала. Там отражение уже обзавелось и вареной мышью, и саблей в неуверенно подрагивающей руке.
– Прямо стоять. Форму потерял? Я тобой займусь! – Маг обвел комнату яростным взглядом, пообещал: – Я всеми вами займусь!
Я посмотрела на валяющегося в Студенце исходящего паром Анчутку и, когда он пристал к берегу, осторожно ткнула в живот:
– Чего это с ним?
Карыч икал, облапив крыльями березу:
– Ну ик, внученька, ик, дай только, ик, встану!
– Чего-то-мне здесь неуютно сделалось, – призналась я. – Может, к папе в гости съездить? – и бочком, бочком нырнула в ивняк.
Добежала до капища и поинтересовалась у тетки Горгонии:
– Нет ли у нас каких-нибудь занятий за пределами леса?
– Ну вот, ведь можете. – Феофилакт Транквиллинович удовлетворенно откинулся на спинку стула. – Вполне приличные знания.
– Тут главное правильный подход найти, – вставил Анчутка, чья когтистая рука нежно сжимала мое левое плечико.
– Не совсем же она у нас безголовая, – вставил свое слово стоящий справа Карыч.
– Спасибо педагогам, – пискнула я.
Горгония разглядывала измочаленную о столешницу указку.
Овечка, прибывшая на выходные, с интересом профессионала выпытывала у Индрика, в чем лучше прутья замачивать для порки учеников.
– Ну если парней, то лучше в рассоле, а если девок, то – кипяток.
– Вообще-то, – буркнула я, – детей положено воспитывать лаской.
Нечисть уставилась на меня разноцветными глазами, а овечка хохотнула:
– Ты иди это Гуляю расскажи, он тебя в Школе ждет. Кстати, а можно я заберу прутики?
Я тоскливо вздохнула.
– Ну давай еще ты заяви, что меня пороть будешь, – пробурчала я овечке, когда мы остались один на один.
– По уму-то, конечно, надо, – ответила та. – Ты хоть знаешь, что из-за твоего Вонифатия колдуны в Княжеве тревогу бьют, а Велиев дядька срочно своего племянника в столицу вызывает?
Я, всполошившись, собралась было обратно кинуться в Заветный лес, но овца наступила мне копытом на подол:
– Не торопись, чай я сама не глупая. Уже сказала твоему, чтобы на месте сидел. Думаешь, я просто так из столицы от прибытков сказочных сюда прискакала? Все за-ради тебя, неблагодарная. Кстати, ну-ка, сними кошель с моей шеи. – Овечка подняла голову, чтобы мне было легче снимать малиновый кошелечек. Надо сказать, что выглядела кудрявая уж совершенно столичной штучкой – золоченые копытца, вся шерсть в искристой пудре, крашеные длинные ресницы, кружевной, затейливого узора воротничок с шелковой алой лентой. Такая вся из себя фифа, что мешок с прутьями смотрелся как-то странно.
– Ты для чего розги-то с собой потащила? – поинтересовалась я, аккуратно, чтобы не попортить крашеную овечкину красоту, стягивая кошелечек.
– То есть как это? Те самые прутики, которыми Анчутка собственноручно рыжуху воспитывал? Да их в любой школе по десять кладней за штуку возьмут, чтобы на почетное место положить.
Мне тут же захотелось поддать ей по округлым тугим бокам, но быстроногая отбежала от меня, скалясь:
– Кошелечек-то развязывай, развязывай.
– Чего это? – Я с удивлением глянула на ярко разрисованную бумажку. – «Единый вексель Северской купеческой гильдии, равно пригодный во всех концах Великого Княжества Северского и сопредельных государств». Что за ерунда? – уставилась я на овечку.
– Сама ты ерунда! – фыркнула та. – Это тебе, недалекой нечисти, пристало кладни под матрасом прятать. – Она противненько засмеялась. – Да, да, да, знаю я, где твои сокровища лежат – как только бока не отмяла! А мне, купчихе первой гильдии, и вовсе о золото копытца марать не пристало! Ты на сумму-то посмотри.
Я забегала глазами по бумажке и, увидев девяточки и нолики, не поверила собственным глазам.
– Вот. А ты меня еще и всякими говновыми человечками стращаешь! Ну да ладно, на первый раз прощу.
– Что прощу?! – тут же взвилась я. – Чтобы я этих срамных историй про рыжуху больше не видела! А то сама лубошников найму, буду о скаредной овце рассказывать, да еще припишу, что каждый, кто срежет с тебя клок шерсти, – озолотится. Вот уж тебя пощиплют!
Овца заметно испугалась:
– Ты это… давай… не того… Между прочим, ты – популярный герой, людям нравишься. Не одни же гадости про тебя сочиняют. В Княжеве вон Игрицей тебя величать начали. Так, глядишь, важней Анчутки сделаешься. И вообще, давай думай, что магу своему рассказывать будешь? А то пока я тут с тобой нянькаюсь, там барыш промеж копыт утекает. – Напутствовав меня таким образом, она бодренько порысила обратно в столицу.
Я завистливо вздохнула, хорошо ей, быстроногой, от врагов убегать удобно.
Птичьи трели не очень радовали, поскольку впереди меня ждала куча серьезных разговоров. Опять же Гуляй злой и женское крыло для ремонта недоступное… Охохонюшки, одна забота и маета. Одно только хорошо, что практики уж целый месяц прошел, только две недельки осталось.
В парковую калитку я протиснулась как тать.
– Здравствуйте, – приветствовала я неизвестно кого. И не ошиблась – ждали, сидели почти под каждым кустом, злобно зыркая. Я выставила растопыренные руки, как кошка, понимая, что не шибко впечатляюще выглядят мои розовые коготки, поэтому постаралась больше взять голосом и суровостью лица: – Предупреждаю сразу – со мной связываться – это себя не любить! Щас как попревращаю всех в коряги!
– Ладно тебе. – Гуляй вылез из-за дерева, разочарованно отбрасывая дубину, зато Рогач обгавкал всю, как цепной кобель:
– Чтоб к вечеру крыло в порядок привела, да? Полы там вымоешь, да? Все безобразия и мусор уберешь, да? И чтоб без разрешения директора пальцем не шевелила, да?
– Пусть за обиду стол накрывает! – вякнул кто-то из кустов.
– Да! – утвердительно кивнул головой Рогач.
А я щедро посулила:
– Бочку вина выставлю…
– Две, – тут же возразил Гуляй, почему-то показывая мне три пальца.
– Ну-у, тогда вы крыло сами убираете. – И я уже безбоязненно пошла к Школе, понимая, что все равно скатерти-самобранке за все мои обещания отдуваться.
– Зря ты их так напоила. – Велий сидел на подоконнике первого этажа, прижимая меня к себе. После того как Аэронова комнатушка пришла в негодность, директор настоял, чтобы он перебрался в комнату для учителей. Но хоть была она не в пример меньше, но ничего – уютненькая. Я сначала побаивалась, что Велий накинется на меня с кулаками, но он лишь похохотал, а услышав про человечище, на которого маги Княжева войной собрались идти, только отмахнулся: – А, напишу дяде письмо, ты только мальчишку больше не тревожь.
– А у него и без меня неплохо получается. К тому же овечка его к делу приспособила. Они теперь попеременно у шатра с бельчонком танцуют. Людям и срамно, и потешно. А все равно ходят.
Велий тяжело вздохнул, прижимаясь затылком к раме:
– Ох, и в какое же чудовище ты у меня превращаешься!
– Почему в чудовище? – обиделась я, но желания поворачиваться и тузить его не было. Так спокойно и лениво было в его объятиях.
– Ну в чудо. Непонятно только, отчего ты к одним магам прицепилась? Других людей или нечисти нет больше, что ли?
– Это вы ко мне прицепились. Один фон Птиц со своими лекциями чего стоит! И никакие снотворные не помогают.
– Страдалица ты моя. – Велий покачал меня в объятиях.
Пьянка во дворе перешла в ту стадию, когда пирующие затягивают слезливые песни и медленно валятся под стол. Как ни удивительно, Феофилакт Транквиллинович гуляние не разгонял, оказывается, пока женское крыло было недоступно для ремонта, а я подвергалась обучению в Заветном лесу, домовые и дворовые, дружно навалившись, пристроили к Школе резную изящную башенку-фонарик, в которую имелся вход как с улицы, так и с каждого этажа.
Велий под присмотром директора, дабы ненароком не разгневать отдыхающий дух Архона, придумал-таки заклинание, при котором не надо обвешиваться утюгами, чтобы выскочить из сжатого пространства. Так что, едва мы привели в порядок женское жилое крыло, нас тут же заставили плести новое заклинание, раскинув его ни много ни мало – на весь парк. Когда я свернула его, а потом в качестве подопытной мыши была насильно загнана директором и нечистью в пристройку, то с перепуга аж взвизгнула – так много там оказалось места.
– Со светом надо будет что-то сделать, – дрожа как осиновый лист, посоветовала я. – А то до окон далеко, идешь, идешь… И потолок низкий, кажется, что сейчас проломится – и на голову, колонн прибавьте, что ли. А то пригибаться от страха начинаешь.
Велий хлопнул себя по лбу и признался, что про потолки забыл, его вина.
– Я же брал обыкновенные, как везде, – оправдываясь, бормотал он, набрасывая новое заклинание, потом недоверчиво посмотрел на меня, но все-таки решил посоветоваться: – Как ты думаешь, сколько локтей высоту делать?
– Чем больше, тем лучше, – сказала я.
В результате, когда Феофилакт Транквиллинович вошел в новую пристройку, светильники на потолке казались крохотными точечками звезд в бездонном черном небе.
– А что, мне нравится, – одобрительно проговорил он, и гулкое эхо отразилось от далеких стен. – Конечно, надо будет привезти мебель, как-то разделить стенами…
Мы с магом облегченно перевели дух, а Гуляй на улице подал знак – выбивать дно у бочки.
– Где теперь ночевать будешь? – поинтересовался Велий, покачивая меня, так что казалось, что я плыву на лодочке.
Я усмехнулась. Комендант на радостях, что теперь можно наконец приступить к ремонту этажей, перво-наперво погнал рабочих вышвырнуть из комнат всю мебель, и теперь она громоздилась кучей в актовом зале, на каждом предмете написано, из какой он комнаты, хоть приходи и живи.
– А у вас есть какие-то предложения, господин наставник? – спросила я.
Он покосился на свою узкую кровать, но тут вихляющей походкой к нам подплыл изрядно пьяный, но не теряющий бдительности комендант и, победив заплетающийся язык, сообщил:
– Верея, там в актовом зале чегой-то сильно светится в твоей тумбочке. Да.
Я удивилась, не представляя, что может светиться в моей тумбочке.
– Пойдем глянем, – предложила я Велию, а он промычал, дескать, дело со мной иметь – себя не уважать, стоит только подумать, что вот, все хорошо, как обязательно припрется какой-нибудь Рогач и все испортит.
– Да может, там ерунда какая-нибудь, – попробовала я его успокоить.
– Главное, сразу глупостей не делай, – подтолкнул он меня в спину.
– Я сама разумность и осторожность, – уверила я его, выходя за дверь. На моей ноге тут же повис пьяный коридорный – Коготок, достававший мне от силы до колена. В Школе он присматривал за лестницей, ведущей со второго на третий этаж, и не было опаснее места для разинь! Отродясь там никто не бегал из-за игривого нрава Коготка.
– Поздравь, подруга! – радостно возвестил коридорный. – Повысили меня! Первый этаж отдают под начало в пристройке! Весь! Буду не хуже Рогача начальник. – Он гордо выпятил грудь. – Поэтажный Митяй Коготок! Как звучит-то, а! Был я мелкая сошка, а теперь знаешь, сколько будет у меня под началом? – Он растопырил пальцы рук, пытаясь сосчитать, потом досадливо глянул на ноги и переступил копытами.
