Текст книги ""Волкодав". Компиляция. Книги 1-6 (СИ)"

Автор книги: Мария Семенова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 149 страниц) [доступный отрывок для чтения: 53 страниц]

13. Песня Смерти

Граница горной страны была прочерчена резкой рубленой линией. Так, словно когда-то, во дни незапамятной юности мира, выпуклый щит земли растрескался и лопнул в этих местах, не выдержав распиравшего его напряжения. И одна часть щита удержалась на месте, другая же развалилась и вздыбилась чудовищными осколками. Когда же всё утихло, эти осколки так и остались торчать к небесам, словно каменные торосы. А может, было и по-другому. Венны, во всяком случае, полагали, что именно сюда грянула когда-то тёмная чужая звезда, прилетевшая извне этого мира. И что именно отсюда распространилась по белу свету Великая Ночь, длившаяся тридцать лет и три года.

Так было или не так, но горы стояли. И зелёных предгорий, поросших орешниковыми лесами, как со стороны Саккарема, здесь не было и в помине. Горы начинались отвесной скальной стеной, вздымавшейся ввысь на несколько сотен саженей. Вода, ветер, мороз и просто минувшие века немало потрудились над ней, но во многих местах были отчётливо заметны слои и пласты разнопородного камня, то лежавшие ровно, то перекошенные и изломанные самым немыслимым образом. Кое-где эти пласты напоминали каменную кладку; становилось понятно, почему у сольвеннов и нарлаков горы получили имя Замковых.

Стена смотрела на север, и солнце никогда не освещало её. Наверное, поэтому граница вечных снегов здесь спускалась совсем низко, и от стены веяло холодом. За несколько верст от неё деревья начинали мельчать и редеть, потом совсем пропадали. А под самой стеной на несколько перестрелов лежала травянистая пустошь, и по ней тянулась дорога.

Опричная страна, идя рядом с кнесинкой, размышлял Волкодав. Железные горы. Ишь как сторонится их добрый лес, отступает, не хочет рядом расти…

Дорога тоже старалась не прижиматься вплотную к стене, у подножия которой там и сям громоздились целые холмы скальных обломков – следы чудовищных оползней. Под каждым таким холмом свободно поместился бы весь галирадский кром.

Упрямая жизнь, однако, повсюду брала своё. Даже по самой стене карабкались цепкие кустики, выросшие из семян, занесённых птицами или ветром…

Вчера вечером Волкодав вытащил свою карту и показал её Дунгорму. Благородный нарлак сперва забеспокоился: что, как, откуда у телохранителя?.. – но потом увидел в углу имя боярина Крута и трёхцветный шнурок с потемневшей печатью, и беспокойство его улеглось. Дунгорм уверенной рукой уточнил на карте границы горной страны и пометил ущелье, которое пересекала Препона. Кстати сказать, вскоре им предстояло миновать это место. Волкодав посмотрел на карту, запомнил её и спрятал под кольчугу. Из которой он почти не вылезал и успел привыкнуть к ней в пути, как ко второй коже.

У велиморца настроение было отменное. Сегодня к вечеру, на худой конец завтра утром он ждал встречи со своим господином. Которого, судя по всему, он непритворно любил. Это же сразу чувствуется, когда кто-то просто исправляет обязанности, – и когда служит, как говорится, за совесть. Волкодав считал Дунгорма человеком достойным. Вообразить его среди челяди Людоеда было так же невозможно, как, к примеру, Тилорна. А вот у сына?.. Волкодаву думать об этом было и тошно, и недосуг. Кровные мстители не бывают ни плохи, ни хороши. Они мстят месть. И этим всё сказано. И к тому же у Волкодава было далеко не такое радужное настроение, как у Дунгорма.

Он ждал беды.

Тот или те, кто охотился за кнесинкой, пытались добраться до неё уже дважды. Будет очень странно, если они не попробуют в третий раз. А поскольку времени на это у них оставалось всего ничего – Винитар ведь вполне мог подоспеть ещё до ночи, – удара можно было ожидать в любое мгновение. И где удобней всего нападать, как не здесь, на узкой полоске открытой, ровной, точно хлебная лопата, луговины? С которой и бежать-то особо некуда, кроме как в какое-нибудь слепое ущелье?.. В узкую трещину, где их в конце концов и зажмут, чтобы перестрелять без помех?..

Волкодав загодя посоветовался со старшинами и честно выложил им свои опасения. Опытные воины выслушали его, и ни один не стал возражать.

– Что, брони вздеть небось посоветуешь? – усмехнулся Аптахар. Он отлично помнил весну.

– Ребята ворчать станут, – вздохнул Декша. – Не лёгонькие небось. Гривен по сорок…

– Ладно, пуп не надорвут, – рассудил Мал-Гона. – Всяко лучше, чем ворон кормить.

Дома, в городе, они были стражниками. И, если дело не касалось ловли уличного ворья, привыкли совершать то, что скажет им начальник: дружинный витязь или нанявший купец. Решать самим оказалось делом и гордым, и трудным, и интересным. Да и бой у Кайеранских трясин уже показал, что получалось у них вовсе не плохо.

– Если нападут, я бы поставил стену щитов, – сказал Декша. – Пусть-ка попробуют пробиться сквозь моих удальцов!

Мал-Гона покачал головой:

– Лошадей бы… Если вдруг у них там наши вельхские колесницы, никакая стена щитов тебе не поможет.

– Мы должны спасти госпожу, – сказал Волкодав.

– Кони у витязей, – проворчал Аптахар. – И у велиморцев.

– Договорись с Дунгормом, – предложил вельх. – В случае чего вы с ними кнесинку в седло – и ходу…

Волкодав мог бы поспорить на что угодно, что трое старшин, как и он сам, сразу подумали о раненых, о служанках, о няньке и лекаре, о Мангул с приёмным сынишкой. И о полусотне хороших парней, которым никто небось не подведёт быструю кобылицу и стремени не подаст.

– Мы-то что… как-нибудь отобьёмся, – выразил общую мысль Аптахар. – Кому мы особо нужны, небось за вами все побегут.

Лучезаровых витязей как ратную силу они вовсе не поминали. Что толку рассчитывать на тех, кто уже однажды подвёл.

– Куда удирать-то? – спросил венн. – Почём знать, может, нас как раз впереди ждут!

Сказал и почувствовал, как в уголке сознания заскреблась неясная мысль. Удирать с кнесинкой, прорываться навстречу Винитару? Так шут его знает, когда он подоспеет. Волкодав поднял голову и посмотрел в небо, как всегда, если требовалось поразмыслить. Так. Разбойники нипочём не могли угрожать им из… только из…

– Пошли! – сказал он троим предводителям. И чуть не бегом поспешил к повозке, возле которой беседовал с кнесинкой посланник Дунгорм, а на передке, с вожжами в руках, гордо восседала старая нянька.

– Государыня, – сказал он кнесинке, когда Дунгорм и старшины отошли каждый к своим людям. – Мы боимся, как бы на нас опять не напали. Сделай милость, надень снова кольчугу.

Елень Глуздовна молча повиновалась. На ходу расстегнула тёплую свиту, сунула её в руки Лихославу, взяла живо отысканную служанкой броню и облачилась. Волкодав посмотрел на Хайгал, сидевшую на высоком сиденье, и старуха внезапно подмигнула ему. Минувшей ночью, когда он покинул госпожу кнесинку, нянька, истомившаяся у входа, одарила его испепеляющим взглядом и с быстротой хорька юркнула внутрь: что там учинил над её девочкой бессовестный венн?.. Почему не плачет больше, жива ли?.. Многоопытная бабка, конечно, вмиг поняла, чем кончилось дело. Волкодав трёх шагов не успел отойти от палатки, когда Хайгал с той же удивительной прытью вылетела наружу.

– Нагнись! – строго велела она рослому телохранителю.

Венн нагнулся. Бабка мигом схватила его за уши и… прошлась сухими морщинистыми губами по его лбу и щекам.

– Спасибо, сынок… – тихо, чтобы не слыхали близнецы, сказала она.

Зато государыня кнесинка с самого утра ни разу не подняла на Волкодава глаз. Трудно смотреть в глаза мужчине, который сумел оградить твоё целомудрие пуще тебя самой.

Аптахар первым вернулся из своего отряда, пристроился к Волкодаву и некоторое время молчал, шагая с ним в ногу. Казалось, он что-то обдумывал.

– С самой весны мы с тобой заодно, – проговорил он наконец. – А ведь у меня венн брата убил. Младшенького. Хёггов хвост! Когда это я думал, что буду заодно с венном? А?.. Я тебя спрашиваю!

Волкодаву ответить было нечего, и он промолчал. Он всё равно не собирался рассказывать Аптахару, как сам – было дело – смертельно ненавидел сегванов. Всех без разбора. Тоже, кстати, было за что. И как потом, угодив на каторгу, он от этой глупости быстренько излечился.

Аптахар тщательно разгладил широкой пятернёй кудрявую бороду, но только для того, чтобы тут же скомкать её в кулаке.

– Вот что, венн… – сказал он. – Может, нам, когда в Велимор доберёмся, взять да и кровь смешать всем четверым? Я, ты, Декша, Мал-Гона… Надо же держаться друг друга. Не против?

Волкодав был не против. Хотя кровное побратимство – дело слишком ответственное, чтобы о нём вот так, с налёту, решать. Это родство паче данного предками, потому что его сам выбираешь. И если уж случаются раздоры между побратимами, так о них и через сто лет помнят.

– Дело доброе, – сказал Волкодав. – Только государыню сперва довезём.

А про себя подумал: если и впрямь дойдёт дело до побратимства, как бы ещё и троим старшинам от Людоедова сынка страдать не пришлось…

– Что-то Лучезаровичи приотстали, – заметил Аптахар, оглядываясь назад. Действительно, Лучезарова чадь, двигавшаяся позади ратников и в некотором отдалении от них, не слишком спешила. Должно быть, гордый Лучезар не желал «глотать пыль», хотя никакой пыли не было и в помине: малоезженая дорога заросла густой жёсткой травой. Волкодав посмотрел на своих. Зоркий Лихослав стоял во весь рост в повозке, придерживаясь за передок, и не отрывал напряжённого взгляда от границы редколесья. Мели траву длинные, в разноцветную клетку, понёвы служанок, и подле каждой девушки шагал отчаянный молодец. Ещё десятка полтора воинов держалось около повозки. Случится что, не случится, а только удирать, бросая раненых, – самое последнее дело.

Скальная стена впереди выдавалась в поле этаким мысом, острым и неприступным. По крайней мере Волкодав, доведись ему нужда карабкаться наверх, поискал бы другое местечко. Красноватые нависающие утёсы внушали почтение. Насколько Волкодав помнил карту, дальше должно было открыться широкое устье ущелья. По словам Дунгорма, это ущелье снаружи выглядело вполне проходимым и длинным, но на деле очень скоро кончалось слепым тупиком. А по другую сторону устья высилась удивительная скала в ровную полоску, бурую с жёлтым. Обогни её, и почти сразу окажешься на стиснутой валунами тропинке к Препоне.

Волкодав видел, как дозорные, шнырявшие туда-сюда впереди на проворных конях, свернули за утёсистый мыс, скрылись на некоторое время из виду, потом вновь выехали на открытое место и замахали руками, подавая условленный знак: всё чисто.

– Ты – венн, я – сегван, – широко и неутомимо шагая, ворчал в бороду Аптахар. – Во имя пупка Роданы, дожили! Побратимство!..

Пеший отряд обогнул острый выступ стены и стал пересекать горловину ущелья-ловушки. Дунгорм не соврал: ущелье в самом деле выглядело славно. Казалось, будто там, подальше, открывается заманчивая долина, просторная и глубокая. Там было полно зелени, а с одной стороны вниз по скалам прыгал пенящийся ручей. Впереди, как сторожевая вежа, высилась полосатая скала.

– Спящая Змея! – с гордостью проговорила Хайгал. Она без труда узнавала родные места, которых не видела пятьдесят лет. Всё нынешнее утро Волкодав слушал её и уже понимал, что мог бы и не расспрашивать Дунгорма, перепроверяя старуху. Сейчас, однако, ему было не до того. Он оглядывался в сторону редколесья, косился на спящего Мыша, убаюканного его мерной походкой, и думал: если бы я был разбойником, я бы… я бы, может, даже прямо сейчас…

Парень-дозорный, ехавший по левую руку обоза, ближе к лесу, и стоявший в повозке Лихослав закричали одновременно. Все головы разом повернулись в ту сторону.

Из леса, из одетой осенним румяным золотом чащи прямо на них скакали всадники. Много. Чуть ли не сотня. И первое, что разглядел Волкодав, были белые берестяные личины, закрывавшие лица. Кое у кого, у тех, что выглядели побогаче, личины были кованые. В том числе у главаря. Главарь этот скакал на великолепном белом коне и размахивал мечом, держа его в левой руке.

Выскочив из леса, отряд нападавших сразу разделился на две неравные части. Та, что поменьше, устремилась за каменный мыс, желая сшибиться с приотставшими витязями. Другая помчалась на пеших. Видно было, как разлетались из-под копыт комки зелёного дёрна.

Много ли времени нужно вершникам, чтобы во весь опор пронестись чуть более полуверсты и обрушиться на пешую рать? Совсем немного. Но если в пешем войске никто не начинает бестолково метаться, если каждый шестник уверенно знает, что ему делать, – пешие за это время тоже могут успеть немало. Кнесинку и девчонок живо спрятали за повозку, раненых прикрыли запасными щитами. Лучшие стрелки повернулись навстречу налетающим всадникам и вскинули загодя снаряжённые луки. После боя над Кайеранскими топями их ничем уже было нельзя ни удивить, ни напугать. Да и сражаться предстояло не с неведомой ночной силой, а с самыми обычными людьми из плоти и крови. Да ещё под ярким солнцем, посреди красного дня. Есть же разница.

Суровые парни не тратили времени даром. Выдернули из расстёгнутых, спущенных на бедро тулов кто срезень, кто бронебойную – и пустили их лететь. Благо всадники с самого начала были досягаемы для опытного стрелка. Понятно, не все стрелы дружно попали в цель, но несколько лошадей покатилось по земле. И ещё нескольких разбойников вынесло из сёдел, словно дубинами. Волкодав за лук пока не хватался: успеется. Ратники, наученные своими старшинами, стреляли по команде, все вдруг. Толку от этого, может, было и не больше, но вот страху – намного. Сразу видно, что наскочил не на перепуганных обозников, готовых чуть что зайцами разбегаться по кустам, а на воинов неробкого десятка, привыкших давать отпор.

Жадоба?.. – думал Волкодав, держась подле кнесинки и поспевая смотреть сразу во все стороны. Неужели снова Жадоба? И тогда, у болот?.. А почему бы и нет?..

Под ногами захлюпала вода. Быстрый ручей выкатывался из ущелья, растекаясь по равнине семижды семью неглубокими струями. Множество рук немедля ухватилось за маронговые бортики повозки, помогая навострившему уши коню.

Между тем смертельная, без шуток, стрельба сделала свое дело. Разбойники задумались, придержали конский скок и отхлынули в сторону, не доводя дела до рукопашной. Галирадские ратники, держа щиты на руке, тяжело бежали вперёд. К полосатой скале, прочь из ловушки. Было ясно, что нападавшие стремились не столько сшибиться с ними вплотную, сколько пугнуть их и направить вбок, под стену, в слепое ущелье. Где, очень может быть, их уже поджидала засада. Десятка, скажем, три отборных стрелков с двойным запасом стрел. Вполне хватит.

Конные велиморцы во главе с Дунгормом постарались дать пешим время. Вот заметили, что разбойники отдышались, успокоили коней и разворачиваются для нового наскока, – и пустились наперерез.

Храбрые воины горды были бы лоб в лоб ударить врага и, намного уступая числом, все как есть полечь в неравном бою, отстаивая невесту своего господина. Но пока не было нужды приносить себя в жертву. Умница Дунгорм сумел сделать с разбойниками то, что сами они не сумели сделать с поезжанами: пугнул их, заставил шарахнуться в сторону. Ещё на десяток шагов придвинулась Спящая Змея. И ещё на десяток. Что там, впереди? Дозорные не успели за неё заглянуть.

Ну как есть Жадоба, поглядывая на смутившихся разбойников, сказал себе Волкодав. Таких резать привык, кому только ножичек покажи, и уже штаны полные. А на зубастого нарвавшись, сам тут же…

Они бежали к полосатой скале. Бежали, повесив на спину щиты, с мрачным упорством уходящих от неминуемой смерти. Слышалось только сиплое дыхание да топот нескольких десятков ног. Взмыленные парни в шлемах и тяжёлых кольчугах изредка злобно матерились сквозь зубы. Служаночки, подобрав подолы, таращили слепые от страха глаза. Если отряд прижмут к стене и обложат вплотную, мужчины могли хоть драться. А им что оставалось? Им и раненым, которых швыряло туда-сюда в повозке, подскакивавшей на кочках?..

Кнесинке было бы не под силу самой нести щит – и то хорошо, что хоть как-то выдерживала четверть пуда кольчуги. Вместо щита у неё были телохранители. Волкодав, конечно, мог бы посадить государыню в возок. Или вскинуть на спину белой Снежинки. Но, если он был прав и за кнесинкой шла охота, возком займутся в первую очередь. А уж белой всадницей – и подавно. Зато издали, да в сплочённой толпе, да за тесно сдвинутыми спинами, поди-ка её высмотри!

И вот Спящая Змея нависла над головами. Они бежали к ней, как когда-то к святилищу. С той только разницей, что в святилище их ждали друзья. А здесь? Что увидят они за скалой? Отряд кунса Винитара, подоспевший на выручку? Или засаду, которая насмерть зажалит их стрелами?

Они бежали, потому что ничего другого не оставалось.

Дозорные помчались вперёд, сунулись за скальную башню и почти сразу выскочили назад, размахивая руками. Значит, ничего подозрительного не заметили.

– Наддай шагу!.. – заорал Аптахар. – Живей, хромые, живей!..

Он видел: вершники изготовились к новому наскоку. Было заметно, что охотники не больно стремились вплотную сходиться с огрызающейся дичью, вовсе не желавшей безропотно становиться добычей. Однако и позволить себе упустить беглецов они не могли.

Велиморцы, готовые пожертвовать собой, вновь нацелились поперёк…

– Во имя Одноглазых и Одноногих! – выругался кто-то по-вельхски рядом с Волкодавом. – Что ж это!.. Вот так бежать!..

У молодых, горячих парней душа рвалась встать стеной и встретить недругов, как велела древняя честь.

– Языком не трепать!.. – прикрикнул Мал-Гона. – Заснули на ходу, косолапые?

Разбойники и во второй раз не захотели схватиться с велиморцами врукопашную. Наоборот, большая часть их неожиданно повернула коней и устремилась в глубь ущелья-ловушки. Галирадцы уже заворачивали за Спящую Змею, когда преследователи выскочили обратно на равнину. Почти у каждого за спиной сидел второй человек, и эти вновь подобранные держали в руках кто лук, кто самострел.

Волкодав всё поглядывал наверх, на каменные карнизы и на обросшие мелким кустарничком вершины скал. Нет на свете неодолимых утёсов. Человек залезет куда угодно, дай только время. Но то ли у разбойников времени не было, то ли не ожидали они, что преследуемые вздумают прорываться к Препоне… Волкодав так и не высмотрел затаившихся стрелков наверху.

Кони налётчиков, отягощённые двойной ношей, скакали медленно и тяжеловесно, но бегущих всё-таки обгоняли. Намерения Жадобы – а Волкодав всё крепче верил, что это был Жадоба, – сомнений не вызывали. Не дать уйти за Препону. Обложить. Преградить дорогу. И расстрелять на бегу.

Сольвенны, сегваны, вельхи хрипели и матерились на все лады, но бег так и не стал бегством. Наверное, потому, что рядом с воинами были те, кому приходилось ещё тяжелей. Девушки выбились из сил, парни тащили их за руки, передавая друг другу. Потом начался довольно крутой подъём, и в задок повозки разом упёрлись двадцать две ладони:

– Хёггов конец и волосатое брюхо, а ну!..

Оказавшись за Спящей Змеёй, все они жадно уставились вдаль: Винитар!.. Не видно ли Винитара?.. Впереди было пусто. Зато в ноздри сразу ударил густой серный запах. Ещё сотня шагов, и многие стали прикрывать рты рукавами и просто ладонями. Но как прикроешься, когда надо бежать! Тут уж хочешь не хочешь, дыши в полное горло.

Здесь всегда дул холодный ветер, стекавший с горных снежников и обледенелых скал на равнину. Он летел из-за Препоны, разнося облако смрада. Лес в этом месте отступал от скальной стены ещё дальше, чем всюду. Видно, никакая жизнь не могла долго переносить дыхание пропасти без вреда для себя. Само ущелье напоминало каменную реку: какая-то сила, бушевавшая здесь в стародавние времена, вымела наружу россыпи чугунно-серых скал. С той стороны, что была обращена к горам, скалы покрывал слой жёлтого налёта.

Волкодав почувствовал, как от удушливого зловония болезненно сжалось в груди, и подумал, что будет, если разбуженный запахом кашель скрутит его в три погибели прямо сейчас. До сих пор зловредная хворь ни с чем не считалась…

– Веди, бабушка! – крикнул он старой Хайгал.

Мог бы и не кричать. Нянька твёрдой рукой направляла коня и повозку между каменными глыбами; найдись у них хоть сколько-то времени, они бы убедились, что другого проезжего пути здесь не было. Безропотный упряжной конь, привыкший послушно тянуть воз, куда приказывали люди, только отфыркивался. Более норовистые верховые лошади старшин стали беспокойно ржать и порывались вставать на дыбы. Умелые вельхи обмотали им морды тряпками, наспех откромсанными от одежд. Это помогло. Дунгорм и Хайгал сходились на том, что рано или поздно лошадей придётся оставить. Однако пока никто не спешил отвязывать их от возка.

Трава тоже не хотела расти на ядовитом ветру. Под ногами хрустела бесплодная галька. То есть даже не галька, обточенная и выглаженная водой: из ущелья, перерубленного Препоной, не вытекало ни речки, ни ручейка. Первозданное крошево уязвляло ноги сквозь кожаные подошвы сапог. Если бы не камни, я бы бежала быстрее, думала кнесинка. Да, конечно, если бы не камни, я бы бежала сама. Всё повторялось, как в ту ночь в Кайеранах. Только теперь её, сменяясь тянули за руку Лихослав и Лихобор, а Волкодав держался позади. И так же, как в ту ночь, кто-то сильный и злой тщился её погубить, а другие люди спасали. В тот раз погибли Варея и её спутник. Кому предстояло теперь?.. Покамест пролили кровь только разбойники, сбитые меткими стрелами, но все понимали, что этим дело не кончится. Будущие мертвецы бежали рядом с живыми и точно так же сыпали руганью и грубыми шутками, подбадривая себя и друзей. Когда они устремились к Спящей Змее, кнесинке даже померещился косой взгляд, брошенный на неё и телохранителей: вот, мол, кому умирать уж никак не придётся! Она подумала, что тот человек был прав, и невольно почувствовала себя сторонним наблюдателем, которого происходящее никоим образом не может коснуться. В семнадцать лет плохо верится в собственную близкую смерть. Кнесинка знала, что спасётся. Вернее – её спасут. А кто спасёт остальных?

Но все эти мысли очень скоро поблёкли и растворились в одной-единственной: НЕ ОСТАНАВЛИВАТЬСЯ. БЕЖАТЬ. Когда хочется весь мир променять на мгновение отдыха, тут не до рассуждений. Особенно если понимаешь, что даже и краткой передышки не будет, ибо тогда-то уж точно – смерть неминуемая. НЕ ОСТАНАВЛИВАТЬСЯ. БЕЖАТЬ. И ни в чём нет твоей воли, даже в том, которую погибель избрать: от надсады или от вражьей руки. И странно мешается это с глубинным, нутряным знанием: ВСЕ КОНЧИТСЯ ХОРОШО…

Тут кнесинка смутно поняла, почему до последнего силится ползти умирающее животное, хоть и повисла со всех сторон хищная стая, и уже рвут куски плоти из боков. Потому что остановиться и не противясь дать себя разорвать – это слишком страшно даже тогда, когда застилает глаза смерть.

Но какая-то часть её разума, ещё не успевшая окончательно отупеть от непосильного бега, созерцала и насмехалась. Воительница!.. Возмечтала, курица, о соколином полёте. Дружину, подобно матери, возглавлять!.. Вот оно, дура, дело-то воинское. Это тебе не на лавке лёжа мечтать. Сейчас упади кто рядом, головы небось не повернёшь. Какое там защищать, на себе прочь уносить…

…Когда по сторонам выросли угрюмые серые скалы, кнесинке показалось, будто она их где-то уже видела. Но где – вспомнить не сумела, да не очень и пыталась.

Волкодав и другие опытные воины видели то, что проплыло мимо глаз замученной кнесинки: разбойники обогнали бегущих и уже ссаживали наземь стрелков. Напрасно велиморцы пытались им помешать. Стрелки покидали крупы коней и сразу исчезали среди валунов. Волкодав обречённо подумал о том, что была, наверное, какая-нибудь скала, с которой мостик через Препону просматривался, как на ладони. И на эту скалу они успеют влезть первыми. И ничего тут не поделаешь.

Проход впереди сузился, и Хайгал натянула вожжи:

– Тпру!

Дальше повозке не было ходу, придётся бросить её. Замечательную повозку, любовно спряженную из благословенного маронга лучшими галирадскими мастерами. Только тут кнесинка как следует ощутила, что происходило нечто непоправимое. То есть они, конечно, спасутся – в скалах или даже за Препоной, – но возка, который несколько последних седмиц служил ей домом, она скорее всего больше уже не увидит. А кони как же?.. Снежинка?.. У кнесинки опять ослабли колени…

Несколько воинов уже запрыгнули внутрь повозки: раненых торопливо передавали наружу и, серых от боли, увлекали дальше кого под руки, кого вовсе на руках. Эртан вылезла сама. Её левый локоть был туго притянут к телу, чтобы неосторожное движение не потревожило рану. Ещё в повозке воительница правой рукой и зубами распутала спасительные узлы, и на рубахе вновь проступило пятно. Эртан не обращала внимания. Геллама ждал её по ту сторону темноты. Скоро она придёт к нему. Но прежде перешагнёт через один-два вражеских трупа.

Волкодав оглянулся назад, на ещё видимый клочок равнины, ограниченный слева Спящей Змеёй, а справа – безымянным чёрным утёсом, слегка наклонённым наружу. Сказал бы ему кто в дни отъезда из Галирада, что однажды он станет ждать своего кровного врага, точно единственного спасителя!

Но у обеих скал было пусто. Кунс Винитар, сын кунса Винитария по прозвищу Людоед, не спешил им на помощь из-за чёрной скалы. И Лучезар Лугинич всё равно что пропал за Спящей Змеёй…

– А с чего она – Спящая? – пропыхтел рядом Аптахар. – Тоже дряни нанюхалась?..

– Поспеши, госпожа, – сказал Волкодав, направляя кнесинку по узкой тропе, где уже скрылась половина рати и с ней раненые и служанки. Хайгал, ещё хромавшая после Кайеран, держалась при хозяйке. Упрямая старуха тащила сумку, куда, побуждаемая предчувствием, загодя погрузила всё самое, по её мнению, необходимое. Запустив руку в сумку, она потянула наружу большой красный платок – священную фату, которой кнесинка должна была закрыть лицо перед встречей с наречённым. Нянька стала совать фату кнесинке:

– Завяжи рот, дитятко, нечего гадость глотать…

Кнесинка хотела взять, но Волкодав не позволил:

– Спрячь! Увидят… красное…

Кашель, ударивший изнутри, заставил его замолчать, потом свалил на колени. Едкая вонь сделала свое дело. На какой-то миг в глазах почернело, потом он почувствовал, что его поднимают. Волкодав хотел вырваться, успев подумать, что оказался-таки никудышним телохранителем, и ещё, сколько всего он не успел преподать братьям Лихим… Ничего: оказалось, самое главное он им всё же внушил. Близнецы сделали то, чего их наставник, будь его воля, ни в коем случае им не позволил бы. Они молча подхватили его, вздёрнули с колен и бегом помчали вперёд. Волкодав ощутил во рту кровь, и приступ почти тут же кончился. Так всегда бывало с тех пор, как его впервые прорвало кровью в день возвращения кнеса. Ещё через несколько шагов Волкодав смог стоять сам. Он стряхнул крепкие пальцы братьев и утёр кровь. Рукавом, не ладонью, чтобы потом не начал выскальзывать меч. Кнесинка всё время оборачивалась к нему, глаза у неё были полоумные.

– Вперёд!.. – зарычал Волкодав на близнецов. – Дело забыли!..

Где-то позади жалобно заржала Снежинка. Потом поднялся яростный крик, завизжали лошади, послышался лязг и перестук клинков. Это велиморцы, оставшиеся прикрывать отход, наконец сошлись с разбойниками в ближнем бою. И погибали один за другим.

Тем временем спешенные налётчики, незримо растворившиеся между скал, стали постреливать. Они не показывались на глаза, стрельба шла навесная. Стрелы, падавшие с высоты, не пробивали кольчуг, но тело, не укрытое доспехом, полосовали безжалостно. Над головой кнесинки сейчас же появился щит. Девушка немедленно притянула к себе няньку. Железная оковка щита со скрежетом ударялась о камни.

После приступа кашля Волкодав почему-то напрочь перестал чувствовать сернистую вонь, и Препона открылась перед ним неожиданно.

Беспорядочно нагромождённые валуны несколько отступали от края, а может, были кем-то нарочно сброшены вниз. Они образовали небольшую площадку, на которой сгрудились галирадцы. Дальний край площадки обрывался в бездну. Оттуда, неторопливо клубясь, выползал желтоватый туман. Сквозь туман был виден противоположный берег, точно такой же скалистый и неприветливый. Хайгал не преувеличивала: до него было не менее полусотни шагов. Обнаружился и мост. Лёгкий, зыбкий подвесной мост на чёрных волосяных канатах, мост, составленный из тоненьких, ненадёжных с виду дощечек. Чуть более пол-аршина шириной, чтобы можно было пройти только гуськом…

Внизу, под мостиком, разверзалась немереная глубина. Ещё никто по своей воле не спускался туда, чтобы узнать, есть ли дно у Препоны. И уж подавно никто не поднимался обратно. А сверху смотрели горы, вечные, равнодушные горы в облачных шапках, в голубоватых плащах никем не тревожимых ледников. И небо, из-за тумана казавшееся зелёным.

Мост обещал спасение, но ратники не решались его перейти, и страшная глубина пропасти была тут ни при чём. С того берега уже прилетело предупреждение. Оно так и торчало в щите воина, дерзнувшего сунуться к переправе. Короткая, толстая, тяжёлая стрела-болт, выпущенная из самострела. Галирадцы пробовали говорить с ичендарами, но те до ответа не снисходили.

Волкодав быстро огляделся по сторонам и, конечно, сразу увидел то, чего больше всего опасался. Выступ утёса, нависавший над пропастью. Если туда вылезут разбойники с луками, они играючи расстреляют любого, появившегося на мосту. А то и канаты стрелами перережут. Меткий стрелок и их самих, конечно, сумел бы согнать со скалы. Но для этого понадобилось бы выйти из-под защиты валунов на открытое место. А уж оно-то наверняка отлично простреливалось с десяти разных сторон…

– Давай, бабушка, – сказал Волкодав старой Хайгал. – Зови своих, говори с ними… – И кивнул ближайшему воину из сольвеннов, державшему наготове длинный кожаный щит: – Проводи!

– Нянюшка… – потянулась за старухой кнесинка Елень. Волкодав удержал её и поставил между собой и скалой. Братья Лихие тотчас устроились по бокам. Кнесинка прижалась к спине Волкодава и тихо заплакала.

Между тем Хайгал вышла со щитоносцем к мосту и остановилась у одного из валунов, за которые крепились канаты. Приставила сложенные руки ко рту – и пронзительно закричала. Волкодав почти не понимал языка, только отдельные слова, почёрпнутые у самой Хайгал. Ему не доводилось встречать ичендаров в рудниках, где он и выучил почти все известные ему языки.

Некоторое время за Препоной молчали. Волкодав напряжённо слушал. Потом, к его великому облегчению, раздался резкий мужской голос, кричавший в ответ. Хайгал выслушала, что-то коротко пообещала соплеменникам и возвратилась к хозяйке.