Текст книги "Кошка Фрося и другие животные (сборник)"

Автор книги: Мария Штейникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Мария Владимировна Штейникова
Кошка Фрося и другие животные
Рассказы

Опасности!

Когда езжу я к родственникам на Урал, меня там везде подстерегают опасности. В прошлом году мама сломала руку, и поехали мы с ней в другой город зимой, к бабулечке. А я и так боюсь, как мама водит. И тут звонит телефон, она его достает, смотрит, кто звонит, не спеша прикуривает сигарету и принимает вызов. И скорость сто тридцать. И все это одной рукой. На протяжении всего действа мне почему-то все никак не удается расслабиться. Мама кладет трубку, смотрит на меня пристально и говорит:

– Чо ты ссышь-то? Это же «Ауди». Я уже вылетала вот тут. Видишь, елочки примяты?

Тут звонит бабулечка, говорит:

– Вы где? Вас только за смертью посылать, уже воду на пельмени третий раз ставлю. Даже успела себе новое платье купить, пока вы едете.

Я говорю:

– Да ты что, ну-ка повернись, тебе очень идет.

Она говорит:

– Купите мне в Свердловске сигарет, у нас таких нет.

Я говорю:

– Мы уже в Тагиле.

Она говорит:

– Блядь, ни о чем попросить нельзя. Ладно, жду.

Звонит Женька и говорит:

– Вы бабулечке еще ничего не брали? Я тут чуть курить не бросила. Она вчера ходила на «Рябину». В час ночи звонит таксист и просит забрать нашу бабулечку, так как он не нанимался бухих владычиц ворочать. Пока мы ее вчетвером выколупывали из такси, существенно пополнил свой словарный запас весь двор. Так что коньяк будет – самый самолет.

Въезжаем в город, мама говорит:

– И надо заехать купить чего-нибудь безопасного на поесть. Мы ведь не собираемся обедать бабулечкиным. Валерка в прошлый раз поел – чуть не сдох, а Славка уже три года к ней со своими пельменями ездит. Не будем рисковать.

Приезжаем, бабулечка говорит:

– Вы надолго или пока лекарства не закончатся? Садитесь обедать.

Мы с мамой переглядываемся. Мама говорит:

– Мы тебе привезли банку красной икры.

Бабулечка на нас смотрит страдалицей, дескать, как же мы ей надоели со своей красной икрой.

– И коньяк, – выставляет мама главный козырь на стол.

Бабулечка расцветает и говорит:

– Да вы чо, девки, с ума сошли? Я же не пью сто лет! Но так и быть, давайте по писят. Марея, плесника бабулечке малеха.

Первый спуск

Кошка Фрося если не на «Бейлисе», то на прогреваниях. Лежит на моем ноутбуке и закрывает боками работу. Иногда отключается на одной какой-нибудь букве и спит на ней триста пятьдесят страниц. Вчера спьяну нашла мне приличный горнолыжный спуск в радиусе двадцати пяти км от дома. В наших-то подмосковьях. У Фроси самая красивая снаряга для стояния у глинтвейн-зоны. Надела горнолыжные трусы, уложила спортивный штопор, и мы поехали.

Приезжаем, а там канатная дорога. Фрося сразу прошла к глинтвейну, у них завязалась интересная беседа. Я в ужасе смотрела на мужа. В последний раз при сходе с канатки меня чуть не увезли на опознание. Губа распухла до Химок, один глаз смотрел на север, другой на юг, вся конфигурация лица напоминала Северную Америку. Я напрягла Калифорнию и выдавила слово, известное только в среде матерых русских эмигрантов. Такая вот история с географией. Специально обученные люди остановили канатку, когда я давала уже третий круг почета, потом полчаса отрывали от кресла. Канатная дорога приходила потом ко мне в кошмарах и говорила об органической химии голосом Ельцина.

Таки надо было ехать. Муж с почти сломанной ногой вызвался бежать снизу и говорить со мной, отвлекая от мыслей о скорой смерти. Кресло подкатило, поддало меня в попу, и я сразу же ею к нему присосалась. Намертво. Я еду, муж бежит снизу, Фрося общается с глинтвейном, лыжи новые, я еще молодая, в красивой шапке. Помирать жалко. Потом кусок жизни я не помню, а потом сразу на трассе. Она вся синяя, четыреста пятьдесят метров, перепад пятьдесят, с поворотом, и я седьмой раз на лыжах с адреналином в крови на пять социалистических революций. На пять с хвостиком.

Далее должен следовать видеоролик моего первого спуска с не учебной горки. Камера дрожит по понятным причинам. Фрося с глинтвейном снимали. Смотреть надо на гору и желтенькую точку («а не на овцу в черном справа», – голос Фроси), которая, приближаясь, притормаживает. Ибо думает, что Фрося совсем. Но потом точка видит, что кто-то просто балуется с цифровой техникой и ловко проезжает мимо. Точка также просит прощения за качество съемки.

Экономика должна быть экономной

Заправились до полного бака. Мама садится в машину, не спеша прикуривает сигарету и начинает рыться в бардачке. За нами очередь из пяти машин.

– Ты что ищешь?

– Карточку «Ауди» потеряла, у меня там пятипроцентная скидка на бензин.

– Мама, мы уже заправились.

– Я знаю, но нам надо начать экономить.

С трудом уговариваю ее отъехать.

– Тебе тоже надо начать экономить на ком-нибудь. Я уже экономлю на Пашке и Мишке.

– Я могу начать экономить на бабулечке и на ее коте. Кота можно сдавать в аренду, а бабулечку отправить куда-нибудь по военному контракту творить революцию. Роялти будут поступать мне на зарплатную карту.

– Почему это на твою карту? Бабулечка моя мама, поэтому я – первая очередь. Ладно. Поехали обедать. Ты заплатишь за нас своей кредиткой, потому что так незаметнее.

Отобедали в ресторане. Приезжаем к ней в офис, я говорю:

– Что это у тебя за гроб посреди офиса?

– Это не гроб, а детская кроватка из сосны в форме лодки. Краснодеревщик Павлов сдал на реализацию, он экономит. Вот ты бы купила своему ребенку такую кроватку?

– Ну, если бы была вампиром, то да.

Поехали к бабулечке. Она встречает нас на пороге при полном параде.

– Ты чего сегодня такая красивая?

– Игумновумерблинчикинаплите.

Игумнов был когда-то мужем бабулечки. Они пронесли сильное чувство друг к другу через всю жизнь, клятвенно пообещав насрать друг другу на могилки.

Сели обедать, бабулечка мне говорит:

– Марея, я экономлю.

Я перестаю жевать. Мама с лицом змеи размешивает сахар в чае, говорит:

– Поехали к Женьке.

В машине мне становится плохо.

Женька говорит:

– Ты уже поела у бабулечки? У меня есть таблетки. Или сразу «скорую» вызвать?

Женька и Андрей делают ремонт в своей новой квартире. Мама, позабыв, что экономит, говорит:

– Сестра, хочешь, я подарю тебе кухню за двести пятьдесят тысяч?

Женька говорит:

– Вообще-то я хотела попросить смеситель за полторы, но раз ты экономишь, сойдет и кухня. А куда я ее поставлю?

Мама говорит:

– Сделаешь кухню-гостиную, с баром.

Женька моментально переходит на новый уровень жизни и говорит:

– Точно, а джакузи мы поставим на кухне, потому что в кладовку она не влезет. Только ты подари мне все же смеситель, ладно? Я ведь тоже экономлю.

Я не знаю, кто из моего многочисленного семейства укусил моего мужа, но он тоже решил начать экономить. За день с начала экономии он «сэкономил» на двадцать пять тысяч рублей, купив мясорубку и кофемашину. По причине режима экономии муж отказывается одеваться. Все бы хорошо, но это не то, о чем вы подумали. Теперь он драпируется в пять слоев своей бывшей одежды и угрожает, что скоро будет уже почти в шесть. Свое нежелание он объясняет тем, что «в Италиях одеваться дешевле» и вообще «это же Италии», в то время как я выпутываюсь из солнцезащитных очков D amp;G, которые повыдирали мне полгривы, однозначно завидуя моей молодости и красоте.

Бабулечка отказывается не только одеваться, но и кушать. А еще она покупает себе очередной сто тридцать четвертый парик и говорит:

– Ну вот, теперь мне до самой смерти хватит.

Или привозим ей продуктов на две недели, и на ее лице читается сакраментальное «теперь точно до самой…». Понятно, что бабулечку из этой жизни полетанью не выживешь, но думать о том, что она смертна и это однажды снизит наши расходы, – ей чрезвычайно нравится. Мы же исправно стимулируем ее пребывание в этом мире баночкой красной икры, которую она «вообще не ест, ибо изжога». Но конечно же дело совсем не в икре.

Одна фраза

Заметила, что каждого человека характеризует одна какая-нибудь фраза. У меня есть друг, он спортсмен. Я от него часто слышу одну и ту же фразу: «Всех убить, город сжечь, но перед этим трахнуть». А потом он смешивает новый коктейль и протягивает мне:

– Хочешь?

А другой друг приходит каждый раз в коме и говорит:

– Надо купить попить.

«Купить попить». Я говорю:

– Ты похож на поезд с похмелья. «Купить-попить, купить-попить». Тебя самого не укачивает?

А он:

– Не говори так много букв, я математик.

А есть еще те, кто говорит: «Надо работать, надо работать». И что самое интересное, сами вообще ни фига не работают, никак, никогда. Приходят, говоришь им:

– Знаю, надо работать, почисти картошку.

Они говорят:

– А как?

– Как, как… жопой об косяк! Последний раз показываю.

И чистишь сама картошку.

Мама говорит:

– Надо очиститься. И очистить вокруг себя пространство.

Я думаю: «Это какая же кружка Эсмарха нужна?! И куда это все потом?»

У одной моей подруги любимая фраза: «Сережа, это самое, там этот, как его, да не этот, а тот». Сережа скачет как белка по полкам и показывает по очереди предметы. Я говорю:

– Дрессированный он у тебя.

Она говорит:

– Не то слово. С этого самого… с полувзгляда… как тебе сказать… ну это…

Я говорю:

– Поняла.

Мама «Алиса»

Мама полностью иррациональна, и все вокруг нее становится таким же. Мама – «Алиса», хоть и Светлана. Мама когда прилетает, то никогда не знаешь, куда и когда точно. Она всегда инкогнито. Говорит:

– Шарик, терминал Дэ. – И все. И на связь не выходит. Позывные молчат.

– Ты, главное, не волнуйся, – говорит муж. – Она еще не прилетела. А то обязательно позвонила бы.

Я еду и говорю:

– Ты не знаешь мою маму. Даже если бы она прилетела, то обязательно бы что-нибудь да случилось. Например, телефон бы не брал, сломался или с него исчезли все деньги. Или она попала бы в какую-нибудь кроличью нору, сходя с трапа. Где этот чертов терминал Дэ? Это самый нелогичный аэропорт в мире! О, – осеняет меня, – надо мыслить нелогично!

Терминал D, естественно, расположен не там, где A, B и C. Иррациональный метод помог. Приезжаем, а там мама уже час тусуется, проповедует. Кучка адептов уже собралась. Мама нам без лишних прелюдий говорит:

– Телефон разрядился, поехали завтракать, а баня будет?

Поселили ее в домик для гостей, затопили баню, все рассказали. Мол, если дом будет выстывать, то надо батарею включить в спальне. Она говорит:

– Усе понятно, всосала.

Ох, но я-то знаю, я-то все знаю! Утром заходим и видим такую картину: мама с прической «дикобраз» мирно спит в бане на полке, подстелив под себя норковую шубу. Говорит, полночи искала выключатель. Куда-то пропал. Ну, мы стоим, не знаем, что сказать. Ибо что тут скажешь. Выключатели – они всегда логично расположены. А мама ни разу не логичная. Она иррациональная. Мама – «Алиса». Она квантовая.

Еще мама из категории страшно самостоятельных женщин. То есть об их самостоятельности лучше не знать. Иначе страшно становится. Она смеется и говорит:

– Да что со мной случится-то?

А я думаю: «Что, что… Провалишься между креслом и обшивкой самолета и – полный шалтай-балтай».

Счастливая ты, Машка

Лена с работы часто мне говорит: «Счастливая ты, Машка, и выглядишь всегда на все сто».

А я такая стою, под поливалку с утра попала, потом мне какой-то гражданин на задник босоножки в метро наступил. Я кое-как примотала босоножку скотчем к ноге. Пока ковыляла через парк, меня в театр пригласили. В 7. 30 утра. Маньяк какой-то.

Прибегаю на работу, залетаю в лифт, нажимаю на кнопку, еду, и тут он как задрожит. И все. Ни туда ни сюда. А мужской голос из-за спины вдруг говорит:

– Ну вот, сейчас у нас кончится воздух.

Меня аж подбросило от ужаса. Умеют некоторые мужчины сливаться с окружающей средой.

Он говорит:

– А давайте я вас подсажу, надо выбираться.

Нет, ну не наглый?

Я говорю:

– А давайте без давайте, – и вызываю диспетчера.

Диспетчер говорит:

– Алё, а диспетчера нет.

Я говорю:

– А вы кто?

Мне отвечают:

– Я техничка, ничего не знаю.

Я говорю страшным голосом:

– Женщина, срочно найдите диспетчера, у нас тут воздух заканчивается. Я тут с админом, судя по… всему.

Она говорит:

– Поняла, ждите.

Диспетчер приходит и говорит:

– Вы где?

Я говорю:

– А куда вы звоните?

Он замешкался немного, говорит:

– В лифт.

Я говорю:

– Логично, значит, мы в лифте.

Он говорит:

– Умные все стали, за говном некого послать. Сидите, иду.

Врываюсь вся такая расхристанная в офис, и Лена мне навстречу. Говорит:

– Надо срочно завоевать мир.

Я говорю:

– Не вопрос. Кого убить?

Она говорит:

– Ух, амазонка прям, энергия брызжет, штаны у всех лопаются, выглядишь, кстати, на все двести.

Я говорю:

– Лена, я могу и на триста, только, боюсь, мир этого не перенесет.

Новые и старые

Д рузья принесли из роддома нового ребенка. Старый ребенок недоволен. Нет, ну можно понять человека. Все шло прекрасно, и вдруг – бац! – кто-то занимает твое место, которое, казалось бы, принадлежит тебе по праву. А потом еще раз бац-бац! И ты уже дважды старый ребенок. Дальше – круче. Как вам – старая девушка или старый парень? Много-много раз. Даже если наконец-то и по своей инициативе.

Старый друг, например, заезжает типа проездом, сам остается на два дня и говорит:

– А что у вас сегодня пожрать?

А ему говорят:

– Залезь в холодильник да посмотри.

И он сам все приготовит, а потом стоит посуду моет. Нового друга не заставляют мыть посуду. Сначала перед ним распушаются и говорят:

– А вместо этого сарая будет теннисный корт, а тут бассейн, пройдем на второй этаж. – И говорят еще: – У нас сегодня на ужин все просто. Фуа-гра в шоколаде и «Вдова Клико». Ты, наверное, такое не ешь?

Кошка Фрося недавно стала старая, поскольку новый теперь шпиц. И теперь Фрося просто контейнер для еды и спит в сапогах как бедная родственница. Или падает с сильной возвышенности плашмя и лежит, как будто уже мертвая. И никто к старой Фросеньке не подходит. Все говорят:

– Это что за звук? Кошка, что ли, упала опять? – Потом смеются и говорят: – Совсем тупой мех.

Фросе приходится вставать и тупить над пустой миской. Иной раз даже поорать приходится, чтобы насыпали. А все потому, что старая. Из-за какого-то лающего хомяка.

И потом Фрося полюбила старых друзей, потому что они команда, у них много общего. Кресло, например. А все новые друзья восхищаются шпицем. Потому что Фрося странная, падает отовсюду плашмя и спит в сапогах. А шпиц – он вполне себе адекватный и видно, что новый. И тогда приходят сообщения в личке от старых: «Вы куда-то запропали. Фуа-гру, поди, жрете с новыми?»

А мы да, сидим, жрем фуа-гру и думаем, что новых со старыми лучше не смешивать, поскольку они иногда создают семьи, а потом – кто во всем виноват?

Женщина должна быть кроткой

Женщина должна быть кроткой и иногда бегать среди березок, а ее надо догонять и щекотать усами. А потом сразу снова кроткая и должна рубить в день по машине дров, и, подоткнув косу, самостоятельно резать порося. И ни одного лишнего слова. Только самые необходимые: «Барин, ужинать подано», «Не желаете ли отдохнуть?», «А водочки?», «Имеется ли настроеньице для утех?» А он друзьям говорит:

– Да ладно, ребята, ну с кем не бывает, ну да, бабу держу, пришлось взять.

Или она сготовит все, порядок везде наведет, перестирает, перегладит, огород выполет, двести банок огурцов закатает и идет к нему на крыльцо день провожать. А под пятками земля горит.

Ну, и он, как обычно, ее забавляет: «О, смотри, голубь! Такой же тупой, как ты. Косоголовка ты моя дурная. У тебя что в голове, мякина?»

А она смотрит на него с умилением и думает: «Чем бы отравить-то тебя, падлу неблагодарную?» Но отвечает как положено: «А водочки?» Поскольку бабе пристало быть кроткой. Это она с ясельного горшка усекла. Что сразу по башке настучать – ни разу не выход. Месть надо вынашивать и годами идти к своей цели. Может быть, даже, если сильно повезет и внешность позволяет, стать стервой. Или прибить не сразу, а через двадцать лет брака. Того самого, который все это время наполнял ее жизнь смыслом, чувством и мудростью.

Женщина везде женщина. В транспорте, на работе, на корпоративе, в магазине. Кроткая, аки голубка. Он стоит, встречает, уши красные, лицо как у дохлого хомяка: «Это что за сизоносый хрен с тобой до метро шел? Отвечай!» Ты ему: «Мол, Василий Иваныч, престарелый герой-любовник, всю дорогу висел на ушах и жаловался на одолевшую подагру. Прямо душу вынул». Дохлый хомяк сдвигает бровки домиками:

– Ты мне давай там на своих работах. Ты мне это, а не то давай.

А ты ему:

– Развлечься не желаете? водочки? ужинать?

Вышла я как-то в магазин, уже порядком огнедышащая, с последней суммой в кошельке, решила перед смертью пирожков напечь. Интеллигентно купила капусту, муку, яйца, иду к кассе, параллельно медитируя. И тут какая-то чудесная девушка как пнет мне по яйцам. Вот ни фига себе пирожки! Я ей говорю с милой улыбкой:

– Сударыня, не изволите ли оплатить мне яйца?

А она мне отвечает:

– Я те чо, миллионерша? Пошла в жопу, дура.

И тут она. Вы чувствуете, да? Она – последняя капля. Разворачиваюсь и как дам этой кошелке по башке пакетиком с яйцами. Весь магазин приседает. Я ей говорю:

– Сука, – и гордо ухожу в закат, как в американском вестерне.

Вот она – фридом, фридом!

Сильная штука – джаз

Собираемся на джазовый концерт, муж прибегает с галстуком, гордый такой. Говорит:

– Ну как?

Я говорю:

– Офигенный. В цирк пойдем – наденешь.

Приходим, а там женщины в костюмах русалок. Вот ни фига себе! И муж в черном бадлоне и брюках смотрит на меня с таким упреком, будто я ему костюм дельфина не разрешила надеть, и говорит:

– Я буду роллы «Калифорния» с лососем.

Я тоже умею обижаться и говорю:

– Двойной виски со льдом.

Ночью просыпаюсь – пьяная. Вот такая сильная вещь – джаз. Пошла на кухню, обожгла все пальцы чаем. Нет, не снайпер. Прицелилась хорошенько, попробовала еще раз взять кружку. Плюнула. Посидела – плохо, полежала – не то, опять посидела, почитала одним глазом про размножение кенгуру в неволе. Решила не шевелиться и ждать. Просыпаюсь – пьяная. На голове Фрося, шпиц орет дурниной, и по дому гуляют какие-то люди в красивых костюмах. Муж говорит:

– Это сантехники, они с нами поживут.

Я в ужасе засыпаю, мне снится, что я лайкаю сантехников в фейсбуке и у них у всех померанские шпицы на аватарках, а Фрося обновила статус с «встречается» на «в браке». Просыпаюсь – пьяная. Флешка от фотоаппарата утонула в меде. Муж говорит:

– Ничего сегодня не делай, напиши просто, что была на джазе. Люди поймут.

Звоню бабулечке, еще ничего не говорю, а она мне:

– Не трещи. Вчера была на «Рябине» (клуб пенсионеров), нарябинилась. Жертв нет. Черт бы побрал эти новые платья.

Мальчики

Мальчики – они такие. Если за косичку дернул – значит, любит. Если еще портфелем врезал – любит до беспамятства. И тут сразу все становится сложно. То списывать даешь, то фломастером в глаз. А иногда стоишь на переменке с бельевой резинкой на ногах и размышляешь, не проще ли было остаться друзьями? Или на Восьмое марта разглядываешь шикарный набор рыболовных крючков и думаешь, думаешь. Что бы это значило? Вариантов два. Или совсем дебил, или сильная влюбленность завела его в такие ассоциативные дебри, что в процессе выбора подарка к финишу пришел лишь спинной мозг. С другой стороны, в девках засиживаться тоже – люди не поймут. Как-никак десять лет уже. И мама часто повторяет, что я уже кобыла.

В этой связи бабулечка, устроив себе пульт управления Вселенной на балконе, отслеживает с биноклем все мои передвижения до школы и обратно. Появляются правила общения с мужчинами. С ними нельзя плавать в одном бассейне, разговаривать на улице и заходить в подъезд. Надо полчаса ждать на морозе, когда ему надоест выжидать в засаде и он передумает на меня нападать. Под подозрением даже дед Василий, с которым я с пяти лет «забиваю козла» во дворе. Так у меня постепенно складывается ощущение, что страшнее мужчины зверя нет. Это существа с экзопланеты. Вроде то же самое должно быть, но какой-то прокол в эволюции мозга точно случился. Не говоря уже об остальном.

Все еще усугубляется тем, что мужчины почему-то не любят блондинок. Просто ненавидят нас. Что мы им сделали? Муж вздыхает и говорит:

– Скорее всего, что-то не сделали.

Вот брюнетке, к примеру, никому в голову не придет сказать, что она не натуральная, и тем более предположить, что она дура.

Стоят два таких мужчинки в метро и обсуждают:

– Да не-е, ты чо, по статистике их вообще мало. Я читал. – (Уже простила). – Точняк крашеная, я тебе говорю. Моя на такое ползарплаты изводит.

И не крикнешь ведь на весь вагон: «Я натуральная, натуральная!» Чтобы отвлечься, достаю кубик Рубика, собираю.

– Дура какая-то, – говорит второй, – пошли отсюда.