Текст книги "Кошка Фрося и другие животные (сборник)"
Автор книги: Мария Штейникова
Жанр:
Юмористическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Отдых
Вся наша семья отдыхает так, что потом приходится переотдыхивать. То есть до горизонтали. Бабулечка – реинкарнация Гая Юлия Цезаря. Если она отдыхает, то делает это так: сидит на унитазе, курит, пьет кофе, разговаривает по громкой связи по мобильному и катает скалку пятками по полу. Это у нее вроде как массаж.
Мама говорит:
– У меня путевка в Таиланд, вылет из Уфы.
Спрашиваю:
– Почему из Уфы? Тебе же из Екатеринбурга ближе.
Она говорит:
– Чо бы ты понимала! Это же отпуск. Надо ни в чем себе не отказывать.
Мы с мужем тоже ни в чем себе не отказываем на отдыхе. Поэтому у нас всегда проблема – кто с утра сядет за руль. После нескольких попыток выясняется, что в итоге никто. Я в расчете на его национальность говорю:
– Делай что хочешь, нам надо к вечеру быть в Генуе в пятизвездочном отеле, который я взяла с БЕШЕНОЙ скидкой.
Тут у него национальность резко сдувается, и он говорит:
– Тогда мне дешевле умереть. Я в горах руль бросаю.
Думаю: «Едришь твою в Альпы! Опять все сама». Подтыкаю косу, проверяю техническую исправность автомобиля, поехали. Осознание того, что жизнь мужчины находится в твоих руках, очень сильно отвлекает и настраивает на позитивный лад.
Мужчины вообще очень чувствительные. Особенно на отдыхе. Оставили машину в Местре, взяли с собой переносной холодильник, сели на автобус и покатились в Венецию. У нас там с бешеной скидкой. Ну вы поняли. Приехали, я давай отель искать. Ношусь как сраный бык по череде. Потому что в Венеции что-то найти человеку с мышлением водителя – дохлый номер. Муж мой бегает за мной с холодильником и рыдает. От красоты. Мне кажется, на такое способны только русские туристы. Я говорю:
– Давай остановимся и отдохнем. А потом найдем отель и уже как следует отдохнем.
А он мне, как всегда, говорит:
– Давай, я вижу супермаркет.
Кошка Фрося не знает, в каком месте она отдыхает, а в каком переотдыхивает. Потому что у нее работа такая – отдыхать.
Баня
Утром просыпаюсь, муж сидит довольный, говорит:
– У нас переаншлаг. Не хватает посадочных мест.
Я говорю:
– Ты опять демонстрируешь соседям английскую вязку шпицами?
Он говорит:
– Нет, я антрепренер голых девок, выскакивающих из бани и носящихся с визгом по заснеженному участку.
Я говорю:
– Подумаешь, выскочили два раза, ну, пять…
Муж говорит:
– Это успех, можно без репетиций ехать в кругосветное турне. Это я тебе как специалист говорю.
– Ага, – говорю, – наливай, шпициалист.
Бабулечка звонит, кричит в трубку:
– Марея, чо было, чо было! Сходила на день рождения в пиццерию, немножко выпили и в баню с девчонками на таксо рванули, у одной там в доме. Еще добавили, и Машка Аристова, дура пьяная, керосином поддала. Хрен знает, где она его надыбала. И как все вспыхнуло, и мы, голые, как врассыпную побежим через огород, а там сугробы выше забора намело. Петро увидел, охренел – баня полыхает, бабки голые несутся по сугробам на серьезной скорости, сиськи как винт у вертолета, в разны стороны. Подумал – всё, «белка».
Я говорю:
– А ты-то как? У тебя же колено.
Она говорит:
– Марея, да какое колено, никогда в жизни так не бегала, даже когда от кавказской овчарки через забор. Пришла домой как с войны, вся в саже, впечатлений полные штаны. Сейчас отмоюсь, наряжусь и на «Рябину». Кстати, у меня горе, кот худеет.
Я говорю:
– Это новогодняя диета. Называется «Бабулечка отжигает». Коты на такой диете к старому Новому году сухую корку хлеба на лету ловить начинают.
Бабулечка говорит:
– Ладно, щас укольчиков для профилактики долбану и понеслася.
Я говорю:
– Давай.
Она отвечает:
– Даю. – И кладет трубку.
Сестра звонит, я сразу спрашиваю:
– В баню ходили?
Она говорит:
– А чо в нее ходить, мы в ней живем. Отопление прямо в Новый год разморозилось. Лежим, телевизор смотрим, зато холодильник большой, ни одного тазика оливье не пострадало.
Зимняя
Помылась первый раз за год, хожу по дому в неглижах, пою в кулебяку и вдруг – мать честная, зеркало. Меня аж по первости отбросило. Муж заметил мое смятение, говорит:
– Хороша, царица.
Я говорю:
– Да куда уж там, жирная царица.
Он обиделся и говорит:
– Ну какая же ты жирная? Ты зимняя.
Когда к нам приезжают гости, мы показываем дом и говорим:
– А тут у нас тренажерный зал.
Гости говорят:
– Где?
А мы говорим:
– Да вот же, под одеждой. Вообще зимой вредно заниматься, поэтому мы на массе. Просим к столу.
К нам вообще не часто гости, потому что это как в Чехию съездить. Освинеть можно дня за два. А мы вдвоем как гоголевские старосветские помещики нашего времени. Лицо мужа моего дышит добротой, а я – большая хозяйка, и вся моя комната уставлена сундуками и ящичками, а также ящичками и сундуками.
Муж в один заглядывает и как заорет:
– Аааа, тут чьи-то зубы!
Я говорю:
– Чего так орать? Это мамины золотые коронки.
Он говорит:
– Зачем тебе?
Я говорю:
– А вдруг революция, и тебя раскулачат, а я тебя вызволю, подкупив охрану россыпью золота высшей пробы. Моя прабабулечка Марея, кстати, так и сделала в свое время.
Он говорит:
– Я больше в твои сундуки ни ногой, а то вдруг там еще какие части кого-нибудь.
Кошка Фрося у нас часто ведет себя как барыня из «Женитьбы Бальзаминова». Таскается лениво из угла в угол и ноет, ноет, как зуб больной. А во рту мухи любятся. Скучно, кулебяками пресытилась, тело бежевое залежалось. Любви бы. А кошка Чуча меж тем (женщина, кстати сказать, очень умная) сидит, подперев бигуди лапой, напрочь не закусывая, ибо не имеет такой глупой привычки, и внушает: «Добрая ты, добрая Фрося Атосовна, дай бог здоровья папеньке». Муж прибегает со слоном на руках и кричит:
– Потрогай, какая у нас Фросенька стала! Такая же, как ты – зимняя…
Первое
Звоню сегодня бабулечке, спрашиваю:
– Ну как, отметили?
Она говорит:
– Поели, выпили, телик посмотрели, легли спать, и тут началось самое интересное. Заснула на мобильнике, сделала сто семнадцать вызовов Людке Бортниковой. Та, дура пьяная, приперлась в три ночи двери нам выносить. Расшаперилась там в лестничной клетке, мычит каво-то, зубы на втором этаже потеряла. Я же откуда знаю, что она мой храп прослушивает полночи. Послала ее на три веселых буквы и спать пошла. Ну, она еще часочек поколотилась и утихла. Умерла, наверное. А потом смотрю – у меня деньги на телефоне исчезли.
Я говорю:
– А Бортникова чо?
Бабулечка говорит:
– Да чо с ней, с кобылой, сделается – только ушла, похмелила ее.
Выхожу в гостиную, все разбегаются кто куда. Кто в диваны забился, кто с мебелью слился. Я говорю сразу:
– Мне не стыдно, чо было?
Муж говорит:
– Откусывала головы шпицам. Вашему валдеморшеству налить?
Я говорю:
– Да. И оливьешечки мне, приправленной кровью этих невинно убиенных карликов.
Он говорит:
– Все что угодно, только не ключи от метлы.
Я говорю:
– Упырь мой.
А он мне:
– Ведьма.
У меня сразу игривое настроение, и я говорю:
– А давай вместе лука наедимся.
Он говорит:
– А давай.
Мама звонит и сразу смеется в трубку глупым смехом. А потом вдруг говорит таким женским глубоким голосом:
– Мы с новым на горнолыжном курорте.
Я говорю:
– Вы вроде в Таиланд улетали.
А она ржет сперва минуты две, и мне с ней тоже приходится, а потом говорит:
– Меня в самолет не пустили. У меня же выезд на полгода закрыт, а ты мне свой загранчик не дала слетать.
Кошка Фрося сегодня только лежит и пьет. У нее роман с раковиной. Фрося переела кулебяки. Муж говорит:
– Вот что с котиками кулебяки делают.
Я говорю:
– Куском моей кулебяки можно убить. Если хорошо прицелиться.
Генеральная
Бабулечка сегодня не звонит и не пишет. Я волнуюсь. Звоню сама, а она говорит умирающим голосом:
– Марея, привет, детка, я ср. У меня Пашка, Мишка, Серега, Женя, Анюта и Соня. На Новый год приехали, да. Делаем генеральную.
А я очень хорошо помню, как это – генеральная. Это когда бабулечка генерал, а у всех остальных – почти ремонт. И слышу в трубку ее зычный вопль:
– Женясветамишапаша… Паша! Левее, левее, блядь, я сказала! Едриттвоюмать, всех перебрала. – Возвращается ко мне умирающим голосом: – Вчера «скорую» вызывала, два раза.
Я сочувствую:
– Поговорить не с кем было?
У бабулечки не дом, а ковровая шкатулка. Все обито коврами, только на потолке нет. Поскольку на нем нельзя, там люстра. Она на ковре теряться будет. Не в ковре еще холодильник, телевизор и коричневая чехословацкая стенка. И кот. Для него бабулечка единственное не пестрое пятно в доме. Если она конечно же не собирается на «Рябину».
Еще у бабулечки есть уборная. Там тоже ковры, люстра и унитаз. Раньше еще был телефонный аппарат на длинном-длинном проводе. А теперь она всегда с мобильником, и еще один, стационарный, на стене висит. На случай, если из исполкома звонить будут. В уборной бабулечка себе ни в чем не отказывает.
Вообще, бабулечка очень за собой следит. Подвязывает себе лицо на ночь эластичным бинтом, на макушке завязывает бант и так спит. С гравитацией борется. И в перчатках, чтобы маникюр. Я ей звоню, а она со мной как-то через губу. Я к ней и так и эдак, не знаю, на что подумать. А она говорит:
– Марея, да погоди ты, у меня глина на морде. К земле, мать ее, привыкаю.
Еще у бабулечки на журнальном столике лежит большой медицинский справочник и подшивка «Здоровья» за десять лет. Я, когда приезжаю, то узнаю о себе много нового. И бабулечка стоит со шприцем наперевес и говорит:
– Марея, ты, как и я, ни хрена не помнишь. Давай и тебе за компашку пирацетамчику долбанем. Ну так, хотя бы за ради профилактики.
Прописка
В этом году у кошки Фроси появилась московская прописка и сразу вслед за ней – пролежни. А раньше было как? В 6.00 вскочила, попуталась в ногах, чаек из ванны полакала, поорала у миски, спряталась в сумку, прокатилась на лифте, возвращена с позором в квартиру, обматерили, ведь пустой поезд из-за нее ушел, две таксы жирные этажом выше спрыгивают с дивана так, что качаются бетонные перекрытия. Интересно, когда их там чем-нибудь придавит? На такой-то короткой ноге, да с тоской и изжогой.
А потом на подоконник – смотреть кино, как таксы гуляют. Тут умора. Еще бы в костюм Бэтмена оделись. Вечером – спорт. Смотрим «Доктора Хауса» и крутим велосипед или на гантелях лежим. И никогда не открываем дверь ментам, а зимой и свет для них не зажигаем. А то потом на газетку ходить приходится и есть корм для пушистых домоседов, и представлять, что это вкусный «хиллс». В общем, что и говорить – вся в делах, вся в делах.
А бывает, что раз – и долго никого нет. И тогда одна, совсем одна. Можно заниматься всем, чем хочешь, и есть как бы повод расстроиться. Можно убить туалетную бумагу, например, или обои. А если совсем творческий приход, то всегда имеется свежая занавеска в душе, из которой можно еще раз попробовать смастерить дизайнерскую. А что, если сделать аккуратную кучку посреди кровати? Очень симпатично получилось. Придут, а кошечка – вот она, всегда на одном и том же месте. Где оставили, там и нашли. В раковине. Ходит с нами по квартире и с ужасом смотрит: «Вы тут все с ума посходили, пока я спала? Нет, я все понимаю, но на кровать насрать?!»
Мама приезжает и говорит:
– О! Это Фрося?
Муж говорит гордо:
– Это Фрося Атосовна.
Мама смотрит в растерянности на диван и говорит:
– А мне куда сесть? – А потом говорит: – А как она гулять выходит?
Муж гордо говорит:
– Через крышу вынимаем, сложная конструкция, таль.
Мама говорит:
– А что с ней?
Я ей шепчу:
– Мама, не обращай внимания, у нее прописка.
И Фрося разваливается на спине и демонстрирует прописку.
– Хорошая, – трогает мама Фросю в тело, – только свалялась немного.
Я говорю:
– Это от активного применения. Дорвалось животное.
Полный Экзюпери
Кошка Чуча, когда прорывается в дом, за 0,1 наносекунды успевает пропылесосить пол и все доступные и недоступные миски, от чего ее потом сильно пучит. И Чуча сидит на перилах веранды, глаза такие добрые, и мы очень боимся, что ее сейчас разорвет и она забрызгает нам все окна. Чуча зажиточна. У нее квартира с отдельным входом под теплым дерматином и по лотку куриных голов в день. Трое ее котят похожи на сыромясокомбинатпромсосиску каждый. Потому что Чуча умная баба и умеет жить. Она приводит к нам своих котят и смотрит на моего мужа: «Как не твои, подонок?! Вон тот черный с галстуком – копия! Короче, чемоданы за калиткой». И проходит к себе, то есть к нам, в бойлерную. Говорит: «Куриных голов мне два раза. Плохо принимаете, кстати. Без энтузиазма».
Бабулечка говорит:
– Как там ваш табор?
Я говорю:
– Половина на югах, совы с охотниками пьют, присылали эсэмэски, что любят. Фрося, видимо, что-то где-то отмечала с десяти по двадцать восемь в ночь, не приходя в сознание, но исправно таская тело к миске.
Бабулечка говорит:
– Я коту пожевала, а он жопу морщит.
Бабулечкин кот – животное масштабное во всех отношениях. Она на него даже не курит. Стоит, бедная, смолит в форточку. А кот делает вид, что они незнакомы, и это все трагическая предопределенность, и бедный котик не туда попал, поэтому вынужден чалиться в диванах и смотреть нескончаемые сериалы, вместо того чтобы стройным и борзым зажигать с девочками. На этом месте у кота случается коллапс мозга, и он, уложив поудобнее один кубик на животе, предпочитает уйти в сны. Так его психика борется со стрессом. Ночью просыпается с лицом «ты мне всю жизнь поломала» и идет к миске, а там еще не нажевано, и кот, преодолевая чудовищный храп, принимается мерзко орать бабулечке в лицо.
Муж пьет чай и говорит:
– Летом будет полегче.
Я говорю:
– Да куда уж там… А кроты, а совы? Скворцы по весне прилетят опять же.
– Да, – говорит муж, – полный Экзюпери.
Шик
Бабулечка – великий экспериментатор. Это касается всего: от варки помады в кастрюльке на кухне до построения отношений с людьми. В помадоварении бабулечка умеет добиваться умопомрачительного цвета, от которого все «девчонки» с «Рябины» сходят с ума и просят ее дать рецепт. И она часами диктует рецепты по телефону.
– Нет, – говорит, – без лореаля ни хрена не выйдет. Не знаю уж, какое говно они туда добавляют, но стабилизирует насмерть. Можно еще балету дать для люрексу.
Еще бабулечка любит растворить в ацетоне все засохшие лаки, по полтора часа трясти каждый перед телевизором, а потом накрасить ногти и выйти во двор, непременно в подбитом халате и с котом под мышкой. И коту уже ничего не остается, как висеть и восхищаться этим всем в угаре. А все во дворе такие:
«АААА! ОООО! Анна Васильевна!», а Людка Бортникова роняет скупую бабскую слезу от такой красоты и благородства. А бабулечка достает из кармана «Кент» и шикарно прикуривает. И все достают свои «Явы» и тоже шикарно прикуривают рядом. И все вокруг становится шикарным. Даже сараи и водочный гриб дядя Коля Рогожников.
На пенсии бабулечка долго работала вышибалой в рабочей общаге. Была авторитетом и полиглотом. Сидела за стойкой, управляла миром и яростно материлась по-армянски, по-татарски, по-цыгански и хранила ключи, сигареты, зажигалку и деньги в бюстгальтере. Отчего меж двумя ее пышными грудями то нарастала, то спадала еще одна – третья.
Бабулечка звонит и говорит:
– Была вчера в секонде, отрыла себе кофточку в стиле диско. Пойду на «Рябину» в конкурсе участвовать. Помнишь частушки с тобой учили про «купила мама Леше отличные калоши» и про «покупайте плавки клеш пятьдесят восьмой размер»? Там еще была строчка про воспитательницу-блядь. Пришли мне в скайпе слова.
Ликеро-водочное
К нам приехала неизвестная кошка. В кепке и галифе и малиновом шарфе, свернутом в тугой жгут и кокетливо повязанном на шею в виде огромного узла. При каждом движении кошка бренчала, как копилка, всеми своими пятьюстами браслетами, монистами и двумя часами на одной лапе. «Нина, – представилась кошка, – я к вам с этого, как его, на “а”».
Фрося мрачно зависла и пошла выдупляться к раковине, гипнотизировать кран на пролив ликера «Бейлис». А вдруг.
Кошка Нина знает много слов, но не помнит их значений. Поэтому с ней очень интересно разговаривать. Нам тайно кажется, что ее телефон прослушивают спецслужбы, а потом на основе прослушек пишутся президентские речи.
«Что-то у меня голова закружилась, – говорит кошка Нина. – Наверное, от успеха. А включите пиздолу, там должны быть эти, на “эн”».
«Новости? – мрачно спросила Фрося. – И не пиздолу, а “Спидолу”. – И убыла к раковине встречать “Бейлис”».
«Ты глянь, глянь, как лакат, вылакиват, – подталкивала кошка Чуча кота Антона в бок. – Шалашовка! Понабралась в Портофинах своих элитным пойлом шары заливать, да с тары не слизывать. Все нам, все нам приходится».
Кошка Фрося ходила в глубокой задумчивости по подоконнику. «Бейлис» запаздывал.
«Здрассьте, Фрося Атосовна, – сладко промурлыкала Чуча. – Как настроеньице, здоровьице? А мы вот тут с Антуаном сидим, чаек пустой швыркаем, вас в гости дожидаемся, знаем, что Фросенька Атосовна с пустыми лапами по гостям ходить не имеет такой глупой привычки. Ликерная вы наша».
«Ликеро-водочная», – поправила Фрося и размяла туловище в районе талии.
Бабулечка говорит:
– Принесли ежа-алкоголика. Не впадает в спячку. Говорят, без меня загнется. Я не поняла, а почему он загнется именно без меня? Я ему что, колыбельные на ночь петь должна? Или как они себе это представляют? Ветеринар мне сказала поить его лекарством, как его, на «пэ»… Ну какое у нас есть лекарство на «пэ»?
Я говорю:
– Пиво?
Бросила
Бабулечка бросила курить. Мама говорит:
– Представляешь, у нее от этого либидо повысилось – перешла на чтение любовных романов и воинственна как амазонка, обматерила Нюшеньку и Женьку, покушалась на Мишку, но он поел и это ее смягчило.
Я говорю:
– А мы есть бросили. Просыпаюсь ночью, а моего нет. Думала, в холодильник спать ушел. А он в тренажерке в драных трениках и алкоголичке с быком прибирает. Такой весь из себя брутальный, руки оттопырены, вроде они у него уже по бокам из-за трицепсов не укладываются, живот втянул, щеки всосал, грудь колесом, жопа полкой. Говорит: «Витаминку хочешь?» Я говорю: «Пошли спать, витаминка, четыре ночи». Он говорит: «Ну не будь такой занудой. Мы же не можем ехать в таком виде в кругосветку».
Все вокруг куда-то едут. Друзья уехали на месяц в путешествие. Вышли на связь, говорят:
– Мы в Шри-Ланке, вчера привезли наш потерянный пять дней назад багаж. Сейчас мы умытые и очень хотим спать.
Мы говорим:
– Почему спать?
Они говорят:
– Шри-Ланка – это очень страшная страна. Опять объявили угрозу цунами из-за землетрясения в Индонезии. Нас разбудили с ресепшена. Мы надели купальники, засунули кредитки и паспорта в поясные сумки и стали пить местную кокосовую водку. Потом она закончилась, мы допили привезенное виски, уснули, потом похмелье. Просыпаемся, а в ресторане на стуле змея сидит, и официант так буднично говорит: «Ну, понимаете, вокруг так много павлинов, она испугалась и у нас тут прячется». Чудеса! У нас же обычно по-другому. Сидят змеи и ждут павлинов. Страшная и непонятная страна Шри-Ланка.
Кошка Фрося тоже везде прячется, она же звезда. Открываешь комод с бельем, а там Фрося с лицом «никаких автографов, я на отдыхе в Портофино». Ну мы сразу – в Портофино, так в Портофино – закрываем Фросю обратно, а потом долго держим на границе Портофино-Котово. Потом все же открываем кордоны, и она запрыгивает на барную стойку и срывается, конечно. Шутка ли, такую станцию в полет запустить. И ходит потом с лицом «вот овцы, я из-за вас ноготь сломала». Естественно, не переносит горя, прихватывает всю наличность и снова уезжает в Портофино. Однажды по вине Фроси там произошло землетрясение. Фрося, как всегда, заехала в лучший ящик – спецобслуживание, вид на раковину. И тут все как под ней проломится, и Фрося падает в трехзвездочный ящик с видом на унитаз. Такого падения Фрося пережить не смогла и теперь не ездит в Портофино. Бросила.
Идиллия
Моего мужа очень прет от меня. У нас поэтому творческая идиллия. Говорит, что раньше у него никогда не возникало желания фотографировать, но вместе со мной к нему в руки попал большой фотоаппарат, и он как-то внезапно осознал себя фотогением. Например, несется ко мне со всех ног, сбивая углы, деревья, шпицев, которые от скорости налипают на его ноги, становясь похожими на тапочки, и кричит:
– Посмотри, какой клевый снимок! Давай опубликуем у тебя!
Я смотрю, а на снимке шпиц без башки. Я говорю:
– Очень красиво, но ракурс немного странный, попробуй еще.
Он говорит:
– Да разве же? Зато посмотри, как мех хорошо вышел.
Еще у него целый хард всяких фото, которые он умудряется еще как-то раскладывать по темам. Всякий разный транспорт к транспорту, двери к дверям, канализационные люки к люкам. Я у него иду одной большой папкой, где лежат подпапки: «Маша и памятники», «Маша и море», Маша и чья-то чужая задница или иные малопривлекательные куски тела. Есть папка «Маша и ноздри». Мало того что они у меня и так ого-го, так ему кажется очень романтичным фотографировать меня снизу. Потом есть папка «Маша ест». Никогда, вы слышите, никогда не фотографируйте людей, которые едят! Это даже не пожизненное. Сразу расстрел. Нет, есть и удачные фото: «Маша и каменная кладка». Мой муж фанат кладки, и она у него всегда отлично выходит, не в расфокусе, как некоторые.
Иногда под шумок фотографируя какую-нибудь хрень рядом со мной, или меня в качестве хрени, или кусок меня, он в припадке обихода истребляет мой стратегический запас пустых ингаляторов против астмы. Берет и разоряет мое нехилыми трудами натуторшенное гнездо. Да, я много гнездуюсь. Мне мало одного большого в виде дома. Мне нужно гнездо в гнезде. И поэтому меня всегда окружает много кружек с чаем, конфетных фантиков, курительных трубок, табака, яблочных огрызков, подушек, проводов, флакончиков, кошки Фроси, шпицев. Иногда в ландшафте моего гнезда эпизодически возникает сам муж с одной-единственной целью – произвести перестановку и унести ценнейшие пустые ингаляторы. И я от него гнездо тщательно охраняю и зорко слежу за приграничной зоной, потому что на дне каждого ингалятора может оказаться тот самый спасительный пшик. И мы друг за другом бегаем как два пингвина, крадущих друг у друга камешек.
Кошка Фрося неделями не встает с его кресла, шпицы прикарманили все мужнины тапки и оборудовали их склад за телевизором. А он смеется и говорит: «Смотри, какие наглые морды. Одна оккупировала мое кресло, а два других разбойника вообще догола раздели». А потом сидит величественно за барной стойкой, поджав голые ноги, и сортирует фотки, изредка бросая царственный взгляд на мое гнездо и улыбаясь тайно подмененным им флакончикам. Полнейшая творческая идиллия.