Текст книги "Сколько ты стоишь? (сборник) (СИ)"

Автор книги: Мария Сакрытина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Мария Сакрытина
СКОЛЬКО ТЫ СТОИШЬ?
(сборник рассказов)

Сколько ты стоишь?

Друг детства, ставший королем, угрожает принцессе Елене разорить её страну, если она не согласится выйти замуж или за него, или за того, кого он ей укажет. Кого выбрать – короля-завоевателя, согласного на всё, лишь бы получить Елену? Или юношу из борделя, чья любовь продаётся, и свадьба с которым обесчестит навсегда?

Как сложно, оказывается, посмотреть в глаза совести.

С глянцевых от недавнего дождя листьев ветер жадно слизывает влагу и обдаёт меня моросью. Машинально стираю капли со щёк.

Противно скрежещет мокрый гравий – шаги приближаются. Стискиваю холодный подлокотник скамейки и встаю им навстречу.

Вместе с сахарным ароматом сирени ветер обдаёт горьким запахом лекарств. Шаги уже совсем близко – я боюсь смотреть, но пересиливаю себя.

Он идёт под руку с лекарем, который что-то тихо говорит спокойным уверенным голосом. Я не слышу, что. Впрочем, я и не вслушиваюсь. Я просто смотрю, и с трудом верю тому, что вижу.

Он страшно похудел за эти годы. Спал с лица, осунулся, постарел. Некогда золотые волосы потускнели и свалялись. Молочно-фарфоровая кожа посерела. Тонкие изящные пальцы нервно комкают рукав больничной робы.

Мне хочется закрыть глаза, убедить себя, что это страшный сон, и убежать. Только даже в кошмарах я никогда не видела его таким.

Шаги приближаются и проходят мимо.

– Дэни? – каркаю я им вслед.

Лекарь останавливается, и он тоже послушно замирает. Оглядывается, когда оглядывается его спутник. Но так и не поднимает взгляда.

– Госпожа, здесь нельзя находиться посетителям…

Я подхватываю юбки, и, проваливаясь в гравий, спешу заступить дорогу.

– Госпожа, – хмурясь, говорит лекарь, – я вынужден просить вас немедленно…

– Дэни.

Медленно, он поднимает голову и смотрит на меня.

Я отшатываюсь.

Ветер швыряет первые капли дождя.

Он равнодушно отворачивается.

– Госпожа, я буду вынужден уведомить стражу. Немедленно вернитесь в приёмный зал, – тем же уверенным голосом говорит лекарь и, улыбнувшись ему, ведёт по садовой дорожке к зданию больничных палат.

Я смотрю им вслед, понимая, что теперь его образ превратится в моих снах в куклу. И будет преследовать стеклянным неживым взглядом. Мне ещё не страшно, только очень-очень больно и тесно в груди.

И сад расплывается перед глазами. Это просто всё дождь…

* * *

У него были прекрасные – самые красивые на свете, тёмно-синие – глаза. В волшебном, неровном свете свечей они даже казались мне фиолетовыми.

Он смотрел открыто и спокойно – и это так диссонировало с обстановкой, фривольно-неприличной, и поведением всех гостей того места – что не могло не привлекать к нему внимание.

Я видела, как жадно глядели на него высокородные вейстерские девицы. Как кошки на сметану. Дорогие, сверкающие золотом и брильянтами кошки. Посмеивались, постукивали друг друга по пальцам веерами и совсем не замечали меня, серую мышку в пыльном дорожном платье.

Но мышка не знала и не хотела знать их правил, и, пока кошки спорили, кому из них он достанется, я успела первой.

Он посмотрел насмешливо, и меня кинуло в жар от его взгляда. Странное чувство – я не привыкла смущаться.

Этот взгляд я храню в памяти – и первые слова, с которыми обратилась к нему:

– Сколько ты стоишь?

Он улыбнулся, изогнув бровь и, взяв мою руку, нежно провёл пальцем по серой от пыли перчатки.

– Больше, чем ты можешь себе позволить, госпожа.

Я усмехнулась и рванула воротник плаща, одновременно взглядом ища распорядителя. Совсем не помню его, ни лица, ни голоса. Зато помню, как слаженно выдохнули «кошечки», когда я положила на золотое блюдо сапфировое ожерелье, стоящее парочки небольших провинций в Вейстере.

И с вызовом глянула на него – он поднял брови и поднёс мою руку к губам. Сердце пропустило удар.

Я пошла за ним, теряя последние остатки самообладания.

А ведь у меня и в мыслях не было влюбляться.

…Крон-принц Эрик, наследник Вейстера не принимал отказов. Он всегда получал, что хотел – примерно это он имел обыкновение кричать мне в лицо, когда ребёнком пытался забрать мои игрушки. Получал в ответ куклой по лбу, надувался, дёргал меня за волосы, срывал вплетённые в косы цветы – молча, всегда молча. Я тоже молча давала ему сдачи. Дрались мы обычно в полной тишине, и когда воспитатели и няньки спохватывались, на моей скуле красовались синяки, а принц Эрик хлюпал разбитым носом. Гудел потом, что он всё равно своё получит.

Мы часто встречались – наши родители постоянно подписывали союзные договоры друг с другом. Так же постоянно их нарушали – и потом опять подписывали… Моё детство проходило бок о бок с Эриком, пока меня не отправили в закрытую школу для юных леди. Эрик учился в Вейстере в военной академии и умудрялся слать мне письма. Требовал ответ – не получал и примерно раз в месяц совершал рейд в мою школу. Наши родители и руководство школы смотрели на причуды юного наследника сквозь пальцы. А Эрик увозил меня на белом коне в соседнюю рощу и пытался показать небо в алмазах. Обычно это всё равно заканчивалось потасовкой – и когда я вернулась однажды в школу в порванном платье, директриса упала в обморок, а отец всё-таки вспомнил о приличиях. Он написал отцу Эрика, тот запретил сыну лихачить и приказал выбрать невесту дабы остепениться.

В списке будущих королев Вейстера моё имя не значилось – отец уже обещал мою руку сыну короля Фиделии. Узнав об этом, Эрик расстроился. Настолько, что задушил отца, желавшего от сына покорности. И, став королём, потребовал у моего отца расторгнуть договор с Фиделией. Отец отказался – началась война.

Больше всего в этой истории меня удивляло, что Эрик даже не подумал спросить моё мнение.

В нём открылся полководческий гений. За два месяца он прошёл победным маршем по Фиделии, оттяпал у нас серебряные рудники, убил отца и заявил моему старшему брату, что без принцессы Елены, то есть меня, домой он не вернётся. И пусть столица готовится к пышной свадьбе.

А потом поехал ко мне в школу. Красавец во главе свиты – девчонки на него вешались, преподаватели бледнели и краснели, директриса дрожала, а он уверял, что всё, что ему нужно – это принцесса Елена. Он получит её и тут же уедет.

Я разбила о его дурную голову директрисину вазу и долго тащила потом потерявшего сознание короля к воротам. Хотела ещё эффектно захлопнуть их перед его носом, но они тяжёлые оказались, а жаль.

Потом мы орали друг на друга, и этот мерзавец пытался изнасиловать меня при своих гвардейцах, моих учителях и подругах-ученицах. А я чуть не перерезала ему горло, объясняя, что в случае со мной всё не всегда будет так, как он хочет.

Я совершенно не хотела за него замуж, и мне плевать было, что он об этом думает. Я хотела после окончания проклятой школы уехать в причитающиеся мне владения на юге и быть там полновластной хозяйкой года так три. Потом, может быть… Но не Эрик, нет.

Эрик пообещал убить моего брата, разорить мою страну и увезти меня к себе наложницей. Потом ходил с разбитым носом и гундосил, что я ничего не понимаю и всё равно буду его.

Эта игра длилась полгода. К зиме Эрик чуть остыл и, проиграв мне в шахматы, объявил, что или я выйду замуж за него, или – за того, кого он мне укажет. Да так победно ухмылялся, будто уже одевал на меня свадебное ожерелье.

Я выбрала второй вариант – скорее из любопытства. Не знаю, что значило это для Эрика, но для меня происходящее было не более чем занимательной игрой – примерно как те, в какие мы играли в детстве. Азарт сжигал меня – я хотела показать Эрику, что выиграю несмотря ни на что. Да, и что всё не будет по его на этот раз.

На следующий день Эрик назвал мне имя, а ещё через день брат в бешенстве рассказывал мне, кем был этот человек, мой будущий жених.

Дэниел Глэстер. Приставку «ви» убрали из его имени десять лет назад за мятеж отца Дэниела против короля Вейстера. Заодно уничтожили весь род, кроме старшей дочери мятежника и единственного сына – собственно Дэниела. Дочь король забрал себе – и через семь месяцев выкинул, беременную, за ворота. А сына продал в бордель.

«Шлюха! – плевался брат. – Елена, даже не думай, не позорь семью! Завтра же я дам согласие королю Эрику от твоего имени!»

Брата я по голове вазами не била – он понимал и отказ, и убеждения куда лучше Эрика. Я попросила дать мне три месяца на размышления. Брат согласился. Как согласился и Эрик, очевидно решивший, что я собираюсь морально готовиться к свадьбе – с ним, естественно.

Я действительно уехала в своё имение на юге. И оттуда, инкогнито, в Вейстер. Знакомиться с этим Дэниелом. Я предвкушала прекрасно проведённое время. И собиралась убедить Дэниела отказать мне. Тогда план Эрика потерпел бы крах, и наша игра продолжилась бы. Я была не против. Кураж, азарт, ярость Эрика…

Я только совсем не собиралась влюбляться.

* * *

Это был дорогой бордель, но убранство комнаты меня всё равно неприятно удивило. Местному декоратору следовало бы отрубить голову за подобное. Кричащая роскошь, безвкусица на грани скандала. Свечи – только у кровати и одна на столике с фруктами. Но даже так свет резал глаза. Впрочем, я плохо спала прошлой ночью в придорожном трактире, так что глаза болели и до этого. Но неровный яркий свет, бликовавший в зеркальных стеклах, заставил растеряться. Я замерла посреди комнаты, потерянно глядя на десяток отражений взволнованной девушки в серо-коричневом пыльном плаще. Пыль давно въелась в кожу и забилась в волосы – хорошая ванна в трактирах прискорбно редкая вещь. Подозреваю, что и пахла я не любимыми розовыми духами.

Мысленно я ругала себя на все лады, что поддалась любопытству и, не заезжая в приготовленный для меня особняк, сразу же отправилась в бордель. Сколько раз отец, а потом и учителя отчитывали меня за то, что я сначала думаю, потом делаю. И всё бесполезно.

Дэниел сидел на кровати – неприлично огромной и вопиюще безвкусной – и с лёгкой улыбкой смотрел на меня. Встал, когда мы встретились взглядом, подошёл, снова взял за руку и поцеловал. Меня бросило в жар от стыда – я очень ясно осознала, что грязная, в несвежей одежде. И что не такой я хотела предстать перед женихом, пусть и возможным.

Он поймал мой взгляд и удивлённо поднял бровь.

– Госпожа, тебе неприятно?

Я кивнула. Вдохнула поглубже – воздух пах лимонным бальзамом пополам с пылью – и взяла себя в руки.

– Здесь можно где-нибудь принять ванну?

Он кивнул, не отрывая от меня внимательного взгляда.

– Но госпоже придётся подождать.

– Я подожду, – отозвалась я, опускаясь на кровать и прикрывая рукой глаза.

Он разбудил меня около получаса спустя – спросонья мне представился вместо него Эрик. Я поймала его руку, поглаживавшую мою щёку и уставилась в расплывающееся перед глазами лицо совсем, думаю, не дружелюбно. Впрочем, его это не смутило.

– Ванна готова. Госпожа, отнести тебя?

Я потёрла пульсирующие виски.

– Если можно.

– Всё можно, госпожа, – усмехнулся он, легко поднимая меня на руки. – Ты заплатила.

Жаль, что в оплату не входила нормальная комната. И ванна, которая оказалась вовсе не ванной, а бассейном. Здесь тоже были зеркала, отражающиеся в них свечи и вычурный фонтан при виде которого меня снова бросило в жар. Не то, чтобы я совсем не знала, откуда берутся дети, но думала, что это действо происходит исключительно брачной ночью под одеялом в темноте. А не так… открыто и пошло, как совокуплялись золотые мужчина и женщина фонтанной статуи.

Дэниел аккуратно поставил меня на пол. Я потянулась к застёжке плаща, но он перехватил мои руки.

– Позволь мне, госпожа.

Он снял с меня меховую накидку, перчатки и, наконец, плащ. Замер, изумлённо разглядывая.

Я обернулась, ища, куда бы сесть – и избавиться, наконец, от сапог. Не нашла ничего лучше бортика бассейна. Влажный мрамор скользил – я держалась за край одной рукой, другой пыталась справиться со шнуровкой. И снова он осторожно убрал мои руки. Я смотрела сверху вниз, как блестят его волосы в свечах, и кусала губу. Нужно было начинать разговор, ради которого я приехала – всего-то спросить, сколько будет стоить его отказ. Но я почему-то медлила.

Ха, почему-то! Мне не хотелось признавать, как приятны прикосновения его ловких пальцев к моим ногам. И как мне хочется запустить руку в его волосы и проверить, действительно ли они такие мягкие, как кажутся. И что мне нравится смотреть в его глаза, и улыбка его тоже совершенно меня очаровывает…

– У госпожи должна быть охрана, как у королевской сокровищницы, – сказал он, снимая с меня платье и словно невзначай поглаживая рубиновые подвески.

Я поймала его взгляд и, улыбнувшись, сорвала подвески. Протянула.

– Нравятся? Забирай.

– Госпожа, верно, не знает, сколько они стоят, – с сомнением произнёс он, глядя на переливающиеся в пригоршне рубины.

– Бери, у меня их много, – отмахнулась я.

Он снова поцеловал мне руку, и рубины из неё на этот раз исчезли, как по волшебству.

– Тогда госпожа станет у нас частой гостьей.

Я открыла было рот – возразить. А потом в голове пронеслось: «А почему бы и нет? У меня ещё два с половиной месяца. И полный сундук этих рубинов – благодаря Эрику. Так почему бы и нет?»

Окунуться в приятно-горячую воду, пахнущую розовым маслом, было истинным блаженством – особенно после двух недель дороги. Я снова чуть не заснула, откинув голову на бортик – тепло и шелестящие струи фонтана усыпляли лучше снотворных зелий.

А может, и правда заснула – потому что когда почувствовала прикосновение губ к моим губам, мне и в голову не пришло, что это не Эрик. Он единственный целовал меня – так же нежно, так же мягко. Только и жадно тоже, а в этом поцелуе страсти не было.

Я дёрнулась, машинально размахиваясь, а когда руку перехватили – как Эрик всегда делал – подалась назад. Стукнулась о мраморный бортик и чуть не ушла под воду с головой от испуга.

И только тогда поняла, что рядом не Эрик – он никогда не стал бы шептать мне: «Тише, тише, не бойся». Он бы сам меня ударил.

Я замерла, ошеломлённая, позволяя целовать себя. И только спустя долгие минут пять пришло воспоминание, зачем я действительно здесь. Я вздохнула, попыталась открыть рот и приказать прекратить делать это со мной – но вместо слов вырвался стон.

А потом я держалась за его плечи, смотрела в пронзительно синие глаза – весь мир сузился до этих глаз и капелек воды на его коже, сливочно-белой. Мне даже хотелось попробовать её на вкус, но сил не было. Остатками разума я понимала, что то, что мы делаем – неприлично, пошло, преступно. Но я всегда с трудом могла отказаться от удовольствия. Я прогнала эти мысли, закрыла глаза – перед ними всё равно уже плыло и заволакивалось розовым туманом. И сама наощупь нашла его губы.

Только на краю сознания мелькнула и исчезла мысль, что сапфировое ожерелье за такое – слишком дёшево. Эрик дарил их мне за улыбки. И он никогда не смог бы подарить мне такую ночь, это я знала точно. Не знаю, откуда.

Следующий раз я проснулась, отдохнувшая и свежая, ожидая увидеть солнечный свет – но снова горели свечи, и Дэниел одевался. Я следила за ним из-под ресниц, улыбаясь украдкой. Я, принцесса и будущая королева – Эрика, Фиделии, неважно – потеряла девственность со шлюхой из борделя. Смешно. Что скажет брат?

И действительно собиралась проводить так все оставшиеся два с половиной месяца. Где были тщательно вбиваемые в школе мораль и приличия?

И когда Дэниел спросил меня:

– Госпожа, приказать отвезти тебя домой? Или тебя ждут?

Я только назвала ему адрес. И улыбалась, как дурочка, заглядывая в его глаза.

Он поцеловал мне руку, подсаживая в карету, и у меня вырвалось невольное:

– Я приеду сегодня снова.

Он поклонился.

– Я буду ждать, госпожа.

И я понимала, что это фальшиво – и его улыбка, и слова. Но мне было плевать, совершенно и абсолютно. Два с половиной месяца – могу я себе позволить развлечься, не вспоминая, что я принцесса, и мой жених – цербер?

Могу, решила я, слушая, как стучат по пустынной мостовой колёса кареты. Могу.

Я всегда получаю то, что хочу.

* * *

Эрик как-то рассказывал мне про одну южную травку, из которой ушлые торговцы варят зелье, и оно отравляет простофилю, купившего такой настой, превращает в пускающего слюни идиота.

Я не верила – как за какие-то недели можно сотворить такое с человеком обычной травой? Подруги, с которыми я поделилась этой историей, наоборот, верили безоговорочно – и кормили меня сказками про мандрагору и тому подобный бред.

Эрик привёз мне это зелье в наше следующее свидание. И долго орал на меня, когда я потребовала дать его мне попробовать. Я злилась, искренне не понимая, почему он мне не доверяет. Я сильная, а тут трава какая-то. И да, мы снова подрались – и каждый остался при своём.

Я вспомнила эту историю спустя месяц по приезде в вейстерскую столицу. Удовольствие действительно развращает – особенно постоянное удовольствие.

Я слилась с теми расфуфыренными кошечками – с одним лишь исключением: денег у меня было больше, и я могла покупать Дэниела на всю ночь. Каждую ночь. Я пила его улыбки, его взгляды – как пили то злое зелье обманутые глупцы. Я научилась не обращать внимания на кричащую обстановку борделя. Я не щурилась от слепящего света и уже не смущалась. Я отдавала ему подарки Эрика, и мне в голову не приходило поинтересоваться, зачем они ему. Зачем он всё ещё работает в этом борделе, когда я уже подарила ему целое состояние, с которым он вполне мог выкупить свой старый титул. Я просто разбрасывала вокруг него жемчуга, сапфиры или рубины – и видела, что ему нравится. Искренне нравится.

Искренности мне не хватало. Удовольствие приедалось, а я не понимала, чего ещё мне хочется. Искренности и честности, конечно. Но их рубинами не купишь.

Я чутко ловила проблески этой искренности – в его взглядах, когда он обнимал меня. Да, усталость в них была настоящая. Но я гнала от себя неизбежные вопросы, желая просто наслаждаться. За это же я платила. И конечно, мне и в голову не приходило требовать от него любви. Удовольствие – всё, на что я имела право.

Впрочем, я тогда ещё не понимала, что влюбилась. Ровно до того момента, когда приехала, как обычно, в бордель, а Дэниела там не оказалось. Распорядитель не мог ответить на мои вопросы ничего, кроме: «Подождите, госпожа, он будет завтра, а пока вот посмотрите, у нас отличный выбор…»

Я дождалась обещанного «завтра», но Дэниела снова не было. Другие, расхваленные распорядителем, меня не волновали – я вернулась домой и никак не могла успокоиться. Теперь уже не кураж, а волнение съедало меня заживо. Я думала, что Эрик, быть может, устал ждать и наведался в мой замок. Не нашёл меня, сложил два и два, и Дэниел теперь под стражей. И когда Эрик узнает, что мы не в ладушки в спальне играли, боюсь, и мне несдобровать.

Надо было собираться и уезжать домой, где меня может защитить брат – пока ещё есть время. Пока люди Эрика не ломятся в ворота. Но мысль больше никогда не увидеть Дэниела оказалась настолько невыносимой, что я взяла собственную охрану из присягавших мне гвардейцев, вернулась с ними в бордель и потребовала хозяина.

Хозяин оказался каким-то там лордом, графом или бароном, не помню. Жил он в особняке за городом. И знал меня в лицо.

Я лгала ему с улыбкой, объясняя, что Эрик сделал мне подарок в виде одного из бордельных мальчиков. И почему сейчас этот мальчик ещё не в моей постели? Лорд краснел, бледнел, искал дрожащими неловкими пальцами какие-то бумаги – кажется, на владение Дэниелом. Уверял, что его слуги найдут мне хоть Дэни, хоть чёрта. Только пусть Её Высочество не гневается.

Я понимала. Его Сиятельство был уже в почтенном возрасте – и Эрик украшал пики головами таких вот стариков, когда ему надоедало их «бурчание». Конечно, милорд боялся. И из кожи вон лез, чтобы угодить будущей королеве.

Бумаги он мне отдал. Дэниела его люди нашли действительно быстро – и доставили в мой особняк, «чтобы не тревожить госпожу». Госпожа растревожилась только сильнее и, кое-как попрощавшись с любезным лордом, полетела домой, ругаясь на чересчур медлительного возницу.

Дэниел действительно ждал меня в спальне – и если я хотела искренности, то я её получила сполна. Усталое отчаяние – им можно было бы даже освещать комнату вместо камина и свечей.

– Госпожа, прошу прощения, но я не смогу сейчас работать, – сказал он непривычно-хриплым голосом. – Ты подождёшь до завтра?

Я молча подала ему бокал подогретого вина. Молча смотрела на его усталое, и всё ещё почему-то привлекательное лицо. Молча же наблюдала, как тряслись его пальцы, когда он брал бокал.

А потом, оттянув рукав и рассмотрев чёрные синяки на запястьях, мрачно потребовала:

– Рассказывай.

Он коротко глянул на меня, усмехнулся:

– Зачем?

Я поражённо переводила взгляд с запястий на его лицо. Слова не шли.

– Я смогу работать завтра, госпожа, – тихо повторил он, сделав пару глотков вина. – Подожди немного. Пожалуйста.

Я молча смотрела на него. А он поставил бокал на столик у камина и встал.

– До завтра, госпожа.

– Сядь, – он всегда заставлял меня смущаться, а я никак не могла к этому привыкнуть. И прятала смущение за раздражением или глупыми шутками, которых много знала благодаря Эрику.

Он сел. Хмурясь, выжидательно посмотрел на меня.

Я взглядом указала на его запястье.

– Расскажи, как это получилось.

– Ты не хочешь этого знать, госпожа, – отозвался он, слабо улыбаясь.

– Ты не будешь мне указывать, чего я хочу, а чего – нет.

Он пожал плечами и действительно стал рассказывать. Равнодушным тоном – такие вещи, от которых у меня волосы встали дыбом. И да, эти вещи не предназначались для ушей приличной девушки.

Когда в комнате, наконец, повисла тишина, я залпом выпила отставленный им бокал. И, откашлявшись, спросила:

– Зачем?

Он удивлённо поднял брови, насмешливо глядя на меня.

– Что, госпожа?

– Зачем ты это делал?

Повисла тишина – несмотря на потрескивание огня в камине неуютная.

– Деньги, госпожа, – сказал он, наконец. – Зачем же ещё? Что ещё может быть нужно такому, как я?

– Деньги? – повторила я. – На что? Я подарила тебе целое состояние – уверена, другие тебя подарками тоже не обделяли. Что такое дорогостоящее ты собрался приобрести? Небольшое королевство?

Он рассмеялся – тихо и горько.

– Племянницу всего лишь.

Да, у его беременной от короля сестры родилась дочь. Тиша. Слабенькая девочка, выжившая чудом и стараниями юного Дэни. В отличие от своей матери, умершей не то от бесчестья, не то от родовой горячки. И хорошо – она не узнала, что её дочь родилась глухонемой. Вечной обузой. Дэниел сухо рассказывал мне о ней, внимательно глядя в камин, и я понимала, что девчонка ему действительно почему-то важна. Почему? Что хорошего в слабой глухонемой сестре – её же даже замуж нормально не выдашь, за неё ничего не получишь. Совершенно ненужная вещь.

А Дэниелу она была нужна. И тот, кто положил на него глаз, это знал. Деньги! Было совершенно ясно, что деньги в этом шантаже излишни. Я понимала, прекрасно понимала – сама бы повела себя так же, если бы Дэниела не было так легко купить. Очевидно, то, что от него хотел этот таинственный «кто-то», было за гранью расценок борделя. И хорошо – от того, что Дэни рассказал, мурашки бежали по телу.

– Ясно, – сказала я, когда он закончил. – Ну что ж, я богата. Твоя племянница будет здесь завтра же.

Он перевёл взгляд на меня. Прищурился.

– И что я должен для этого сделать?

Я улыбнулась ему.

– Женись на мне.

– Что?

– Женись. На мне, – раздельно повторила я, подаваясь вперёд. Мне очень хотелось его поцеловать – но я понимала, что поцелуем не ограничусь. А сейчас он скажет «да», и нам нужно будет ехать. В церковь и за его сестрой. Я же сказала «завтра», значит, будет завтра. Я так хочу.

– Да, – устало отозвался он, спокойно глядя на меня.

Да! Я всегда получаю всё, что хочу.

– Тогда едем.

– Сейчас? – удивлённо спросил он, вставая.

Я подала ему руку.

– А чего тянуть?

* * *

Отец не был набожным человеком. Мать, вроде бы, была, но на неё никто не обращал внимания. А потом она выпала из окна – говорят, отец толкнул, чтобы новую жену получить, красивенькую дурочку Тильду. Впрочем, мать вечно была не от мира сего, так что, может, просто перепутала окно с дверью, не знаю. Но в итоге все остались довольны: у отца – новая миленькая жена, мама блаженствует в том, лучшем мире, с арфой и нимбом. Только у нас с братом ничего не изменилось. Ну что ж, мы явно не были заинтересованными сторонами в этой «трагедии».

Так что никто меня кланяться иконам не заставлял, и молитв я ни одной не знала. Учителя в школе пытались вдолбить – для общего развития. Но я покопалась в библиотеке и нашла старый дедушкин закон (дед вечно с церковью собачился) о свободе совести. А раз свобода, значит, имею право не тратить время на эту чепуху.

Но свадебный ритуал я более-менее знала. На всякий случай – если будущему мужу захочется что-нибудь интересное в клятву вставить.

С Дэниелом это, конечно, исключалось. Идеальный супруг, рассудила я. Прекрасен в постели и слова поперёк никогда не скажет. У меня же будет его Тиша.

Думаю, мы оба это понимали.

Разбуженный моими гвардейцами священник вёл обряд без запинок. Мальчишки-служки благостно пели. Дэниел устало смотрел на них из-под ресниц. А я наслаждалась, представляя лицо Эрика, когда он узнает, что я замужем – в соответствии с его условием, кстати. А, и лицо брата, конечно. «Елена, ты обесчестила семью!» Ха!

Когда дело дошло до клятв, я прислушалась – но всё было как надо. И Дэниел в соответствии со всеми правилами поклялся любить меня, защищать и в горе, и в радости – и дальше по списку.

Священник повернулся ко мне – я протянула руку, коснулась алтаря, и, не скрывая торжества, произнесла клятву.

Когда я сказала своё имя, глаза Дэниела изумлённо распахнулись. А меня кольнуло осознание: он же никогда не спрашивал, как меня зовут. Одна из многих, да?

Нет, уже нет. Теперь одна-единственная.

– Принцесса?! – выдохнул Дэниел в карете, когда мы ехали с повторным визитом к лорду-хозяину борделя.

Я улыбнулась.

– Да. Так что ты теперь герцог Озёрного края, Северных островов и…э-э-э… вечно забываю…

– Ты с ума сошла! – испуг в его глазах мне не понравился – волновался он, конечно, за себя. И за эту, как её, Тишу. – Что скажет твой отец? Что…

– Ничего он не скажет, он мёртв, – отмахнулась я.

– Значит, брат…

– Надо будет, и его убьём.

Дэниел замолчал – только бросал на меня странные взгляды всю дорогу. Ха, а он думал, я серая мышка, содержанка какая-нибудь у богатого любовника? Ну-ну.

С лордом снова проблем не возникло. Я подняла его из постели, выгнала парочку голых девиц из его спальни и потребовала вернуть моему Дэниелу племянницу. Лорд, правда, посмел поинтересоваться: «Зачем?», но его интерес быстро угас, когда я вспомнила про Эрика – и то, как он меня любит, жить без меня не может.

За Тишей пришлось ехать на другой конец города, вместе с сопровождающими лорда, вмиг ставшего любезным и галантным. «Конечно, Ваше Высочество, всё, что хотите, Ваше Высочество…».

Я проспала всю дорогу. И когда мои гвардейцы вместе с посыльными лорда вломились в красивый купеческий домик-игрушечку – тоже. Проснулась только когда карета качнулась – Дэниел бросился к дверце.

Визг, крик домочадцев купца, стоял – ну точно как на скотобойне. Морщась, я выглянула из окошка – пара гвардейцев как раз тащили какую-то упирающуюся бабищу в чепце и сорочке такого размера, что с тем же успехом из неё получился бы парус. Я хотела было приказать, чтобы бабу заткнули, но разглядела в этой суматохе Дэниела, и мне стало не до того.

Он нёс завёрнутую в чей-то плащ девочку – щупленькую, слишком маленькую для десятилетней. И то, как он держал её, как тихо говорил что-то, наклонив голову, и как доверчиво девочка льнула к нему, – всё это заставило меня отшатнуться от окна и рывком задёрнуть занавеску.

Мне и в голову не могло прийти, что у бордельной шлюхи и его глухонемой воспитанницы найдётся что-то, чему я буду завидовать.

Не выпуская девчонку, Дэниел залез в карету. Как и раньше, устроился напротив, поймал мой взгляд. И торопливо закрыл сонную девчонку собой.

Я отвернулась.

Оставшуюся дорогу девочка спала – я поглядывала украдкой. Дэниел рассеянно гладил её спутанные серебристые, как у Эрика, волосы и лишь однажды посмотрел на меня.

– Спасибо, госпожа.

– Ты можешь звать меня Елена, – тихо отозвалась я. – Раз мы теперь супруги.

Дэниел промолчал.

Дома я отвела Тише лучшие гостевые комнаты – подальше от моих. Дэниел, конечно, остался с ней – он кружил над девчонкой, как наседка, и отчего-то это совсем не выглядело глупым.

Я ушла в свою спальню и честно проворочалась целый час в постели, пытаясь заснуть. Нормальный сон не шёл, а в дрёме мне мерещился Дэниел, воркующий над своей девчонкой, взбешенный Эрик и брат, лишающий меня наследства.

Промаявшись, я встала и взялась писать письма – угроза остаться без гроша в кармане была теперь слишком реальной, чтобы закрыть на неё глаза. Стоило обезопасить себя заранее.

То ли слуги, наконец, смазали дверные петли, и те не скрипнули, то ли я так увлеклась, что не услышала, но поцелуй за ухом заставил вздрогнуть и поставить на очередное письмо жирную кляксу.

За этим поцелуем последовал ещё один – в щёку – и ниже, губы пробежались по моей шее, привычно нежные. Меня бросило в дрожь – я опустила перо от греха подальше. Заляпую написанное, потом даже скопировать не смогу.

– Дэниел, иди спать, – пробормотала я, откидываясь в кресле. – Ты мне уже объяснил, что работать сегодня не сможешь. Я поняла.

Меня вытащили из кресла и мягко опустили на кровать.

– А как же брачная ночь? – улыбнулся он, приникая ко мне.

Я схватила его за волосы.

– Переносится на «потом». Лучше действительно иди спать. Завтра будет тяжёлый день. Мы уезжаем.

Он лёг на бок рядом, подпёр щёку кулаком – я видела его лицо надо мной.

– У меня нет вещей, чтобы их собирать. И я хочу тебя отблагодарить.

– Я это поняла. Но тебе нужен отдых. Иди.

Он криво усмехнулся, не двигаясь с места.

– Хорошая, заботливая хозяйка…

– Жена, – перебила я.

– Что это меняет?

Я задумалась. И была вынуждена признать, что действительно ничего. Я же не настолько глупа, чтобы не понимать: он не будет любить меня, как свою Тишу. Даже если прикажу. Он вообще меня любить не будет.

– Зачем она тебе?

Он вскинул брови, непонимающе глядя на меня, и я повторила:

– Твоя глухонемая девчонка. Зачем она тебе?

Он продолжал смотреть на меня – только взгляд изменился с устало-непонимающего на осторожно-внимательный. Так смотрят из окна на бешеную собаку. Вроде бы не страшно – но вдруг, вдруг…

– Какой с неё прок? – я приподнялась на локте. – Обуза, слабость. Почему ты не убил её, когда она родилась? Почему ты до сих пор её не убил?