Текст книги "Загадки истории. Факты. Открытия. Люди"
Автор книги: Мария Згурская
Соавторы: Наталья Лавриненко,Анна Ермановская,Артем Корсун
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 64 (всего у книги 88 страниц)
Загадки Артании, или третьей Руси
Итак, арабские, персидские и средневековые ученые тысячелетие назад сообщали о том, что им известны три русские земли (протогосударства): Ку-явия (Куябия, Куяба), Славия (ас-Славия, Салау) и Артания (Арсания, Арта, Уртаб) – объединения племенных союзов восточных славян в VIII–IX веках.
Как мы уже говорили, большинство отечественных историков считают, что Куяба – государственное объединение восточнославянских племен Среднего Причерноморья, столицей которого был Киев.
Славия отождествляется одними с областью расселения ильменских словен (столица Славии – Словенск, предшественник Великого Новгорода), другими – с Югославией (?).
Что касается третьей Руси – Артании, ее локализация до недавнего времени была совершенно неопределенной, и местонахождение ее столицы также оставалось неизвестным. В поисках этой таинственной земли ученый мир сбился с ног.
Предположительное территориальное расположение Артании – от верховьев Дона до Приазовья. Возможно так же, что северная граница Арсании находилась несколько дальше, в районе Белоозера или Смоленска.
Информация эта восходит к утраченной работе географа ал-Балхи, написанной около 920 года, и воспроизводится у его последователей (так называемой «классической школы» географов) Истахри, Ибн-Хаукаля и ряда более поздних авторов (Худуд аль-алам, аль-Идриси и др.). Сообщается, что арсанцы имеют собственного правителя, резиденцией которого является город Арса.
В отличие от Куявии и Славии, этимология и местонахождение которых довольно прозрачны, идентификация Арсании остается нерешенной исторической задачей по причине отсутствия каких-либо параллельных данных.
В историографии высказывалось мнение о ее расположении на месте Тмутаракани (В. В. Мавродин, Г. В. Вернадский), в районе Среднего Поднепровья (Б. А. Рыбаков), на Оке (В. Ф. Минорский), в Верхнем Поднепровье в районе Орши и даже в Сибири.
Существуют античные источники по Артании двух видов: первые упоминают имя, сходное с Арса или Арта, вторые сообщают о регионе, где предположительно можно бы локализовать Артанию.
Во-первых, это Страбон, который в своей «Географии» сообщает следующее: за Борисфеном живут роксоланы (росы-аланы по Классену), к югу от них скифы и савроматы: «.первую часть – от северных стран и океана – населяют некоторые скифы-кочевники, живущие в кибитках, а еще далее от них в глубь страны – сарматы (также скифы), аорсы и сираки, простирающиеся на юг до Кавказских гор; они частью кочевники, частью живут в шатрах и занимаются земледелием».
Страбон предполагает, что живущие между Меотидой (Азовским морем) и Каспием «аорсы и сираки являются, видимо, изгнанниками племен, живущих выше, а аорсы обитают севернее сираков. Абеак, царь сираков <.> Причем верхние аорсы <.> занимают более обширную область, владея большей частью побережья Каспийского моря. Поэтому они, по Страбону, вели караванную торговлю на верблюдах индийскими и вавилонскими товарами, получая их в обмен от армян и мидийцев. «Аорсы, впрочем, живут по течению Танаиса (Дона), а сираки – по течению Ахардея, который вытекает с Кавказских гор и впадает в Меотиду».
Итак, исходя из всего вышеизложенного, наиболее перспективно помещение Арсании между Доном и Волгой (вплоть до верховий у гор Рип).
Другая гипотеза относительно Арсании приводит нас в Сибирь. Она гласит, что некое христианское царство существовало в дочингизово время на территории, где через 400 с лишним лет была создана Томская губерния. Правил в этом государстве некий царь Иван, он повелевал также соседним Кара-Катаем, в котором были две провинции – Иркания и Готия, а жители также исповедовали христианство.
Из «Книги познания», написанной безымянным испанским монахом в середине XIV века, мы узнаем, что христианское Иваново царство называлось Ардеселиб, а его столица – Грасиона, что означает, по утверждению монаха, «слуга креста». Корневая основа «ард» в слове «Ардеселиб» дает основание предполагать, что христианское Иваново царство – это и есть легендарная Артания.
Дело в том, что столица Артании Грасиона (Грустина) показана на всех средневековых картах Западной Сибири, составленных западноевропейскими картографами.
Сигизмунд Герберштейн в своей книге «Записки о Московитских делах», изданной в Вене в 1549 году, писал, что от устья Иртыша до Грустины два месяца пути. Для сравнения, казаки через полстолетия от устья Иртыша до города Томска поднимались за 59 дней.
Наличие координатной географической сетки на средневековых картах позволяет уточнить былое местоположение этого города. Например, на карте фламандца Меркатора координаты Грустины составляют 56°20′ с. ш. и 105° в. д. Такие координаты, казалось, уводят нас куда-то в Восточную Сибирь, но надо помнить, что в XVI веке географы еще не договорились проводить нулевой меридиан через Гринвич. Согласно картографической традиции, восходящей к Птолемею, через Гринвич тогда проходил двадцатый меридиан.
На картах Г. Меркатора, И. Гондиуса, Г. Сансона, С. Герберштейна этот город стоит на Оби. Наиболее детально Грустина показана на карте французского географа Г. Сансона, опубликованной в Риме в 1688 году. На этой карте обозначена река Томь, и город Грустина расположен возле ее устья. Правобережье Оби в бассейнах рек Кети, Чулыма и Томи поименовано Лукоморьем. Здесь же в Приобье в прежние времена проживали хазары и булгары (а именно их арабские авторы называли соседями арсов), переселившиеся к концу первого тысячелетия в Восточную Европу. И если принять все вышеизложенное во внимание, то, как считают некоторые исследователи, Артания – третья Русь – располагалась на томской земле.
В 1204 году христианское царство в томском Приобье было уничтожено Чингисханом. Однако следы былой жизни на берегах Томи сохранились до прихода казаков и становления Томска в 1604 году. Так, на томских холмах напротив Тоянова городка были луга и «березовые рощи, вперемежку с лиственницей, сосной, осиной и кедром». На этих лугах местные племена пасли табуны своих коней и брали для хозяйственных нужд крапиву и коноплю.
Напомним, что береза обычно тяготеет к пашням, то есть возделываемым землям, а крапива и конопля сопровождают человеческое жилье. Значит, здесь когда-то жили люди.
Подводя итоги дискуссии об Арсании или третьей Руси, приходится признать, что ученым все-таки не удалось найти достаточно весомых аргументов в защиту своих версий. Нам остается только надеяться, что в будущем кому-нибудь из исследователей повезет и они найдут неоспоримые доказательства, подтверждающие их правоту.
Тайна самурая
© А. В. Корниенко, 2011
Среди неисчислимого количества тайн и загадок, окутывающих историю человеческого бытия, имя Исэ Синкуро Нагаудзи по праву может занять одно из наиболее значимых мест. Его жизнь – исключительный, уникальный пример того, как в стране с непоколебимыми традициями, правилами и устоями простой, никому не известный и довольно уже не молодой человек сумел, благодаря исключительно собственным способностям, подняться из нищеты и забвения практически до самых верхов иерархической лестницы. И действительно, Нагаудзи, провинциальный самурай из бедного рода, за достаточно короткий отрезок времени сумел добиться всего: богатства, славы, успеха, сумел заполучить власть над землями и народом, их населяющим, – при этом умудрился сохранить собственную жизнь и, в итоге, почить на лаврах в глубокой старости.
Правда, ходили слухи, которые господин Нагаудзи всячески поощрял и приветствовал, о том, что он, якобы, является потомком знатного и влиятельного рода японских аристократов (что давало ему право не чувствовать себя самозванцем среди представителей самурайских верхов). Но так ли это было на самом деле?
Многие исследователи пытались разобраться в этом вопросе. Выводы, к которым они приходили, не оставляли места двум мнениям: вистинном роду Ходзё, роду самураев-правителей, представителем которого объявил себя господин Нагаудзи, такого человека никогда не существовало.
Каким же образом нашему герою удалось совершить такое чудесное превращение? Чтобы это понять, попытаемся проследить его жизненный путь, а точнее – известный исследователям (самый важный и значимый!) его отрезок. Начнем с того, что попытаемся понять, кто же такие самураи? Не разобравшись в этом важнейшем вопросе, сложно, а пожалуй, и невозможно выработать правильные представления о японцах и Японии в целом, как средневековой, так и современной. Огромное количество исследователей из разных стран посвятили свои труды этой теме. Массу полезной и даже захватывающей информации можно почерпнуть, к примеру, в работах Стивена Тёрнбулла, написавшего о людях Страны восходящего солнца целую серию увлекательных книг.
Самураи. Вряд ли можно найти человека, который никогда бы не слышал об этом удивительном, загадочном, иногда вызывающем ужас и почти всегда – восхищение сословии.
Самое первое, что приходит на ум при упоминании слова «самурай», – это шокирующая для европейцев практика ритуальных самоубийств. Странное слово «харакири» на слуху у каждого из нас, хотя мало кто действительно знает, что скрывается за этим понятием. О сути и смысле традиции ритуального суицида мы поговорим немного позднее, а сейчас все же попытаемся кратко ответить на вопрос: кем были самураи на самом деле? Они были воинами, воинами-профессионалами.
В переводе с японского слово «самурай» означает «служитель». Кому же служили самураи? По созданной ими же легенде, они служили японскому императору, хотя на самом деле все было немного иначе.
Начало японской истории «от сотворения мира» описано в двух древних хрониках – «Кодзики» и «Нихонги», составленных в начале VIII века. В этих легендарных источниках также явственно прослеживаются основополагающие аспекты японской традиции, наиболее важные из которых – это концепция (далеко не новая и характерная, кстати говоря, практически для всех стран и народов земного шара) божественного происхождения правителей страны.
Считалось, что от начала времен род японских императоров не прерывался никогда. Официально именно они правили Японией с момента ее возникновения. Однако реальная власть в стране принадлежала, как правило, другим людям: регентам (сэссё), канцлерам (кампаку), премьер-министрам (сюсё) – элите из самурайского сословия, а также в течение нескольких столетий сёгунам. Сёгун – это военный правитель, которому принадлежала фактическая власть в государстве.
Слово «сёгун» (заимствованное из китайского языка слово «цзянцзюнь» – «генерал», «полководец», «командующий») – это сокращение титула «сэйи-тайсёгун»(«великий
полководец – каратель варваров»), который присуждался временному военному главнокомандующему армией страны. Титул «тайсёгун» первоначально обозначал главнокомандующего тремя армиями, каждая из которых управлялась простым сёгуном, но впоследствии стал обозначать любого командира, стоящего во главе самостоятельно действующей армии.
Сначала сэйи-сёгунами назначались полководцы, которых император отправлял сражаться с так называемыми «варварами» – эмиси – племенами, в далекие времена населявшими северо-восток страны. После того как эмиси были покорены, прежнее значение титула себя исчерпало, однако сам титул не исчез, но с течением времени приобрел совершенно другой смысл.
Сёгуны стали верховными главнокомандующими и военными диктаторами. Именно им принадлежала фактическая власть в стране, императору же они оставили почет и сакральные функции.
Сейчас трудно поверить, что до сравнительно недавнего времени (60-е годы XIX столетия) Япония была довольно отсталым феодальным государством, которое полностью отказалось от самоизоляции только с 1868 года, когда в нем начался процесс так называемой реставрации Мэйдзи. Под «реставрацией Мэйдзи» принято понимать восстановление власти императора, который больше не желал оставаться символической фигурой на фоне могущественных самурайских лидеров (сёгунов) и быть лишь гарантом легитимности [98]98
Легитимность (от лат. «законный», «правомерный») – согласие народа с властью, когда он добровольно признает за ней право принимать обязательные решения. Чем ниже уровень легитимности, тем чаще власть будет опираться на силовое принуждение.
[Закрыть]власти других людей.
На самом деле в реставрации Мэйдзи, во всяком случае на ранних ее этапах, было мало прогрессивного, поскольку осуществляла ее все та же самурайская верхушка. Однако всего за какой-то десяток лет новые правители направили Японию на путь мощных преобразований. Для того чтобы идти в ногу со временем и надеяться в будущем стать на одну ступень с высокоразвитыми странами мира, им пришлось отказаться от феодальных привилегий собственного класса. Но, несмотря на это, бывшие самураи так и продолжали оставаться лидерами во всех сферах жизни японского общества. Следует подчеркнуть, что именно они привнесли в новую эпоху дух воинской чести, который стал определять поведение японцев на много лет вперед. Тут стоит вспомнить, что до конца Второй мировой войны японские солдаты, свято соблюдая традицию, ходили в бой со старинными самурайскими мечами – которым, кстати говоря, нет равных даже в современном мире – и массово гибли под огнем врага в откровенно самоубийственных, так называемых «психических» атаках [99]99
Понятие «психическая атака», пожалуй, известно каждому по знаменитому фильму прошлого века «Чапаев». Главная ее цель – деморализация противника; попытка вызвать панический страх, надломить волю вражеских солдат. Однако какой силы должна быть воля у самого участника такой атаки, идущего спокойно и с достоинством, с гордо поднятой головой, под звук барабанного боя, не предпринимающего никаких попыток защитить собственную жизнь, на вражеские пулеметы, – сложно даже представить.
[Закрыть]. Сколько нужно иметь мужества для того, чтобы принять участие в подобной акции, говорить не приходится.
История самураев – это история Японии на протяжении большей части прошедшего тысячелетия. Невозможно даже пытаться судить не только о нравах, бытовавших в стране, но и о японском искусстве и культуре в целом, которые развивались по понятным причинам в первую очередь в самурайской среде, не затрагивая этого загадочного для нас сословия.
Желание властвовать, как мы знаем, свойственно абсолютному большинству населения планеты. Преклонение перед физической силой, бесстрашие, верность долгу и традиции – характерные черты практически всех средневековых обществ мира. И даже ритуальный суицид – не собственное изобретение японских воинов, хотя окончательное оформление этого действа в торжественный акт произошло именно в Японии. Тогда что же исключительное, характерное только для них, было у самураев, что вызывает у множества такой живой интерес к ним и желание считать их идеалом воина?
Можно утверждать, что именно в Японии, в среде самураев все ценности средневекового феодального мира достигли своего апогея.
Кроме того, существует еще один, весьма специфический момент, характерный далеко не для каждой страны и не для каждой эпохи, на который стоит обратить внимание: каким образом самураи, изначально грубые, необразованные провинциальные солдаты (именно такими они представлялись аристократическому обществу периода Хэйан), сумели стать теми, кем они стали – высококультурными и в какой-то мере даже утонченными лидерами государства? Каким образом им удалось влиться в ряды правящего класса придворной аристократии и за счет постепенного вытеснения, а не уничтожения последней занять ее место? (До сих пор можно удивляться, почему аристократы позволили это сделать.)
Когда в Японии впервые появились самураи, исследователям достоверно не известно. Первые письменные источники, упоминающие об этом сословии, относятся к X веку. Однако формирование провинциального воинства, из которого и состоял вышеназванный класс изначально, должно было произойти гораздо раньше, возможно уже в IV–V веках, посредством объединения воинов-одиночек в группы профессионалов.
Самураи. Японская гравюра
Традиционно продвижение самураев снизу вверх по иерархической лестнице выглядит следующим образом: постепенно, как это и бывает, различными путями накапливая богатства – что бы там ни говорили сами самураи о «презрении к деньгам» (что позднее, кстати говоря, было закреплено даже в их кодексе чести), – эти наемные солдаты, обладавшие, кроме всего прочего, необходимыми мужеством и решительностью, начали брать власть в свои руки. Считается, что восхищенные светскими манерами и культурой придворных, самураи – а они этого и не скрывали – начали во многом им подражать, благодаря чему со временем и произошла практически полная трансформация сословия. Да, видимо, все так и было. Правда, насколько просто и понятно это звучит на словах, настолько же сложно и невероятно выглядит на деле. Стоит также заметить, что подобные случаи вообще чрезвычайно редки. Существует масса примеров, когда новая власть (вне зависимости от того, какими путями она эту самую власть заполучила) стремилась всеми силами опорочить свою предшественницу, стараясь стереть любую добрую память о ней и исключить (во всяком случае, на словах, поскольку на деле это практически невозможно) любые заимствования.
Как бы там ни было, а уже X век ознаменовался быстрым ростом именно самурайских земельных владений, а к концу XII века верховная власть в Японии окончательно оказалась в руках самурайской знати.
А после того как в XIV веке центр военной власти был перенесен в Киото, самураи стали активно приобщаться к придворной жизни и получать светское образование, к чему стремились, надо сказать, всей душой. И это тоже можно назвать явлением весьма необычным: не всякий малообразованный человек с таким упорством и настойчивостью тянется к знаниям, к наукам и, в частности, к искусству, как это происходило в самурайской среде средневековой Японии. В конце концов вышло так, что многие из новых лидеров государства больше отличились на поприще покровительства искусствам, чем в деле войны и сохранения мира, отчего гражданские конфликты, к сожалению, начинали становиться в Японии обычным явлением.
Но когда в конце XVI века в долине Сэкигаха-ра произошла битва, сделавшая самурая Токугава Иэясу безраздельным властителем Японии, войны прекратились. При сложившемся тогда сёгунате Токугава мир надолго воцарился в измученной междоусобицами стране. Именно в этот период «затишья» в среде самураев окончательно оформился не только кодекс поведения воина, но и традиция покровительства изящным искусствам (стихосложению, каллиграфии и так далее). Двести шестьдесят семь лет правления клана Токугава (1600–1867) обеспечили самураям чрезвычайно важную возможность управлять страной не одними лишь насильственными методами, что, безусловно, не могло не сказаться на всей дальнейшей истории государства. Достаточно большая продолжительность этого мирного периода явственно свидетельствует о хорошей приспособляемости самураев к новым условиям жизни, об их успешном превращении из военного сословия в сословие административное.
Однако даже во времена всеобщего мира самураев ни на миг не покидало осознание того, что они – воины. В своем знаменитом кодексе бусидо – «пути воина» – самураи воплотили те моральные принципы, которым японцы следовали ранее и продолжали следовать даже тогда, когда вмешательство так называемой западной цивилизации поставило их перед необходимостью в корне пересмотреть собственную жизнь.
Законы и принципы, которым должны были следовать воины (буси), совсем не новы, в большинстве своем нравственны и, во всяком случае на слух, весьма благородны и гуманны. А каким образом они воплощались в жизнь – это другой вопрос. Но отличало их от общепринятых человеческих ценностей то, что все они вытекали из одной основной, лидирующей в самурайском обществе идеи – особого отношения к смерти.
В самом начале известнейшего японского письменного источника «Хагакурэ» есть изречение, гласящее, что путь самурая есть смерть. (Заметим, что именно оно стало девизом летчиков-камикадзе во времена Второй мировой войны.)
Первая глава кодекса буси-до начинается с утверждения, что буси (воин) прежде всего обязан помнить, помнить всегда, днем и ночью, зимой и летом, в радости и в горе о том, что он должен умереть.
Правда, после этого автор книги рассуждает о долгой и благополучной жизни. Однако при этом настаивает на том, что, оказавшись в ситуации выбора, самураи должны без колебаний выбирать смерть. Надо заметить, что у самих отцов-вдохновителей самурайского движения, судя по всему, подобных ситуаций никогда не возникало, поскольку, в отличие от многих своих последователей, все они жили долго и умерли своей смертью.
Надо сказать, что составление всевозможных правил и кодексов, начиная от государственного и заканчивая семейным уровнем, – как мы это увидим на примере нашего героя – вообще одно из самых излюбленных занятий японцев в средние века.
Что касается буси-до, который, собственно говоря, регламентировал также и повседневную жизнь самураев, можно с уверенностью утверждать, что он был не первым – задолго до периода Токугава какой-то воинский кодекс обязательно существовал, пусть даже это были некие элементарные правила, необходимые просто для выживания.
Но по мере развития самурайства появилась необходимость в создании «официальных» правил. Однако создание воинского кодекса было отложено до того времени, когда в Эдо [100]100
Эдо – наименование применялось в двух значениях (если не считать третьего – названия реки). Первое – Эдо – древнее название японской столицы Токио. Второе – исторический период в Японии.
[Закрыть]наступит мир. И вот это наконец произошло: так называемые кабинетные самураи, иначе говоря самураи-администраторы (или, как их еще называли, «самураи соломенных циновок», то есть люди, которые воинами являлись только формально), в сложившейся спокойной обстановке составили перечень доблестей и добродетелей, правил и законов жизни «идеального» воина. Этот перечень и стал, собственно, тем буси-до, которое теперь известно.
Лучшее изложение воинского кодекса в XVI веке принадлежит перу Цукухара Бокудэна, великому мастеру и учителю боевых искусств. Он заметил, что «воин, не знающий своего дела, подобен кошке, не умеющей ловить крыс». Иначе говоря, для того чтобы следовать путем воина, надо, собственно, воином и быть. Вне зависимости от того, что вокруг тебя сейчас – мир или война. Вот и всё.
Однако это не значило, что воин должен себя ограничивать только боевыми искусствами. Тут можно вспомнить о наставлениях, оставленных знаменитым Исэ Синкуро Нагаудзи своему сыну. Они заканчиваются словами о том, что как в литературе, так и в военном искусстве следует совершенствоваться постоянно; что грамота – это левая рука человека, а военное дело – правая. И ни тем, ни другим никогда не следует пренебрегать.
Поскольку основной упор в кодексе самурая делается на такие человеческие достоинства, как храбрость, честность, верность господину, умеренность, стоицизм и сыновняя почтительность, давайте посмотрим, насколько все это присутствует в истинной истории самураев.
О храбрости говорить не приходится. Мужество и презрение к смерти, выявляемые представителями этого сословия, не могут не производить глубокого впечатления на каждого, заинтересовавшегося историей Японии. По утверждению создателей буси-до, наивысшего уважения в среде самураев заслуживает только выдающаяся храбрость, которой не могут не восхищаться как друзья, так и враги.
Примеры настоящей, откровенной трусости (по крайней мере зафиксированные в истории) среди самураев чрезвычайно редки. Конечно, буси, как и другие люди, тоже в определенные моменты испытывали страх – некоторые основатели школ восточных единоборств прямо говорят о том, что не боятся только сумасшедшие. Но самураи воспитывали в себе такую силу духа, что могли превозмочь заложенный в каждом человеке инстинкт самосохранения.
Но есть и другая правда, которая наглядно демонстрирует, что самурайская традиция кончать жизнь самоубийством ради спасения чести при поражении (или другом виде так называемого «позора», а точнее будет сказать, того, что самураи считали таковым) приняла в соответствующей среде чрезвычайно массовый характер. Ни одна из стран мира, где существовали подобные традиции, ни в какие времена не могла с ней тягаться. Это стоило Японии многих талантливых военачальников, которые в противном случае могли бы остаться в живых и одержать победу в следующем сражении. Наглядным тому примером может стать корейский адмирал Ли Сунсин, которого арестовали, затем бросили в тюрьму, где жестоко пытали – и всё только за то, что его победы во время первой корейской войны с Японией вызвали зависть его же коллеги Вон-Гюна. Будь Ли Сунсин адмиралом японским, а не корейским, он, без всяких сомнений, покончил бы с собой. Но Ли не был японцем. Он вынес весь этот «позор» (человек с менталитетом, отличным от японского, мог заслуженно считать подобный стоицизм доблестью) и вернулся, чтобы снова воевать с врагом. Тут хочется добавить, что несмотря на то что Ли был воспитан вовсе не в самурайской традиции, силе его духа могли позавидовать многие буси. Однажды во время боя адмирал попал под вражеский огонь и был ранен в плечо. Тогда он взял нож и вырезал пулю из собственного тела и, невзирая на то что рана была глубока и кровоточила, продолжил бой к огромному неудовольствию своих взволнованных подчиненных.
Самоубийство, говоря откровенно, вообще никогда не представлялось выходом из затруднительного положения ни для самоубийцы, ни тем более для его близких. Ведь, будучи уже само по себе событием весьма драматичным, оно несло за собой зачастую не менее драматичные последствия для окружавших самоубийцу людей. Что, собственно, происходит и по сей день по всему миру: суицид, пусть и не ритуальный, – явление, к несчастью, весьма и весьма распространенное. По страшной статистике сегодня в мире каждые две секунды происходит три попытки самоубийства, одна из которых «успешна».
Пожалуй, одно из самых неординарных самоубийств в японской – а возможно, и мировой – истории было совершено полулегендарным самураем по имени Того Сигэтика. Того потерпел досадное поражение при штурме вражеской крепости. В порыве безудержного отчаяния он велел похоронить себя заживо, в полном вооружении, верхом на коне и при этом клялся отомстить врагам с того света. Не сложно понять, о чем сейчас мог подумать читатель. И хотя, разумеется, ни одно психологическое освидетельствование в те давние времена не проводилось, с огромной долей вероятности можно утверждать, что этот человек был абсолютно адекватен. Дело тут заключалось не в психических расстройствах, а исключительно в воспитании и давлении традиций.
Правда, нельзя сказать, что все воины, даже воспитанные по законам буси, всегда и с готовностью следовали жесточайшей, на взгляд европейца, рекомендации вспороть себе живот. Разумеется, нет. И на этой почве разгоралось множество конфликтов, которые в основной своей массе заканчивались не менее жестокой казнью «отступника», совершаемой через публичное отсечение головы (или иначе, если не было возможности обустроить ритуал соответственно).
Следующие доблести, которые обязан развивать в себе истинный самурай, – верность и честность.
Согласитесь, это наиболее трудноразличимые с первого взгляда качества – их можно проверить только опытным путем и временем. Первая из них, верность, оказалась, как это ни печально признавать, в числе и самых первых военных потерь. Совет Мори Мотонари [101]101
Мори Мотонари (1497–1571) – известный даймё (крупный военный феодал средневековой Японии), правитель провинции Аки (современная префектура Хиросимы) в эпоху Сэнгоку Дзидай.
[Закрыть]не доверять никому, а в особенности родственникам и вообще близким людям (!), достаточно полно характеризует описываемый период. Более ранний, но очень схожий с ним период, когда междоусобицы еще не были прекращены, а кодекс буси существовал, но пока не был записан, породил такой образец (в кавычках или без них писать это слово – каждый может решить для себя сам, ознакомившись с историей жизни упомянутого человека) самурайской доблести и добродетели, как главный герой этого повествования.
Таким образом (как ни странно это на первый взгляд), вышло так, что в то время, когда боевой дух самураев в целом достиг своего апогея, верность оказалась наименее распространенной из воинских добродетелей. Ну, а о честности воинов того времени можно сказать словами Акэти Мицухидэ [102]102
Акэти Мицухидэ (приблизительно 1528 – 2 июля 1582 года) – самурай, видный деятель периода Сэнгоку в истории средневековой Японии. Мицухидэ был одним из ближайших сподвижников знаменитого Оды Нобунаги, но позднее предал его и вынудил совершить сэппуку.
[Закрыть], общепризнанного специалиста в области вероломства. Он сказал, что ложь воина вообще следует называть «стратегией», а не пороком, и что честные люди встречаются только среди крестьян и горожан. Комментарии, как говорится, излишни.
Кстати, к этим самым крестьянам и горожанам, иначе говоря простолюдинам, отношение у самураев было в корне отличным от рыцарского (в нашем понимании) [103]103
Здесь имеется в виду то, что даже в самой Европе понятие «рыцарь» как романтичный, честный и благородный служитель прекрасной дамы, защитник обиженных, угнетенных и так далее «зазвучало» лишь с XII века. До того времени оно имело совершенно другой смысл, а в случае с упомянутыми японскими рыцарями – самураями – сохранило таковой до самого конца: в мире, где правит грубая сила, ни о каком романтизме речь даже не шла; женщины, равно, как и другие угнетенные слои населения, не ставились вообще ни во что.
[Закрыть]. Вот тут-то и начинается наиболее ярко проявляться то, что можно назвать обратной стороной принципов буси-до.
На первый взгляд, многие из принципов «пути воина» кажутся, безусловно, положительными. Однако мораль самурайского сословия, как это часто бывает, служила интересам только этого сословия. Когда самураи пришли к власти, сформулированные ими самими высоконравственные принципы стали распространяться исключительно на военную аристократию, то есть на себя самих. Они совершенно не касались отношений буси с так называемыми «низшими» слоями населения, стоявшими вне всяких законов самурайской этики и морали.
К примеру, если скромность предписывала самураю вести себя со своим господином подчеркнуто вежливо, сдержанно и терпеливо, то в отношениях с простолюдином буси держался подчеркнуто высокомерно и заносчиво. Ни о какой вежливости и терпимости здесь и речи быть не могло. Самураи как будто забыли, откуда вышли сами, а своим явно недостойным в отношении простых людей поведением, казалось, подсознательно стремились стереть последние остатки памяти об этом. Самообладание, предписывавшее воину-самураю в совершенстве владеть собой, было абсолютно неприемлемо в отношении самурая к человеку «из народа». То же можно сказать и обо всех других нравственных заповедях этого класса. Профессиональные воины, привыкшие к жестокости, были очень далеки от милосердия, сострадания и чувства жалости к другим людям, как к «равным» себе, так – и тем более – ко всем остальным. Многочисленные войны, шедшие на протяжении нескольких веков вплоть до объединения страны под властью сёгуната Токугава, велись при непосредственном участии самураев, которым было абсолютно чуждо (благодаря все тому же воспитанию, традициям, да и всему образу их жизни) сознание ценности человеческой жизни. Подобные понятия прививались как мальчикам, так и девочкам еще с пеленок, и всячески поощрялись. Тут достаточно вспомнить о том, что отцы дарили малолетним сыновьям свитки с подробными указаниями в текстах и картинках, как правильно выполнить харакири.
Призываемые покончить с собой по практически любому, даже самому незначительному для нас, иностранцев, поводу, самураи чужие жизни не ставили вообще ни во что. А уж жизни простолюдинов, которые своим тяжким трудом обеспечивали их благополучие, и подавно. Мимоходом убить простолюдина не считалось чем-то достойным даже внимания, не то что осуждения. Самураи с легкостью совершали самые жестокие поступки и в итоге развили в себе черты, вообще не совместимые с понятием человечности. Поэтому, возможно, массовое преклонение простых людей перед самураями было вызвано совсем не каким-то особым уважением к этому сословию, а элементарным страхом раба пред жестоким господином, в связи с чем можно предположить, что ореол романтизма, которым иностранцы склонны окружать понятие «самурай», не слишком заслужен.