Текст книги "История человечества. Восток"

Автор книги: Мария Згурская

Соавторы: Наталья Лавриненко,Анна Ермановская,Артем Корсун,Мария Панкова,Владислав Карнацевич,Илья Вагман,Анна Корниенко,Инга Романенко,Ольга Кузьменко,Денис Журавлев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 101 страниц)

Арабы у берегов Южной Африки и на Мадагаскаре

Вдоль восточного побережья Африки арабы продвинулись значительно дальше своих предшественников – греков и римлян, доходивших до 10°30’ ю. ш.

Опираясь на несколько доисламских арабских поселений между 2° с. ш. и 9° ю. ш., арабы в середине VIII века захватили остров Канбалу (Занзибар), где заложили торговую факторию. Они довольно хорошо ознакомились с берегами материка от мыса Кафун (Гвардафуй) до 8° ю. ш. На этом «отрезке» длиной 3000 км, по их сообщениям, располагалось несколько стран. Самой северной (от Гвардафуя до реки Джубы) была земля берберов, на побережье которой они отмечали один мыс – Хафун и имели ряд торговых факторий. Далее к югу, до Килвы, у 9° ю. ш. простиралась страна Зиндж, омываемая одноименным морем, с большим количеством гор и опустыненных саванн, богатая дикими животными. Охотников-арабов особенно привлекали слоны. Кроме слоновой кости, страна поставляла шкуры леопардов, золото и рабов. Арабские купцы сообщали, что зинджи (бантуязычные племена) питаются бананами, дуррой, кокосовыми орехами, а украшения делают из железа.

От Занзибара арабы начали наступление на юг, продолжавшееся около трех веков. Плавание затруднялось многочисленными песчаными островками и коралловыми рифами, – сообщения моряков о них обобщены на карте ал-Идриси XII века. На плоском, низменном, участками заболоченном побережье за 9° ю. ш. – страна Софала – арабы основали ряд новых торговых пунктов, в том числе Мильбануну (Мозамбик). Арабы поднимались на 600 км по большой реке (Замбези), вероятно до порогов Кебрабаса, длиной 100 км, и отметили реку Шире – крупный левый приток Замбези. Самый южный пункт – Дагута (Мапуту у 26° ю. ш.) – располагался на берегу большой бухты. Это был последний поселок в стране Софала, земле золота и железа, населенной тоже зинджами – скотоводами и земледельцами. Около 1130 года Софала попала под контроль Килвы, которая к 1314-му стала ведущей силой на всем восточном побережье.

К стране Софала с юга примыкала земля Вак-Вак, жители которой «черны, вид их гадок, наружность безобразна. Они голы и ничем не прикрываются. Питаются они рыбой, мясом раковин и черепах. От них не вывозят никаких товаров, и нет у них ни кораблей, ни верховых, ни вьючных животных», – писал ал-Идриси. Это первая этнографическая характеристика древнейшего коренного населения Южной Африки – бушменов, бродячих охотников, собирателей растений и художников.

Арабы проникали и далее к югу. По сведениям, полученным от морехода Ибн-Фатимы (около XII в.), географ и путешественник середины XIII века Ибн-Сайд сообщает, что южнее Дагуты начинаются горы Ан-На-дама длиной в 20 дней пути (около 800 км) – первое упоминание о Драконовых горах, восточный склон которых крутыми ступенями обрывается к Индийскому океану.

Знакомство арабов с берегами Юго-Восточной Африки к XIII веку ограничивалось, как показала историк М. А. Толмачева, 33° ю. ш. (ныне порт Лет-Лондон). Таким образом они открыли, правда вторично, побережье с двумя небольшими безымянными заливами, а также устья Замбези и Лимпопо. Но еще в начале XI века арабские мореходы уже знали о возможности обхода Африки с юга: «…море [Индийский океан] соединяется с Западным морем-океаном [Атлантикой) <…> [и] нет преграды для его достижения <…> с южной стороны <…> хотя [арабы] <…> и не видели этого воочию…» (ал-Бируни). И лишь спустя четыре столетия (около 1420 года) неизвестный арабский мореход обогнул Южную Африку, следуя из Индийского океана в Море Тьмы, т. е. Атлантический океан. Сведения об этом плавании помещены в легенде к карте венецианского картографа монаха фра Мауро, составленной в 1457–1459 годах. Из сообщения не ясно, как далеко на север продвинулось арабское судно, но все же, как отмечает Р. Хенниг, «не только южный мыс Африки, но и ее береговая линия примерно до широты реки Оранжевой в общих чертах изображены [на этой карте] <…> поразительно верно». Через 70 дней корабль вернулся к южноафриканскому мысу, названному Диаб («На две воды, т. е. океана, смотрящий»?).

Еще в середине VIII века арабы открыли по крайней мере два из шести вулканических Коморских островов, несколько позже наткнулись на ненаселенные Сейшельские острова (Ар-Рамм), а не позже IX века к юго-востоку от Комор обнаружили какую-то землю – северо-западное побережье острова Мадагаскар. С ее жителями они завязали торговые отношения и начали медленное продвижение по побережью к северу и югу. К началу XI века арабы уже имели ряд опорных пунктов на обоих берегах, а, вероятно, к середине XII века установили, что открытая ими земля – остров и нарекли его ал-Кумр. Впервые это название Мадагаскара встречается у ал-Идриси. К середине XIII века арабские мореходы уже знали, что все пространство южнее гор ан-Надама на долготе ал-Кумра «заполнено морем». А к концу XV века они относительно хорошо представляли себе оба берега северной половины острова. К этому времени арабы, очевидно, не раз пересекали пролив, отделяющий Мадагаскар от материка, и, не мудрствуя лукаво, назвали его проливом ал-Кумр (Мозамбикский пролив) и отметили сильное течение близ африканских берегов.

Первые арабские известия о Центральной и Восточной Европе

Арабские странствующие купцы и участники различных посольств собрали начиная с VIII века большой географический материал о ряде европейских стран, в том числе и об отдаленных, исключая Крайний Север, торговля с которыми производилась через посредников. Этот материал арабские путешественники частью обрабатывали сами (среди них было немало незаурядных писателей), частью передавали важным чиновникам (начальникам почты) и «кабинетным ученым», труды которых сыграли громадную роль в истории средневековой географии. Первые достоверные географические сведения о Восточной Европе (кроме Причерноморья) дошли до нас благодаря арабским авторам.

Путешествия Ибн-Фадлана

Как мы уже писали, Ибн-Фадлан Ахмед ибн-аль-’Аббас ибн-Рашид ибн-Хаммад – арабский путешественник и писатель первой половины X века. В 921–922 годах в качестве секретаря посольства аббасидского халифа ал-Муктадира он посетил Волжскую Булгарию: мусульманин хан Арслан возглавил тогда союз булгарских племен, живших в бассейне нижней Камы и Волги (примерно до реки Самары), и искал в арабах союзников против хазар. Разумеется, халиф рассчитывал получить от такого союза и большие торговые привилегии.

Ибн-Фадлан – один из немногих арабских путешественников, лично побывавших в Восточной Европе. В своем отчете «Рисале», написанном в виде путевых заметок, он оставил уникальные описания быта и политических отношений огузов, башкир, булгар, русов и хазар. Произведение пользовалось большой популярностью в арабо-персидском мире.

В 921 году в Багдад прибыло посольство из Волжской Булгарии. Правитель булгар стремился освободиться от власти Хазарского каганата и с этой целью просил халифа прислать мусульманских наставников и строителей мечетей, а также помочь ему соорудить военную крепость.

В феврале 921 года арабы начали готовиться к путешествию: приобрели двугорбых верблюдов и «дорожные мешки из верблюжьих кож для переправы через реки». Ответное арабское посольство, возглавляемое Сусаном ар-Раси, вышло из Багдада 21 июня (11 Сафара 309 г. хиджры) и отправилось в обход хазарских земель: не через Кавказ, а через Среднюю Азию: Бухару и Хорезм, через Иранское нагорье, низовья рек Теджен и Мургаб, спустилось по Амударье в Хорезм и зимовало в Джурджане.

Итак, 4 марта огромный караван – 5000 человек, включая конвой, 3000 лошадей (верблюдов не считали) – вышел в путь на северо-запад. «Мы устремились в страну тюрок <…> и никто нам не встречался <…> в пустыне без единой горы [плато Устюрт]. Так мы ехали по ней 10 дней и встретили бедствия, трудности, сильный холод и беспрерывные метели <…> [19 марта] мы прибыли к большой горе с множеством камней. Когда мы пересекли гору, мы выехали к племени тюрок, известных под названием гузов». Ибн-Фадлан дал унизительную характеристику огузам, как, впрочем, и другим язычникам, которых он встретил позднее. Но в то же время он отмечает, что огузы «не знают блуда», ибо он карается у них жестокой казнью.

Перезимовав в Хорезме, посольство двигалось по суше и достигло Булгарии 12 мая 922 года (12 мухаррама 310 года хиджры).

Путь через Прикаспийскую низменность и по Заволжью Ибн-Фадлан описал скупо – в основном перечислил речные переправы после спуска с плато Устюрта. Посольство пересекло реку Яганды (Шаган), стекающую с южного отрога Мугоджар, и переправилось через Джам (Эмба) в дорожных мешках, переоборудованных в кожаные челны, в которых помещались шесть человек. Лошадей и верблюдов перегоняли вплавь. Затем форсировали Джахыш (Сагиз), Узил (Уил), ряд других рек и остановились у озера Шал-кар. Следующая остановка была у реки Джайх (Яик). «Это самая большая река, которую мы видели <…> и с самым сильным течением». Переправившись через Чаган (правый приток Яика), посольство попало «в страну народа башгирд» (башкиры). Ибн-Фадлан обзывает их «худшими из тюрок, более других посягающими на жизнь». Поэтому, вступив на их землю, арабы высылали вперед вооруженный конный отряд. Путь пересекали левые притоки Волги: верховья Большого Иргиза, низовья Самары (и ее притока Кинель) и Сока, низовья Большого Черемшана. Можно объяснить выбор такого маршрута тем, что путешественники избегали затопленного весной левого низкого берега Волги и держались подальше от реки. Но, возможно, они сознательно обходили стороной город Итиль – столицу Хазарии, от которой хотел отложиться хан Арслан.

Кроме тюркских кочевых народов арабы встретили на Волге купцов от русов. Хазарию Ибн-Фадлан, по-видимому, не посещал, но включил рассказ о ней в свой отчет. Финальная часть «Записки» не сохранилась, поэтому об обратном маршруте миссии и о ее реальных политических результатах ничего не известно.

Однако из свидетельства Якута ар-Руми следует, что Ибн-Фадлан довел рассказ до возвращения в Багдад. Также известно, что огузы не обратились в ислам, а булгары не приняли багдадские мусульманские обычаи, сохранив среднеазиатские, из чего можно сделать вывод, что посольство не достигло целей, по крайней мере с точки зрения халифа.

Хоть и говорится, что рукописи не горят, но первоначальный текст книги Ибн-Фадлана утерян. До нас дошли фрагменты в «Географическом словаре» арабского энциклопедиста XIII века Якута ар-Руми. Единственный известный список «Рисале» был обнаружен востоковедом Ахмет-Заки Валидовым в 1923 году в библиотеке при гробнице имама Али ибн-Риза в Мешхеде (Иран). Рукопись XIII века наряду с другими произведениями содержит и текст «Записки». Но конец рукописи отсутствует. Также произведение Ибн-Фадлана цитировали два иранских автора: Ахмед Туси (вторая половина XII века) и Амин Рази (конец XV века).

Уже с самого своего открытия, в первых десятилетиях XIX века, замечательные рассказы Ахмеда Ибн-Фадлана о царстве булгар на Волге играли выдающуюся роль в решении основных проблем этногенеза и истории культуры русов, булгар, хазар и других народов Восточной Европы. Этими рассказами пользовались авторы специальных исследований, общих обзоров и популярной литературы.

Интерес к ней не ослабевает и в наше время. «Ибн-Фадлан, – пишет академик Б. Д. Греков, – интересен тем, что лично посетил Болгарию в 922 году, имел возможность наблюдать жизнь болгар в различных ее общественных слоях и в различных проявлениях. Его сообщения при этих условиях приобретают исключительный интерес». А. Ю. Якубовский также подчеркивает, что Ибн-Фадлан – «самый надежный источник X века о Поволжье», что его записки «являются продуктом внимательного наблюдения над повседневной жизнью болгар».

Однако были и другие мнения. Первым автором, высказавшим сомнения относительно сообщений Ибн-Фадлана, был не кто иной, как знаменитый компилятор XIII века Якут ар-Руми, тот самый, что сохранил в своем «Географическом словаре» весьма важные выписки из Ибн-Фадлана.

Побывав через триста лет после Ибн-Фадлана в Хорезме, Якут указывает на будто бы имеющиеся у Ибн-Фадлана ошибки или прямо обвиняет его во лжи: «Говорит презренный раб Божий (т. е. Якут): Это ложь с его стороны».

В начале XX века известный археолог А. Спицын выступил со статьей «О степени достоверности «Записки» Ибн-Фадлана». В ней он отрицал значение Ибн-Фадлана как исторического источника и даже самую его поездку. А. Спицын утверждал, что Ибн-Фадлан писал понаслышке, что в его сочинении масса несообразностей, искажений, умолчаний, что в нем вообще «нет ничего, что не возбуждало бы сомнений».

Правда, статья А. Спицына сразу же встретила весьма решительную отповедь со стороны других, не менее известных историков, но все же сомнения исчезли не у всех. Так, рижский востоковед Ф. Вестберг еще в 1908 году считал мнение А. Спицына о том, что Ибн-Фадлан рассказывал со слов посла Сусана, «весьма остроумным» и полагал, что сам Сусан получил свои сведения главным образом от портного царя булгар.

Но высшей точки это «гиперкритическое», отрицательное отношение к Ибн-Фадлану достигло у Маркварта в его работе 1924 года, посвященной разбору отрывков из сочинения Мухаммеда аль-Ауфи. Говоря здесь подробно об Ибн-Фадлане, Маркварт доказывает его несостоятельность со всех точек зрения, обвиняет его в «бесстыдной мистификации», утверждая, что Ибн-Фадлан «выдал» сам себя и показал, что он никогда не был на берегах Волги, что он не только не является правдивым рассказчиком, но должен быть отнесен «к числу беллетристов».

Правда, основной тезис этих авторов, твердивших, что Ибн-Фадлан вообще не бывал на берегах Волги, был опровергнут позднейшими открытиями, но что касается деталей, то многое оставалось под сомнением.

Точно так же ссылка В. Розена на то, что Якут не учитывал прошедших после Ибн-Фадлана трех столетий, не разрешает всех недоумений Якута, например, о стоимости дров в Хорезме, о значении названия «Хорезм» и т. д.

Поворотным моментом в этом отношении явилась находка в Мешхеде списка подлинного сочинения Ибн-Фадлана. Его фотокопия, в свое время переданная в дар Академии наук СССР, настолько хороша, что фиксирует мельчайшие детали и в основном вполне заменяет подлинник. С этого же времени стало возможным детальное изучение сочинения Ибн-Фадлана.

Сегодня драматический вопрос о том, был Ибн-Фадлан на берегах Волги и прилегающих территориях, видел ли русов, фактически решен.

Путешествия Ибн-Якуба

Писавший по-арабски испанский еврей Ибрахим ибн-Якуб в 965 году участвовал в кордовском посольстве к германскому императору Оттону I. Во второй половине X века славянские страны центральной Европы все еще были для арабов «неведомыми землями». Ибн-Якуб – единственный раннесредневековый путешественник в славянскую Прибалтику, чьи личные наблюдения дошли до нас. Видимо, с торговыми целями он один проехал через Магдебург на средней Эльбе до «крепости князя Накона… именуемой Град… Море [Балтийское] с большим трудом проникает в страну Накона, ибо все его земли состоят из лугов, чащ и болот». Несомненно, Ибн-Якуб посетил славянский город Микилин, теперь Мекленбург, к югу от балтийского порта Висмара.

Ибн-Якуб описывает также путь от Магдебурга на юг, в страну Буислава (чешского князя Болеслава Грозного); через реку Мулдаву (Мульде, левый приток Эль-бы), от нее 50 км до леса, который тянется «на 40 миль [80 км] по непроходимым [Рудным] горам. Проехав лес, попадаешь в Прагу». «Страна Буислава [Чехия] простирается от Праги до Кракова на три недели пути. Город Прага <…> крупнейший торговый центр в тех странах». Далее Ибн-Якуб описывает страну Мешко,

т. е. Польшу, которой тогда правил князь Мешко I. «Это самая обширная из тех стран, и она богата зерном, медом и рыбой <…> Со страной Мешко на востоке граничат русы, а на севере – брусы [пруссы]. Брусы селятся на брегах Мирового океана [Балтийского моря], у них свой особый язык, родственный литовскому; языка своих соседей они не понимают». К северо-западу от страны Мешко, в болотистой местности, живут славяне; у них на морском берегу «есть большой город… [Юмна-Волин, в устье Одры]. Они воюют с Мешко, и войско их многочисленно…»

«Дорогие ценности» Абу Али ибн-Русте

В первом десятилетии X века перс Абу Али ибн-Русте (или Руста), которого мы уже упоминали, составил на арабском языке большой труд под названием «Дорогие ценности». До нас дошла только часть, отведенная астрономии и географии, и в ней, между прочим, содержатся сведения и о народах Восточной Европы. Начинает он с тюркоязычных волжско-камских болгар, среди которых не позднее

IX века начал распространяться ислам. Ибн-Русте в их стране не был, а сведения собрал, несомненно, от странствующих купцов-мусульман. «Болгария граничит со страной буртасов. Живут болгары на берегах реки, которая впадает в Хазарское море [Каспий] и прозывается Итиль [Волга], протекая между страной хазар и славян. Страна их покрыта болотами и дремучими лесами, среди которых они живут. Хазары ведут торг с болгарами, равным образом и русы привозят к ним свои товары. Все [народы], которые живут по обоим берегам помянутой реки, везут к ним [болгарам] товары свои <…> меха собольи, горностаевы, беличьи и другие. Болгары – народ земледельческий <…> Большая часть исповедует ислам <…> Между буртасами и этими болгарами расстояние трех дней пути <…> У болгар есть лошади, кольчуги и полное вооружение. Главное богатство их составляет куний мех <…> Звонкую монету заменяют им куньи меха».

Далее Ибн-Русте сообщает о славянах и русах. Этот сбивчивый рассказ, вероятно, заимствован у Муслима ал-Джарми, работы которого до нас не дошли. Ибн-Русте читал или слышал о городе Куяб (Киев), расположенном «у границы страны славян <…> Путь в их страну идет по степям, по землям бездорожным, через ручьи и дремучие леса. Страна славян ровная и лесистая; в лесах они и живут <…> Русы же живут на острове, среди озер. Остров этот <…> занимает пространство трех дней пути. Покрыт он лесами и болотами <…> Они совершают набеги на славян: подходят к ним на ладьях, высаживаются, забирают их в плен, отвозят в Хазарию и Болгарию и продают там. Пашен у них нет, и питаются они тем, что привозят из земли славян <…> единственный промысел их – торговля <…> мехами. Одеваются они неопрятно, мужчины у них носят золотые браслеты. С рабами обращаются хорошо. Городов у них много и живут на просторе. Они люди рослые, видные и смелые, но смелость эту они проявляют не на коне – все свои набеги и походы они совершают на кораблях».

Путешествия ал-Масуди

Уроженец Багдада Абу ал-Хасан Али ал-Масуди (первая половина X в.), историк и географ, путешествовал большую часть жизни, посетил многие страны Старого Света – всю Переднюю и Среднюю Азию, Кавказ и Восточную Европу, Северную и Восточную Африку.

Не ограничиваясь личными наблюдениями, он собрал громадный опросный материал и широко использовал более ранних авторов. О его работе «Золотые копи и россыпи самоцветов» мы уже упоминали. В ней приводятся, помимо прочего, интересные сведения о странах и жителях Восточной Европы, в том числе о славянах. «В их стране много рек, текущих с севера. Ни одно из озер их не солоно <…> Страна, которая далее за ними к северу, необитаема по причине холода и множества воды. Большая часть их племен язычники <…> у них много городов, имеются церкви, где висят колокола…»

Масуди привел первые, но очень неясные сведения о пути с Волги на Черное море. Сам он, правда, не ходил этим путем и поэтому ошибся: слушая рассказы бывалых людей, он принял реальный волок за мнимую протоку, связывающую Волгу с Доном или прямо с Азовским морем. Масуди сообщил также о походе русов на Каспий в 912–913 годах. «Около 500 кораблей, из коих на каждом было сто человек <…> достигли <…> Хазарского [Каспийского] моря, [которое] не имеет рукава, соединяющегося с другим морем, ибо оно небольшое <…> известное со всех сторон». Итак, арабы, русские и все прикаспийские народы в X веке знали, что Каспий – замкнутое со всех сторон «небольшое море», т. е. озеро, а не часть Черного моря – или Северного океана, как считали западноевропейские географы по крайней мере еще три века, до путешествия Рубрука.

Абу Хамид ал-Гарнати в земле славян

Единственным арабским путешественником, побывавшим в русских землях в 1150–1153 годах, был уроженец Гранады Абу Хамид ал-Гарнати. Посетив несколько стран Передней Азии, он в 1131 году достиг Дербента, а оттуда проплыл по Каспию до устья Волги и здесь, в большом торговом городе Саксин, прожил 20 лет, проповедуя ислам, но не упуская случая выгодно купить и продать. «А зима у них [хазар] холодная. Их зимние дома – из больших бревен сосны».

В 1135 году ал-Гарнати поднялся по Волге до города Булгар. Размеры реки поразили его: «…она будто море <…> замерзает… [она] так, что становится [твердой], как земля… Булгар тоже огромный город, весь из сосны, а городская стена – из дуба. А под землей есть бивни слонов [мамонтов], белые, как снег, тяжелые, как свинец». В Булгаре ал-Гарнати услышал об области, «которую называют Ару, в ней охотятся на бобров, и горностаев, и <…> белок. А день там летом 22 часа…» Он видел жителей этой Арской земли русских летописей, предков современных удмуртов, и описывает их, а также обитателей страны Вису, как краснощеких, голубоглазых, белокурых людей в льняных одеждах и меховых шкурах.

В 1150 году он вновь побывал в Булгарии и, поднявшись до устья Нахр-ас-Сакалиб («Славянской реки», т. е. Оки), отправился по ней на Русь. «А вода [Оки] черная <…> будто чернила, но… сладкая, хорошая, чистая». Страна славян «обширная, обильная медом и пшеницей, и ячменем, и большими яблоками <…> Рассчитываются они <…> старыми беличьими шкурками [без] шерсти <…> которые ни на что не годятся. И за каждую дают отличный круглый хлеб…» (На шкурах стоял княжеский знак, поэтому отказаться от них никто не имел права.)

В земле славян ал-Гарнати пробыл некоторое время и собрал первые сведения о народе мордва: они живут «среди деревьев <…> на [берегах] огромной реки [Оки] и охотятся на бобров». С Оки он перешел на Десну и по ней достиг Куйава (Киева), но о жизни города ничего не написал.

Затем он проследовал в Венгрию, где прожил до 1153 года, и вернулся в Киев, а оттуда через половецкие степи, южнее своего первого маршрута, прибыл в Саксин, в устье Волги. Эту часть путешествия он по неизвестным причинам обошел молчанием.

Загадка отличия славян и русов в арабских путевых записках

В своих записках Ибн-Фадлан и другие арабские путешественники четко различали русов и славян. В чем же заключается это отличие? Кто такие русы и кто такие славяне в понимании арабов?

Здесь необходимо первым делом разобраться то ли с лукавством, то ли с добросовестным заблуждением тех, кто утверждает, что для арабских авторов русы и славяне – одно и то же.

Собственно, такое утверждение у арабов действительно есть. Но история потому и история, что имеет дело со временем. Иными словами, высказывания арабов о славянах и русах нельзя анализировать вне временного контекста.

Считается, что наиболее раннее упоминание «златокудрых саклабов» содержится в поэме ал-Ахталя, написанной около 700 года. Это упоминание дошло до нас, конечно, в позднейшей передаче, но само известие и эпоха хорошо кореллируют между собой: и славяне, и арабы примерно в это время должны были познакомиться друг с другом на территории Византии в ходе экспансии – арабов с юга, славян с севера. Заметим, что поэт не говорит ничего о русах.

Затем о славянах говорит ал-Джарми – опять-таки в контексте достаточно реалистичном: об этом авторе рассказывает в X веке ал-Масуди, будто тот был в плену в Византии и был выкуплен в 845 году, и будто бы у ал-Джарми было сочинение о соседях византийцев. Масуди пишет: «про тех, кто с ними соседит из государств бурджан, аваров, булгар, славян, хазар и других». Свидетельство Масуди о сочинении Джарми не вызывает сомнения у профессиональных историков, поскольку на это сочинение было еще несколько ссылок у арабских авторов. Заметим снова: никаких упоминаний русов нет. Есть только славяне. Если бы восточные славяне были русами, то их нельзя было бы не упомянуть, раз были упомянуты такие же соседи империи через Черное море – хазары.

Но это вроде бы не опровергает гипотезы, что русы – это западные славяне, о которых арабы ведать не могли, но тем не менее ставит некую временную веху: арабы знали славян уже в конце VII – начале IX века, но еще не знали русов. Зато уже в X веке русы появляются на арабском горизонте – и снова настолько внезапно и массированно, что Черное море в их языке из Хазарского превращается в Русское (бахр ар-рус). И понятно, что речь не идет о славянах, иначе море было бы названо как-нибудь вроде «бахр ар-сакалиба».

Но вернемся к непосредственным упоминаниям у арабов славян и русов. Чтобы не путаться в различных авторах, которые частенько переписывали данные друг у друга, приведем эти упоминания в некой событийной последовательности, взяв ее из книги «Древняя Русь в свете зарубежных источников».

VI–VII века – первые упоминания о «сакалиба». Персидский принц Джамасба бежит в середине VI века через Дербент к хазарам и славянам.

Первая половина VIII века: упоминания славян связаны с описанием арабо-хазарских войн.

Середина IX века – снова славяне в контексте арабских войн в Закавказье.

Никаких русов нет. Первое смутное упоминание о них появляется в X веке, когда один из царей Кавказа направил посла к царю русов.

Но здесь, кажется, ошибка? Ведь упоминания о русах у арабов и персов встречаются в рассказах о событиях тех же VI–VII веков?

Нет, никакой ошибки нет. Ибо только что приведенное «смутное» высказывание является примером, когда в рукописях позднейших авторов русы совмещаются со славянами. Примеры такие есть еще.

Та же середина VI века: русы – враждебный арабам северный народ, союзный хазарам. Упомянуты в том же контексте (рядом с именем Хосрова I Ануширвана), что прежде славяне. Но только если о славянах писал ат-Табари (839–923), то о русах – ас-Са-алиби (961—1038), когда на землях славян появилось государство Русь.

То же касается и следующего примера. Середина VII века: говорится о необходимости охранять Дербентский проход от варварских народов. Вот только у ат-Табари эти народы поименно не названы, а у Балами, писавшем в 960-х, славных Святославовых годах, по свежим следам нашествий русов на Каспий, среди этих народов оказываются русы.

Итак, немногочисленные совмещения славян и русов ранних времен у арабских авторов достаточно спорны, поскольку авторы эти жили в более поздние времена, когда Русь действительно была уже вполне славянским государством, и у ее арабских современников возникала вполне закономерная путаница в названиях. Когда же об одном и том же событии писали авторы более древний и более поздний, то именно более поздний либо замещал славян русами, либо вовсе приписывал их туда, где «их не стояло».

Если же говорить о достоверных упоминаниях, то самым ранним автором, писавшим на эту тему, является Ибн-Хордадбех (820–912) – автором тем более ценным, что основную часть своей жизни провел в области Джибал, около южного побережья Каспия, на границе с нынешним Азербайджаном, то есть был ближе всех к тем народам, о которых писал.

Считается, что о русах он писал самое позднее в 840-х годах. И именно у него содержится наиболее «достоверное» свидетельство, что «ар-Рус – одна из разновидностей славян». Кроме того, он говорит, что переводчиками для русов служат славяне-евнухи и что русы называют себя христианами.

Однако в этой «достоверности» и таятся основные вопросы.

Начнем с самого простого – христианства (или язычества) купцов-русов. Были ли они христианами на самом деле – неизвестно, поскольку им ничего не оставалось, как ими называться. Ибо Коран повелевает убивать (если не обратились в истинную веру) всех язычников, зато достаточно веротерпим к верам Книги» – христианству и иудейству. Даже если русы и не были христианами, у них не было иного выхода, как «стать» ими – ибо что у правоверного, что у иудея на теле есть неоспоримые следы их принадлежности к своей вере, а ни язычники, ни христиане ритуальные операции, оставляющие следы над теле, не практиковали.

Идем далее. Уже у младшего современника Ибн-Хордадбеха – Ибн-ал-Факиха – тот же рассказ о русских купцах уже не содержит упоминания о русах, говорится лишь о славянских купцах. Таким образом возникает противоречие, причем не первое и не последнее. Ибо к 903 году, когда, как считается, автор составил свой труд, русы контролировали славянские земли и, собственно, их этноним должен был замещать славянский, как это и происходило в дальнейшем во всей арабской литературе, касающейся русской темы. Логичное объяснение этому может быть только одно: кто-то не пускал русов на юг торговать с арабами. Но пропускал славян, тем самым проводя явное различие между ними.

Но есть действительно самое серьезное свидетельство того, что русы могли быть западными славянами. В этом убеждает наличие клада в Ральсвике на Рюгене, где собрано большое количество арабских дирхемов как раз середины IX века.

Однако и здесь не все однозначно: похожие клады первого периода обращения арабского серебра расположены и на территории будущей Древней Руси – и именно в тех местах, где локализуются мощные скандинавские артефакты и погребения – у Ростова, Чернигова, Гнездова и т. д.

Так что здесь, скорее всего, имеет место проявление той самой общности, чьи интернациональные представители оставили свои клады по всей территории своей торговой и боевой деятельности.

Далее мы видим усиления противоречий в арабских источниках. Как мы помним, Ибн-Русте в труде 903–913 годов снова разделяет славян и русов – причем на разные государства. Более того, русы, предводительствуемые хаканом (само по себе восточное понятие, едва ли применимое к вождям что скандинавов, что западных славян), нападают на славян, подплывают к ним на кораблях, высаживаются, забирают их в плен, везут в Хазарию и Булгарию и там продают. Они не имеют пашен, а питаются лишь тем, что привозят из земли славян. И все это происходит на непонятном фоне непонятного болотистого острова русов, с которого они все эти непотребства и совершают.

Совершенно очевидно, что здесь смешаны несколько различных свидетельств и описаний. Русы, предводительствуемые «царем, называемым хаканом» – блестящая аналогия с известием Бертинских анналов, где присутствуют шведы. Но у шведов не было хаканов, титул этот выдает восточную локализацию этого «острова», то есть такую, где титул хакана употребим и, главное, титулатурно понятен. Но никаких болотистых островов диаметром в три дня пути на востоке, вблизи хазар или булгар, мы не знаем.