Текст книги "Навязанная семья. Наследник (СИ)"

Автор книги: Мария Высоцкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

16

Утро смещает фокус моего внимания на сына, почти вытесняя все переживания из-за Димы. Он еще пожалеет, что поверил своему другу. Правда всегда всплывает на поверхность. Только вот иногда, это случается слишком поздно.

Слишком поздно что-то менять, зная эту самую правду.

Уверена, что это именно тот случай.

Поэтому ему будет стыдно, больно, поэтому он будет просить прощения, но ничего из этого мне уже будет не нужно.

Он меня унизил и будет унижать все время, что я нахожусь здесь.

Он просто лелеет свою обиду, свое задетое эго, а виноват в этом его друг. Не я.

Но если он глух и слеп, то жизнь его сама накажет. Мне даже не придется прилагать усилий.

С этими мыслями я заканчиваю готовить для Ильи яблочное пюре и подхожу к стульчику для кормления. На удивление, дом полностью оборудован для жизни ребенка. В этом Дима, надо отдать ему должное, действительно постарался.

Илья весело болтает ногами, что-то рассказывая мне на своем языке. Я зачерпываю ложкой пюре и подношу ее ко рту сына, с любовью глядя на его пушистую макушку.

Внутри при этом все равно чувствую скованность.

Вся эта кухня, мебель, да и весь дом в целом слишком сильно контрастируют с моим привычным бытом. А наличие помощницы по хозяйству, которую я обнаружила утром на кухне, и вовсе повергло в шок.

Инна Евгеньевна оказалась очень милой женщиной лет пятидесяти пяти и даже приготовила для меня завтрак…

Илюша открывает ротик, как птенец, я подношу к нему ложку и остро чувствую чужое присутствие.

То, что это Астахов, нет никаких сомнений. Только на него у меня такая реакция. Правда, когда поднимаю взгляд, все равно замираю. Дима стоит в дверном проеме. Он только что спустился, но уже выглядит на миллион долларов. На нем идеально сидящие брюки, белоснежная рубашка, галстук, запонки и часы.

Дима не двигается. Застыл и смотрит на Илью, и, кажется, даже не моргает.

Вижу это и чувствую, как начинает щемить сердце. Рука, в которой я держу ложку, отъезжает в сторону, и сынок недовольно тянется к ней.

Опомнившись и наконец отведя от Димы взгляд, быстрым движением подношу ложку ко рту сына, и он тут же делает «ам». И пока Илья счастливо чавкает, размазывая пюре по щекам, Дима осторожно, почти бесшумно подходит ближе.

Он подходит так близко, что я чувствую запах его одеколона и ощущаю исходящее от него напряжение.

Только сейчас это напряжение другое. Он смотрит на сына, сканируя каждую черточку его лица с жадным любопытством. Ищет визуальное сходство с собой?

Илюша, закончив с едой, поднимает на отца свои огромные, как у меня, голубые глаза и замирает. Они смотрят друг на друга, по моим ощущениям, целую вечность.

Я жду, когда Илья начнет капризничать, испугается, потянется ко мне на руки, но этого не происходит.

Он с не меньшим любопытством разглядывает отца, а потом… потом широко ему улыбается, видимо чувствуя в нем родство…

Мое сердце сжимается. От обиды. От страха. А еще от какого-то необъяснимого чувства. Хорошего, почти окрыляющего, и такого глупого в моей ситуации.

Дима переводит взгляд на меня, и его голос звучит непривычно тихо:

– Можно я его возьму? На руки.

Он спрашивает у меня разрешения?

Мои глаза превращаются в удивленные блюдца. Я замираю на секунду, а потом быстро киваю, не в силах вымолвить ни слова.

Дима тут же наклоняется к сыну и с нескрываемой нежностью берет его на руки.

Он прижимает Илью к своей груди, и на его лице проступает такая искренняя улыбка, что у меня захватывает дух.

Я ведь помню Диму вот таким. Улыбающимся, добрым…

Илья с абсолютно таким же интересом рассматривает отца, а потом касается ладошкой его щеки.

Дима замирает. Кажется, весь мир сейчас замирает.

Я крепко сжимаю в руке ложку, которой кормила сына, и, затаив дыхание, наблюдаю за тем, как Дима целует Илью в лоб.

Сын морщится, а когда получает еще один поцелуй, начинает хохотать. Громко и заразительно. Настолько, что спустя секунду я слышу такой же искренний смех Астахова.

А потом… потом все меняется буквально за минуту. Ииллия рушится в одно мгновение, как только на пороге кухни появляется Виктор.

Лицо Димы тут же становится каменным, а улыбка сменяется привычной холодной маской.

– Дим, мы опаздываем, – напоминает Журавлев, зажимая подмышкой папку.

Его взгляд в этот момент скользит по мне с нескрываемым презрением, а когда смещается на Диму с Илюшей на руках, я замечаю в нем тревогу. Эта эмоция живет буквально секунду, но я ее улавливаю.

– Уже едем, – кивает Дима и аккуратно передает мне сына. – Позавтракай и не забудь, что в десять приедет стилист, – бросает мне через плечо безразличным тоном и уходит вглубь дома, вероятно, за пиджаком.

Журавлев же остается стоять там, где стоял, но как только Дима ускользает из нашего поля зрения, Виктор делает несколько шагов в мою сторону.

Я тут же напрягаюсь всем телом, а лицо Виктора оказывается в паре сантиметров от моего.

Я чувствую всю его злость, все то раздражение, которое он, в общем-то, и не скрывает.

– Ну что, – шипит он так тихо, чтобы слышала только я, – все-таки нашла лазейку? Поздравляю, но советую тебе попрощаться со спокойной жизнью.

17

После ухода Журавлева я еще с час не могу найти себе места. Нет, внешне, конечно, стараюсь выглядеть как обычно: улыбаюсь (боюсь, что домработница за мной шпионит), играю с сыном, звоню маме и минут двадцать уверяю ее, что у нас все хорошо. Правда, вот на ее вопрос, могут ли они нас навещать, ответа не даю. Решаю, что в течение дня выясню это у Астахова.

Время ускоряется, и я даже удивляюсь, когда мне сообщают, что приехали стилист и няня.

На время, пока я буду занята обновлением гардероба, за моим сыном присмотрит миловидная девушка в узкой черной юбке. Почему-то, когда я ее вижу, в моей голове абсолютно не укладывается, как няня может ходить в такой одежде. Как в такой юбке играть с ребенком?

– Карина, доброе утро, я Элла, ваш стилист, – представляется девушка, как только я передаю Илью Кристине.

– Приятно познакомиться, – киваю, поглядывая на сына.

Няня усаживает его на диван и подсовывает развивающую игрушку.

– У вас есть какие-то пожелания? – спрашивает Элла.

– Что? – хмурюсь и наконец смотрю только на нее.

Элла очаровывает с первого взгляда. Это не просто ухоженная женщина – это шквал энергии и стиля. Она располагает к себе мгновенно. Ярко-рыжее каре, идеальный макияж, подчеркивающий губы и глаза, и какая-то невероятно смелая комбинация объемного ярко-синего пиджака и белых брюк-палаццо.

– Извините, – извиняюсь с улыбкой. – Я, если честно, не знаю.

– Тогда, может, покажете свой гардероб?

– Эм… – смотрю на себя с ног до головы. – Всё, что на мне, – немного сконфуженно чешу затылок.

– Поняла. Вижу, что вы предпочитаете свободную и удобную одежду. Обувь?

– Кроссовки, ботинки, балетки…

– Поняла.

– Просто с ребенком нужно всё успеть, и когда гуляем, одежда, сковывающая движения… он бегает, и я… – мямлю, словно оправдываясь за свой выбор.

– Это распространенная ситуация. Я тоже на площадку с дочкой на каблуках не хожу, – понимающе улыбается Элла. – Давайте мы с вами соберем базовый гардероб. Для начала сделаем восемь капсул, которые подойдут на все случаи жизни. И Дмитрий просил подобрать несколько вечерних платьев и несколько деловых образов.

– Хорошо, – киваю, не видя смысла спорить.

Раз Дмитрий сказал… Хочется фыркнуть, но вместо этого, пока Элла распаковывает чемоданы (а их не меньше десяти, их сюда охрана вносила), я снова перевожу внимание на Илью. Правда, больше приглядываюсь к няне. Меня не оставляет в покое ее юбка, но Элла перехватывает мой взгляд и, словно читая мысли, поясняет:

– Не волнуйтесь, Кристина – профессионал. Она и на шпагат сядет, и на каблуках зв футбол сыграет. Правда, Крис?

Няня смущенно улыбается, а я невольно расслабляюсь, снова сосредотачиваясь на одежде.

Мы перебираем кучу вещей. Мне кажется, за всю жизнь я не примеряла столько, сколько сейчас. Элла создает образы прямо на глазах. Она предлагает мне примерить кожаные брюки, о которых я всегда была не самого лучшего мнения, но, к моему удивлению, они мне чертовски идут.

– Вот видите! – восклицает Элла. – Вы просто не давали себе шанса раскрыться.

Я смеюсь, впервые по-настоящему за последние недели. Мне нравится. Нравится ткань под пальцами, нравится, как сидит на мне новый свитер, платье, сапоги. Но каждые пятнадцать-двадцать минут я все равно оборачиваюсь к игровому коврику. Вот и сейчас, в очередной раз, спрашиваю:

– У вас все в порядке?

– Абсолютно! – отвечает Кристина и, присев на колени в своей узкой юбке, ловко управляется с кубиками, пока Илья хохочет, пытаясь разрушить ее башню.

Мы все смеемся, а Илья, поймав общий настрой, начинает озоровать еще больше.

– Какой милый мальчик, – умиляется Элла и подает мне вечернее платье.

Как только я надеваю его, внутри все сжимается. Черное, облегающее, безумно элегантное. Оно сидит на мне как вторая кожа и превращает мое отражение в зеркале в какую-то другую Карину.

– Это то, что нам нужно, – подтверждает Элла.

Я же лишь робко улыбаюсь.

Спустя четыре часа девушки покидают дом. Илья спит наверху, а я стою напротив шкафа и перебираю вешалки. Эйфория от пережитого медленно растворяется под гнетом мыслей о Диме, а телефон в руке становится таким тяжелым, что я боюсь его уронить. Радость испаряется, я вспоминаю, что нахожусь здесь в заточении.

Нужно позвонить Астахову. Нужно спросить, могут ли мои родители сюда приезжать… Только вот набраться смелости и сделать этот звонок оказывается непросто. Я долго хожу кругами, и, когда прикладываю телефон к уху, мелькает мысль сбросить звонок. Но даже тут Астахов не дремлет.

Я слышу в трубке его строгий, способный покрыть все вокруг инеем голос:

– Слушаю тебя, Карина.

– Дима, привет, – зачем-то снова здороваюсь, несмотря на то что мы уже виделись утром. – Я по поводу моих родителей. Они хотят навещать Илью. Это… возможно?

Дима, словно специально, делает долгую паузу, прежде чем ответить.

– Могут. Это не тюрьма. Пусть приезжают.

– Правда? – вырывается у меня с какой-то блаженной радостью.

– Но я очень надеюсь, что они не побегут рассказывать никаких слезных историй прессе.

– Ничего подобного не будет, я обещаю.

– Хорошо. Тогда договорились. Кстати, в конце недели у меня будет важное мероприятие, и ты тоже должна там быть в качестве моей жены.

– Ладно, – шепчу и сбрасываю звонок.

Продолжать этот разговор нет никакого смысла, как и говорить о том, что я не хочу никуда идти. Он все равно вынудит, поэтому… Разорвав соединение, я опускаюсь на диван и крепче сжимаю в руке смартфон. Теперь звоню маме.

Как только она берет трубку, сразу же сообщаю:

– Мам, ты можешь приезжать. В любое время.

– Мы приедем завтра. С папой. Я так скучаю по Илье и по тебе. Доченька моя, как ты?

– Все хорошо, мамуль.

– А Дима… он… он тебя не обижает?

– Нет. Все правда хорошо. Не переживай. Пожалуйста, мам.

– Хорошо, моя девочка. Хорошо. А у нас тут еще одна неприятность… – всхлипывает она.

– Что случилось?

– Марина с Владом разводятся.

18

– Я совершенно ничего не понимаю, – вздыхает мама, – они же так хорошо жили. Всегда вместе, всегда такие дружные, а теперь, на тебе, развод, – недоуменно разводит руками.

Мы сидим на кухне, пока папа возится с Ильей. Родители приезжают ко мне третий день подряд, чтобы наиграться с внуком. А мама – чтобы еще и обсудить со мной ситуацию в семье сестры.

Марина запретила говорить о причинах развода, да я и сама не горела желанием. Влад поступил подло, Маринка вряд ли сможет его простить.

– Владик позавчера съехал, – снова вздыхает мама. – Марина его даже слушать не стала. Я у нее спрашиваю: «Изменил?» Она говорит: «Нет». Что тогда? Не понимаю.

– Мам, они сами разберутся, – делаю глоток чая. – Просто дай им время и не дави на Марину, она обязательно тебе все расскажет.

– Тебе уже рассказала?

– Нет же! Мы договорились, что я ничего не спрашиваю, пока она сама не будет готова к диалогу.

Мама качает головой и откусывает кусочек от своего эклера.

– Ладно, может, ты и права. Не буду к ней лезть. А ты как? – оглядывается по сторонам. – Дом, конечно, не чета нашему. Знатно этот Астахов наворовал, а теперь еще и в политику собрался. Мало ему всего!

– У меня все хорошо. Как было вчера и позавчера, – выдаю улыбку, хоть и фальшивую.

На самом деле, за три дня, что я тут, Дима появился лишь единожды, что радует. На этом фоне я даже немного расслабилась.

– Нет, если он тебя обижает, ты не молчи, мы семья, что-нибудь придумаем и…

– Мам, – ловлю ее взгляд, – все хорошо.

Мама поджимает губы, а я понимаю, что не слышала громкого папиного голоса уже минут десять. Обычно, когда они играют с Илюшей, папу слышно на весь дом, а тут он вдруг затих. Это странно.

Отодвинув от себя чашку, поднимаюсь на ноги и иду в гостиную, где сразу же натыкаюсь на картину, от которой по позвоночнику бежит озноб.

Дима сидит на ковре, прижимая к себе Илью, пока тот громко хохочет. Астахов широко улыбается, пока сын мнет ладошками ткань его дорогой рубашки.

Внутри что-то сжимается. Это так странно – наблюдать за всем этим…

Дима приехал внезапно. Без звонка. Без малейшего предупреждения. Да, я понимаю, что это его дом, но он мог поставить меня в известность хотя бы для того, чтобы мой отец сейчас не сидел на диване с перекошенным лицом.

Мама, вышедшая за мной следом, замирает у меня за спиной, и ее лицо искажает гримаса отвращения, которую не скрыть ни одной улыбкой. Папа молчит, упираясь в Диму тяжелым, каменным взглядом, которым с легкостью можно убить.

Воздух в эту же секунду становится густым. Им почти невозможно дышать.

– Здравствуйте, Дмитрий, – цедит мама, сцепляя руки в замок.

Астахов отвлекается от сына и, мазнув по маме взглядом, кивает.

– У вас очень большой и красивый дом, – продолжает мама.

А я вижу, как проступают жилы на папиной шее. Он ждет повода. Ждет, что Астахов скажет хоть что-то не так, даст хотя бы малейший повод.

И повод находится. Мама, вздыхая, опять заводит разговор о сестре.

– Нет, ну я не понимаю, как так можно? Влад, конечно, не идеальный, но вот так рубить с плеча и подавать на развод… У меня сердце за нее разрывается!

Я тут же перевожу пугливый взгляд на Астахова и замечаю, как дергается уголок его губ в ухмылке. Он даже не пытается ее скрыть. Это ухмылка того, кто знает, какую гадость сделал Влад. Астахов уж точно не испытывает к Владу ни капли уважения. Он был просто средством для достижения цели, не больше. И я уверена, что Дима его презирает. Как и всех в этой комнате, в общем-то. За исключением Ильи.

Я вижу это и понимаю, что этой ухмылки хватает, чтобы папа взорвался.

– Тебе смешно?! – он вскакивает с дивана, сжимая руки в кулаки. – Ты над проблемами моей дочери смеешься?

Илья вздрагивает от раскатистого баса и начинает хныкать. Мое сердце в этот момент ухает в пятки, а на задворках сознания появляется мысль о том, что Астахов сейчас просто позовет охрану и выгонит родителей… Это будет катастрофа. Самая настоящая. Моя. Личная.

Дима медленно поднимается на ноги, держа Илью на руках, а потом его глаза находят папу.

– Вы напугали ребенка, – произносит монотонно.

Папа сглатывает и не говорит больше ни слова.

– Карина, можно тебя на минутку? – Дима переводит взгляд на меня.

Я киваю и тут же иду за ним следом, осознавая, что Илья не плачет. Он всхлипнул, но Дима как-то так прижал его к себе, что истерику сын не продолжил.

– Если тебе не трудно, предупреждай меня, когда они здесь. У меня нет времени и желания участвовать в этом театре.

– Хорошо, – киваю, как болванчик.

– На субботу я уже договорился с няней. Она посидит с Ильей. Ты же помнишь про наш выход?

– Помню, – снова киваю.

– Хорошо. Вы со стилистом что-то подобрали?

– Да, – шепчу.

Дима в эту же секунду пробегается по мне глазами. Сегодня я в бледно-голубом домашнем костюме, который мы выбрали со стилистом.

– Вижу, – уголки губ Димы заостряются. – Тебе идет.

– Спасибо.

– У меня есть пара нерешенных вопросов по работе, – передает мне Илью. – Если не трудно, позови, когда они уедут, – кивает на гостиную, имея в виду моих родителей. – Ты укладываешь Илью в девять, – смотрит на свои часы, – я бы хотел поучаствовать.

– Ладно, – бормочу, чувствуя себя странно. Сегодня он словно говорит со мной иначе?!

Дима кивает и уходит, оставляя меня с Ильей у лестницы, а моих родителей – внутри дома.

Это какая-то поблажка? Манипуляция? Или он просто делает все это ради сына?

19

Дима

Карина появляется в дверях очень внезапно, и, если честно, меня удивляет ее пунктуальность. Тут же убираю смартфон в карман и поднимаю на нее взгляд.

Как только это случается, дыхание предательски перехватывает. Карина стоит передо мной в черном платье, подчеркивающем все достоинства ее фигуры, каждый изгиб которой знаком моим рукам…

В свете люстры её кожа кажется фарфоровой, а губы соблазнительно манящими.

Сглатываю вставший в горле ком и едва заметно киваю. Карина тут же копирует меня и делает шаг навстречу.

– Ты невероятно красива. – Слова срываются с языка сами.

Я не планировал ей этого говорить. В нашей ситуации – это похоже на бред и горячку, и тем не менее я это озвучил.

Карина вздрагивает, и по ее щекам разливается тот самый румянец, который сводил меня с ума в прошлом.

– Спасибо, – шепчет, наконец взглянув мне в глаза. – Можно сделать вывод, что это, – касается ладонью ткани платья, – подходит под дресс-код заявленного мероприятия?

Я молча киваю и, пропустив Карину вперед, открываю для нее дверь. Она накидывает на плечи короткую шубку и выскальзывает на улицу.

Водитель тут же выскакивает из машины и подает Карине руку, чтобы помочь сесть.

Она негромко его благодарит. Пока я огибаю багажник и сажусь рядом с ней. Нас разделяет встроенный подлокотник, на который Карина опускает свою руку.

Ее тонкие пальцы с прозрачным покрытием на ногтях побуждают во мне желание к ним прикоснуться.

Мне дико хочется протянуть руку и накрыть её ладонь своей.

Хочется почувствовать тепло ее тела и бархатистость нежной кожи.

Это даже в моей голове звучит безумно, поэтому все, что я делаю, это сжимаю пальцы в кулаки и отворачиваюсь. Только вот и в этом меня хватает ненадолго.

Я слышу, как она дышит. Слышу каждый шорох. Слышу, как у нее бьется сердце.

Это мания. Она была тогда. Она есть и сейчас.

Одержимость.

Это не поддается объяснению. Просто я увидел ее тогда и понял, что не отпущу. Никогда.

Жаль, что реальность сложилась иначе…

Но, несмотря на все, что между нами произошло, мои чувства к ней никуда не делись. Я по-прежнему ею одержим… и если честно, в этом временном совместном проживании вижу какой-то уродливый, возможно, абсолютно нечестный, но шанс на сближение, несмотря ни на что.

Я бы даже сказал, вопреки самому себе...

– Илья сегодня с таким серьезным видом наблюдал за тем, как я чищу зубы, – произношу невпопад и понимаю, что улыбаюсь.

Вообще с новостью о сыне улыбка на моем лице и правда стала появляться чаще. А еще она стала более искренней…

Илья перевернул мой мир. Ворвался в него с ноги.

И как бы я ни был зол на Карину за то, что она его от меня скрыла, то чувство, что сидит в моем сердце к этому парню, перекрывает абсолютно всю мою ярость в отношении его матери.

Я сам вырос без родителей, поэтому чтобы Карина обо мне не думала, я могу лишь угрожать ей тем, что отберу ребенка. В реальности же я ни за что не пойду на такой шаг.

Карина реагирует на мои слова улыбкой.

– Он вообще очень любит, когда ты приходишь, – шепчет. – Ему нужен отец.

Я киваю, чувствуя, что пространство между нами заполняется чем-то легким и настоящим.

Человечным.

Взгляд тут же скользит по Карине, и я чувствую, как ледяная глыба отстраненности и обиды внутри меня в очередной раз дает трещину в отношении этой девушки.

– Я рад, что ты это понимаешь, – произношу максимально миролюбиво. – И хочу, чтобы тебе в этом доме тоже было хорошо.

Карина распахивает глаза шире, глядя на меня не просто с удивлением; она смотрит на меня как на душевно больного.

– Я серьёзно. Мне не хочется, чтобы ты чувствовала себя пленницей или заложницей обстоятельств в моем доме. Ты мать моего сына. Я обязан тебе уже за то, что ты его родила…

Карина растерянно поджимает губы, явно не понимая, что говорить и как реагировать на мой эмоциональный выпад.

– У меня нет желания с тобой воевать. Я просто хочу быть рядом с Ильей, но отпустить тебя сейчас тоже не могу. Ты нужна мне на этих выборах.

– Очень откровенно, Дима, – шепчет Карина. – Я не ожидала…

Я на ее слова лишь пожимаю плечами.

– Спасибо, что не устроил скандал при моих родителях и что не выгнал их, я давно хочу за это поблагодарить, – в её голосе пробивается слабая, смущённая улыбка.

– Они очень сильно меня бесят, – ухмыляюсь. – Но Илья их внук, поэтому, – развожу руками.

Карина облизывает свои намазанные блеском губы, а потом растягивает их в улыбке.

Очаровательной, искренней, живой.

В горле тут же образуется ком. Я сглатываю и, чуть заострив уголки губ в ответ, перевожу свой взгляд в окно, потому что мой мозг сейчас видит не просто женщину, которая родила мне ребенка.

Меня натурально сводит с ума ее запах, голос, краснеющие щеки, линия декольте и даже тонкие пальцы рук.

Так мы снова погружаемся в молчание, но теперь оно не гнетет. Скорее наоборот, позволяет подумать и насладиться моментом этого единения.

Когда машина останавливается, я сам открываю для Карины дверь и подаю руку. Она смущенно вкладывает в мою ладонь свои пальцы, и я чувствую ее дрожь. Наши взгляды тут же встречаются. Уверен, мы оба чувствуем эти невербальные вибрации. Они просто зашкаливают между нами.

– Не волнуйся, – произношу полушёпотом.

– Я и не волнуюсь.

Карина поправляет свои локоны и, быстро осмотревшись, делает шаг вперед. Нам нужно преодолеть расстояние от машины до дверей, поднявшись перед этим по ступеням.

– Это благотворительный вечер, – поясняю ей на ходу. – Это часть моей предвыборной кампании.

– Значит, ты просто хочешь набрать побольше голосов пожертвованием?

– Нет, – улыбаюсь, – мы занимались и занимаемся этим уже не один год без огласки, но, к сожалению, сейчас приходится подсветить эту сторону моей жизни.

– Поняла. Я думаю, что об этом нужно говорить, чтобы другие люди, глядя на все это, тоже…

Карина, такая оживленная, раскручивающая свою мысль, вдруг резко замолкает, а ее плечи снова напрягаются.

Поворачиваю голову в ту сторону, куда она смотрит, и чувствую то же самое, разжимая ладонь, в которой все это время удерживал ее пальцы.

Журавлев, идущий к нам, здоровается по пути с парочкой гостей и, оказавшись рядом, возвращает все на круги своя.

Моё лицо почти сразу застывает в привычной маске безразличия, с которой я и пожимаю руку Вите.

– Опаздываешь, – басит Журавлев. – Токарев уже здесь.

– Задерживаюсь, – парирую, подталкивая Карину чуть вперед, положив руку ей на спину.

Она напрягается еще сильней от моего прикосновения.

– Улыбайся, пожалуйста, – шепчу ей на ухо, уже в зале, и ее губы тут же растягиваются в улыбке.

Вечер тянется мучительно медленно. Я успеваю поговорить со всеми, с кем планировал, и представить свою жену свету.

– Мы женаты два года, просто мне не хотелось подсвечивать эту сторону своей жизни, – парирую вопрос председателя правления газовой компании, который не раз выступал инвестором в нашем с Витьком бизнесе.

– Красавица жена, уже восемьдесят процентов успеха!

– Это точно, – вмешивается Журавлев, и Карина, стоящая рядом со мной, тут же отводит взгляд.

А вот Журавлев напротив смотрит на нее весь вечер. Украдкой, явно думая, что этого никто не замечает.

Я вот заметил…

Когда вечер заканчивается, Карина предупреждает меня, что отойдет в дамскую комнату. Я жду ее в зале. Она возвращается минут через пятнадцать, дерганная, еще больше поникшая и раскрасневшаяся.

Мысли скачут по черепной коробке, как блохи по котам.

– Все нормально, Карина?

– Отлично. Мы же домой?

– Домой.

– Хорошо.

Она натянуто улыбается и, не дожидаясь меня, направляется к ступеням, на которых почти сразу оступается.

Я успеваю подхватить ее в самый последний момент.

Мои руки обвивают ее талию, крепко прижимая к груди. Сердце тут же ускоряется, а мы, напротив, замираем. Стоим, смотрим друг на друга, чувствуя обоюдное притяжение. В этом я уверен.

Карина приоткрывает рот, но ничего не произносит.

У меня же в этот момент сносит крышу, потому что все, о чем я думаю, это ее губы. Губы, в которые мне хочется впиться. Которые мне хочется почувствовать.

Я сгораю в одной-единственной, всепоглощающей волне желания. Оно накрывает с головой.

Дико. Первобытно.

Тепло её тела прожигает слои одежды. Я забываю, где мы, кто мы, и что между нами было.

Есть только она. И она сейчас в моих руках. Трепещущая, живая, сексуальная.

Я смотрю ей в глаза и вижу, что она понимает, как я на нее реагирую.

– Будь осторожнее, – шепчу с хрипотцой.

Карина заторможенно кивает, а потом касается моей щеки ладонью, и в этот момент случается самый настоящий взрыв. Я начинаю сбоить, и только поэтому ее целую…