Текст книги "Навязанная семья. Наследник (СИ)"

Автор книги: Мария Высоцкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

12

Я смотрю на свою руку и начинаю мелко дрожать.

Что все это значит?

Астахов тем временем подзывает официанта и заказывает себе кофе, осматривая зал кафе брезгливым взглядом.

Опомнившись и немного выйдя из ступора, я стягиваю кольцо с пальца и кладу его на стол.

– Я больше ничего не подпишу, – шепчу, сжимая пальцы в кулаки.

– Подпишешь. Я тут узнал, что Илья – мой сын, Карина. Как же так получилось?

– Что? – учащенно моргаю, ловя ртом воздух и снова не могу пошевелиться. Как он узнал? Когда? Откуда?

– Ты, наверное, хочешь спросить, откуда я знаю? Сделал тест.

– Это незаконно, – бормочу, потому что буквально вчера читала об установлении отцовства – его нельзя сделать без согласия матери. Наверное…

Эти мысли мелькают в голове, но ненадолго, потому что на повестке остается главный вопрос: откуда Астахов взял биоматериал Ильи?

– Подписывай, – пододвигает ко мне папку.

– Ты видел Илью? – смотрю на него, не дыша и выжидаю ответ.

– Видел, – кивает Дима.

Я сглатываю, и меня охватывает паника. Как? Когда? Я всегда рядом с сыном…

Стиснув зубы, лезу в сумку за телефоном и звоню сестре. Она берет трубку не сразу, и это настораживает.

– Марин, Илья с тобой? – спрашиваю, не сводя глаз с Астахова.

– Со мной. Представляешь, моего, оказывается, неделю назад уволили. Мы с Илюшей гуляли, а Вадья сидел в кафе через два дома от нашего. Спалили. Вот он и признался, что уже неделю тут околачивается и не знает, как мне сказать. Мы ж на квартиру копим.

– Понятно… но Илья с тобой?

– Конечно. Ты чего? У тебя голос странный.

– Все нормально, – натягиваю улыбку, – просто устала. Поцелуй за меня Илюшу, я скоро приеду. – Кладу телефон на стол. – Материал тебе предоставил муж моей сестры? – спрашиваю, впиваясь в Диму взглядом.

– Догадливая. И звонил в мой офис тоже он. Не сам, а через двоюродную сестру.

– Его уволили с работы, – бормочу. – Он хотел заработать…

– Именно. В ваших семейных разборках я участвовать не намерен, поэтому вернемся к нашим баранам. Подписывай и надевай кольцо. Оформим все задним числом. Считай, как два года уже будем женаты.

– Я не буду, – трясу головой. – Я не…

Дима прищуривается и, наклонившись вперед, шепчет:

– Ты скрыла от меня ребенка и думала, это сойдет тебе с рук? Не в этот раз.

– Я не хочу замуж. Не выйду за тебя. Ни за что…

– Выйдешь. Через месяц выборы. У избирателей не должно быть ни единого вопроса к моему имиджу. Никаких внебрачных детей, Карина.

Что он говорит? Как можно так поступать? Захотел – выбросил, захотел – подобрал? Это бесчеловечно!

Я для него расходный материал, и наш сын тоже…

– Мы не будем частью твоего шоу! Никогда! Я не позволю втянуть в это сына…

– Будешь. И будешь играть свою роль безупречно. Потому что иначе я тебя уничтожу. Ты же маленькая, меркантильная шантажистка, которая годами прятала ребенка от отца. На чью сторону встанет суд и общественность, Карина? Подумай.

Дима берет со стола кольцо и, дернув меня за руку, до боли сжимая запястье, снова надевает его на мой палец.

– Ненавижу тебя, – шепчу, чувствуя, как почва уходит из-под ног.

– Не страшно. Главное – поставь подпись. Вот здесь. – Он хладнокровно раскрывает папку и поворачивает ее ко мне. Его палец упирается в строку для подписи.

Я смотрю на обручальное кольцо, сдавливающее мой палец, и хочу исчезнуть. Оно холодное и тяжелое, как кандалы.

– Зачем ты это делаешь? – голос предательски дрожит. – Ты же не любишь меня. Ты презираешь меня. Зачем все это?

– Потому что у меня не может быть ребенка от какой-то непонятной девки. Он может родиться исключительно в браке. От законной жены, которой ты станешь.

В ужасе перевожу взгляд с кольца на папку, а потом на Диму.

Он чудовище. Самое настоящее.

В голове проносится вихрь образов: Илюша, смеющийся в своей кроватке... моя семья, которую втянут в эту грязь… суд, оставляющий сына с Астаховым…

Я перебираю кадр за кадром и вся дрожу.

Почему он так жесток?

Что плохого я ему сделала?

Почему?

– Что будет после выборов? – спрашиваю, взяв себя в руки минуту спустя. – Ты получишь свой пост, а мы... мы тебе больше не понадобимся?

Дима едва заметно улыбается, но от этой улыбки веет холодом.

– Твоя задача – хорошо отыграть свою роль. Желательно молча. – Протягивает мне ручку. – Если не подпишешь, будет скандал. – Достает из папки несколько листков. – Читай.

– Что это?

– Стратегия. Тут прописан наш дальнейший план в случае твоего отказа.

Быстро скольжу взглядом по листку, и волосы на голове встают дыбом.

Они раздуют скандал. Сделают из меня горе-мамашу. Лишат родительских прав. Запретят видеться с сыном. И все это, почти в прямом эфире.

– Отец-одиночка для публики всегда герой, а если он спасет своего ребенка от матери, ведущей, скажем так, не самый правильный образ жизни… – подливает масла в огонь Астахов. – Но решать тебе.

13

– Мы будем жить в одном доме? – шепчу и понимаю, что плачу.

Дима тут же протягивает мне платок, но я до него даже не дотрагиваюсь.

– Временами. Я поселю вас за городом.

– Ты же сам меня бросил, – всхлипываю, – почему мучаешь сейчас? Мы спокойно жили, я никогда бы не стала тебя шантажировать, я…

– Ты. Скрыла. От. Меня. Сына.

– Но он был тебе не нужен!

– А это решать не тебе. Ставь подпись и заканчивай этот цирк.

– Я не сделала ничего плохого, – начинаю паниковать. Меня затягивает отчаяние, а слезы только усугубляют ситуацию. – Ты меня даже слушать не захотел, когда я приходила, подослал своего Журавлева и…

– Закрой рот, пожалуйста. У меня нет времени слушать твои бредни. Просто подпиши бумаги, и уже завтра будешь жить, ни в чем себе не отказывая.

Сжимаю в пальцах ручку и тихонько всхлипываю.

– Ты всегда можешь выбрать второй вариант, – Дима откидывается на спинку стула. – Я не настаиваю, но ребенка заберу в любом случае. Знаю, что юристы, к которым ты обращалась, говорили тебе другое. Но суд – дело такое… непредсказуемое, Карина.

Стискиваю зубы и, зло зыркнув на Астахова, ставлю свою подпись.

Я в ловушке. Растеряна и не знаю, как поступить правильно, и уж точно, не знаю, что делать в такой ситуации!

Я не юрист. Ни разу не сталкивалась с подобным. На консультации мне говорили одно, а Астахов с железобетонной уверенностью утверждает другое.

Кому верить?

А если он прав? Что я смогу? Как буду защищаться? Как ему противостоять, если все обернется против меня?

Я потеряю сына…

Мы все будем облиты грязью.

А потом, когда Илья вырастет, он обязательно обо всем узнает. Будет думать, что его мать – какая-то…

Накрываю лицо ладонями и крепко зажмуриваюсь.

Это все дурной сон. Ловушка.

Страшная. Беспощадная…

Как только моя подпись оказывается на всех документах, Дима захлопывает папку и придвигает ее к себе.

– Отлично. Завтра пришлю за вами машину. Вещи можешь не собирать, купишь все, что нужно. Потому что в этом, – окидывает мой пиджак брезгливым взглядом, – моя жена ходить не может. Пока.

Астахов поднимается и уходит таким же широким шагом, как и пришел.

Я же остаюсь сидеть одна, вдавливая в палец холодное кольцо и ненавидя себя за трусость.

Я слабачка. Нужно было бороться. Но разве есть смысл бороться с ветряными мельницами?

Дорога домой сливается в одно слепое пятно. Не помню, как вышла из кафе, как села в автобус, как оказалась в своем подъезде, а потом и в квартире.

Поэтому сейчас, стоя в прихожей и прислонившись виском к косяку, пытаюсь понять, сколько времени прошло с нашей встречи.

Вдыхаю и чувствую запах маминых щей. Она уже пришла с работы. А судя по футболу по телевизору, отец уже тоже дома.

Заторможенно вынимаю из сумки телефон. Четыре часа дня.

Боже, у меня настоящий провал в памяти!

Из последних сил стягиваю пальто, обувь, убираю все в шкаф и так же медленно бреду в зал.

Родители сидят на диване. Мама вяжет, папа смотрит матч. Маринка с Илюшей устроились в кресле и играют в ладушки.

Смотрю на них, и на душе теплеет. Правда, вот они, увидев меня, меняются в лицах.

Я словно в замедленной съемке вижу, как тает мамина улыбка, и невольно всхлипываю.

– Карина, что случилось? – первым нарушает тишину папа, приглушая звук телевизора.

Мама в это время уже поднимается с дивана и бежит ко мне.

– Доченька, что с тобой? Ты вся белая!

– Я… – хмурюсь, абсолютно не зная, с чего начать.

Мама сжимает мои ладони и замечает кольцо.

– Что это? – спрашивает, ошарашенно разглядывая золотой ободок. – Откуда?

Аккуратно высвобождаю руки из маминого захвата и на негнущихся ногах иду к дивану, чтобы присесть.

Разговор будет непростым и долгим.

Кажется, я сделала только хуже…

– Откуда кольцо, Карина? – не унимается мама.

– Мама, папа… – шепчу, глядя на Илью, – мне нужно вам кое-что рассказать…

Родители тут же впиваются в меня взглядами, под гнетом которых становится максимально дискомфортно.

Они у меня хорошие. Любящие. Когда все случилось с Димой, они сразу сказали: «Воспитаем ребенка без него», – и навсегда закрыли эту тему. Словно Астахова и не было.

А теперь вот…

Как им сказать?

Они с ума сойдут…

Начинать этот разговор невероятно трудно. Я зажимаю ладони между коленями и, прокрутив в голове все, что произошло за последние дни, начинаю свой рассказ. По порядку.

Про выборы. Про Диму, который в курсе, что Илья – его сын. Про угрозы. Про брак.

Точнее, про то, что теперь я его жена…

Единственное, о чем умалчиваю, – это Вадим. Решаю, что расскажу это лично Маринке. Это же ее муж. Мама с папой не поймут, а жить с ним все же ей…

Слова повисают в воздухе тяжелым грузом, и первые минуты мы все молчим.

Я чувствую на себе взгляды трех пар глаз и хочу провалиться сквозь землю.

В зале повисает мертвая тишина. Слышно даже, как за стенкой у соседей работает телевизор. Наш уже минут двадцать показывает картинку без звука.

Мама отходит первой: вздрагивает и издает протяжный звук, переходящий в плач.

Папа же медленно поднимается с кресла, и его зачастую суровое лицо вытягивается. Он в шоке.

– Повтори, чья ты теперь жена? – спрашивает он, глядя мне в глаза.

– Он… он сказал, что заберет Илью, если я не соглашусь. Сказал, что уничтожит нас. У него есть деньги, связи… Я просто не знала, что мне делать!

– Ты отдала моего внука этому стервятнику? – всхлипывает мама. Ее голос срывается, и я отчетливо слышу в нем весь ужас происходящего. – Ради его карьеры?! Карина, доченька, как ты могла?!

– Я не отдавала! Я пытаюсь защитить своего ребенка! Себя! Вас! Он заберет его силой! Вы просто не понимаете, с кем имеете дело!

– Я покажу ему, с кем он имеет дело! – рычит папа, и в его глазах загорается знакомая ярость.

Он делает шаг в прихожую, будто прямо сейчас пойдет разбираться с Астаховым.

14

– Пап! – вскакиваю и хватаю его за руку. – У него адвокаты, журналисты, охрана. Он перевернет все с ног на голову, и сделает так, что мы будем выглядеть настоящим злом. Понимаешь?

Марина, глядя на все это, прикрывает глаза и, подняв Илью на руки, уносит в комнату. Я очень хочу уйти за ней следом, но пока не могу.

Мне нужно хоть как-то успокоить родителей.

– Мы можем бороться! – рявкает отец. – Должны! Я этому засранцу голову сверну. Голыми руками!

– Нам нужен юрист, – тут же включается мама. – Хороший. Деньги найдем. Любые деньги.

– Я уже была у юриста! – перебиваю ее, чувствуя, как меня снова накрывает волна отчаяния. – Она сказала, что шансы есть, но в той ситуации, которую хочет разыграть Дима, я уверена они минимальны. А я не могу так рисковать. Не сыном. Нет! – трясу головой, чувствуя, что силы на исходе.

Родители переглядываются, а потом смотрят на меня с укором.

А я в этот миг понимаю, что своим рассказом обрекла их на ту же беспомощность, что испытываю сама.

Они такого не заслужили…

– Так, – рассекает воздух рукой отец. – Иди отдохни. Тебе нужно поспать. А потом мы что-нибудь придумаем.

Часто киваю и иду в нашу с Илюшей комнату, слыша, как отец говорит маме, что позвонит какому-то своему знакомому генералу.

Только я уже знаю, что ничем он нам не поможет…

В спальне крепко прижимаю к себе сына и укладываюсь с ним на кровать.

Марина сидит рядом и гладит меня по голове, нашёптывая, что все будет хорошо и мы со всем справимся.

– Марин, – смотрю на нее и понимаю, что должна сказать.

– Что?

– Вадик, он…

Сначала слова застревают в горле, но я совершаю над собой усилие и все ей рассказываю. О том, что это он звонил в офис Димы, что это он навел Астахова на нашего сына, что это он предоставил материалы для ДНК.

Марина болезненно скукоживается, а по ее щеке прокатывается слеза.

– Урод, – шепчет дрожащими губами. – Как он мог?!

– Он хотел заработать…

– Я думала, он… а он…

Марина всхлипывает и накрывает лицо ладонями.

Вечер проходит в гнетущем молчании.

Мы садимся ужинать, но никому из нас и кусок в горло не лезет.

Мама тихо плачет над тарелкой риса с мясом, отец задумчиво смотрит сквозь стену, а мы с Мариной напряженно отсчитываем минуты, потому что ровно в восемь часов вечера под нашими окнами останавливается черный «Мерседес», а мне на телефон падает сообщение:

«Пора».

Сглатываю и медленно подхожу к окну.

– Это за нами, – говорю, не оборачиваясь.

– Ты никуда не поедешь! – шепчет мама. – Я не отдам ему своего внука! – кричит сквозь слезы.

Я же поворачиваюсь к ним, чувствуя себя роботом, выполняющим поставленную задачу.

– Так будет только хуже, мам. Я справлюсь.

Как только я выхожу из кухни и направляюсь в комнату, папа вскакивает со стула и прямо в домашних тапочках бежит на улицу.

Что он задумал?

Обессиленно собираю Илью и спускаюсь следом.

Папа уже вовсю ругается с охранником, дело чуть ли не доходит до драки.

– Пап, – умоляю его прекратить.

– Он даже не приехал. Испугался? – кричит отец.

– Папочка, – касаюсь его плеча.

– Карина Максимовна, вы готовы ехать? – спрашивает водитель, обращаясь ко мне.

– Все будет хорошо, пап. Я тебя люблю, – глажу отца по плечу, а потом целую в щеку. – Я готова, – поворачиваюсь к охраннику, и он тут же открывает для нас дверь машины.

Я усаживаю Илью в кресло, о котором Астахов, к удивлению, позаботился, и, еще раз обнявшись с отцом, сажусь в машину, обещая позвонить.

Папа крепко сжимает мою руку не желая отпускать, и мне приходиться почти умолять его выпустить меня из захвата.

Когда это случается, спустя минуты уговоров, отец выглядит до дрожи болезненно. Снова крепко его обнимаю и забираюсь в машину, едва сдерживая слезы.

Автомобиль плавно трогается, оставляя позади наш двор.

– Ты еще пожалеешь, – бурчу себе под нос и чувствую вибрацию.

Астахов, будто чувствуя, что я о нем думаю, звонит.

– Да.

– Надеюсь, ты не передумала?

– Мы уже едем, – отрезаю холодно, сжимая ручку сына в своей ладони.

– Умница.

– Пошел ты, – отключаюсь и кидаю телефон на сиденье.

В конце концов, быть с ним милой один на один я не подписывалась!

15

Нас привозят за город.

В огромный, нереальный по своим масштабам дом.

Дом, в котором не пахнет жизнью.

Здесь пахнет чистотой, от которой по телу бегут мурашки. Дорогим паркетом, духами для интерьера, но не уютом.

Хочется сжаться в комок под давлением этих высоченных потолков и яркого света ламп.

Охранник буднично рассказывает, где найти мою спальню, и почти сразу удаляется, бесшумно прикрывая за собой стеклянные двустворчатые двери.

Покрепче прижав к себе сына, я поднимаюсь на второй этаж и нахожу ту спальню, о которой мне сказали. Как только оказываюсь внутри, укладываю Илюшу по центру огромной кровати, стараясь быть тихой, чтобы сынок не проснулся.

Но Илья, почувствовав новые запахи и место, начинает ворочаться, а потом и похныкивать.

Я тут же начинаю его укачивать, пока усталость не берет свое и его дыхание не становится размеренным и глубоким. Но даже после этого я сижу с ним, покачивая, пока мои руки не начинают неметь.

Наверное, лишь спустя час я перекладываю сына на кровать и, оставив на тумбочке радионяню, крадусь на кухню.

Мне нужен чай. Просто глоток чая.

Спустившись, еще минуты три блуждаю в поисках кухни, а когда нахожу, не могу отделаться от мысли, что оказалась в фильме. Все здесь какое-то нереальное. Не из моей обычной жизни.

Скрытые панели, встроенная техника, глянцевые поверхности. Осмотревшись, не без труда нахожу чайник и простую белую кружку. Еще больше времени занимают поиски самого чая.

Его тут, оказывается, целая коллекция. На любой вкус. Быстро завариваю и, как только наполняю кружку, усаживаюсь за стол, обхватывая белый фарфор ладонями.

Первый глоток делаю медленно, глядя при этом на свое отражение в темном панорамном окне.

Даже в этом нечетком облике можно разглядеть мое бледное лицо и синяки под глазами.

Но это не так страшно, как то, что сидит у меня внутри. Там пустота и тяжесть.

Тяжесть от принятого решения.

Я сдалась. Добровольно зашла в эту клетку и притащила за собой сына.

Я ужасная мать…

Сгорбившись, роняю слезу на черную мраморную поверхность, и слышу позади себя шаги.

Они становятся громче с каждой секундой.

Крепче сжимаю чашку и вздрагиваю, когда вижу тень, упавшую на столешницу.

То, что это Дима, ясно без слов.

Он молча обходит стол, снимает пиджак и вешает его на спинку стула, оставаясь в белоснежной рубашке с ослабленным галстуком. Но и его он стягивает следом.

Дима выглядит уставшим, но все так же пугающим.

На рефлексе отшатываюсь, когда его взгляд скользит по моей чашке, а потом останавливается на губах.

– Устроились? – спрашивает он, нарушая тишину.

Киваю, глядя на свои руки.

– Отлично. Как Илья перенес дорогу?

– Зачем ты приехал? – спрашиваю, все-таки поднимая глаза.

– Это мой дом. Я приезжаю сюда, когда хочу.

– Ты обещал, что мы не будем жить вместе.

– Мы и не будем, – пожимает плечами и запускает кофемашину.

Воздух тут же наполняется горьковатым ароматом дорогого кофе.

– Илья уже спит?

– Спит, – киваю. – Не буди его. Пожалуйста, – добавляю после паузы.

Дима поворачивается, облокачивается на стойку и смотрит на меня, как на дуру.

– Я и не собирался. Но познакомиться очень хочется, – произносит совсем другим тоном. Мне даже кажется, что на его лице мелькает улыбка.

– Он просыпается в половине восьмого, иногда в восемь, – шепчу.

Между нами несколько метров, но кажется, будто Дима дышит прямо мне в лицо.

– Хорошо, – кивает Астахов и забирает свой кофе. Делает глоток, а потом садится напротив, вытягивая ноги под столом.

Я чувствую, как он снова смотрит на меня цепким, оценивающим взглядом, и напрягаюсь еще сильнее.

Это ужасно, когда тебя воспринимают как мебель или куклу… Неважно, в общем-то.

– Завтра в десять к тебе приедет стилист.

– Зачем? – спрашиваю, хотя знаю ответ.

– Потому что это, – кивает на мои джинсы, – никуда не годится.

– Я не буду твоей дрессированной собачкой, ты…

– Ты будешь делать то, что я скажу. – Он отхлебывает кофе. – Других вариантов у тебя нет, Карина.

Стискиваю зубы и, чтобы от обиды не проронить при нем ни слезинки, крепче сжимаю в руках чашку.

– Я просто хочу защитить сына, и…

Дима ухмыляется. Нагло, до тошноты.

– Не драматизируй. Ты получила все, чего всегда хотела. Завязывай.

– Статус заложницы?

– Заложницы… – Он повторяет это слово с легким презрением, и мне становится холодно. – Все могло бы быть иначе, но ты сделала свой выбор два года назад. Это просто последствия.

Он говорит это монотонно, а меня все равно будто ошпаривает кипятком.

Я упираюсь ладонями в стол и поднимаюсь со стула.

– Я приходила к тебе тогда! Я хотела рассказать о беременности, я тебе звонила, я думала, что сойду с ума! А ты… ты просто вычеркнул меня из своей жизни! За что? Что я такого тебе сделала, чтобы теперь поступать со мной вот так? Я же… я… а ты даже не захотел со мной говорить! Послал Журавлева, как своего верного пса, сделать за тебя грязную работу!

Дима прищуривается, и его лицо искажается от злобы.

– Ну да, именно так все и было, – шепчет, похрустывая пальцами. – Охотно верю. Но ты вечно забываешь рассказать мне, как предлагала себя Виктору.

После этих слов мой мир раскалывается на три части. Теперь есть не только «до» и «после»…

– Что? Ты себя слышишь? Я… Он тебе наврал! Я ничего такого не делала!

– Хватит! – Дима резко ставит чашку, и темные брызги кофе орошают мраморную столешницу. – Правила просты: ты делаешь, что тебе говорят, и живешь счастливо. Рядом с сыном.

– А если нет? – спрашиваю с вызовом.

– А если нет – будут последствия. И я не думаю, что они тебе понравятся.

После этих слов Астахов поднимается и, намеренно задев мое плечо, выходит из кухни.

Я прислушиваюсь к его шагам, чувствуя себя как никогда отвратительно.

Значит, Журавлев тогда что-то обо мне наплел, а Дима поверил. Просто взял и поверил. Не мне…