Текст книги "Наследники Альберты"
Автор книги: Мария Ланг
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)
17. ОСТАЕТСЯ СТРАШНОЕ ИЗБАВЛЕНИЕ
– Но убийство в этом доме все-таки произошло,– сказал шеф полиции почти дружелюбно.– Молодой человек, скончавшийся в спальне Альберты, умер насильственной смертью. Он был отравлен ядом, который содержался в игле его необычного амулета.
– Это не амулет, а орудие смерти,– громогласно изрек пастор.– Я ему так и сказал. И еще сказал, что он не должен возить в своем багаже смерть.
Теперь все сидели на веранде. Пастор, его жена и Мирьям Экерюд расположились на угловом диване под портретом Франциски Фабиан. Еспер поставил свой стул возле сестры, а Полли расположилась на другом стуле у распахнутой двери в гостиную. Казалось, будто все, кроме Полли, стараются сбиться в кучу, ища друг у друга поддержку и утешение.
На время обеда они получили необходимую передышку, но все равно сидели как в воду опущенные, не улучшилось настроение и за вечерним кофе. В этот ветреный, ненастный день к девяти уже стемнело, и даже веселые абажурчики Альберты не давали ощущения тепла и уюта.
Вновь оказавшись в центре уголовного расследования, наследники окончательно упали духом.
Первым на веранде появился Сванте Странд со своим вечным портфелем, он скромно примостился на табурете возле рояля.
Шеф полиции и комиссар Вийк пришли одновременно. Кристер был молчалив и серьезен, а Лёвинг держался необычайно любезно, точно явился на светский прием.
Однако тема была слишком мрачна для светской беседы.
– Яд скорпиона оказался чрезвычайно высокой концентрации,– начал шеф полиции,– его ввели прямо в вену. К тому же действие яда усугубилось двумя таблетками снотворного.
– Снотворного? – удивилась Полли.– Зачем Эдуард его принял?
Мирьям отбросила со лба белокурую прядь.
– Не будь дурой,– резко сказала она.– Миллионы людей каждую ночь глотают снотворное, надо или не надо.
– А что он принял? – полюбопытствовала Лиселотт.
– Мандракс,– коротко ответила Мирьям.
– Вдобавок за ужином он выпил пол-литра красного, не меньше,– напомнил Андерс Лёвинг.
– Ну и что из того? Эдуард пил красное вино, как воду.
– Дело в том, что препарат мандракс, производимый довольно безответственной иностранной фирмой, в сочетании с алкоголем в некоторых случаях бывает причиной
скоропостижной смерти. Мандракс угнетает функции жизненно важных центров – дыхания и кровообращения. А поскольку яд скорпиона действует на те же центры, смерть Эдуарда Амбраса наступила мгновенно.
– Значит, он не мучился? – спросил Еспер Экерюд.
– Скорее всего, он не успел даже проснуться. Но медицинская экспертиза этого еще не подтвердила.– Лёвинг обменялся взглядом с комиссаром Вийком и продолжал: – Зато дактилоскописты пришли к единому мнению.
– И к какому же? – взволнованно спросил пастор.
– Что ни на медальоне, ни на амулете, ни на колпачке от иглы нет никаких отпечатков пальцев.
– Значит, убийца действовал в перчатках?– предположил Еспер.
– Да,– ответил Лёвинг.– Фру Вийк сказала, что в кухне под мойкой всегда лежала пара тонких резиновых перчаток. Они исчезли. А это означает только одно…
– Предумышленное убийство?
– Да. Предумышленное убийство.
– Какая нелепость,– пробормотала Полли, ни к кому не обращаясь.– Приехать бог знает откуда только затем, чтобы здесь погибнуть.
– Мог бы вообще держаться подальше отсюда,– беспощадно сказала Лиселотт.– И ему и нам было бы лучше.
Но Рудольф Люнден не разделял их мнения.
– Он был из семьи Фабиан,– задумчиво сказал он.– И вполне естественно, что поиски в конце концов привели его сюда. Меня удивляет другое – почему никто из нас досих пор не знал о его существовании. Разве не следовало постараться разыскать его еще двенадцать лет назад, когда умер управляющий Фабиан?
У присутствующего тут адвоката хватило такта принять виноватый вид. Шеф полиции и Кристер Вийк переглянулись; судя по всему, они заранее распределили между собой роли в этом спектакле.
Кристер опирался на старинный секретер красного дерева, который стоял между двумя дверями – в гостиную и в прихожую. С этого места вся веранда была у него как на ладони.
– Безусловно,– поддержал пастора комиссар,– Эдуарда Амбраса, как наследника Фабиана, следовало тогда же вызвать, чтобы он присутствовал во время описи
имущества и защищал свои права или хотя бы поручил это дело своему поверенному. Однако ничего этого предпринято не было.
– Интересно, почему? – спросил пастор.– Неужели юристы совершили такую грубую ошибку?
– Я навел кое-какие справки,– невозмутимо продолжал Кристер.– И пришел к выводу, что промах, допущенный Сванте Страндом Старшим, нельзя ставить ему в
вину. Во-первых, пока Альберта была жива, наследство, оставленное мужем, все равно принадлежало ей, поэтому объявлять в газетах розыск наследников было бессмысленно. Во-вторых, не так просто найти членов семьи, покинувших Лубергсхюттан в тысяча девятьсот двадцать втором году и уже из Гётеборга переехавших в Венесуэлу, а затем в Колумбию и Бразилию.
– Верно, верно,– согласился пастор.– К тому же Латинская Америка – это настоящие джунгли.
– Кроме того, Пепита Фабиан второй раз вышла замуж, а ее сын переменил имя и фамилию, став Карлосом Амбрасом. Его родные потеряли шведское гражданство и всякую связь с родиной задолго до его смерти в тысяча девятьсот сорок девятом году.
– Однако Франс Эрик все-таки узнал о смерти своего младшего брата,– напомнил Рудольф Люнден.– Как, по-вашему, откуда?
– Об этом я тоже думал,– сказал комиссар.– Мне пришло в голову, что единственный, кто может хоть что-нибудь знать об этом, – самый старый юрист фирмы
«Странд, Странд и Странд». Я обратился за помощью к Сванте Странду и не ошибся.
Сванте Странд поправил галстук и решительно откашлялся.
– С дедом бессмысленно разговаривать по телефону, поэтому я отправился в Эребру. Мне посчастливилось, сегодня он оказался в хорошем состоянии. Он сразу вспомнил, что у дяди Сванте была папка с письмами управляющего Фабиана. Мало того, ему удалось найти эти письма, о существовании которых я даже не подозревал. И вот…– Он положил на рояль свой портфель и расстегнул его.– Вот что я обнаружил. Письмо от Пепиты! Отправлено в апреле сорок девятого года, обратный адрес не указан. Читаю. «Дорогой Франс Эрик. С прискорбием сообщаю, что твой единокровный брат Карл скоропостижно скончался. Детей он не имел, таким образом, наша ветвь рода Фабианов прекратила свое существование. Надеюсь, что теперь ты избавлен от денежных осложнений. В этом отношении у меня нет причин тревожиться. Прими наилучшие пожелания от своей бывшей мачехи. Пепита».
– Она не упоминает Эдуардо,– возмутилась Мирьям.– А ведь он родился в том же году.
– Но не весной,– машинально вставила Полли.– В конце октября или в ноябре.
– Откуда ты это узнала?
– От Эдуарда. Он же говорил вчера вечером, что родился под знаком Скорпиона.
– Полли права,– подтвердил Кристер Вийк.– Эдуард родился двадцатого ноября. Когда погиб его отец и бабушка написала это письмо, его еще не было на свете.
Вот самое убедительное объяснение, почему ни Франс Эрик, ни его адвокат не знали о существовании Эдуарда.
– А она еще жива, эта пресловутая Пепита? – заинтересовалась Лиселотт.– Неужели это она там, на чужбине, выучила его так хорошо говорить по-шведски?
– Да,– ответил ей Еспер Экерюд.– Его вырастила бабушка. После ее смерти у него никого не осталось во всей Южной Америке. Поэтому он уехал оттуда сначала в Африку, а потом в Европу.
– Ты знаешь о его прошлом больше, чем я,– сказала Мирьям, не скрывая горечи.
– К сожалению, многого о нем мы так и не знаем,– признался Кристер.– Навсегда останется тайной, почему он приехал сюда именно теперь, где он провел пасху и виделся ли с Альбертой на второй день пасхи. Мы знаем одно: минута, когда он раскрыл перед вами секрет своего происхождения, оказалась для него роковой.
– Да, мы совсем запутались с этим наследством, и вмешательство Эдуарда действительно оказалось роковым,– сердито проворчал пастор.– А как он преподнес нам свой секрет! Он совершил непростительную глупость, выставив на всеобщее обозрение содержимое медальона Франциски да еще объяснив, как им пользоваться.
– Конечно, глупо было демонстрировать свой амулет людям, которых ты только что так разочаровал,– согласился комиссар Вийк.
– Войдите, Эрк,– позвал Андерс Лёвинг.
– А этот полицейский уже в форме,– презрительно сказала Мирьям.– Мы все задержаны по подозрению в убийстве?
Эрк Берггрен невозмутимо прошагал по персидскому ковру и занял пост у двери в сад.
Андерс Лёвинг мог бы ответить Мирьям, что не в его власти задерживать пастора, его жену, издательницу, журналиста и секретаршу по подозрению в одном и том же убийстве и что он даже не надеется скоро раскрыть это преступление или вынудить убийцу к признанию. Но принять меры предосторожности он обязан. Поэтому он и расставил полицейские посты в саду и в холле.
– Быть подозреваемым в убийстве! – сокрушался пастор.– Кому из нас была выгодна смерть бедняги Эдуарда?
– Над этим юристы еще поломают голову,– сказал шеф полиции Лёвинг.– Эдуард Амбрас имел право на половину наследства. Теперь он умер и наследников, скорей всего, не оставил. Будь он шведским подданным, его состояние поступило бы в государственный фонд. Этот фонд при исключительных обстоятельствах может отказаться от своего права на имущество, двойное завещание Альберты могло бы считаться таким исключительным обстоятельством. Но Эдуард – иностранный подданный, и тут вступает в силу закон его страны. Что вы на это скажете, Сванте?
Сванте Странд ответил, что по этому поводу его дед не сообщил ничего вразумительного.
– Как правило, такие дела годами переходят из одного ведомства в другое,– сказал младший из Страндов.– Боюсь, что в ближайшее время вы не получите ни
денег, ни бюро, ни ковров из имущества Альберты.
– Годами! – безнадежно вздохнул Еспер.– Через несколько лет мне все уже будет безразлично.
– Ты слишком нетерпелив,– заметил Кристер.– И в то же время возмутительно инертен, совсем как твой дядя. Трудно допустить, чтобы убийство совершил кто-нибудь из вас.
– Что прикажете делать? Поблагодарить за комплимент?– спросил пастор Люнден.
– Нет,– медленно произнес комиссар.– Но вот женщины, эти три разочарованные дамы, по-моему, гораздо опаснее и подозрительнее, чем вы.
Девушка в розовом брючном костюме сидела совсем рядом с ним. Он заглянул в ее узкое худое лицо, в испуганные серо-голубые глаза.
– Полли! – начал он.– Только что такая счастливая, главным образом из-за дома, не из-за денег или страхового полиса, но из-за дома. И вдруг ты его теряешь. Он достается Эдуарду.– И добавил почти скороговоркой: – Ты его боялась, Полли. Ты внушила себе, что это он убил Альберту. Так или нет? Может, я ошибаюсь?
Комиссар перевел взгляд на Лиселотт Люнден. Она сидела на самом краешке мягкого дивана, и ее маленькие колючие глазки, не дрогнув, встретили его взгляд. Черное платье Лиселотт с вырезом каре напоминало платье Франциски Фабиан. Но без бархотки и медальона шея Лиселотт казалась слишком открытой.
– А ты ненавидела Эдуарда Амбраса,– сказал он.– И ненависть ваша была взаимной. Он оскорблял тебя, ты – его. Тебе была нестерпима мысль, что он должен
получить половину мебели и других ценностей.
– Она хотела бы сама все заграбастать,– заметил Еспер.– У этой дамочки большие аппетиты.
Пастор снял очки и, щуря близорукие глаза, попытался защитить жену:
– Поймите, Лиселотт просто измучена, она устала от нашей бедности.
Лиселотт с ним не спорила. Напротив.
– Знали бы вы, что это такое,– горячо заговорила она.– Вечно каждая крона на счету. Наша усадьба – всеравно, что бездонная бочка. У меня ни пальто, ни
приличных сапог. А эти вечные усмешки инженерских жен. Сил моих больше нет. Наших долгов Рудольф не платит, зато швыряет тысячи на миссионерское общество и роспись в нашей церкви. Иногда мне кажется, что скоро я просто сойду с ума.
Мирьям Экерюд была безжалостна:
– Дядя Рудольф выбрал себе неподходящую жену. Мне тоже не повезло, я по уши влюбилась в неподходящего типа. Наверно, это наша семейная черта.
Кристер Вийк перевел взгляд на молодую женщину в дорогом бархатном костюме.
– Да, твое отношение к Эдуарду Амбрасу дает пищу для размышлений. Несколько месяцев он тянул из тебя деньги, ты его одевала, обувала, предоставляла ему комнату и терпела его потребительское к тебе отношение. Когда именно ты обнаружила, что он тебе не подходит и что не стоит связывать с ним свою судьбу? Когда он сбежал от тебя в Норвегии?
– Нет,– ответила Мирьям.– Я поняла это только вчера, сидя вот на этом диване.
– Неужели ты приняла так близко к сердцу, что он не посвятил тебя в свою тайну?
За сестру ответил Еспер Экерюд:
– У Мирьям несносный характер, но в глубине души она очень верная и преданная. И такой же верности требует от других. Эдуард вел себя с нею бесчестно.
– Он предал меня,– страстно сказала Мирьям.– Я уже не могла бы ему верить.
Казалось, ее стальные нервы вот-вот сдадут. Она сжала губы и замолчала.
Слово опять взял комиссар:
– Убийство Эдуарда было предумышленным. Но это отнюдь не исключает, что преступница действовала в состоянии аффекта. В большом возбуждении она искала на кухне перчатки, пробиралась в комнату Эдуарда, раскрывала медальон. Испытывая нечеловеческое напряжение, вонзила она ядовитую иглу скорпиона в шею своей жертвы. Конечно, состояние, в котором она действовала, нормальным не назовешь. Можно сказать, что сознание ее временно помутилось.
Он вновь переглянулся с шефом полиции, но смысл их взглядов оставался загадкой. Невозможно было предвидеть и трагические последствия этой сцены.
– Ковер! – вдруг пронзительно взвизгнула Лиселотт.– Эрк, Эрк! Гляди, ты стоишь в воде!
Старший полицейский уставился на свои мокрые ботинки и на воду, которая сочилась в щель между порогом и стеклянной дверью и постепенно заливала персидский ковер. Все как загипнотизированные смотрели на воду, даже Кристер, который считал, что за шесть суток наводнения Эрк мог бы предвидеть эту опасность.
Когда из холла на веранду вбежал испуганный полицейский, Эрк Берггрен, комиссар и шеф местной полиции поняли, что допустили промах.
– Ее нет. Черт, как же это случилось?
– Куда она побежала?
– Она прошла через гостиную,– растерянно сказал
полицейский,– и отправила меня к вам на помощь.
– Дурак! – взревел Лёвинг и бросился в холл.
Все сгрудились возле затопленного порога.
– Затыкайте щели!
– Нужно включить насос.
– Выносите мебель!
– Да нет же, черт возьми. Осторожно, не вздумайте открывать эту дверь.
Но то, что они увидели через незадернутые окна с частыми переплетами, сразу оборвало все возгласы и наполнило людей ужасом.
– Что это? Что там упало?
– Что-то перевернулось в воздухе.
– Оно… она… она упала в воду, там, где деревья.
– Она?..
– Кто?
– Неужели она хотела бежать?
– Она просто упала с балкона.
– Или… прыгнула?
– Еще одно несчастье!
– Самоубийство?
За их спинами раздался взволнованный голос пастора:
– Тяжкий путь она выбрала. Самый тяжкий.
Сон
18. ВОКРУГ МЕНЯ СГУЩАЕТСЯ ХОЛОДНЫЙ МРАК
Она упала вниз головой в бурлящую воду. На секунду ее охватил ужас, а вслед за тем она почувствовала удар и нестерпимую боль. Казалось, сознание постепенно угасает, в мозгу теснились бессвязные образы. Из мрака на нее надвигались какие-то безмолвные фигуры. Она не знала, кто они и что им от нее нужно.
Она лишь понимала, что не в силах пошевелиться и не может от них спастись.
В доме и в саду Альберты Фабиан все работали как в лихорадке.
– Она проломила балконные перила,– доложил сверху один из полицейских.
Шеф полиции договорился с окружным уголовным розыском, чтобы прислали еще людей. Кристер Вийк открыл дверь веранды, но вынужден был признать:
– Да, на озере волнение, и вода слишком мутная, дна не видно. Нужны лодки и прожекторы.
Эрк Берггрен помчался доставать все необходимое.
– Полли не смогла бы жить с этим грузом,– сказал комиссар, словно отвечая на немой вопрос адвоката.
– Она мне так нравилась,– с грустью признался тот.
– Она нам всем нравилась,– сказал Еспер.
– Проклятый дом!– в отчаянии крикнула Мирьям, ее била дрожь.– Я ничего не возьму отсюда.
Лиселотт Люнден, у которой по щекам текли слезы, спросила, всхлипывая:
– А что же нам тогда делать с твоей частью?
– Забирайте все себе, ведь у вас почти нет мебели,– отмахнулась Мирьям.– Если на нашу долю вообще хоть что-то останется, после того как государственный фонд и
Венесуэла получат свое.
– Я снимаю с себя полномочия душеприказчика, теперь я не скоро вновь соглашусь на эту роль.
– Кристер, если у тебя есть время, я бы хотел поговорить с тобой с глазу на глаз,– сказал пастор.
– Охотно. В гостиной нам никто не помешает.
Они уселись в кресла, обтянутые красным шелком, и Кристер впервые за этот день закурил свою трубку.
– Что тебя интересует?
– Объясни мне, какая сила заставила робкую, нерешительную девушку сначала отравить человека, а затем совершить самоубийство?
– На такой сложный вопрос невозможно дать исчерпывающий ответ,– сказал Кристер.– Но, пожалуй, главная причина – ее болезненная неуверенность в себе. Моя жена, которая учила ее пению, считает, что Полли была лишена самого естественного – веры в себя.
– Франса Эрика тоже беспокоила ее несамостоятельность,– напомнил пастор Люнден.– «Ее родная мать умерла,– говорил он,– вот девочка и привязалась к Альберте, ходит за нею, как хвостик. Ей надо научиться самой о себе заботиться».
– Она обожала Альберту,– сказал Кристер.– Но, может быть, еще больше – этот дом.
– Это верно. Дом был для нее святыней, она не могла спокойно слышать о его продаже.
– За то недолгое время, что я знал Полли Томссон, она проявила себя как натура крайне неуравновешенная. То была молчалива и задумчива, то внезапно оживлялась. И это вечное напряжение – она всегда была как натянутая струна. Конечно, смерть Альберты вывела ее из равновесия. Она вбила себе в голову, что история с печкой была подстроена, и боялась убийцы. Воображаемого убийцы.
– И нынче ночью решила, что нашла его.
– Да, Эдуарда Амбраса она и прежде недолюбливала, он выбрал очень неподходящий момент для своего признания. В Норвегию он не поехал, зато на второй день пасхи явился сюда, постоянно носил с собой яд и, в конце концов, оказался наследником, которому причиталась половина всего имущества, а это означало, что виллы ей не видать. При ее взвинченном состоянии догадка перешла в уверенность – Эдуард убил Альберту, чтобы добраться до денег Фабиана!
– И она поступила самым примитивным образом,– продолжил пастор.– Убила убийцу. Око за око, зуб за зуб. Ужасная история, ужасная и трагическая. А как ты
думаешь, она бросилась с балкона, потому что раскаялась в своем страшном поступке?
– Не знаю, какой смысл ты вкладываешь в слово «раскаялась», но сегодня ей стали известны два обстоятельства, которые решили ее судьбу. Во-первых, от смерти Эдуарда никто из наследников ничего не выигрывает. Дом все равно потерян, его продадут, а деньги, скорей всего, уплывут в Южную Америку. Но главное в другом – Альберту Фабиан никто не убивал.– Он выбил трубку и поднялся с кресла.– Эдуард не был виноват, Полли совершила роковую ошибку, которую невозможно искупить. Что ее ожидало? Кто знает, может, она выбрала самый легкий и безболезненный путь?
Во сне ее осенило, что нужно делать.
Двери без замков, запереть их нельзя. Пробраться в комнату и подойти к постели ничего не стоит.
Вот комната Альберты, кровать, на которой она спала в последнюю ночь, здесь она начала задыхаться, здесь испытала мучительную агонию.
Сразу видно, что ему наплевать на Альберту. Какое ему до нее дело? Он просто выбрал самую удобную кровать в доме, который презирал за все: за пианино, за рояль и даже за единственный телевизор.
Она стояла и смотрела на него в предрассветной мгле. Сейчас она ничего не боялась, сомнения и неуверенность оставили ее. Он спал с приоткрытым ртом, его волосатые руки и грудь казались ей особенно омерзительными.
Но вот ее сон обрывается, и она видит новый, в нем все туманно и смазано, но все-таки по ее воле один скорпион жалит другого.
– Это мудро и справедливо,– провозглашает хор невидимых певчих над ее головой, раскалывающейся от боли.– Мудро и справедливо. Он убил Альберту.
Нет, нет! Неправда. Это ошибка. Лучше забыть обо всем. Лучше забыть.
Из хора невидимых голосов выделился властный мужской голос:
– Все – Альберте. Запомни. Я все оставляю Альберте.
Ледяной ветер. За окнами кухни намело горы снега. Снег заточил их в доме, они одни в целом мире. У нее нет больше сил сдерживаться, она плачет.
– Я не поеду обратно. Я никуда отсюда не уеду. Я хочу остаться здесь. Дома.
Сквозь всхлипывания она слышит добрый голос Альберты. Он звучит ласково и ободряюще:
– Ну-ну, перестань. Я и не знала, что ты так привязана к этому нескладному дому. Хочешь навсегда здесь остаться? Я постараюсь это устроить. Перестань плакать. Вот, возьми мой носовой платок.
Обещание? Иначе это понять невозможно. Так почему же ее сюда не пускают, почему преградили ей путь колючей проволокой и забили дверь досками? Она должна войти и узнать, что они сделали с Альбертой.
Северо-восточный ветер внезапно стих, и разгневанные волны отхлынули от двери веранды. В саду на поверхности воды плавали обломки досок и стебли желтоватого прошлогоднего тростника. При свете фонарей и прожекторов лодка шефа полиции с трудом продвигалась среди этого мусора. Полицейские бродили по пояс в воде.
Нашел девушку Эрк, он бережно поднял ее и отнес к санитарной машине.
– Она не похожа на утопленницу,– сказал он.
– Она и не утонула,– подтвердил доктор Северин после беглого осмотра.– У нее разбита голова. Вероятно, она сломала шейный позвонок и повредила спинной мозг, ударившись о камень или о пень.
– Или об это дурацкое крыльцо. Оно тут плавает среди кустов, я то и дело на него натыкался,– добавил Андерс Лёвинг.
Кристер внимательно оглядел хрупкую фигурку.
– Надеюсь, она сразу потеряла сознание?
– А что нам еще делать, как не надеяться,– проворчал доктор Северин.– Трудно определить мгновение, когда человек умирает или теряет сознание.
– Что это у нее в руке? – заинтересовался комиссар.– Неужели те самые подводные гиацинты? Она собиралась нарвать их на погребение урны.
– Не знаю, о чем ты говоришь, но только это не цветы,– ответил Лёвинг.– Это вещь куда более прозаическая, но и более ценная, по крайней мере для следствия.
Это розовые резиновые перчатки.
Кристер Вийк отказался ехать в Эребру. Даже не взглянув в последний раз на дом Альберты Фабиан, он пошел по Хюттгатан к вилле своей матери.
– Немедленно позвони Камилле,– сказала фру Вийк.
Все изменилось.
Тревога и отчаяние разрешились сами собой и исчезли. Улетая все выше и выше, оставляя внизу туман, темноту и мрачные лабиринты, она ощущала легкость и свободу.
Вокруг разливался яркий свет. Понимая, что и свобода, и этот свет не заслужены ею, она ничего не требовала и ни на что не надеялась. Возможно, там, впереди, никто и не ждал ее, возможно, ей суждено одиночество. Но вдруг когда-нибудь, в будущем, она все-таки увидит Альберту. Альберту или кого-то еще, кто не отвернется от нее, не спрячет лицо.
[1]
[Закрыть]Яльмар Бергман (1883 -1931) – прозаик, прозванный «шведским Диккенсом».
[2]
[Закрыть] Фредерика Бремер (1801 – 1865) – шведская писательница.
[3]
[Закрыть] Всрнср фон Хейденстам (1859-1940) – шведский поэт.
