Текст книги "Наследники Альберты"

Автор книги: Мария Ланг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

5. ПРИДЕТ ДЕНЬ, КОГДА ИСПОЛНЯТСЯ ТВОИ ЖЕЛАНИЯ

Полли бродила по дому как неприкаянная. Из двух комнат нижнего этажа открывался вид на озеро – из белой столовой и так называемой комнаты-веранды. На этой самой веранде Полли наконец остановилась.

У прежних владельцев эта комната действительно была нежилой верандой с несметным количеством окон, выходящих на север и на восток, и по ней вечно гулял сквозняк. Благодаря толковой перестройке, которая стоила немалых денег, управляющий Фабиан превратил веранду в самое красивое и теплое помещение в доме. Альберта любила эту комнату, развела там настоящий сад и уставила ее мягкими диванами и креслами.

Угол, где сходились два огромных окна, занимал бехштейновский рояль, привезенный мужем Альберты из Лубергсхюттана. Этот рояль пережил несколько поколений в родовой усадьбе Фабианов.

Однако взгляд Полли задержался не на рояле, а на картине в резной золоченой раме, висевшей над одним из диванов возле рояля. Это был писанный маслом портрет Франциски Фабиан, бабушки Франса Эрика. С полотна задумчиво смотрела молодая женщина, не старше самой Полли, ее черные как смоль волосы были завиты в крутые локоны, шею украшала широкая бархотка с медальоном.

Полли загляделась на портрет и не сразу услыхала, что к ней обращаются. Есперу Экерюду пришлось повторить вопрос:

– Что все-таки ты имела в виду, когда только что говорила на кухне о моей семейной жизни?

– А что я сказала?

– Будто моя семейная жизнь была не очень-то сладкой. Какого черта ты берешься судить обо мне и о моей семейной жизни?

– Прости, я не хотела… Я ничего такого не думала. Полли не спускала глаз с портрета, но Еспер схватил ее за плечи и грубо повернул к себе.

– Да ты… ты плачешь? – вдруг заметил Еспер; он был озадачен и даже испуган.

– Пусти меня,– резко сказала Полли.– Оставь меня в покое.

Он повиновался. Не найдя носового платка, Полли ладонью смахнула слезы и кое-как взяла себя в руки.

– Я бы хотела… Впрочем, что толку хотеть,– невнятно пробормотала она.

– И напрасно, человек обязательно должен, и хотеть, и надеяться, – ободряюще сказала фру Вийк, которая только что вошла в комнату.– Придет день, когда исполнятся все твои желания. Они всегда исполняются неожиданно.

Но Полли была настроена мрачно.

– Даже если такой день и придет, я все равно останусь ни с чем… Тебе помочь?

– Да, пожалуйста. Нужно подать в гостиную кофе. Вот-вот приедет Лиселотт Люнден.

Подавив вздох, Полли пошла в столовую за дорогим датским сервизом. В дверь позвонили, и сначала в холле, а потом совсем рядом, в гостиной, послышался голос пастора Люндена, рассчитанный на более просторные помещения, чем обыкновенная вилла. Толкнув ногой, дверь гостиной, Полли осторожно внесла поднос с посудой. Она уловила слова: «вскрытие», «допрос», «захоронение урны».

Мужчина в полицейской форме принял у нее из рук поднос, и только тогда Полли сообразила, что пришел старший полицейский Берггрен, а не фру Люнден.

Эрк Берггрен был почти двух метров росту и довольно плотного сложения. Лицо полное, голубые глаза, обращенные к ней, глядели спокойно и доброжелательно.

– Здравствуй, Полли,– мягко сказал он.– Прими мои соболезнования. Куда поставить поднос? На столик перед диваном? – И продолжал, вновь обернувшись к пастору:– Я уверен, это займет немного времени. В Линчёпинге обычно не тянут. Раз она скончалась от угарного газа, чтобы подтвердить это, достаточно короткого осмотра.

– Когда точно она умерла? – спросил Еспер, который тоже сидел в гостиной.

Рядом с белокурым и могучим Эрком его ровесник Еспер Экертод выглядел долговязым и тощим. К тому же Есперу не хватало берггреновского спокойствия и уверенности.

– Доктор Северин предполагает, что смерть наступила утром, часов в шесть или семь,– сказал старший полицейский.

– Когда же Альберта закрыла эту злополучную вьюшку?

– Трудно сказать,– признался Эрк. – Мы думаем, около полуночи. Согласно показаниям Елены Вийк, фру Фабиан затопила печку не раньше девяти вечера, и

топилась она, выходит, совсем недолго.

Задумчивым взглядом он обвел уютную, красивую комнату, где изобилие цветов и книг сочеталось с забавным смешением красок и стилей. Угол занимали два одинаковых дивана позднего рококо, обитые красным шелком. Перед телевизором зеленое кресло в современном функциональном стиле мирно соседствовало с другим – старинным креслом без подлокотников, обтянутым гобеленом. А цветной телевизор стоял возле антикварного бюро 1779 года с клеймом Георга Гаупта.

– Странно, что Альберта так небрежно обращалась с печкой,– сказал Берггрен.– Она ведь прекрасно знала, как опасно топить на ночь, глядя и слишком рано закрывать вьюшку.

Полли Томссон покачала головой.

– Ничего странного тут нет. Иногда Альберта бывала до крайности небрежна… и нетерпелива. Топить она вообще не любила. Лишняя возня, говорила она. Сиди и жди, пока прогорит, а если заснешь и оставишь трубу открытой, утром в доме будет лютый холод.

Полли закусила губу и осеклась, но Эрк понял, что сказала она не все.

– Значит, это не первый раз? – мягко спросил он.– Значит, уже случалось, что фру Фабиан закрывала печку раньше времени, особенно если хотела спать?

– Да случалось. Последний раз на рождество. Но я была тогда дома и учуяла запах дыма, мне показалось, что где-то дымит печь. Мирьям тоже ночевала с нами, она бросилась к Альберте в комнату, залила угли водой, устроила сквозняк и отругала Альберту, хотя дыму от воды только прибавилось и мы втроем наперебой кашляли и дрожали от холода.

– А ведь позавчера вечером Мирьям Экерюд заезжала сюда,– задумчиво сказал Эрк.– Вероятно, она последняя видела Альберту Фабиан в живых. Ты-то сама уехала в шесть вечера, если не ошибаюсь?

– Да, машины у меня нет, поэтому я боялась опоздать на автобус, идущий в Эребру,– мрачно ответила Полли.

– Как жаль, что ты не обратилась ко мне! – воскликнул пастор Люнден.– Я бы с радостью отвез тебя прямо к поезду. Все равно я был в городе, а с шести до половины седьмого сидел у Альберты. Она произнесла целую хвалебную речь о тебе и твоих музыкальных талантах.

Полли вспыхнула.

Неожиданно в разговор вмешался новый голос, настойчивый и немного резкий. И Елена Вийк, встретившая в холле Лиселотт Люнден и проводившая ее в гостиную, подумала, что Лиселотт всегда производит такое впечатление, будто она сию минуту порвала ленточку, придя первой к финишу.

Фру Люнден была недурна собой. Она была на семнадцать лет моложе пастора и благодаря миловидному, нежному лицу выглядела тридцатилетней. Темные волосы с медным отливом, заплетенные в тяжелую косу, венчали ее голову, маленькие темные глазки так и горели любопытством. С каждым годом фру Люнден все больше полнела, но туалеты она шила себе сама, умело, скрывая недостатки фигуры. Она питала слабость к черному цвету, вот и сейчас пришла в черном платье. Ноги у нее были красивые, и она это знала.

– Не понимаю, зачем Полли вообще спешила в Эребру к стокгольмскому поезду,– заявила она,– ведь Еспер ехал отсюда один в своем «вольво». И в тот же день.

– Еспера здесь не было,– возразила Полли.

– Если ты уехала шестичасовым автобусом,– проворковала Лиселотт,– откуда тебе знать, кто проезжал здесь по Хюттгатан около полуночи?

– Какого черта…– рассердился Еспер, хмуро глядя на тетку.

Даже пастор, привыкший мягко обращаться с женой, укоризненно посмотрел на нее из-за круглых очков и строго сказал:

– Уж тебя-то, во всяком случае, не было здесь в понедельник около полуночи. Откуда же тебе известно, что сюда приезжал Еспер?

– Из надежного источника,– ответила Лиселотт, усевшись на красный диван и кокетливо скрестив ноги.

Не успел Еспер открыть рот, как Эрк Берггрен, невозмутимо произнес:

– Это совпадает и с моими данными. Не исключено, что источник у нас один.

– Кофе – вот от чего я не откажусь! – воскликнула Лиселотт.– Ну, Еспер, выкладывай начистоту. Каким ветром тебя занесло ночью в эту тихую, маленькую

Скугу?

– Ладно,– сдался Еспер.– Я возвращался нз Филипстада, потому и оказался в Скуге. Разве это преступление?

Он встретил взгляд Полли, в ее широко открытых глазах угадывалось недоверие.

– Ты хочешь сказать, что только проехал мимо, но не был ни возле дома, ни в доме? – спросила она.

– Уместней всего употребить первый предлог. Я был возле дома, оставил машину у калитки и прошелся по двору. Мне не повезло, в лесу неподалеку от Греккена я проколол шину, пришлось менять колесо Я был по уши в грязи и надеялся, что Альберта еще не спит, и я смогу у нее умыться. Но в окнах было темно, я решил не стучать и погнал домой, в Стокгольм. И очень теперь жалею. Будь я понастырнее, я бы постучал, окликнул ее, в конце концов, просто разбил окно, и тогда Альберта осталась бы жива.

– Что толку теперь рассуждать,– наставительно заметил пастор.– Кроме угрызений совести да седых волос, подобные сожаления ничего не дают, факт остается фактом – Альберта умерла.– Од взял у жены датское блюдо, расписанное ракушками, и рассеянно спросил: – Дорогая, тебя, кажется, что-то интересует?

– Да,– без обиняков ответила Лиселотт.– Меня интересует, кому достанется это бюро восемнадцатого века.

На миг всеобщее внимание переключилось на изысканное густавианское бюро с бронзой и инкрустацией. В гостиной даже не сразу осознали непристойность ее слое.

– Дружок мой, прах Альберты еще не предан земле,– пристыдил пастор жену.– Всему свое время.

– Мебель здесь и в самом деле прекрасная,– заметил Эрк Берггрен.– Вон сколько красивых и дорогих вещей.

Звякнул кофейник – это Полли в сердцах поставила его на стол. Ее глаза отливали той же голубизной, что и узор на фарфоре.

– Бюро привезли сюда из Лубергсхюттана,– сказала она.– Оно принадлежало дяде Франсу Эрику. Большая часть ценных и старинных вещей в этом доме принадлежала ему.

Фру Вийк была удивлена неожиданной запальчивостью Полли и попыталась восстановить мир между родственниками:

– Франс Эрик Фабиан уже двенадцать лет как умер. У него не было ни детей, ни родных. Альберта – его единственная наследница. Двенадцать лет всем его имуществом владела она. Оспаривать это – пустая трата времени.

– Вот кому повезло,– сказала пасторша, она была явно взволнована.– До неприличия повезло! Только подумайте, в пятьдесят один год найти богатого холостяка,

который захотел на ней жениться, хорошо обеспечил и сделал наследницей своего состояния. Ведь она была просто нищая, все Люндены нищие.

– Лиселотт! – воскликнул пастор, теряя терпение.– Это уж слишком! Мы, конечно, не…

– Тетя права,– усмехнулся Еспер.– По крайней мере к моей матери это относится на все сто процентов, а уж про меня и говорить нечего. Пусть мне предложат хоть что-нибудь из наследства Альберты – я не откажусь. Если загнать дом и всю движимость, каждому из нас достанется изрядный куш…

Полли не могла больше слушать эти циничные разговоры. Едва сдерживая слезы, она бросилась на второй этаж.

Наверху, в своей уютной девичьей комнате, она схватила носовой платок, вытерла глаза и, всхлипывая, прошептала:

– Господи, как бы мне хотелось…

Раздвинув розовые шторы, Полли вышла на широкий балкон с резными перилами. Ей открылось скованное льдом, сероватое озеро Скуга.

Что это там, между озером и садом? Девушка перегнулась через перила, чтобы голые ветки каштанов и осин не мешали смотреть.

Внизу по берегу проходила дорога, где в теплое время года прогуливались люди. В эту снежную зиму дорогу замели высокие сугробы. Но теперь снег таял и оседал. Излюбленное место прогулок жителей Скуги являло собой грязное месиво изо льда, талой воды и вязкой глины. И там по самой грязи шлепал молодой человек, он был без шапки, волосы коротко подстрижены. В руке он нес черный портфель. Полли не могла понять, что делает здесь этот человек в черном двубортном пальто, перчатках и галошах.

Он шел, не разбирая дороги.

Взгляд его был прикован к розовой вилле. Не спуская с нее глаз, он все-таки выбрался из грязи и подошел к заднему крыльцу.

Полли Томссон он не заметил. Она же не поверила' своим глазам, когда он крадучись поднялся на крыльцо, встал на цыпочки и прижался носом к застекленной двери веранды.

Кто это?

Почему он не вошел в дом с улицы?

С какой целью стоял здесь этот незнакомец в элегантном пальто и тайком заглядывал в окна?

Завещание
6. В ДЕНЕЖНЫХ ДЕЛАХ НЕ ШУТЯТ

Полли была озадачена, и в то же время ей не терпелось узнать, кто он такой.

– Эй! Эта дверь заперта! – крикнула она в конце концов.– Вход с другой стороны.

Незнакомец вздрогнул и несколько секунд балансировал на одной ноге, чтобы не свалиться с верхней ступеньки крыльца. Акробатический трюк ничуть не проиграл от того, что молодой человек одновременно раскланивался перед стоявшей над ним Полли и здоровался, вернее, представлялся ей:

– Странд. Сванте Странд. Представитель фирмы «Странд, Странд и Странд» из Эребру.

Полли уже не плакала. Теперь ей стоило больших усилий не рассмеяться.

– Подождите там! – крикнула она.– Я вам сейчас открою.

Мгновение спустя чудной оконный соглядатай уже стоял на пороге веранды.

– Как же мне пройти в гостиную? – испуганно говорил он.– Ведь своими галошами я испорчу все ваши персидские ковры.

Он оглядел апельсиновые деревья, плющ и дикий виноград. Они не могли служить ему опорой. Тогда он протянул Полли черный портфель с таким видом, словно доверял ей королевские бриллианты.

– Подержите, пожалуйста. И пальто тоже. Спасибо. Под строгим двубортным пальто на нем был столь же строгий темно-серый костюм с жилеткой и серым галстуком в крапинку. Аккуратно подстриженные темные волосы подчеркивали его безукоризненную элегантность.

Однако Полли дала бы ему не больше двадцати шести – двадцати семи лет, лицо его было по-мальчишески простодушным и располагающим, и, когда он вновь забалансировал на одной ноге, стаскивая с другой галошу, Полли уже не могла воспринимать его серьезно.

– Что у тебя в портфеле? – полюбопытствовала она, машинально переходя на «ты».

– Завещание,– односложно ответил он.

– О господи! А я решила, что ты либо продаешь книги в рассрочку, либо агент электрической компании, либо покушаешься на фамильное серебро.

– Я же объяснил, что представляю адвокатскую контору «Странд, Странд и Странд».

– Почему столько Страндов? Или у тебя пластинку заело?

– Какую пластинку? – не понял он. Но, несмотря на это, тотчас пустился в долгие, путаные объяснения; – В нашей адвокатской конторе всегда было трое Страндов. Сначала мой дедушка, его дядя и его брат, то есть дедушкин брат.

Наконец он снял галоши и теперь озирался, ища, куда бы их поставить. Не найдя подходящего места, он сунул их под изящный столик для цветов возле огромного окна.

– Потом,– продолжал он, освобождая Полли от своего тяжелого пальто,– фирму представляли мой дед, его брат и мой отец. «А когда прошлой осенью умер дядя Сванте – я его звал дядей, хотя на самом деле он приходился дядей моему отцу,– тогда…

– Стой, я сама отгадаю! Тогда возникло новое трио. Твой дед, твой отец и ты сам. А поскольку ты самый молодой, ты у них вроде курьера. Например, едешь в Скугу с завещанием Альберты. Я рада, что оно в надежных руках.

В карих глазах Сванте мелькнула растерянность.

– Если б только курьер. Дело гораздо сложнее,– неожиданно признался он.– По чистой нелепице Алиберта Фабиан именно меня назначила' своим душеприказчиком.

– Ты шутишь,– не поверила Полли.

– В денежных делах не шутят.

– Как, как?

– Это цитата,– сказал молодой адвокат из Эребру.– Цитата .из «Сведенйельма».

– Из «Сведенйельмов».

– Почему?

– Потому что эта комедия называется «Сведенйельмы»,– терпеливо объяснила она.– Там речь идет о целой семье.

– У меня совсем нет опыта,– сокрушался Сванте Странд.– Я первый раз имею дело с таким большим наследством. Боюсь, мне не справиться.

– Не вешай нос, Альберта знала, что делала. Пойдем на кухню, я напою тебя чаем или кофе – чем ты захочешь.

– От чая не откажусь.

В холле он, наконец, избавился от пальто, но кожаный портфель так и стоял у его ног, пока он подкреплялся остатками салата и ароматным чаем.

Теперь выражение растерянности исчезло с его лица, он держался непринужденней и разговорился. В порыве чистосердечия он поведал своей бледной сероглазой собеседнице, что закончил университет в Упсале, до сил пор свободен, одинок, не женат и даже не обручен, что долгие снежные вечера в Эребру все больше и больше нагоняют на него тоску, он страдает от одиночества и чувства неудовлетворенности. А затем поинтересовался, отличает–ея ли одиночество в большом городе от одиночества в маленьком.

– Там еще хуже,– ответила она,– живешь среди уличного шума и выхлопных газов, и окружают тебя толпы незнакомых, равнодушных людей.

– Значит, ты Полли Томссон? Одна из наследников Альберты? – спросил Сванте Странд.

– О нет. Я просто воспитанница, а не приемная дочь и в родстве с Альбертой не состою.

– Жаль,– посочувствовал он.– Закон не признает за воспитанниками никаких прав на наследство. Воспитанники и приемные дети приравниваются к родным, только когда дело касается налога на наследство. Одним словом, будь ты вписана в завещание, тебе пришлось бы уплатить меньший налог на наследство, чем другим.

– Кому это другим?

– Ну, например, брату и сестре фру Фабиан. Полли, для которой этот разговор не имел практического значения, равнодушно уточнила:

– Сестра фру Фабиан умерла, остался только брат.

– Пастор из Лубергсхюттана? – спросил адвокат.– Он-то мне и нужен.

– Он здесь. Разговаривает в гостиной с Эрком Берггреном. Если хочешь…

– Нет, нет. Это не к спеху,– торопливо сказал Сванте Странд. – Я бы выпил еще чаю.

– Тебе в тягость твои обязанности?

– Да,– признался он.– И знаешь почему? Я не уверен, что твоя приемная мать полностью отдавала себе отчет в том, что она делает. По-моему, с одной стороны, она находилась под влиянием моего деда, с другой – моего имени.

– Какое отношение к этому имеет твое имя?

– Самое прямое. Мой дядя, вернее, двоюродный дед был поверенным управляющего Фабиана. Он же проводил опись имущества после его смерти, и, когда Альберта написала завещание, она назначила его исполнителем своей воли. Его звали Сванте Странд. Прошлой осенью он умер. А я унаследовал его имя и его место.

– Значит, как только ты попал в контору, на тебя легли его обязанности?

– Ну, не совсем. Для этого я еще слишком неопытен… Но мой дед всегда переоценивал мои способности, он-то и посоветовал фру Фабиан передать полномочия по

завещанию Сванте Младшему. Она послушалась его и в январе этого года сделала дополнение к завещанию, подписанное по всей форме двумя свидетелями.

– Разве ты не мог отказаться?

– Тогда это казалось мне чепухой. К тому же я рассчитывал, что в случае необходимости отец или дед помогут мне.

– Так в чем же дело? Конечно, помогут.

– Нет, не помогут,– удрученно сказал он.– Отец сейчас в другом полушарии. А дед… больно говорить, но он вконец одряхлел, плохо соображает и все путает. При этом он не терпит возражений. Сегодня потребовал, чтобы я бросил все дела и немедленно отправился в Скугу.

– Кстати, ты так и не объяснил своего загадочного появления,– напомнила Полли.– Зачем тебя понесло по самой грязи к заднему крыльцу? Ты мог спокойно пройти с улицы.

– В этом виноват один маленький негодяй,– сердито ответил адвокат.– Он загнал меня в грязь, уверив, что это и есть Хюттгатан. Вернее, не совсем так, он сообщил, что покойница жила здесь, у озера. И показал на тропинку как на самый удобный путь. По его словам, вчера тут была «скорая помощь», и он был явно разочарован, что сюда не пригнали пожарную команду. Здесь, мол, так горело, так горело, что она задохнулась и умерла. Вид у него при этом был самый ангельский. А глаза такие же большие и голубые, как у тебя.

– У меня они не голубые,– возразила Полли.

– Тут, как я погляжу, времени даром не теряют,– сказал вдруг чей-то женский голос.

– Разрешите познакомить,– сказала Полли. – Адвокат Странд. Фру Вийк.

Адвокат Странд вскочил со стула, воззрившись на седовласую даму.

– Фру… фру Вийк? – запинаясь, спросил он.– Значит, вы… вы и есть мать знаменитого Кристера Вийка?

А когда Елена Вийк утвердительно кивнула, он засиял как медный грош:

– Вот не думал, что мне так повезет. Я представитель фирмы «Странд, Странд и Странд» из Эребру. Привез завещание Альберты Фабиан.

– Завещание? Уже? – удивилась фру Вийк.– К чему такая спешка? – И повернулась к Полли: – Похороны состоятся самое раннее в четверг в два часа пополудни. В церкви святого Улофа, в Лубергсхюттане. По крайней мере так сказал пастор. Я иду домой. Будь здорова, не падай духом.

И фру Вийк ушла вместе с Эрком Берггреном. Полли охватило смутное чувство подавленности и тревоги.

Чтобы заглушить его, она занялась хозяйством. Проводив Сванте Странда с его портфелем в гостиную, девушка воспользовалась случаем и забрала оттуда поднос с грязной посудой. На кухне она вымыла и перетерла дорогой датский сервиз, обследовала содержимое морозилки и холодильника, гадая, сколько человек останется к обеду. Затем собрала в пакет мусор и вынесла его в сад.

Когда она вернулась, в прихожей звонил телефон. Это была Мирьям; верная себе, она без лишних слов выведала все новости и дала точные указания.

Полли знала по опыту, что спорить с Мирьям бесполезно. Повесив трубку, она открыла дверь в гостиную, и все взгляды устремились на нее. Полли коротко сообщила:

– Это Мирьям. Позвонит снова через час. Ее интересует завещание.

Светлые глаза Еспера Экерюда блеснули синевой.

– Узнаю Мирьям,– сказал он.– Ее интересует. Она позвонит. Откуда ей вообще известно, что существует какое-то завещание?

– Я проболталась,– сдержанно ответила Полли. Глазки-бусинки Лиселотт Люнден вспыхнули любопытством.

– Но ведь это превосходная мысль,– вмешалась она.– Завещание здесь, адвокат тоже – чего мы ждем?

Ее муж устало провел рукой по седеющим волосам, снял очки и закрыл глаза.

– Так не принято,– с неодобрением сказал он.– После похорон – другое дело. Тогда каждый наследник незамедлительно получит копию завещания. Но на другой день после трагической гибели Альберты! Мне кажется… по-моему, это неприлично… Нет, нет, Полли, не уходи, останься.

– Ну пожалуйста, Рудольф,– уговаривала мужа Лиселотт.– Никто ведь не требует бумаг сию же минуту, и в детали можно не вникать. Пусть господин Странд ознакомит нас с завещанием только в общих чертах.

– А то, дядя, будешь сам объясняться с Мирьям, когда она позвонит через час,– пригрозил Еспер.– Как твое мнение, Сванте?

– Я не против,– отозвался адвокат.– Наоборот, дед настаивал, чтобы по крайней мере пастор ознакомился с документом немедленно.

– Ну если так, я повинуюсь,– сдался Рудольф Люнден и снова надел очки.– Слушаем вас, господин адвокат. Только, пожалуйста, опустите все ваши юридические закорючки и изложите нам самую суть.

Сванде Странд Младший поправил галстук, открыл портфель и откашлялся.

– Завещание составлено в тысяча девятьсот шестьдесят шестом году,– начал он.– Через год после смерти управляющего Франса Эрика Фабиана.

Он помедлил, подбирая слова; в гостиной царила мертвая тишина.

– Две крупные суммы завещаны на общественные нужды. Одна – приходу святого Улофа, на попечительство о детях, а также на воспитание и образование молодежи. Проценты от другой суммы составят музыкальную стипендию в местной гимназии.

Он заметил, что пастор одобрительно кивнул, а Полли радостно заулыбалась.

– Остальное делится на три части. Одна из них завещана брату фру Фабиан, пастору Рудольфу Люндену.

Пасторша с облегчением вздохнула.

– Другая – сестре покойной, Ёте Экерюд, урожденной Люнден.– Сванте Странд оторвал взгляд от бумаг и уточнил: – В шестьдесят седьмом году фру Экерюд скончалась. Поэтому долю фру Экерюд получат ее дети и разделят поровну. Таким образом, Еспер Экерюд и Мирьям Экерюд получат по одной шестой части наследства.

– Незабвенная тетя Альберта! – воскликнул Еспер.– Да будет ей земля пухом. Простите бестактный вопрос, но на какую примерно сумму я могу рассчитывать?

– Пока неизвестно,– ответил Сванте Странд.– Налог на наследство очень высок. Но после продажи виллы и уплаты налога, думаю, каждому из вас останется пятьдесят или шестьдесят тысяч крон, не считая движимого имущества.

– Боже, – прошептала Лиселотт Люнден, – значит, мы получим вдвое больше!

– Остается еще одна треть,– напомнил пастор.

– Эту часть, согласно воле Альберты Фабиан, – тут голос Сванте Странда потеплел,– получит ее любимая воспитанница Полли Томссон. Положение Полли в смысле налога самое выгодное, ибо воспитанник, который до шестнадцати лет постоянно жил под одной крышей с воспитателем, имеет те же налоговые льготы, что и родные дети.

Тишина в комнате сразу как бы сгустилась.

Нарушил ее Рудольф Люнден.

– Мудрое и справедливое решение,– заключил он. Полли, прямая как свечка, замерла на краешке старинного гобеленового кресла.

– Но я не хочу…– начала было она.

– Чего не хочешь? – изумленно спросил пастор.

– Я не хочу участвовать в дележе виллы,– взволнованно заговорила Полли.– Я пожертвую свою долю тому из вас, у кого хватит средств сохранить дом.

– Ты шутишь?

– В денежных делах не шутят,– многозначительно произнесла Полли.– Я только что узнала это от нашего адвоката.