Текст книги "Ночная Мышь, или Первый полет"

Автор книги: Мария Кондратова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Глава 19,
в которой господин Мауз читает очень странное объявление

Да, чего уж там, беспокойная выдалась ночка, а на смену ей спешил не менее суматошный день. Впрочем, начало его было самое обыкновенное и даже скучное – в шесть часов утра в спальне у мышки-норушки привычно и жалобно зазвенел будильник. Ровно полчаса спустя, поправив на голове котелок и поцеловав на прощанье жену, господин Мауз покинул норку и отправился на работу.

(Просто поразительно, как некоторые звери умудряются безо всяких усилий повторять одни и те же действия изо дня в день – и ни разу не ошибиться? Господин Мауз каждое утро, не глядя, целовал жену и надевал на голову маленькую круглую шляпу. А ведь что ему стоило, хоть разок, забывшись, поцеловать по ошибке котелок и усадить госпожу Мауз себе на макушку? Но он ни разу, представьте себе, ни разу в жизни, не перепутал жену с котелком! Ну разве это не удивительно?!)

У строгого главы весёлого мышиного семейства была одна-единственная слабость. (Больше ему, с таким количеством детей, было не по карману). Господин Мауз любил читать объявления. Он мог часами стоять около дерева, обклеенного разнокалиберными листочками, добросовестно изучая всевозможные деловые предложения: «продаётся…», «куплю…» и даже «отдам в хорошие руки жука-короеда». Гм… Да…

Однако при всём том он никогда и никуда не опаздывал. Правда, чтобы попасть на работу вовремя, господину Маузу приходилось выходить из дому гораздо раньше прочих деловых зверей. Случалось, он уходил ещё затемно и неторопливо брёл от одного объявления к другому в то время, как большая часть обитателей Нечаянного Леса ещё только чистила зубы и садилась завтракать.

Вот и сегодня, едва выйдя из норки, господин Мауз заметил на соседском заборе свеженький белый листок и тотчас поспешил к нему, резво помахивая маленькой тросточкой.

Но увы – это было не объявление…

«Или всё-таки объявление…» – чем дальше, тем больше недоумевал он, вчитываясь в крупные неряшливые буквы, которые нехотя складывались в загадочные слова:

КОРОВЫ, ПРОЧЬ ИЗ НАШЕГО ЛЕСА!

Ни адреса для ответа, ни даже подписи на листке не было.

«Очень странно», – подумал господин Мауз и прочитал удивительное объявление ещё раз. Он был неторопливым и очень обстоятельным джентльменом[3]3
  Джентльмен – воспитанный, благородный человек.


[Закрыть] и не стеснялся признаться, когда что-то не понимал. Например, как сейчас. Лишь перечитав надпись на листке в третий раз, он, наконец, понял, что имел в виду автор загадочного послания, и его серые усы возмущённо встопорщились.

– Ну, и чего вы об этом скажете, сосед? – раздался у него за спиной скрипучий голос.

Это был господин Пацюк – рыхлый, медлительный и ленивый любитель порыться в чужих кладовках. Его неряшливое жилище находилось неподалеку от опрятной норки мышиного семейства.

– Безобразие! – гневно отчеканил господин Мауз.

– Вот-вот, и я о том же говорю, – оживился сосед, – ходють тут всякие, звенят…

– Вот что я об этом думаю, – господин Мауз решительно сорвал листок с забора и разорвал его.

– Да, именно так я и думаю, – подтвердил он, с отвращением глядя на белые клочки бумаги, и откланявшись оторопевшему Пацюку, поспешил прочь.

– А всё-таки в этом есть толк, – укоризненно заметил ему вслед толстяк, лениво почёсывая грязно-серое брюшко. – Понаехало тут всяких… А через них порядочной крысе и жизни нет. Вот возьмите, к примеру, меня…

Но господин Мауз не обернулся и не выразил ни малейшего желания взять с собою господина Пацюка даже в качестве примера, и тот остался стоять около забора, вздыхая и ворча:

– Мычат, опять же, не по-нашенски… И звенят…

К полудню Нечаянный Лес напоминал потревоженный муравейник, который разворошили палкой – все бегали, суетились, спорили до хрипоты, и никто ничего не понимал. Объявление, сорванное господином Маузом, оказалось не единственным. Белые бумажные листки такого же или сходного содержания были развешаны по всей середине леса – от Дальней Поляны и до Ореховой Лощины, причём встречались порой в самых неожиданных местах. Один такой листок был аккуратно прикреплён к старому сапогу, венчавшему огромную кучу мусора рядом с барсучьим домом, а другой висел на коряжке, одиноко торчащей посреди болотца, где прочесть его могла бы разве что пара лягушек.

Звери и птицы толпились около странных объявлений, всплёскивали лапами и крыльями, негодующе и одобряюще махали хвостами и приговаривали на разные лады:

– Ну и ну…

Наверное, единственным живым существом, до поры до времени не замечавшим всей этой суеты, была сама романтическая корова. Как мы уже упоминали, она была чрезвычайно, исключительно близорука, а кроме того (в отличие от господина Мауза) совершенно не интересовалась объявлениями.

Икка бродила своими излюбленными тропами – беспечная и рассеянная как всегда, а остальные обитатели леса перемигивались и перешёптывались у неё за спиной и замолкали, когда она оказывалась рядом. Романтическая корова ничего не замечала.

Зато Вещая Птица не скрывала ликования. Чтобы успеть рассказать всем и каждому о своём отношении к Икке, она даже отменила приём.

– Ну, что я вам говорила?! – вещала (а вернее, верещала) Людмила. – Не я одна, а все лучшие звери нашего леса страдают от наглой бесцеремонности этой… туши.

– Первый раз слышу, чтобы лучшие звери действовали впотьмах и тайком, точно мелкие ночные воришки, – проворчал дедушка Ёж, но его, как обычно, никто не услышал…

– Уж не ты ли сама всё это затеяла? – спросил он, повышая голос. – Раньше-то у нас эдакого не водилось…

– Нет-нет-нет, – что есть силы замахала крыльями пророчица. – Я не имею к этим посланиям ни малейшего отношения. У меня алиби[4]4
  Алиби – доказательство непричастности кого-то к какому-то действию или событию.


[Закрыть]. Да, да – алиби, – с удовольствием повторила она загадочное иностранное слово, давая слушателям возможность его оценить.

– Как известно, вчера я устраивала вечеринку. Давала приём, так сказать. Для близких друзей, как водится. Мы веселились до рассвета. Все мои гости могут подтвердить – я была дома. Правда?

– Правда, правда! – преданно закивали Галя и Валя.

– Вот! – подвела черту Вещая Птица, гордо потрясая хохолком.

– Но кто?.. Кто-то же сделал это, – чей-то писклявый голосок наконец осмелился задать вопрос, волновавший всех.

– Ах, я и сама хотела бы знать, кто, – взмахнула крыльями Людмила, и золотой зуб на её груди закачался, словно маятник. – Но эта… туша, она же буквально затиранила вас всех! Ну кто рискнёт выступить в одиночку против огромного кровожадного чудовища! Она ведёт себя… возмутительно!

Плачет, жуёт… Подмывает устои… Если хотите знать моё мнение, животным такого размера вообще не место в приличном Лесу!

– А как же медведь? – удивился тот же любознательный голосок.

– Ну, это же совсем другое дело! – воскликнула Людмила. – Коровы – не медведи, а медведи – это вам не коровы. Если бы медведи были коровами, то и коровы стали бы медведями… И тогда медвежьи коровы, а вернее, коровьи медведи…

От этой медвежье-коровьей карусели головы у всех пошли кругом, и лесные жители уже сами плохо понимали, с чем соглашаются и о чём спорят. А Людмила всё говорила, говорила и говорила и в конце концов даже те звери, которые, по их собственным словам, «ничего против Икки не имели», начали задумываться, а нет ли в словах пророчицы правды.

– Икка, да… – пробормотал кто-то в толпе, – и Берёзовый Слон…

– Какой Слон?! – насторожилась Людмила.

Несколько голосов, перебивая и дополняя друг друга, охотно поведали ей историю долгого ожидания.

– Вот видите! – всплеснула крыльями Вещая Птица, – сама громадина и ещё Слона приведёт! Вдвоём они от нашего Леса ничего не оставят, всё вытопчут!

– Да нет… – засомневался кто-то в толпе. – Слон – он не такой… Он хороший…

– Наука доказала, никаких Берёзовых Слонов не существует, – немедленно заткнула оппонента[5]5
  Оппонент – тот, кто возражает кому-либо, оспаривает чьи-то мнения.


[Закрыть] Людмила, – защитим любимый Лес от вытаптывания!

– Вы уж, голубушка, выберите что-то одно, – заметил дед Ёж, – если Берёзового Слона не существует, то к чему от него защищаться? – Но его, как обычно, никто не услышал.

Раззадоренная Людмилой толпа зверей и птиц разошлась до полной невменяемости:

– Долой Берёзового Слона! – кричали одни.

– Коровам и Слонам не место в Лесу! – вторили им другие.

– Корова, не стой на пути прогресса!

– Наука доказала!

– Прочь! Прочь!

А над всем этим безумием торжествующе кружила Людмила и хриплым голосом провозглашала:

– Вы правы, друзья мои! Ах, как вы пр-рравы! Никто не заметил, когда на поляне появилась Икка, несколько мгновений она непонимающе таращилась на беснующуюся толпу, но услышав очередное: «Долой Берёзового Слона!», опрометью бросилась прочь.

Глава 20,
в которой Ночная Мышь видит сон про апельсин и встаёт на тропу войны

После обеда, когда жители Нечаянного Леса на разные лады обсуждали загадочные листки, ставни дома с круглыми окнами были ещё закрыты. Его обитатели приходили в себя после ночного путешествия. Мышь спала чутко и тревожно и видела ужасные сны. Ей снилось, что она превратилась в огромный оранжевый апельсин и катится по Лесу с жалобами и причитаниями:

– Посмотри на меня! – плакался апельсин своему другу Птаху, – я была такая несчастная оттого, что не умею летать, а теперь мне только и остаётся, что кататься и валяться… Да и то всякий норовит пнуть… И всё-таки я довольна!.. Почти…

– И чем же ты так довольна? – спрашивал Птах.

– Да вот, катаюсь и думаю – а ведь могло быть ещё хуже…

– Ну… – неожиданно низким голосом сказал Птах, – ну и ну-у-у…

Мышь так и не узнала, что же он хотел ей возразить, потому что в этот самый миг зазвонил колоколец у входной двери и недопроснувшаяся кроха кубарем скатилась с кровати.

– Ух, – выдохнула она, шлёпнувшись на холодный пол, – и кого это к нам принесло? В такую рань…

По правде говоря, солнце стояло уже в зените, но приёмная дочка Верёвочного Зайца полагала, что существо, которое всю ночь бегало по лесу и швырялось тяжеленными пестиками, может не вставать с постели до самого ужина. Судя по тихому сопению, доносившемуся из-за стены, Заяц целиком и полностью разделял подобную точку зрения.

– Му! – требовательно повторила нежданная посетительница, и Мышь, зевая и путаясь в ночной рубашке, необъятной, как парус, побрела открывать дверь.

– Ну а вы что думаете? – безо всяких предисловий грозно и жалобно вопросила Икка, размахивая каким-то грязным и помятым листком.

Ночная Мышь собиралась открыть дверь и вежливо сказать романтической корове:

– Здравствуй Икка, как мы рады тебя видеть! – но Иккины слова сбили её с толку, и она выпалила совершенно другое:

– Мы не думаем, мы спим. Ты вечером приходи, тогда мы с Зайцем, наверное, что-нибудь надумаем.

– Понятно, – зловещим трагическим шёпотом сказала романтическая корова и швырнула грязную бумажку под ноги Ночной Мыши, – вы тоже… вы с ними… вы заодно. – Икка бросила последний – укоряющий – взгляд на домик с круглыми окнами и потрусила прочь тихо, но внятно бормоча:

– Что ж, я никогда никому… Стало быть, не судьба… Прощайте… Вы меня больше не увидите… Никогда, – твёрдо добавила она, обернувшись. – Никогда. – Глаза у Печальной Икки были сухие.

Мышь наблюдала этот странный манёвр с крыльца и озадаченно качала головой. Такая сцена была несколько чересчур… Даже для романтической коровы. Что-то здесь не так. Но крохе до смерти хотелось спать, и у неё не было ни сил, ни желания раздумывать над непонятной выходкой Икки, поэтому она вернулась в свою спаленку и нырнула под тёплое клетчатое одеяло – оно ещё не успело остыть. Засыпая, Мышь вспомнила оброненную коровой бумажку:

«Надо будет её убрать, – зевая, подумала Ночная непоседа. – Обязательно уберу… Вот прямо сейчас встану и уберу…»

Мышь поджала лапки и перевернулась на другой бок – теперь ей снилось, что в огромный оранжевый апельсин превратилась романтическая корова. Икка медленно катилась по Лесу, вопрошая друзей и знакомых:

– Ну, и как же я теперь буду плакать?.. Окончательно и бесповоротно Ночная Мышь проснулась только часа через два. А проснувшись, немедленно вспомнила странные речи Печальной Икки и обещание, что они никогда её больше не увидят. Нельзя сказать, чтобы кроху сильно напугала эта угроза.

«Интересно, Иккино „никогда“, это сколько? – подумала Мышь. – Если я обещаю Зайцу, что никогда не буду тайком пробовать варенье из банок в кладовке, это значит „не раньше обеда“, если я даю обещание утром, и „до самого вечера“, если я обещаюсь сразу после обеда. Но всё-таки я не Икка, а Икка – не я, – продолжала рассуждать маленькая мыслительница. – Иккино „никогда“ должно быть ого-го каким большим… Может быть, мы её целую неделю не увидим…»

Сама собой вспомнилась и брошенная романтической коровой бумажка, которую следовало прибрать до того, как Заяц проснётся, и Мышь шагнула к двери. После долгого сладкого сна её чуть-чуть покачивало, точно матроса на палубе.

Мятый листок по-прежнему валялся на крыльце. Мышь присела на ступеньку и подтянула его к себе.

– Ну-с, посмотрим, что тут у нас пишут! – громко сказала она, вспомнив, что так всегда поступал господин Мауз, открывая вечернюю газету, и принялась водить маленьким чёрным коготком по кривым, неряшливым строчкам.

– КО-РО-ВЫ, – прочитала она по складам, – ПРОЧЬ ИЗ НА-ШЕ-ГО ЛЕ-СА!

Пять минут спустя негодующая кроха в сбитой набекрень жёлтой шляпе вприпрыжку неслась к оврагу, где обитали Птах и его родня. Пуговицы на сарафанчике она застёгивала уже на бегу.

– Их лес… Скажите, пожалуйста! – пыхтела она, взбираясь на пригорок. – А в моём лесу коровам самое место… Пишут ещё… Бумагу переводят… Писатели…

Птах сидел на пеньке неподалёку от родительского гнезда. Вид у него был задумчивый и даже рассеянный, словно он пытался решить в уме очень сложную задачку. Но это не помешало ему по-настоящему обрадоваться, когда он увидел свою запыхавшуюся подружку.

– Ты прости, – смущённо защебетал он, слетая на землю, – я к тебе давно не залетал… Я был…

Но Мышь решительно перебила его, взмахнув злополучной бумажкой:

– Ты это видел?!

– Видел, – поскучнев, признался Птах, – по всему Лесу висят.

– Так этого оставить нельзя, – решительно заявила Мышь. – Икка наш друг и вообще!

Не совсем понятно, что означало «вообще», но вид у крохи был самый воинственный.

– Брось, Мышь, ну что мы можем сделать… – попытался урезонить её Птах.

– Мы его выследим! Мы его выведем на чистую воду… Я ему покажу, как обижать наших коров… – с угрозой произнесла Ночная Мышь.

– Кому покажешь? – испуганно вздрогнул птенец.

– Ему-не-знаю-кому, – мрачно ответила крылатая мстительница.

– Итак, что мы знаем? – спросила она себя, снимая шляпу, чтобы удобнее было чесать правое ухо.

– Ничего… – буркнул Птах и отважился привести последний, как ему казалось, неотразимый довод. – Послушай, а как же тренировки?.. Мы ведь уже добились значительных успехов…

– Ага, – согласилась с ним подружка, – я теперь значительно успешнее шлёпаюсь на землю, у меня даже синяков не остаётся…

– Я как раз хотел предложить тебе новое упражнение… – продолжал гнуть свою линию птенец. Папа говорит – оно «в высшей степени полезное».

– Спасибо, Птах, – крайне серьёзно отозвалась Ночная Мышь. – Но я правда не могу… Когда в Лесу такое творится. Икка ходит – бедная… А я, значит, тренироваться буду?

– Но ты же хочешь летать? – поинтересовался Птах, – или не хочешь?..

– Ох, ну что ты говоришь… – вздохнула кроха из домика с круглыми окнами, – конечно хочу… Только всё должно быть по справедливости, а не только по моему хотенью… А по справедливости надо сначала поймать того, кто обижает Икку, а уж потом крыльями махать. Ох, как мы его отколотим, – воодушевилась воинственная Мышь, – как мы его отлупим, отдубасим и отколошматим…

– Как скажешь… – покорно вздохнул Птах.

– Итак, что же мы знаем? – повторила Мышь, рисуя палочкой на земле непонятные загогулины. – Кто у нас в лесу не любит Печальную Икку? Вещая Птица – раз, Мелкое-Вредоносное – два! Так?

– Ну, да, – вяло согласился птенец.

– Но у Людмилы вчера всю ночь веселились гости. Так?

– А ты откуда знаешь? – встрепенулся птенец.

– Я всё знаю, – отмахнулась Мышь, – потом расскажу… Стало быть, остаётся Вредоносное…

– Но ведь Вредоносное не умеет писать! – пискнул Птах.

– Откуда, – возразила Мышь, – откуда мы это знаем?! Кто в Нечаянном Лесу вообще может сказать, что ему известно что-нибудь о Мелком-Вредоносном?! Вот ты, – ткнула она крылом в сторону Птаха, – что ты о нём знаешь?

– Ну… – задумался птенец, – оно бегает… Стреляет…

– И всё! – закончила за него приятельница, – и это всё, что мы о нём знаем. А что оно делает по ночам?.. Может быть, как раз пишет?…

На это птенцу решительно нечего было возразить.

– Значит так, – командирским голосом подытожила Ночная Мышь, возвращая шляпу на голову, – сегодня ночью идём в разведку. Ты со мной?

– С тобой… – без особой радости подтвердил Птах и добавил тихонечко, чтобы не обидеть подружку:

– Куда ж я от тебя денусь…

Глава 21,
в которой начинается Великий Ночной Поход

Верёвочный Заяц проспал целый день до самого вечера, но всё-таки чувствовал себя разбитым после ночного бега, и, поужинав, тотчас отправился обратно в постель. Бедняга был до того измотан, что даже не стал распутывать верёвочку со вчерашними узелками, чего не случалось с ним уже много лет. У длинноухого мечтателя ломило спину, а лапы были сбиты почти до крови – ведь назад они неслись, не разбирая дороги.

Кутаясь в тёплый клетчатый плед, Заяц с грустью думал, что он не так уж молод, и всё бы ничего, да вот только жизнь прошла, а поплавать на корабле так и не удалось…

Правда, у него есть Мышь… Но она, по всему видно, мечтает – о-хо-хо… совсем не о море…

Лучшим лекарством и от печальных мыслей, и от разбитых лап был сон. Верёвочный Заяц никогда не видел во сне апельсинов, коров и банок с малиновым вареньем. Ему снилось только море. Море, которого он ни разу в жизни не видел.

Поздно вечером, когда на небо огромной жёлтой улиткой выползла полная луна, Заяц давно уже спал крепким военно-морским сном. А Мышь?.. Мышь собиралась в разведку. Наученная горьким опытом предыдущей ночи, она решила оставить дома большую жёлтую шляпу. Уж больно много с нею было хлопот.

Медных пестиков в доме, к сожалению, больше не было. Но кроха вспомнила рассказ Зайца о том, как однажды он спасся от лисы, швырнув ей в морду пригоршню молотого перца, и на всякий случай рассовала по карманам пакетики с пряностями, а за пазуху сунула серебряную перечницу. Она была холодная, округлая и приятно увесистая на ощупь. Кроме того, она захватила с собою ещё пару горстей гнилушек на случай, если придётся что-нибудь пометить или осветить. (Как известно, гнилушки светятся в темноте ровным зеленоватым светом). На этом сборы были окончены.

Встреча с Птахом была назначена в полночь под бизань-мачтой. По правде говоря, Мышь сомневалась, что её маленький приятель прилетит, – всё-таки гнездо не домик, из него не так-то просто выбраться незамеченным.

Но когда Ночная непоседа подкралась к сосне, птенец уже был там и нетерпеливо скакал по выступающим из земли корням. Над головой у него, поскрипывая, качались и кружились верёвочные лестницы и канаты, похожие на щупальца огромного осьминога, и тихонько гудел спрятанный в ветвях парус.

– Я тебя уже битый час жду! – возмущённо засвистел Птах. – Тоже мне, разведчик называется, в разведчике главное – точность!

– У нас часы остановились, – тихонько буркнула Мышь, ей было обидно, что настоящим разведчиком показал себя кто-то другой. Пусть даже и Птах.

Большим животным (и не только животным) часто кажется, что уж им-то известно всё, и потому они пренебрежительно поглядывают на малышей. Дескать, ну что эдакая кроха – от горшка два вершка – может знать?

Считается даже, что быть большим и сильным и быть правым – это практически одно и то же. Глупейшее заблуждение! Ну что известно слону о жизни муравья? Ровным счетом ничего. Но значит ли это, что Муравьёв на свете не существует, раз их нельзя обнаружить с высоты жизненного опыта слона?..

Большие ловко управляются со множеством громоздких и бесполезных вещей, а малым мира сего хорошо знакомы мириады крохотных существ и микроскопических предметов. Единственную снежинку, зацепившуюся за рукав, можно разглядывать так же долго, как огромную снежную гору. Всё зависит от точки зрения.

Большие звери Нечаянного Леса много лет строили догадки: где же скрывается Мелкое-Вредоносное-Создание (ведь они смотрели на него свысока, а много ли свысока разглядишь?..) Но для Птаха и Ночной Мыши, крох-невеличек, в этом не было никакого секрета. Мышь совершенно точно знала, что оно, Создание, уже давно забросило свой колоколец, и теперь живёт в одном из старых пней неподалеку от молодого орешника. А Птах знал даже, под каким именно пнём обитает Мелкое-Вредоносное. Так что в разведку наши друзья шли вовсе не наугад.

Несколько минут они молча и сосредоточенно продирались сквозь кустарник – это был самый короткий путь. Первым не выдержал Птах.

– Послушай, – пискнул он, – а ты действительно считаешь… ну… что всё это очень плохо?..

– Что всё? – уточнила Мышь.

– Ну… то, что написано в этих листках.

– Да, – с необычной для неё лаконичностью ответила Мышь, но птенец не унимался.

– Обычно коровы не живут в лесу, – продолжал он, старательно делая ударение на слове «обычно». – Может быть, Икке на самом деле лучше жить… э-э-э… в каком-нибудь другом месте.

– Вот как?! А может, ещё лучше, чтобы и я на свет не рождалась?! – гневно поинтересовалась Мышь и остановилась, требуя немедленного ответа.

– Ну, что ты?! – заволновался Птах. – Как тебе такое даже в голову могло прийти?.. Ты такая… Ты просто замечательная…

– Да, я замечательная, – не стала спорить маленькая воительница за справедливость. – Замечательная, но не обычная. Обычные ночные мыши – летают, а обычные зайцы читают книги о вкусной и здоровой капусте! – голосом, дрожащим от негодования выпалила Мышь, – так что если тебе нужны обычные и нормальные друзья, то извини… – она отвернулась, возмущённо топнула лапой и поспешила прочь от птенца. Безмерно огорчённый Птах летел за ней следом и причитал:

– Ну что ты, ну что ты, Мышь… Я вовсе не это имел в виду… – но подружка перестала дуться на него лишь полчаса спустя, когда они достигли орешника.

– Здесь, – пискнул птенец, – вот около этой коряги оно меня тогда и уговорило пойти… посмотреть… А само сунуло под горшок и убежало… – голосок Птаха дрогнул, видимо, память о минутах, проведённых под Ночным Горшком, была ещё слишком свежа.

– Хорошо, – прошептала Мышь, – будем ждать здесь.

– А может, оно уже того… убежало?.. – засомневался Птах, – как-то уж больно тихо кругом…

– Тсс… Ты просто не умеешь слушать. Оно там. Я слышу.

Друзья замерли под ореховым кустом, тесно прижавшись друг к другу, чтобы немного согреться. Летние ночи в Нечаянном Лесу были довольно зябкие. К счастью, ждать им пришлось недолго, а то они бы наверняка расчихались, потому что успели промочить в ночной росе не только лапы, но и крылья. А этого (любая мама подтвердит) более чем достаточно, чтобы как следует простудиться.

Кукушка завела в глубине леса свои бесконечные «ку-ку», но не успела она откуковать, как из-под коряжки высунулся длинный любопытный нос Мелкого-Вредоносного. А за ним появилось и всё остальное: беспокойные глаза, лохматая спинка и синий хвост. Луна к тому времени скрылась за облаками, и темень была такая, что хоть глаз выколи, но Мышь уловила движение воздуха и своим новым, прошлой ночью открывшимся чутьём, поняла – оно!

Выскочив и оглядевшись по сторонам, Вредоносное взъерошило свою и без того торчащую дыбом синюю шёрстку и побежало по тропинке в ту сторону, откуда только что пришли Мышь и Птах, на спине у него что-то блеснуло и раздался тихий мелодичный звучок, словно Создание, вслед за Иккой, обзавелось собственным колокольчиком, только серебряным, а не медным. Оно пробежало буквально в паре шагов от наших друзей, но те замерли и затаили дыхание, так что Мел кое-Вредоносное ничего не заметило.

– За мной, – взмахом крыла велела Мышь и, подбирая крылья, побежала по тропе следом за Созданием. Птах бесшумно летел за ней.

– Цоп-цоп-цоп, – слышала маленькая разведчица впереди и поспешала вслед за этим звуком. Птах ничего не видел и не слышал, но целиком полагался на свою подружку.

Рядом с Дальней Поляной тропа раздваивалась. Правая дорожка убегала к домику с круглыми окнами и дальше к норке семейства Маузов, а левая вела к дому Вещей Птицы Людмилы. Мелкое-Вредоносное на мгновение замерло около развилки, а затем решительно повернуло налево.

– Ага! – возликовала Мышь – ночной следопыт, – вот оно, стало быть, что! Вот кто научил Мелкое-Вредоносное плохому. Ну погоди, мымра золотозубая, – тихонько бормотала кроха себе под нос, – мы тебя выведем на чистую воду…

Мышь была готова праздновать победу, но тут Мелкое-Вредоносное-Создание исчезло.

Только что маленькая рукокрылая разведчица слышала впереди торопливое «цоп-цоп-цоп» и вдруг – тишина… Ни травинки не шелохнулось по бокам тропы, но Создание точно в воздухе растворилось. На всякий случай Мышь принюхалась. Увы… Как и всякая летняя ночь, эта была полна ароматов и благоуханий, но запаха Мелкого-Вредоносного среди них не было.

Забыв обо всём, Мышь пробежала вперед, туда, где мгновение назад слышались звуки быстрых и осторожных шагов. Никого. Тропа была совершенно пуста, а между тем до дерева, к которому была приколочена табличка «Mr. Smith», оставалось ещё добрых десять минут ходу.

Обескураженная и расстроенная Мышь не таясь (от кого теперь таиться?) плюхнулась на землю – ей всегда лучше думалось сидя. Птах приземлился рядом с ней.

– Ну что? – тихонько поинтересовался он.

– Ничего, – почесала за ухом Мышь, – ничегошеньки ничего…