Текст книги "Ночная Мышь, или Первый полет"

Автор книги: Мария Кондратова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Мария Кондратова
Ночная Мышь, или Первый полёт

Светлой памяти бабушки Люси посвящается

Вступление,
а точнее – воспоминание

Эта сказка началась с трёх пластилиновых фигурок, которые поселил на полочке в нашей комнате в общежитии мой будущий муж, тогда еще «просто гость» – один из многих, забегавших «на огонёк».

Синий заяц в длинном оранжевом жилете, летучая мышь, гордо восседающая на ночном горшке и крошечное встопорщенное создание, непонятного вида, выглядывающее из-под разбитого керамического колокольчика.

Они посматривали на меня из угла и буквально просились «в историю». И я не осталась равнодушна к этой немой, но красноречивой мольбе. Грызя гранит наук и щёлкая семечки, я придумала Нечаянный Лес и его обитателей. Так начиналась сказка. На то чтобы её завершить, ушло без малого восемь лет, так что, в конечном счёте, история Ночной Мыши – это ещё и летопись моей собственной юности.

С годами понимаешь, что «возраст» – фикция, значение имеют лишь вес и размер. Размер и вес. Просто в один прекрасный (ужасный!) день обнаруживаешь, что пара опрокинутых кресел уже не в состоянии изобразить карету, хижину или пещеру. Они бы и рады – но ты не влезешь.

Оказавшись на пикнике в лесу, примериваешься к чудесному раскидистому дереву и вместо привычного: «Не лезь, упадёшь», слышишь за спиной: «Куда? Ты же его сломаешь…» и понимаешь, что это, к сожалению, правда.

С годами тяжелеешь во всех отношениях. Откуда ни возьмись, прорезается «тяжёлый характер», самомнение (оно же «уверенность в себе») вырастает до гигантских размеров и дело сделано. Взрослый-невзрослый, но со временем становишься Большим (по крайней мере в собственных глазах), а большой (об этом ещё будет сказано в книге) – вовсе не то, что маленький…

Не думаю, что мне когда-нибудь всерьёз захочется стать моложе. Мои года – моя поклажа, и ею я дорожу. Но иногда ужасно хочется стать меньше и легче. Стремительно пробегать под столом вместо того, чтобы идти в обход, сидеть на тоненькой жёрдочке, легкомысленно мотая ногами над бездной, и знать, что ничего не обломится, потому что ты лёгок, как эльф или ребёнок.

Эта история – мой подарок всем тем, кто помнит, каково это – летать во сне.

Это сказка о мучительном и счастливом обретении лёгкости.

Мария Кондратова

Глава 1,
в которой мы знакомимся с главными героями, когда они пытаются спастись от потопа

Каждый вечер над Нечаянным Лесом зажигались звёзды и выплывала из-за деревьев луна, полная – похожая на огромное бледно-зелёное яблоко, или тоненькая, словно кожура побелевшего в горячем чае лимона. Иногда она, спеша по своим небесным делам, пробегала по чёрному небу невидимкой. В такие ночи Нечаянный Лес словно играл в жмурки. Крепко зажмуривался и весело кричал в наступившую темноту – «ой-ёй-ёй, ничегошеньки не видать!»

Каждый вечер с Дальней Поляны и до самых звёзд раздавался громкий возмущённый писк Ночной Мыши и неодобрительное ворчанье Верёвочного Зайца. Верёвочный Заяц был молодец! Всем зайцам заяц. Давным-давно, в молодости ещё, он собирался стать моряком, да так и не сумел отыскать верной дороги к морю. Видно, не туда пошёл. В память о тех временах он разгуливал по лесу в полосатой тельняшке, поверх которой надевал оранжевую жилетку со множеством карманов, карманчиков и кармашков. Как и полагается старому моряку, Заяц постоянно таскал с собой маленькую трубочку из вишнёвого дерева, хотя не только не курил, даже запаха табака не переносил – слабость для бывалого морехода почти непростительная. Если бы не это, его можно было бы назвать настоящим «морским волком», но, с другой стороны… Согласитесь, довольно странно называть зайца – волком. Хотя бы даже и морским. Так что может оно и к лучшему, что он не курил.

Домик Верёвочного Зайца с аккуратными круглыми окошками-иллюминаторами стоял под самой высокой в лесу сосной. Заяц любовно называл её своей бизань-мачтой. Вся она была увешана верёвочными лестницами и канатами, точно новогодняя ёлка – праздничными гирляндами. Имелся здесь и маленький парус, растянутый между ветками, он страшно гудел ночами, когда его полоскало на ветру. А надо всем этим хозяйством на верхушке сосны гордо реяло знамя – серебряный след заячьей лапки на ярко-голубом полотне. Его подарила Верёвочному Зайцу приятельница-белка. Под этим высоким стягом он даже в обжитом, хоженом-перехоженом Нечаянном Лесу чувствовал себя путником-первопроходцем, идущим сквозь дикую чащу, где ещё никогда не ступала заячья лапа.

А в остальном – заяц как заяц. Вот только почему «верёвочный»? Что значит «почему»?! Да никто во всём Нечаянном Лесу не умел так ловко вязать беседочные, плоские, рифовые и всякие прочие хитроумные морские узлы! Чтобы не разучиться делать это хорошо, Заяц постоянно тренировался. В одном из бесчисленных карманов его оранжевой жилетки всегда лежала верёвочка или бечёвка. К вечеру каждого дня она бывала унизана неровными бусинами узлов самых разных видов и размеров.

Заяц любил вечерком присесть на низенькую табуретку около маленькой уютной печки и начать медленно, с достоинством распутывать свою рабочую верёвочку. Он был уверен, что нет лучшего способа завершить добросовестно прожитый день.

– Вот здесь на краю узелок получился не очень хорошо, – тихонько бубнил себе под нос старый длинноухий мечтатель, теребя серую верёвочку, – а всё потому, что я рассердился на этого невежду Петера… Но злость плохой советчик… А тут – просто загляденье. Что за прелесть всё-таки детки у Белохвостой Анели…. Не забыть бы в следующий раз принести им в подарок засахаренных орехов…

Днём ему мечталось о дальних странствиях, бурях и громах, но по вечерам Верёвочный Заяц превыше всего ценил уют и покой. Однако стоило ему присесть на любимую табуретку и погрузиться в неспешные размышления, как из детской выбегала Ночная Мышь и принималась скандалить.

– Я не хочу спать! Я не буду спать! – заявляла она и решительно топала маленькой лапой, – я Ночная Мышь, а не какая-нибудь! Почему я должна подчиняться правилам, придуманным для всяких дневных зверей?!

Ночная Мышь была сирота. Заяц подобрал её прошлой осенью – маленькую, замёрзшую и совершенно беспомощную. Всю зиму он был уверен, что его приёмная дочка – самое кроткое и послушное создание в лесу, но наступила весна, приближалось лето, и Мышь словно подменили. Теперь у Верёвочного Зайца не бывало спокойных вечеров. Ни одного тихого вечера за целый месяц. Вот и сегодня… Старый моряк тяжело вздохнул и оторвался от своего плетения.

– Да, дорогая, – согласился он с ней, – ты Ночная Мышь. Но ты ещё совсем маленькая Ночная Мышь и поэтому должна слушаться старших. Ночью в лесу охотятся филины и лисы. Уверяю тебя, встреча с ними не доставит тебе ни малейшего удовольствия.

Добрый и простодушный Заяц был никудышным воспитателем, вместо того чтобы испугаться, Мышь воодушевилась.

– Вот ещё! – фыркнула она, – это им она не доставит ни малейшего удовольствия!

Видели ли вы когда-нибудь ночных мышей? Наверняка! Летними вечерами их можно встретить не только в лесу, но и в городе, где они, неожиданно выпархивая из темноты, пугают припозднившихся прохожих. Люди называют этих мышей летучими, что не очень-то справедливо. Ведь не зовём же мы прочих мышек «бегающими» или «шныряющими»? К тому же, маленькая Ночная Мышь, об удивительных приключениях которой мы с тобой узнаем из этой книжки, летать ещё попросту не умела. А согласитесь, довольно глупо называть «летучей» совершенно нелетучую мышь! Пока что это была самая обыкновенная пешеходная Ночная Мышь. Своими плюшевыми крыльями чудесного дымчатого цвета она укрывалась, как одеялом, когда её наконец-то удавалось загнать в постель.

(Кстати, о книжках. Писать их так же интересно, как и читать. Никогда не знаешь, что произойдёт дальше. Я, как и положено проводнику, пойду первым, направляя и указывая путь, но обещаю, что не стану торопиться и забегать далеко вперёд. Мы будем двигаться вместе, от страницы к странице, от приключения к приключению).

– Это террор! – возмущённо пискнула Ночная Мышь. – Террор и насилие! (И откуда только она нахваталась эдаких слов?..)

Мышь собиралась продолжить гневную речь, но тут за окном тихонько звякнул колокольчик и низкий, ласковый голос забормотал:

– Дивный вечер… Гармония небес… Священный домашний очаг… Дорогие мои друзья… Дозволено ли будет мне навестить вас в вашем скромном приюте?

– Ну вот, – вздохнул Верёвочный Заяц, – так я и знал…

– Ой, – виновато пискнула Ночная Мышь, – я не хотела! – и быстренько убралась в угол комнаты, чтобы, в случае чего, спрятаться у себя в спаленке.

Дверь домика отворилась, и в образовавшуюся щель заглянули два огромных глаза, исполненных печали, и задушевный голос повторил свой вопрос:

– Конечно, Икка, конечно же, заходи, – нервно потёр переносицу Верёвочный Заяц. – Ты же знаешь, мы всегда рады тебя видеть!

– О, вы так добры! – с надрывом выдохнула Печальная Икка. По её щеке медленно скатилась тяжёлая прозрачная слеза и, с плеском упав на пол, образовала небольшую лужицу.

Печальная Икка была необычайно чувствительная особа. Но мало кто в Лесу мог оценить чувствительность и романтичность огромной серой коровы, поэтому подавляющее большинство знакомых считало Печальную Икку безобидной чудачкой.

Конечно же, корова, при всём своём желании не могла зайти в дом к Верёвочному Зайцу. Она бы в нём попросту не поместилась. Домик с круглыми окнами был слишком мал для приёма такого большого гостя. Но для любящей и чуткой души подобные мелочи неважны. Печальная Икка благодарно кивнула в ответ на приглашение войти, едва не задев при этом рогами подсвечник на серванте, и осталась стоять за дверью.

– Звукам несогласия и раздора внимала моя душа, – сообщила корова, с любопытством переводя взгляд с Зайца на Ночную Мышь. – Неужели опрокинулся свод небес? (Печальная Икка любила говорить красиво и непонятно).

– Да вот, – пожаловался Заяц, – Мышь отказывается ложиться спать. Говорит, она уже достаточно взрослая, чтобы сама решать.

– Да нет же, – жалобно шепнула из угла кроха, – я вовсе не то хотела сказать… – Но её протест утонул в трубном, трагическом мычании Печальной Икки.

– О, Мышь! – воззвала она голосом, исполненным глубокого, безграничного укора. – Как ты могла, о, Мышь?! Презрев заботу и попечение, явить коварную неблагодарность нашему бесценному Зайцу, отдавшему тебе… – Икка запнулась и всхлипнула, в её прекрасных васильковых глазах неотвратимо набухали новые слёзы, вдвое крупнее прежних.

– О нет! Только не это! – в ужасе пискнула Ночная Мышь, представив, что Икка сейчас разрыдается во весь голос и затопит их домик, как это уже не раз бывало. – Я больше не буду!

– Она больше не будет, – подтвердил Заяц, также не на шутку встревоженный мыслью о возможном потопе. Как и все обитатели Нечаянного Леса, он старался щадить возвышенные чувства Печальной Икки. Кроме того, он любил свой домик и предпочитал, чтобы солёная вода плескалась за бортом, а не посреди гостиной. Заяц уже начинал жалеть, что затеял весь этот разговор.

– Конечно-конечно! Мы вообще душа в душу живём! – затараторила Ночная Мышь, почувствовав поддержку. – И я уже отправляюсь спать. Спокойной ночи, Икка!

– Спокойной ночи, дорогое дитя, – нежно промычала Икка, – твоё кроткое послушание проливает бальзам на моё израненное сердце. Есть ли на свете более трогательное зрелище, чем картина искреннего примирения двух любящих сердец? – спросила она, отступив назад в темноту и аккуратно прикрывая за собою дверь.

Такое тихое и деликатное прощание называлось «уйти по-английски».

Икка прочитала о нём в каком-то романе и с тех пор неизменно, хотя и не всегда успешно, следовала этому изысканному чужеземному обычаю. Она была очень… очень романтическая корова.

– Спокойной ночи, Икка, – крикнул ей вслед Верёвочный Заяц и закрыл дверь на щеколду.

Глава 2,
в которой пьют чай и рассуждают о пользе домашнего воспитания

Ближе к полуночи, когда верёвочка была уже расплетена и смотана в маленький клубок, а на печке чуть слышно пыхтел медный чайник с длинным изогнутым носиком, кто-то тихонько поскрёбся в двери дома с круглыми окнами.

– А, это ты, соседка, – выглянув в темноту, заулыбался Заяц, – ну заходи, заходи.

И пошёл открывать дверь.

В комнату вкатилась маленькая кругленькая мышка в голубеньком платочке, под которым ходуном ходили её любопытные розовые ушки. Это была соседка Верёвочного Зайца. В Нечаянном Лесу её звали на десятки ладов – мышка-норушка, мышка-хохотушка, а также постирушка, заварушка, и всеобщая хлопотушка. Ну ещё бы ей не быть хлопотушкой, если в их гостеприимной норке под ногами вечно крутилась дюжина мышат – мал мала меньше, а господин Мауз (муж хозяйственной мышки), вернувшись с работы, требовал ужина, свежей газеты и тишины. Пока на всех приготовишь, за всеми присмотришь, всех приласкаешь – уже и день к вечеру. Но вечером, утихомирив своё беспокойное семейство, мышка обязательно выбиралась в гости к кому-нибудь из соседей, попивала там чаёк и вела долгие мудрёные разговоры о том, как лучше всего сушить грибы и с какими корешками нужно кипятить скатерть, перемазанную малиновым вареньем.

– Ну расскажи хоть ты мне, что на белом свете творится, – затараторила мышка, едва переступив порог. – Я к тебе на минуточку, ну буквально на одну чашечку чая, а потом домой. Дела, дела…

Покуда Заяц доставал из серванта большие фаянсовые чашки, расписанные синими цветами, и заваривал в них чай с чёрносмородиновым листом и цветами шиповника, мышка-хлопотушка старательно перечисляла ему свои заботы:

– Первенький простудился. Двоечка порвала школьную форму – придётся перешивать, близнецы пятый-шестой подрались с бельчатами. И только дюжинка спит себе тихонечко да соску сосёт – золотой ребенок. – Всех своих детей она давно наловчилась звать по номерам, потому что боялась запутаться. Господин Мауз настоял, чтобы всех мальчиков в их семействе звали Георгами, а всех девочек – Мартами. Ну, а «Георг-четвёртый» это уж как-то слишком… – решила про себя мышка-ещё-не-старушка, и когда звала детей, имена опускала.

– А что у тебя новенького? – поинтересовалась она, когда список её собственных радостей и забот подошёл к концу. – Как-то ты не очень хорошо выглядишь… – озабоченно заметила соседка, – усы потускнели, и мех не блестит… Надо себя беречь!

– Да вот, Мышь совершенно от лап отбилась, – пожаловался Заяц. – Кричит, топает… Ума не приложу, что с нею делать.

– Я бы сказала – выпороть! – решительно заявила добрейшая хлопотушка, из которой собственные дети верёвки вили, и укоризненно покачала головой. – Ай-яй-яй… негодная девчонка.

– Да нет, она хорошая… – заступился за свою подопечную Верёвочный Заяц. – Мне кажется, она просто пытается понять, кто она такая.

Мышка-домовушка скептически поджала губки.

– Во времена моей молодости, – заметила она, – это называлось беситься с жиру. Или маяться от безделья.

– Да, наверное, ты права, – сник Заяц, – ей не хватает дела… Своего дела. И я не знаю… Ну как тут быть?..

– Отдай-ка её ко мне в учёбу, – с энтузиазмом предложила домовитая соседка, – я её всему научу – шить, стирать, убирать, подрубать полотенца, мыть посуду – всему, что необходимо знать и уметь любой порядочной мышке!

– Стирать, конечно, хорошо, – промямлил Верёвочный Заяц, избегая смотреть соседке в глаза, – но, наверное, в жизни это не главное…

– Разумеется, не главное, – охотно согласилась мышка, – главное – научиться готовить. В нестираном бельишке можно, на худой конец, проходить несколько дней, а попробуй хотя бы день ничего не есть! И когда же ты, наконец, выберешься к нам в гости? Господин Мауз уже несколько раз спрашивал… Я бы угостила тебя оладьями с курагой – пальчики оближешь!

– Но я совсем другое хотел сказать! – нашёл в себе смелость возразить Верёвочный мечтатель. – Конечно, кулинарное искусство – это важно. Очень важно, – поторопился добавить он, заметив удивлённый взгляд соседки, – но ведь она – Ночная летучая Мышь… Прежде всего девочка должна научиться летать… Иначе она никогда не будет счастлива. Никогда.

Повисла пауза. Тикали часы, и тихонько гудело пламя в печи. Наконец мышка, которую сейчас никто бы не назвал хохотушкой, отставила чашку и очень серьёзно сказала:

– Но, Заяц, ведь ни ты, ни я, никто из наших знакомых не умеет летать! (И прекрасно обходимся… – добавила она про себя). Как же мы можем научить этому Ночную Мышь?

– Вот-вот, – горько вздохнул Заяц, – если бы я знал, как… Поэтому я и не сужу девочку строго. Ведь я ничем не могу ей помочь…

Такой поворот разговора был совершенно не по душе мышке-хлопотушке, и она засобиралась домой, тем более что было уже действительно поздно. Но последнее слово соседка всё-таки оставила за собой. Уже стоя на пороге, мышка-постирушка поправила свой платочек и наставительно заметила:

– Только вот что я тебе скажу, соседушка, доведётся ей летать или нет, – это ещё бабушка надвое сказала. Но никакие чудесные способности не избавят мышь от ежедневной стирки и уборки. Уж поверь моему опыту.

Заяц обещал поверить. И, вздохнув сотый раз за сегодняшний беспокойный вечер, отправился наконец спать.

Глава 3,
в которой рассказывается история одного ожидания

Почему Нечаянный Лес назвали «Нечаянным» в точности не знал никто, но у всякого его жителя было по этому поводу своё особое мнение. Животные, чьи мнения совпадали, объединялись в партии.

Самые большие партии в Лесу были «чайники» и «речники». «Чайники» полагали, что на самом деле Лес должен называться «Не-чайным» – потому что в нём не растёт чай. И это была правда, чая в здешних краях отроду не водилось, разве что только ИВАН-ЧАЙ.

«Речники» же считали, что на месте Бобрового ручья когда-то текла речка Нечайка, прозванная так за то, что на её берегах жили зимородки, щурки и ласточки, кто угодно, но только НЕ ЧАЙКИ.

Время от времени «чайники» встречались с «речниками» и устраивали долгие многочасовые дискуссии.

– Кому он нужен, ваш чай?! – негодовали сторонники речки Нечайки.

– А чайки ваши – кому нужны? – не оставались в долгу любители благородного напитка.

Ночную Мышь чрезвычайно занимало, кто же из них прав. И как-то раз она спросила об этом Зайца.

– Видишь ли, – ответил Заяц, – вопрос, конечно, сложный. И я не знаю. Но мне почему-то кажется, что довольно глупо называть речку или лес по тому, чего НЕТ, когда столько всего ЕСТЬ.

– А наш-то Лес всё-таки назвали НЕчаянным, – резонно возразила Ночная Мышь.

– Да, конечно… Знаешь, – задумчиво продолжал Верёвочный философ, – сдаётся мне, дело в том, что когда в Лес пришли самые первые звери, он оказался гораздо лучше, гораздо богаче всего, что они только могли себе представить.

Редко кто переселяется от хорошей жизни. Возможно, они бежали от какого-нибудь бедствия, от засухи, наводнения или пожара. И вдруг, нежданно-негаданно – нечаянно – оказались в нашем Лесу. Нечаянный Лес! Вслушайся, пожалуйста, в это название – сколько в нём удивления и радости!

Ночная Мышь внимала, затаив дыхание. Когда Заяц умолк, она убеждённо сказала:

– А мне твоё объяснение нравится. Может быть, оно и не самое правильное… Зато – самое лучшее.

Раньше всех в Нечаянном Лесу просыпалась Печальная Икка. Просто удивительно, когда она успевала выспаться? Старый Филин, пролетая над Лесом в полночь, видел, как между чёрными деревьями мелькает серая тень, и слышал звон медного колокольчика, а на заре, когда самые ранние пташки только-только принимались чистить пёрышки перед первым вылетом из гнезда, она уже паслась на Большой Поляне, на границе соснового бора и берёзовой рощи. Романтическая корова появилась в лесу лет этак семь назад. Изрядный срок. За эти годы она сделалась привычной частью пейзажа, и мало кто вспоминал, что было такое время, когда Нечаянный Лес и Печальная Икка существовали отдельно друг от друга. Ещё меньше, даже среди старожилов, было таких, кто знал что-то о жизни романтической коровы до того, как она поселилась в Лесу. Сама Икка об этом говорить не любила. Она вела себя так, словно жизнь её началась с появлением в Лесу. В конце концов расспрашивать о прошлом её перестали.

Печальная Икка была убеждена, что утренняя роса необыкновенно благоприятно влияет на цвет её рогов. Она окунала голову в мокрую траву и протяжно мычала от удовольствия. Нежное долгое «му-у-у…» было тем самым первым звуком, что возвещал Нечаянному Лесу о наступлении нового дня. Потом лёгкой неторопливой трусцой Печальная Икка бежала к Дальней Поляне. Это называлось у неё «совершить утренний моцион»[1]1
  Моцион (от лат. motio – движение) – ходьба, прогулка для укрепления здоровья или для отдыха.


[Закрыть]. Солнце тем временем подсушивало траву, и воздух в Нечаянном Лесу становился мягким и душистым. Романтическая корова трусила хорошо известными ей тропинками, прикрыв глаза, и чутко прислушивалась, поводя мягкими бархатными ушами.

Печальная Икка ждала Берёзового Слона. Что это за Слон такой, никто в Нечаянном Лесу толком объяснить не мог, но все сходились на том, что он – необыкновенный. Печальная Икка прочитала о нём в книге… Или услышала на вечеринке… (тогда она была ещё не романтическая, а просто молодая глупая корова, носила серёжки в форме серебряных сердечек и обожала бегать на вечеринки). Или сорока принесла ей весть о скором приходе Берёзового Слона на своём длинном хвосте… Икка не помнила. Да и не важно это. Известно лишь, что она приняла эту новость очень близко к сердцу.

В Нечаянном Лесу мамы обещали непослушным детям – если будешь себя хорошо вести, то к тебе на День Рождения придёт Берёзовый Слон и принесёт целый мешок чудесных подарков. И дети из года в год шёпотом передавали друг другу, что где-то, далеко-далеко, у Берёзового Слона есть волшебная страна: трава там мягкая и сладкая, точно пастила, грибы – как небольшие пеньки, и орехи вдвое крупнее и в сто раз вкуснее обычных. А чтобы её найти, надо подняться на рассвете, выйти в берёзовую рощу и постараться услышать голос Берёзового Слона. Если идти вслед за ним – непременно попадёшь в эту замечательную страну. Нужно только, чтобы он сам позвал тебя, окликнув по имени.

Проходило время, бельчата и зайчата вырастали и начинали догадываться, что подарки на День Рождения дарят им родители, а вовсе не таинственный Слон (да и где ему было поместиться в дупле или норе?!). «В жизни есть дела поважнее, чем прятаться поутру в берёзовой роще и трястись от страха и холодной росы», – решали они, повзрослев.

И всё же… И всё же… Даже самые взрослые, самые степенные мамы-белки и папы-зайцы шептали на ночь своим непослушным чадам, – засыпай скорее, а то Берёзовый Слон станет сердиться и не принесёт тебе обещанные подарки под Новый Год…

Когда Печальная Икка в первый раз услышала эту историю, её словно палкой по голове ударило. «А вдруг ОН придёт за МНОЙ?» – сразу же подумала она. Не то, чтобы Икку не устраивала жизнь в Нечаянном Лесу. Напротив! Но, несмотря на это, в глубине загадочной коровьей души продолжало жить смутное, но неодолимое желание чего-то большего… Желание это, которое романтическая корова едва ли могла выразить словами, сделало её беспокойной и чуткой. Икка ожидала и дождалась. Весть о Берёзовом Слоне оказалась для неё откровением.

«Слон – огромное животное, глупо полагать, что его может заинтересовать общество кролика или белки, – продолжала размышлять Икка. – Нет, я ничего не имею против белок, но, если задуматься, слоны ведь совсем… ДРУГИЕ…. И, по правде говоря, мне кажется, они должны быть гораздо ближе к нам, коровам, чем ко всякой прочей мелюзге… К белке может прийти Ольховая Белка… или даже Липовый Енот… Но я никогда не поверю, что к ней придёт сам Берёзовый Слон… Я – единственная корова в лесу. Здесь никогда не было ДРУГИХ коров. Нет никаких сомнений, это известие предназначено мне одной и никому другому».

От подобных мыслей она почувствовала что-то вроде головокружения, и именно с той минуты Печальная Икка стала тем, кем стала – романтической коровой с широкими взглядами на жизнь.

«Конечно, есть ещё медведь… Но разве кто-нибудь слышал что-нибудь о медведе, ожидающем чего-то БОЛЬШЕГО, чем хороший урожай мёда?» – последний довод убедил её окончательно.

Вот потому-то Печальная Икка так старательно плескалась в росе, прежде чем войти на рассвете в берёзовую рощу. Она хотела стать самой красивой коровой, какую только возможно себе представить, чтобы Берёзовому Слону не пришлось пожалеть о сделанном выборе, когда они наконец встретятся. Икка всецело поверила в своё высокое предназначение и теперь стремилась ему соответствовать.

– Мы, коровы, должны быть на высоте… – объясняла она какому-нибудь нахальному зяблику, который бойко и звонко интересовался, почему она бесцельно шляется по лесу с утра до ночи и всех поучает вместо того, чтобы строить гнездо и высиживать птенцов или – КАК ТАМ ЭТО называется у коров – телят?

– У меня есть идеалы, – хрустально вздыхала Икка и уходила искать Берёзового Слона на другом краю Нечаянного Леса. Что ж, такое, говорят, бывает не только с коровами…