Текст книги "Они руководили ГРУ"

Автор книги: Мария Залесская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

ЯН КАРЛОВИЧ БЕРЗИН

Арвид Зейбот был организатором, заложившим основы разведывательного дела, но вывел на мировой уровень военную разведку человек, с кем он четыре года проработал бок о бок и кого рекомендовал на свое место. Именно при Яне Карловиче Берзине создается блестяще показавшая себя разведсеть, в составе которой действовали те, кого позже назовут «великими нелегалами»: Рихард Зорге, Лев Маневич, Артур Адамс, Ян Черняк, Шандор Радо и другие. Она выдержала проверку на прочность временем и делами.

Петер Янович Кюзис родился 25 ноября 1889 года на хуторе Клигене Яунпилсской волости Курляндской губернии, в семье батрака. Зимой он учился в начальной школе, летом работал пастухом. Решив продолжить образование, мальчик поступил в 1902 году в учительскую семинарию в городе Гольдингене Курляндской губернии. Позднее он вспоминал: «Это была миниатюрная тюрьма для малолетних, созданная по образу и подобию военной казармы. Муштра, побои, лицемерие, ложь. Годы, проведенные в семинарии, стали для меня школой ненависти». Осенью 1904 года в семинарии вспыхнул «бунт». Учащиеся объявили «забастовку», отказавшись посещать занятия и требуя убрать некоторых особо не нравившихся им преподавателей. «Бунт» был подавлен. А в ноябре 1905 года семинарию закрыли в связи с революционными событиями, и учащихся распустили по домам. Заехав по пути в Ригу к брату и получив от него «кое-какую литературу», Петер приехал в деревню к родителям. Там тоже было неспокойно. Низложив старые волостные правления, крестьяне избирали свои органы самоуправления – распорядительные комитеты. Был создан и социал-демократический кружок «Скригулис» (Цеп), в который Петер незамедлительно вступил. Вскоре он стал членом партии большевиков.

Предоставленный самому себе, подросток с головой ушел в революцию. Стал милиционером, участвовал в стычках с казаками. А когда весной 1906 года партия перешла к партизанской войне, Кюзис вступил в отряд «лесных братьев», действовавший в Мадленском районе. Прикрывая отход товарищей, он был ранен и попал в руки стражников. Потерявшие в бою нескольких человек стражники хотели на месте расстрелять пленного, но его спас подоспевший отряд казаков. Петер предстал перед военно-полевым судом, но из-за малолетства и «в целях раскрытия всей организации» казнь не состоялась, и его направили в Венден для продолжения расследования. Новый процесс состоялся в июле 1907 года в Ревеле. Военный суд города приговорил Петера Кюзиса к смертной казни, но через две недели, проведенные в камере смертников, ему объявили, что смертная казнь заменена восемью годами каторжной тюрьмы ввиду его несовершеннолетия. В тюрьме (все по той же причине) он провел лишь два года. Работал в тюремной аптеке, научился разбираться в лекарствах, что позднее немало пригодилось в жизни.

Может быть, другого человека суровые испытания заставили бы изменить взгляды на жизнь, но с Петером этого не произошло. Более того, общение в заключении с профессиональными революционерами только укрепило его веру. Выйдя осенью 1909 года из тюрьмы, он немедленно включается в нелегальную партийную работу. Под несколькими псевдонимами, среди которых и «Павел Иванович», он занимается агитационно-пропагандистской работой в Риге. В августе 1911-го – новый арест, ссылка на поселение в Иркутскую губернию, откуда весной 1914 года он бежал, использовав чужие документы на имя Яна Карловича Берзина. С тех пор за Петером Кюзисом закрепилось это имя, хотя иногда его называли, даже и в официальных документах, Павлом Ивановичем Берзином.

Во время войны, в 1915 году, Ян призван в армию и работает окопным агитатором на Северо-Западном фронте. Спасаясь от царской охранки, он в 1916 году перебирается в Петроград, устраивается на завод слесарем и продолжая революционную работу. В октябрьские дни вместе с латышскими красными стрелками участвовал во взятии Зимнего дворца, входя в состав партийных комитетов Выборгского района и Петрограда. После Октября работает в ВЧК у Ф. Дзержинского, участвует в подавлении выступления эсеров в Москве, в разгроме мятежа в Ярославле. Затем – работа в наркомате внутренних дел секретарем местного отдела управления делами, членом редколлегии «Вестника НКВД РСФСР».

В марте 1919 года он вернулся в ставшую советской Латвию на пост товарища наркома внутренних дел, но проработать ему пришлось лишь два месяца: в мае Ригу захватили интервенты. А в июле началась служба Берзина в Красной армии. Он назначается начальником политотдела 11-й Петроградской стрелковой дивизии, затем начальником Особого отдела ВЧК Армии Советской Латвии, ставшей позднее 15-й армией (август 1919 – ноябрь 1920). С этой армией он участвовал в боях на петроградском направлении, а с весны 1920 года в составе Западного фронта под командованием М. Тухачевского дошел почти до Варшавы. При отступлении Красной армии выполнял задание Дзержинского по эвакуации войск из Белостока. Незадолго до расформирования 15-й армии в 1920 году Ф. Дзержинский рекомендовал его на работу в Регистрационное управление Полевого штаба РВСР.

В течение года он возглавлял ключевой – агентурный – отдел управления, называвшийся тогда оперативным, а в декабре 1921 года стал заместителем начальника военной разведки, курируя агентурную разведку. Именно тогда на работу в центральный аппарат пришли люди, имеющие опыт подпольной партийной и разведывательной работы в период Гражданской войны; постепенно стабилизируется личный состав. Новая работа Берзину нравится, и он с энтузиазмом берется за дело. Уже в начале 20-х годов он и сам побывал нелегально за рубежом – в Германии, Чехословакии, Польше, Англии.

1 марта 1924 года, когда Зейбот получил наконец долгожданную отставку, по его рекомендации Ян Берзин становится начальником Разведотдела, преобразованного в апреле в Управление. К тому времени он уже, наверное, и сам забыл свое настоящее имя. По документам он теперь уже навсегда числился Яном Карловичем, называли его и партийной кличкой – Павел Иванович. Для более близких людей он был «Стариком» – так прозвали его за раннюю седину, появившуюся, когда он мальчишкой провел две недели в камере смертников. Что интересно – в московской телефонной книге он числился и как П.И., и как Я.К. Берзин при одном и том же адресе и телефоне.

Основное внимание и на новом посту' Ян Карлович по-прежнему уделял агентурной работе. Н. Ляхтеров, сотрудник Разведупра с 1933 года, вспоминал: «Берзин обладал аналитическим умом, он был изобретательным в разработке самых сложных разведывательных операций. Основой стратегической разведки Берзин считал агентурную разведку. На создание нелегальных радиофицированных резидентур в странах вероятного противника он направлял весь свой организаторский талант и опыт подпольной партийной работы. Павел Иванович принимал непосредственное участие при подборе и подготовке нелегальных резидентов (Зорге, Маневич, Мрочковский, Стигга, Узданский, Кравченко, Треппер, Абрамов и др.)… Все мы, в те годы работники Разведывательного управления, ощущали заботливое отношение Берзина к легальным зарубежным разведаппаратам. Он лично участвовал в подборе достойных руководителей на должности военных советников и военных атташе (Путна, Якир, Геккер, Рыбалко, Орлов, Тупиков и др.) и крышевых оперативных работников».

Опираясь на опыт, в том числе и на личный, В. Сухоруков, которого Ян Карлович провожал в Китай в сентябре 1924, в Латвию в декабре 1933, в Болгарию в декабре 1934 года, отмечал: «Берзин, отправляя сотрудника управления за рубеж, всячески подчеркивал полное ему доверие, уверенность в его способности выполнить поставленное задание, в способности всегда находиться в более выгодном положении, чем противник. Он давал понять разведчику, что в случае неудачи он его поддержит и не даст в обиду. Все это формировало у оперативных работников чувство ответственности и готовности даже ценой сверхусилий выполнить поставленную задачу во имя интересов Родины. Павел Иванович никогда никого не отправлял за рубеж без теплого и сердечного напутствия, а с наиболее близкими соратниками прощался путем товарищеского объятия. Так же тепло и сердечно он встречал своих дозорных часовых, возвратившихся из стана противника».

Важнейшим направлением агентурной деятельности в этот период становится военно-техническая разведка, о чем говорят первые же шаги Берзина в новой должности. В докладе, посвященном первому году работы военной разведки, он отмечал: «1924–1925 гг. характеризуются широким развертыванием работы Разведупра», когда основное внимание уделяется военной технике, которая «вместе с воздушным и морским флотом составила 66,5 % всех заданий, данных агентуре».

Общие для всех стран задания по сухопутным вооруженным силам, поставленные агентурной разведке в следующем операционном году, были такими: «1) Обучение, подготовка и быт армии, политико-просветительская работа, организация и тактика низших соединений различных родов войск. 2) Военно-химическое дело: устройство и методы применения новейших средств химического нападения, состояние военнохимического дела. 3) В области артиллерии, мелкокалиберного оружия, бронесил, инженерного дела, электротехники и связи – продолжать работу по выяснению новых конструкций и пополнять имеющиеся сведения о материальной части, состоящей на вооружении иностранных армий. 4) Следить за новейшими изобретениями во всех областях военной техники и за усовершенствованиями существующей материальной части. 5) Состояние военной промышленности и подготовка к промышленной мобилизации важнейших иностранных государств». И поставленные задачи были выполнены. Ян Карлович докладывал, что «в общей сумме» полученные в 1925–1926 годах материалы и сведения «уже дали возможность изучить большинство вопросов, интересующих высшие военные управления СССР».

Задания в военно-технической области были возложены и на созданные в конце 1920-х годов инженерные отделы торговых представительств СССР за границей, в составе которых работали также и военные разведчики. Наряду с закупками всего необходимого для РККА (от новейшей военной техники до предметов культурно-бытового назначения), им предписывалось «собирать, проверять, систематизировать и изучать все материалы о новых научно-технических усовершенствованиях и достижениях, как применяемых, так и могущих быть примененными для военных целей и обороны страны».

Осознание высшим военным руководством необходимости этого вида разведки было подтверждено в 1930 году выделением IV Управлению Штаба РККА дополнительных кредитов на ее ведение. Кроме того, заинтересованные учреждения должны были выдавать деньги военной разведке на приобретение конкретных технических материалов и образцов.

Естественно, многое делалось руководством Управления для обслуживания агентурной деятельности. Как вспоминал впоследствии М. Груздев, тогда еще молодой сотрудник Разведупра, «П.И. Берзин проявлял постоянную заботу по обеспечению технических служб оборудованием, аппаратурой, приборами и материалами, в том числе за счет импортных закупок, о подборе и подготовке специалистов-профессионалов. Так, по настоянию Берзина было получено приоритетное право отбора на предприятиях и в институтах Москвы лучших специалистов нужного нам профиля. И нужно сказать, что техническая часть Лозовского, благодаря помощи Берзина, неплохо обеспечивала всем необходимым работу оперативных подразделений Разведуправления».

При непосредственном участии Яна Карловича, как писал в конце 1950-х годов начальник 4-го управления ГРУ Н. Ляхтеров, «создавались легализационные резидентуры, которые помогали нелегальным разведчикам обустраиваться в странах назначения. Через эти резидентуры разведчики обеспечивались необходимыми документами, материальными средствами, оперативной техникой». Системой таких пунктов, которая называлась Мобилизационная сеть коммерческих предприятий Разведупра за рубежом, долгие годы руководил С. Мрочковский. Н. Звонарева, будучи секретарем начальника Управления, не раз встречалась с ним. «П.И. Берзина, как я уже говорила, окружали талантливые помощники и сотрудники. К каждому из них он относился по-отцовски внимательно и строго. Особенно бережно он относился к С.И. Мрочковскому – выдающемуся разведчику-нелегалу. Когда поступало сообщение об его приезде в Москву (примерно раз в год), Берзин вызывал меня и предупреждал: “Проследи, чтобы лишние люди не встречались с ним. В комнату, где он будет работать, пропускать только сотрудников, с которыми он связан по службе…” Стефан Иосифович приезжал рано утром, неизменно говорил мне: “Наташа, милая, здравствуйте”, – и проходил в комнату секретариата, в которой стояло два сейфа с его документами. Высокий, худощавый, с откинутыми назад пышными волосами, в прекрасно сидящем на нем костюме, он выглядел истинным западным коммерсантом. Поздно вечером он обычно заходил в кабинет Павла Ивановича, где они еще долго обсуждали служебные проблемы или просто беседовали. Мрочковский добывал ценнейшую информацию и снабжал управление крупными суммами валюты. Как-то, проводив его, Павел Иванович сказал: “Ты не представляешь, Наташа, какую помощь оказывает нам Стефан Иосифович. Не знаю, как бы мы обходились без него”… Берзин учил и требовал от работников управления соблюдения строжайшей конспирации и оперативной дисциплины, – говорила Наталья Владимировна, – и тяжело переживал неудачи и провалы в работе. Он проявлял большую заботу о семьях товарищей, попавших в беду. Так было, например, с С.Л. Узданским, семьей Маневича, семьей 3. Скарбека и другими разведчиками».

На новый, более высокий уровень вышла при Берзине, вероятно, вторая по важности служба военной разведки – информационно-аналитическая. М. Абсалямов, военный разведчик с 1920 года, а в то время (1940) начальник кафедры разведки Военной академии им. М.В. Фрунзе, писал: «Опыт показывает, что очень многое зависит от того, насколько сколочен аппарат, натренированы, культурны его работники, насколько знают они противника и театр войны. Качество разведывательных документов, сроки их выполнения целиком зависят от этого. Неслаженность информационных отделений, плохое знание противника и театра действий могут свести на нет любые усилия и успехи органов, добывающих разведывательные данные». По запросам руководства страны, армии, различных военных и гражданских ведомств, а также в соответствии с планами информационщики давали справки, сводки, доклады, издавали множество справочных и обзорных изданий по материалам агентурных и открытых источников за рубежом, переводили наиболее ценную иностранную военную литературу. С апреля 1926 года под грифом «Секретно» издаются «Военно-технические бюллетени», призванные «освещать новейшие технические достижения и их применение в области: а) артиллерии, б) ручного оружия, в) броневого дела, г) военной химии, д) связи и электротехники, е) военно-инженерного дела, ж) воздушного флота, з) морского флота, и и) военной промышленности».

Ян Карлович поощрял выступление своих сотрудников с публикациями по актуальным вопросам военного дела в стране и за границей в открытой советской печати. Их заметки и статьи появляются в газете «Красная Звезда», журналах «Война и революция», «Техника и вооружение». Выходят написанные ими брошюры и книги. Сотрудники Разведупра участвуют в составлении Большой советской энциклопедии.

Берзин и сам участвовал в научно-исследовательской работе Разведупра, был одним из авторов научного труда «Будущая война», в котором, на основании данных разведки, говорится и о «войне моторов», и о том, что война начнется без формального ее объявления. Кроме того, вместе с А. Никоновым под псевдонимами они написали работу о будущей войне против СССР (С. Дашиньский, Я. Ридопольский. Подготовка войны против СССР (1929). В книге отмечалось: «Действительная продолжительность будущей антисоветской войны, вероятнее всего, будет где-то между вышеуказанной теоретически минимальной и максимальной продолжительности», то есть в лучшем случае две летних кампании, в худшем – 3,5–4 года. «В общем, будущая война на западных границах СССР не может быть закончена в течение месяцев, не может быть закончена одними лишь военными методами. Исход будущей антисоветской войны определится сочетанием военного, экономического и политического факторов», война «потребует от пролетариата и всех трудящихся масс СССР колоссального напряжения сил, героизма военного и трудового, чтобы отстоять республику Советов».

Ян Карлович зачастую поступал, основываясь на положении, в соответствии с которым разведка должна не только информировать руководство, но и «решительно бороться со всякими попытками игнорировать ее указания», то есть «от ее работников, – как замечал С. Белицкий, – требуется величайшее гражданское мужество, ибо нет ничего легче, как затем говорить о том, что я, мол, вам об этом писал, а вы меня не послушали». Об одном из таких эпизодов рассказал выдающийся полководец и военный разведчик В. Чуйков. «Помню, в 1929–1930 гг. обстановка в мире, политическая атмосфера была напряженной, взрывоопасной. Многие руководители страны говорили, что усилия народа нужно переводить на военный лад, т. е. готовиться к войне. Проанализировав ситуацию, П.И. Берзин (вместе со своими ближайшими помощниками) открыто заявил руководству страны и Красной Армии, что войны не будет в ближайшие годы и основные усилия надо сосредоточить на восстановлении и развитии народного хозяйства. Берзин рисковал, говоря так, но это был хорошо продуманный шаг, подкрепленный данными разведки».

В первой половине 30-х годов Берзин руководил работой по подготовке партизанских кадров и специальной боевой партизанской техники, участвовал в строительстве укрепленных районов, в закладке продовольствия и оборудования для будущих партизанских баз. Он лично подбирал кадры, курировал работу партизанских школ. При этом учитывался и опыт отрядов «активной» разведки, действовавших в первой половине 20-х годов на территории Польши и Румынии. Вся эта работа проводилась в основном на территории Украинского военного округа. В IV Управлении Штаба РККА, как вспоминал «бог диверсий» И. Старинов, были разработаны мобилизационные планы развертывания войны в тылу агрессора. Старинов писал: «В 1932 году наша оборона на Западных границах зиждилась на использовании формирований партизан. Войска противника, перейдя государственную границу и углубившись на нашу территорию на сотню километров, должны были напороться на укрепрайоны и увязнуть в позиционной войне. В это время на оккупированной территории партизаны начинают организованное сопротивление и перерезают противнику коммуникации. Через некоторое время, лишившись свежего пополнения, подвоза боеприпасов и продовольствия, войска неприятеля вынуждены будут отступать. Партизаны начинают отходить вместе с противником, все время оставаясь в его тылу и продолжая диверсии. Могут даже перейти государственную границу. Это была очень хорошо продуманная система не только на случай оккупации части нашей территории. Базы закладывались и вне СССР. Очень важно было то, что готовились маневренные партизанские формирования, способные действовать как на своей, так и на чужой территории». Эта работа затормозилась в 1935-м, а спустя два года была названа подготовкой к государственному перевороту и ликвидирована, так же как и многие ее руководители и участники.

В этот же период «по инициативе Берзина начала создаваться служба радиоперехвата, проводимого с территории СССР и в разведываемых странах» (Н. Ляхтеров). Возглавлял радиоразведку Я. Файвуш, специалист в данной области еще со времен Гражданской войны, автор целого ряда книг и статей по вопросам разведки средствами связи. Появляется в Разведупре в начале 1930-х годов и дешифровальная служба. Начальником этого отдела назначен П. Харкевич, занимавшийся проблемой раскрытия шифров еще с 1923 года сначала в Народном комиссариате иностранных дел, а позднее в Специальном отделе ВЧК – ОГПУ.

Интересной областью деятельности военной разведки стало ее активное участие в военном сотрудничестве СССР с другими государствами. Теперь хорошо известны отношения в данной области с веймарской Германией, которые начались еще в 1922 году и завершились одиннадцать лет спустя по инициативе немецкой стороны, после прихода Гитлера к власти. Поскольку вся эта деятельность держалась в тайне, то военные заказы для Германии оформлялись через специально созданные в СССР акционерные общества «Берсоль» и «Метахим». На территории Советского Союза совместными усилиями созданы объекты «Томка» (военно-химический полигон на станции Причернавская), «Липецк» (подготовка летного состава немецких ВВС и опытно-исследовательская работа), «Кама» (танковая школа в Казани). Это был период, когда в РККА служили немецкие инструкторы, командиры Красной армии проходили курс обучения в военно-учебных заведениях Германии, а разведслужбы двух стран обменивались информацией. В СССР всеми аспектами сотрудничества с Германией ведали начальники Разведотдела – Разведупра Штаба РККА А. Зейбот и Я. Берзин и начальник 8-го (немецкого) отделения КРО ОГПУ О. Штейнбрюк.

Некоторое время шел обмен информацией, касающейся Польши, с литовскими военными. В октябре 1926 года Я. Берзин докладывал наркому по военным и морским делам К. Ворошилову, что помогать Литве нужно, но при этом нужно иметь свободные руки, не связывая себя слишком большими обязательствами перед ней. «…Обмен с Литовским Генштабом разведывательными материалами о Польше, – писал начальник разведки, – мы ведем уже и предполагаем вести в дальнейшем. Подобный обмен полезен со всех точек зрения и никаких обязательств на нас не налагает». Нарком согласился и наложил резолюцию: «В общем точка зрения верна».

Продолжительным стало и сотрудничество с японской армией. В январе 1930 года Ворошилов подготовил для Политбюро справку: «Вопрос об обмене командирами-офицерами между Японской и Красной армиями имеет уже значительную давность. Еще в 1925/26 году бывший японский военный атташе в СССР полковник Мике неоднократно выдвигал его по поручению Генштаба перед тов. Пугачевым (заместителем начальника Штаба РККА – Примеч. сост.). При этом японцы основной упор делали на командирование офицеров-японцев в СССР “для изучения языка” и очевидно усматривали в этом с их стороны стремление обеспечить официальным путем более широкое развертывание агентурной сети. Мы возражали против этого, предлагая перенести центр тяжести вопроса на взаимное прикомандирование командиров-офицеров к воинским частям. В этом смысле и состоялось решение Политбюро от 23 июля 1927 г., считавшее возможным допустить в наши части до пяти японских офицеров на основах полной взаимности с японской стороны… Очевидно это не удовлетворило японцев… 10 декабря 1929 г. на обеде, устроенном японским военным атташе полковником Комацубара, он официально заявил Начальнику Отдела Внешних Сношений т. Судакову о том, что Японское Военное Министерство на основании доклада генерала Мацуи (начальник Генштаба) приняло решение согласиться на предложенные в свое время Реввоенсоветом СССР условия… При этом конкретные переговоры о взаимном прикомандировании каждой стороной по 2 человека (одного в пехоту и одного в кавалерию) поручено вести ему – Комацубара – в Москве. Не случайно, очевидно, и то, что возобновление разговора на эту достаточно старую тему совпало по времени с нашими военными успехами на Дальнем Востоке и обменом нотами с САСШ, ибо интерес японцев к РККА сильно возрос». Нарком предложил пойти навстречу японцам, «учитывая, что японская армия представляет для нас большой интерес и что специфические японские условия крайне затрудняют изучение этой армии обычными методами». Соглашение было достигнуто, срок стажировки для каждого командира-офицера был определен в полтора года, и уже весной 1930 года состоялся обмен первыми стажерами. 21 марта 1930 года Ворошилов уведомил зам нарком и ндела Л. Карахана о том, что «назначенные для прикомандирования к японской армии командиры РККА Покладок и Козловский готовятся к отъезду в Японию 15 апреля». В. Козловский только что окончил Восточный факультет Военной академии им Фрунзе, а М. Покладок окончил тот же факультет годом раньше и теперь занимал должность помощника начальника Разведотдела штаба ОКДВА (Особой Краснознаменной Дальневосточной армии). Оба они были расстреляны в конце роковых 30-х. Через три года данное соглашение было продлено, а в 1935 году советское руководство согласилось еще на одно предложение японцев. Теперь кроме двух командиров-офицеров, направлявшихся в воинские части, еще по двое с каждой стороны приезжали специально изучать язык. Несколько месяцев спустя была достигнута договоренность о том, что изучающих язык будет уже не двое, а четверо. Объяснение этого содержится в письме Ворошилова Сталину (декабрь 1935-го): «Пребывание наших командиров в Японии себя оправдывает: люди изучают страну, язык, получают правильное впечатление о методах боевой подготовки частей, их сильных и слабых сторонах, условиях быта и нравах». Практика обмена стажерами с японцами продолжалась до 1938 года.

«Трудно поверить, но до 1927 г. у Берзина не было даже постоянного секретаря. В приемной дежурили сменные сотрудники управления. Первым секретарем Берзина стала М.В. Волгина, а с августа 1932 г. – я, после отъезда Маруси в спецкомандировку. Появлялся П.И. Берзин в приемной ровно в 9.00, обычно вместе со своим помощником В.В. Давыдовым. Тотчас же к нему приходил с телеграммами начальник шиф-ротдела Э.Я. Озолин. Затем появлялся порученец В. Зимин – ответственный за получение и отправку зарубежной почты и за оформление уезжавших в командировки сотрудников управления. Когда Зимин приносил зарубежную почту, Берзин говорил: “Никого не пускай ко мне. Буду думать и писать’'. Он всегда первым просматривал почту, и уже потом она, после регистрации, передавалась в отделы… Целыми днями у Берзина были люди, бесконечно звонил телефон. Только поздно вечером Павел Иванович имел возможность знакомиться с объемными документами. Обычно он садился на тахту, включал лампу и радиолу и так вот он мог работать часами. Павел Иванович любил как классическую музыку, так и народные песни. Он и сам с удовольствием пел вместе с товарищами, которых изредка увозил после работы к себе домой на чашку чая… Переполненный служебными заботами Павел Иванович иногда выходил из кабинета в приемную и со словами: “Пойду тряхну стариной”, спускался на пару часов в подвал к тонкому мастеру своего дела И.В. Сагулину поработать на слесарном станке», – вспоминает Н. Звонарева.

«Каким он запомнился мне? Крепко сложенный, седая голова – поэтому и звали его “Стариком”, коротко подстриженные волосы, серо-голубые глаза, улыбка открытая, обаятельная. Я, например, не слышал, чтобы он хохотал, громко смеялся, а вот когда ему что-то нравилось или был в приподнятом настроении, то обязательно улыбался. Но был строгим, требовательным начальником. В то же время трепетно ценил людей, прямо-таки по-отечески относился к работникам управления. Заботился о семьях: отправит кого-нибудь за рубеж, и сам, не перепоручая заместителям, постоянно справляется, как там в семье, не нужна ли какая помощь» (Л. Бекренев, в военной разведке с 1932-го, был начальником военно-морской разведки, заместителем начальника ГРУ Генштаба, адмирал).

Латышский поэт Э. Веверис, сидевший вместе с Л. Маневичем в Маутхаузене, писал с его слов: «Я почти не знал его как начальника. Для меня он всегда был “Стариком” – очень близким и очень умным советчиком. Он никогда не выделял себя из рядов наших товарищей. Ни манерой разговора, ни поведения. Зато выделялся главным: умением слушать. Вникать в твои мысли и потом, только потом, дать добрый совет. “Старик” не терпел зазнайства. Часто повторял, что наш враг – умен и хитер, что он имеет огромный опыт. Победить его можно только своим умом, своим мужеством и находчивостью, глубоким анализом происходящих в мире явлений… Мне всегда казалось, что он знал о мире все. И в редкие наши встречи очень щедро делился этими знаниями».

Между тем в Разведупре происходили перемены, связанные не столько с образованием в июне 1934 года Народного комиссариата обороны, сколько с сильным давлением извне – со стороны руководства НКВД СССР. В докладной записке о работе IV Управления Штаба РККА, направленной секретарю ЦК ВКП(б) Сталину, нарком внутренних дел Г. Ягода писал о провалах военной разведки за первую половину 1933 и начало 1934 года. Документ этот часто цитировали, но, похоже, его никто не проверял. Наркомвнудел винит во всем руководство и сотрудников Разведупра, указывает на их некомпетентность, несоблюдение ими правил конспирации, ряд разведчиков называет предателями. Рассказывая о провале М. Тылтынь в Финляндии, он называет изменником начальника ПРП Разведотдела штаба ЛВО А. Утриайнена, утверждает, что начальники военной разведки могли вывести из-под удара практически всю сеть Тылтынь, но и пальцем для этого не шевельнули. Далее он сообщает о провале во Франции и предъявляет те же обвинения: по его словам, резидент в Париже Г. Килачицкий поставил в известность Москву о том, что за ним ведется слежка и существует опасность провала. Но, как пишет Ягода, доводы резидента не были приняты во внимание, а самого Килачицкого обвинили в трусости. В начале 1934-го, по сведениям наркомвнудела, произошел провал нескольких резидентур Разведотдела штаба ОКДВА. Одним из главных виновников он называет начальника Разведотдела В. Карпова. А под этим именем, как теперь известно, работал в военной разведке В. Чуйков. Затем следует латвийский провал в июне 1933-го. Он произошел, как утверждает нарком, исключительно по вине Четвертого Управления, к тому же меры после раскрытия группы в Латвии не были приняты, и провалы пошли по цепочке в Германию и другие страны Западной Европы. Ненадежностью агентуры и некомпетентностью начальников Аккерманского и Одесского ПРП Ягода объясняет провалы их резидентур в Румынии в 1933–1934 годах. Нарком пишет также о ликвидации в Белоруссии в начале июля 1933 года контрреволюционной организации «Белорусский национальный центр», связанной с польской разведкой. В составе БНЦ, доносит нарком, было девятнадцать человек негласных сотрудников Разведотдела штаба БВО. И завершается документ рассказом о провалах в пограничных разведывательных пунктах Закавказского военного округа.