Текст книги "Эльвис Карлссон"

Автор книги: Мария Грипе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

18

Папа вдруг решил, что Эльвис должен выучиться кататься на велосипеде.

– На это есть особая причина, – сказал он.

– Какая причина? – спросил Эльвис.

Но папа больше ничего не хотел говорить.

– Узнаешь потом, когда выучишься, – ответил он.

Мама насчёт этого не согласна с папой. Слишком рано, говорит она. Мал ещё Эльвис для велосипеда, можно и подождать.

Сам Эльвис, понятно, хочет кататься. Что может быть лучше: мчаться с Петером на велосипеде по лесным дорогам и тропкам…

Хотя… у велосипеда ведь только два колеса, на вид это небезопасно – того и гляди, – свалишься! А Эльвису страшно свалиться. Он очень боится падать. Не потому, что больно, а просто падать страшно.

Самое плохое – пока падаешь. А когда уже свалился и лежишь на земле, это уже не так страшно.

Когда папа вытащил старый мамин велосипед и позвал Эльвиса, у него от страха внутри все сжалось.

Он ни слова не проронил в ответ, просто пошёл за папой. А сердце так и прыгало. Прыгало в груди, как мячик.

Они свернули к улице, где почти не было движения. Здесь папа будет учить его кататься на велосипеде.

Хоть бы это у него вышло!

Раз уж ничего не получилось с футболом – хоть бы научиться немножко ездить на велосипеде! Ведь и плавать он тоже не выучился, хотя папа два лета подряд бился с ним как мог. Эльвису очень хотелось, чтобы у него хоть что-нибудь получилось!

Папа просто по своей доброте хочет выучить его кататься, это ясно. Другое дело – футбол и вообще спорт: папа всегда злится, говоря, что из Эльвиса спортсмен не выйдет. А сейчас у него вид счастливый и таинственный – он говорит, что Эльвис должен выучиться кататься: «На то особая причина». Эльвис и правда хочет научиться, он будет стараться изо всех сил…

Сначала папа показал ему, как он сам катается – ездил то туда, то сюда, а Эльвис смотрел. Наверно, кататься совсем легко, так же легко, как птицам летать.

Но когда Эльвис сам сел на велосипед и попробовал прокатиться, это оказалось очень трудно. Он тяжело повис на руле, а ноги болтались над педалями. И всё без толку…

Он был неподвижен, как чурбан, и при этом дрожал всем телом. Папа крепко придерживал велосипед, Эльвис мог не бояться, что упадёт, а всё-таки боялся. Обычно он не злился на себя самого, но тут здорово разозлился. И чем больше он злился, тем меньше слушался его велосипед.

Папа старался, мучился, бился с ним. Он показал Эльвису, куда ставить ноги и как вертеть педали. На всякий случай держал и седло и руль. Всё без толку. Эльвис цеплялся за руль и вёл себя как дурачок. Значит, у него и к велосипеду тоже нет способностей, это яснее ясного. Ему искренне жаль папу, который так старался, а всё только зря.

Правда, сейчас папа уже больше не старался. Он стоял, склонившись над велосипедом. А Эльвис, сжавшись в комок, сполз к переднему колесу.

– Что ж, пойдём домой? – спросил папа.

Эльвис сидел не шелохнувшись и мрачно глядел на свои неуклюжие ноги.

– Ничего из меня не выйдет, – сказал он, больше для того, чтобы утешить папу.

– Что, что? – спросил папа. Он посмотрел на Эльвиса. Потом сказал: – Нет… почему же?… Что-нибудь обязательно выйдет…

Правда, было не похоже, что сам папа в это верит.

Они побрели назад, катя старый мамин велосипед. Сердце Эльвиса больше не прыгало в груди, как мячик. Оно было тяжёлое, как отсыревший ком, как сам Эльвис.

Но тут папа начал его утешать. Никому ещё не удавалось научиться ездить на велосипеде с первого раза, сказал он. Даже самому папе. А он ведь такой замечательный спортсмен. Ему тоже пришлось довольно долго учиться. Надо только не сдаваться. И Эльвис, конечно, тоже научится мало-помалу. Нужно только терпение.

Эльвис ничего не ответил. Но в душе дал себе слово, что не сдастся. Он хочет выучиться, и он выучится. Хотя он понимает, что для этого придётся много поработать. Хорошо бы придумали, как переделывать неспособных детей. Тогда они стали бы способными на радость своим родителям. А сам человек при этом не менялся бы. Эльвису, например, неохота меняться. Он хочет остаться таким, какой он есть. Он вовсе не хочет стать другим. А то ещё вдруг станешь мальчиком, у которого нет своей Тайны!

Когда они с папой вернулись домой, мама сказала:

– Сейчас же едем на дачу! Нас пригласили в гости соседи – те самые, что ездили в Италию.

– Но ведь ты не хотела с ними встречаться, – сказал папа. – Ты же говорила, что они слишком много хвастают!

– Они и правда хвастают, – говорит мама.

Но всё равно она сгорает от любопытства – соседи обещали показать всё, что купили в Италии.

– Зачем же ехать? Чтобы ты им потом завидовала? – недовольно говорит папа.

Но всё равно выходит так, как хотела мама. Родители едут на дачу, и Эльвис должен ехать вместе с ними. Он бы куда охотнее сходил к Петеру, но не решается это сказать. Он устал от катанья на велосипеде, и ему жаль папу. Сначала учить дурачка-сына кататься на велосипеде, а потом весь вечер сидеть у соседей и слушать, как они хвастают. И кстати, заранее известно, как потом будет злиться мама, а всё потому, что она не может купить себе такие же вещи. Да, неуютно будет ехать назад.

Но делать нечего. Правда, по пути на дачу мама в отличном настроении. Про сегодняшний урок она сказала:

– Ничего! Чем дольше Эльвис будет учиться ездить на велосипеде, тем лучше.

Потому что она нипочём не решится выпустить его на улицу с велосипедом, когда там такое движение. Очень уж она за него волнуется.

За городом быстро темнеет. Но воздух тёплый и мягкий, и на небе зажигаются звёзды. Небо – точно весенний сад, в котором вдруг расцвели подснежники. Вот бы здорово покататься на велосипеде по небу!

Эльвис не пошёл с родителями к соседям. Ему и так всё видно и слышно: ведь соседская дача прямо напротив. Они все сидят на веранде, где лампы в цветных абажурах, и звёзд не замечают…

Сюда с веранды долетает, каждое слово, да только Эльвису неохота прислушиваться. Как раз сейчас мама рассказывает соседям про Петера: «Этот обаятельный молодой человек пытается как-то обтесать моего сына». Что уж там слушать!

Эльвис идёт в сарай и вытаскивает из-под кучи дров полено, за которым лежит шкатулка с «секретами» Юхана. Кусочек, на котором нарисован таинственный глаз, оказался частью мозаики – это теперь ясно. Но вот ключик?.. Эльвис вынул его, вышел из сарая и присел на кочку.

На мягких лапках подкралась Сиппан и застыла в траве, в нескольких шагах от Эльвиса.

Он поманил её рукой. Она подошла ближе, без страха. Вот она уже совсем рядом. Они заглянули друг другу в глаза, как всегда при встрече, и он показал ей ключик, который красиво поблёскивал в потёмках. Потом он стал раскачивать его перед её глазами, как маятник. Кошка ударила по ключику лапкой – в точности, как раньше, когда Эльвис и Сиппан неразлучно играли вместе. Сиппан всегда любила блестящие вещи.

Эльвис тихо беседовал с кошкой. Скоро она влезла к нему на колени и улеглась. Он осторожно гладил её по спинке, и она замурлыкала, как в прежние времена. Эльвис страшно обрадовался: он уже думал, что она разучилась мурлыкать.

Так они тихо-тихо просидели вдвоём весь вечер. Временами с неба слетал подснежник, и они следили за ним глазами, пока он не исчезал.

Эльвис поглядел на ключик, который таинственно поблёскивал у него на ладони. Он думал: много ещё пройдёт времени, пока он отыщет замочек, к которому подходит этот ключик. И хорошо, что много. Ведь он когда-нибудь всё равно его найдёт, он это знает. Потому что так задумал Юхан.

Когда Юхан спрятал ключик в кармане курточки под подкладкой, он, понятное дело, сделал это нарочно. Чтобы кто-нибудь когда-нибудь его нашёл. А тот, кто найдёт ключик, отыщет потом и замочек. Это ясно. Он и сам рассудил бы точно так же.

Значит, надо искать замочек. Только не сейчас. Тайну ключика лучше приберечь: будет о чём мечтать. И Юхан решил бы точно так же, если мог бы прожить столько же, сколько Эльвис.

Эльвис поднял ладонь, в которой лежал ключик. Сначала он загнул большой палец, затем мизинец. Потом секунду подумал и загнул также безымянный. Оставил лишь средний палец и указательный.

Всего два дня до приезда Юлии!

19

В доме, где жила Юлия, теперь снова чисто, красиво, и в саду тоже. Петеру пришлось переселиться туда, чтобы стеречь дом, пока не будет решена его судьба. Он взял с собой кровать, стол и стул. И большую клетку Совушки, а также все свои книги.

В саду у каштана стоит его велосипед.

Эльвис вошёл в сад. Щитки велосипеда сверкали на солнце. Эльвис остановился и оглядел велосипед. Потом подошёл, взял его за руль и выкатил на дорожку.

Может, на велосипеде Петера легче выучиться?

Тут его из окна окликнул Петер:

– Привет! Сейчас приду!

Эльвис стоял, держась за руль велосипеда, и ждал. Подошёл Петер, и Эльвис рассказал ему про вчерашнее: как папа хотел научить его кататься.

– Как ты думаешь, я выучусь? – тревожно переспросил Эльвис.

– Конечно, выучишься, – сказал Петер, – только не на этом велосипеде. Этот велосипед для тебя слишком велик, – объяснил Петер. – Вот почему папа взял мамин велосипед, а не свой собственный. Но в сарае стоит Юлин велосипед, он даже поменьше маминого.

– Думаешь, нам можно его взять? – спросил Эльвис.

– Да, думаю, можно. Юлия только обрадуется, когда узнает, что её велосипед тебе пригодился.

И они пошли за Юлиным велосипедом. Он был красивый, ярко-красного цвета, лёгкий и совсем не страшный. Петер стал накачивать шины, а Эльвис прыгал от нетерпения.

Но и на этом велосипеде Эльвис не мог кататься. Разве что чуть-чуть лучше вчерашнего. Правда, ему уже не казалось, что он такой ужасно тяжёлый. Хотя он, как и в тот раз, повис всей тяжестью на руле, но теперь уже не комом, а мешком. И не так ему было страшно. Петер спросил:

– Ну, как дела?

И Эльвис сказал то, что есть: он уже не ком, а мешок.

– Прекрасно, – сказал Петер. – Мешок можно вытряхнуть, а что сделаешь с комом?

И тут же начал изображать, будто он вытряхивает из Эльвиса хлам на мусорную свалку. Он высоко поднял его и начал его трясти, и оба хохотали. В мешке накопилось очень много хламу. Надо его как следует потрясти, чтобы вытряхнуть всё лишнее, говорил Петер.

– Гляди! Вон! Видал? Вылетел большой мокрый серый ком! Знаешь, что это?

Эльвис глядел широко раскрытыми глазами. Ему даже казалось, будто он видит большой серый ком, о котором говорил Петер.

– Ну, что? – затаив дыхание спросил он.

– Это всё твои враки, – ответил Петер. – Теперь ты больше никогда не будешь врать.

– Никогда? – спросил Эльвис.

– Думаю, никогда.

– Ты видел его? Наверное, он большой? – прошептал Эльвис.

– Будто сам не знаешь! – засмеялся Петер.

Эльвису тоже было смешно, хотя голова у него шла кругом. Ком-то, наверно, был огромный: сколько раз он врал маме, когда убегал из дому! А потом, когда возвращался назад и не хотел говорить, где был…

– Видно, и в самом деле громадный ком, – согласился Эльвис.

Петер взмахнул ногой, как футболист, который бьёт по мячу.

– Всё!

– Что всё? – спросил Эльвис, задрав голову.

– А все твои враки! Улетели на небо! – ответил Петер. – Ну как, доволен?

И они снова принялись за дело: точно так же Эльвис избавился от упрямства, от привычки таскать у мамы сладости, рыться в её коробке для рукоделия и ещё от многих других грехов, почти уже забытых.

– Хватит! – сказал Петер. – А не то станешь таким лёгким, что велосипед выскочит из-под тебя и укатится! Ну, попробуем опять покататься?

Но Эльвис никак не мог успокоиться. Он бегал по саду и хохотал во всё горло, сам не зная, почему ему так весело.

Наконец он всё же успокоился и смело подбежал к велосипеду, у которого стоял и ждал Петер.

Эльвис встал на педали, прочно упёрся в них ступнями и начал вертеть их взад-вперёд, взад-вперёд. Седло только упиралось ему в спину – сесть на него он не мог, но зато он хорошо крутил педали, и велосипед покатился вперёд.

Это было удивительно, просто чудесно. И совсем не страшно, потому что Петер поддерживал седло и бежал за велосипедом.

Эльвис так и ехал бы всю жизнь – до того весело у него было на душе. И он педалил, педалил. Взад-вперёд по дорожке между калиткой и домом.

Ещё немного – и Петер, выпустив седло, стал придерживать багажную сетку. Эльвис ничего не заметил. Он только крутил педали и рычал, изображая мотор.

Петер снял руку с багажной сетки.

Эльвис один ехал на велосипеде.

Сначала он этого не заметил и продолжал спокойно катить дальше. Ему становилось всё веселей и веселей.

Но вдруг он увидел, что Петер бежит рядом, а вовсе не сзади, как надо… И машет ему рукой – той самой, которой держал седло.

И тут Эльвис сразу же грохнулся.

Он лежал, как подстреленный воробей, и елозил по земле руками, а сверху на нём лежал велосипед. Сначала Петер поднял велосипед, потом – Эльвиса.

Но он ничуть не ушибся, и нигде не было больно.

– Раз так, опять садись! – сказал Петер.

Эльвис молча сел на велосипед. Он даже не спросил, будет Петер держать седло или нет. Но Петер сам взялся руками за седло. Эльвис так и знал: второй раз Петер не даст ему упасть.

Всё же Эльвис ещё побаивался. И на этот раз упал, как только Петер переместил руку с седла на багажную сетку. Но он не успел свалиться на землю: Петер поймал его на лету. И он поехал дальше.

Теперь уже Петер долго не отнимал руки. Всякий раз, когда Эльвис оглядывался, он видел руку Петера у седла. Он не знал, что Петер лишь слегка касался его пальцами.

А потом между рукой Петера и седлом вдруг оказалось около десяти сантиметров.

Эльвис катил всё быстрее и пел. Петер подпевал.

Теперь между рукой Петера и седлом уже было с полметра.

Петер тоже побежал быстрее, он бежал теперь не сзади, а рядом с велосипедом, как прежде.

И Эльвис это увидел.

Петер снова помахал ему рукой, той самой, которой должен был держать седло.

Эльвис и это увидел.

Он стиснул зубы, перестал петь. Но он покатил дальше. Ведь теперь он умеет кататься! Вот только он чуть-чуть не въехал в стенку дома, ещё секунда – и он раздавил бы подсолнух, но вовремя остановился. Точнее, Петер остановил его.

Но Эльвис не спешил соскочить с педалей на землю. Петер не отпускал руку от велосипеда, а Эльвис удерживал равновесие. Педали – будто ступеньки под ногами. Когда он стоит на педалях, он почти одного роста с Петером. Отсюда ему хорошо виден бутон подсолнуха. Он вот-вот раскроется. Внутри уже светится золото. Цветок готов…

Эльвис отнял одну руку от руля. Он загнул на ней все пальцы, кроме одного, и сказал Петеру:

– Один день до приезда Юлии!

20

Дома Эльвис не стал говорить, что умеет кататься на велосипеде.

Он хотел сказать и даже заранее радовался этому. Мечтал выйти с папой и показать ему, как он умеет кататься. Он уже всё себе представил: и как он это расскажет папе и маме, и что они ответят ему, и как обрадуются.

Но как только он раскрыл рот, чтобы рассказать об этом, он почему-то не мог выговорить ни слова. Губы сомкнулись сами собой, и он был нем как рыба.

Такие вот странные вещи случаются с ним, когда он хочет что-то сказать. Эльвис сам не понимает отчего. Стоп, ни с места. Слова не выговоришь.

Но на этот раз даже хорошо получилось, что он смолчал.

Дело в том, что мама проговорилась.

Вообще-то он не должен был об этом знать. Ему хотели сделать неожиданный подарок. Папа очень расстроился, что мама проговорилась.

Она сказала:

– До чего же это глупо, что дедушка уже сейчас собрался подарить Эльвису велосипед! Как будто нельзя было подождать с этим годик-другой. Хоть бы он в школу сперва поступил.

Эльвис слушал, удивлённо раскрыв глаза.

Велосипед! Какой ещё велосипед?

Он, конечно, спросил, какой, и так долго приставал к родителям, что они ему всё рассказали.

У Юхана был велосипед.

Его подарили ему в то самое последнее лето его жизни. Но Юхан так и не научился кататься: он был слишком хилый.

Так что велосипед совсем как новенький, никто ведь на нём никогда не ездил. И теперь он стоит там в деревне – в сарае – и дожидается Эльвиса. И на нём висит замочек.

Дедушка хочет подарить его Эльвису уже сейчас – пусть ездит в школу на велосипеде. И папа считает, что это очень хорошо. А мама – что это глупо.

А что считает Эльвис? Он и сам не знает.

– Зачем спрашивать малыша? – говорит мама папе. – Вот уж глупее не придумаешь! Разве не ясно, чего он захочет? Он же не понимает, что я за него волнуюсь.

Эльвис молчит. Не может он ответить. Сейчас он и сам не знает, чего хочет. Слишком много разговоров вокруг этого дела.

Потом Эльвис остался один. И ему сразу стало ясно, чего он хочет!

Он позвонил дедушке по телефону и спросил:

– Говорят, у Юхана был велосипед?

– Ах, вот как! – сказал дедушка. – Вообще-то мы хотели сделать тебе неожиданный подарок… впрочем, неважно! Можно и так. Решай сам, когда ты возьмёшь велосипед, раз уж столько мнений на этот счёт! Бабушка тоже считает, что рановато дарить тебе велосипед. Она согласна с мамой.

Юхану потому подарили велосипед, что он мечтал о нём. И в деревне ведь нет такого движения, как в городе. Вообще-то Юхан не успел дорасти до велосипеда, но он был больной, и надо было хоть чем-то его порадовать. Конечно, он был слишком слаб, чтобы кататься. Он даже попробовать не мог. Но он так радовался велосипеду. То звонил в звоночек, то играл с замком. А велосипед всё так же стоит в сарае, как при Юхане. Никто с тех пор не прикасался к нему.

– Я думал, раз ты скоро пойдёшь в школу, велосипед тебе пригодится, – сказал дедушка.

Тут Эльвис всё ему рассказал.

И что он уже умеет кататься на велосипеде, и что он выучился этому вчера. Хотя дома никто про это не знает. И никто не должен узнать. Сначала Эльвис хочет ещё раз убедиться, что он умеет. Вчера катался… но вдруг он уже разучился?

– Не может быть! – сказал дедушка. Но Эльвис сказал:

– Никогда нельзя знать наверняка. Сегодня – одно, завтра – другое. Один раз, к примеру, я выучился ходить по планке. Помнишь, дедушка, низенькую такую белую планку на шоссе у тебя в деревне?

– У остановки автобуса? – уточнил дедушка.

Да, у остановки. Однажды Эльвис прошёлся по этой планке так же спокойно, как по самой обыкновенной дороге. На другой день он хотел показать своё искусство папе, но у него ничего не вышло, и он просто свалился. Дедушка-то понимает, да?

Он должен выучиться кататься получше, прежде чем это увидит папа. Одно дело – ехать на Юлином велосипеде, когда на тебя смотрит Петер, и совсем другое дело – ехать на мамином велосипеде, когда на тебя смотрит папа. Ведь так?

– Да, ты прав, – сказал дедушка. – Я тебя понял. Хорошо, что ты мне позвонил. Сказать по-честному, я уже давно гадаю, как лучше поступить с велосипедом Юхана. Мы с твоим отцом думали, что ты будешь ездить на велосипеде в школу.

При чём тут школа? – возразил Эльвис. Зачем сейчас думать о школе? Скоро уже он пойдёт в школу, тогда и видно будет. Подумаем лучше о том, что будет ещё не скоро! Эльвис хочет приберечь велосипед на будущее. Приятно знать, что у тебя есть велосипед, есть о чём помечтать. С некоторыми делами лучше не торопиться. Почему никто этого не понимает?

– И то правда! – сказал дедушка. – Знаешь что? Когда захочешь получить велосипед, скажешь мне. И я сразу приеду к тебе с велосипедом.

– Как было в мой день рождения, да? – спросил Эльвис.

– Точно так, – сказал дедушка. – Сам и решишь, когда тебе лучше взять подарок.

– Хорошо, – согласился Эльвис. – Знаешь, когда другие решают за меня, всегда получается путаница. Чего только тогда не бывает!

– Я сам такой же, – сказал дедушка. – Я тоже люблю всё решать сам за себя.

– Только люди этого не понимают, – серьёзно сказал Эльвис.

– Ничего, мы их приучим, – ответил дедушка.

Поговорив с дедушкой, Эльвис тут же убежал, а то ведь, если вернётся мама, разговоров не оберёшься. Есть у него одно важное дело. В последнее время было столько разных хлопот, что он совсем позабыл о нём.

Чтение!

Он ведь почти выучился читать! А вдруг он уже опять разучился? Только этого не хватало! Ведь он сам только что сказал дедушке: никогда нельзя знать наверняка… Самое лучшее – заняться этим немедленно.

Завтра приедет Юлия. А он ещё не прочитал её записку.

Скорей – на кладбище!

Сначала он побежал. Потом вдруг остановился и засунул руки в карманы. И дальше уже пошёл не торопясь.

Впереди вышагивала трясогузка. Если он обгонит её, она, конечно, испугается и улетит. А ей, может, вовсе не хочется улетать. Может, она хочет прогуляться пешком, мало ли какие у неё дела! Может, она что-то ищет.

Надо считаться с трясогузкой. Эльвис будет идти медленно, пока ей самой не захочется улететь. Да и зачем спешить? На улице хорошо. Скоро уже будет вечер.

Эльвис идёт туда, где спрятана картинка, на которой он попытался изобразить свою Тайну. Любопытно будет поглядеть на неё и подержать в руках. Давно он уже не брал её в руки. Всё это время ему было не до неё.

И записка Юлии лежит там же.

А Юлия завтра уже будет здесь.

Трясогузка всё вышагивает впереди.

Хорошо, что завтра приедет Юлия. Но это вовсе не значит, что надо так уж спешить. Прочтёт он её записку – это, конечно, здорово будет. Не прочтёт – прибережёт до другого раза. Кто знает, может, лучше и приберечь. Юлии-то всё равно. Ей, конечно, всё равно, когда прочтут её записку. Может, ей всё равно, кто её прочтёт. Может, ей только одно важно: чтобы поняли, что она написала.

А кто знает, поймёт он сейчас или нет. Чтобы понять некоторые вещи, нужно время.

А трясогузка всё вышагивает впереди. Иногда она вдруг отскакивает в сторону и с чем-то возится; тогда и Эльвис тоже останавливается и ждёт.

Да и беда ли это, что всё выходит не так быстро, как думаешь? Знать бы только, что придёт день, когда ты всё поймёшь. А он это знает. Это связано с его Тайной. Почти всё, наверно, связано с Тайной.

Сегодня пусть его ведёт трясогузка. Почему бы ему не приноровиться к ней? У него же есть на это время. А то ведь в последние дни он всё только бегал и суетился. Надо ведь и почувствовать вкус жизни тоже, как говорит дедушка. Хотя Эльвис, конечно, чувствует вкус…

По правде сказать, он только и делает, что чувствует вкус жизни и радуется. Он не может не радоваться. Можно ли брать от жизни ещё больше радости? Вот если бы у него был свой сад… Сколько бы он всего насажал!..

Наконец они дошли до кладбища. И трясогузка и он.

Эльвис остановился. А трясогузка поскакала дальше. Он стоял и глядел ей вслед, пока она не превратилась в крохотную точку далеко-далеко впереди.

Потом Эльвис отыскал то самое место под еловой изгородью, где он прятал свою Тайну вместе с запиской Юлии.

Только он собрался их вырыть, как вдруг сверху раздались громкие крики. Он поднял голову.

Вот! Сюда летит стайка белых чаек…

По ту сторону дороги лежал заброшенный сад, в котором даже не было дома. Чайки с криками кружили над садом. Чуть особняком стояла поросшая мхом старая яблоня. Завидев её, чайки стали кричать ещё громче и все разом устремились к дереву. Казалось, они что-то обнаружили, но Эльвис ничего там не видел.

Потом стайка опять взлетела, и все птицы теперь уже молча стали кружить над яблоней. Это было очень красиво. Чайки парили в небе. И ни звука…

Вдруг – невидимый никому – в саду завёл свою песню чёрный дрозд. А чайки всё кружили, кружили…

Эльвис никогда ещё не видал такой красоты. Всё выше и выше взвивались чайки и всё так же водили круги, слушая песнь дрозда. Наконец они растаяли в выси, словно белое облако: облака всегда тают в небе…

Теперь Эльвису самое время достать картинку с изображением Тайны. Камень, под которым она лежит, всегда легко опознать. С камнем в руке Эльвис распрямился во весь рост и прочёл записку Юлии. Нет, он не разучился читать.

Записка совсем короткая. Вот что в ней сказано:

«Я пишу это сейчас.

Я – это я.

Петер – это Петер».

Эльвис перечитал записку несколько раз. Да, вроде всё понятно.

Правда, он не совсем уверен, что понял всё до конца, – честно говоря, не совсем. Что-то ещё скрыто в этих словах.

Эльвис взял карандаш и приписал в самом низу:

«Эльвис – это Эльвис».

И всё равно он и сейчас не всё понял до конца, даже то, что сам написал. Всё это куда важнее, чем могло показаться на первый взгляд. Многое он поймёт только потом. Эльвис застыл с запиской в руках…

Чёрный дрозд окончил свою песню. Сейчас уже вечер. Сгустились сумерки. Там, где кончается еловая изгородь, стоит фонарь.

Эльвис снова зарыл в тайник картинку вместе с запиской.

Скоро загорится фонарь. Вот хорошо!

А завтра расцветёт подсолнух.

Это тоже очень хорошо!