Текст книги "Помпеи"

Автор книги: Мария Сергеенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

По обе стороны таблина, а иногда только с одной его стороны устраивают коридор, который связывает обе части дома и по которому можно проходить из атрия в перистиль, не беспокоя хозяина, сидящего в таблине.

Таков был план италийского дома, увеличенного перистилем. Хозяйские расчеты и прихоти могли изменять этот план в некоторых подробностях: можно было сделать больше или меньше портиков, переместить крылья, сократить или увеличить число комнат – общий план дома оставался все-таки неизменным, как об этом убедительно свидетельствуют Помпеи. Надобно сказать, что этот новый италогреческий дом вовсе не представлял собой механического соединения элементов, по существу чужеродных. Вергилий очень много заимствовал у Гомера, но римляне, считавшие «Энеиду» своей национальной эпопеей, были совершенно правы. И в римской литературе, и в италийском доме чужое и свое соединялось между собой так, что в результате получалось нечто новое и органически целое. Атрий и комнаты вокруг него без перистиля были мрачнее и беднее воздухом, но и перистиль без атрия и таблина оставался бы обычным садиком – и только. Таблин оказался для него рамой, придававшей ему ту законченность, которую придает рама картине; атрий позволил рассматривать эту картину в перспективе: очарование, производимое колоннадами, зеленью и водой, было этим значительно увеличено.

Прежде чем перейти к помпейским домам, скажем несколько слов о материалах, которые употреблялись в древней Италии, и в частности в Помпеях, для жилищного строительства.

Италия была страной каменных зданий: каждый город и каждая усадьба использовали для строения тот камень, который находился поблизости и доставка которого обходилась дешевле и представляла меньше затруднений. Рим в течение долгого времени пользовался туфом и пеперином из Албанских гор. Позднее, уже к концу республики, появились травертин и мрамор. В Помпеях от древнейшего периода и вплоть до II в. до н. э. строили из известняка, образованного известняковыми отложениями реки Сарн и называемого поэтому «сарнским известняком». Его легко узнать по желтому цвету и обилию в нем растительных остатков. Фасады домов складывали из этого камня, обтесанного в виде больших плит, которые располагали правильными рядами, скрепляя их раствором из глины. Внутренние стены делали из кусков этого же известняка и тоже на глине; куски эти укладывали рядами между стойками из больших известняковых плит, которые составляли как бы скелет стены и гарантировали ее прочность.

Начиная со II в. до н. э., сарнский известняк уступает место серому туфу, который привозили в Помпеи из соседних нуцеринских каменоломен. «Туфовый период» был как раз временем расцвета городского строительства, и к нему относятся лучшие постройки города. Для Помпей это был период мирного строительства, оживленной торговли и сильного греческого влияния. Окрестные состоятельные землевладельцы и разбогатевшие купцы строили здесь свои дома, часто похожие на дворцы. Таковы, например, дом Фавна, дом Пансы, Епидия Руфа, Фигурных капителей. Серый туф хорошо поддается резцу: греческие и кампанские мастера широко и умело пользовались этим его свойством. Высокие пилястры, обрамляющие вход, увенчиваются теперь изящными капителями, на которых художник иногда умело высекает амура, вакханку или человеческое лицо, выглядывающее между изящно вырезанными свисающими листьями мягкого аканфа. Стены фасадов сложены из больших плит, которые обычно отесываются так, что они образуют не сплошную ровную плоскость, как, например, в доме Хирурга, а несколько выступают своими краями над линией соединения, образуя таким образом глубокий паз. Наличие этих пазов делает игру света и теней гораздо богаче и уничтожает однотонность освещения. Скрепляющим материалом служит уже цемент, составляемый из «путеоланской пыли», особого красного песка, который в соединении с известью, по словам Плиния, «противостоял морским волнам и сливал камни в одну непреодолимую массу, становившуюся крепче с каждым днем». Внутренние стены делают из небольших, разных по форме, неотесанных булыжников, которые укладывают рядами и заливают цементным раствором. Такая кладка называлась, вследствие разнообразного вида камней, «неопределенной».

Римляне принесли с собой и новый материал, и новую манеру кладки. Стены делают теперь «сеткой»: маленькие, отесанные в виде кубиков туфовые кирпичики укладывают рядами, ставя их на ребро таким образом, что стена приобретает вид туго натянутой сети, с отчетливо обрисовывающимися петлями. Большое распространение получает обожженный кирпич, который сначала употребляли вперемежку с камнем, который поддается резцу. К сожалению, мы не можем представить себе, какое впечатление производила эта облицовка: ее сняли вскоре после гибели города сами хозяева или похитили люди, знавшие, где ее искать. Иногда стены просто штукатурили. Оштукатурен, например, дом семьи Цеев («Новые раскопки»), очень известной в Помпеях; штукатурка была сделана здесь под мрамор.

Для крыш употребляли сначала солому: поэты августовского времени любили вспоминать те времена, когда Рим, столица мира, состоял из хижин, крытых соломой. Еще при Августе показывали на Палатине тростниковый шалаш под соломенной крышей, который свято чтили, как жилище Ромула, основателя Рима. Солому сменила дранка. По свидетельству Плиния, дома в Риме до войны с Пирром,[63]63
  63 Пирр – царь эпирский (IV в. н. э.) (Эпир – северо-западная область Греции).


[Закрыть] т. е. до начала III в. до н. э., все крылись дранкой. Она уступила место черепице, как материалу более надежному в пожарном отношении. Крыша в перистиле одного помпейского дома, сохранившаяся только отчасти и вскоре рухнувшая, и несколько частично сохранившихся крыш на «Новых раскопках» дали нам достаточное представление об италийской крыше и о способе, каким укладывали на ней черепицу.

Кровельную черепицу делали разных видов: плоскую с боковыми краями, загнутыми книзу; при укладке рядами каждая ниже лежащая черепица данного ряда как бы вдвигалась в верхнюю, линии соединения прикрывались еще черепицами, имевшими форму узкого, вдоль разрезанного цилиндра; эти полуцилиндры вставлялись один в другой. По углам клали особую черепицу, несколько напоминающую своим обращенным наружу концом скошенную лопату. С такой кровлей можно было не опасаться, что дождевая вода проникнет внутрь дома.

Интересен способ, каким возводили крышу над отверстием в так называемом «этрусском атрии», т. е. в таком, где крышу не поддерживали колонны (рис. 29

[Закрыть]). Еще в те далекие времена, когда в атрии помещался очаг, крышу его, во избежание пожара, приходилось значительно поднимать над остальным домом, а чтобы дождевая вода попадала в имплювий, надо было делать ее со скатами внутрь. Для этого в стены атрия вделывали две толстых крепких балки, дубовых или буковых, и связывали их посредине двумя поперечинами, которые, однако, не врубали в продольные балки, боясь их этим ослабить, а просто к ним прибивали. Чтобы стенки получившегося четырехугольника были равными по уровню, между этими поперечинами вставляли по толстому вкладышу, равной с ними высоты. С углов атрия к углам этого четырехугольника спускали так называемые «стропильные ноги» и по ним накладывали стропила. Остов крыши был теперь готов; оставалось только его накрыть.

Рис. 29.

Полов из досок в Италии не настилали. В отдельные времена полом служила плотно убитая земля; впоследствии ее начали заливать особой массой, которую приготовляли из гипсового цемента, смешанного с толченым кирпичом. Это была «сигнийская работа», получившая название свое от маленького латинского городка Сигнии, особенно славившегося мастерами, делавшими такие полы. Чтобы сделать пол наряднее, в эту массу стали вставлять кирпичные плитки (их обычно располагали в форме колосьев) или кусочки разноцветного мрамора, из которых складывали различные геометрические фигуры. Иногда, вытесав эти кусочки в форме маленьких кубиков, располагали их правильными рядами и четырехугольниками, делая из пола подобие шахматной доски. Отсюда недалеко уже было и до мозаичного пола: маленькими кубиками, мраморными или (с начала империи) из цветного стекла, начали покрывать полы, выкладывая самые разнообразные рисунки: цветы, фрукты, птиц, животных, батальные картины, схватки гладиаторов, мифические сцены и портретные головы. В Риме мозаичные полы появились во второй половине II в. до н. э.: поэт Луциллий сравнивал умело составленную речь с искусно сделанным мозаичным полом. В Помпеях нет почти ни одного дома, где не было бы на полу хоть небольшого пространства, выложенного мозаикой, иногда превосходной. Одинакового пола во всем доме, обычно, не было: в комнатах попроще довольствовались «сигнийской работой»; в остальных разнообразили полы выложенными узорами и мозаикой.

Комнаты италийского дома

Атрий. Первой комнатой, в которую попадал посетитель, пройдя через небольшие сени, куда часто выходила каморка привратника и где на полу бывал иногда выложен мозаикой страшный цепной пес с надписью «берегись собаки», был атрий – очень высокая, просторная и темноватая комната. Мы упоминали уже об этрусском бесколонном атрии; именно таких старинных атриев в Помпеях было всего больше. Иногда встречаются четырехколонные; для этих атриев потребляли не две, а четыре более коротких балки, из которых каждая одним концом вделывалась в стену, а другим ложилась на одну из четырех колонн, стоявших по углам комплювия. Крыша при такой основе значительно выигрывала в прочности и обходилась дешевле, потому что длинные крепкие балки, по мере уничтожения лесов в Италии, становились все реже и дороже. Помпеи знают несколько таких четырехколонных атриев. Один из самых красивых находится в доме Серебряной свадьбы (назван так потому, что здесь раскопки начаты были в день серебряной свадьбы итальянской королевской четы) (ил. 18

[Закрыть]). Он очень просторен (16,53x11,28 м) и высок. Колонны из туфа, коринфского ордера, гладкие внизу и каннелированные дальше, имеют в высоту 6,86 м. Комплювий настолько велик, что его приходилось затягивать полотнищем для защиты от солнца. Полотнище это можно было отдергивать и опять натягивать с помощью шнурков, проходивших через бронзовые кольца, вделанные в каждую колонну. Не уступит ему по величине и элегантности и четырехколонный атрий в доме с Лабиринтом (назван так по мозаике, изображающей Фесея с Минотавром[64]64
  64 Фесей и Минотавр. Фесей (Тесей) – мифический афинский царь, отправившийся на о. Крит с намерением убить Минотавра, получеловека, полубыка, который жил в лабиринте и которому каждый девятый год посылали из Афин человеческие жертвы. Дочь критского царя Ариадна дала отважному юноше Фесею клубок ниток, с которым он и прошел по лабиринту и, убив Минотавра, нашел обратный выход. Ариадна уехала с Фесеем, но он бросил ее на пустынном острове. Здесь ее нашел Дионис, женой которого Ариадна и стала.


[Закрыть] в лабиринте).

Четырехколонный атрий, взятый сам по себе, был, конечно, наряднее и красивее этрусского. Знаменательно однако, что люди со вкусом предпочитали именно последний. В доме Фавна, который производит впечатление дворца, имеется два атрия: этрусский (ил. 19

[Закрыть]) и четырехколонный. Вокруг четырехколонного группируются все службы и комнаты для рабов; центром господской половины был этрусский атрий. Предпочтение это имело свое основание: колонны первого атрия своей тяжелой массой заслоняли ту перспективу, наличие которой, после присоединения перистиля, так украшало италийский дом. Стоя в пустом полусумрачном атрии, можно было через раскрытый таблин видеть колонны перистиля, вытянувшиеся прямыми рядами, зелень и цветы садика, сверкающие струи водометов. Иногда, как, например, в доме Фавна или в доме Ариадны, за первым перистилем виднелся второй со своим садом. Из этрусского атрия в доме Корнелия Руфа открывался вид на равнину и поднимающуюся за ней Молочную гору (Mons Lactarius) (ил. 21

[Закрыть]).

Третьим видом атрия был атрий многоколонный. Витрувий называет его «коринфским», неизвестно почему. В Коринфе,[65]65
  65 Коринф – город в Греции.


[Закрыть] конечно, таких атриев не было. По всему своему виду, по величине верхнего проема атрии эти являются настоящими перистилями, только сдвинутыми со своего обычного места. Атриев такого типа в Помпеях мало; лучший образец коринфского атрия имеется в доме Епидия Руфа: шестнадцать стройных дорических колонн, высотой в 4,35 м, поддерживают крышу, более низкую, чем в помпейских атриях. Хозяин дома решил по каким-то соображениям использовать пространство, обычно отдаваемое перистилю, под промысловый сад, грядки которого, освобожденные из-под пепла, превосходно видны и сейчас. Занимает этот сад площадь около 300 кв. м; в углу его находится комнатка для садовника, а далее – маленький садик-цветник. Имплювий остался обязательной принадлежностью атрия: вода из него поступала в цистерну, устроенную под полом; ее черпали оттуда через круглое отверстие, которое обделывали в виде невысокого круглого колодца. Другой сток вел на улицу: через него спускали грязную и застоявшуюся воду. Имплювий обычно облицовывали туфом или мрамором и часто устраивали в нем фонтан. Иногда этот фонтан помещали возле имплювия, проводя водопроводную трубу внутрь статуи, изображающей ребенка, животное или какую-нибудь мифологическую фигуру; вода из этого фонтана била не прямо в имплювий, а в большую каменную чашу, помещенную в середине имплювия; из нее, переливаясь через край, вода с плеском стекала обратно в имплювий. За фонтаном стоял стол, оставшийся здесь, как воспоминание о тех временах, когда в атрии приготовляли пищу и ели. Стол этот назывался «картибулом»; Варрон, помнивший, что во времена его детства картибул стоял в Риме во многих атриях, описывает его, как «каменный четырехугольный стол на одной ножке, на котором и вокруг которого ставили бронзовую посуду». В Помпеях он оставался во многих атриях как украшение и действительно мог служить украшением: он был мраморный, его длинную доску поддерживали обычно четыре ножки, концы которых были отделаны в виде львиных лап. В одном доме нашли картибул, подставкой которого служила превосходная фигура сидящей львицы, свирепо повернувшей оскаленную пасть в сторону входившего. В атрии Корнелия Руфа доска картибула покоилась на двух великолепных плитах; каждая из них была отделана в виде двух крылатых грифов (ил. 21

[Закрыть]).

Статуя, служившая фонтаном; мраморный резервуар, куда вливалась и откуда с журчаньем стекала вода, и картибул были главными украшениями атрия. Надо представить себе весь этот ансамбль, чтобы почувствовать его прелесть. Сверканье воды, блеск мрамора, непринужденная поза статуи, обычно смеющейся или улыбающейся, врывались в несколько мрачную строгость атрия, смягчая и оживляя ее. В доме Обеллия Фирма веселый сатир дружески улыбался посетителю из-за струй воды, падавших в большой резервуар, поставленный на две высокие, изящно обделанные плиты. За ним, как бы замыкая этот уголок, поднимался высокий картибул на массивных ножках-лапах. В доме с Балконом в атрии на невысоком пьедестале стоит смеющийся мальчик; в левой руке он держит раковину, из которой вода попадает в глубокую и широкую мраморную вазу на каннелированной ножке. По обе стороны статуи – невысокие пилястры, из которых через две проведенных в них трубы тоже бьет вода. А за статуей – опять картибул.

Иногда в атриях находились еще статуи, уже не имевшие никакого отношения к фонтану. В доме Фавна, например, в атрии стоял прекрасный плачущий фавн, по которому дом и получил свое название. В атрии же помещался и портретный бюст хозяина, который обычно преподносил ему, в знак благодарности, какой-нибудь раб или вольноотпущенник. Бюст уже знакомого нам хозяина сукновальни Везония Прима поставил «казначей Антерос», как гласит надпись под этим бюстом; бюст Цецилия Юкунда тоже стоял в атрии.

Остался от старых времен в атрии и денежный ящик (ил. 22

[Закрыть]). Это был прочный деревянный сундук, обложенный железными или бронзовыми пластинками, на которых были выбиты различные украшения. В каждом углу его находилось по двойной ножке, половинки которой были поставлены одна к другой под прямым углом; эти ножки охватывали каменную платформу, специально сделанную по размеру ящика; его как бы надевали на эту платформу и прикрепляли к ней металлическим болтом, проходившим сквозь дно ящика. Ящики эти бывали очень велики: Аппиан[66]66
  66 Аппиан – историк II в. н. э. Написал историю гражданских войн в Риме.


[Закрыть] рассказывает, что во время проскрипций вольноотпущенник некоего Виния спрятал своего бывшего господина в таком ящике и благополучно продержал его там, пока опасность не миновала. Охранял этот ящик и ведал им доверенный раб-казначей – аркарий (от латинского слова «arca» – «ящик»). Антерос, поставивший бюст Везонию Приму, был у него именно аркарием.

Полы помпейских атриев можно расположить по очень широкой шкале: от полов сигнийской работы с прокладкой из кусочков пестрого мрамора, иногда просто отбитых от какой-нибудь глыбы, а иногда вытесанных в форме квадратов, кругов или ромбов, и до полов с мозаикой. Края имплювия обычно украшали мозаикой простого рисунка, например спиралями или меандром. В доме Корнелия Руфа здесь изображены зубчатые стены и башни укрепленного города. Великолепен пол в атрии Публия Паквия Прокула: полосы белой мозаики, чередующиеся с черной; в каждой полосе какое-нибудь изображение – птица, рыба или животное.

Таблин. Таблин, как мы уже видели, непосредственно примыкал к атрию. Он был значительно уже его, продолговат, но больше, чем атрий, приближался к квадрату. На атрий он обычно открывался во всю ширину; вход в таблин, обрамленный, обычно, мощными пилястрами, задергивался широким полотнищем. В некоторых домах нашли крючки, на которые этот занавес можно было закидывать. Они вделаны в большие бронзовые кружки (иногда диаметром в 16 см); в одном случае мастер придал такому крючку форму изогнутого корабельного носа, в другом укрепил его в шее мощного быка, упрямо склонившего свою сильную голову. Пол в таблине бывал также украшен мозаикой. В доме Трагического поэта, например, в таблине находилась превосходная мозаика, изображающая театральную уборную перед выходом актеров на сцену: бородатый старик, руководитель труппы, обращается с последними наставлениями к двум юношам, уже облекшимся в костюмы сатиров; около старика, справа и слева, лежат маски; сзади него молодой актер с помощью служителя облачается в длинную одежду с рукавами; посередине флейтистка репетирует на своем инструменте.

Иногда перед порогом таблина, еще в атрии, выкладывали мозаикой какой-нибудь узор или предмет: например, перед таблином в Доме охоты находилась прекрасной работы мозаичная маска.

Таблин бывает открыт на перистиль во всю ширину, но бывает, что выход здесь и сужен – иногда чуть-чуть, а иногда и на треть, а то и на всю половину ширины таблина. Иногда таблин отделяется от перистиля невысоким парапетом; иногда же он открыт на перистиль широким окном. Подобное устройство диктовалось, между прочим, и соображениями эстетического порядка: перспективу перестиля, открывавшуюся из атрия, строитель суживал, придавая ей этим большую законченность и выразительность. Таблин для него является как бы рамой, в которую он вставлял картину, представлявшуюся глазам того, кто находился в атрии, да и в самом таблине.

«Крылья». Что касается «крыльев», то помпейцы, видимо, недоумевали, как им быть с этой старинной частью дома. Крыльев обычно полагалось два, но иногда число это сокращали и оставляли только одно крыло. В некоторых домах сюда ставили шкафы или превращали крыло в шкаф-чулан, набивая полки, следы которых сохранились до сих пор. Иногда крыло использовали для прохода в соседнее помещение. В некоторых крыльях по середине пола выложен мозаичный орнаментированный прямоугольник: здесь, очевидно, была столовая. Иногда крылья использовали как спальни. В доме Епидия Руфа крыло, устроенное не в конце, а по середине атрия, было превращено в домашнюю часовенку.

Перистиль. Любимой частью дома был перистиль – внутренний двор вытянутой прямоугольной формы (Витрувий считал, что длина перистиля должна быть на одну треть больше его ширины). Вокруг него с трех, иногда с двух сторон шла крытая колоннада. Пространство, оставшееся открытым, было превращено в садик и цветник.

Раскрашенные или покрытые штукатуркой под мрамор колонны; фонтаны, ниши, выложенные мозаикой или раковинами; мраморные, бронзовые и терракотовые статуи и статуэтки – все это говорит о том, как дорог был этот уголок помпейцу и с каким, часто наивным, рвением стремился он его украсить. В этом свежем благоуханном уголке, куда не проникал нескромный взгляд непрошеного посетителя, он чувствовал себя по-настоящему дома, и недаром ларов так часто помещают в перистиле. Перистиль немыслим без цветов, которые в жизни древних играли вообще роль большую, чем у нас: без венков, цветов и гирлянд не обходился ни один языческий праздник, общественный или семейный. Мы не знаем, чем засаживали помпейцы в самнитский период свои перистили и сады, раскинутые за ними, но флора помпейских садиков времен империи нам хорошо известна. Усовершенствованная техника раскопок дала возможность находить и исследовать углубления, оставленные корнями растений, иногда определять их породу, прослеживать очертания грядок и клумб. На помощь пришла еще роспись помпейских стен, сохранившая образцы окружающей флоры. Изучению ее посвящены специальные работы; мы знаем теперь, что из декоративных растений в Помпеях сажали так называемый «мягкий аканф» (Acanthus mollis), послуживший образцом для самнитской трактовки коринфских капителей, алоэ, плющ, тамариск, мирт, тростник и папирус, а из цветов сеяли полевые маргаритки, красный полевой мак и также снотворный, простой и махровый; сажали лилии, шпажник, нарциссы, ирисы, штокрозы и так называемые «дамасские розы». В некоторых садиках нашли клумбы, окаймленные высоким бордюром из кирпича, поставленного на ребро. Внутри клумб кирпичом же выведены прямоугольники со вписанными в них концентрическими кругами: площадь была как бы разбита на отделения, которые засевали и засаживали разными цветами, превращая, таким образом, всю клумбу в душистый пестрый ковер. Иногда по верху низенькой балюстрады, соединявшей колонны перистиля, делали широкое углубление в виде борозды, которое засыпали землей и затем засаживали цветами. Кроме того, ставили еще цветы в горшках и в ящиках.

Жизнь в помпейских домах замерла навсегда, но помпейские садики воскресли. Клумбы при доме Веттиев (ил. 24

[Закрыть]), разбитые некогда рабом-садовником, современный садовник засадил такими же цветами, какие цвели здесь двадцать веков назад. На «Новых раскопках» садики возрождают с той же тщательностью и точностью, с какой реставрируют дома; мы говорили уже, каким благодеянием для этих садиков оказалась находка древнего колодца.

Самым прекрасным в природе для античного человека было соединение воды и зелени: без этих двух элементов не обходится ни литературный, ни живописный пейзаж, ни «Буколики» Вергилия, ни помпейские фрески. И помпейцы постарались, конечно, чтобы их любимые садики были богаты водой, причем воде надлежит не только питать их любимые цветы: она превращается в одно из главных украшений сада. Чего только не придумывают помпейцы, на сколько ладов не изощряются над тем, как провести воду в свои садики! Она бьет фонтанами, течет в каналах, каскадом скатывается с лестничек, нарочно устроенных для маленьких искусственных водопадов. В Помпеях, так же как и в Риме, любили усиливать таким образом звук журчащей воды; Сенека, с присущей стоицизму сухостью, укорял своих современников за эту выдумку, в которой ему виделась только прихоть избалованного роскошью вкуса. Вряд ли, однако, кому-нибудь из его читателей, наслаждавшихся блеском его отточенных антитез, приходило на мысль руководствоваться в жизни строгими требованиями философа. В Помпеях искусственные водопады, возмущавшие строгого стоика, имелись во многих домах: в доме с Большим фонтаном, в доме с Малым фонтаном, в доме, принадлежавшем, вероятно, Марку Лукрецию, и в ряде других. В первом из названных домов устроена была глубокая полукруглая ниша (абсида), украшенная раковинами и пестрой мозаикой, из которой были выложены самые разнообразные узоры (ил. 26

[Закрыть]). В середине ниши изображена голова речного бога, а под ней находится обложенное бронзой узкое отверстие, откуда бьет вода, стекающая водопадом по шести ступенькам в бассейн. По середине бассейна на круглом постаменте, чуть выдающемся из воды, стоял амур с дельфином, из пасти которого била вода. В доме Марка Лукреция (дом этот назван так на основании фрески, найденной в маленькой комнатке, открытой на перистиль; на фреске этой изображены письменные принадлежности и письмо с адресом: «Марку Лукрецию, жрецу Марса,[67]67
  67 Марс – бог войны.


[Закрыть] декуриону в Помпеях») настоящего садика в перистиле не было: цветы росли в глубоком желобе, выдолбленном по верху невысокого парапета, соединяющего пилястры, которые с двух сторон поддерживают крышу перистиля. В глубине дворика находилась ниша знакомого уже нам вида с украшениями из раковин и мозаик; в глубине ее стоял белый мраморный силен хорошей работы с кожаным сосудом-мехом, из которого струилась вода. Она скатывалась вниз с пяти мраморных ступенек и по небольшому каналу, выложенному тоже белым мрамором, стекала в круглый бассейн (диаметром 2 м, глубиной 0,7 м), в середине которого на колонке стояла круглая чаша из желтого нумидийского мрамора; из нее бил фонтан. Вокруг бассейна все заставлено статуями самой разнообразной величины (например, утка и две коровы) и разного художественного достоинства. В доме Корнелия Тегета в конце сада устроена была маленькая часовенка в виде открытого храмика с двумя колоннами (он хорошо виден наил. 29

[Закрыть]); в его полукруглой нише стояла изящная маленькая статуя нимфы или Венеры с раковиной в руках, откуда вода по мраморным ступенькам стекала в бассейн, стены которого выкрашены голубой краской и разрисованы рыбами. Из бассейна она попадала в канал, а из канала – в фонтан, устроенный по середине беседки, где помещалась летняя столовая.

Нельзя представить себе помпейских садиков без водоемов. Хозяевам часто бывает мало одного фонтана; пользуясь обилием воды, они устраивают их несколько, причем придают им самую разнообразную форму. В перистиле у Веттиев, который постарались восстановить целиком в его прежнем виде, водопроводные трубы были скрыты в статуях. По сторонам перистиля стояли прямоугольные, а по углам круглые резервуары; вода била в них из двенадцати статуэток, бронзовых и мраморных, стоявших на постаментах: из клювов уток, которых держали два мальчика, из пасти пойманного зайца, из амфор в руках сатиров. Было еще два фонтана по середине сада, вода которых стекала также в мраморные вместилища. В доме Голкония Руфа садик был обведен глубокой канавкой, куда попадала вода, бившая из колонн и пилястров. В доме Попидия Секунда Августиана, одном из самых богатых и больших помпейских домов, хозяин поставил вокруг красивого полукруглого бассейна, отделанного мрамором, целый зверинец: были тут и лев, и дикий кабан, и лань, и две собаки, и свивающаяся кольцами, поднявшаяся на хвост змея (ил. 25

[Закрыть]). Каждая из этих небольших бронзовых фигурок была фонтаном.

Статуи не только служили для оформления фонтанов: они, как мы уже видели, были любимым украшением перистилей. Качество этих статуй зависело от средств, а еще больше от художественного вкуса хозяина: Марк Лукреций – человек, несомненно, богатый, так как в противном случае, он не мог бы состоять членом городского совета, – украсил свой садик коллекцией безвкусных вещей; у богача Корнелия Тегета рядом с первоклассными произведениями искусства были статуи весьма малой художественной ценности. По общему уровню своему помпейские граждане не отличались высоким эстетическим развитием. Это особенно относится к населению Помпей последнего периода, когда от старой самнитской аристократии, вроде хозяев дома Фавна, воспитанных в греческом духе, ничего не осталось. Римские колонисты, потомки старых семей, воспитанные в новом духе, занявшиеся торговой и промышленной деятельностью, разбогатевшие и богатеющие вольноотпущенники – все эти люди, занятые практическими делами и погоней за прибылью и наживой, не имели времени и возможности воспитывать свой глаз на образцах подлинного искусства. Тем изумительнее та тяга к красоте, которая живет в каждом из них, богатом и бедном, знатном и простом.

Без стенной росписи, без фресок, без пола, украшенного если не мозаикой, то хоть каким-нибудь узором из кирпича или осколков мрамора, без цветов – немыслим самый скромный и бедный помпейский домик. Только рабы и совсем нищие ремесленники жили в комнатах без всяких украшений. В перистиле маленького домика, который прежний его хозяин вынужден был продать Тегету, фонтан представлен просто водопроводной трубой, из которой вода текла в большой долий. У хозяина, видимо, не было средств для установки статуи и настоящего фонтана, но водопроводная труба послушно изогнулась в его руках, приняв форму взвившейся кверху змеи. Неизвестный хозяин жалкого домишки, сжатого между лавками и домом богатого соседа, сажает в крохотном дворике несколько цветочных кустиков. Сплошь и рядом картины, украшавшие дома помпейцев, плохо и грубо выполнены; но представить себе жизнь в доме без картин помпейцы были не в состоянии. Их стремление украшать свои садики статуями может вызвать иногда улыбку, но стремление это, часто неуклюжее и комичное, говорит о вошедшей в их плоть и кровь любви к искусству. Для жителя древних Помпей оно было так же необходимо, как хлеб, воздух, вода, и как без них, так и без него помпеец не представлял себе жизни. Без Помпей мы почти ничего не знали бы об античной живописи и не имели бы представления о многих скульптурных произведениях: у того же Попидия Августиана возле упомянутого бассейна стояла великолепная архаическая статуя Аполлона с кифарой[68]68
  68 Кифара – струнный музыкальный инструмент.


[Закрыть] в руках (по ней дом получил название «дома Кифареда»); прекрасная статуя греческого юноши (очень хорошая копия с оригинала V в. до н. э.) (ил. 23

[Закрыть]) найдена была в доме уже упоминавшегося Корнелия Тегета. Когда началось извержение Везувия, хозяин, боясь за эту драгоценную вещь, велел обернуть статую грубой тканью и спрятать в одной из внутренних комнат – мера, которой мы обязаны тем, что кладоискатели античного и нового времени не обнаружили статуи на обычном месте в садике перистиля. В доме знакомого уже нам Лорея Тибуртина в садике у самых колонн портика во всю его длину был устроен глубокий, выложенный камнями канал (такие каналы называют греческим словом «еврипы», т. е. «проливы») (ил. 27

[Закрыть]), под прямым углом к нему шел другой. По краям его в зелени цветов и трав стояли небольшие мраморные статуэтки, в том числе прекрасный сфинкс с головой женщины. Богато был украшен мрамором садик в доме Золоченых амуров (ил. 28

[Закрыть]) (назван так по медальончикам амуров, отделанных золотом). Особенно замечательна здесь статуэтка Омфалы в львиной шкуре Геракла (по легенде Геракл в наказание за совершенное им убийство должен был провести три года на службе у лидийской царицы Омфалы; она одела его в женскую одежду и заставила прясть шерсть со своими служанками, а сама надела шкуру убитого им льва, которую он обычно носил). Хозяева этого дома украсили свой перистиль мраморными досками, которые висели на цепях между колоннами. У входа в стену был вделан кусок темного стекла, служивший зеркалом. Перистиль этот вместе с садиком с максимальной точностью восстановлен в своем античном виде.